Летом. Николай Штыков

 
Вопрос, конечно, интересный… И задаёт его, как обычно, Лёшка. Почему, если разворошить муравейник, к вечеру обязательно пойдёт дождь?

Нам, шестилетним пацанам, взрослые этого не объясняют, а дождь нам совсем ни к чему, поэтому мы с Лёшкой ходим по лесу, сосредоточенно разглядывая муравейники и наблюдая муравьиную жизнь. Иногда, поплевав на ладонь, опускаем её на кучу. Муравьи бодро и деловито облепляют её, оставляя сок. Стряхнув муравьёв, мы с Лёшкой слизываем его. Морщимся. Кисло, но зато интересно.

Отвлекает нас змея. Она выползла на тропинку и затихла. Сразу за головой у неё шишка, глаза закрыты. Понятно – мыша заглотила. Мы, вооружившись на всякий случай палками, наблюдаем за змеёй. Лежит… Большая. Чёрная…

Нам, наконец, надоедает смотреть на неё и мы спускаемся к речке, где сразу натыкаемся на утку с выводком. Заполошно хлопая крыльями и крякая встревожено, она сманивает выводок в речку и переплывает к противоположному берегу. Плавает там, одобрительно покрякивая, поглядывая на нас бусинами глаз. Мы насчитали семь утят. Хорошо. Осенью большие будут.

Из прибрежных кустов высунулась мордаха телёнка. Лопоухий, с выпуклыми глазами и белым пятном на лбу, он удивлённо смотрит на нас, забыв про траву, застрявшую во рту.

Мы с Лёшкой молча переглядываемся, припадаем к земле и с двух сторон заходим на телёнка. Мы индейцы… И вот с боевым кличем подскакиваем к бедному теляшу, пытаясь запрыгнуть ему на спину… Подняв хвост и взбрыкивая задними ногами, очумевший от испуга телок сбрасывает Лешку в кусты. Потирая ушибленные места, разглядывая царапины и ссадины, мы с гордостью обсуждаем «охоту».

Но вот на поляну вышла тётя Нюра. Суровая, строгая, всегда с подвязанным под подбородком платком, она держит нас, по её собственному выражению, в ежовых рукавицах. Окна её избы выходят на речку, поэтому, когда бы мы ни появились здесь, она тут как тут. В руках у неё узелок. Для порядка отчитав нас за телёнка, она развязывает узелок и делит между нами ватрушки, пряники, печенье. Потом разрешает нам искупаться и даёт тюль, заранее, видимо, снятый с окна - «невод».

Мы с Лёшкой, как заправские рыбаки, крепим тюль к палкам, покрикивая друг на друга, и елозим по дну речушки, вытаскивая на берег селёмов и широколобок. И то дело – коту сгодится.

Тётя Нюра в это время, сидя на берегу, вяжет носки, поглядывая на небо. Собирается дождь. Приказав нам гнать телёнка поближе к дому, сама, охая и кряхтя, собирает в узелок нашу одежду.

В воротах, сидя на столбе, нас встречает кот Васька. Здоровенный, как собака, и пушистый. Почуяв запах рыбы, он зевает во всю пасть, то ли приветствуя, то ли благодаря. Потом спрыгивает и бежит впереди нас по тропинке, подняв хвост, как перископ. Мы идём, делово загребая ногами: на плече «невод», в руках – «добыча».

После дождя нам обязательно надо пересчитать дождевых червей, которые появляются почему-то на тропинке, ведущей к дому, поглядеть в предбаннике, на сколько увеличилось осиное гнездо, прилепившееся под потолком, и, если удастся, поймать ящерицу, вылезшую погреться на камень около колодца…

Говорят, на той стороне, за речкой, есть пещера, где находился штаб партизанского отряда. Нам туда нельзя – маленькие. Скорей бы вырасти…