Вдох 71-80

***
...Никого не встретив, он обошёл вокруг палатки и, не найдя лопаты, решил подождать в пластиковом кресле.
Спустя несколько часов, когда поднявшееся солнце уже не позволяло дремать, Гарик подумал, что дальнейшее ожидание лишено смысла.
– Аслан! – робко крикнул он.
Но никто не откликнулся. Юноша приблизился к палатке и позвал хозяина – результат был аналогичным.
«Войти?!» – мелькнула озорная мысль. – «Ведь никто же не говорил, что нельзя!» Он прижался ухом к горячему брезенту, услышал тикающий звук, вероятно, часов и громко объявил:
– Я вхожу! В палатку! Прямо сейчас! Кто-нибудь слышит? – Гарик осторожно взял одно из полотнищ входа, стал поднимать и увидел сначала ноги, живот, а потом и лицо Михаила Рустамовича.
– Ты чего кричишь? – спросил мужчина.
– Вы же молчите... – растерялся юноша. – А я с утра здесь жду...
– Я знаю, – ответил хозяин. – Подожди ещё.
– Ну... хорошо, – сказал Гарик и вернулся в кресло.
Не зная, чем занять себя, юноша поднял с земли камушек сине-зелёного цвета. В нём не было ничего необычного, почти такой же, как и миллиарды других – приплюснутый многогранник, когда-то, наверное, кипевший в раскалённом дыхании магмы...
«А ведь ещё раньше он являлся частью звезды...» – подумал юноша и, приставив камень к глазу, посмотрел через него на солнце. – «А теперь остыл... Всё рано или поздно остывает. Внутренних сил недостаточно, чтобы гореть вечно в мире, где кроме тебя есть что-то другое... А если ничего нет, то нет и тебя... Если предположить, что ты в ничто, то ничто уже не ничто, так как в нём – ты. Но, допустим, тебе удалось отвоевать в нём для себя пространство, и между тобой и ним ничего нет. Есть только ты и ничто. Как поймёшь, что ты – это ты, когда вокруг – абсолютное ничто? Ведь если поднять руку, то не сможешь её увидеть, так как между ней и глазами будет ничто и увидишь только его. А сможешь ли ты её вообще поднять, нарушив тем самым в очередной раз границы ничто? Останутся ли у тебя силы? И будешь ли знать, что рука – это рука? Если только, ты был до этого не в ничто... А о чём ты будешь думать, когда вокруг нет ничего? О себе? Как долго? О ничто? Фантазировать о том, как далеко оно протянулось, и есть ли за ним что-то ещё или оно бесконечно? Или всего лишь вспоминать о том, что было до ничто?.. А как долго ты вообще сможешь думать? Ведь если мысли никуда не будут уходить, потому что для них нет про-странства в ничто, а ты всё будешь продолжать рождать их, то сколько времени понадобится для того, чтобы они полностью заполнили тебя? И что произойдёт, когда появится мысль сверх меры?.. Но ничто с тобой – уже не ничто...
А если ты – это всё? Нет ничего, кроме тебя... То... Как ты будешь гореть? Внутри себя? Куда будет деваться свет? Отражаться от твоих границ, чтобы вновь зажечь тебя? Но границ не должно быть, ведь ты же – это всё... В таком случае тебя тоже не будет. Как понять, что ты – это ты, а не кто-то другой, когда кроме тебя нет ничего, потому что ты – всё? Ведь возможность кого-то другого уже уничтожена тем, что ты – это всё... А «ты» всегда предполагает «я»... Но даже если ты просто знаешь, что ты – это всё и нет ничего кроме тебя, то как-то ты же должен был узнать про это... Но как? Откуда ты знаешь, что кроме тебя ничего нет, и ты – это всё, когда ты не можешь этого знать, потому что кроме тебя или твоего «всё» ничего нет?.. Выходит, либо ты не знаешь, что ты – это всё, либо ты – это не всё.
И что получается? Тебя не может быть, когда вокруг тебя лишь абсолютное ничто, и когда ты – это всё? А когда ты – всё, есть ли абсолютное ничто? Тогда ты – это всё, что не ничто... А может ли ничто быть для кого-то всем?.. И, наоборот, всё – ничем?..
В любом случае, ты – это далеко не всё, и вокруг тебя вовсе не ничто... Ты – это ты. Но есть ли ты?.. А где камень?»
Посмотрев на землю вокруг, потом на себя, Гарик встал, отряхнулся, поднял кресло и перевернул его в воздухе, но камушка нигде не было.
– С кем это ты сейчас спорил? – подошёл Аслан.
– Спорил? – не понял юноша. – Я... размышлял...
– А-а... Что-то потерял?
– Так... Ерунда... Обед уже прошёл, наверное...
– Давно, – кивнул мужчина. – Но ты ведь дурака валял.
– Я ждал, когда задание выдадут, – возразил Гарик.
– Задание, – хмыкнул Аслан. – Ну, если ждал, иди домой тогда.
– Так рано? – не поверил юноша.
– Тебе всё равно два часа осталось. Один – на обед, второй – за его отсутствие.
– Значит, пойду?
– Иди...
