***

Профессиональный праздник.

Свой профессиональный праздник, сыщики празднуют 5 октября. Годунов узнал об этом от коллег накануне, на второй день своей службы. Как и было рекомендовано, с утра он облачился в белую сорочку с доставшимся от отца по наследству галстуком и в костюм, приобретённый ещё по случаю поступления в институт.
В отделе царило праздничное оживление. Сыщики, с уже блестящими глазами, сновали по кабинетам что-то усердно ища, но не сознаваясь даже друг другу, что именно. Начальник отдела зычным голосом пытался собрать не многочисленный коллектив уголовного розыска возле дежурной части, чтобы организованно вывезти личный состав в управление, где через полчаса должно было, состояться торжественное собрание по случаю праздника. Семёныч, с трудом сдерживая зевоту, безразлично воспринимал это зрелище, зная наверняка, что машина ещё не вернулась с заправки. Чепанов сосредоточенно ломился к себе в кабинет, крепко держа ключи в кулаке и мутным взором, провожая каждого, кто считал своим долгом вразумить его о бесполезности прилагаемых усилий. Все его соседи по кабинету стояли чуть поодаль, и воровато озираясь, показывали друг другу что-то, что находилось во внутренних карманах одежды и вызывало общее одобрение, выражавшееся в счастливом закатывании глазных яблок глубоко внутрь черепа. Олег Григорич, решив, что уж его то обязательно обыщут пред погрузкой в машину, демонстративно выхватил двухсотграммовую бутылочку коньяку из-за пазухи и влил в себя её содержимое в один присест. Не многие знали, что сейчас он хватанул всего лишь стакан чая, умело замаскированный в волнующую воображение стеклопосуду. Настоящий коньяк наверняка был прилажен где-нибудь под мышкой. Но фокус удался. Начальник, увидев такое кощунство, попытался возмутиться, но был остановлен рассуждением Семёныча:
- А чего сейчас поделаешь? Выдать уже выпитое, сейчас его не заставишь. Домой прогнать нельзя,  на торжестве велено быть всем, считать будут. А в пустую воздух сотрясать..., ну если очень хочется, валяй!
Федорович, на миг задумавшись, кивком головы согласился с доводами Семёныча и, нырнув за открытую дверь дежурной части, занялся чем-то секретным. Если кто и наблюдал за ним в этот момент, он мог видеть лишь непонятные движения головы начальника, словно он качал ею вверх-вниз, да слышать характерное бульканье вырывавшейся из сосуда жидкости.
Олег Григорич выдал свою радость непроизвольным поглаживанием своего левого бока.
Жуткий визг тормозов, известил о прибытии оперского УАЗика к крыльцу отдела. Чувствовалось, что Михална за завтраком тоже не отказала себе в удовольствии поднять настроение парой рюмок «святой воды». Пинком, открыв дверь, она возникла на пороге отдела в ладно сидящей форме старшины, увешанной многочисленными знаками отличий, наградами и памятными знаками, слегка качнувшись, строго погрозила Фёдоровичу пальцем:
- Ты  должен это знать! - Начальник насторожился. - Если и в этот раз мне прапорщика не присвоят, я тебе б-б-блин, устрою праздник! Ещё лет на пять контракт продлю, сам заплачешь!
Начальник отдела, как первоклашка, впервые получивший двойку по пению, скромно опустил глазки в пол, и вяло, в никуда, махнул рукой, словно отгоняя подальше от себя кошмар в лице Михалны. Пытаясь перехватить инициативу, он подбоченясь, через её голову, но без всякой надежды на успех, прохрипел:
- Па-ма-ши-и-и-нам, ироды!
На эти призывы никто не среагировал, большинство народа с упоением занимались разливом «вечной спутницы праздников» в маленькие карманные фляжки, подаренные в большинстве своём в начале года, любимыми и не очень, женщинами, в день «23 февраля».
Семёныч, взглянув на часы, негромко скомандовал:
- Грузимся!
Через минуту, набившиеся в УАЗ сыщики, пытались потесниться ещё чуть-чуть, чтобы Чепанову, не проявлявшему инициативы, не пришлось добираться до управления общественным транспортом, пугая обывателей своим непрезентабельным видом. С проблемой быстро справилась Михална, придав Димке ускорение мощным ударом кулаком ему чуть ниже спины. Чепанов отреагировал на это странным, для коренного дальневосточника, возгласом: «Ой-вэй!», на что Семёныч, устроившийся на переднем сидении, не преминул произнести свой комментарий:
- Вот так, парни, некоторые по пьяни обрезание уже делают. Надо поосторожней быть - с бодуна рука дрогнет, и евнухом можно стать!

