Хранители древнерусских национальных традиций

ХРАНИТЕЛИ  ДРЕВНЕРУССКИХ  НАЦИОНАЛЬНЫХ  ТРАДИЦИЙ

В Республике Молдова действуют несколько организаций русской на-правленности, каждая из которых нашла свою «нишу» и более или менее успешно трудится на этой ниве, однако, как и прибалтийские русские общи-ны, полноценной диаспоры русские создать до сих пор так и не смогли, хотя зачатки её пытались создать ещё в XIX веке старообрядцы Белокриницкого согласия (после утверждения митрополии в 1846 году). Однако они не смог-ли это сделать по той простой причине, что не имели устойчивых политико-экономических связей со своей исторической Родиной. Тому был ряд при-чин, но среди основных – религиозные расхождения с правительствующим Синодом РПЦ. Теперь, как нам кажется, настало время для создания русской (или российской) диаспоры в Молдавии и в восточно-европейском регионе в целом.
Первой попыткой создания современной диаспоры у нас в Молдове бы-ло создание Координационного Совета. И, как нам кажется, свою задачу по созданию такой диаспоры он не смог выполнить по различным причинам (это тема отдельного разговора) и на данный момент исчерпал свои возмож-ности. Однако он показал возможность такого объединения и создал предпо-сылки к формированию такой диаспоры.
Главный вопрос, на который мы должны ответить, – может ли русский человек, оказавшийся на длительное время за пределами России, остаться таковым,  сохранить свой язык, свои обычаи, традиции, сохранить свою пра-вославную веру. Ответ напрашивается очевидный: конечно – да! Но доста-точно ли этого для этно-культурного самосохранения, или это всего лишь необходимые условия для самоидентификации? 
В истории России есть любопытный пример диаспорного (рассеянного) существования русских – это старообрядцы в Зарубежье. Многие, наверное, читали или слышали о церковной реформе семнадцатого века, которая взволновала обширнейшее государство, начиная от престола и кончая по-следним казаком. Последствия той реформы ощущаются до сих пор, и у про-свещенной общественности есть устойчивое мнение, что все беды, которые испытал и продолжает испытывать русский народ, являются следствием этой реформы.
На протяжении трёх с половиной веков господствующей церковью и го-сударством навязывалась идея, что почти весь народ поддержал реформу и только полуграмотная, невежественная часть не согласилась. Однако это не так. При самом появлении старообрядчества на его стороне стояли люди не менее образованные по тогдашнему уровню, чем сторонники реформ. Про-топоп Аввакум может быть причислен к выдающимся представителям чело-вечества. По силе, изяществу и необыкновенной одухотворённости своего слога он принадлежит к созидателям могучего русского литературного язы-ка, а его книга «Житие» является вторым после «Слова о полку Игореве» крупнейшим литературным памятником Древней Руси. Митрополит Павел Коломенский был виднейшим знатоком Священного Писания, библиофи-лом. Облыжные обвинения в невежестве были придуманы ополяченными реформаторами и тайными иезуитами, устроившими гонения на церковных консерваторов и хранителей заветов и традиций Стоглавого Собора.
Нужно отметить, что это было время резкого расширения европейских границ Московской Руси, присоединения Украины, время слома всей древ-ней культурной традиции северо-востока Европы, реформы древнерусского языка, музыкального и ритмического строя, иконописи (живописи). Только в отличие от процессов в Европе, где происходило закрепление естественных для их национальных  культур знаковых и символических структур, в России происходила (через польско-немецко-французские заимствования) попытка насаждения чуждых для её исторического бытования культурологем и идео-логем (и порождаемого ими иного типа мышления). Именно это вызвало раскол русского социума, чего не было в Европе (церковный раскол в Европе имел иные, политические, истоки – в пределах одной культурологемы, одно-го цивилизационного типа).
Во многом ситуация церковной реформы ХVII века повторяется и в кон-це  века двадцатого, в постперестроечный период разделения русского наро-да, отделения Украины и усиления греко-католических, униатских тенден-ций, поддерживаемых «самостийниками». Если воссоединение России и Ук-раины привело к церковному «расколу», то произойдет ли воссоединение русских православных согласий с отделением Украины и связанных с ней униатских потенций? Об этом речь пока не идет.