Приближаясь к дому друга, он заметил стоявшего у калитки Сашу, поинтересовался, ждёт ли тот чего. Оказалось, что просто стоит.
– Не шумел ночью?
– Кажется, нет. Не слышали, – ответил Саша. – Слушай, ты помнишь, как мы познакомились?
– В детском саду. А что?
– Нет. Само знакомство помнишь?
– Не помню.
– Я тоже... Может быть, мы с тобой вообще не знакомились?
– Сразу стали дружить? – усмехнулся Гарик.
– Ну, что-то типа этого. Ты же не помнишь, когда у тебя появились руки, а ведь когда-то их не было. Но они же не сразу появились, а росли постепенно...
– Ты к чему это? – недоумевая, спросил товарищ.
– Да так... Сам не знаю, – улыбнулся Саша. – Нашло что-то. Пошли в дом...
Поужинав, Гарик отправился в свою комнату, долго смотрел на пустой стол, а затем понял, что не хватает кружки. Он тотчас выбежал на улицу, к месту их вчерашнего застолья, о котором теперь ничто не напоминало, обыскал всё вокруг, но кружки нигде не было.
«И что же теперь делать?» – думал юноша, прислонившись спиной к кирпичной стене дома.
– Что-то потерял? – во дворе появился Саша.
– Кружку. Куда она могла деться?
– Так её дядя Миша рассматривал вчера, когда ты ушёл. Может быть, и забрал с собой. Я не помню.
– А Оксана не могла куда-нибудь убрать?
– Мы вместе наводили здесь порядок. Кружки уже не было. Если б взяла, то сказала бы. Придёт дядя Миша – спросим.
– Если в этом будет хоть какой-то смысл, – бросил Гарик и собрался было идти в дом.
– Чего ты так из-за ерунды расстроился? Подумаешь, алюминиевая кружка пропала! – остановил его товарищ.
– Я вернуть её хозяину должен, – признался Гарик.
– Ну... Завтра зайду к дяде Мише, если сам не появится раньше... Подожди! А откуда он знает, что она у тебя? Ты украл её, что ли?! – засмеялся Саша, но прочитав что-то в глазах приятеля, сделал удивлённое лицо: – Что, правда, украл??? Зачем??? Ну даёшь...
Ничего не ответив, Гарик удалился к себе...

***
...Позвонил Кузнеченко и, ничего не объясняя, попросил срочно приехать к нему в офис. Виктор пытался отнекиваться, ссылался на загруженность работой, но Василий настаивал и сказал, что «это о-очень серьёзно». Поэтому Кулаков стоял сейчас в длинной очереди в кассу метро.
Контролёр у стеклянной будки почти ежеминутно яростно дула в свисток, и её призыв почти сразу подхватывала незамысловатая мелодия вновь одураченного турникета. Виктору подумалось, что женщина, скорее всего, недавно здесь работает...
Толпа вдруг зашумела, раздались женские крики, кто-то потребовал позвать милицию. Кулаков сделал шаг в сторону и увидел огромную крысу, двигавшуюся параллельно очереди прямо на него. Не обращая никакого внимания на истерику в толпе, животное остановилось всего в паре метров от Кулакова, неуклюже поднялось на задних лапах, поводила вокруг носом и юркнула к стеклянной будке.
Контролёр так громко завизжала, что захотелось заткнуть уши, но сзади что-то уже дважды спросили, и Виктору пришлось обернуться.
– Что? – сказал он, окинув взглядом сверху вниз мужчину во всём белом.
– Билет будете брать? – повторил тот.
– Да-да! – спохватился Кулаков, только сейчас обнаружив, что подошла его очередь...
Когда тронулся поезд, Виктор припомнил старый мультфильм, в котором мальчик спас город от крыс, увлекая их за собой игрой на дудочке.
«Свисток вместо дудочки?» – подумал Кулаков и посмотрел на чёрный футляр с тубой у двери...
Кузнеченко усадил Виктора на диван, достал из сейфа (в прошлый раз его не было) прозрачный череп и устроился за столом. «Наверное, не настоящий хрусталь», – решил Кулаков. Попросив подождать минуту, Василий положил руки на череп, закрыл глаза и начал что-то нашёптывать.
Когда закончил, посмотрел на Виктора и сказал:
– Ну, рассказывай, как дела?
– Я? – удивился тот. – Почему я? Ты ведь позвал.
– Ладно, – кивнул головой Василий, наклонился и достал из-под стола пустую трёхлитровую банку. – Помнишь? – он стукнул ногтём по стеклу.
– Помню, – ответил Кулаков. – А букашки в новом кубе теперь?
– Букашки перебрались в места получше, – погладив свою бороду,улыбнулся Кузнеченко и многозначительно добавил: – Прошло ровно семь дней...
– То есть они все погибли тогда? Но поминки же на девятый день устраивают или у них по-другому?
– Нет. Они умерли сегодня... А это очень плохой знак для тебя... Поэтому и попросил поторопиться...
– Подожди, почему для меня? А если это к кому-то другому относится или вообще, они могли умереть по естественным причинам. Например, с голоду. Или от старости.
