Один день из детства

     За окном раздался свист.  Так свистеть мог, к моей большой зависти, только Венька. Он мой друг, с которым мы с утра до вечера  не расстаемся. А нередко и ночуем то на теплой печке у него, то у нас на полатях. Мы такие закадычные друзья, что просто не можем друг без друга. «Не разлей вода», - говорят про нас взрослые. Вот и сегодня Венька ждет меня у ворот, чтобы вместе идти в школу: мы учимся во втором классе и сидим за одной партой.
Услышав свист, я выскочил из-за стола, оставив недоеденной картофелину (не до нее), схватил в руки холщевую сумку с книжками и прочими школьными принадлежностями и, не слушая уговоры бабушки обуть сапоги, выбежал из дома. Венька нетерпеливо топтался у ворот, тоже босой. Солидно «по мужски» поздоровались и побежали напрямки вдоль косогора по утоптанной тропинке к школе.
     На дворе начало сентября, листья на березах еще зеленые, только кое-где желтеть начали, но по утрам земля довольно прохладная. Чувствуешь босыми ногами. Но в школу я, как и большинство сверстников, хожу босиком. Кирзовые сапоги, купленные мне на вырост, до рева и слез не хочу надевать пока на улице «теплынь». Посудите сами: ни в догонялки, ни в галюкушки в сапогах  играть страсть как несподручно. А босиком ты всегда первый среди ловких.
    Школа наша стоит на бугре, посреди села и отовсюду видна. Ученики как муравьи к своей кочке непрерывной цепочкой поднимались в гору. Это значило, что вот-вот прозвенит звонок. Мы прибавили ходу, боясь опоздать. Тем более Венька сегодня дежурный по классу, а из-за меня опаздывал. Быть дежурным дело ответственное: приготовить влажную тряпку для доски, учительский стул поставить на место (любители посидеть на нем утаскивали его куда-нибудь в угол), проследить, ровно ли стоят парты в рядах.  Мало ли забот у дежурного. Да, подвел я друга с этим завтраком, что не говори. Мы во весь дух  (очень сгодилось, что босиком) забежали в класс в тот момент, когда раздался звонок на урок. Венька, бросив сумку на парту, кинулся к тряпке. Бегом в коридор к бачку с водой. Но в дверях уже появилась наша учительница Евгения Андреевна. Неторопливо оценив взглядом ситуацию, строго произнесла: «Так! Значит обязанности дежурного, Веня, ты начал исполнять плохо. Я тебе делаю замечание. Иди, мой тряпку и быстро возвращайся в класс». Венька шмыгнул в коридор. Когда он вернулся, в классе висело напряженное ожидание опроса домашнего задания. Начался обычный день занятий. Для нас, второклассников, это было уже привычным делом, - не то что первоклашкам. На переменах мы  в дверь их класса кричим: «Первый класс купил колбас!». А они, неуклюжие от старания быть учениками, вытаращив глаза, смотрчт на  нас.
      До окончания уроков Венька изо всех сил старался реабилитировать себя в глазах учительницы: каждую перемену усердно вытирал доску, без надобности двигал, якобы поправляя, парты и был очень строг с ребятами, даже со мной. У него насупленный, деловой вид, против обыкновения он неестественно прямо сидел на уроках за партой и даже пытался поднимать руку на вопросы учительницы, но вовремя подавлял это желание, готовили домашнеее задание, признаться, мы с ним неважно. Причин на то было много: хорошая погода на улице, увлеченность делами, далекими от школьных наук.
         Я помогал Веньке дежурить как мог. Но по окончании уроков Евгения Андреевна перед классом еще раз напомнила о Венькином проступке и в назидание други ученикам оставила друга дочиста протирать классную доску и парты. С шумом и гамом ребята покунули класс. Я не мог оставить Веньку одного в столь трудном положении. Вымыли тряпки, чтобы не оставляли меловых следов, и  с усердием принялись выполнять наказание учительницы. Евгения Андреевна, зайдя позже в класс и увидя наше старание, похвалила обоих, а мне сказала: «Молодец, что помогаешь другу».
      Выйдя из школы, мы счастливо вздохнули — впереди полдня свободы. В такой погожий день о чем угодно можно было мечтать. И мы решили, что до дома пойдем другой дорогой - «вкруголя», это раза в  два путь длиннее,  чем «напрямки», но зато намного интереснее.
