Неоевразийские бездны

НЕОЕВРАЗИЙСКИЕ  БЕЗДНЫ

Мы уже говорили о языковых союзах, возникающих на пограничье раз-личных первичных культур. Именно в таких союзах возможны перемалыва-ние, переплавка соприкасающихся субкультур, образование молодой, энер-гичной новой общности, ищущей выхода вовне, несущей новые ценности в уже вдруг ставшее архаичным  окружение. Эта вторичная ареальная экспан-сия приводит к перестройке всей ареальной структуры, к геополитическим катастрофам, но и к  движению… Николай Сергеевич Трубецкой выделил средиземноморский и урало-алтайский союзы языковых семейств. Мы выше также  говорили о возможности как минимум трёх таких союзов в пределах и.-е. семейства языков.
Многие в последнее время говорят и пишут о Евразийстве как факторе и форме воссоединения распавшихся постсоветских этносов.  Изначально идея Большой  (или Великой) России заключалась в создании суперэтноса на ос-новах ценностей Русско-православной цивилизации как на стержне, органи-зующем, склеивающем разнородные, разноуровневые, разноязыкие, во мно-гом антиномичные друг другу культуры.  Это был способ не только для соз-дания условий быстрого их развития, но и приобщения к иным европейским и мировым  культурам.  И тогда, в XVIII-XX веках, иных возможностей у народов на территории Евразии просто не было.  Вот и держались все вместе. Добровольно, с прагматическим расчетом. Русские приходили, налаживали свой более цивилизованный быт и говорили  местным жителям: будете с на-ми дружить - жить будете так же хорошо…  Это было убедительно для всех.
В сегодняшней ситуации дегуманизации, декультуризации и децивили-зации образа России и русской культуры и русского человека  в прозападных СМИ возможно ли возвращение к идее Евразийства? Тем более, что во мно-гом средства коммуникации позволяют национальным элитам малых этно-сов самим напрямую выходить на иные, чем русский,  цивилизационные центры. Да и предложить им есть что. И своя нефть, и свой газ, да и свой уран имеется… Им, конечно, западные «цивилизаторы»-конкистадоры опять пытаются предложить обменять все это на зараженную гуманитарку, спи-санные "боинги", проржавевшие "мерседесы"  и  пластмассовые бусы… Ну, и ножки… Куда же без перемороженных и  перележавших по несколько лет, пропитанных формалином «ножек Буша» из стратегических хранилищ  за-океанских  ценностей?
Государство образующим может быть только слой, способный дать высшие образцы культуры,  религиозно-нравственного поведения, предла-гающий лучшую модель будущего… Мог ли удовлетворять этим условиям «всемирный пролетариат» – самые безграмотные, не подготовленные к управлению сложными общественными и производственными процессами массы?  Значит их должен был кто-то обучить, подготовить… На это нужно было время… Химера пролетарского империализма уже  закончилась… Что  и кто может предложить в качестве новой парадигмы для нового Евразий-ского союза, или федерации, или конфедерации? А может, лучшую парадиг-му предложат в образе Евразийского халифата… Не дай Бог, скажем как рус-ские!  Уж первым-то в нем решат наш, «русский вопрос». И оставить все в стороне, пустить решение этих вопросов на самотек,  мы, русские, не можем. Порочный круг…
Выход для нас один – терпеливо работать над собой, воспитывать свою молодежь, воссоздавать свою национально-культурную элиту, восстанавли-вать в лучших, чем прежде, образцах свою русско-православную цивилиза-цию. Терпеть насмешки, улюлюканье,  наезды со стороны ближних и даль-них «другарей», которые не забудут при случае всегда подставить ногу и предъявить счет за оказанную безвозмездную помощь.
Изначально евразийство возникло как ответ на ожидания эмиграции на скорейшую реставрацию Российской Империи в новой форме и в прежних пределах. Однако уже тогда они понимали всю невозможность этого в рам-ках политической деятельности. И они видели возможность такого преобра-жения советской России в рамках культурной деятельности. Так, Н. Бердяев в работе о евразийстве \25\ указывал на его положительные стороны: «Евра-зийцы решительно провозглашают примат культуры над политикой. Они понимают, что русский вопрос духовно-культурный, а не политический во-прос….». Он писал дальше, что: « они верно чувствуют, что Европа пере-стает быть монополистом культуры, что культура не будет уже исклю-чительно европейской, что народы Азии вновь войдут в поток мировой ис-тории…. Верхний слой русского общества, пораженный революцией, согла-сен денационализироваться и перестать считать себя русскими. Такой ре-акционо-интернационалистической настроенностью слой этот  доказыва-ет свою давнюю оторванность от русской почвы и от духовных основ жиз-ни русского народа… Евразийцы стоят вне обычных «правых» и «левых».   
