Ульв и Дэйни не спеша ехали по лесу – тому самому, где утром рыскали охотники. Гвэйнир не последовал за сестрой и её другом; Дэйни не предлагала брату составить им компанию, а лишь мимоходом обронила за обедом, что намерена по пути домой завернуть ненадолго в Алдалиндор. Ворон небрежно кивнул, с чуть заметной ухмылкой покосившись на Ульва, и серьёзно занялся свиной отбивной.
Ульв следовал за Дэйни на том же скакуне, на котором был на охоте, немного сожалея об утраченной возможности под благовидным предлогом обнять свою королеву и прижаться щекой к её плечу, как было, когда он сидел на белом коне позади девушки. Дэйни казалась задумчивой, даже рассеянной: она опустила поводья, и её конь шёл, повинуясь собственному представлению о конечном пункте поездки. По крайней мере, так это выглядело со стороны; Ульву казалось, что его спутница сосредоточенно прислушивается к чему-то… Вдруг она обернулась к нему: лицо её сияло детской радостью.
– Мы уже в Алдалиндоре, – сообщила она; заметив удивлённое выражение на лице спутника, она пояснила. – Ну, в Волшебной Стране. У неё много названий, и каждый может придумать своё – на то она и Волшебная.
Ульв не сразу переварил это сообщение: переход в Волшебную Страну он представлял как нечто эффектное и экстремальное – может, это переправа через огненные или кровавые потоки, может, мост со зловещим стражем, жаждущим поединка или загадывающим коварные загадки… А тут – как ехали по лесу, так и едут! Он скептически огляделся по сторонам… и увидел Волшебную Страну. Да, они по-прежнему держали путь через лес, только лес-то был не простой…
Ульв запрокинул голову, желая увидеть вершины деревьев, обступивших тропу – в вышине колыхалось зелёное море листвы с вкрапленными кое-где осколками неба. Троп в привычном смысле этого слова здесь, пожалуй, что и не было – деревья неспешно расступались и снова смыкали ряды лесной стражи за спинами путников. Лёгкий ветерок забавлялся среди густой листвы: но вскоре за привычными лесными звуками слух стал различать мелодию и хор необычных голосов, поющих на незнакомом языке. Словами, фразами и мелодией песни были и шелест листьев, и свист ветра, и журчание ручья, жужжание пчёл и еле уловимый перезвон цветов, и ещё – мощный, неудержимый порыв всего живого к солнцу и теплу, и радости, и совершенству…
Ульв вслушивался в странную песню неведомых жителей Волшебной Страны, широко открыв глаза. Но напрасно менестрель озирался по сторонам – он видел вокруг лишь исполинские древесные стволы и раскидистые заросли кустарников.
– Ульв, ты кого так старательно высматриваешь? Если тех, кто поёт, то напрасно – они и так перед тобой. Это поют Деревья, – пояснила Дэйни, натягивая поводья и замедляя ход своего коня; теперь она и Ульв ехали бок о бок.
Вскоре они очутились в долине, где вокруг большого озера причудливым архитектурным ансамблем расположились семь разноцветных готических башен, соединённых между собой сетью многочисленных переходов. Местами каменную кладку оплёл плющ и другие вьющиеся растения, что придавало эльфийскому замку дополнительное своеобразие. С лужайки перед одной из башен (светло-жёлтой, что в композиции с плющами было просто очаровательно), доносились оживлённые голоса эльфов и мелодичный смех. Когда Дэйни и её спутник поравнялись с группой эльфов, те весело приветствовали девушку, с нескрываемым любопытством рассматривая её спутника. Дэйни без смущения отвечала на остроумные шуточки эльфов – сразу было ясно, что среди жителей Волшебной Страны она чувствует себя как дома. Ульв мимоходом отметил, что уши у представителей Дивного Народа совсем не обязательно должны по форме напоминать вытянутые листья, заострённые в верхней части.
– Привет, Дэйни! – высокий эльф с длинными волосами цвета платины и пронзительно-синими глазами ловко ухватил за поводья коня волшебницы и галантно подал девушке руку. – Так я и знал, что ты не станешь ждать до зимнего солнцестояния, а захочешь сыграть со мной пораньше!
– Во что же на этот раз, Диниш? – спросила девушка и спрыгнула с коня, чуть коснувшись руки эльфа.
Он таинственно улыбнулся.
– В прошлый раз ты проиграла – значит, мне решать, во что играем на этот раз, – предупредил Диниш, и остальные одобрительно зашумели.
– Да помню я, – махнула рукой Дэйни. – Но сначала я должна представить… – она замялась, вероятно, впервые задумавшись, каким образом лучше отрекомендовать Ульва перед жителями Волшебной Страны.
Эльфы обернулись в сторону менестреля, который по примеру Дэйни слез с коня и теперь стоял чуть поодаль от своей королевы, размышляя, как подобает вести себя с эльфами. Чем больше Ульв присматривался к ним, тем яснее ему становилось, что советы из легенд, пожалуй, не всегда годятся, если имеешь дело с населением Волшебной Страны.
– Здравствуй, Дэйни! – при звуках этого голоса, мягкого и музыкального, эльфы немного поутихли и расступились.
С крыльца золотистой башни неторопливо сходила дама в изумрудно-зелёном платье и с ажурным серебряным обручем на тёмных волосах.
– Приветствую тебя, королева Лин! – Дэйни поклонилась, совсем как придворная дама на королевском приёме, а потом крепко схватила Ульва за руку и подвела к повелительнице Волшебной Страны. – Позволь, королева, представить тебе Ульва, моего рыцаря и менестреля, – тут Дэйни незаметно толкнула его локтем, и Ульв, воочию увидевший настоящую Королеву Эльфов, поспешно поклонился.
– Рада приветствовать тебя в моих владениях, Ульв, – в тёмно-карих глазах Королевы Эльфов промелькнул невысказанный вопрос – но тотчас она улыбнулась, легко и беззаботно, словно найденный ответ её обрадовал. – Дэйни, девочка, – в голосе королевы одновременно прозвучали и материнская забота, и любопытство сестры, и задор подруги-сверстницы, желающей послушать чувствительную историю, – ты расскажешь нам про своё путешествие?
– Только тебе, королева, если хочешь, – и Дэйни, наклонившись к изящному ушку повелительницы Волшебной Страны, быстро зашептала что-то.
Ульв покраснел, полагая, что речь идёт о нём. Королева Эльфов то и дело бросала на него быстрые взгляды; на её губах появилась весёлая улыбка, словно она услышала о чём-то весьма забавном. Остальные эльфы со скромным видом топтались поодаль, но Ульв не сомневался, что все они сгорают от любопытства.
Когда Дэйни окончила свой таинственный рассказ, королева пригласила гостей в замок. В зале, где уже стояли накрытые столы, Ульв был представлен королю Волшебной Страны – светловолосому эльфу в серебристо-сером одеянии и узорном серебряном венце. Дэйни привычно заняла место неподалёку от королевских кресел, усадив Ульва по правую руку от себя; по левую руку от девушки уселся Диниш, который в течение всего обеда оживлённо болтал с Дэйни. Ульв, косясь на чрезмерно общительного эльфа, мысленно удивлялся, когда тот успевает есть. Доказательством того, что Диниш ухитряется делать сразу два дела, была его тарелка, которая пустела ничуть не медленнее, чем тарелки соседей.
Поначалу, надо признать, Ульв с большим сомнением отнёсся к пище эльфов. Не то чтобы она неаппетитно выглядела или была подана на грязной посуде: просто менестрель вспомнил слова баллад, указывающие на определённую опасность, которую кушанья Волшебной Страны представляют для обычных людей. Но Дэйни быстро разрешила его сомнения. Ульв начинал подозревать, что она умеет читать мысли – ведь не в первый раз случалось, что она вовремя отвечала на его невысказанный вопрос; другое дело, что она давала ответы лишь на те вопросы, на которые сама считала нужным.
– Что с тобой? – шёпотом спросила девушка, когда он в нерешительности замер со столовыми приборами в руках, не рискуя попробовать хоть кусочек аппетитно подрумяненного оленьего бока. – Не беспокойся, всё это проверенное. Если ты думаешь, что вынужден будешь навеки остаться здесь только потому, что попробовал эльфийскую кухню, то, поверь, это чепуха. Вот, смотри, я же это ем, и ничего. Не в первый раз, заметь, – и она принялась за еду, намереваясь личным примером убедить Ульва в безопасности эльфийской пищи.
«Да, тебе хорошо говорить, ты-то волшебница – а я?» – ещё трепыхались в душе Ульва недобитые сомнения; однако голод принудил махнуть рукой на все предания – в конце концов, чего терять-то?!
После обеда эльфы вновь отправились на лужайку; Дэйни и Ульв присоединились к ним. Король и Королева Волшебной Страны остались в замке.
Вначале эльфы окружили Ульва, требуя спеть им что-нибудь. Он мельком взглянул на Дэйни – она чуть заметно кивнула.
Ты пришла из нездешней долины,
Где вовеки царит весна,
Я назвал бы тебя любимой,
Если б не королевой была…
Слова сами собой складывались в мыслях Ульва, перебиравшего струны арфы. Такого с ним ещё не случалось. То есть он, конечно, не раз сочинял баллады, но что б вот так, сразу… Эльфы слушали со вниманием, а когда он закончил, выразили полное одобрение.
– А теперь спой ты, Дэйни, – потребовал Диниш, и Ульв нахмурился – что-то этот шустрый эльф слишком уж часто трётся около его дамы!
Ульв и не заметил, как всё чаще мысленно называет Дэйни своей дамой. Но как же взмыли окрылённые упования менестреля, когда он услышал песню Дэйни!
Вот башмачки, что будут в самый раз
Для танца фей – тонки и невесомы;
В них майской ночью – ясною, бессонной,
Я лишь с тобою стану танцевать.
Я – в золотой накидке из лучей,
На Королеву Эльфов чуть похожа,
А ты – своей мечтою заворожен,
Которая заклятий всех сильней.
И мы помчимся сказочной тропой,
И скакуном нам будет дерзкий ветер –
Пусть много сотен долгих семилетий
Всё длится этот небывалый сон…
Дэйни продолжала перебирать струны арфы, опустив голову так, что длинные волосы почти скрыли лицо. Восхищённые эльфы принялись упрашивать её спеть ещё что-нибудь, но девушка решительно тряхнула головой:
– Нет, хватит на сегодня. Я ещё должна отыграться, – она пристально посмотрела на Диниша. – Так во что мы играем?
– В загадки, если не возражаешь, – улыбнулся тот.
– Будь проклята подобная вежливость! По правилам игры, я не имею права возражать, раз раньше проиграла, – нетерпеливо воскликнула девушка.
– Первую загадку я уступаю тебе, Дэйни, – прибавил эльф.
– С чего бы это, Дин? – подозрительно осведомилась она. – Я начинаю опасаться какой-нибудь хитрости – ты же ничего не делаешь просто так. Впрочем, у меня, как у проигравшей стороны, нет выбора.
И она произнесла нараспев:
И солнца свет, и блеск луны
И россыпь ясных звёзд
Ты видишь в утонувшей мгле,
Но помни, что не всерьёз.
– Колодец, – лениво промолвил Диниш и загадал свою загадку:
Скачет всадник на чёрном коне,
Рыцарем белым гоним;
Но отступает белый боец,
Коль встретится алый с ним.
– Ночь, рассвет и закат, – отозвалась Дэйни и добавила со смешком. – Что это тебя потянуло на человеческие загадки, Диниш?
– Загадывай, Дэйни, – уклонился от ответа эльф. – У тебя ещё две загадки и две отгадки. Хотя, конечно, если я не отгадаю… – протянул он с иронией.
Серые тени на алой реке,
Смешались здесь день и ночь;
Если ты пленник в этой стране –
Никто не сможет помочь, – с вызовом глядя на эльфа, продекламировала Дэйни.
– Это что-то из человеческих преданий, – задумчиво глядя на парящую в небе птицу, проговорил Диниш. – Смесь архаических верований с позднейшими выдумками трубадуров…
– Ты отвечай давай, а не рассуждай часами, – оборвала Дэйни.
– Ты очень хочешь отыграться, – хищно сверкнул Диниш льдисто-сапфировым взглядом. – Но для этого придётся выдумать что-то посложнее, Дэйни. Ты думаешь, я не знаю отгадку? Просто меня коробит от того варварского представления о нашей милой родине, которое бытует у многих смертных и которое ты, Дэйни, использовала для своей рифмованной безделки. Уж ты-то знаешь о том, что люди называют Волшебной Страной, побольше всех сказителей, вместе взятых!
Волны и ветер примчали меня
На побережье страны;
И стали мелодией юной души
Чьи-то волшебные сны, – голос эльфа теперь звучал, как убаюкивающая мелодия, а синие глаза светились приветливо и тепло.
Дэйни усмехнулась и пробежала пальцами по струнам арфы, которую она держала в руках.
– Вот и ответ, Диниш, – с ноткой торжества промолвила она. – Конечно, это арфа.
Четыре дороги для тех, кто готов,
Искать волшебных даров,
Четыре сокровища древних богов –
Что свяжет их вместе вновь? – загадала она свою загадку.
Эльф некоторое время думал, то и дело понукаемый Дэйни, потом развёл руками.
– Похоже, на этот раз твоя взяла, – нехотя признался он. – Я знаю, о каких сокровищах идёт речь – конечно же, это меч, копьё, чаша и камень – но что за сила их свяжет воедино… Увы, этого я не знаю, Дэйни.
Девушка снисходительно улыбнулась.
– На самом деле всё просто, Диниш. Странно, что ты не догадался! Наверное, именно потому, что это очень просто. Мечта, Дин. Сила мечты, огонь души, вера – называй, как хочешь. Настоящая мечта может творить чудеса, и я как-то дико чувствую себя оттого, что объясняю это эльфу – уж кому-кому, а вам, как мне казалось, о мечте известно всё!
– Значит, ты так хитро сложила свою загадку, – попытался оправдаться он.
– У тебя остался ещё один ход, Диниш, – напомнила Дэйни. – Может, ты ещё выиграешь?
– Я, пожалуй, оставлю свой ход на следующий раз, – с мрачноватым огоньком в глазах отозвался эльф. – Или загадаю загадку твоему приятелю…
– Об этом мы не договаривались, – поспешно сказала Дэйни, незаметно сжимая руку Ульва. – Я буду помнить, что за тобой остаётся один ход, Диниш, – и она направилась к озеру, увлекая за собой менестреля.
Дэйни шла не останавливаясь, пока голоса эльфов не затихли вдали. Берег уступами нависал над водой; у кромки воды оголённые корни деревьев сплелись, точно щупальца гигантских спрутов. Девушка рассеянно огляделась по сторонам, потом проворно взобралась вверх по травянистому склону и уселась на толстой ветке ивы. Ульв не торопился присоединиться к ней: он стоял на песчаном берегу, смотрел на многочисленные островки пышной зелени, соединённые с берегом и друг с другом паутинкой изящных висячих мостиков, и пытался привести в порядок свои представления об эльфах. Но все мысли назойливой тенью заслоняла смутная неприязнь к Динишу и туманные подозрения относительно него и Дэйни.
– Эй, Ульв, ты чего там застрял? – донёсся сверху голос Дэйни. – Мечтаешь о какой-нибудь здешней красавице? Иди сюда, и я тебе шепну на ухо, как покорить её сердце.
Насмешка, прозвучавшая в тоне девушки, добавившись к его ревнивым подозрениям, ещё больше взбудоражила чувства молодого человека. Ох, чёртова ведьма, чуть не выругался Ульв. Схватить бы и… Чёрт возьми!
Он медленно взобрался туда, где Дэйни, лениво болтая ногами, сидела на толстом ивовом суку, и остановился напротив девушки. Дэйни подняла голову; выражение лица Ульва было столь напряжённым, что она с искренним сочувствием спросила:
– Что с тобой?
– Зачем ты притащила меня сюда? – хмуро поинтересовался он хриплым голосом.
– Тебе не нравится Волшебная Страна? – с детским изумлением спросила она. – Но это же мечта каждого сказителя – побывать здесь!
– Я не об этом. Зачем ты вообще выдернула меня из моего Мира?
– Разве было бы лучше, если бы тебя схватили враги? – с недоумением спросила она.
– Мне начинает казаться, что, возможно, это было бы гуманнее, – всё тем же мрачным тоном произнёс он.
В глазах Дэйни появилось выражение глубокой тревоги, пожалуй, даже страх. Она спрыгнула со своего места, подошла к Ульву и робко положила руку ему на плечо.
– Какая муха тебя укусила? – жалобно проговорила девушка. – Если я тебя чем-то обидела, то так и скажи прямо, а не стой с видом оскорблённого истукана!
– Прямо? – слегка смягчившись, повторил Ульв. – А я думал, что здесь можно говорить только загадками. Или песнями, – добавил он.
– Ты разозлился из-за Диниша? Не обращай на него внимания. Да, если он тебе предложит сыграть с ним – лучше не надо. Этот тип обставит хоть кого, а отыграться потом будет, ох, как трудно!
– Мне-то до него нет дела, – яростно выдохнул молодой человек, борясь с неистовым желанием стиснуть насмешницу в объятиях. – А вот тебе?