          Первым значимым объектом на избранном направлении был «Сельмаг» (так гласила вывеска над входом), каждый раз будивший в наших головах немыслимые фантазии. Не сам магазин, а то что содержал в своем чреве. Почти всегда в нем (во чреве то-есть) толпился народ: деревня большая, растянутая на километры, а сельмаг один. Вошли тихонько и сразу же попали в атмосферу последних новостей. Обсуждалось ночное событие. В огород Копыловых проникли с вечера каким-то образом соседская корова с теленком, погрызли неубранную капусту и собранную в кучу тыкву. Копылиха громко жаловалась и доказывала, что проникновение коровы в огород было умышленным. Ей поддакивали, утешали, приводили подобные примеры, рассуждали, кого больше винить — корову или ее хозяев. В общем тема была актуально острая. Мы слушали с открытыми ртами суждения о вероломстве коровы, жалели ее, Копылиху то-есть, потому что младшая дочь Верка училась в одном классе с нами. Правда вредина была и драчливая. Но понесенный урон их семьи обелял ее несносное поведение. Тем более мы сами, тайно влюбленные, дергали беспрестанно ее за косички, дразнили, то есть всеми доступными действиями пытались ей понравиться. На прошлой неделе я своей бабушке признался даже, что, когда вырасту большой, женюсь обязательно на Верке, потому что очень ее люблю. На что бабушка, ласково потрепав меня по голове, сказала: «Жених ты наш, жених!». Я понял, что она одобряет мое сердечное увлечение.
        Но в сельмаг мы зашли совсем по другому поводу. Венька поманил меня к прилавку. Там под стеклом лежали складные ножички. Складешки, - как говорили все пацаны. Стали рассуждать, какой из них лучше. Веньке нравился с двумя лезвиями, с шилом и еще  с какой-то кривой загогулиной. А мне — с четырьмя лезвиями. Мы настолько увлеклись громким перечислением их достоинств, что продавщица спросила: «Вам, мальчики, что нужно?». Мы притихли. Она, поняв, что желания-то у нас есть, а возможности не соответствуют им, сказала, чтобы прекратили хулиганить. Отошли мы в сторонку и стали молча обижаться на нее. Какие мы хулиганы, что посмотреть нельзя? Обижались недолго. Венька бочком придвинулся к другой витрине, я за ним. Там в ящичках лежало то, на что можно было долго- долго глядеть — конфеты. Те, что в обертках, разные там шоколадные, нас не интересовали, о них мечтать — себе дороже. А вот подушечкой или горошком! Мы шепотом стали перечислять вкусовые достоинства тех и других. Выяснилось, что я больше люблю конфеты подушечкой, а Венька -  горошком. Шепот перерос с piano  в  forte. “Мальчики! Покупать что-нибудь будете? Если нет — отойдите от прилавка!”, - сказала продавщица. Вобрав головы в плечи, шмыгая носами, мы вышли на крылечко сельмага.
«Жадина-говядина», - неизвестно кому адресуя, сказал Венька.
«Очень нужно», - поддакнул я.
        Недовольные, обиженные, мы двинулись по дороге, поднимая ногами пыль. Это сразу отвлекло от тягостных размышлений о имеющих место в жизни несправедливостях. Венька сорвал лист лопуха, насыпал в него пыль — получилась бомба. Эту бомбу он конечно запустил в меня. Я в ответ соорудил свою бомбу и с хохотом бросил в него. Бой разгорелся не на шутку, но победа никому не досталась. Заключив мир навечно, отряхивали пыль  с одежды, оттирали полами рубашек грязные свои рожицы, по ходу обсуждали, как удачно мы попадали бомбами друг в друга. Подняли свои сумки, тоже изрядно пострадавшие во время бомбежки, обнявшись пошли по «круголю» дальше.