Н.Бердяев видел и верно указал на отрицательные стороны евразийской доктрины, которые в конце концов и привели это движение к краху: «… со-временное евразийство враждебно всякому универсализму, оно представ-ляет себе евразийский культурно-исторический тип статически-замкнутым. Евразийцы хотят остаться националистами… Этим они от-рицают вселенское значение православия и мировое призвание России… Их евразийская культура будет одной из замкнутых восточных, азиатских культур…». Бердяев писал, что христианство, как мировую религию, поро-дила универсальная идея открытого, направленного вовне (из зацикленного на самолюбовании и самовозвеличивании теократического социума) истори-ческого духовно-культурного потока. Он утверждал, что: «Русская идея, ко-торая вырабатывалась русской мыслью XIX века, всегда была такой идеей. И евразийцы неверны русской идее, они порывают с лучшими традициями нашей религиозно-национальной мысли….»
Продолжим бердяевскую рефлексию на евразийскую тему: «…Мир есть иерархический организм, конкретное всеединство. Поэтому интернацио-нализм есть такая же ересь, такая же абстракция, как и национа-лизм…. В мышлении евразийцев совсем нет категории духовной свободы…. Они берут православие извне, исторически, а не изнутри, не как факт ду-ховной жизни, вселенский по своему значению…. Для них Московское царст-во есть крещеное татарское царство, московский царь – оправославленный татарский хан. И в этом близком сердцу евразийцев царстве чувствуется непреодоленное язычество азиатских племен,…  непреодоленное магоме-танство… у евразийцев исчезает своеобразие и единственность русского духовного типа, русской идеи, русской вселенской христианской идеи. Статичность, которой так упиваются евразийцы в результате реакции против бурных движений нашего времени, есть не русская, а татарско-азиатская статичность. Христианство динамично по своей природе, оно создало бурное движение мировой истории… Бытовое и родовое правосла-вие евразийцев, православие статическое, родственно духу Ислама…». Те-перь осталось произнести слово «от родственного ему семитического ду-ха…» – и ситуация полностью проясняется!
Здесь так и предугадывается ощущение христианства как потока, как процесса, как вселенской литургии непрерывного воцерковления, преобра-жения, богоуподобления… И резкое отличие такого динамичного и открыто-го эллинически-православного духа от ветхозаветной статики и изолирован-ности.
Теперь обратимся к новой версии евразийства, претендующей на «уни-версализм и русскость», потребность в появлении которой возникла в по-сткоммунистический период.  Это  модное с середины 90-х годов прошлого столетия  так называемое «неоевразийство».
В основе новой идеологии Евразии (в Дугинском, неоевразийском, ради-кально-космополитическом, антиправославном варианте) лежат три идеи:
 (традиционализм \консервативная революция \евразийство).
Если традиционализм  неоевразийцев учитывает и жесткий вестернези-рованный индуистско-эзотерический традиционализм Рене Генона, и пост-православную традицию, и антилиберальный хасидизм, и ислам, то консер-вативная революция неоевразийства приемлет и немецкий национал-социализм, и романский фашизм, и коммунистическое и еврейское мессиан-ство вкупе с исламским фундаментализмом. И всё это круто замешано гео-политической концепцией классического евразийства Трубецкого и Савиц-кого, которая в определенной мере учитывала многовековой русский опыт освоения  ландшафта Евразии (в основном, аспект европеизация Евразии за счет истощения людских, психо-культурных и природных ресурсов России).  Из этого можно заключить, что в неоевразийстве предпринимается попытка с помощью русского исторического опыта распространить на Евразию ради-кальный западноевропейский или ближневосточный  менталитет… Очеред-ная версия евроцентристского культуртрегерства.  Подменить Православие (и другие религиозные традиции) конгломератом разрушенных культуроло-гем. Сформировать некое переходное  «евразийское пространство», удобрить западноевропейскими идеологемами постсоветскую почву для установления в будущем определенного типа цивилизации.  Не Россия и русские, не Рус-ско-Православная цивилизация заботит  неоевразийцев, но воспользоваться её опытом, её авторитетом  в Евразии для достижения определенных целей…
Неоевразийцы этого типа говорят о цивилизационном антагонистиче-ском дуализме – Суши и Моря, Земли и Воды, Тверди и Океана… Это древ-нейшая космогония: в Океане образовался Остров, Твердь… Ни тебе воздуха (аира), ни тебе Неба, никакого Священного Огня, порождающего жизнь… Все происходит  только в плоскости вода\земля. Море подчинило себе две стихии (воздух \космос), сделав их вторичными…
Из примеров того же, дуалистического ряда – столкновение атлантиче-ской (западной) и гиперборейской, полярной (северной) традиций – как дви-жущая сила потоков истории. Объявляя совпадение кельтской (северо-западной) и египетско-халдейской (юго-восточной) традиций, неоевразийцы мгновенно выводят из рассмотрения возможность триадологического анали-за, сводят всё к привычному европейцам дуализму (запад\север), доводят противостояние, противопоставление Традиций до антагонизма, до метафи-зической борьбы на уничтожение.