– Ты, оказывается, ещё и ревнивец, – с обманчиво наивным удивлением, словно сделав потрясающее открытие, промолвила Дэйни. – Подумать только, и это человек, соблазнивший несколько десятков девиц и дам! Забавно!
– Ты преувеличиваешь, Дэйни, – смущённо пробормотал Ульв, слегка покраснев при упоминании о его прошлых подвигах на любовном поприще.
– Да? В таком случае, как мне кажется, моя ошибка должна польстить твоему мужскому самолюбию, – не унималась девушка. – Ну, не сердись, дружок, – добавила она, заметив, как выразительно сверкнули глаза Ульва. – А что касается Диниша, то он, конечно, по-своему очень мил, но это вовсе не означает, что я хоть когда-нибудь позволяла ему что-то, выходящее за рамки приличий.
– Да, тебе куда больше нравится мучить меня и держать в неведении, – заявил Ульв, в упор глядя на девушку. – Кто ты и откуда?
Она вспыхнула и опустила глаза.
– Ты же воображал, что я – Королева Эльфов! – с вызовом напомнила она. – Конечно, теперь с этой иллюзией придётся распроститься окончательно и бесповоротно – ты же видел настоящую Королеву. Да, надо тебе рассказать, в самом деле… Давай присядем, – она потянула его за руку.
* * * * *
– Ты, может быть, помнишь, как Джефф назвал меня Меллидэн, – сказала девушка, вкратце поведав своему другу о некоторых выдающихся деяниях двух поколений своих благополучно здравствующих предков, а также и двух братьев. – Так назвала меня бабушка в честь одной своей подруги. Но дедушка модифицировал это имя – ведь оно довольно длинное.
– А кто такой этот Джефф? – вспомнив странного типа из охотничьего павильона, спросил Ульв.
– Волшебник, бывший соратник дедушки, – сообщила Дэйни. – Можно сказать, что они вместе восстановили Орден Мон-Эльвейг… да только много позже Джеффиндж – это его полное имя – заявил, что жаждет уединения, а от новшеств, которые что ни день вводят мой дедушка и его помощники, его с души воротит. В конце концов он и засел в том павильоне, благо что Гвэйнир там бывает крайне редко.
Она умолкла, машинально вертя кольцо с чёрным камнем. Белая искра то тускнела, то ослепительно вспыхивала; Дэйни несколько раз провела ногтем по граням кристалла, потом спросила:
– А ты ничего не хочешь мне рассказать, Ульв? Только не сказку, как тем твоим девушкам!
Ульв не удержался от улыбки. Слишком уж часто она упоминает о его прошлых увлечениях, о которых сам он успел порядком подзабыть!
– О чём же ты хочешь услышать, Дэйни? Или леди Меллидэн? Моя королева? Не думаю, что будет благовоспитанно в столь уединённом месте вести речи о моих… любовных приключениях. В присутствии столь высокородной дамы… Но и я, да будет тебе известно, отнюдь не низкого рода, моя королева…
– Принц менестрелей, – улыбнулась Дэйни и ласково потрепала его по щеке.
Но Ульв остался серьёзен.
– Знаю, это покажется очередной сказкой, – заявил он с вызовом, – но мой отец рассказывал мне, что его прадед был сыном короля. Мать принца умерла молодой, и его отец женился снова. Мачеха задумала убить старшего сына короля, чтобы её сын наследовал трон. Однако малолетнего принца спас придворный чародей, который унёс его в далёкий Мир, где мачеха не могла до него добраться. Но волшебник погиб или куда-то исчез, и принц не сумел вернуться на родину. Пришлось ему остаться в том Мире, где он очутился волею случая и своего спасителя-мага. Один кузнец взял юношу в ученики, а потом принц Эггарт женился на дочери своего наставника. Эггарт был моим прапрадедом; он рассказал о своём происхождении своему сыну, а тот своему.
Видя недоверчивый блеск в глазах Дэйни, молодой человек решился показать своей даме тот талисман, который злополучный принц оставил своим наследникам. Ульв хранил фамильную реликвию в замшевом мешочке, на шнурок которого была нанизана куча амулетов. Дэйни иронично усмехнулась, увидев этот арсенал против фей и прочих волшебных существ. Ульв, смутившись, принялся поспешно отцеплять бесполезные побрякушки; потом достал овальный камень вроде сапфира, глубокого тёмно-синего оттенка, словно вечернее небо, с отверстием посередине, в которое была продета тонкая цепочка из белого золота.
– Эггарт носил его на шее, – пояснил менестрель.
– А ты почему-то не следуешь примеру мифического основателя рода, – весело отметила Дэйни.
Ульв усмехнулся.
– Пока не было причины вешать булыжники на шею, – неловко отшутился он.
– А что это за надпись на камне? – заинтересовалась девушка. – Можно посмотреть?
Наследник чудесно спасшегося принца без колебаний протянул ей талисман.
– А твой отец тоже был кузнецом, как и принц Эггарт? – спросила Дэйни, пытаясь разобрать надпись, сделанную затейливыми рунами, какими уж давно никто не пользуется. – Да, кстати, а как называлось то замечательное королевство?
Молодой человек на миг задумался, вспоминая.
– Эскелан, – произнёс он. – Кажется, именно так называл его мой отец.
– Эскелан?! – переспросила Дэйни. – Быть не может!
– Я только повторяю то, что сам слышал от отца, – с достоинством отозвался Ульв.
– «Истинный Король, возьми четыре сокровища и царствуй во славу Создателя и благо подданных», – Дэйни наконец кое-как разобрала изящные завитушки; прочла она и слово Эскелан, написанное серебром, но небрежным почерком, словно наспех. – А это, может, тот волшебник приписал? – задумчиво промолвила она, возвращая Ульву камень, и добавила. – А ведь в Эскелане сейчас как раз идёт междоусобная война, – она мечтательно посмотрела на молодого человека. – Ты хотел бы стать королём, Ульв?
– Если ты станешь моей королевой, – не задумываясь, выпалил он.
Она загадочно улыбнулась.
– Я серьёзно спрашиваю, – промолвила она. – Впрочем, об этом стоит поразмыслить как следует. А пока – расскажи, как ты стал менестрелем, мой принц?
Ульв, с удовольствием вспоминавший о былых занятиях, которые он вовремя забросил, начал свой рассказ с того, как бесконечные колонки цифр в бухгалтерских книгах банкира навели некоего юного сорванца на мысль, что не может конкретная человеческая жизнь предназначаться для подобной мути. Вскользь упомянув лавку купца, лабораторию аптекаря, канцелярию владетельного герцога и множество других мест, которые он сменил в иррациональном стремлении к приключениям, Ульв перешёл к тому времени, когда волны жизни забросили его к порогу таинственного мастера Элина, который и обучил его игре на арфе, лютне и флейте, правилам стихосложения и основам придворных манер, а ещё…
– Перед тем, как я ушёл, мастер велел мне смотреть сквозь огонь, – вспоминал Ульв. – Сначала я не понял, для чего это нужно: но потом… – он замялся. – Наверное, я просто задремал, и мне приснились волшебные сны: а когда я проснулся, мастер сказал, что огонь горит в душе человека, и в этом пламени рождаются чудеса…
За разговорами Ульв и Дэйни не сразу заметили, как в темнеющем небе появилась тоненькая закорючка растущей луны. Пока они добрались до эльфийского замка, совсем стемнело; но на лужайках вокруг башен было светло, почти как днём, от огней многочисленных фонариков, развешанных на стенах и деревьях. Некоторые эльфы ещё прогуливались вблизи замка или по берегу озера; но большинство теперь веселилось в просторных залах замка, откуда доносились звуки музыки и песен. Заслышав первые аккорды игривой мелодии дейррэ, девушка легонько сжала руку спутника своими тонкими пальцами.
– Ты любишь танцевать? – задорно встряхнув кудрями, спросила она; получив утвердительный ответ, она лукаво добавила. – Тогда опереди Диниша, если не хочешь потом злиться!
Ульв не знал этого танца; впрочем, он быстро уловил его ритм. Лишь когда танец подошёл к концу, а мелодия почти растаяла в воздухе, как утренний туман под лучами солнца, менестрель понял, на что намекала Дэйни. Прикосновение её губ было обжигающе-дерзким; может, эльфу такой страстный поцелуй и не достался бы, но Ульв уж точно разозлился бы, хотя и понял, что поцелуй полагается по правилам танца.
* * * * *
На следующий день события повернулись совершенно неожиданным образом.
Едва выйдя на крыльцо золотистой башни, Дэйни тотчас обратила внимание на группу эльфов, которые забавлялись тем, что по очереди прогуливались по натянутой на высоте около четырёх локтей тонкой верёвке.
– Теперь-то уж я покажу этому гордецу Дину, – пробормотала девушка; повернувшись к Ульву, она дерзко подмигнула ему. – Догоняй, Ульв! – и Дэйни легко помчалась по лугу к играющим, небрежно подхватив рукой длинный подол платья.
Менестрель нагнал её, когда она, чуть запыхавшись, остановилась возле эльфов; но сейчас девушка не обращала на него особого внимания. Дэйни, достойная наследница Архимага Льювина, в глубине души была азартным игроком, авантюристичным искателем приключений, острота которых заставляет кровь быстрее бежать по жилам; однако Ульв снова заподозрил, что между девушкой и Динишем, филидом высшей категории и прапрапраправнуком эльфийских владык, есть какая-то тайна.
– Привет, друзья! О, Диниш! – она вскинула голову, глядя на эльфа, уверенно шагающего по верёвке. – Конечно, с моей стороны самонадеянно бросать вызов столь ловкому канатоходцу – но ты же знаешь, тропы благоразумия никогда не приводят в Волшебную Страну…
– Ты не оставляешь мысли обыграть меня по всем статьям, – усмехнулся эльфийский филид, легко спрыгивая на землю. – Отлично, Дэйни! Глядишь, может, через семь-десять лет – по вашим человеческим меркам, разумеется – ты и впрямь сделаешься превосходным игроком. Ну, давай, девочка! – он проворно подхватил её на руки и поставил на воздушную дорожку.
Ульв вспыхнул и дёрнулся было вперёд, но тут одна очаровательная эльфийская леди ухватила его за рукав и шёпотом любезно пояснила, что лезть в чужую игру не подобает. При этом прелестная дама улыбалась так обворожительно, что пылкий менестрель не мог ни ответить ей столь же приветливой улыбкой. Между тем Диниш, убедившись, что ножки Дэйни надёжно стоят на серой верёвке, осторожно разжал руки и отступил к большому дереву, в которое упиралась эта импровизированная дорожка.
Дэйни, подоткнув зелёную шёлковую юбку, медленно, но не теряя равновесия, направилась вперёд. Конечно, внучка Архимага Льювина ещё не достигла сноровки эльфов и бродячих жонглёров, однако почти весь путь она проделала уверенно и грациозно. Но когда она уже находилась в полушаге от толстого дуба, к которому был привязан один из концов верёвки, к девушке метнулся крупный дрозд и сел ей на плечо. «Мэттон!» – радостно воскликнула Дэйни; на миг позабыв о том, что идёт по верёвке, девушка потеряла равновесие, и её подошвы соскользнули с неверной опоры…
– Ты проиграла, Дэйни! – Диниш ловко подхватил девушку в объятия.
– Это всё Мэттон! – запротестовала Дэйни, ища взглядом дрозда, который пересел на ветку дуба и с выражением невиннейшего интереса озирался по сторонам, делая вид, что он тут ни при чём. – А, вот ты где, Мэт, разбойник! – укоризненно обратилась девушка к птице; дрозд чуть склонил голову набок, прислушиваясь. – Вы сговорились! – нахмурившись, вызывающе бросила она Динишу; однако она не особенно рьяно вырывалась из рук эльфа, что с неудовольствием отметил Ульв.
– С Мэтом разбирайтесь сами, – Диниш коротко усмехнулся. – Однако я надеюсь, ты ещё не позабыла, что с проигравшей стороны взимается штраф?
– Я обязательно отыграюсь, запомни это, Дин, – упрямо сказала Дэйни.
Но она не вырвалась и не уклонилась от долгого поцелуя, который высокородный филид запечатлел на её губах. Ульв не слышал, что говорила ему в это время эльфийская красавица, игриво коснувшаяся его руки. Наконец Диниш разжал объятия, всё ещё удерживая Дэйни за руку. Ульв отметил, что девушка отнюдь не выглядела смущённой или расстроенной. Правда, она с видимой скромностью опустила ресницы; но то и дело её взгляд вспыхивал азартным, дерзким огнём, и менестрель чувствовал, что его сердце словно и впрямь жжёт разыгравшееся пламя. Чёртова ведьма!.. Он повернулся к красавице-эльфийке и заставил себя улыбнуться в ответ на какую-то изящную шутку.
– Давайте потанцуем, друзья! – уверенно предложил Диниш, не выпуская руки Дэйни. – Мэт, спой-ка нам, приятель, – обратился он к дрозду. – Пусть наш гость, – тут эльф метнул пронзительный взгляд в сторону Ульва, – убедится, что песни твоих сородичей в самом деле могли на десятилетия – так, кажется, по человеческому времени, или я что-то путаю? – что песни дроздов могли надолго заворожить храбрых воинов короля Брана и заставить их позабыть о печалях смертной судьбы…
– А ты подыграешь на лютне, Диниш, – задорно добавила Дэйни и сделала слабую попытку высвободить свою руку.
Но Диниш покачал головой.
– Пусть лучше Айлор сыграет на флейте, – возразил он; черноволосый эльф в венке из веточек плюща польщённо улыбнулся и кивнул.
Ульв танцевал с обаятельной эльфийкой, то и дело бросая жадные взгляды на Дэйни, танцевавшую с Динишем. Менестреля переполняли злость, ревность и страстное желание. Ох, проклятая ведьма!
Однако и Дэйни не была в восторге, видя, как её поэт и рыцарь пляшет с местной красавицей. Внучка Льювина обычно очень снисходительно относилась к большинству собственных проделок, искренне считая их просто милыми шалостями; в то же время за её обезоруживающей непосредственностью и великолепной самоуверенностью скрывалось сердце, иногда становившееся до странности уязвимым. Заметив, что Ульв с томным видом что-то нашёптывает эльфийской даме, Дэйни переменилась в лице.
– Довольно, Дин! – она резко отстранилась от эльфа; так как он пытался удержать её за руки, она нетерпеливо вырвала их. – Я устала. Мне надо побыть одной, – и она торопливым шагом направилась к опушке леса, находившейся в нескольких шагах от лужайки.
Едва она скрылась за деревьями, как Ульв осознал, что ему уже не очень хочется и дальше оставаться в компании эльфов, несмотря на лестное внимание очаровательной дамы из Дивного Народа. После ухода Дэйни танцы прекратились, но Айлор продолжал наигрывать на флейте, коварный Мэттон щебетал песенки дроздов, а помрачневший Диниш, расположившись рядом с флейтистом, взялся за лютню. Ульв незаметно выбрался из толпы эльфов и поспешил к лесу. Он побаивался, что не сумеет найти Дэйни в колдовской чаще; но эти опасения оказались напрасными. Девушка не ушла очень далеко; вскоре Ульв заметил краешек её зелёного платья, мелькнувший среди деревьев.
Когда менестрель подошёл к девушке, она стояла, спрятав лицо и прижавшись к стволу огромного дерева, словно ища у лесного исполина совета и поддержки – совсем как обиженный ребёнок у заботливых и любящих родителей. Молодой человек осторожно прикоснулся к плечу Дэйни, но она отстранилась.
– Зачем ты пришёл, Ульв? – глухо спросила она; в её голосе слышались едва сдерживаемые слёзы. – Чего тебе надо? Разве Фаэлирин тебе не нравится? По-моему, она смотрела на тебя очень благосклонно…
Ульв рывком схватил Дэйни за плечи и повернул лицом к себе. На щеках девушки ещё не высохли слёзы; это лишь удвоило страсть менестреля.
– Тебе бы только издеваться надо мной, моя королева! – с мрачной горечью сказал он, крепко сжимая её в объятиях. – Не очень-то ты негодовала, когда тебя на глазах у всех целовал этот наглый эльф!
– Это была игра, – поспешно возразила Дэйни, не предпринимая попыток высвободиться из объятий Ульва. – Разве это не было ясно?
– О, ещё бы! Для тебя всё игра, не так ли? И я тоже – очередная игрушка?!
– Это не так, – тихо промолвила девушка и застенчиво провела рукой по волосам Ульва.
И вдруг Дэйни уткнулась лицом в его плечо и разрыдалась. Ульв тотчас и думать забыл про своё негодование из-за её сумасбродных выходок! Только бревно или железо останется равнодушным, когда красивая дама плачет, да ещё так доверчиво прижавшись к тебе! Только каменный истукан не постарался бы по мере сил утешить расстроенную девушку… Но дело в том, что раньше молодой менестрель обычно утешал красавиц одним давно известным всем мужчинам способом, который до сих пор действовал безотказно. Искренняя любовь к Дэйни, которая успела прочно обосноваться в сердце Ульва, лишь подстёгивала его воображение и придавала его ласкам больше пыла и нежности.
