Районный ветер волос треплет

               
О знакомстве с Сашей Соколовым мне напомнила статья Владимира Бондаренко «Сумеречное состояние Саши Соколова. Русский юродивый между волком и собакой» ( http://exlibris.ng.ru/ 2005 г.) , в которой он сообщает:  «Получив, наконец, диплом МГУ, с 1971 по 1973 год Саша Соколов работает егерем в охотничьем хозяйстве на Верхней Волге, где и пишет свой первый по-настоящему модернистский роман "Школа для дураков" …
В 1973 году он закончил свой первый роман. Устав от варварской жизни, молодой журналист перебирается сначала в Пятигорск, где работает в газете "Ленинское знамя", затем возвращается в Москву».
Не берусь судить маститого и уважаемого мной критика,  коснусь только некоторых биографических неточностей процитированного текста, поскольку именно в этот период мне привелось пообщаться с будущим знаменитым модернистом.
Саша Соколов приехал не в Пятигорск, а в районный город Георгиевск, что находился в тридцати шести километрах от Машука.  Точнее, его привезла с собой на родину выпускница журфака МГУ, жена Таисия - она жила в соседней станице Подгорной. Молодожёны устроились в редакцию районной газеты, что называлась не «Ленинское знамя», а  «Ленинская правда». Туда со своими первыми стихами, а иногда и просто так покурить, поболтать, нередко заглядывал и я.
Разумеется, Соколова,  никому ещё неизвестного в глухом провинциальном городке, не встречали с фанфарами, но тревожные слухи уже шелестели за его спиной: «Сидел в психушке… хотел сбежать за границу… ходит под присмотром КГБ… » и т.п.
Саша,  поджарый молодой человек, чуть выше среднего роста, с небрежно заброшенным набок чёрным, как отвисшие крыло подбитого ворона, чубом, внешне не выделялся из окружающей среды. Ходил  в драповом сером пиджаке, однотонной тёмной рубашке  - всегда без галстука. На улице  солнечным летом надевал чёрные очки.
Особым журналистским блеском  не отличался. Помню, ему поручили сделать подпись к сюжетному фотоснимку. Он вертел фотографию в руках, как какой-то, упавший с неба непонятный предмет:
- А что здесь можно написать?
- Ну, напиши, - объяснил ему коллега, - что-нибудь вроде того: на снимке  ударник коммунистического труда, лучший слесарь колбасного цеха Иван Петров.
Впрочем, такая деталь не говорит о его профессиональном уровне - до этого с 1969 по 1971 год он работал в "Литературной России", - скорее,  этот случай говорит о его оторванности от «светлой» социалистической жизни . 
В   интервью,  опубликованном в киевском журнале "ШО" в
ноябре 2007 года,  Саша сказал: «Поначалу журналистика для меня была, прежде всего, филологическим образованием. Хотелось понять, как делается текст. Покрутиться в редакциях, посмотреть на людей, которые каждый день что-то пишут, отражают поток бурный…
Но далее Саша утверждает, что   «Стихи, проза — один талант, статьи и эссе — другой. Для многих это идёт параллельно. А в моём случае происходит интерференция, наложение волн. Эти вещи мешают друг другу во мне. Журналистика — другой слой языка.
 В «Литературной; России»  я два года переписывал материалы за многих, приводя к общему знаменателю. И это была классная школа, я там многому научился. А когда сам начал писать, то понял, что не смогу вот этим уже заниматься».
Но заниматься журналистикой в силу жизненных обстоятельств ему, как видите, приходилось.
Он с иронией относился  к районным будням, для него это были, наверно,  очередные Васюки.
Однажды  Саша прочитал нам  с машинописного листа своё стихотворение, в котором с особым смаком повторял дважды такие строки:

 Районный ветер волос треплет,
А шея просит топора!

В другой раз  написал ироничное стихотворение про одного районного поэта, в котором за счет аллитераций обыгрывал на все лады его фамилию. В третий - устроил местному пииту розыгрыш.
Но большую часть своего времени Саша был серьезным, молчаливым, сосредоточенным, подчас сердитым.
Своих стихов он в районке не публиковал, за исключением одного детского стихотворения про рысь, которой «не скажешь «брысь!».