Неоевразийцы исходят из первичности гиперборейской (северо-западной) традиции по отношению к остальным.  При этом ссылаются на традицию Вед, согласно которой истоки арийцев были в полуночной стране.  Но Веды – это уже эпос и мифологема эпохи освоения индоевропейцами вторичного, ирано-индийского региона, по отношению к которому Россия  и есть  северо-западная Гиперборея. Неоевразийцы выделяют два основных направления: северное и западное, делая остальные вторичными.  Причем совмещают Запад (осень, вечер, начало года) с началом сотворения Мира \43\. Но ведь только в дуальном представлении Запад совпадает с вечером.  Реально, в триадологии, вечер (осень) – это либо юго-запад, либо северо-запад (ночь, зима – для средиземноморского региона).
Если обратиться к приведенной нами ареальной структуре, то северное направление потока традиции возникает только при структуре Типа-2 (про-ект Рима-1), при доминировании западно-европейской геополитической па-радигмы, что и говорит о целевой установке неоевразийства: схоластизация и вестернизация (и халдеизация) Православной традиции, в которой выделя-ются северо-восточные, северо-западные и южные направления историче-ских потоков. Северное направление в Православной традиции определяет пограничье, линию столкновения различных ареальных потоков (традиций), линию конфликтов (последние конфликты этого типа – Первая и Вторая ми-ровые войны ХХ столетия, «Холодная» война.).
Если внимательно просмотреть «Мистерию Евразии» Александра  Ге-леевича Дугина \44\ и оставить в стороне выяснение поставленной им сверх-цели, то можно выделить основную сверхзадачу автора – миссионерство нордизма. Так, рассуждая о сакральных расах протоистории  (в главе «Расо-вые архетипы Евразии в хронике Ура - Линда») он проповедует ностратиче-скую идею, выделяющую в потоке истории три  проторасы: (белая, фризы, женское, жреческое начало, демократия \желтая, финны, мужское начало,  кастовый социум, агрессивность \черная, лиды, полуживотный матриархат, хаос). Чисто общегерманские цвета, общегерманская символика… Герман-ские (и англо-саксонские) адепты Традиции, считая себя прямыми потомка-ми фризов, естественно, выделяют все положительное для своей расы. Ос-тальным, возможным соперникам или объектам экспансии, – все отрица-тельное. И цитируются только романо-германские авторы…. Адепты ност-ратизма выискивают и создают новые мифологемы для «доказательства» собственной уникальности в истории и в Традиции.  По-человечески это по-нятно, но какое отношение ко всему этому имеют русские и  Россия: ведь мы в этой модели всего лишь потомки финнов (мы северо-восток Гипербореи! Финнозированные, по терминологии автора), рабов фризов, наших метафи-зических господ?… Мы, согласно изысканиям автора, в период монгольско-го нашествия выбрали путь «желтой расы», нас стали использовать как строителей Желтой Империи (Евразии), оставляя все тем же материалом для истории… В период стабильности, порядка, роста населения и территори-ального расширения у нас, значит, преобладал желтый элемент, финский, авторитарно-тоталитарный.  Смуты и ослабление Империи связаны с ростом аристократических (фризских) элементов, которые в конце концов сконцен-трировались в духовенстве, жреческой элите Империи.  Все это похоже на отмазку в сторону Православной Церкви – мол, вы – не все, вы – каста арий-цев,  вас мы не трогаем, мы, мол, об остальных, финнах, желтых… И религия у них внешняя, заимствованная, и Бог у них чужой, и цари у них – призван-ные, чужаки, для которых они естественные, природные, безмозглые рабы.  Придумайте им сказку (христианство, коммунизм, евразийство и пр.) – они и схавают. Жизни положат …  Финны, желтые, стадо (так и пишут!), для кото-рого нужна железная рука чужака-фриза, что с них взять!  Достаточно вспомнить, что писал известный автор  «Майн Кампфа» или румынские ле-гионеры о славянах, и особенно о русских, как всё становится понятным…
И это пропагандируют, этим серьезно занимаются объявляющие себя  русскими неоевразийцы?! Снова нашей молодежи навязывают, под видом русского неоевразийства, чуждые нам, западноевропейские стереотипы о нашей неполноценности, вторичности в истории… Расовые истоки демокра-тии (для фризов) и автократии (для финнов). Или из того же ряда: христиане, индуисты (эзотерики!), значит – господа, а мусульмане, иудеи и прочие экзо-терики – безмозглые, неспособные на историческое творчество рабы… Про-сто и ясно… Вершина европейской философии ХХI века!