Дэйни не оттолкнула его, когда его рука ласково и дерзко скользнула по её груди, пробираясь под платье, когда его губы страстно целовали её руки, лицо, шею, грудь… Нескромные ласки Ульва вызвали у девушки очень противоречивые ощущения. Ах, как хорошо!.. Укрыться в его объятиях, и пусть он делает с ней, что хочет… Милый, нежный… Чувственный трепет пробежал по телу девушки. И одновременно в её душе пробудился праведный и яростный гнев оскорблённой добродетели. Да как он смеет, самодовольный нахал, так себя вести с ней! Привык тискать по углам дурёх-служанок, которым предварительно заговорил зубы красивыми сказками!..
Обуреваемая двумя противоположными желаниями: окончательно уступить Ульву или влепить ему пару-тройку звонких пощёчин, Дэйни ограничилась тем, что вырвалась из его объятий и побежала прочь.
Ульв кинулся следом, чтобы просить прощения за своё неподобающее поведение, хотя оно, в общем-то, скорее понравилось его даме, чем было ей неприятно. Но пылкий менестрель споткнулся о внезапно выпятившийся из земли корень и во весь рост растянулся на мягкой траве. Эльфийский лес, будучи вполне осознанным растительным сообществом, отлично разбирался в том, когда и куда кого следует пускать: ведь, догони Ульв Дэйни, в душе которой сейчас преобладал гнев, из беседы молодых людей скорее всего не вышло бы ничего, кроме безобразной ссоры. А эльфы и всё, что живёт и дышит в их владениях, терпеть не могут ничего безобразного, хотя отдельные жители Волшебной Страны лично для себя не считают зазорным иногда немного набезобразничать во владениях смертных.
* * * * *
Вечером Дэйни не явилась в эльфийский замок. Ульв сидел как на иголках, не зная, что подумать и как ему теперь быть. Эльфы почему-то не проявили ни малейшего беспокойства, словно исчезновение Дэйни – в порядке вещей. Ульв, не находя себе места от тревоги, вооружился одним из резных эльфийских фонариков в виде цветка цикламена и отчаянно ринулся под своды Волшебного Леса на поиски девушки. Но вскоре менестрель заметил, что лесные тропы водят его кругами по одному месту, не позволяя углубиться в чащу. Да и где Ульв стал бы искать девушку, даже если бы эльфийский лес соизволил впустить его в свои зачарованные дебри?.. По здравом рассуждении, во владениях эльфов кого-то или что-то можно найти лишь в том случае, если эти края или сами эльфы помогают в подобном трудоёмком занятии. А Поющий Лес сейчас явно не желал плодотворного сотрудничества с расстроенным Ульвом.
Что же делать-то? Просить о помощи эльфов? Ещё поднимут на смех… Кроме того, Дэйни здесь явно чувствует себя как дома, вспомнил Ульв. Когда они ехали к эльфийскому замку – лес сам расступался перед ней. Так нужно ли поднимать суматоху?..
Молодой человек решил ждать до утра. Если Дэйни не явится – он пойдёт к Королеве Эльфов и… Честно всё ей расскажет и попросит помощи – наверное, это самое разумное в сложившейся ситуации, но Ульва передёргивало от мысли о том, как он предстанет перед Королевой, которая и так, кажется, видит тебя насквозь, словно ты стоишь перед ней голый, а твои мысли плавают перед ней в прозрачном сосуде, точно рыбки, которых иногда держат в фонтанах богатые люди.
Остаток ночи Ульв просидел у окна своей комнаты, выходившего на ту же сторону, что и главный вход в башню, то и дело задрёмывая от усталости. Нервы его были напряжены до предела, и любой звук, будь то шум крыльев летящей мимо ночной птицы, стрекотание сверчка или шелест травы, потревоженной деловитой семейкой ежей – всё мгновенно вырывало молодого человека из сладкого сонного забытья.
Перед рассветом Ульв снова задремал. Проснувшись, он услышал доносившиеся с лужайки голоса Королевы Эльфов и Дэйни. Спрятавшись за занавеской, менестрель выглянул в окно. Дэйни, растрёпанная, в промокшем от росы плаще, что-то тихо говорила Королеве; та сочувственно слушала и материнским жестом гладила девушку по плечу. Слов Ульв не расслышал: кажется, Королева пыталась в чём-то убедить Дэйни, но та упрямо помотала головой. Королева шёпотом что-то спросила у девушки; та коротко кивнула и опрометью бросилась в сторону конюшен. Эльфийка неторопливо поднялась на крыльцо соседней башни, сложенной из зеленовато-серого камня. Вскоре снова появилась Дэйни; она вела своего коня. Вскочив в седло, девушка помахала рукой Королеве Эльфов; конь поскакал прочь и вскоре скрылся за деревьями.
Ульв успел отметить, что подол платья Дэйни, как и плащ, мокрый от росы и забрызган грязью. Боже мой, где же она была, куда уехала сейчас?.. Хотя вправе ли он, еретик, даже мысленно упоминать теперь имя Господне в этих колдовских краях, – он, без памяти влюбившийся в бессердечную ведьму?! Или ничего предосудительного в этом нет? А даже если и есть… Но что же теперь делать? Где искать её?
Мысли стайкой потревоженных птиц метались в голове Ульва, в то время как сам он опрометью нёсся вниз по лестнице. Выбежав из замка, он чуть не столкнулся с Королевой Эльфов.
– Доброе утро, ваше эльфийское величество, – пробормотал Ульв, ещё не растерявший окончательно всех понятий о придворном этикете.
– Доброе ли? – карие глаза испытующе смотрели на менестреля. – Надеюсь, что так и будет, – добавила Королева. – Ты ведь хочешь знать, куда поехала Дэйни? Вы поссорились… Да, да, я всё знаю, – пояснила она, не дожидаясь, пока молодой человек заговорит. – Дэйни решила вернуться домой. Она… немного запуталась в своих мыслях и чувствах, что порой случается с людьми, – тут Королева понимающе улыбнулась.
– Мне бы хотелось сказать ей… – Ульв покраснел, но Королева Эльфов пришла ему на помощь.
– Дэйни поехала в замок своего деда, Архимага Льювина. Если ты хочешь, можешь остаться здесь, – губы Королевы тронула улыбка, которая почему-то не понравилась Ульву – словно его видят насквозь и тайком посмеиваются над его мыслями. – Я могла бы вернуть тебя в твой Мир, – всё с тем же выражением продолжала Королева Эльфов, – но если ты хочешь догнать Дэйни… – её взгляд, казалось, вот-вот просверлит злополучного менестреля. – В этом тебе придётся рассчитывать только на себя, – со вздохом промолвила Королева, и взор её чуть смягчился; но вот её любезное пояснение окончательно запутало Ульву мозги. – Во владения Архимага ведёт множество путей; но все они начинаются в сердце идущего. Я не могу указать тебе дорогу, хотя сама нашла бы её без труда; ты не сможешь пройти, если не захочешь этого по-настоящему, всей душой. Только если ты искренне любишь Дэйни…
– Так что же я должен делать? – не вполне уяснив смысл туманных рассуждений Королевы Эльфов, отчаянно вопросил Ульв. – Просто ехать наобум, куда глаза глядят, и если кто-то сочтёт, что я люблю Дэйни достаточно сильно, мне соизволят указать дорогу?!
Королева поморщилась.
– Грубо сказано, – пробормотала она. – Но суть ты верно понял, мальчик, – милостиво добавила она. – Только не «кто-то сочтёт» и «соизволят указать». Конь, на котором ты сюда приехал, знает дорогу: если он и дорога почувствуют, как неудержимо ты стремишься к своей даме… – Королева хлопнула в ладоши, и вскоре к Ульву подбежал тот самый конь, о котором шла речь. – Или ты хотел бы остаться здесь? А, может, возвратиться домой? – вдруг спросила Королева, и её глаза сверкнули холодной насмешкой.
– Сначала мне придётся его построить… или завоевать, на худой конец, – хмуро отозвался собеседник, торопливо садясь в седло. – Так что я должен делать, чтобы найти Дэйни? Просто думать о ней, изображая конную статую? Я уже совершенно запутался во всей этой магии… Ой, простите, пожалуйста, ваше величество! – запоздало спохватился он, но Королева лишь снисходительно улыбнулась.
– Да будет твоя дорога удачной, Ульв, – пожелала она, грациозно взмахнув рукой.
Конь рывком сорвался с места...
* * * * *
Молодой человек совершенно ошалел, продираясь сквозь бесконечные дебри колючего кустарника. Наверное, правильнее было бы сказать, что продирался его конь; но в том-то и дело, что чудесное животное явно не испытывало никаких неудобств – во всяком случае, на его шкуре не наблюдалось ни одной царапины, в то время как злополучному всаднику порядком досталось от недружественных колючек. Как ни старался менестрель закутаться в плащ, но шипы ощутимо царапались даже сквозь плотную ткань. Когда конь вышел на относительно ровную площадку, Ульв с облегчением вздохнул – и тотчас понял, что его радость была преждевременной. Они с конём находились на равнине, широко раскинувшейся вправо и влево, а впереди на расстоянии нескольких десятков шагов виднелся обрыв. Ульв тотчас вспомнил, как ему довелось вместе с Дэйни переправляться через пропасть; и здесь над провалом точно так же перекинут узкий мостик хлипкого вида, начинающий зловеще раскачиваться даже от легчайшего дуновения ветерка.
Ульву крайне неприятно было вновь увидеть подобную переправу. Его конь спокойно стоял на месте, то и дело косясь в сторону седока; менестрелю почудилось, что волшебный скакун иронично улыбается.
– Тысяча чертей! – сквозь зубы выругался Ульв.
Если он отступит, они все будут смеяться над ним: Королева Эльфов, Диниш, Гвэйнир-Ворон, Дэйни…
Дэйни. Ульв до боли закусил губу, чтобы не взвыть от отчаяния. Да какое ему дело до всех них, если он не найдёт Дэйни!
Конь живо поскакал к несерьёзному мосту, но у края обрыва остановился, снова покосившись на седока.
– Скачи, Ветер, скачи, – пробормотал Ульв.
То ли коню понравилось имя, которое наобум присвоил ему менестрель (возможно, что Ульв даже угадал настоящее имя коня), то ли тут сыграла свою роль некая сила духовно-магического притяжения, загадочное действие которой пыталась объяснить Королева Эльфов – а только скакун очень резво перебежал по мосту на противоположный берег, каменистый и неприютный. Серые уступы, похожие на грубо вытесанные ступени, уводили куда-то вверх.
Менестрель внимательно осмотрелся. Другой дороги тут нет – ну, значит, туда. Конь уверенно перебирал копытами, взбираясь вверх; холодный ветер пронизывал до костей и словно во что бы то ни стало задался целью стряхнуть нахального человечишку на голые камни. Ульв накрепко вцепился в гриву коня, прижавшись к шее чудесного животного.
Когда они очутились на вершине каменистой возвышенности, ветер внезапно утих. Ульв взглянул вниз – и ахнул. Да что там сад в Ллихвин, временной резиденции ярла Асбьёрна; королевские парки по сравнению с этим чудом – просто крестьянский огород!
То, что открылось взору менестреля, чем-то напоминало владения эльфов – и в то же время разительно отличалось от них. Ульв это скорее почувствовал, чем постиг рассудком. Несколько минут менестрель смотрел на дубы, рябины, берёзы и другие деревья, стволы которых были оплетены вьюном, хмелем и плющом, на живую мозаику из сотен и тысяч цветов, на причудливо изогнутые дорожки… Вдруг Ульв понял, в чём отличие этого края от Волшебной Страны эльфов. Эльфы добавляли очень немногое в уже существующие сообщества лесов, лугов и озёр: а то, что видел сейчас Ульв, тщательно продумал и воплотил в жизнь человек. Или… Человек ли? Но кем бы ни был этот таинственный ландшафтный дизайнер – он любит деревья, цветы и травы не меньше, чем эльфы…
Конь не предпринимал попыток к спуску, хотя вниз вела куда более удобная тропа, чем наверх; Ульв, исцарапанный колючками, усталый и голодный, с надеждой подумал о том, что, наверное, теперь уже недалеко осталось ехать. Конь тряхнул гривой, таким способом деликатно напоминая седоку, что на свете существуют поводья, раз уж некоторым всадникам непременно нужно за что-то цепляться, и поскакал вперёд.
Никакой стражи поблизости не было заметно, что удивило Ульва. А если сюда захотят проникнуть враги? Стоило менестрелю подумать об этом, как у него зарябило в глазах – отовсюду смотрели многочисленные глаза, внимательные и настороженные. Причём не только глаза птиц, зверей и мелких существ, которых обычно относят к лесной и луговой «нечисти» (эти существа сильно обиделись бы, если бы их назвали этим словом); цветы, камни, деревья и листья на деревьях – всё смотрело живыми, умными глазами всех цветов радуги, старательно отыскивая потенциальных врагов. Ульв зажмурился. Когда он осторожно приоткрыл один глаз, окружающие существа уже не демонстрировали столь вызывающе свои зрительные приспособления – вероятно, расценив незваного гостя как не представляющего реальной угрозы благоденствию данной территории.
Пробираясь немыслимыми извивами многочисленных тропинок (Ульв не вполне был уверен, что не проехал по некоторым два и более раз), менестрель услышал дальний рокот морских волн и увидел очертания замка, возведённого на живописном побережье. Но Ульву было не до того, чтобы подробно изучать своеобразие архитектуры Каэр Лью-Вэйл, как назвал свою воплощённую мечту Архимаг Льювин.
Конь Ульва сейчас неспешно шёл по гребню холма; в просветах между стволами дубов хорошо просматривалась обширная лужайка. Менестрель так и впился взглядом в парочку, которая там прогуливалась. Дэйни прямо-таки повисла на руке изящного кавалера в зелёном щегольском наряде (ох, ну до чего все они тут зелёный цвет обожают!). Ульв спрыгнул с коня, чувствуя, как кровь приливает к лицу, а сердце бешеным молотом ухает в груди. Он видел, как Дэйни беспомощно прильнула к плечу зелёного щёголя, а тот покровительственным жестом обнял девушку за плечи. На вид типу в зелёном не больше тридцати пяти… Менестрель даже не подумал о том, что среди местного населения, вероятно, преобладают маги, а их возраст нередко существует словно бы отдельно от конкретной личности, не давая о себе знать какими-либо внешними признаками.
Ульв, вне себя от ярости и ревности, чуть не кубарем скатился со склона. Сбавить скорость менестрелю удалось лишь в двух шагах от упомянутой пары. Дэйни, которая как раз с жаром о чём-то рассказывала своёму спутнику, оборвала речь на полуслове, с некоторым изумлением уставившись на Ульва.
– Это и есть тот самый юноша? – деловито осведомился субъект в зелёном, обращаясь к Дэйни; похоже, он не очень удивился, увидел незваного гостя.
– Да, дедушка, – чуточку смущённо кивнула она.
– То есть как – дедушка? – ошалело переспросил Ульв, в душе которого ещё вовсю бурлили негативные эмоции. – Так вы – Архимаг Льювин? Быть не может!
– Много чего, как говорят, «быть не может» – но бывает же, – спокойно отозвался субъект в зелёном наряде. – Да, я Льювин, дедушка Дэйни. Ты ожидал увидеть меня исключительно в облике седобородого старца в сером балахоне до пят и с суковатой палкой в руках? – иронично прищурился Архимаг. – Великие Стихии! Господа сказители иногда воображают, что волшебники – это какие-то засушенные мумии или огородные пугала! А ты, конечно, принял меня за любовника Дэйни, да? По глазам вижу, что так и есть! И сколько счастливых возлюбленных моей внучки тебе уже примерещилось, молодой человек? Десять? Сто? Имей в виду – в Эскелане, например, на трактах придорожные столбы довольно часто попадаются… – по губам Льювина скользнула ехидная и вместе с тем сочувственная усмешка. – Но шутки в сторону. Итак, верный рыцарь Ульв явился искать примирения со своей дамой? Да, да, Дэйни мне кое-что рассказала…
Ульва очень занимал вопрос – насколько полно осветила Дэйни недавние события? При воспоминании о своём поведении под сенью эльфийских деревьев молодой человек с некоторым беспокойством подумал: как может отреагировать близкий родич девушки, если узнает об этом?.. Вдруг Архимаг, которого непонятно к какой возрастной категории следует отнести, придерживается дремучих представлений, что за подобное поведение, в общем-то, вполне естественное, человека нужно пронзить мечом, испепелить, а затем пепел развеять над морем? Или что-то ещё похуже – а ведь волшебнику даже пальцем для этого шевелить необязательно…
– Ну, ну, – подбадривающе промолвил Архимаг, выражение лица которого отнюдь не было мстительным и кровожадным. – Я же отлично знаю, что ты сюда не добрался бы, будь ты насквозь испорченным типом, замышляющим какую-нибудь пакость. Твоя излишняя… порывистость, Ульв, конечно, не очень украшает тебя, но вполне понятна. Современная молодёжь вообще…
Могущественный волшебник, чей внешний облик оказался столь отличающимся от традиционного сказочного стереотипа, дружелюбно улыбался; однако Дэйни смотрела не очень приветливо. Льювин поспешил прийти на помощь злополучному менестрелю.
– Брось дуться, Дэйни, – мягко сказал Архимаг, обращаясь к внучке. – Ты же видишь, молодой человек не остановился перед серьёзными испытаниями, о которых не имел ни малейшего представления – лишь бы иметь возможность просить у тебя прощения! Кое-чего, мне кажется, это всё же стоит. В конце концов, твой достославный батюшка тоже далеко не всегда вёл себя абсолютно безупречно, но тем не менее сейчас его уважают как доблестного и талантливого человека.