       Громко и хрипло из-за высокого тына на нас залаяла собака. Мы остановились и посмотрели друг на друга: как же мы могли забыть вчерашний уговор разгадать подозрительную жизнь в ограде с таким злым огромным кобелем по кличке Жук. Чего он охраняет? Наверно какие-то богатства. Мы бы вчера раскрыли эту тайну, но дядька Кирилл, хозяин дома,  хромой, с большущей бородой, да  еще с черной повязкой на правом глазе, пригрозил нам батогом. Уж сегодня-то мы будем осторожнее и все выведаем. Не сговариваясь, побежали ко вчерашней засаде в заросли лопуха и колючего кустарника на углу ограды. Затаились. Стали сквозь тын наблюдать за таинственным двором. Мешал Жук. Как и вчера он рвался с цепи  в нашу сторону и, передавленный ошейником, хрипло и неистово лаял. Это утверждало наше предположение, что дядька Кирилл неспроста держит такого кобелину: охраняет, наверно, золото и серебро. Нам бы высмотреть, где эти богатсятва хранятся. Зачем, мы и сами не смогли бы объяснить, но очень хотелось хоть краешком глаза их увидеть.
       Вышел сердитый дядька Кирилл, напрвился в нашу сторону и, увидя улепетывающих во весь дух разведчиков, закричал: «Это опять вы дразните собаку! Вот я вас, варнаков, поймаю, да штаны спущу!». Зачем  спустил бы он  с нас штаны мы догадывались, поэтому улепетывали во весь дух. Отбежав на безопасное расстояние, обсудили происшествие. Венька предположил, что дядька Кирилл в молодости был разбойником. Недаром он хромает и с одним глазом. А сейчас караулит награбленное добро. Я подивился догадливости Веньки и сразу же согласился с ним. И как я сам до этого не додумался. Ведь говорят же люди, что дядька Кирилл в темных лесах и болотах много каких-то бандеровцев поубивал. Решили, что эту тайну мы все равно разгадаем. А люди еще скажут нам спасибо. Какие люди и за что благодарить нас будут, мы не уточнили. Да и  важно ли это?
      Подошли к сельскому клубу, он у дороги на нашем пути стоит. Осмотрели замок на двери, походили по волейбольной площадке, сели на крылечко. После вчерашнего кино про Тарзана, посмотреть которое нам с Венькой не удалось (без денег не пустили), на крыльце  и в ограде валялось много окурков. Старшие мальчишки почему-то называют их бычками, собирают или заставляют это делать таких как мы, милюзгу, потом сворачивают из них цигарки и курят. Нам с Венькой тоже дали как-то курнуть. От вонючего табачного дыма долго тошнило и отвратительно пахло во рту. Я тогда Веньке по секрету сказал, что курить такую гадость никогда не буду. Сидели, мечтали о том, как хорошо бы найти клад. Ведь находят же люди. Решили, как подрастем, обязательно найдем и поделимся со всеми знакомыми и с родителями тоже. Верке дадим маленько. Скупим в сельмаге все конфеты, продавщице ни одной не оставим. И будем их есть до отвала каждый день. После этакой немыслимой щедрости и конфетного изобилия Венька сказал, что хочет есть. Я тоже вдруг почувствовал, что страшно голоден. На самом деле, мы ведь еще не обедали, а солнце уже клонилось к вечеру. Припустили рысцой до дома.
    Деревню разделял на две половины поперек дороги глубокий овраг. Берега его соединял деревянный мост на сваях. Миновать овраг равнодушно было немыслимо. Это же самое таинственное место в деревне, жуткое до мурашков на спине. «Не приведи Господи», - как говорила моя бабушка. Особенно, если идти через мост поздно вечером, тем более ночью. Сама мысль о ночном переходе через мост у меня вызывала дрожь  в коленках. У Веньки тоже — мы с ним не раз говорили об этом. По нашему убеждению в овраге под мостом обитала нечистая сила. Спросите  у бабки Баданихи, уж она-то знает про нее все. Да что Баданиха! Венькин отец, дядя Мирон, самолично изведал козни нечистой силы.
         Дядя Мирон был хороший мужик. И даже не потому, что он отец Венькин. Не раз он катал нас на тракторе, даже обещал научить управлять им. От него всегда пахло соляркой, руки были ею так пропитаны, что даже после бани оставались черные пятнышки. Когда он пьяненький заходил к моей бабушке вылечить свою непутевую головушку, он так расхваливал меня. «Гошка ваш, - говорил он бабушке, - молодец! Он моему Веньке друг. Я их обоих так люблю!» После этого следовала просьба:
; Ну ты, тетя Пелагея, плесни мне стаканчик!
Следовал категорический отказ, побуждающий продолжение патетического повествования о моей личности:
; Какой  у вас Гошка молодец! Я хочу купить им  с Венькой волейбол и сетку. Пусть играют.