И при этом их лидеры лукаво стараются примкнуть к наиболее консерва-тивным  слоям Православия – к старообрядчеству, надеясь, что, в силу исто-рически сложившейся  у них неприязни ко всякого рода богословским  изы-скам, они не заметят подмены. Православные богословы из Русской право-славной церкви уже раскусили этих господ, которые, для того, чтобы объяв-лять себя православными,  пытаются примкнуть к старообрядцам.
С неоевразийством  вообще связана какая-то двусмысленность.  Не слу-чайно культуролог Наталья Нарочницкая назвала его гностико-теософским \45\. Марксизм у них вызывает восхищение как фундаментальная теория но-вой советской элиты для противостояния Западу, Океану, западной буржуаз-ной цивилизации…   Говорят о Традиции, а выступают против Православной церкви, против Вселенских Соборов, закрепивших Символ веры и тринитар-ную догматику и уничтоживших тем самым их любимую «консервативную революции» первохристианства с его семитической дихотомией сознания. Т.е. здесь они просто апологеты протестантизма… Фризы… Противопостав-ляют себя  любой системе, словно Традиция не есть универсальная Систе-ма… Противопоставляют православную вселенскость региональному гео-графическому мистицизму и детерминизму… Подменяют православный Проект тысячелетнего преображения в Богочеловечество волевым скачком, революционным прорывом к Традиции…
Складывается такое впечатление, что снова голландско-бельгийские «просветители»  пытаются вооружить своего метафизического соперника (русских, восточных варваров) идеологией.  Или, что скорее всего, подсовы-вают идеологические бусы  неоевразийским аборигенам для подготовки оче-редной идеологической конкисты… Читая в очередной раз о связях их идео-лога со старообрядцами и зная некоторые его работы, возникают вопросы. Метод его схоластического мышления явно не православный – антиномич-но-дуалистический, а не триадологичный; категоричный, а не категориаль-ный. В нем больше политических деклараций, чем системного, сравнитель-но-типологического  и  историко-мифологического  анализа. В нем нет базо-вой методологии, позволяющей выявлять основные элементы анализируемо-го материала уже на начальной, классификационной стадии исследования. В игре понятиями, категориями традиционализма заметен  не религиозный догматизм, или научная диалектичность, но доктринерство…
Да и ощущается слабая историческая и метафизическая подготовка не-оевразийских авторов. Так, в той же «Филисофии Традиционализма», берясь за обсуждение русских волшебных сказок, не удосужились посмотреть хотя бы классиков по истории древнерусской языческой культуры, (например, А.Рыбаков. История Язычества древней Руси), где обстоятельно показано, что, например, избушка на курьих ножках – это обычная Домовина, которая строилась в Священной роще на корневище-столбе спиленного дерева-покровителя рода.  В такой Домовине хранились горшочки-урны с прахом предков. Отсюда и обычай приносить кашицу предкам в последний день осени, на День поминовения (в Дмитрову субботу, в День навий). В метафи-зическом плане, по календарному хронотопу сюжета русских сказок (см., например, работу \8\),  этот момент времени совпадает с моментом прихода сказочного героя к «избушке на курьей ножке», где его кормит скатерть-самобранка. Момент  приноса пищи душам предков в актуальном мире сов-падает с моментом  кормления мифологического героя в иномирье, что по сюжету сказки\мифа (и обряда инициации, который он отражает) как раз и связывает посвящаемого иницианта с мифологическим Героем первопред-ком-покровителем. С другой стороны, это точно фиксирует и само время события на годовом сакральном круге (конец октября). Это всё общеизвест-ные факты из русской культурной традиции \8\.
Автор «Философии Традиционализма» верно ухватил связь событий в мифологическом сюжете с обрядовыми событиями годового календаря. Но не более. Для сакрального пространства-времени сюжетного хронотопа сказ-ки\эпоса\мифа, или Священной истории в традиционных религиях, харак-терно совпадение времени и места события. Это чисто инициационный мо-мент в сказке, которая рассказывалась в определенный момент года для ре-бят, проходивших определенный этап посвящения в полноправные члены рода. По текстам русских сказок,  моменты перехода в иномирье совпадают не с Новым Годом (Юлом), а с днями весеннего\осеннего равноденствия, с возможностью перехода героем границы миров (реки, горы, огненной реки, отплытие в море-окиян, в лес…) и одновременно с переходом из одного об-рядового полугодия в другое. То есть, переход в иной мир – это одновремен-но и участие в ином потоке времени, с иным календарем, с иной текучестью времени и событий, поскольку в каждом иномирье действует иной, чем в реальном мире, календарь (охотничий, морской, растительный…).