Ульв, пользуясь минутным замешательством девушки, опустился перед ней на колени. В его карих глазах застыло выражение мольбы и отчаяния. Дэйни ахнула и попыталась поднять менестреля с колен; но Ульв, сохраняя сию романтическую позу, взял девушку за руки и сказал:
– Прости меня, моя королева… Я знаю, что уж-жасно оскорбил тебя! Поэтому позволь мне уехать… Хотя бы и вернуться в мой Мир. Мне всё равно, куда…
Дэйни сдавленно вскрикнула, а Ульв продолжал убитым голосом:
– Я знаю, что, даже если мне там и посчастливится избегнуть лап занудных монахов, долго я вряд ли протяну… Без тебя, Дэйни, моя королева, я очень скоро умру от печали…
Льювин с нескрываемым интересом смотрел и слушал. Дэйни попыталась высказать какие-то возражения в ответ на речь своего воздыхателя, но Ульв уже не мог остановиться:
– Я понял, что не могу жить без тебя, Дэйни! Но ты, хоть и не Королева Эльфов, всё же очень знатная дама, чтобы мне, простому менестрелю, можно было надеяться на взаимность. Что толку в том, что мой род берёт начало от королей…
– Поподробнее об этом, пожалуйста, – с воодушевлением попросил Льювин.
– Дед, ты чудовище! – взорвалась Дэйни. – Человек из-за меня погибает, а у тебя на уме опять твои вечные интриги и козни!
– Не беспокойся, Дэйни, Ульв за просто так не погибнет, – оптимистично заверил внучку Льювин. – Он сильно преувеличивает реальную опасность, существующую в данный момент для его жизни, но это вполне простительно. Профессиональная привычка – вторая натура. Менестрели всегда выражаются пышно и цветисто – разве ты раньше никогда на это не обращала внимания? Но это отнюдь не означает, что сей юноша врёт. Он, пожалуй, и в самом деле скис бы и зачах, очутись он снова в том Мире, откуда был извлечён твоей нежной ручкой. Но мы же его не отпустим на очень даже вероятную гибель, пусть и не от тоски, а от вооружённых огнём и мечом лап врагов, верно?
Дэйни энергично кивнула. Наконец ей удалось заставить Ульва подняться с колен. Льювин, подождав с минуту, пока молодой человек отряхнётся от пыли, изящным жестом указал в сторону замка:
– Обсуждать серьёзные вопросы я предпочитаю в обстановке, располагающей к наибольшей интеллектуальной продуктивности. Надеюсь, вы помирились? Вот и отлично! Тогда можно пойти пообедать.
Тут Ульв вспомнил о своём коне, который спокойно пасся на вершине холма. Менестрель не успел ничего сказать, а тем более окликнуть чудесное животное, как конь проворно спустился с холма и остановился подле Ульва.
– Ого, надо же! – восхищённо присвистнул Льювин. – Элен-Сул всегда был ужасно норовистым и капризным скакуном; по крайней мере, Гвэйн всегда в этом уверял. Наш милейший Ворон, наверное, специально дал тебе именно этого коня, чтобы позлорадствовать над твоими попытками справиться с привередливым Звёздным Ветерком – Гвэйн явно не ожидал, что этот своенравный конь вдруг захочет понимать кого-то, кроме себя!
Пока все трое шли к замку (или четверо, если считать и коня), Льювин взял на себя инициативу по ведению светской беседы.
– Не стану скрывать, Ульв, меня очень заинтересовало сообщение о твоих королевских корнях, – напрямик заявил Архимаг.
– Дед, ты опять, – укоризненно прервала его Дэйни. – Ну хоть пять минут ты можешь о чём-то другом поговорить?
– О, конечно, девочка, и гораздо дольше, – усмехнулся Льювин. – Причём не только говорить. Если хочешь, после обеда я спою длинную-предлинную балладу о морском путешествии Короля Эльфов.
– Но ты уже всерьёз думаешь о том, что Ульв мог бы стать королём Эскелана, – настаивала внучка. – Хочешь втравить его в гражданскую войну? Только не отнекивайся, дед – я же отлично тебя знаю!
– Я тоже, – не моргнув глазом, согласился Архимаг. – Во всяком случае, именно это нашёптывает мне моё самолюбие. А ещё оно мне подсказывает, что я неплохо знаю устремления всех членов моей семьи и множества других личностей. Разве ты не мечтала о том, чтобы верный рыцарь совершал подвиги в твою честь, дабы завоевать твою любовь, а, Дэйни? – Льювин с хитрой усмешкой взглянул на внучку. – Или это только мои домыслы, а, девочка?
– Ну… – смущённо протянула она, слегка покраснев и пряча глаза. – Мало ли о какой чепухе девчонки болтают в детстве! Это ж давно было!
– Насчёт чепухи я помолчу, – ехидно отозвался Льювин, с наслаждением вдыхая аромат цветущего жасмина, мимо которого они в этот момент проходили. – А вот насчёт того, что мечты о ней канули в прошлое… Ты в этом абсолютно уверена, Дэйни?
Девушка демонстративно отвернулась в сторону, сделав вид, что любуется цветущими кустарниками. Зрелище, конечно, и впрямь было красивое, однако вряд ли оно помешало бы Дэйни дать правдивый ответ, если бы она этого хотела.
Ульв молчал: он ещё не вполне освоился в обществе Архимага, а дружеские перепалки, – видимо, нормальное явление в этой семейке, – несколько потрясли его своей непосредственностью. Между тем дотошный волшебник вернулся к исходной теме.
– Видишь ли, Ульв, – начал он. – Мне бы очень хотелось, чтобы ты правильно понял меня. Не знаю, насколько точно мне удастся изложить свои соображения: я привык общаться с личностями, которые зачастую понимают меня без слов, а иногда не желают понять очевидное даже после долгих и нудных разъяснений. Поэтому, если у тебя возникнут какие-то сомнения – спрашивай, не стесняйся; если же тебе покажется, что я чересчур многословен, останови меня. Я заговорил о твоём роде вовсе не потому, что меня сильно занимают вопросы чистоты крови или геральдические отличия. Я свободный гражданин Упорядоченного и считаю, что все разумные существа должны обладать равными правами. Пусть тебя не смущает то, что я – Архимаг, а мой сын Фьонн, отец Дэйни – магистр Ордена Мон-Эльвейг и король Сумеречной Долины. Наши титулы и власть – результат благосклонности Создателя, пожелавшего вознаградить наши неустанные труды и весьма скромные заслуги, как я полагаю. Ты бы тоже вполне мог, как мне думается, завоевать себе – да и не только себе – достойное место в этом Мире. Но сначала ответь мне на такой вопрос – ты любишь мою внучку?
– Дед! – воскликнула Дэйни. – Ну как можно…
– А почему нет? – иронично прищурился Льювин. – Разве я что-то нехорошее сказал?
Ульв вспыхнул, встретившись глазами со взором Архимага, но выдержал его проницательный взгляд и кивнул.
– Подумай хорошенько, – настаивал Льювин. – Мне ведь не важно, на самом деле ты принц или нет. Я так понял, что ты в это веришь – а самоуверенность, как ни крути, играет большую роль в любой авантюре, в том числе и в такой, как охота за короной.
– Я что-то не пойму, – Ульв с вызовом посмотрел на мага, – о чём мы говорим: о любви или о короне?
– И о войне, мальчик, – подхватил Архимаг. – Ты готов сражаться ради короны Эскелана?
– Дед, это невыносимо! – взорвалась Дэйни. – Ты что, хочешь, чтобы его убили?
– Я хочу, чтобы ты была счастливой, девочка моя, – мягко ответил Льювин. – Чтобы ты была королевой, любимой и уважаемой. В мои планы, поверь, отнюдь не входит гибель этого молодого человека – тем более я вижу, что он тебе дорог…
– Сражаться за корону мне предстоит в одиночестве против целого войска? – спокойно поинтересовался Ульв, одной рукой сжимая тонкие пальчики Дэйни, которые сейчас слегка дрожали (неужели от тревоги за него?!), а другой небрежно поглаживая рукоятку меча. – В таком случае у меня вряд ли есть много шансов на победу; и всё же я бы согласился, если бы Дэйни стала моей женой!
– Романтические бредни как раз в твоём вкусе, – Льювин слегка подтолкнул локтем насупленную внучку. – А ты настоящий сумасброд, Ульв. В нашей семейке только у такого типа и есть шанс прижиться… Считай, принц, что Дэйни твоя невеста.
– А меня ты даже не спрашиваешь? – с показным возмущением напустилась на него внучка, пряча радостную улыбку. – А может, я не согласна?
– В таком случае придётся связать и запереть, чтоб до свадьбы не сбежала, – отшутился Архимаг. – Неужели ты думаешь, Дэйни, что я затеял бы всё это, если бы сомневался в том, чего ты на самом деле хочешь, а?
Дэйни покраснела под пристальным взглядом догадливого дедушки.
– А разрешение родителей? – пробормотала она.
– Это уж моя забота, – небрежно пожал плечами Льювин и обратился к Ульву. – Однако право нежиться в объятиях своей дамы ещё нужно заслужить, – назидательным тоном добавил волшебник; молодому человеку это изречение Архимага тотчас напомнило аналогичную фразу лорда Гвэйнира. – Сначала тебе, Ульв, придётся сломить в бою – или в дипломатических переговорах, что вряд ли удастся, предупреждаю сразу – наглость эскеланских лордов, многие из которых всерьёз воображают, что имеют какие-то права на трон и прочие атрибуты власти, а также и на самою власть над достославным королевством Эскелан. Но в одиночестве тебе геройствовать не придётся, мой дорогой новообретённый внук. Сумасшедших, а также наёмников, готовых сражаться за деньги на чьей угодно стороне, достаточно в любом Мире. Мы быстренько наберём дружину…
– Дед, ты же не имеешь права соваться в военные конфликты, которые не затрагивают напрямую интересы магов, – ввернула Дэйни.
– Спасибо за напоминание, девочка, но я вовсе не страдаю склерозом, – с нескрываемым сарказмом отозвался Льювин. – И потом – что следует подразумевать под делами, не затрагивающими интересы магов? Испытующий взор истинного мага всегда устремляется далеко за горизонт; а уж то, что находится поблизости, тем паче в любой момент может напрямую затронуть его интересы! Впрочем, это серьёзный магико-правовой вопрос, и мы его сейчас рассматривать не будем. Нет, конечно, моим знамёнам не суждено горделиво реять над овеянными сомнительной славой полями Эскелана, где разыгрывается извечная трагедия братоубийственного кровопролития! Твой батюшка, Дэйни, пожалуй, был бы не прочь стать героем гражданской войны, но так как он числится магистром Мон-Эльвейга, то на него запрет тоже распространяется. Однако есть ещё твои братья. Эртхел… гм… Но вот Гвэйн… – тут Льювин обратился к Ульву. – Как я понял, Ульв, ты уже познакомился с нашим милейшим Вороном. Он, хоть и весьма талантливый волшебник, но рыцарем Мон-Эльвейга не является, – Архимаг недовольно нахмурился; однако через миг его лицо просветлело. – Вот уж не подумал бы, что даже это может иметь свои положительные стороны! Итак, Гвэйн имеет полное право влезть в разборки между претендентами на трон Эскелана и принять ту сторону, какую сочтёт нужным; правда, практически без применения магии – согласно магическому кодексу, волшебник, если он воюет с обычными людьми, не должен ею пользоваться.
– А он согласится мне помогать? – недоверчиво спросил Ульв.
– О, конечно! – обнадёжил его Льювин. – Может, сначала слегка и поломается для пущей важности; но Ворон – ужасный смутьян, так что охотно полезет в любую заваруху. Мне порой кажется, что именно хорошей драки ему и не хватает для полного счастья. Впрочем, я сам с ним поговорю.
С этими словами Архимаг поднялся на крыльцо – собеседники, увлечённые обсуждением серьёзных матримониальных и политических проблем, даже не заметили, как пришли к замку.
– Добро пожаловать в Каэр Лью-Вэйл, лорд Ульв, принц Эскелана, – церемонно произнёс Архимаг; высокие резные створки дверей сами собой бесшумно распахнулись, подтверждая приглашение хозяина.
* * * * *
Льювин шёл по бесчисленным коридорам замка так быстро, что Ульв, стараясь не отставать от Архимага, не успел как следует рассмотреть ничего вокруг. С первых шагов принц-менестрель понял, что обратную дорогу из цитадели чародеев самостоятельно он едва ли отыщет с лёгкостью. Впрочем, он и не собирался отступать – это и вообще-то было не в его характере, а маленькая ручка Дэйни, столь решительно обещанная Ульву её могущественным дедушкой в качестве будущей награды, удерживала крепче стальных цепей, ибо из подобных оков наследник эскеланского престола отнюдь не желал бежать.
Когда распахнулась очередная дверь, впуская Архимага и его спутников в просторную комнату, выдержанную в розовато-перламутровых тонах, из уютного плетёного кресла навстречу вошедшим поднялась дама, внешность которой являла собой классический образ очаровательной колдуньи. По крайней мере, Ульв именно такой представлял настоящую ведьму – непременно с глазами пронзительно-зелёного цвета и непослушными огненно-рыжими кудрями.
– Вэйл, привет, – и Архимаг подкрепил словесное приветствие долгим поцелуем в губы.
– Мы уже виделись сегодня, Льюв, – зелёные глаза искрились лукавым смехом. – Но никогда не бывает лишним снова поприветствовать друг друга, верно? Дэйни, девочка, наконец-то ты вернулась!
– Привет, бабушка! – девушка обняла бабушку, которая куда больше смахивала на старшую сестру Дэйни.
Вэйлинди вопросительно взглянула на Ульва, который со скромным видом мялся поодаль.
– Вэйл, это Ульв, наследник сгинувшего в незапамятные времена Эггарта, наследного принца Эскелана, – представил его Льювин и добавил. – Жених нашей внучки. Ульв, это леди Вэйлинди, моя жена.
Ульв поклонился, постаравшись принять при этом как можно более величественный вид. Наверное, это ему не очень хорошо удалось; во всяком случае, краем глаза он заметил, что Дэйни едва сдерживает смех. Леди Вэйлинди обладала большим тактом и выдержкой: она любезно приветствовала новоявленного принца, при этом глядя на него почти тем же пронизывающим взором, каким встретила Ульва Королева Эльфов. Видимо, впечатления хозяйки Каэр Лью-Вэйл тоже оказались скорее благоприятными, чем отрицательным: леди Вэйлинди тепло улыбнулась и одобрительно подмигнула внучке.
– Надеюсь, принц, тебе не придётся скучать в Каэр Лью-Вэйл, – произнесла супруга Архимага.
Ульв уже раньше обратил внимание, что в устах эльфов и магов даже самые обыденные фразы звучат так, словно имеют ещё какой-то особый, тайный смысл. «Старая дорога», – вспомнил он слова Дэйни. Вскоре после того, как он обнаружил эту старую дорогу, с ним и начали происходить странные вещи. Он словно наяву попал в одно из фантастических древних сказаний…
Дэйни что-то шепнула на ухо деду, потом бабушке. Оба многозначительно переглянулись.
– Ты родился в день осеннего равноденствия, принц? – спросила Вэйлинди. – А знаешь ли ты, в какой час это произошло?
– Вечером, когда солнце только-только начало садиться, как рассказывала мне моя мать, – отозвался Ульв, уже уставший удивляться; может, маги собираются составить его гороскоп, потому и спрашивают о часе его рождения.
– «Это судьба» – звучит, пожалуй, слишком избито и банально, – задумчиво произнёс Льювин. – Но только ничего более точного мне сейчас в голову не приходит. А тебе, Вэйл?
Волшебница молча улыбнулась.
– Пойдёмте обедать, – рассудительно предложила она. – Какова бы ни была наша судьба, а без еды она не слишком-то радужна в любом случае.
– Вот мудрые слова! – с энтузиазмом подхватил Архимаг.
* * * * *
Проснувшись на следующее утро, Ульв медлил открывать глаза: ему казалось, что всё, случившееся с ним в последние дни – лишь сон, и стоит ему стряхнуть дремоту, как он увидит облупленный потолок в комнате, которую он занимал, находясь на службе у ярла Асбьёрна, а то и бревенчатый потолок какого-нибудь вшивого постоялого двора – Ульв вспомнил про обвинения Хавбора и своё бегство из Ллихвина.
Наконец менестрель решился взглянуть на окружающую действительность: как ни странно, но выходило, что сон его либо был явью, либо оказался неестественно длинным и всё не желал кончаться.
Ульв лежал на широкой кровати со множеством подушек; солнце, заглядывающее в окно, заливало просторную комнату своими лучами. По стенам висели гобелены, на которых были изображены сцены из жизни магов и Дивного Народа: вот к неведомому берегу причаливают лебединые ладьи, и доблестные герои и прекрасные девы высаживаются на берег; вот летит дракон, а на спине у него сидит, конечно же, волшебник; вот хоровод пикси кружит над цветущим лугом…
Ульв сел, оглядываясь по сторонам в поисках своей одежды. На кресле в дальнем углу комнаты было разложено нечто парчовое, золотистое, что менестрель никак не мог счесть нарядом, в котором он прибыл сюда. Внезапно кресло, забавно перебирая гнутыми ножками и неуклюже переваливаясь с боку на бок, словно утка, подбежало к молодому человеку и замерло на месте. Похоже, что костюм, достойный короля, предназначался именно Ульву.