Мое сердце обмирало от такого обещания. Еще бы, у нас с Венькой — своя волейбольная площадка, где мы будем играть сколько нам влезет.
Дядя Мирон продолжал:
; Тетя Пелагея, ну полечи ты мою дурную головушку, налей стаканчик!
; Говорю же тебе, нет у меня ничего, - было ответом.
       Опять обо мне и моем друге:
; Я вот поеду в райцентр, куплю им гири. Пусть силу накачивают! А Гошка ваш молодец, хороший пацан растет!
       И так до тех пор, пока баба Пелагея (я звал ее мама-стара) не обзовет его чертом окаянным и не нальет ему стаканчик бражки из деревянного логушка за печкой со словами:
; Больше не проси. Это у меня для дела припасено.
       Дядя Мирон выпивал, крякал от удовольствия и говорил:
; Спасибо тебе, тетя Пелагея, выручила. Я в долгу не останусь. Пойду по делам дальше.
; Знаю я твои дела, - отвечала бабушка, - Пока всю деревню не обойдешь, не успокоишься.
       И вправду, была у него такая слабость. Трудился на тракторе в колхозе сутками, на самые трудные и сложные работы посылали его. Недели три-четыре ни капли в  рот не брал. Но наставало время и....
      Однажды  в такой период и подкараулила его нечистая сила. Темной ночью, в дождь, по грязи, когда дядя Мирон за полночь шел домой, она ( нечистая сила то-есть) завела его в овраг и остаток ночи водила по нему. Утром рано под мостом увидела его бабка Баданиха, провожавшая корову на пастбище. Баданиха потом всем так и рассказывала, что заманила Мирона именно нечистая сила и нещадно мучила чуть не до смерти. Каждый раз повествование обретало новые подробности,  от которых у нас  с Венькой кровь в жилах останавливалась.
    Мелко семеня ногами, чтобы миновать гиблое место как можно тише, почти прошли мост, но Венька остановился и шепотом предложил: «Давай глянем!». Куда и на что «глянуть», я сообразил сразу. Сердце часто-часто застучало от волнения. Чтобы не показалось другу, что трушу, я кивнул головой.
   Положили тихонько свои сумки, опустились сначала на четвереньки, просунув головы под перила моста, легли на животы и осторожно стали подвигаться к самому краю. Под мостом и впрямь послышалось что-то похожее на прерывистое дыхание и урчание. Я от страха икнул. В наступившей мертвой тишине (сами дышать перестали) звуки не повторились.
Выждав, взглядом подбадривая друг друга, придвинулись к краю еще ближе: любопытство имеет не меньшую силу, чем страх. Разом увидели мы под сваями моста в темноте лопухов черное лохматое существо. С мычанием — горло перехватил спазм ужаса -, стукнувшись головами о перила, бросились мы бежать прочь. Остановились поодаль и спохватились, что сумки-то остались на мосту. Сейчас никакая сила  не заставила бы нас вернуться. Стояли в тоскливом ожидании, когда по улице пойдет кто-нибудь из взрослых. И дождались!  Из переулка выходил шестиклассник Витька. Нам следовало немедленно принять действие, предотвращающее встречу с ним, — бегство. Он недавно обещал крепко поколотить нас за то, что мы с Венькой из нашей ограды, когда он проходил мимо, во все горло ему орали: «Витя-титя колбаса, жарена капуста. Съела мышка без хвоста , показалось вкусно». Кому понравится такая обзывалка? Наказать нас немедленно он не смог — мы же были дома, в ограде, готовые в любой момент забежать в избу. И теперь, увидя нас, он неторопливо (уверен был, что убежать от него не сможем), подходил  с намерением выполнить обещанное. На его лице недоумение: должны убегать, а они как будто ждут его. Ехидно выдохнул:
     - Че, шпана, попались?.
     Игнорируя его тон, мы заголосили:
; Витька, под мостом нечистая сила. Сейчас только что видели.
; Чего?, - опешил Витька.
     Друг друга перебивая, взахлеб стали в подробностях обрисовывать жуткое явление.
С трудом  уяснив, что в овраге притаилось лохматое и страшное существо, он, хмыкнув, кивком головы позвал нас за собой к мосту. Мы пристроились в безопасном отдалении, готовые при непредсказуемых обстоятельствах оставить героя один на один  с нечистой силой. Зайдя на мост, Витька громко спросил:
; Где?