На момент проведения первой цивилизационной и церковной реформы уровень образования в разных слоях Русского государства, естественно, был разным, то есть, чем ниже на иерархической лестнице стоял человек, тем ниже, как правило, и был его образовательный уровень. Такое же положение было и в среде крестьянства и купечества. Однако через 20 – 30 лет после «раскола» старообрядческая часть этих сословий стала более образованной, чем их собратья, оставшиеся в господствующей, реформированной церкви, и к концу XVII-го столетия старообрядчество стало грамотным слоем среди огромного, но полуграмотного народа. Практически до конца первой четвер-ти XX-го века распространение старообрядчества ассоциировалось с распро-странением грамотности. И это в то время, когда Пётр I  вынужден был изда-вать указы, принимать особые суровые меры, чтобы распространить грамот-ность среди дворянства, и эти строгости сурового царя оказывались бессиль-ными или слишком слабо, медленно вели к намеченным целям. Совершенно иное явление наблюдается в старообрядчестве. Чем это объяснить?
Прежде всего старообрядчество сохранило гонимую и осуждённую на окончательное истребление «старую» книгу и усвоило все те догматические, церковно-исторические, канонические, поведенческие, археологические и другие знания, которые в этой книге содержались.
Староверы до сих пор убеждены, что истина содержится в старой книге и праведная церковность – в исполнении всего предписанного этой книгой.      
Гонение на старую книгу способствовало тому, что она из храмов пере-селилась в частные дома приверженцев старины. Эти последние всякими способами, не щадя ни сил, ни умения, ни средств, старались приобрести гонимые книги, припрятать их и сохранить. И почти вся русская старопечат-ная и древнеписьменная литература чрезвычайно быстро распространилась среди русского народа, преимущественно среди низших классов его – купе-чества и крестьянства. Это явление имеет необыкновенно важное  значение и может считаться почти единственным в истории. Оно означает, что почти все монастырские и церковные библиотеки поступили в свободное обращение среди народных масс (среди старообрядчества).
 И эта книга, попавшая в частные дома и убогие хижины, быстро  приве-ла чуть ли не к сплошной грамотности (церковной, старославянской) всей старообрядствующей  массы. В данном случае не было школьного образова-ния в нашем современном понимании, а произошло чисто народное, стихий-ное распространение грамотности. Деды, имеющие внуков, отцы, озабочен-ные о родителях и собственных детях, матери, кормящие грудью, девицы-красавицы, молодцы-удальцы – все находили  возможным  отрываться от своих злободневных занятий, учились грамоте и трепетно читали священные строки древних (старорусских) книг.
А когда стал ощущаться недостаток в книгах, старообрядцы создали свои школы специальных переписчиков, писавших особым стилем, известным под именем поморского письма. Позже, укрепившись в других странах, от-крыли там свои типографии и печатали старые книги. Всё это говорит о вы-сокой книжной грамотности, которую  отмечали во все времена сторонние наблюдатели. Так, при широком анкетировании в 1908 году старообрядче-ских хозяйств в России выяснилось, что если основная часть крестьян трати-ла в год на книгу 1 или 1,5 копейки, то в старообрядческих семьях эта цифра составляла 61 копейку в год, то есть в 40 раз больше.
Черпая свои знания исключительно из старых книг, не содержащих ни невежества, ни грубых языческих суеверий, старообрядцы давно покончили и с народными суевериями: колдуны, заговорщики, пользующиеся среди русских большим влиянием, среди старообрядцев были  явлением исключи-тельным. Эта же самая грамота дала старообрядцам и экономический доста-ток: лучшие плательщики господского оброка, откупившиеся на волю, были, в большинстве случаев, старообрядцами.
Непримиримость в вопросах веры, нежелание как части старообрядцев, так и господствующей церкви идти на взаимные уступки, нередко приводили первых в стан агрессивных противников Российской государственности (не-красовцы) или к активному участию в бунтах и восстаниях против сущест-вующего строя (бунты на Дону, Пугачев, участие в подготовке революции).
Все указанные выше черты способствовали выработке у старообрядцев особого упругого русского характера как в жизни бытовой, так и в религиоз-ной, и в общественной. Проживая  в настоящее время в 20-ти странах  мира, они зарекомендовали себя как трудолюбивые, законопослушные, держащие слово люди. Например, в Австралии при заключении подряда на строитель-ство, при прочих равных условиях, предпочтение отдаётся русским – старо-обрядцам. А в Польше, когда православное русское население, не исключая и интеллигенции, еле-еле подаёт голос о своём существовании, старообряд-цы же чувствуют себя как дома. В окрестностях старообрядческих сёл суще-ствует особая характерная поговорка: «православный боится поляка, поляк трепещет перед жидом, а жид трясётся перед старовером».