Одевшись, молодой человек с минуту рассматривал себя в зеркале, пытаясь придать своему лицу выражение, подобающее, по его мнению, индивидууму из королевского рода. Но это занятие быстро надоело Ульву; кроме того, он призадумался, когда же здесь принято завтракать? Ни Дэйни, ни её достойные родичи почему-то не сочли необходимым известить его о заведённых в Каэр Лью-Вэйл порядках. Но, имея в виду то обстоятельство, что маги, по-видимому, просто обожают прогулки на природе, молодой человек поспешил выйти из замка, лелея надежду повстречаться с Дэйни.
Накануне, когда Ульв прибыл в Каэр Лью-Вэйл, молодому человеку не удалось как следует рассмотреть достопримечательности, которых во владениях Архимага было не меньше, чем в во всех «музеях под открытым небом» (и под крышей тоже) вместе взятых. В особенности привлекла внимание менестреля отдельно стоящая башня, обвитая наружной винтовой лестницей. Стены башни практически полностью были изготовлены из какого-то прозрачного материала; внутреннее пространство необычного сооружения заполняли многочисленные экзотические растения – как видно, башня служила оранжереей.
– Доброе утро, ваше высочество, – донёсся откуда-то сбоку голос Архимага.
Ульв повернулся в ту сторону, откуда шёл звук. Как это им, магам и эльфам, разрази гром, удаётся всегда появляться столь внезапно?! Менестрель, которого слегка подавляло обилие волшебства в здешних краях, уже видел магию повсюду, в том числе и там, где её не было: Ульв был так сосредоточен на разглядывании прозрачного здания, что, конечно, подойти незамеченным не составило для Архимага никакого труда и без магических манипуляций.
– Доброе утро, – пробормотал Ульв, которого, помимо прочего, сильно смущало титулование, употреблённое волшебником.
– Как тебе моя Стеклянная башня, Ульв? – непринуждённо поинтересовался Льювин. – Её спроектировал мой сын Фьонн, который нечто подобное возвёл и в Сумеречной долине; но поначалу далеко не все оценили проявленное архитектором новаторство. Король Эленнар… ты ведь знаком с ним, раз бывал в Алдалиндоре, верно? Так вот, этот достославный государь эльфов и один из моих лучших друзей, впервые увидев Стеклянную башню в день её торжественного ввода в эксплуатацию, обозвал её безвкусицей! Потом, правда, государь переменил своё мнение к лучшему… Но ты, наверное, хочешь завтракать, – прозорливо предположил волшебник. – Мы нечасто завтракаем всей семьёй – привычки у нас разные, а стеснять друг друга не в наших обычаях. Дэйни, например, сегодня встала рано и уехала на охоту. А я, как типичная «сова», только собираюсь позавтракать. Ты можешь присоединиться ко мне, Ульв. Предлагаю запросто, без церемоний – хоть ты с одной стороны и «ваше высочество», но, с другой, уже почти мой внук – а какие церемонии между ближайшими родичами?
– Почту за честь, – с поклоном отозвался Ульв, который ещё не вполне привык к мысли о тесной родственной связи с магами, но при упоминании о завтраке понял, что ужасно проголодался.
– Вот и отлично, – изрёк Льювин. – Заодно и посмотришь Стеклянную башню изнутри.
Маг и принц-менестрель вошли в упомянутое помещение. Оказалось, что внутри башни, в самом её центре, вокруг массивного столба вьётся вторая винтовая лестница. Под сенью пальм и лиан у прозрачной стены стоял столик, накрытый на двоих, и два плетёных кресла.
– Ваше волшебничество, могу я спросить одну вещь? – чуть погодя пробубнил Ульв с набитым ртом.
– Сначала прожуй, а потом спрашивай, – отеческим тоном наставительно заметил Льювин и добавил, чуть поморщившись. – Только не называй ты меня, ради Создателя, разными дурацкими титулами! Надеюсь, ты не позабыл моё имя? Мне оно представляется настолько благозвучным, что разные префиксы вроде «мэтр», «лорд» и тому подобное в тесном дружеском, а тем паче родственном кругу совершенно излишни. Так что ты хотел знать, Ульв?
Тому многое хотелось бы спросить у волшебника; однако вместо по-настоящему серьёзных вопросов принц-менестрель задал самый дурацкий:
– Льювин, откуда ты узнал, что стол нужно накрыть на двоих?
– Я об этом вовсе не думал – ведь стол накрываю не я, – усмехнулся маг. – Вообще-то я, конечно, обычно завтракаю в одиночестве… То есть сажусь я за стол один; но чаще всего минут через пять кто-нибудь да явится. Дэйни, например, – спокойно пояснил Льювин.
Когда с завтраком было покончено, Архимаг повёл Ульва на экскурсию по Стеклянной башне. Она состояла из пяти этажей; потолки были очень высокими, так что башня представляла собой весьма внушительное сооружение. По внутренней винтовой лестнице можно было подняться на прозрачную мозаичную крышу, огороженную высоким парапетом; туда же, на крышу, вела и наружная винтовая лестница, однако Льювин пояснил, что сам он пользуется исключительно внутренней лестницей, так как не очень-то любит высоту. По наружной лестнице ходят только Фьонн, его сын, и Эртхелер, старший брат Дэйни.
В верхнем зале, потолок которого был составлен из разноцветных стёкол, создавался причудливый эффект освещения – всё казалось пёстрым; белоснежная мантия Архимага, которую Льювин нацепил, вероятно, для вящей представительности, виделась словно бы осыпанной радужными осколками.
Поднявшись на прозрачную разноцветную крышу странной башни, Ульв сначала испытывал крайне неприятное ощущение, что стекло вот-вот треснет под ногами, и они с Архимагом провалятся в нижележащий зал. Лишь невозмутимость Льювина постепенно заставила принца-менестреля отрешиться от раздумий о степени прочности стекла, одновременно служащего крышей башни и полом смотровой площадки.
– Эртха уже несколько лет как признали лучшим рыцарем Мон-Эльвейга, – с гордостью сообщил Льювин, когда он и Ульв, стоя на крыше Стеклянной башни, озирали территорию Каэр Лью-Вэйл. – К сожалению, он вряд ли согласится принять участие в гражданских войнах Эскелана; кроме того, и членство в Мон-Эльвейге не поощряет подобного. А наш Эртх – это и впрямь образчик доблестного и добродетельного рыцаря; на него, конечно, можно смело положиться в любом деле, за которое он взялся. Впрочем, доблесть Гвэйнира тоже не подлежит сомнению, – торопливо заключил Архимаг.
Из этой несколько размытой характеристики Ульв заключил, что всецело полагаться на лорда Гвэйнира не стоит; однако Льювин, будучи близким родичем упомянутой личности, не желает дурно отзываться о своём внуке.
Но очень скоро мысли Ульва направились совершенно по иному руслу. У опушки дальнего леса показались две движущиеся точки; приближаясь к замку, они постепенно принимали очертания всадников, и вот уже менестрель узнал в одном из них Дэйни; на правой руке девушки сидел крупный ястреб. Второй всадник был незнакомый Ульву молодой мужчина в светлой тунике и ослепительно белом плаще.
– Ого, а вот и Эртх явился! – радостно возгласил Архимаг и поспешил вниз по внутренней лестнице.
Ульв старался не отставать от мага. Когда они вышли на крыльцо Стеклянной башни, Дэйни и её брат уже были неподалёку. Ястреб, которого девушка держала на руке, внезапно вспорхнул и, подлетев к Архимагу, сел на траву в двух шагах от волшебника.
– Привет, Льювин, – сказала птица, забавно наклоняя голову вбок – вероятно, это движение должно было означать поклон.
– Привет, Арв, – отозвался волшебник. – Как поохотились?
При виде говорящего ястреба глаза Ульва округлились.
– Спроси у леди Дэйни, – скептическим тоном ответил ястреб на вопрос волшебника. – Да, не каждый день в силок попадает крупная дичь, не каждый! – при этих словах птица посмотрела на Ульва с таким выражением, как будто именно он и является той самой крупной дичью, нечаянно угодившей в охотничьи сети.
Молодому человеку стало несколько не по себе – дело в том, что порой его ощущения вполне соответствовали, как ему казалось, ощущениям вольного существа, внезапно угодившего в ловушку. Льювин, видя замешательство менестреля, поспешил прийти ему на помощь.
– Не удивляйся, пожалуйста, Ульв, – мягко сказал волшебник. – Арвинеб ап Фарх – из рода знаменитого Фарха из Кирн Холг, прирученного моей женой, леди Вэйл. В Кирн Холг все звери и птицы умеют не только думать молча, но и выражать свои мысли вслух на общепонятном языке.
– И ненормативно выражаться тоже умеют, – насмешливо добавил Арвинеб и принялся чистить перья.
В этот момент подъехали Дэйни и её спутник.
– Привет, дедушка, – в один голос произнесли брат и сестра.
– Привет, детки, – отозвался Архимаг.
– Эртх, а это мой жених, – сообщила Дэйни, когда Ульв поспешил к ней навстречу и снял её с лошади. – Принц Ульв, наследник эскеланской короны. Ульв, это мой брат лорд Эртхелер.
Лучший рыцарь Мон-Эльвейга учтиво поклонился, окинув претендента на трон Эскелана и руку сестры испытующим взором изумрудно-зелёных глаз. Солнечный свет вплетался в светлые волосы Эртхелера и терялся в них, словно тушуясь перед лучезарным сиянием воистину добродетельной личности. Но вот был ли сей незримый ореол непревзойдённого благородства и душевной незамутнённости выражением внутренней гармонии или же результатом тщательно формируемого имиджа?..
* * * * *
Миновали пышные празднества в честь дня рождения Льювина, Дэйни и Ульва. Ульв уже больше месяца жил в Каэр Лью-Вэйл, однако его положение оставалось весьма неопределённым. Он не ощущал, чтобы велась сколько-нибудь серьёзная подготовка к борьбе за его права на трон. Гвэйнир, правда, покинул владения деда на следующий же день после празднеств; мимоходом Архимаг упомянул, что его внук убыл, дабы лично проследить, как ведётся набор дружины для наследника престола Эскелана, а также повидаться с некоторыми эскеланскими лордами, которых, возможно, удастся привлечь под знамёна Ульва.
Нельзя сказать, чтоб Ульв слишком уж рвался навстречу подвигам, славе и короне как таковым. Молодой человек, бесспорно, был храбр, но не настолько глуп, чтобы не понимать – в бою, кроме личной доблести, желательно иметь и некоторые элементарные представления о стратегии и тактике; он же, будучи представителем мирной профессии, имел на этот счёт сведения весьма отрывочные и путаные. «В битве у Чёрного брода Хаэн ап Марвудд разбил войско Моур ап Дуннвайда; всех его воинов сразил Хаэн ап Марвудд своей рукой, ибо Господь стоял за него», – примерно в таком духе описывали сказители подвиги военных вождей; но то, что принято в литературной традиции, отнюдь не всегда может служить руководством в реальной жизни.
Было и другое обстоятельство, служившее источником мучений для Ульва. Обещание руки Дэйни, конечно, льстило его самолюбию и оживляло его мечты: однако прежде чем он доживёт до свадьбы, его могут десять, двадцать раз пришибить в бою! К тому же Ульв обратил внимание на одну любопытную подробность, наводящую на размышления: когда Архимаг представил его родителям Дэйни, он сообщил им о том, что это жених их дочери, однако при гостях Льювин, да и сама Дэйни, и все её родичи, именовали его лишь «наследником эскеланского престола», ни словом не упоминая о его претензиях на руку очаровательной волшебницы – претензиях, которые были ничуть не менее серьёзными, чем притязания на трон Эскелана.
С каждым днём Ульв всё мучительнее мечтал о… Вероятно, нетрудно догадаться, о чём именно – любой нормальный мужчина об этом мечтает, особенно если ежедневно видит перед собой любимую даму. Но кто он такой сейчас, чтоб Дэйни, эта капризная, самовлюблённая и жестокая особа, вдруг осчастливила его своей любовью? Он всего лишь самозванец, по меткому выражению её брата Гвэйнира, заявившего, что это слово как нельзя лучше отражает сущность социального положения Ульва – ведь на престол Эскелана его никто не звал. Впрочем, эльфийский филид Диниш, прибывший на день рождения Дэйни, да так и оставшийся в гостях у Архимага на неопределённое время, предложил называть Ульва «принцем-самовыдвиженцем» – по мнению эльфа, это звучит благороднее. Но какая, в конце концов, разница! Ульв от отчаяния готов был кусать собственные локти. Ах, неужели она его ничуть не любит – его самого – а готова любить лишь короля, шансы стать которым у него равны примерно пятидесяти процентам?!
* * * * *
Однажды утром Ульв бесцельно бродил по бесконечным тропинкам, кружевной сетью опутывающим территорию парка Каэр Лью-Вэйл. Дорожки, посыпанные гравием, вымощенные каменными плитками, а иногда и просто протоптанные, как в лесу, змейками скользили по ухоженным газонам, среди пёстрых клумб, огибали заросли кустарника или ныряли под раскидистые кроны деревьев: однако Ульв почти не обращал внимания на окружающий пейзаж, лишь изредка цепляясь взглядом за особенно оригинальные находки ландшафтных дизайнеров.
Молодой менестрель пытался разобраться в том обилии событий и впечатлений, которые, подобно лавине, обрушились на него в продолжение относительно короткого периода времени. Благосклонность Дэйни, хитроумные планы Архимага, её деда, предстоящая война за трон Эскелана – королевства, которого он, Ульв, в глаза не видел, и на которое он в то же время как будто имеет какие-то права… Всё это перемешалось в голове молодого человека – словно он угодил в одну из своих любимых баллад, где с равным успехом можно снискать сказочные дары судьбы, а можно и расстаться с бренным существованием в первой же стычке с вооружённым противником.
К чести Ульва, он не слишком страшился превратностей судьбы, нередко сопутствующих изгнаннику или самозванцу, претендующему на титул принца; однако его коробило при мысли, что он – всего лишь пешка в далеко идущих замыслах Архимага Льювина. В то же время молодой человек отлично понимал, что пути назад у него всё равно нет, да он туда и не рвался.
Эротические грёзы, главную роль в которых, разумеется, играла Дэйни, несколько примиряли новоявленного принца с действительностью; осуществление хотя бы некоторых из этих фантазий, несомненно, могло бы вдохновить Ульва на весьма значительные подвиги, однако не так-то легко склонить Дэйни на необходимые для этого уступки!.. Последнее обстоятельство немало огорчало принца-менестреля; между тем он уже имел возможность убедиться как в суровости и неподатливости своей дамы, так и в её взбалмошности и авантюрности.
– А, вот ты где!
Услышав голос Дэйни, Ульв повернулся в ту сторону, откуда исходил этот чарующий звук, заставивший его сердце забиться чаще, словно пойманная в силок птичка. Заметив маленькую руку, игриво машущую кружевным платочком из-за большого куста орешника, Ульв устремился прямо туда, безжалостно топча великолепный газон. Однако Дэйни проворно ускользнула от протянутых к ней рук и отбежала в сторону. Ульв кинулся следом, но Дэйни уже укрылась за стволом молодого ясеня.
– Попробуй догони меня, милый дружок! – насмешливо окликнула она Ульва. – Догони, и тогда я тебя поцелую!
И она стремглав помчалась по газонам и дорожкам. Ульв кинулся следом за ней: их отделяло расстояние немногим более вытянутой руки. Молодому человеку казалось, что он вот-вот настигнет девушку, которая иногда оглядывалась через плечо, весело смеясь и тем ещё более раззадоривая своего преследователя. Страсть, словно лесной пожар, бушевала в душе Ульва; к ней примешивался и гнев – снова эта девчонка играет с ним и беззаботно хохочет ему в лицо!
Возможно, именно гнев, поглощая часть сил Ульва, мешал ему догнать свою возлюбленную; так или иначе, но Дэйни добежала до холма, над которым возвышалось волшебное дерево, выросшее из черенка, некогда подаренного Льювину мудрым вороном Мобрайном, советником короля птиц из Мира под названием Кирн Холг.
Склон был достаточно крутым, однако девушка быстро взобралась наверх – регулярные тренировки и знание особенностей рельефа помогли ей существенно опередить своего преследователя. Прислонившись к стволу дерева, волшебница чуть наклонилась вперёд, глядя, как Ульв карабкается вверх по склону, цепляясь за траву и осыпающиеся камешки.
Хотя молодой человек немало времени провёл в путешествиях и занимался различными видами спорта – ничуть не меньше, чем поэзией и музыкой – однако он изрядно запыхался в погоне за капризной красавицей. Тут сказывалось главным образом противодействие многочисленных стихийных существ, тесно связанных с данной местностью. Существа эти, однозначно благоволившие членам клана Льювина, ещё не успели выработать чёткого отношения к Ульву; однако то, что внучка Архимага бежит от него, убедило их в необходимости препятствовать молодому человеку, аура которого к тому же едва ли не искрилась от обуревающих его противоречивых чувств.