Моменты Великого Юла (Нового года) и Ивана Купалы характеризуют-ся событиями приобретения\похищения сакральных атрибутов. С этим мо-ментом времени ассоциируются  (движущие мотивы \цели \события-явления)  героического сюжета, его (завязки \кульминации \развязки).
Сюжеты сказок и в самом деле – гениальны. Там есть всё, что понимают под метафизикой Традиции. Абсолютно все детали. И нет никакой необхо-димости обращаться к каким-то западным авторитетам (ни Рене Генон, ни Герман Вирт всем этим богатством не владели!). Просто надо сесть и до кон-ца внимательно проанализировать тексты сборника  «Народных русских ска-зок» А.А. Афанасьева, проштудировать «Морфологию сказок» Владимира Проппа и полистать последние работы на эту тему.
Рассуждая о русской Традиции, хорошо было бы познакомиться с ней, а не ссылаться постоянно на западную или семитскую традиции. Анти-профанизм неоевразийцев, их анти-историзм и анти-диалектизм служит им плохую службу, заставляет пропускать гораздо больше необходимой им ин-формации, чем они обнаруживают при своей  анти-методологии.
Неоевразийцы абсолютизируют метафизическую методологию Рене Ге-нона, разработанную им в рамках тотально-дуалистической, периферийной западно-европейской  версии Традиции. Но метод анализа должен соответст-вовать сложности исследуемого материала.  Неспособность неоевразийцев самим разобраться в этих вопросах заставила их идти по простейшему пути революционной интеллигенции начала двадцатого века – заимствовать за-падный инструментарий  для анализа Православной традиции. Результаты их анализа легко предсказуемы… Не случайным является и полное игнориро-вание западными традиционалистами Восточного Православия – они знают о невозможности такого исследования метафизических вопросов  разрабо-танными ими методами, о чем идеологи неоевразийства, по-видимому, и не догадываются.
О неоевразийцах можно повторить то же, что писал о старых евразийцах Николай Бердяев \25\: «… Отрицание духовного аристократизма, отрица-ние сложности мысли, бескорыстного созерцания и творческой проблема-тики есть большевизм, и большевизм этот есть повсюду, он есть у «пра-вых», есть и у некоторых евразийцев….  Современное поколение «справа» также не принимает иерархизма, в силу которого и непонятное, и ненуж-ное имеет значение для всей лестницы жизни, как раньше он отрицался рус-ской интеллигенцией «слева»….»
Вопрос о соотношении Традиции и Православия как одного из вариантов этно-ландшафтной реализации Традиции, безусловно, интересен. Безуслов-но, есть связь структуры годового обрядового цикла со структурами основ-ных знаковых систем Христианства.  Можно установить зависимость сюже-тов Священных текстов, чина богослужений, структуры литургии и основ-ных догматов с системой сакральных календарей, связывающих пространст-во-время событий в сюжетах религиозных мифов, имеющих космогониче-ских контекст. Это мы рассматривали в первой главе настоящей книги. Можно также связать  фонологический круг (отличающийся для и.-е. языков от предложенного Г.Виртом гиперборейского круга гласных и согласных звуков) с тем же годовым  кругом. Об этом можно прочитать, например,  в книге \4\. Однако принципиальное отличие Традиции от Православия – в том, что реконструируемая неоевразийцами версия Традиции – дуалистична и отражает бинарное сознание (северо-западных европейцев), а все уровни Православной культурологемы  контролируются  триадой,  универсальной и все одухотворяющей Троицей (и отражает тринитарное мышление восточ-ных европейцев). Это несовпадение и порождает постоянную путаницу в неоевразийских метафизических изысканиях. Хотя уже давно разработан металингвистический триадологический подход для анализа православных текстов (христологических – о.П.Флоренским, и литургических – о.А.Шмеманом). Кстати, показано, что триадологический метод напрямую выявляет и те незначительные прото-афро-семитские элементы и заимство-вания, которые можно наблюдать в языковых структурах индоевропейского Праязыка. Больше того, триадологический анализ показывает, что ядро пра-вославной традиции составляет не ближневосточная (арамейская), а мало-азийская, индоарийско-хетто-каппадокийская культурологема, и что семит-ские структурные конструкции стали активно проникать в Православие только начиная с ХVII века, с развитием в Европе так называемого «Просве-щения».