Эта же самая упругость и стойкость в «отеческих» исторических преда-ниях сказывается и в характере образованных старообрядцев. Они не только не гнушаются высшим образованием, но и свой религиозный, домашний и общественный быт умеют спаивать, соединять с современной наукой. Есть старообрядцы-юристы, техники, учёные-химики; многие из них работали специалистами в университетских лабораториях, например, у профессора Д.И.Менделеева. Если «православные», достигая известного признания в обществе, в большинстве случаев вместе с этим порывают и свои прежние связи с верой, с храмом, с религиозным укладом жизни, с отеческими корня-ми, европеизируясь, то старообрядцы и в данном положении оказываются неприкосновенными, устойчивыми. «Приезжает старообрядец из универ-ситетской лаборатории, знакомый со всеми новейшими данными естест-венных наук, у себя дома надевает косоворотку, кафтан и читает часы на клиросе своей родной церквушки, поёт по старинным крюкам; он чувствует себя своим в кругу своих наставников, уставщиков и, если надо, с гордостью примет на себя обязанности попечителя моленной; не побрезгует сделаться общественным деятелем среди своих родных бородатых кафтанников и  двуперстников» \5\. Так было в ХIХ веке, так остаётся и до сих пор, в веке ХХ I. Это любопытный и поучительный пример этнокультурной устойчиво-сти.
«В старообрядчестве живёт, чувствует, мыслит и действует весь «ушедший» народ; юноши и старцы, девушки и женщины, бедные и бога-тые, – всеми своими способностями и силами участвуют в общей жизни, в общем движении, все они воспринимают новейшие знания и образование и участвуют в усвоении и переработке их, никто из них не лишен права выска-зать новую мысль и никто не будет оскорблён невнимательным молчанием только потому, что он бедный или незнатный человек» \5\.
В современных условиях активного взаимодействия старообрядцев с «внешними», с богоборческим и «отклонившимся» от древних традиций миром, в старообрядчество обращаются многие из мирян. И возникает про-блема адаптации (для старообрядцев приемлема только формула полной ас-симиляции «внешних» в старообрядческую среду) новообращенных. Тем более эта проблема стоит остро в условиях зарубежья, когда многое для но-вообращенного является ещё чуждым. Чуждым значит, прежде всего,  - на чужом (русском) языке. И естественное стремление новообращенных в ста-рообрядчество местных иноязычных жителей – адаптировать чужое к сво-ему, близкому. Отсюда и ассимиляторские тенденции в среде новообращен-ных, и посулы преференций для дерусифицировавшихся, ассимилировав-шихся потомков русских страдальцев…  Но здесь уже нет никакой заботы о сохранении древлеправославного обряда, чина службы и таинств, нет пропо-веди православных основ, горения русского православного духа, страдания и чаяния грядущего Свято-русского Града Горнего…
…Дух сам летает, где хочет…
Летает, ищет, беспокоится. А здесь чистой воды прагматизм – получше устроиться в тихой, спокойной и благоустроенной компромиссной жизни в «Граде сем». К тихой жизни, к сытой старости. И, горделиво поучая «внеш-них», почить в уснувшем Духе…
В какой-то мере старообрядцы – добровольные миссионеры неугасимого духа древнерусской культуры, русской веры в грядущее Богочеловечество, в богоданность народа, тысячи лет героически отстаивающего свою самобыт-ность, самобытность русского языка, обычаев. Волей Божией ставшие про-поведниками в иноязычной среде не только Слова, но и русского быта, се-мейных и трудовых отношений, некоего образа жизни. Миссионерами Духа, непримиримого к неправде, к насилию, к агрессии, но и Духа кроткого пред правдой, отеческим благословением, пред памятью героических предков… Духа, во многом уже в этих народах угасшего или затушенного угодливыми «доброжелателями». Духа мироустроителей, демиургов.  С чего они начина-ли, приходя на новое место? Со строительства Храма, бани и… туалета. На Святой  (освященной) земле все должно быть чистым, не должно быть ника-кого непотребства.