Дэйни с запозданием вспомнила о настороженности травяных, древесных и прочих местных волшебных существ по отношению к малознакомым личностям; стихийные существа, сообразив, что внучка Архимага сейчас не нуждается в их помощи, успокоились и вернулись к своим повседневным занятиям, оставив Ульва в покое.
Впрочем, Ульв всё равно был далёк от благостного созерцательного умиротворения. Что же касается Дэйни, то стремительный бег и ощущение преследования любимым странным образом взбудоражили её. Бесшабашная, почти детская резвость уступила место глубокой нежности к Ульву; было в этой глубине что-то пугающее и притягательное одновременно…
Дэйни, как достойная наследница прославленных магов и бесстрашных воинов, не относилась к излишне боязливым или нерешительным особам. Когда молодой человек наконец взобрался на вершину холма и направился к девушке, она сама шагнула ему навстречу.
– Ульв, милый, не смотри на меня так, словно ты готов съесть меня прямо сейчас, – с ноткой кокетства проговорила девушка и ласково отёрла ему пот со лба.
Он крепко обхватил её стан и поймал губами её губы. Дэйни сначала чуть отклонилась назад, словно намереваясь вырваться, но вдруг обвила руками шею Ульва, отвечая на его поцелуй. Ульв слышал, как колотится её сердце; Дэйни прильнула к своему возлюбленному, и он почувствовал, угадал её желание, которое для неё самой было внове. Ульв чуть не задохнулся от прихлынувшего восторга. Нет, он не мог ошибиться – она всё тесней и доверчивей льнёт к нему, и в её глазах теперь уже не дерзкая насмешка, а нежная, призывная покорность…
– Милый… какой ты красивый, – шепнула внучка Архимага, неумело гладя лицо и растрепавшиеся в погоне за ней волосы своего возлюбленного.
Принц-менестрель мягко увлёк свою даму на траву. Дэйни не противилась этому; она не оттолкнула Ульва и тогда, когда его руки, расшнуровав её охотничью куртку, дерзко скользнули под шёлковую рубашку. Не то чтобы девушка потеряла волю к сопротивлению под воздействием неодолимого чувства: ни одна страсть, как бы ни была она сильна, не подчинила бы себе целиком особу, подобную внучке Архимага Льювина. Дэйни и впрямь сильно тянуло к Ульву, но она сумела бы побороть эту слабость, сочти она необходимым именно такой способ поведения; однако девушка рассудила, что наследник эскеланского престола слишком заинтересован в помощи её родичей, а, кроме того, уже настолько покорён её очарованием, что никуда от неё не денется, если только она сама не надумает с ним распрощаться. Так стоит ли продолжать дразнить и мучить его, тем более что и самой Дэйни впервые в жизни по-настоящему захотелось узнать, какова же любовь в действии.
Руки Ульва, ласкающие её нагое тело под шёлковой тканью, добрались до груди девушки. Накрыв ладонью один из тёплых холмиков, Ульв легонько сжал нежную возвышенность; тем временем другая рука Ульва скользнула вниз, ненадолго задержалась на животе девушки, а затем предприняла попытку расстегнуть пояс Дэйни, дабы существенно расширить поле дальнейшей деятельности.
– Не сейчас, мой милый, любовь моя, – чуть слышно шепнула девушка, почти оттолкнула своего возлюбленного, торопливо привела в порядок свой наряд и отодвинулась от Ульва на некоторое расстояние.
Он опешил от столь резкого перехода из одной крайности в другую и уж было решил, что это очередной из перепадов настроения его дамы сыграл свою губительную роль. Однако впасть в глубокую печаль по поводу неожиданного облома принцу-менестрелю не пришлось, так как почти сразу прояснилась причина внешне непоследовательного поведения Дэйни.
Из-за большущего куста шиповника, на котором белели несколько розочек, появился Эртхелер, старший брат Дэйни. Сия достойная личность перемещалась абсолютно бесшумно, и Ульв невольно задал себе вопрос – как Дэйни узнала о приближении брата? При мысли о том, что Эртхелер мог бы застать их в не слишком-то приличном положении, не прими Дэйни вовремя необходимые меры, Ульв чуть не покраснел от гнева и жгучего стыда.
– Ваше высочество, – лучший рыцарь Мон-Эльвейга церемонно склонил голову, сопроводив этот жест снисходительной улыбкой: он без труда догадался, чем только что занимались его сестра и претендент на трон Эскелана. – Привет, Дэйни, – весело обратился Эртхелер к сестре и ловко стряхнул ей в руки белоснежного голубка, до этого смирно сидевшего на рукаве благородного мага.
– Ах, Ланедд, бродяга! – обрадовалась Дэйни и ласково провела кончиками пальцев по спинке птицы. – А я-то уж побаивалась, не случилось ли с ним чего! Где ты нашёл его, Эртх?
– Почти на границе дедушкиных владений, – отозвался брат и обратился к Ульву. – Принц, а вот это меня просили вручить тебе, – и с этими словами несравненный рыцарь Ордена магов протянул кандидату в короли Эскелана изящную визитную карточку, оформленную в зелёных тонах.
Ульв молча взял в руки небольшой прямоугольный кусочек пергамента, края которого украшали изящные зубчики и тиснение в виде листьев плюща. На мягко переливающемся всеми оттенками зелёного фоне чётко проступали слова: «принц из клана Эленмара, филид высшей категории». Чуть ниже титула и магико-поэтической степени значился постоянный адрес сего высокородного учёного мужа: «Алдалиндор, Алдаронд». Однако же руны, которые, по идее, должны были давать сведения об имени столь выдающейся личности, на глазах меняли свою форму, подобно текучей воде, не позволяя рассмотреть затейливые росчерки, похожие на стилизованный узор орнамента.
– Это от лорда Диниша, – доброжелательно пояснил Эртхелер. – Он приглашает тебя, принц, принять участие в поэтическом состязании нынче вечером.
Ульв и сам без труда догадался, кто прислал этот привет-вызов, хотя прочесть имя своего соперника менестрель едва ли смог, даже если бы волшебные руны замерли в неподвижности, ибо Ульв не знал эльфийского языка. Все сведения на визитке Диниша, за исключением имени, значились на всеобщем языке межмирового общения, весьма похожем на родной язык Ульва; но имя, эта священнейшая тайна каждого эльфа (по крайней мере, по убеждению большинства людей, в том числе и нашего менестреля), было написано по-эльфийски, и прочесть его смогли бы лишь свои. Вероятно, на визитке значилось настоящее имя Диниша, заключил Ульв.
– Ох, уж этот Дин! – со смешанным чувством досады и восхищения воскликнула Дэйни. – Вечно он выдумает что-нибудь такое! – и деловито добавила, обращаясь к своему возлюбленному. – Советую тебе, Ульв, немедленно заняться подготовкой к этому мероприятию. У лорда Диниша, как ты, наверное, успел заметить, чрезвычайно острый язык, а ум ещё острее, – она многозначительно посмотрела в глаза Ульву, и он понял, что она намекает на язвительность и беспощадность Диниша по отношению к проигравшей стороне. – Однако время у тебя ещё есть, – поспешила волшебница обнадёжить своего милого. – Прихвати с собой Ланедда: он поможет тебе поймать легкокрылое вдохновение, – с этими словами Дэйни решительным жестом ссадила белого голубка на плечо Ульва и добавила. – Ах, милый мой, ты не представляешь себе, какая удивительная птица Ланедд!
– Может, и так, – буркнул Ульв, недоверчиво косясь на голубя, принявшегося как ни в чём не бывало чистить пёрышки. – А только я бы предпочёл, чтобы меня вдохновляла ты, Дэйни, – он сопроводил эти слова таким красноречивым взглядом, что застенчивая особа на месте его возлюбленной неизбежно покраснела бы от смущения, в особенности учитывая их недавние совместные проделки.
В голосе Ульва явственно прозвучало разочарование. Его королева опять жестоко дразнит его – будто и не льнула к нему несколько минут назад, изнемогая от страсти! Дэйни, глядя на помрачневшую физиономию своего возлюбленного, невольно рассмеялась.
– О, конечно, мой милый, я непременно займусь твоим вдохновлением, – охотно согласилась она, отступая в сторону и беря под руку своего брата. – Только я буду делать это на расстоянии, дружок. Согласись: дама вдохновляет своего верного рыцаря, когда она кажется ему недосягаемой! Сердцем и помыслами я буду с тобой, Ульв; а вот моё телесное присутствие, я полагаю, не столько вдохновило бы тебя, сколько отвлекло бы от дела, – она весело подмигнула ему. – А я хочу, чтоб ты натянул нос этому гордецу Дину! Слышишь, Ульв? Непременно! – заявила она и вместе с братом скрылась за поворотом тропинки…
* * * * *
– Что это ему вдруг взбрело затевать поэтический турнир? – имея в виду Диниша, спросила Дэйни у брата, когда холм, увенчанный волшебным деревом, остался далеко позади. – Он с тобой не делился своими соображениями по этому поводу, а, Эртх? Хотя зачем я спрашиваю – Диниша потому и прозвали Коварным, что никому, не считая Создателя, доподлинно неизвестно, что он задумал, а делиться своими замыслами он, ох, как не любит!
Эртхелер улыбнулся; однако лёгкая тень тут же омрачила благородное лицо лучшего рыцаря Мон-Эльвейга.
– Ты можешь сама спросить Диниша о его замыслах, сестра – возможно, тебе он и ответит, – промолвил старший сын Фьонна.
По его принуждённому молчанию и по тому, как он то и дело бросал на неё испытующие взгляды, Дэйни без труда угадала, о чём не решается говорить брат. Однако заговаривать об этом первой ей совсем не хотелось. Всё же волшебница спросила с лёгкой запинкой:
– Ты… кажется, ты что-то хотел сказать или спросить, Эртх?
– Д-да, – пробормотал он и остановился. – Ты и этот юноша… там, под дедушкиным деревом…
– Ну конечно, твоя несравненная добродетель просто в голос вопить должна при мысли, что твоя сестра… – с вызовом начала Дэйни, чувствуя, как кровь бросилась ей в лицо и от этого раздражаясь ещё больше.
Но Эртхелер мягко улыбнулся и покачал головой.
– Ах, сестрёнка, ты ведёшь себя, как ребёнок, который думает, что ему сейчас прочтут нотацию, – с отеческой ноткой в голосе произнёс он. – Нет, Дэйни, нет. Я вполне допускаю мысль, что он тебя искренне любит… Но не кажется ли тебе, что ему сначала следовало бы заслужить право обнимать тебя? А ты, как я замечаю, готова всецело довериться ему… Прежде ты лишь насмехалась над всеми, кто клялся тебе в любви, а теперь с тобой что-то странное творится.
– Это может казаться странным лишь тому, кто сам не любил, – резко оборвала Дэйни. – Не сердись на меня, Эртх, – тут же почувствовав вину за свою неоправданную грубость, попросила она. – Такому образчику добродетели, как ты, мое поведение, возможно, покажется неподобающим или легкомысленным, но… – она запнулась.
– Что ты, сестрёнка, у меня и в мыслях не было упрекать тебя в чём-то! Дэйни, маленькая, смешная Дэйни! Была бы ты только счастлива, а любому хаму, который посмеет бросить тень на твою честь, я заткну глотку своим мечом! И перестань хоть ты, ради Создателя, постоянно колоть мне глаза постоянным указанием на мою «добродетель»! Уж кто-кто, а ты-то прекрасно знаешь, что подобный имидж просто в наибольшей степени соответствует моим интересам и склонностям, а вовсе не является зримым выражением какого-то особого благочестия! Кстати, мы уже почти пришли к павильону, который лорд Диниш избрал своей временной резиденцией. А вон и он сам! Ты вроде хотела о чём-то его спросить, или нет?
Дэйни молча высвободила свою руку из-под локтя брата и решительно направилась в сторону небольшого двухэтажного домика, расположенного на берегу озера.
Высокородный эльфийский филид сидел на веранде, оплетённой вьюном; с мечтательным выражением возведя очи ввысь, эльф вполголоса бормотал нараспев одну из своих многочисленных баллад, сопровождая беглое тренировочное исполнение мелодичными звуками, извлекаемыми из струн арфы привычными, несколько небрежными касаниями изящных пальцев, унизанных перстнями.
– Дин, – суровым тоном окликнула его Дэйни, останавливаясь возле розовых кустов, живописно обрамляющих ограждение веранды с наружной стороны. – Дин, ты как, можешь временно прервать свои песнопения? Мне бы тебе пару словечек сказать надо…
– Если они будут ласковыми, как погожий денёк, то двух слов мне, пожалуй, будет маловато, – со своей всегдашней иронией отозвался эльфийский филид и прислонил арфу к стене павильона. – Можешь не утруждать себя, Дэйни: я знаю, что это за слова. «Что означает этот вызов?» – ведь общий смысл твоего вопроса именно таков. Но что же ты стоишь на месте, Дэйни? Поднимайся сюда, присядь. А что это Эртх вдали маячит, не удаляясь и не приближаясь?
– Мне и отсюда будет отлично слышен твой ответ, – отрезала волшебница. – Говорить с тобой намеревалась я, а не Эртх.
Диниш поднялся с плетёного кресла, спустился по ступенькам и подошёл к девушке.
– Раз дама предпочитает стоять, воспитанному кавалеру сидеть в её присутствии не следует, – прокомментировал он свои действия и перешёл к вопросу, ради ответа на который внучка Архимага и заявилась в облюбованный эльфом уголок. – Я постараюсь говорить кратко, Дэйни. Когда-то в нашей жизни – в твоей и моей – был момент, когда нам казалось, что будущее у нас будет общим… Да уж, действительно, в нас много общего – оно-то, как видно, и помешало осуществиться тем детским грёзам. Но это не значит, что я уступлю без борьбы мальчишке, который привлёк твоё внимание лишь в силу девичьего каприза, а не благодаря каким-то выдающимся деяниям. Что он знает о тебе?! Что знает он о любви, о магии, о жизни?! Он хоть знает, куда он попал? Или он воображает, что Волшебная Страна сделана сплошь из взбитых сливок да лебяжьего пуха, а настоящая любовь – одно бесконечное наслаждение, не омрачаемое ни страданием, ни сомнением, ни борьбой?!
– Ты, кажется, собирался говорить кратко, – хмуро напомнила Дэйни.
Диниш усмехнулся.
– Привычка, как говорите вы, люди, – обронил он. – Надеюсь, что моё удручающее многословие не помешало тебе, моя королева, ухватиться за золотую нить смысла?
– Да уж, вы все словно сговорились устроить Ульву экзаменационную сессию, – процедила девушка. – Вот уж не думала, что моё внимание, проявленное в силу каприза, доставит ему столько неожиданных хлопот!
– Это ещё пустяки, Дэйни, – философски заметил эльф. – Основная масса хлопот и неприятностей настигнет его исключительно благодаря твоим личным стараниям. Однако одно то, что на него упал твой благосклонный взор, возводит его в ряд счастливейших людей, а уж если ему достанется что-то ещё…
– Замолчи, Дин, – спокойно попросила Дэйни. – Я, пожалуй, пойду – мне ещё нужно сделать причёску и выбрать, что надеть на ваш турнир.
– Передай мои наилучшие пожелания лорду Ульву, – с изящным полупоклоном произнёс эльфийский филид.
Дэйни пробормотала «пока, Дин», подошла к брату, мявшемуся поодаль, и оба они направились к замку.
Прозвучавшая в последних словах Диниша уверенность в том, что Дэйни перед состязанием бардов обязательно увидится с Ульвом, разумеется, оказалась справедливой. Дэйни не кинулась первым делом примерять платья и украшения: расставшись с братом, она направилась в комнату, отведённую претенденту на трон Эскелана.
Ульв сидел за столом; подле него на подставке для книг дремал Ланедд, спрятав клюв под крыло. Гусиное перо в руке принца-менестреля мелькало со страшной скоростью, едва поспевая, однако, за стремительным полётом поэтического вдохновения. Менестрель опомнился лишь тогда, когда ласковая рука бережно отвела с его лба прядь растрепавшихся волос. Самому Ульву, хотя нависшая над глазами прядь ему и мешала, некогда было поправить волосы – ведь молодого человека целиком захватил процесс творчества.
– Дэйни?..
Перо выпало из пальцев Ульва. Он поймал маленькую руку девушки и прижал к губам. Сообразив, что Дэйни стоит на ногах, в то время как он сидит в удобном кресле, наследник эскеланского престола вскочил со своего места, как ужаленный, и с поклоном подвёл девушку к большому креслу подле окна. Сам он разместился на маленькой скамеечке у ног своей дамы.
– Ну, как продвигаются твои дела, Ульв? – осведомилась Дэйни, рассеянно перебирая пряди его длинных тёмно-русых волос. – Можно мне послушать, что за балладу ты бросишь в лицо Динишу, который, нужно признать, не без оснований гордится своим мастерством и талантом? Или нет – дай я сама прочту, что ты там только что строчил, а потом споёшь. Ведь ты сочинял балладу для турнира?
– Нет совсем, – Ульв покраснел, однако подал своей даме тот листок пергамента, над которым несколько мгновений назад мчался крылатый скакун вдохновения, следы посещения которого и запечатлело гусиное перо в руке менестреля.
Я забуду твою неверность
На пирах, на охоте, в битвах;
Я как прежде твержу твоё имя
В мимоходом творимых молитвах.