- Да, что он за писатель? Дайте же прочитать его рукопись? - просил я.
Наконец, из третьих рук (кому-то по секрету дала почитать Таисия)  мне принесли машинописный текст «Школы дураков».  Рукопись  удивила своей талантливой необычностью, грань между прозой и поэзией в ней было едва  различима.
Удивляла и  уверенность автора в своем будущем.  В тогдашней стране это опубликовать было невозможно - только за границей. Через пару недель мне прошептали на ухо: «Рукопись уже там - у Солженицына». 
Однако по сведениям Бондаренко дело с романом "Школа для дураков" было так:  « Его вывезла на Запад австрийская невеста Саши Соколова Иоханна Штайдль. Рукопись дошла до Проффера (известного издателя О.Д), тот передал на прочтение Бродскому и Набокову, от Бродского пришел кислый отзыв, рукопись была явно не в его вкусе, впрочем, он и Василия Аксенова отверг, зато стареющий Набоков своим трогательным отзывом запустил в мировую словесность нового героя».
Могу только предполагать, что Солженицын пропустил «Школу» мимо ушей. Но этому писателю в тот год Саша относился трепетно:
- Здесь у вас в районе есть станица Сабля, там имение Солженицыных. Надо бы поехать посмотреть.
Как-то я увязался за ним на редакционное задание - что-то надо было написать про заводскую библиотеку.
- Подожди здесь, - попросил он, - на территорию предприятия без пропуска тебя не пустят.
Через минут двадцать Саша вышел.
- Ты видишь, что делают! - он протянул кусок бумаги размером с визитную карточку, на которой был напечатан типографским шрифтом примерно такой текст: «Изъять из фонда библиотеки произведения А.И. Солженицына». Подписи не было, но по «почерку» было понятно, что это визитка КГБ.
 - Пойдём, посмотрим, - кивнул он в сторону кручи.
Мы вышли  на край улицы. Тридцатиметровая возвышенность, на которой стоял город,  круто обрывалась вниз - перед нами расстилались река,  далекие поля, лес …
Любопытство его выражалось и в разных других формах.
- Я люблю, - как-то раз разоткровенничался он, - запустить жену в компанию и слушать  разговоры со стороны, не вмешиваясь в них.
  Саша сетовал на то, что погряз в газетной работе:
- Надо бросать всё - уже созрела вторая книга. Чувствую - передержу.
Он даже, кажется, набарматывал какие-то куски из будущей книги «Между волком и собакой». И вот, что интересно,  некоторые детали «Палисандрии» ( метафору о ключе) он  тоже излагал  тогда.
- А большая будет книга? - спросил наивно кто-то из местных поэтов.
- Вот такая, - сказал он, показывая сидящему с раскрытым ртом поэту двухсантиметровый зазор между большим и указательным пальцем.
Часто Саша повторял, что надо писать о маленьких людях. А лично мне, узнав, что я хочу поступить в Литинститут, советовал:
- Не поступай туда, поступи в другой институт.
Наверное, он был прав. В литературе много примеров, когда писатель  имеет хорошую специальность  и на её основе пишет прекрасные  повести и романы, потому что глубоко и профессионально знает тот предмет, о котором говорит.
В редакцию потоком шли письма со стихами, на которые тогда надо было отвечать обязательно. На одно из них Саша написал приблизительно такой ответ: «Читайте Пастернака, Цветаеву и лет через пять из вас получится неплохой поэт». Только и всего-то.
Нам он приводил в пример стихи Фофанова, ритмичную прозу из сказки «Сестрица Алёнушка и братец Иванушка».
К творчеству местных  Соколов иногда относился с большим юмором.
- Вы посмотрите, что он пишет, - воскликнул Саша, показывая тетрадный листок, испещренный чернильными загогулинами: «Ну, а мне-то, что в шубе стоять?! / И пошёл молотком я махать, /Плинтуса к потолку прибивать!».
Последние две строки он, давясь смехом,  повторил:
- Лихо как! А? « И пошёл молотком я махать,  Плинтуса к потолку прибивать!».
Но настоящего пика в хохоте Соколов достиг, когда услышал анекдот о газетной работе.