– К другому это не может иметь никакого отношения, потому что ты был последним, с кем проводился этот ритуал. Иначе технология не позволяет. Сначала выносится предварительный диагноз и объявляется обратившемуся, а по истечении девяти дней букашки, как ты их назвал, существенно дополняют обследование. При этом участия обратившегося не требуется, а существенное дополнение часто обладает большей степенью важности, чем предварительный диагноз.
– Почему не сказал об этом раньше? – спросил Кулаков.
– Такова технология, – развёл руками Кузнеченко. – По поводу причин смерти... Корма у них было более чем достаточно, но на самом деле, это не имеет значения. Для тебя важно лишь количество умерших и приблизительное время смерти.
– А сколько их было?
– Девять. Все девять умерли. В восемь утра все ещё были живы, но в половине десятого уже нет...
– И что это означает? – в голосе Кулакова почувствовалось напряжение.
– Мы должны предпринять ответные меры... Иначе... – Кузнеченко вновь развёл руками.
– Что? Смерть?
– Может быть, не физическая, но... Даже не знаю, что лучше...
– Сумасшедший дом? – всё ещё надеялся Виктор на ясный ответ.
– Вполне возможный вариант...
– А поступок? Он уже не имеет никакого значения?
– Поступки мы совершаем каждую минуту... – сказал Василий. – Возможно, один из них и привёл к смерти насекомых, но может быть и нет. В настоящий момент это уже не так важно. Если у тебя ещё будет время, то переосмыслишь всё позже. А сейчас нужно действовать.
– И что я должен сделать?
– Что противоположно смерти?
– Рождение.
– Верно. Но в роддом нас не пустят, поэтому нужна свадьба, и мы должны быть на ней не позже восьми и...
– Подожди, я ничего не понимаю, – перебил Василия Кулаков. – Какая свадьба???
– У тебя есть другой вариант?
– Нет, но почему свадьба?! – настаивал Виктор.
– Потому что она противоположна похоронам.
– У тебя есть приглашение на свадьбу? И что вообще мы там будем делать?
– Приглашения нет. Всё будут определять обстоятельства. Или у тебя есть иной вариант? – не дождавшись ответа, Василий улыбнулся, достал откуда-то снизу синий пакет с бронзовыми звёздочками, сунул в него банку и протянул Кулакову.
– Что? – воскликнул Виктор. – Притащимся на свадьбу с этим?!
– Мы ведь не развлекаться едем туда. Без банки мера не будет считаться ответной, – пояснил Кузнеченко и вышел из-за стола...
Покинув здание, они подошли к красному «Лексусу», уткнувшемуся передним колесом в бордюр.
– Твоя?! А дела-то, видно, неплохо идут... – удивлённо протянул Виктор.
– Всякое бывает, – бросил Василий. – Это подарок одного клиента...
Спустя пару часов и после двух неудачных попыток войти в рестораны, на стоянках которых пестрили разряженные автомобили, двигаясь на запад (так решил Кузнеченко), они остановились за городом у двухэтажного бревенчатого строения с вывеской «Кафе» и двумя боковыми пристройками. Над правой возносилась башня с узким куполом, на длинном шпиле которого вертелся флюгер, в форме павлина. Слева, перед деревянным забором одиноко стояла чёрная «Волга» старого выпуска с округлым багажником и выпуклыми крыльями. Её капот был украшен двумя цветными полосами.
– Только не говори, что «мы – ваши дальние родственники», – сказал Кузнеченко, посмотрев на часы. – И про Питер тоже не надо. Если не попадём внутрь, то можем не успеть...
– А про что надо? – спросил Виктор.
– Лучше вообще не выходить за рамки правды, – бросил Василий и открыл дверцу машины.
Они прошли по дорожке, вымощенной розовой плиткой, поднялись по ступенькам крыльца и остановились перед массивной дверью с табличкой.
– Кафе «У Гаврилыча», – прочитал вслух Кузнеченко и хмыкнул: – Знал я одного Гаврилыча...
Кулаков не стал уточнять – какого, а потянул на себя дверь. Путь преградил здоровяк в смокинге.
– На свадьбу? – пробасил он, внимательно осмотрев их с головы до ног.
– Да, – ответил Виктор.
– Опаздываете, – покачал здоровяк лысой головой. – Какие номера?
– Что? – не понял Кулаков.
– Ваши номера мест?
– А-а... – Виктор повернулся к Василию, надеясь на помощь, но тот безучастно смотрел куда-то перед собой. – Не помним.
Лысый поднёс ко рту рацию и нажал на кнопку:
– Маш, тут ещё два мужика. Номера не помнят.
– Да сколько ж можно... Пара? – затрещал голос Маши.
– Нет, мы нормальные, – улыбнулся Кулаков.
– Нет, – повторил здоровяк в рацию.
– Значит, пятьсот сорок два, пятьсот сорок три!
– Слышали? Прямо по коридору, потом направо, третья дверь налево, – сказал лысый и отошёл было в сторону, открывая им пространство широкого холла, но, одумавшись, схватил Виктора за плечо: – Стоять! А в пакете что?
– Банка, – ответил Кулаков.
– Какая банка?!