Не скажу я гневного слова,
Уходя на свой бой последний,
Хоть и вижу: сгущается темень
Над прекрасной Страною Летней.
В битве той – победивших не будет;
Наша ярость утратит меру…
Но тебе не пошлю я упрёка
В том, что я потерял веру…
…Догорело закатное пламя
Роковым, долгожданным днём:
Но – в бездонном провале неба
Не померкнет имя твоё.
Рука Дэйни, державшая листок пергамента, слегка дрогнула.
– Очень печально, – вздохнула девушка. – Печально, но красиво… Но всё-таки для состязания с Динишем выбери что-нибудь другое, Ульв, – Дэйни снова взглянула на пергамент и вдруг слегка нахмурилась. – Надеюсь, ты не думаешь такого про меня? – с беспокойством спросила она. – Я хорошо знаю легенду о жене короля, неверность которой стала причиной гибели её мужа, да и все знают это предание: но ты пишешь так, словно ты сам это пережил… Или это всего лишь искусство и воображение?
Он молчал, низко опустив голову, так что Дэйни не могла видеть его лица.
– Ульв, не молчи, – попросила волшебница. – Если ты действительно меня любишь, – добавила она чуть капризным тоном. – Что с тобой?
– Да разве ты сама не догадываешься, моя королева? – воскликнул он, повернувшись к ней и взяв её за руку. – Вы все здесь умеете угадывать всё на свете; почему же ты не хочешь заглянуть в моё сердце? Все вы связаны либо узами родства, либо премудрыми замыслами: и только я всем чужой – может, что-то вроде тёмной лошадки, на которую почему-то решил поставить твой дедушка…
– Как это ты всем чужой? – возмутилась Дэйни. – А я?
Горькая усмешка скользнула по губам принца-менестреля.
– Ты, – словно отголоском эха повторил он. – Да, порой мне кажется, что ты действительно меня любишь; но стоит мне поверить в это, как ты тотчас отдаляешься и начинаешь изводить меня своими бесконечными шуточками. Ты беззаботно смеёшься, точно ребёнок, который не понимает, как больно должно быть собаке, которой он случайно наступил на хвост; а я чувствую себя таким одиноким, что, кажется, легче умереть, чем сносить твою жестокость!
Вид у молодого человека был столь опечаленным и подавленным, что Дэйни нестерпимо захотелось обнять его и приласкать (отнюдь не исключая и чего-то более серьёзного); в то же время девушке было крайне приятно от сознания своей власти над ним. Но Дэйни беспокоило то, что Ульв, будучи столь расстроенным, запросто может провалиться во время поэтического турнира, а подобный поворот дела внучку Архимага абсолютно не устраивал.
– Если я тебя чем-то обидела, милый, я охотно готова загладить свою вину, – скороговоркой произнесла Дэйни. – Только скажи, что я должна сделать, и я…
– Ты говоришь это серьёзно, моя королева? – встрепенулся Ульв.
– О, конечно, милый, – отозвалась Дэйни, на всякий случай сделав мысленную оговорку «если это будет целесообразно и не навредит мне». – Так что я должна сделать?
– О, ничего, любовь моя! Тебе не придётся ничего делать, уверяю тебя: я сам всё сделаю, если только ты мне это позволишь. Ты ведь понимаешь, о чём я говорю? Я схожу с ума от любви к тебе, а ты… Ты ведь тоже хочешь этого, Дэйни! Не сердись, что я так говорю: но сегодня я чувствовал это, милая, я не мог ошибиться! Твои глаза, губы, тело не лгали…
– Да, это правда, – прошептала Дэйни, смущённо пряча лицо в ладонях.
В порыве восторга Ульв вскочил со своего места, подхватил девушку на руки и понёс к своей постели. Голубь, до этого мирно спавший на подставке для книг, встрепенулся и шумно захлопал крыльями.
– Ах, не сейчас, Ульв! Ты и впрямь с ума сошёл! – Дэйни уперлась ладонями в грудь своего пылкого возлюбленного. – Через два часа турнир, а я не хочу, чтобы Дин язвил по твоему поводу! Не забывай, ты должен выиграть!
– А иначе не видать мне твоей любви, как своих ушей, – горестно промолвил Ульв. – Но если я вдруг выиграю, моя королева – ты позволишь мне прийти к тебе сегодня вечером?
– Это ещё что за дурацкие сомнения? – сердито одёрнула его Дэйни. – Конечно, ты выиграешь, раз я этого хочу! Что ты намерен исполнять на турнире? Спой мне это сейчас. Ты выиграешь, слышишь? Обещаю, вечером дверь моей комнаты не будет заперта, – шепнула девушка на ухо своему другу, не забыв повторить мысленную оговорку относительно целесообразности, и громко добавила. – Надеюсь, ты доволен, Ульв?
– Клянусь, я не дам тебе повода сожалеть об этом, моя королева! – пылко воскликнул Ульв.
Дэйни предостерегающе приложила палец к губам.
– Пока больше ни слова об этом. Где твоя арфа? Я хочу, чтобы ты пел для меня, любимый. Помни: нет ничего невозможного, если ты действительно к чему-то стремишься. Всем сердцем, всей душой! Представь, что это не струны арфы, а струны твоего сердца: если твоя любовь ко мне и впрямь так велика, как ты уверяешь, уж конечно, рядом с ней померкнет даже прославленное эльфийское мастерство!
Волшебники, как известно, обладают даром внушения. А может, это любовь, которая, как утверждают барды, тоже способна творить чудеса, подняла Ульва, менестреля из Срединного Мира, над сумбуром многоликих страстей и грядущих забот?..
…Когда Ульв окончил свою балладу и, отложив арфу, встретился глазами со взором Дэйни, волшебница порывисто вскочила со своего места и, неловко обхватив руками его голову, наскоро поцеловала его в лоб, потом в губы. «Я люблю тебя, помни это, Ульв, милый мой», – чуть слышно шепнула девушка и стремительно выбежала из его комнаты. До начала поэтического турнира оставалось всего полчаса, а Дэйни ещё необходимо было соответствующим образом принарядиться.
* * * * *
Когда Ульв вошёл в оформленный в нежно-зелёных тонах с серебряной отделкой большой круглый зал, где должен был состояться турнир, Диниша там ещё не было. Дэйни, в нарядном платье фиалкового цвета, с высокой причёской, украшенной небольшой серебряной диадемой, причудливые завитки которой сразу напомнили Ульву морозные узоры на окнах в зимнюю пору, весело болтала с Эртхелером, то и дело звонко смеясь – вероятно, брат рассказывал ей что-то забавное.
Ульв приблизился к своей даме – не слишком уверенно, но и без излишней робости, бросающейся в глаза. Дэйни привычным движением протянула ему руку; сейчас в выражении лица молодой волшебницы не было ничего, что выдавало бы её чувства к принцу-менестрелю. Он прильнул губами к гладкой коже маленькой руки; в этот же миг он краем глаза заметил Диниша, величаво входившего в зал.
– Ты как раз вовремя, Дин, – непринуждённо приветствовала его внучка Архимага. – Как видишь, принц Ульв не заставил нас ждать. Это хороший знак; по крайней мере, я так думаю. Ведь говорят же, что пунктуальность – это добродетель королей.
– Желаю его высочеству поскорее утвердиться на троне Эскелана, – с холодно-любезной улыбкой протянул эльф. – Я вижу, все собрались, – он обвёл взглядом избранный круг приглашённых. – Эртх, у тебя лёгкая рука, – обратился он к брату Дэйни, – будь добр, дружище, брось жребий, кому из нас начинать.
Лучший рыцарь Мон-Эльвейга, написав начальные руны имён соперников на двух клочках пергамента, опустил оба жребия в вазу, из которой предварительно выдернул букет полевых цветов.
– Эртх, ты что же, думаешь, что один жребий потонет, а другой – нет? – ехидно осведомилась Дэйни. – Вода-то в вазе осталась! Я жребий вылавливать оттуда не стану, имей в виду.
При этих словах Дэйни Ульв подумал, что ему не придётся открыть начало состязаний своим выступлением. Действительно, когда Эртхелер выловил из вазы один из жребиев и развернул его, руны «Урс» на нём не значилось. На нём вообще ничего невозможно было разглядеть, кроме расплывчатого пятна, очертания которого не напоминали ни одну из известных Ульву рун.
– Я начинаю, – решительно заявил Диниш, мельком взглянув на выловленный Эртхелером жребий.
– С чего это ты взял? – недоверчиво возразила Дэйни. – Руны-то нет – похоже, её водой смыло. Эртх, – обратилась она к брату, – вылови, пожалуйста, второй номер – пусть Дин убедится, что придётся бросать жребий заново, так как эти стали никуда не годными.
Эртхелер охотно исполнил просьбу сестры.
– Да, ты прав, Дин, – подтвердил волшебник и показал присутствующим второй жребий – на нём явственно значилась руна «Урс», начальная руна имени Ульва.
Дэйни незаметно сжала пальцы принца-менестреля, молчаливо давая ему понять, что унывать рано. Диниш уселся на табурет, установленный в центре зала, и взял в руки арфу; слушатели умолкли, вперив в него взоры.
Ульву ничего другого не оставалось, как смириться с решением судьбы, отдавшей первый ход эльфийскому филиду. Внешне менестрель ничем не выдал своего возмущения; однако в данный момент буквально всё раздражало его в Динише, начиная с хладнокровной светской улыбки высокородного эльфа и заканчивая зелёной лентой, вплетённой в прядь его платиновых волос. Ревнивый взор Ульва поминутно останавливался на злополучной ленте – точно такими же были украшены многие наряды Дэйни. Ульв, как и все ревнивцы в подобных случаях, нисколько не сомневался, что эту ленту самоуверенному эльфийскому филиду подарила Дэйни, а не какая-нибудь эльфийская очаровашка. Тонкая медно-золотистая нить, на свету поблёскивающая на зелёном фоне ленты, была того же оттенка, что и волосы Дэйни…
…Ульв с трудом заставил себя вслушиваться в песню своего соперника, ощущая некоторое беспокойство – поток разнородных эмоций (нужно заметить, никак не связанных с балладой эльфа) мешал ему как следует настроиться на ответное выступление.
«Конечно, ты победишь его. Я этого хочу! Твоя песня будет звучать лучше уже потому, что прежде она звучала для меня одной», – вспомнил он слова Дэйни и её обещание, от которого слегка кружилась голова, словно от хмеля.
Диниш окончил свою песню, но его гибкие пальцы, унизанные перстнями, ещё некоторое время небрежно перебирали струны арфы; крохотные огоньки, срываясь со струн из-под пальцев эльфа, звёздным дождём скользили вниз и гасли, не коснувшись травянисто-зелёного коврового покрытия. Не поднимая глаз, Диниш изящным движением руки дал понять восхищённым слушателям, что его тяготят проявления чрезмерного восторга. Когда шум затих, эльфийский филид поднял голову: его пронзительный льдисто-синий взор встретился с глазами Дэйни. Подметив заученно приветливое выражение, застывшее на её лице, словно маска, эльф усмехнулся уголками губ, но ничего не сказал и с достоинством покинул место в центре зала и всеобщего внимания.
Настал черёд Ульва представить на суд слушателей свою балладу в оригинальной нью-эйджевой обработке. Менестрель расположился на табурете, на котором минуту назад восседал Диниш, и прежде чем коснуться струн арфы, взглянул на Дэйни. На миг ему почудилось, будто они одни в зале: девушка поощрительно улыбнулась, чуть вздёрнув подбородок.
«Помнишь, что я тебе обещала?»
На самом деле Дэйни в этот момент не вспоминала о своём легкомысленном обещании; но такова власть иллюзии, созданной даже не посредством волшебства могущественных магов, а лишь благодаря своей собственной фантазии, что она способна пробудить в человеке силы, дотоле ему неведомые. Ульв коснулся струн – и звенящие, плачущие, рвущиеся звуки затопили зал, выплёскиваясь сквозь полуоткрытые окна…
Кажется, его исполнением восхищались; Ульв рассеянно слушал похвалы, но их смысл скользил мимо, слишком уж принц-менестрель был сосредоточен на одной мысли – поскорее остаться наедине с Дэйни. Волшебница надела ему на голову венок из веточек плюща – знак победы в поэтическом турнире – и поцеловала при всех собравшихся, однако поцелуй этот был холоден и не доставил Ульву никакого удовольствия. Она держала себя так, словно между ними ровно ничего не было, кроме благовоспитанной светской дружбы; стальная выдержка волшебницы (или её равнодушие, как начинало казаться Ульву) подавляла и терзала злополучного менестреля.
Между тем Дэйни мимоходом предложила прогуляться, полюбоваться новыми искусственными водоёмами, сооружёнными в виде каскадов. Эта идея была воспринята с энтузиазмом; но хотя принц-менестрель шёл рядом с Дэйни, рука которой лежала на его руке, разговор на интересующую Ульва тему был исключён – ведь рядом было полно народа. Лишь после ужина, когда девушка вышла из замка полюбоваться звёздами и послушать плеск падающей воды, в которой дрожали отражения звёзд, Ульв наконец застал свою возлюбленную в одиночестве.
Дэйни сидела на небольшой скамеечке возле искусственного каскада; опершись ступнями о камни, ограждающие водоём, скрестив руки на груди и задумчиво опустив голову, волшебница, казалось, ушла в созерцание – то ли окружающей красоты, то ли безграничного внутреннего космоса. Однако не успел Ульв подойти к ней вплотную, как девушка встрепенулась и подняла голову. В саду среди листвы висело множество изящных фонариков; но внучка Архимага разместилась таким образом, что на её лицо падала густая тень.
– Дэйни! – Ульв остановился подле девушки и с минуту смотрел на неё сверху вниз. – Дэйни, ты мной довольна?
Волшебница молча кивнула; взгляд её спокойных серых глаз был устремлён мимо него.
– «Что ты делал? – Я слушал тишину. Я любовался звёздами. Я искал незримое в явном», – нараспев процитировала она строки из «Разговоров Наставника и Ученика», авторство которых молва упорно приписывала Сервэйну Премудрому, первому магистру Ордена Мон-Эльвейг.
Дэйни сейчас не столько обращалась к своему возлюбленному, сколько отвечала вслух на собственные мысли: её собеседник сразу это почувствовал. Ульв, конечно, не был знаком с первоисточником, из которого Дэйни позаимствовала изречение, полное космической красоты и мудрости; впрочем, молодому человеку было сейчас не до сложных магико-философских категорий – он в который раз почувствовал себя чужим в этом странном и прекрасном Мире, хотя и находился рядом с девушкой из своего сна. Но она снова витает где-то далеко – и, похоже, ему в этих мыслях нет места…
Дэйни поднялась со скамейки и взяла Ульва под локоть.
– Я немного устала сегодня, милый, – спокойно сказала она; её следующие слова вызвали у собеседника лёгкое замешательство. – Я всё никак не подберу нужные оттенки, которые верно передавали бы переливы бегущей воды, и это меня мучает…
Девушка замолчала, сосредоточенно вглядываясь в ночной сумрак, озаряемый светом изящных фонариков, полускрытых в траве и в кронах деревьев; никакого намёка на дальнейшее времяпрепровождение, на которое рассчитывал её кавалер, от дамы не поступало.
– Дэйни, – Ульв смущённо замялся, а потом разом выпалил, отчаянно краснея в полумраке. – Дэйни, ты помнишь своё обещание?
– Своё обещание? – с расстановкой переспросила внучка Архимага. – Ах, да, милый, я сказала, что вечером тебе можно будет прийти в мою спальню. Но я же ни словом не обмолвилась, каким именно вечером! Вообще-то нетрудно догадаться, – добавила она, и в голосе её прозвучали насмешливые нотки, – вечером нашей свадьбы, конечно. Посуди сам, милый: будущей королеве как-то несолидно… – она выразительно передёрнула плечами и скромно потупилась.
– Ты снова со мной играешь! – вспыхнул Ульв, чувствуя, что его охватывает отчаяние. – Зачем же ты обещала, зачем?!
– Ульв, пожалуйста, не надо воспринимать всё так остро, – мягко произнесла Дэйни: в назидательном тоне волшебницы не улавливалось особого раскаяния по поводу несколько вольного обращения со своим обещанием. – Да, пообещала, не отрицаю: ты был так растерян и расстроен – надо же было как-то тебя подбодрить.
Ульв ничего не ответил на это разумное заявление. Он молча проводил свою жестокосердную даму до её апартаментов и, не пожелав ей спокойной ночи и приятных сновидений, побрёл в свою комнату.
Не меньше, чем от нереализованного желания, Ульв страдал от раненой гордости. Обида, гнев, страсть, лишь усилившиеся при виде препятствий – от этого «милого» комплекса переживаний Ульву стало жарко не в переносном, а в прямом смысле. Очутившись в своей комнате, он первым делом стащил с себя тунику и рубашку, а затем распахнул окно и опустился в кресло, подставив грудь освежающему дуновению ветерка.
Ульв не слышал никакого шума: но в какой-то момент у него возникло ощущение, что он не один в комнате. «Неужели я схожу с ума?» – мрачно подумал он и на всякий случай оглянулся.
Подле него стояла Дэйни, закутанная в просторный тёмно-синий плащ.
– Ульв… ты, наверное, сердишься на меня, – опустив глаза, тихо проговорила она. – Я подумала… я ведь и правда обещала, а нарушать своё слово нехорошо, – с этими словами она уронила плащ на пол.