Был  в редакции молодой корреспондент Цыганков - высокий, плечистый с черным кучерявым смолистым чубом. Говорил он басом, и, не меняя выражения лица, однажды рассказал нам такой анекдот: «Редакция газеты объявила фотоконкурс. Первое место заняла фотография, на которой голый негр поставил раком голую блондинку. Фотографа вызвали в редакцию:
- Ваш фотоснимок занял первое место. Хотим его опубликовать, но не можем придумать подпись.
- А что тут думать? Любой газетный заголовок подходит».
- И действительно, - равнодушным басом продолжал Цыганков, перелистывая наугад подшивку «Ленинской правды», - вот смотрите: «Так держать, старшина!», «Укрепим содружество наций», «Как мы организовали работу в бригаде».
Саша  смеялся, вытирая слезы на глазах, а Цыганков, перелистывая пожелтевшие страницы подшивки,  невозмутимо продолжал:
- «Самоотверженный труд советских женщин», «Почему стоят конвейеры», «Молодёжь увеличивает выработки», «Ни минуты простоя», «Успехи молодых коммунистов»…
Саша вскочил из-за стола и смеялся, согнувшись, схватившись за живот:
 - Хватит, хватит!
 А неумолимый  Цыганков загробным басом продолжал читать заголовки:
- «Как можно снизить себестоимость продукции», «Новый прилив трудовой энергии», «Смышленый бригадир», «Получай комсомольский подарок!»
Саша сел на пол и хохотал, взбрыкивая ногами.
Да,  весело жилось при советской власти. Я больше никогда не видел, чтоб так люди смеялись.
С присущим ему юмором Саша выкинул и такую шутку.  Трудовая тема в те годы была ходовой. Я с 15 лет три  года отработал на стройке, писал иногда на эту тему стихи, любил физический труд. А Саша об этом думал в другую сторону:
- Ну, что ты об этом пишешь? Физический труд ничего хорошего не приносит. Ведь ещё Блок писал:  «Работай, работай - /Ты будешь с уродским горбом, /За долгой и честной работой, /За долгим и честным трудом».
- Но это стихотворение заканчивается антитезой: «Как сладко, как сладко /Работать пока рассветёт /И знать, что лихая солдатка /Ушла за село в хоровод!», - возразил я.
Саша в свою очередь вспомнил блоковскую «Фабрику». В конце концов, ему, видно, надоело спорить на эту тему, и он написал, да ещё и  опубликовал на  Литературной странице  «Ленинской правды»,  сказку о верблюде, содержание которой в двух словах примерно сводилось к следующему. Верблюд решил поработать. Таскал весь день бревна на спине. К вечеру у него заболел хребет. Он оглянулся и видит -  вырос горб! Плюнул верблюд: « Тьфу! Да ну её эту работу!» - и ушёл.
Маленькая сказка вызвала большой переполох  - дело вроде бы  дошло до горкома: «Кто пропустил в печать? Как вы могли позволить?» и т.д.
Саша остался на своём рабочем месте - не уволили. Рассчитался вскоре «по собственному желанию». И не только с работой, но и с женой. В станице Подгорной на руках у бывшей жены осталась дочь. А он уехал в Москву, работал истопником и писал одну из лучших своих книг «Между волком и собакой». Дальнейшая его биография известна -  уехал  за границу, жил в Европе, Америке,    Израиле, с июля по октябрь 2007 года в  Коктебеле.
Всё, как говорится, возвращается на круги своя. Глядишь, и знаменитый модернист вернется в Россию. Но возвращение, как у нас в стране  повелось,  надо начинать со всех  произведений писателя. 
  В том же интервью для  журнала «ШО» Саша упоминает, что даже изданных своих книг не хранит у себя. Что уж там говорить об архивах. Интересный совет даёт в  своей статье   Владимир Бондаренко: «Советовал бы нынешним редакторам "Литературной России" собрать материалы, подписанные "А. Соколов", "Александр Соколов", "С. Александров" и опубликовать их как заметки знаменитого писателя в альманахе "Литературной России"».
А почему бы и нет?  Наверняка бы, среди газетного песка повседневности 60-70-х годов  нашлись бы золотые крупицы, которые порадовали бы читателей.


"Литературная Россия" 11.03.2011 г.