Другой аспект взаимоотношений – поиск в Православии, в этой конкрет-ной северо-восточной геокультурной реализации Традиции, основных эле-ментов исходной протосхемы, порождающей Традиции. Это может проис-ходить как через противопоставление Традиции и Православия,  так и через скурпулезный поиск  в Православной культуре артефактов, их систематиза-цию, апробирование полученных версий  в сравнительно-типологическом анализе с другими, неправославными традициями. С нашей точки зрения – это единственный путь. Следовать по пути заимствований  у западноевро-пейских, католико-протестантских, иудео-христианских по своему воспита-нию традиционалистов – тупик, в котором нам, православным, нет места. Для них мы всегда – желтые финны, туранцы, если не черные лидийцы.
И третий аспект проблемы. Традиционалисты очарованы Традицией, по-рожденной их представлением о Прошлом. Они презирают Современность, эту актуальную реальность. Они неоавангардистски бранят постмодерн, по сути, являясь его зеркальным отражением. Истоки их творческого порыва – в этом самом постмодерне: он их питает, на отрицании его, на борьбе с ним они и паразитируют.  Они существуют в парадигме борьбы авангард\модерн, привлекая аргументы Традиции. Им не нравится  та реальная история, в ко-торой они, белая (красная), высшая раса господ, постоянно терпела фиаско от рабов (желто \черно \голубых). Они жаждут реванша Истории. Провоциру-ют на такой реванш. В определенных исторических условиях этот дух ре-ванша прорывается  в актуальный мир – и тогда случаются катастрофы ми-ровых войн.
Какое отношение к этому всему имеет Православие, которое столько страдало от этого? Неоевразийцы об этом помалкивают. Значит, для них важна только провокация, создание условий для такого прорыва хтонических  сил  едва обнаруживаемой, неконтролируемой ими, неведомой и уже поэто-му манящей, но крайне опасной Традиции в актуальный мир. Они говорят о вещах, о которых имеют слабое представление. Консервативная революция! Здесь не важно даже слово консервативная, важна (контр-) революция. По-этому они чуть ли не в каждой работе поминают октябрьский переворот (хо-тя о черте не принято поминать в приличном обществе),  восторгаются мета-физиками  Третьего Рейха…
Время неоевразийской  идеи  прошло. Это одна из идеологий периодов смут, разброда, трансформаций, разрушения и перестройки Евразийского социума. Будучи во многом эклектичной и антихристианской, подменяющей мистику Традиции дилетантским  эпигонством и публичным  резонерством, неоевразийство отражает типично-дуалистическое постмодернистское соз-нание, непрерывно конструирующее мозаику картин Мира из осколков от-живших схем и идей. Сознание, в которое трансформировался дискредити-ровавший себя революционный авангард. Это предыстория, ставшая уже пост-историей, и возвращаться к ней – обрекать себя на бессмысленное по-вторение… Попытки переиграть все заново никого никогда ни к чему хоро-шему не приводили.  Если классическое евразийство было альтернативой  большевизму,  радикальному социализму с его идеей  Мировой революции, то неоевразийство  выглядит  как радикальная (а значит, уже поэтому прово-цирующая, вызывающая подозрение) альтернатива глобалистскому амери-канскому проекту распространения идеологии расового (англо-саксонского) превосходства одной цивилизационной модели над остальными.
Опять мы имеем радикальный ответ на нерадикальный вызов. Кому-то нужна иная, более свежая, более сложная, чем прежняя,  идея жить вместе и дружно за  счет России.  Теперь не пройдет также и идея сложить все в об-щую кучу и получать долевые проценты. Тому пример – уж слишком затя-нувшееся  Белорусское вхождение в Россию…  В плане создания нового «Российско-Азийского» союза ни СНГ, ни система двусторонних союзов ничего не дадут. Это только фиксация факта необходимости такого образо-вания.
Анализ геополитической ситуации, данный неоевразийцами, представля-ется не вполне адекватным. Оставаясь в плену западного дуализма, они вы-деляют противостояние Атлантизма и Евразийства, включая в него как вос-точные цивилизации, так и Юг (афро-семитов). С точки зрения Христиан-ской (Православной) традиции, Юг столь же  значим, как и первые два ре-гиона Континента. Именно давление Юга (суннитского ислама) вызвало консолидацию юго-западной  Европы (I) в раннем средневековье (Империя Каролингов с её триадной структурой социума), привело к появлению фак-тора викингов (ответ на натиск Империи Каролингов на север Европы) и формирование первой триады «атлантических» нормандских королевств (Дания\ Норвегия\ Швеция). Именно они, викинги, дети фиордов и древней языческой традиции, породили западноевропейский «атлантизм», перенятый кельтами Англии и Ирландии. Со средних веков, их потомки, морские (рабо-)торговцы разведывали пути для легкой агрессии  и разбоя побережья Кон-тинента, ограбления (прямо, грубо или в «цивилизованных» формах) обри-танившимися викингами. Великобритания – единственная держава, считав-шая пиратство государственным делом, выдававшая грабителям лицензии на каперство. Поэтому, рассуждая об «атлантизме», уместнее говорить о нор-манно-англо-саксонском «атлантизме», так как сами англо-саксы были кон-тинентальным племенем. Кстати, крупнейшие лидеры Атлантизма периода развала СССР  (Р.Рейган, старший и младший Буши, М.Тетчер) были пря-мыми потомками тех самых морских насильников–викингов (генетическая  примета  викингов – высохший мизинец!).