– Стеклянная, трёхлитровая... – и соврал: – Пустая...
– Это нам для конкурса, – вмешался Кузнеченко.
– Конкурса, – почему-то усмехнулся лысый и повторил: – Прямо по коридору, затем направо, третья дверь налево...
За третьей дверью налево их встретил полумрак огромного зала. В его центре возвышалась освещённая круглая сцена с микрофоном, у которого стояла женщина с перекинутой через плечо широкой красной лентой. Она листала какую-то тетрадь и, вероятно, готовилась произнести речь по окончании звучавшей музыки.
Вокруг сцены в несколько рядов расположились столы, заставленные различными блюдами, при виде которых Кулаков понял, что голоден. Он обвёл взглядом зал в поисках молодожёнов и к своему удивлению отметил, что лица большинства присутствующих здесь скрыто под масками.
– Ваши номера? – к ним вышла девушка в тёмно-зелёном платье.
Характерным жестом человека, носящего очки, она поправила сверкающую в полутьме маску, раскрыла толстую папку, лежащую на круглой стойке у стены, и, получив ответ от Кулакова, сделала какую-то запись, после чего спросила:
– Вы будете инкогнито или нет?
Виктор посмотрел на Кузнеченко и сказал:
– Инкогнито.
Девушка протянула им чёрные маски и проводила к одному из средних рядов. Усевшись, Кулаков сразу наполнил свой бокал минеральной водой, но успел лишь пригубить его, как музыка стихла, и женщина на сцене, поворачиваясь вокруг себя, чтобы охватить всю аудиторию заговорила:
– Друзья! Наш праздник почтили своим присутствием ещё два человека. И пусть они немного опоздали, давайте всё же поприветствуем их. Ведь мы же знаем, что они спешили к нам. Это номер пятьсот сорок два и пятьсот сорок три! Поднимитесь, пожалуйста! – она посмотрела прямо на них.
«Ну, вот, – подумал Виктор, вставая, – сейчас попросят поздравить новобрачных, обман раскроется, и нас выпроводят на улицу».
Вокруг все бурно зааплодировали, а женщина на сцене продолжила:
– Спасибо. А вы, оказывается, инкогнито! – беззлобно улыбнулась она, и в зале раздались редкие смешки. – Присаживайтесь. Мы к вам вернёмся, но чуть позже, а пока приглашаю всех желающих утрясти содержимое своих желудков на сцену!
Вновь заиграла музыка, но совершенно иная – жёсткая и ритмичная. На сцену потянулись люди.
«Самое время», – подумал Кулаков и придвинул к себе салатник, но Кузнеченко толкнул его в бок.
– Сейчас самое время, – сказал он Виктору на ухо.
Кулаков с недоумением посмотрел на Василия и заметил, как тот кивнул головой вниз, на пакет.
– Что? – отказывался понимать Виктор.
– Нужно поставить её на стол и представить себе, что она – это ты. Аналогично тому, как это было с кубом.
– Ты чего?! – опешил Кулаков. – Нас же сразу выгонят отсюда!
– А мы разве решили, что останемся здесь надолго? Это единственное средство. Другого выхода нет...
– А если она... как куб тогда?
– Разлетится? Боишься оцарапаться???
– Нет, но как же другие?
– О других позаботится кто-нибудь другой, – произнёс Кузнеченко и потянулся за куском чёрного хлеба.
– А тебе не кажется, что мы совсем не туда попали? – последовал за ним Виктор. – Странно всё здесь как-то... Ты где-нибудь видел молодожёнов?
Василий махнул рукой вперёд. На сцене появилась девушка в пышном платье невесты в паре с молодым человеком в светло-сером костюме.
– Всё равно странно, – бросил Кулаков и нагнулся за пакетом
Вытащив из него банку, он поставил её на стол, сдвинув часть посуды и едва не опрокинув бутылку с водкой. Не выпуская банку из рук, Виктор закрыл глаза, но услышал знакомый громкий смех справа. Пришлось повернуться.
– Что это вы придумали?! – улыбался полный мужчина в оранжевой маске.
Его хриплый тенор напоминал голос одного известного артиста.
– Сейчас увидите, – сказал Кулаков и закрыл глаза. – Только не мешайте!
По раздавшемуся в ответ гулу он понял, что за ним теперь наблюдают не только Кузнеченко и полный сосед. Он физически ощущал их колючие взгляды на себе, а это мешало сосредоточиться на отождествлении.
Но вдруг замолчала музыка, а вместе с ней и все вокруг. Наступила такая тишина, что Виктору стало не по себе, и он открыл глаза.
«Зачем выключили свет?» – было его первой мыслью.
Он поводил головой, но кромешная тьма заполнила собой абсолютно всё. Решив, что отождествляться в данных обстоятельствах не имеет никакого смысла, Кулаков развёл руки в стороны и нащупал что-то колючее там, где должен был сидеть Василий.
Раздавшийся смех полного заставил Виктора обернуться. Темнота с тишиной исчезли. Заиграла музыка, вернулся полумрак, а полный продолжал смеяться.
– Что это вы затеяли? – пропищал он в истерике.