В управлении опера кинулись с приветствиями к коллегам из других отделов, живо обсуждали текущие дела, делились последними новостями. Уже было известно, что руководство позаботилось о продолжении праздника после торжественной части. Был заказан автобус, для выезда в пустующий в это время года, бывший пионерский, а ныне молодёжный, лагерь для детей, сотрудников МВД. Из неизвестных источников также стало известно, что одна из машин управления уже вышла в том направлении, какими-то неведомыми спонсорами под завязку загруженная водкой и вполне приличной закуской. Кто-то поверил в эту невероятную историю, оглашая коридоры радостными завываниями, а кто-то, как например Чепанов, вознегодовал беспечностью руководства:
- Вот балбесы! Наверняка охрану не выслали! Вдруг с грузом случится что? Чаи с печенюшками распивать прикажете?
Возмущённого Дмитрия с трудом успокоили, сообщив по секрету, что о маршруте следования ценнейшего груза в управлении знают только двое: Ерохин и его секретарша. На что, задумавшийся было Чепанов, заявил, что секретарше доверять было величайшей глупостью. Его начавшийся пространный монолог: «Эти дамочки такие болтливые существа!..» был прерван приглашением пройти в зал торжеств.
«Зал торжеств» - весьма громкое название помещения, в котором помещался импровизируемый стол президиума, а перед ним с десяток больших лавок, выстроенных в шеренгу и имевших между собой скромные по величине проходы.
Самые козырные места, как оказалось, находились «на Камчатке». Именно оттуда шел непонятный шум. За право оказаться именно там, раздавались самые не мыслимые обещания. Когда суета улеглась, в зал вошел начальник управления, за ним прошелестел Ерохин. Чуть позже вошел довольно пожилой дядечка, демонстрируя на своём недовольном лице явную брезгливость к происходящему. Как оказалось, этот старец состоял в должности районного прокурора и имел незамысловатую фамилию Дубарь. После зачтения приветственного адреса, начальник управления передал слово прокурору. Тот, не вставая с места, густо прокашлялся и, вынув из-за пазухи измятую бумажку, решительно стал поздравлять присутствующих с их профессиональным праздником. При этом, не забывая конец каждого предложения акцентировать поднятием указательного пальца вверх. С задних рядов явно потянуло запахом спиртного. Там по очереди роняли авторучки на пол, стремительно бросались их разыскивать и с весьма довольными физиономиями садились на места. Ерохин, наблюдая за этими манипуляциями из президиума, сцепив пальцы рук, время от времени вздыхал, украдкой посматривая на часы.
Когда в монотонной речи прокурора почувствовались торжественные нотки, все непроизвольно стали прислушиваться к словам выступающего. Дубарь витиевато подобрался к главному, в своём поздравлении, ради чего он сюда и явился:
- Не смотря на мои регулярные предупреждения..., - он остановил свой блуждающий взгляд на Аркане, на мгновение задумался и продолжил, - даже в этот праздничный день, я не могу не высказать свою обеспокоенность состоянием социалистической законности в ваших подразделениях.
- Ка-ко-о-ой?! - не сдержал своего восхищения кто-то с первых рядов.
- Крайне отрицательной! - отрезал прокурор, - И попрошу всех выслушать меня внимательно!
Начальник управления, сам едва сдерживая рвущийся из груди смех, с трудом справился с собой, грозно призвал из президиума присутствующих к порядку. Дубарь же, вынув из другого кармана более крупную бумажку, упиваясь своим величием, взахлёб начал:
- За последний месяц на вас, товарищи уголовный розыск, поступило огромное количество жалоб. Я зачитаю вам обе!
Легкий смешок, пролетевший по залу, не смутил прокурора. Важно поправив очки на мясистом носу, он попытался продолжить чтение, но было поздно - смех стал громче, и главное - веселее. Праздник НАЧАЛСЯ!