На другой стороне Европы тройной натиск континентального Востока (Степи), континентального Юга (арабов) и регионального Юга (византийцев) вызвал  консолидацию северо-восточных славян и образование Киевской Руси (III)…
Нужно разделять в индоевропейском сознании два типа: актуальную  бытийность и знаковую событийность, носящую мифологическую подопле-ку \8\. Именно отсюда возникает не простая бинарная оппозиция собы-тие\смысл, но триада (актуальность \событие \смысл), соответствующая членению (Запад \Восток \Юг). Во многом  это  отражает и три основных типа индоевропейского мышления: (реалистическое \мифологическое \сим-волическое). 
По мере усиления на Западе Просвещения  мифологическая  событий-ность, как принцип членения исторического времени, подменяется сиюми-нутностью,  дробится на более мелкие части (микрособытия), в ущерб пони-манию Истории как осмысленного эволюционирующего Целого, утвержда-ется «принцип здесь и сейчас», позитивистская фактология, снижается роль контекста, метатекста,  и на первый план выдвигается  индивидуальное ав-торское начало. История сводится к индивидуальной интерпретации произ-вольного набора фактов. Онтология, утверждающая  существование некоего неизменного, принимающего различные временные формы Бытия, изна-чальной структуры, подменяется феноменологией – История рассматривает-ся и как процесс смены социальных структур и формаций, и как  метод дис-курса.
 Для северо-восточного региона  мифологическая событийность все ещё остается базовым, структурирующим  элементом  исторического сознания, когда важен не конкретный исторический факт, но осмысленная в пределах определенной мифологемы группа доминантных событий, некое историче-ское целое (символ), где находит осмысление и фиксацию данное микросо-бытие. История всегда – цепочка выделенных событий. Средний интервал между событиями и определяет интенсивность исторического процесса. Ис-торичность и есть способность видеть не отдельные факты  или  события, но определенное Целое в их совокупности, в их завершенности. Выборка базо-вых событий определяет ту или иную версию истории, которая всегда вариа-тивна.  Эта эпичность и цикличность, целостность сознания и отличает рус-ских литераторов (Толстой, Достоевский, Шолохов, Распутин) от западных.  Западный менталитет больше становится менталитетом «шоу» и цирка, яр-кого зрелища удовольствий и страстей, чем «мистериальной трагедией», зна-чение которой осталось очень высоким  в России, но упало «донельзя» на Западе. Не случайно, по оценке самих европейцев, русские постановки У.Шекспира гораздо серьезней, чем у тех же англичан.
С этой точки зрения античное противостояние (Карфаген\ Рим) – это континентальное противостояние  типа  (Юг\ Северо-Запад). Противостоя-ние Греции и Персии есть континентальное противостояние (Юг\ Северо-восток), где Юг  здесь актуализируется средиземноморским (морским) ре-гионом, а Северо-запад (Рим) и Северо-восток (Персия-Индия) – сухопутны-ми  мирами. Не случайно Греция (греки – потомки «народов моря»; морская культура, южная) в позднеантичный период никогда не воспринимала Рим в рамках родственной цивилизации. Отсюда и условия для возникновения Ви-зантии и Восточной (полуморской) православной империи.
В период Новой истории северо-западный регион Континента (I) струк-турировался  Австро-Итало-Испанией (Юг); Англо-Францией (Запад); Гер-манией (Северо-Восток  этого  региона). Именно таким образом составля-лись союзы в периоды региональных столкновений. Россия всегда выступала как внерегиональный (как это и считали первые Евразийцы – Савицкий и Трубецкой) для Запада фактор, привлекаемый той или иной стороной. Не-оевразийцы, как континентальные прозападники, в этом пункте остаются в плену своих ничем не подкрепленных представлений. Кстати, бог Шива – разрушитель и созидатель – покровитель осенне-зимнего периода годового сакрального цикла, покровитель Северо-Западного региона.
С другой стороны, Россия  противостояла Турции (как Югу) и Степи (как Востоку), и всегда всем западным и северным соседям - как Западу (в целом). Она не была  неотъемлемым фактором при разборках в Западном регионе Континента, но выступала самостоятельной силой, олицетворяющей Восток Континента в целом.