Кулаков встряхнул головой и обнаружил, что сжимает в левой руке вилку, причём таким образом, что её зубцы впивались ему в ладонь, а ручка выходила между средним и безымянным пальцами.
Кузнеченко ударил по запястью Виктора, и вилка со звоном упала на пол.
– Пошли, – сказал Василий поднимаясь.
Они быстро добрались до выхода, но перед самой дверью путь преградила девушка в тёмно-зелёном платье.
– Вы совсем уходите? – спросила она, поправляя маску.
Кулаков замешкался, раздумывая над ответом.
– Вероятно, – вмешался Кузнеченко.
– А как же черти на вулкане, халат??? Вы столько интересного пропустите...
– Какой ещё халат? – не выдержал Виктор.
– Врачебный, конечно! Вы что, не читали программку??? – удивилась девушка. – Как же вы узнали свои номера?
По непонятной причине последняя часть её фразы прозвучала в полной тишине. Виктор оглянулся и увидел, что они находятся в центре всеобщего внимания. Пятно света переместилось со сцены на них, и у Кулакова появилось ощущение, что лишь отсутствие сигнала сдерживает зашевелившуюся толпу от расправы над ними.
– От Гаврилыча! – крикнул он, сам не зная почему. – Гаврилыч сообщил номера!
И это показалось столь очевидным фактом, что Виктору стало страшно неловко от того, что он не догадался сказать это сразу и заставил всех нервничать.
– Что ж... Нам будет очень жаль, если вы не вернётесь, – сказала девушка и открыла дверь...
– Что это было? – спросил Кулаков уже в машине.
– Не знаю, – ответил Кузнеченко, запуская мотор. – Похоже на собрание секты.
– А свет зачем выключали?
– Во время отождествления? – прищурив глаза, Василий посмотрел на Кулакова. – Его не выключали...
– То есть... Что-то было?!
– Время покажет, – бросил Кузнеченко отстранённо...

***
...Мелкие семена почти сливались с буквами газеты. Он выбирал самые крупные и пересыпал их в стоявшее рядом ведро, а те, что помельче – в пакет. Затем набирал новую горсть из другого ведра, и всё повторялось. Аслан сказал, что ведро нужно будет перебрать как минимум три раза...
Из головы не выходил последний сон, в котором он блуждал среди звёзд в помещении без окон и дверей. Звёзды были холодными и маленькими. Почти как эти семена. Он проплывал сквозь них и чувствовал, как внутри что-то меняется. Что-то невыразимое... Но от этой перемены становилось настолько легко и радостно, как будто он мгновение назад забронировал себе место в раю, и всё остальное теперь было абсолютно неважным.
Это чувство росло, пока не произошло нечто странное и совсем непонятное – то ли неведомая сила развернула его, когда он приблизился к стене, то ли перенесла назад. Но после этого вместе с прежним чувством зазвучало другое – совершенно пустое, а проникновение звёзд перестало что-то изменять. Однако взволновало его, нарушив тем самым сон и вернув в реальность, совсем другое, засевшее теперь в глубинах памяти и отказывающееся выходить на поверхность. Гарик пытался вспомнить и сейчас, опуская руку в ведро, но не получалось...
В обеденный перерыв вышел хозяин.
– Ну как тебе работается? – спросил он, присаживаясь в кресло рядом.
– Нормально, – кивнул головой юноша, доедая плов.
– Жалоб нет? Всё устраивает?
– Всё, – ответил Гарик, не понимая, к чему тот клонит.
– Хорошо... – Михаил Рустамович переплёл замком пальцы на животе и завертел большими вокруг друг друга. – И погода сегодня не особо жаркая...
– Не особо... – согласился юноша.
– В общем, тебя всё устраивает? – вновь спросил хозяин.
– Ну, да – уже без особой уверенности произнёс Гарик.
– Хм... А что ты будешь делать с полученными деньгами? На что потратишь?
– Не знаю. Ещё не решил.
– Зря... Даже неосмотрительно... Может быть, они тебе и вовсе не нужны в таком случае? – лицо Михаила Рустамовича искривила усмешка. – Зачем тебе деньги, если ты сам не знаешь, зачем?
– Не волнуйтесь, я найду, на что их потратить, – бросил Гарик.
– Я же не сомневаюсь, что найдёшь! Только найдёшь, когда они будут у тебя в кармане. А если бы их там не оказалось? Допустим, убили бы меня, и я бы не смог тебе заплатить, что тогда изменилось бы? Всего лишь то, что ты бы не узнал, как их потратить?
– Тем более, незачем делить шкуру неубитого медведя.
– Делить или убивать медведя? – улыбнулся хозяин. – От этого многое зависит.
– Делёжка – это планирование трат, а убью тогда, когда получу зарплату.
– А сейчас что ты делаешь?
– Охочусь, наверное. Загоняю зверя в угол.