Неистовый Аввакум – русский образ непримиримого борца и терпеливо-го страдальца, доверчивого в дружбе и прагматичного в быту, готового по-жертвовать и собой, и чадами своими, и готового умереть за них. В каких народах мог возникнуть именно такой, самобытный миссионер, проповед-ник, хранитель древней православной старины?  Или Сергий Радонежский? В нем та же тихая твердость и непримиримость к насилию чужаков и к не-правде княжеской. Не бегство от княжеского гнева, но обличение неправд сильных мира сего. В нем то же, что и у Аввакума, долготерпение к слабо-стям русского народа. И проповедь – терпи во имя своей матери, Земли Рус-ской… От него пошло сакральное отношение к русской Земле как к месту обитания, скопления, сгущения и отдыха  Духа… Здесь Отец Небесный явит свой, Третий Лик… На горе Сион бог явил свой лик Отца, в Назарете – лик Сына, а здесь, на окраине всех миров, вдалеке от всех дорог мира он явит свой Дух… Исус ведь родился и дух к нему явился отнюдь не в Иерусалиме, а в Галилее, в глубокой провинции … Апостолу Павлу Дух явился также  не в Храме, а за пределами Израиля, на дороге…
Во многом современные старообрядцы лишены аввакумовского духа не-примеримой борьбы за веру. Они не идут в мир, как неистовый Аввакум или сидельцы Боровска и Соловков, или старцы из Ветки, со своим словом прав-ды. Да, они остались терпеливыми страдальцами и готовы достойно нести бремя страдания за свою древнюю веру. Но некоторые из них всё ещё сторо-нятся мира, предпочитая почти монашеское  уединение и наблюдение со стороны за  неистовой  битвой добра со злом. Такое отношение этой неболь-шой части старообрядцев сложилось в период их ухода из России. Затем этот уход стал для них и уходом духовным. Ещё до сих пор иногда раздаются их голоса, требующие очередного «ухода» (например, в румынскую Браилу) и полного разрыва с признавшей свою вину перед старообрядцами Россией. Оторвав себя от Святой Руси, они ищут и требуют грядущего спасения толь-ко для себя. Поэтому в прежние времена, являясь религиозными и политиче-скими беженцами из России, старообрядцы не рассматривались местными режимами как определенный политический фактор. Однако большинство старообрядцев, внешне «уходя», оставались «внутренне» преданными рус-ским обычаям, традиции, соборному духу  Московской Руси.  Они соборно молились и чаяли спасения Земли Русской, и были преданы ей.  Они и сами не всегда ощущали себя такими культуртрегерами, и уж тем более элемен-том активного политического проникновения России в страны их прожива-ния.
В современных условиях, когда старообрядцы уже не выступают в оппо-зиции  к официальной власти в России, они рассматриваются и как фактор политического проникновения в различные культуры. И поэтому попадают под наблюдение и контроль со стороны различных политических сил. 
Таким образом, история старообрядчества есть история собственно рус-ских традиций и обычаев, русской религиозной мысли, зарождённой в глуби-не веков, задавленной было «европеизаторами» при Никоне и Петербургских императорах, но никогда не утратившей своих жизненных сил, растущих стихийно.
Подводя краткий итог истории старообрядческой общины, можно за-ключить, что для неё были и частично остаются характерными:
1. религиозно-нравственный консерватизм и социально-политическая замкнутость (изоляционизм);
2. рулигиозно-мистическое чувство правоты, избранности, мессиан-ского подвижничества и греховности господствующей в России власти и Церкви;
3. глубокая историчность (мифологичность) сознания;
4. грамотность; система домашнего и общинного образования; осо-бое отношение к «старой» книге, иконе, пению, храмовому строительству;
5. деловая и нравственная честность (как принцип существования); высокая соревновательность и конкурентоспособность;
6. чувство коллективной солидарности, при сохранении трёхчинной иерархичности и равноправия в общине: священник, совет, общинники.      
В Молдавии старообрядцы проживают с ХVIII века, сначала изолиро-ванными сельскими общинами, а затем стали образовываться и небольшие городские общины. История старообрядческих общин в Молдавии достаточ-но полно освещена авторами в монографии \7\.
Конечно, в современный исторический период, связанный с общеевро-пейской и всемирной глобализацией, обострением межцивилизационных (культурных, идеологических, системных) противоречий, при господстве СМИ в массовом сознании с их возможностью быстро формировать общест-венное мнение в нужном (для кого-то) русле, замкнутым сообществам при-ходится изменять свой типикон поведения, искать свои, самобытные пути исторического выживания. Одной из таких мировых форм организации су-ществования рассеянного, разделенного народа является Диаспора.