На метафизическом уровне анализа раздел атакованного Югом Конти-нента на Запад (Рим, I) и Восток (Византия, II) сопровождался изменением в менталитете. Запад (Рим), склоняясь к метафизической экзотерике внешнего проявления реальности, исходя из ранне-христианских представлений о Христе как только о человеке, способном только совершенствоваться, но не преображаться в Богочеловека, начал формировать эгоистичных, внешне обособившихся индивидуалистов, стремящихся к непрерывному реформи-рованию реальности под себя,  к перманентной революции, к перестройке, к борьбе, силовой подстройке всего и вся для удовлетворения частных,  эгои-стических интересов. 
Восток, склоняясь к эзотерическому, сущностному, литургическому вос-приятию христианства, видя двойственную природу Христа, уделял  внима-ние богоуподоблению в литургии, поставил целью циклическое преображе-ние мира,  его соборное устроение,  органической симфонии  Природы, Че-ловека и Бога…
Если дуалистический Запад выбрал рационализм и частный интерес как критерий целеполагания, то триадологичное Православие предлагает в виде критерия совесть, нравственный императив, интересы общины в целом и Космоса, совмещение Вселенского, соборного и личностного начала, жерт-венный подвиг ради общины. Большинство культурных традиций, сгруппи-рованных в северо-восточном регионе Континента (III: Россия, Индия, Ки-тай, шиитский Иран), отражают именно такую форму отношений человека с Богом и с Космосом.
Напомним, что у протоарамейцев и протосемитов были двухчастные святилища (скиния Моисея: святая святых\ собрание и двор), а у индоевро-пейцев обнаружены только святилища трехчастные,  как в горизонтальном плане, так и по вертикали (строение Космоса). С другой стороны, второй Храм (построенный Иродом в период римского господства над Иерусали-мом) был уже трехчастным по архитектуре (святая святых \собрание \притвор), в него непосредственно вошел притвор ( двор скинии).
Для монотеистического Юга Континета (II) характерно полное подчине-ние человека миру и Богу-Творцу, Господину (суннитский ислам, иудаизм, афроазийские культы), экзотерический запрет  воздействия на греховно-материальное, абсолютное подчинение провидению, фатализм…
В христианской традиции, согласно сакральной истории Апостола Пав-ла, Бог создает мир Словом и Св. Духом (эра Сотворения Рая), затем идет эра Закона, время Ветхого Адама, время греха и отпадения человека, в кото-рое Господь дает Закон для его спасения. Завершается весь христианский цикл эрой второго Адама – Христа (эра Благодати), рождением Нового че-ловека, богоуподоблением падшего человека и возвращением в новый Рай.  Проявление триады Прокла (уход \пребывание \возвращение) в ветхозаветной триаде (Сотворение\ Закон\ Благодать ), которая продолжается новой триа-дой (рождение нового человека, как схождение Сына на Землю\ пребывание, как учительство Сына на Земле\ крестная смерть, как возвращение к Отцу). Причем акты Сотворения и Рождения попадают в один сектор (северо-восточный) сакрального годового круга. Это важное метафизическое указа-ние на  качественные особенности евразийского региона.
Таким образом, триадология вполне однозначно формирует есте-ственно складывающиеся региональные блоки и контуры основных ли-ний региональных лингвистических противостояний.;

Видна также и опасность неоевразийского отождествления  континен-тальных интересов Германии (как регионального Востока континентального Запада) и России (как регионального Запада континентального Востока). Наивно считать, что конфликты по линии раздела (Германия\ Россия) всего лишь происки атлантистов.  Истоки их – не в межрегиональном ментально-культурологическом (это больше относится к противостоянию Анг-лия\Германия), а в межцивилизационном   противостоянии.  Не случайно именно за контроль над этой линией, за создание здесь буферной зоны (При-балтика, Польша, Чехия, Украина, Балканы) так яростно сражаются с конти-нентальной Европой Англия и Америка, более точно, чем неоевразийцы, видящие линии геополитических разломов.
Карл Хаусхофер был прав, объединяя интересы континентальной Герма-нии и островной Японии, но и не прав в выстраивании оси Германия-Россия-Япония, т.к. Россия в ХХ веке (об этом писал ещё Н.Данилевский) – уже не-отъемлемая часть региональной триады (Россия\ Китай\ Индия), начинаю-щейся с 28;  восточной  долготы.
Лидеры неоевразийцев признают: да, мы проиграли геополитическую битву. А кто выиграл? Кто теперь хозяин? Очаровательно… Абсолютная уверенность в точности собственного доморощенного анализа, никакого со-мнения в собственных геополитических построениях… Кто-то кого-то пере-играл…, «а  в остальном, прекрасная маркиза…»