– Загоняешь, – хозяин положил руки на подлокотники. – А зачем он тебе, если ты прекрасно мог бы обойтись и без него? Охотился бы на уток или... ежей. Вдруг не поймаешь? За такое время наловил бы уже с полсотни ящериц... Но тебе медведя подавай! Или... Если бы в тебе находилось сразу несколько охотников. Одному нужна лапа, другому – хвост, третьему спина, а трое остальных ни на что другое не согласны, кроме головы. Что же ты, попросишь их подождать следующей охоты? Договоришься ли? К тому же все требуют обозначить их доли прямо сейчас, до того как медведь пойман. Что ты будешь делать? Без любого из них тебе не обойтись. Как решишь эту задачу, не поделив шкуры?
– Найду других, которые будут посговорчивее, – ответил Гарик. – А этих выгоню.
– Выгонишь?! – хозяин громко рассмеялся. – Ладно. Допустим, ты не стал делить шкуру до убийства. Но когда убил, один из охотников забрал всю шкуру себе и пропил, ничего не оставив ни другим, ни тебе. Нравится тебе такой результат?!
– А я где был, когда он пил?
– Наблюдал. Пришёл в себя лишь на следующее утро.
– Как же ему удалось так одурачить меня?
– А ты не знаешь?! Это происходит каждый день... – он встал, похлопал юношу по плечу и ушёл...
Вечером, после ужина, Саша сообщил, что дядя Миша не брал кружку. Гарик кивнул в ответ и направился к себе.
Карта, казавшаяся теперь бесполезным клочком бумаги, была на месте. Устало вздохнув, он посмотрел на окно, где только что блеснула молния, а последовавшие за этим раскаты грома так чётко отразили его настроение, что Гарику стало не по себе, и он накрылся одеялом с головой.
– А грома боишься! – услышал юноша голос старика.
– Нет у меня вашей кружки! Потерял! – воскликнул Гарик, опуская одеяло.
Поджав правую ногу к груди, старик сидел на подоконнике и, упираясь подбородком в колено, сверлил юношу взглядом.
– Знаю я, – сказал он и вытащил откуда-то кружку. – Тебе нужна вторая часть карты? – он помахал кружкой в воздухе
– Смотря что вы за неё попросите.
– Немного искренности... Зачем она тебе?
– Интересно узнать, к какому кладу она ведёт.
– А без карты боишься заблудиться? Ты ведь знаешь, где вход.
– Точно не знаю. В палатке? – спросил Гарик.
– Как тебе сказать... – улыбнулся старик. – Вообще-то он везде, но проще верить, что в палатке.
– Получается, из любого места можно попасть туда, где клад, по одному маршруту? – усомнился юноша.
– А что, по-твоему, делают Аслан с толстяком?
– Понятия не имею, – пожал плечами Гарик. – Клад ищут?!
– Ищут, – засмеялся старик. – Но другой. Хотя они и рядом.
– Так он не один?!
– И не два.
– Наверное, и не три тогда... – протянул юноша, уткнувшись взглядом в потолок. – А я какой ищу?
– Если ты не знаешь, то кому... – старик перешёл на шёпот, и конца вопроса Гарик вообще не расслышал.
Юноша повернулся к окну и понял, что остался один в комнате...

***
– Продолжаешь с ним общаться?
– В нём есть что-то...
– Из твоего прошлого?
– Может быть, будущего. Трудно уловить... Но в его вдохновении столько огня и света...
– Самб, тебе не кажется, что ты зачарован им?
– Понимаю твои опасения, Аса. Вероятно, такова цена сотрудничества...
– Ты положительно оцениваешь результаты сотрудничества?
– Они меняются. Не так быстро, конечно, но меняются. Возможно, что скоро кто-то из них сделает шаг.
– Лишь бы не в бездну...

***
...Разбудил его шум на кухне. Соседка так сильно гремела посудой, что не проснуться было невозможно. С трудом освободившись от объятий сна, он направился в ванную и в коридоре столкнулся с Марией Петровной.
– Проснулся уже? – спросила женщина, забрасывая на плечо какую-то тряпку.
– Попробовали бы вы поспать при таком шуме, – бросил Кулаков.
– Кто рано встаёт, тому Бог подаёт, – улыбнулась Мария Петровна и добавила полушёпотом: – У меня к тебе серьёзный разговор.
– Разговор или просьба?
– Это как пойдёт, – сказала соседка и вновь перешла на шёпот: – Я буду ждать тебя на кухне...
Спустя некоторое время Виктор вешал новую люстру. По его мнению, она ничем не отличалась от предыдущей, но Мария Петровна была не согласна с этим.
– Можете включать, – спустился он со стула.
– С новым светом и жизнь новая начнётся, – сказала соседка и пошла на лестничную площадку.
– Так всё дело в люстре?! Что ж вы раньше не поменяли? – крикнул ей вдогонку Кулаков и вернулся к мысли о том, что новая ничуть не лучше старой...
В полдень позвонил Кузнеченко, расспросил, как дела и пригласил к себе на дачу. Виктор начал было отказываться, как вчера, но Василий сказал, что успех со свадьбой должен быть отмечен, иначе их не поймут. Кулаков не стал уточнять, кто должен их понять, но про себя предположил, что это потусторонние силы, покровительствующие Кузнеченко.
– Распитие спиртного не обязательно. Я тебя на станции встречу. Только позвони, как сядешь в электричку. Мне нужно ещё кое-какие дела уладить. Ты во сколько выйдешь?