     Венька показал рукой и шепотом произнес:
; Здесь!
     Дальше произошло быстрое разоблачение и изгнание нечистой силы. Ею оказалась черная с подпалинами собака, которая от брошенного Витькой комка земли убежала с большой костью в зубах подальше по оврагу. Витька торжествующе хохотал, наслаждаясь нашим конфузом. Подняли сумки, пристыженные поплелись домой. Наш спаситель вдогонку издевался:
; Завтра в школе всем расскажу, как вы драпали от нечистой силы.
      Это он в отместку за нашу дразнилку.
      Путь «вкруголя» занял у нас почти полдня. И были бы мы с другом давным-давно дома, не возникай по дороге отвлекающие наше внимание события. Нас ожидал привычный в таких ситуациях вопрос родителей, обеспокоенных столь долгим нашим отсутствием:
      -  Где вас черти так долго носили?
      Что было ответить?
        Прошло много лет. И забылся бы этот день, стерся бы из памяти, как многие другие. Но одно событие в нем имело, как ни странно покажется, продолжение. Более того, продолжение мистичесткое. Мне, сдержанному атеисту по убеждению, кажется необъяснимым странное совпадение места события и причастности к нему некоторых лиц.
     Конец августа. Последние деньки перед отъездом в город на учебу.
В клубе идет кино про войну. Зрительный зал полон. Ожидание финала на экране. Слышен только приглушенный стрекот киноаппарата. И в это время в зал забегает Васька Долгов с криком:
; Мужики, в пруду кто-то тонет! Зовет на помошь.
     Зал взбудоражился, все повскакали  с мест: шутка ли,  тонет кто-то. Клуб стоял на взгорке, метрах в пятидесяти внизу под обрывом пруд. Местами глубина его была довольно внушительная. Народ, вывалясь из дверей клуба, галдел, суетился  в состоянии крайней возбужденности. Кто-то из мужиков, перекрывая шум, громко скомандовал:
; Тихо!
      Все замерли. И в этой тишине со стороны пруда послышался приглушенный, утробный крик, полный ужаса:
; Помогите, люди! Спасите!
      Над толпой повис ужас. Ринулись на голос. Засветили фонарики, и в их свете предстала невероятная картина. В пруду на четверть-полторы из воды торчала тракторная кабина, откуда раздавались мольбы о помощи. Сазонов Родька и Заречнев Генка, сбросив с себя верхнюю одежду, прыгнули в воду, попытались открыть дверцы трактора. Это оказалось непросто сделать: надо было нырнуть, найти ручки дверец, кторые ни в какую не открывались, от перекоса их заклинило. Парни были, дай бог, не слабые. С очередной попытки одну дверцу открыли. Человек, взывающий о помощи, видно понял, что пришло спасение, кричать стал еще истошнее. Родька нырнул снова и схватил под водой орущего за ноги. Но из ловушки вытащить того было непросто. В панике он бил ногами, боясь лишиться маленького пространства воздуха под крышей кабины. Еле удалось мужикам вытащить его на берег. И тут все узнали в спасенном дядю Мирона. Кто-то стащил  с него одежду и отжимал ее, кто-то пытался растирать пострадавшего, и все расспрашивали, как он оказался в пруду. Горестно мотая головой и матерясь, стал дядя Мирон заплетающимся языком говорить:
; Нечистая сила меня заманила. Это она, окаянная!
     Окружающие сочувствовали пострадавшему. Смеялись, а кое-кто громко хохотал.
      Как позже выяснилось, дядя Мирон ехал на тракторе домой после многочисленных обещаний «не остаться в долгу». Сразу за клубом, перед упомянутым в рассказе «гиблым местом» был заброшенный переулок, ведущий к пруду, когда-то здесь проходила дорога через речушку параллельно оврагу. По ней-то дядя Мирон и зарулил трактор в пруд. Как он потом всем объяснял, что будто перед фарами трактора в их свете возникла и поманила за собой его жена , тетка Анисья. Так и утверждал:
; Она махала мне руками и звала ехать за ней!
     Кто- то верил его рассказу, кто-то улыбался. Но сходились в одном — без нечистой силы здесь не обошлось.
Дядю Мирона с трактора сняли, технику из пруда с трудом вытянули, отремонтировали. На ней потом долго еще работал Родька.
       Чудеса да и только!

 2010г.