Под плащом на девушке была надета лишь длинная туника из полупрозрачной голубоватой ткани; откидные рукава при малейшем движении Дэйни позволяли любоваться её руками от кончиков пальцев до плеч, на которых ткань одеяния была скреплена серебряными застёжками. Бёдра девушки окружал широкий серебряный пояс; Ульв остановил на нём недоверчивый взор. Принимая во внимание взбалмошный и изобретательный нрав Дэйни, можно было опасаться, что она способна отгородиться от своего возлюбленного каким-нибудь волшебным «поясом девственности», ключом к которому станет ключ от королевской резиденции. Однако, вопреки сомнениям Ульва, пояс, был он волшебным или нет, не выразил никакого протеста против предстоящего покушения на добродетель своей хозяйки: Ульв без труда расстегнул пояс и уронил его на ковёр.
Руки Дэйни легли на обнажённые плечи Ульва, потом мягко обвились вокруг его шеи. Не похоже, чтобы эта очаровательная мучительница, эта жестокая валькирия, ведьма, его королева, сказочная фея, собиралась сбежать. Ульв приподнял подол туники и обхватил нагое тело девушки. Дэйни поощрительно улыбнулась, и Ульв рывком стянул с возлюбленной её полупрозрачное одеяние. Теперь она стояла перед ним совершенно нагая; это зрелище ещё сильнее распалило её друга. Ульв подхватил девушку на руки и отнёс на свою кровать.
Однако когда Ульв снял с себя ещё остававшуюся одежду, и Дэйни впервые воочию увидела ту часть мужского тела, о существовании которой она до сего момента имела лишь чисто теоретические представления, бесстрашная внучка Архимага ощутила нечто вроде испуга. «Ещё не поздно удрать», – промелькнуло у неё в мыслях. В крайнем случае, можно прямо через стену – только произнести заклинание и стрелой…
Однако Дэйни осталась на месте. Ульв лёг рядом с ней: но когда он попытался приласкать её, то почувствовал, что она напряжена, как стальная пружина – и отнюдь не от сдерживаемой страсти.
– Если ты только потому, что обещала… – в его голосе явственно прозвучало глубокое огорчение.
Дэйни неловко обняла его за плечи и спрятала лицо у него на груди.
– Нет, – прошептала она и добавила капризным тоном. – Хоть бы и десять раз обещала, но если б я тебя не любила…
«То и не мучила бы своими полуобещаниями, а ясно дала бы понять – нет, даже и не надейся», – скептически подумал Ульв, неоднократно убеждавшийся, насколько далеки уверения Дэйни в любви к нему от реальных доказательств, которые он желал получить от неё. Эта взбалмошная особа, похоже, вполне способна потребовать от возлюбленного, чтобы он положил между собой и объектом своей страсти двуручный меч и довольствовался только присутствием своей дамы и лицезрением её красоты – верх жестокости, всё равно что голодному предложить полюбоваться аппетитными кушаньями, не притрагиваясь к ним!..
Однако обстоятельства явно благоприятствовали Ульву. Дэйни не предпринимала попыток сбежать, не выдвигала никаких изуверских требований: обвив руками шею друга, она выжидательно посматривала на Ульва из-под полуопущенных ресниц – что он будет делать дальше?.. Воодушевлённый покорной доверчивостью девушки и её молчаливо-стыдливым согласием, Ульв крепко обнял Дэйни и жадным поцелуем прильнул к её губам…
Внезапно ночную тишину разорвал громкий, настырный звук рога. Ульв нехотя оторвался от губ любимой, недоумевая, что это за несвоевременные трели доносятся, быстро приближаясь к замку.
– Это Гвэйнир вернулся, – спокойно пояснила Дэйни. – Он зовёт тебя на смотр собранной им дружины.
– Прямо сейчас? – Ульв поморщился. – Среди ночи?
Звук рога всё не умолкал.
– Похоже, что он имеет в виду именно это, – со вздохом подтвердила Дэйни и села. – Прости, милый, но мне придётся тебя покинуть. Пока все в замке протирают глаза, соображая со сна, что к чему, надеюсь, мне удастся незаметно вернуться к себе.
Девушка поднялась с постели, натянула тунику, подобрала свой пояс и закуталась в плащ. Не успела она шагнуть к выходу, как дверь сотряслась под мощным ударом кулака снаружи, и громкий голос лорда Гвэйнира горделиво возвестил:
– Вставай, принц! Дружина ждёт тебя, чтобы приветствовать законного государя Эскелана! Впереди нас ждут подвиги и слава, – переведя дух, брат Дэйни добавил, снизив высокопарность тона и силу звука, – а также любовь прекрасных дам и приобретение серьёзных материальных ценностей.
Дэйни, досадливо скривившись, тихо перебралась к окну, которое выходило на смотровую площадку, с которой вверх и вниз вели узкие лестницы. Девушка осторожно выглянула наружу. На площадке никого не было; Дэйни перелезла через подоконник и скрылась в темноте, не сказав «до встречи» своему злополучному возлюбленному.
Между тем Гвэйнир, передохнув, снова принялся барабанить в дверь, искренне удивляясь, как это наследник престола способен дрыхнуть при упоминании о подвигах и славе. Ульв, наскоро натянув штаны и рубашку, распахнул дверь и тотчас пожалел, что сделал это недостаточно быстро – так, чтобы хорошенько шарахнуть дверью этого напыщенного дурака. Принц-менестрель был в такой ярости, что с трудом удерживался от того, чтобы врезать этому психу, который трубит по ночам, как оглашенный. Если б не его несвоевременное появление…
– Что за нелепая идея, – голос эскеланского наследника срывался от гнева, который другой на месте Гвэйнира, скорее всего, ошибочно принял бы за нетерпеливое стремление поскорее ринуться в битву, – устраивать военные парады по ночам! Или в иное время суток этих воинов попросту не видно – они превратятся в дым при первом крике петуха?
– Нет, нет, – заверил Ворон, слегка удивлённый странными фантазиями будущего родича. – Они абсолютно нормальные, клянусь! В смысле, они не призраки, – пояснил он, – а от психических отклонений, конечно, никто не застрахован на все сто, – тут он испытующе оглядел Ульва с головы до ног и снисходительно добавил, – так что здесь речь может идти лишь об относительном соответствии норме. Собственно, я лишь хотел как можно скорее известить тебя, Ульв, что дружина собрана; а смотр войскам можно устроить и утром – это на твоё усмотрение.
Принц-менестрель, на миг позабыв об этикете, интеллигентности и своём высоком происхождении, выругался столь витиевато, что даже лорд Гвэйнир, который слышал и знал немало непечатных слов и выражений, чуть не сел на пол от изумления. Не переставая сыпать колоритными изречениями, отражающими его эмоциональное состояние, Ульв с шумом захлопнул дверь перед носом будущего шурина.
* * * * *
Через час состоялся смотр войск. Ульв, взбешённый тем, что рвение брата Дэйни так грубо помешало осуществлению его любовных чаяний, едва вслушивался в те пояснения, которые давал Гвэйнир. Объезжая строй воинов на рослом вороном жеребце, Ульв мрачно хмурился; однако воины истолковали гневное выражение лица претендента на корону в положительном ключе – принц негодует по поводу бесчинств эскеланских лордов, не признающих его прав на престол, и жаждет дать бой своим недругам. Яркий пример искажённого толкования причин человеческого настроения!
Хотя Гвэйнир разбудил всех обитателей Каэр Лью-Вэйл, Архимаг Льювин, обычно оперативно реагирующий на неразумие и бестактность окружающих, почему-то не дал внуку соответствующий нагоняй. Вероятно, Льювин собирался это сделать, судя по выражению лица, с которым Архимаг появился на пустыре у окраин своих владений, где проходил военный смотр. Но Гвэйнир предупредил возможные нападки со стороны деда; подъехав к старшему родичу, сын Фьонна что-то сказал Льювину на ухо. Рука Архимага механически дёрнулась в сторону меча, но Льювин тотчас усмехнулся – несколько натянуто, правда. Отъехав в сторону от своей свиты, Архимаг минуты две тихо беседовал с внуком, потом одобрительно похлопал того по плечу и вернулся на прежнее место.
Дэйни не присутствовала на церемонии знакомства претендента на трон Эскелана с дружиной, набранной для него стараниями Гвэйнира. Зато неожиданно для Ульва явился магистр Фьонн: оживлённый, улыбающийся, он внёс в официальное мероприятие толику юмора и брызжущего через край оптимизма. Сын Архимага возвратился из планового визита в Сумеречную Долину, государем которой он числился наряду со всеми своими волшебническими званиями и регалиями. Фьонн привёз кучу оригинальных подарков для всех членов семьи, в том числе и для Ульва, которому достался зимний пейзаж с бегущим по снегу волком.
На следующее утро, таинственно пошептавшись с отцом, сыновьями и дочерью, магистр непринуждённым тоном выразил уверенность в том, что Ульв «очень скоро покажет всем, чего он стоит на деле», присовокупив к сему двусмысленному высказыванию приглашение поохотиться, присоединившись к «достойному обществу», прежде чем отправляться в военный поход против недостойных кандидатов в короли Эскелана и их сторонников-мерзавцев.
Ульв, машинально согласившись выехать на охоту вместе с магистром, чуть погодя призадумался. Начинались сумрачные дни и зловещие ночи таинственной Призрачной Охоты, о которой Ульв в силу своей недавней профессиональной деятельности знал немало пугающих преданий, бытующих в ряде фольклоров Срединного Мира. В период Призрачной Охоты ни один нормальный обыватель не станет начинать никаких дел, предпочитая тихо, словно мышь в подполье, отсиживаться дома!
Однако принц-менестрель знал достаточно, как он полагал, о Предводителе так называемой Призрачной Охоты, чтобы отождествление этой мрачной легендарной фигуры с магистром Фьонном, сыном Архимага Льювина, не столкнулось с серьёзными препятствиями. Отец Дэйни ассоциировался в сознании будущего зятя скорее с так и не остепенившимся окончательно странствующим рыцарем, блуждающим по затерянным тропам в поисках бог весть чего, чем с грозным Властителем Иного Мира. Но на кого же Фьонн всё-таки намеревается охотиться?..
Местом сбора магистр назначил Башню Сервэйна, цитадель Ордена Мон-Эльвейг, из окрестностей которой, кстати, Ульву и Гвэйниру удобнее будет начинать победоносное шествие по территории Эскелана. Любезно попрощавшись с Архимагом и его супругой, Ульв лелеял надежду повидаться с Дэйни: однако девушка не показывалась. Это обстоятельство серьёзно опечалило молодого человека. Неужели она даже не помашет ему платочком из окна, не говоря уж о поцелуях и клятвах в вечной любви и верности?
Отъезжая от Каэр Лью-Вэйл в сопровождении Гвэйнира, Ульв несколько раз оглянулся назад, но Дэйни он так и не увидел. Сердце его упало. Грядущие перспективы виделись принцу-менестрелю исключительно в мрачных тонах, пока он и его спутник не спешились во внутреннем дворе Башни Сервэйна. Среди охотников, принаряженных в изящные неброские костюмы в едином стиле с минимальным количеством украшений, Ульв узнал Дэйни, её старшего брата Эртхелера… и эльфийского филида Диниша. Кроме Дэйни в числе охотников больше не было ни одной дамы.
Кандидат в короли Эскелана с взволнованно бьющимся сердцем смотрел на свою невесту, не зная, как вести себя с ней в непривычной обстановке. Церемонно поцеловать руку или, может, преклонить колени? Дэйни, однако, быстро разрешила его сомнения. По-родственному поцеловав в щёку своего брата Гвэйнира, девушка шагнула к Ульву и скромно коснулась губами его губ. Влюблённые ограничились обычными приветствиями: во-первых, вокруг было слишком много лишних глаз и ушей, а во-вторых, Ворон почти немедленно повлёк принца в гардеробную своего отца, где предложил ему на выбор несколько серых охотничьих костюмов.
Ульв всё хотел спросить у брата Дэйни – на кого они будут охотиться, но почему-то не решался. И почему все в сером? Смутные ассоциации вертелись в уме принца-менестреля, но, к его досаде, всё медлили стать более определёнными. Выйдя во двор вместе с Гвэйниром, также сменившим своё чёрное одеяние на серое, Ульв уже намеревался подойти к Дэйни и попросить у неё разъяснений – но в этот момент перед охотниками предстал магистр Фьонн. Волшебник был в серебристо-серой тунике, украшенной орнаментальной каймой из серо-зелёных самоцветов; с плеч мага ниспадал эффектный плащ из волчьих шкур с серебряными застёжками в виде звериных лап.
Фьонн подозвал к себе дочь.
– Дэйни, твой жених знает, на кого мы будем охотиться? – спросил магистр.
Девушка отрицательно качнула головой. Отец взглянул на своих сыновей: сначала на старшего, затем на младшего.
– Эртх, Гвэйн! И вы тоже ничего не рассказывали Ульву о нашей охоте?
– Нет, – прозвучало в ответ.
Магистр загадочно улыбнулся и обратился к бывшему менестрелю со следующей речью.
– Как видишь, наша семейка умеет держать язык за зубами… когда захочет. А тебе, зятёк, вскоре понадобится умение не соваться вперёд других, не зная броду – о, я тоже слышал это выражение, весьма распространённое в Срединном Мире, – мимоходом пояснил он. – Хоть ты и принц, но здесь, запомни, в твоих же интересах следовать моим… советам – это, пожалуй, звучит наиболее корректно. Когда ты возглавишь свой поход – да будет он достославным и прибыльным, по милости Создателя! – ты, возможно, поскачешь впереди своего воинства; но сейчас держись позади. Я ни в коей мере не стремлюсь как-то задеть твою гордость и королевскую честь – речь идёт об обыкновенном благоразумии. Смотри в оба, принц! И к тебе это тоже относится, Дэйни, – обратился магистр к дочери. – В прошлый раз…
– Вот именно, что это в прошлом, папа, – недовольным тоном перебила его девушка. – Обещаю, больше такого не повторится.
– Хорошо, хорошо, – смягчился отец и снова обратился к будущему зятю. – Помни же, принц, что я сказал тебе!
На миг Ульву показалось, что волшебник хотел добавить что-то ещё; однако Фьонн сурово сжал губы и в молчании направился к воротам. Выйдя из крепости, охотники остановились: магистр произнёс несколько фраз на непонятном Ульву языке – заклинаний – после чего в воздухе появились призрачные очертания арки. Тот, кто шагал под своды магической арки, исчезал из вида… Дэйни сжала руку своего жениха и увлекла его следом за прочими охотниками: они очутились на тускло серебрящейся тропе, словно подвешенной в пустоте…
А потом они мчались по заснеженным просторам: впереди мелькали какие-то странные тени, затем послышался отдалённый собачий лай, и к охотникам, обгоняя их, присоединилась свора белоснежных псов, шкуры которых сливались бы с общим фоном событий, если бы не уши огненно-алого цвета…
«Псы Иного Мира?» – не поверил своим глазам Ульв. Может, он просто заснул, и ему снится фантастический сон?.. Собаки с грозным рычанием рвались вперёд: внезапно послышался пронзительный вопль – не человеческий, не звериный, он едва ли вообще вырвался из глотки живого существа. От этого вопля кровь леденела в жилах; Ульв вспомнил истории о вампирах, беспокойных мертвецах и прочих выходцах… трудно сказать, откуда именно, но отличающихся отвратительнейшими душегубскими наклонностями. Иррациональный мертвящий ужас полоснул по нервам – и тут же уступил бешеному азарту погони и пьянящей радости поразительного ощущения внутренней свободы, кажущейся столь же неохватной, как расстилающаяся вокруг белая равнина. Мгновенная догадка, такая же фантастическая, как и всё происходящее, озарила Ульва…
Вдруг он увидел себя в просторном пиршественном зале в Башне Сервэйна: за длинным столом сидели Фьонн, Дэйни и другие охотники в серых одеждах. Как он сразу не сообразил! Серая шкура волка, серые тени в сумерках… Белые псы с алыми ушами, Призрачная Охота – преследование ужасных порождений… Тьмы?.. человеческого страха?..
– Ты верно понял и выдержал испытание, Волчонок , – прозвучал голос магистра – охотника Фьонна. – Моя дочь – дочь волка – пока ещё не твоя жена: но ты уже принял в стаю… – маг обвёл взглядом собравшихся в зале. – У кого-то есть возражения? – ответом явилась красноречивая тишина. – Я так и думал, – с удовлетворённым видом заключил он. – Единогласно!
Волшебник поднялся с места и подошёл к будущему зятю; Ульв, повинуясь властному взгляду Фьонна, тоже встал. Маг снял свой плащ из волчьих шкур и набросил его на плечи бывшего менестреля.
– За твоё здоровье, Волчонок, сын мой, – Фьонн, вернувшись на своё место, поднял серебряный кубок…
…Ночью Ульву снилась бескрайняя белая равнина: по снегу стремительно мчится большой волк, оставляя стаю далеко позади, а рядом с вожаком бежит молодой волк…
Дэйни. Книга 5. На острие меча. Глава II
© Copyright: Мележ Антонова Людмила, 2011
Свидетельство о публикации №211031500861
Свидетельство о публикации №211031500861
Рецензии