– Подожди, а как мы будем тогда отмечать? – спросил Кулаков
– Трапезой. Если есть желание, могу купить.
– Нет, – сказал Виктор.
Ехать на неизвестную дачу Кулакову вовсе не хотелось. Да и вообще... Он бы предпочёл не выходить сегодня из квартиры, невзирая даже на то, что кто-то там может их не понять...
– Что «нет»? – не понял Кузнеченко. – Не приедешь?!
– М-мм... Приеду... Спиртного не надо...
Дача оказалась небольшой деревянной хижиной, внутри которой стоял старый диван, два стула, стол, застеленный газетами вместо скатерти, и небольшой шкаф.
– Всё никак очередь не дойдёт, – будто оправдывался Кузнеченко. – Давно хочу здесь что-нибудь построить.
– Тебе всегда замки нравились, – сказал Кулаков, с осторожностью присаживаясь на диван.
– Замок не подойдёт, – улыбнулся Василий. – Хочу келью, но с удобствами.
– В два этажа, – пошутил Виктор.
– Пойдём костёр разводить, – сказал Кузнеченко и достал из шкафа пару старых газет и бутылку с желтоватой жидкостью.
Во дворе, сразу за домом, оказался мангал. Василий положил в него один лист газеты, предварительно скомкав, остальными, свернув в трубочки, переплёл лежавшие на земле прутья и установил их шалашом так, что смятый лист оказался в центре, после чего обложил ветками потолще, обильно полил всё из бутылки, зажёг спичку, трижды перекрестил ею своё сооружение и бросил между прутьев. Костёр сразу заполыхал.
– Готовые угли не подходят? – закашлял Кулаков от едкого дыма.
– Это трапеза... – многозначительно произнёс товарищ. – Здесь всё должно быть натуральным.
– А в бутылке что?
– Масло, – ответил Кузнеченко и начал подкладывать толстые поленья, а потом позвал обратно в лачугу.
Он вытащил из шкафа гранёный стакан, кофемолку, пакет с пшеницей и протянул Кулакову:
– Один стакан.
– Чего? – не понял тот.
– Надо смолоть один стакан пшеницы.
– Мы что, колобка будем печь?! – хмыкнул Виктор.
– Нет, – сказал Кузнеченко и кивнул на кофемолку: – Это для закваски. Остальное будет из магазина.
– Подожди. Получается, что шашлыка не будет?
– Трапеза тем и отличается от пиршества. «Сиё есть плоть и кровь моя» – помнишь?
– Значит, ты всё-таки купил вино?
– Помнишь, как вода была обращена в вино? Будем пить воду... – сказал Василий и после паузы добавил: – Если в вино не превратится...
Полученную в кофемолке массу Виктор просеял через сито над большой эмалированной чашкой, добавил муку из прозрачного пакета, налил воды, подсолил и долго вымешивал руками. Василий положил на стол скалку с деревянным диском, сантиметров тридцати в диаметре, и Кулаков раскатал семь лепёшек. Затем Кузнеченко вытащил из-за шкафа странный чугунный предмет с длинными ручками и толстым блином на конце.
– Это ещё что? – протянул Виктор.
– А как, по-твоему, мы будем печь хлеб? – Кузнеченко раздвинул ручки в сторону, и блин разделился на две части. – Понял?
– Понял, – ответил Кулаков и пошёл вслед за товарищем на улицу.
Поленья почти перегорели. Кузнеченко посыпал их какой-то травой, объяснив, что это для запаха, и сунул чугунное приспособление с лепёшкой в сердце костра...
Когда все семь были готовы, они вернулись к столу. Василий наполнил рюмки из пузатой бутылки, поднял свою и сказал:
– За всё хорошее! – чокнувшись с Виктором, он опрокинул рюмку, подождал, пока тоже самое сделает Кулаков, после чего спросил:
– Вода?
– А у тебя что-то другое? – наигранно удивился Кулаков, который уже порядком устал от этого представления. К тому же вода из рюмки почему-то шла гораздо хуже водки...
– И у меня, – улыбнулся Кузнеченко, а потом неожиданно спросил: – Похоже на шоу, правда?
– Если знаешь ответ, с какой целью задаёшь вопрос? Произвести впечатление? – Кулаков почувствовал, как внутри него всё закипает. – Чтобы шоу продолжалось? Ведь ему нужен успех и новые зрители, правда?
– Спокойно!!! – рявкнул Кузнеченко и громко хлопнул по столу, после чего спросил, кивая на свою ладонь. – Что там?
– Муха, наверное, – ответил с сарказмом Виктор. – В любом случае – очередной фокус.
– Та-а-к, – протянул Василий, убирая руку со стола. – Ничего?
– Ничего, – подтвердил Кулаков. – Ну, и что? Фокус не удался, зато вышел очень правдоподобным.
– Хорошо... – продолжил Кузнеченко, будто не замечая издёвки товарища или же воспринимая в его словах совершенно иной, потаённый смысл. – Когда тебе её сделали?
– Кого?
– Флюорографию.
– Опять ты за своё! Раз знаешь про неё, то должен знать и когда!
– Прижало так, что готов прыгнуть, но боишься?
