Функции искусства

***

Зверство – требовать какой бы-то ни было классификации искусства. Раскладывать по полочкам неразложимое всегда довольно проблематично, но я буду глупцом, если не попробую.
Необъяснимое влияет на необъяснимое с тем же успехом, с каким выстраивает человеческую личность. Возьмем самое простое для объяснения, и, соответственно, самое близкое. Немного о себе, так сказать…

Полтора года назад, или, быть может, даже, два – я напоролся, трудами своего дорогого друга, на культуру Гонзо. Хотя, скорее, на философию. Так называемую, философию контролируемого безумия, которой очень близка популяризированная Чаком Палаником «философия саморазрушения», отдающая, правда, молодежным идеализмом.
Первой мне на глаза попалась кинокартина Терри Гиллиама «Fear and Loathing in Las Vegas». Но по здравой рекомендации все того же друга, я сначала взялся за одноименную книгу, по которой кинокартина и снята.

Мой разум провалился. Я читал книгу по ночам, а днем просто существовал, не осознавая ничего, что творится вокруг. Я разрушил себя книгой, и ей же создал себя заново. Никогда я не являлся наркоманом, и даже чем-то близким к этому, с какой бы-то ни было стороны. И, наверное, поэтому я и прочел Шедевр, а не то, что заставляет ржать от узнавания происходящего, или с уважением относиться к каким-то достоверным описаниям, и наоборот. Ничего такого. Просто чистейшая гибель Американской мечты, сдобренная смертью поколения, которое вышло из шестидесятых, и порядочным соусом из едких здравых замечаний правительству, глобальных проблем, описаний конца пятидесятых, и страха за собственную судьбу.
Я понял, что во мне что-то перевернулось. Я чего-то лишился, а, быть может, что-то приобрел. Но я никак не мог понять что. Следующим моим шагом стала та кинокартина. Джонни Депп, Бенисио Дель Торо, Тоби «Спайдермен» МакГуаер, Кристина «Злобная девочка Адамс» Риччи, и сам Хантер Томпсон. На тот момент писателю было уже 62 года. Он держался достойно, а его лицо было изборождено какими-то хулиганскими морщинами.
Он всю свою жизнь повиновался «вибрациям Великого Магнита», которому подчиняется вся энергия мира. Это интуиция, которая вела его через горы. Он был скандалистом, безумцем, «выкидышем из поколения хиппи». Он был новым хиппи. Разочаровавшимся, озлобленным, но всегда счастливым. И именно из-за его литературы, за которую я схватился по окончанию фильма, такой же безумной, как и он... такой же ироничной, или даже саркастической… я влюбился в свободу. В настоящую свободу. Быть свободным – это быть самим собой. Жан-Поль Сартр – не так ли? Экзистенциализм, и все-такое… И Хантер так жил. До тех пор, пока не пустил себе пулю в рот, ибо ни одно общество никогда и никому не позволит быть самим собой. Почему? Все просто. Практика. Любое общение основано на лжи. Любая честность (прямота, если точнее) воспринимается как оскорбление. Хантер Томпсон же бросался петардами в дома всяческих уродов (с его точки зрения), да подбрасывал им лосиные сердца. А когда ему не понравился фильм, который про него сняли – он, после бесполезного разговора с режиссером, пробрался в монтажную и перемонтировал конец. Он был на гребне великой волны, и этим вдохновлял. Он был сильной вариацией Дон Кихота, но его Дульсинеей была –  Американская Мечта.
Кажется, я скатился на рассказ о своем любимом писателе, но все это неспроста. Я веду к тому, что основной функцией искусства является способность выстроить человеческую личность. Поменять убеждения, воспитать что-то новое, донести информацию, открыть новые интересы, распалить талант… Если бы не Доктор Хантер Томпсон, со своей литературой, если бы не Терри Гиллиам со своим кинофильмом, если бы не близкий друг Доктора – английский художник Ральф Стедман, со своими ужасающими, в хорошем смысле этого слова, картинами… я бы был совершенно другим человеком. В моей жизни появились Керуак, Фитцджеральд, Кизи, Берроуз, и, даже, Чарльз Буковски, который, хотя и отвратителен, но порою довольно интересен.
Я бы никогда не пошел на спектакль по рассказам Буковски, который убедил меня в том, что искусство может быть пустышкой просто оттого, что люди любят упрощать. Я бы никогда не написал одного из моих лучших, наверное, эссе о подпольных фриках, потому, что я избегал бы этих мест.
Вся эта братия прогнала из меня уныние, уничтожила во мне застенчивость (в какой-то мере), научила меня обращаться к своей интуиции регулярно. Быть может, все это и так бы случилось в этот период взросления, но кто знает… я мог стать обычным нетерпимым наци, не переносящим все «неправильное». Вечно ворчливым и злобным подростком. Но я не стал. До сих пор меня вдохновляет не только Boston “More Than a feeling”, и не только «Машина времени», или Джим Моррисон… Перечитывая строку за строкой, пересматривая картину за картиной, эскиз за эскизом, и вдыхая аромат свежих оттисков букв на листе, заправленном в мою пишущую машинку «Москва»… я вижу философию, недалекую от экзистенциализма, но и оставляющую право выбирать.
Сегодня - важнейший из дней человеческих. Потому что сегодня – ай да я, ай да сукин сын – свободен.

Вот до чего дошел… Важнейшая функция искусства – делать человека свободным изнутри. А человек хочет быть свободным. Отсюда следует, что очередная функция искусства – манипуляция людьми. А тут замкнутый круг. Человек, пытаясь сделать кого-то свободным, или наоборот, – манипулирует, внушая искусством иллюзию свободы. Но этот абзац лучше не читать. И мне в том числе…