– Куда прыгнуть?! – закричал Кулаков, обернулся вокруг и, бросив: – Пойду я отсюда, – направился к двери.
– А говорил – вода, – хмыкнул Кузнеченко.
Виктор кинулся назад, резким движением сдёрнул с себя амулет Василия и положил его рядом с рюмкой:
– Не помогает он. Как и все остальные фокусы...
– Ты так и не закусил! – крикнул ему вослед Василий, но Кулаков, ничего не ответив, выбежал на улицу...
Послушавшись совета старушки, сидевшей через дорогу на лавочке, Виктор побрёл на станцию через лес. «Так будет короче», – сказала она.
Судя по широкой тропе меж деревьев, это было похоже на правду, но пройдя уже с километр, он не повстречал ни одного человека...
Начинало темнеть. Тишину, казавшуюся потусторонней, нарушал лишь треск веток под ногами, и Виктору стало неловко. Сначала из-за громких шагов, а потом из-за того, что произошло у Кузнеченко...
Некоторое время он пытался найти себе убедительное оправдание, но что-то внутри настойчиво опровергало любой довод, и вскоре Кулакову пришлось согласиться с тем, что вёл он себя не так, как следовало бы...
«Наверняка вода не простой была», – предположил Виктор и замер, услышав справа странный звук из леса. Словно кто-то очень громко вздохнул или зевнул... Кулаков ускорил шаг. «Не сдержался...» – сетовал он на себя. – «Всё-таки друг детства...»
Через пару десятков метров тропа резко сворачивала вправо. Виктор засомневался: короче ли так, и вообще – ведёт ли этот путь на станцию, а если нет, то куда. В старушке на лавочке вроде бы не было ничего подозрительного, но спокойнее на душе от этого не становилось.
Вновь раздался тот странный звук. «Если довериться тропе, то скоро узнаешь, откуда он...» – подумал Кулаков и понял, что подобного желания у него нет.
Сойти с тропы и направиться прямо в дебри леса, показалось ему неразумным. Возвращаться назад... Тоже глупо...
Неизвестно, сколько бы ещё он простоял здесь, но в той стороне, откуда доносился вздох, мелькнуло какое-то пятно, и через пару секунд к нему вышла девушка.
– Заблудились? – спросила она, и Виктор узнал в её голосе продавца из магазина «У лешего».
– Задумался, – ответил Кулаков. – Вы там ничего странного не заметили? – махнул он рукой вперёд.
– Нет. А что там может быть странного? Обычный лес, – его вопрос, кажется, позабавил её. – Мы знакомы?
– Вы пытались продать мне цветок папоротника.
– А-а-а... Да-да! Вспомнила! И о чём же вы задумались?
– Так... – Виктор пожал плечами. – Ни о чём... Значит, я правильно на станцию иду?
– Правильно, – сказала девушка. – А вы здесь впервые, что ли?
– Всё когда-нибудь происходит впервые.
– Да-да, – согласилась она и, прижав к себе светлую сумочку, исчезла в темноте.
Кулаков присел к ближайшему дереву, нащупал на земле еловую шишку, сунул её в карман, на всякий случай, и пошёл по тропе. Спустившись скоро к небольшому ручью, Виктор перешагнул через него и ощутил на себе чей-то пристальный взгляд. Он медленно поводил головой вокруг, но никого не заметил. Однако чувство, что за ним наблюдают, не пропало, а скорее усилилось. При этом не было слышно никаких других звуков, кроме собственного дыхания и треска веток под ногами, отчего Виктору показалось, что никакого незнакомца на самом деле и нет, а есть только взгляд, сам по себе. От этой догадки стало жутковато, и Кулаков побежал, но незнакомец, вернее его взгляд, не отставал, а наоборот – медленно сокращал расстояние между ними. Потом произошло ещё менее понятное – взгляд начал перемещаться. Он появлялся справа от Виктора, приближаясь к нему, достигал невидимой границы, исчезал на короткое мгновение и возникал уже где-то слева, чтобы вновь всё повторить.
После нескольких таких манёвров Кулаков подумал, что с ним, похоже, играют, и родился вопрос, последнюю часть которого Виктор поспешил загнать глубоко внутрь себя, так как понял, что его слышат, – «Почему не сзади и...?» Сталкиваться с этим неизвестным лицом к лицу, да ещё в тёмном лесу не было никакого желания. По коже пробежал мороз.
Взгляд между тем приблизился и исчез как обычно. Пауза несколько затянулась. Кулаков постепенно перешёл на шаг, но преследователь не объявился. По ветвям скользнул свет поднявшейся луны. Виктор вздохнул с облегчением, но тут же понял – взгляд продолжал следовать за ним. Только теперь откуда-то сверху, далеко-далеко... И перестал быть таким пугающе пристальным... А ещё Кулаков знал, что как только вернётся в город, то всё случившееся затрётся в памяти другими событиями, и он сможет, как и раньше, не обращать на этот взгляд никакого внимания, а со временем и вовсе забыть...
Совсем рядом раздался гудок электрички. Лес скоро кончился. Кулаков поднялся на совершенно пустой перрон и сел на скамью...