Первый поход на Пру

     Сборник "Мещёрские рассказы". Глава 2 "Мещёрские были". Раздел "Национальный парк "Мещёрский""

     Рязань. По рассказам матери, в начале Великой Отечественной войны мы с ней эвакуировались из белоруской Гомельщины, где служил отец, в Ижевск. По пути сильно простудились и переехали лечиться и жить в Рязань к её матери и сестре.

     Немецкие самолёты долетали до города, иногда им удавалось сбросить бомбы на жилые кварталы. Позади нашего дома осталась большая яма – воронка от разрыва авиабомбы. А на заводской трубе, выкрашенной в зелёный цвет, долго висели зелёные листы фанеры, камуфлируя трубу под большое дерево. Это всё, что осталось в памяти о войне. Мать после потери мужа и брата служила в армии, забрав меня с собой в подмосковный Реутов, где был её батальон правительственной связи. В 1945-м году мы с ней снова вернулись в Рязань.

     Грамоте ещё до школы обучила меня любимая тётушка Зинаида Павловна по самодельным брошюркам, срисованным ею с книжек Агнии Барто и Самуила Маршака. Но в первый класс я опоздал на целую четверть, которую провёл в городской больнице со скарлатиной и желтухой. В палату мать принесла новенький розовый театральный бинокль – разглядывать из окошка Рюминскую рощу – любимое тогда место отдыха горожан. Этот бинокль сохранился до сих пор.

     В школе нас встретили не очень дружелюбно, сразу предложив, я это точно помню, приходить через год. Но спасло меня беглое, не по складам чтение предложенного текста. Первая учительница – Мария Ивановна Клепикова долго потом учила меня правильно переносить слова, так как тётушка со слогами меня не познакомила.

     Первые шесть школьных лет учился только на пятёрки. Но в 1954-м году раздельное обучение мальчиков и девочек было отменено, и в нашу старинную мужскую среднюю школу № 6 попало столько девчонок, что стало почти не до уроков. Это был седьмой класс. А ещё через год из ближайшей семилетки пришли новые девчата. Одна из них – Римма Менькова на всю жизнь стала моей подругой, а с 1961-го года – любимой женой, потом и матерью наших детей.

     «Школьные годы – чудесные!» – поётся в известном вальсе. Так и было. Интересная школьная жизнь, репортаж о которой попал даже на первую полосу «Пионерской правды», летние пионерские лагеря в Солотче, занятия в школьном радиокружке, затем – в радиоклубе ДОСААФ, первая самодельная УКВ-радиостанция с позывным РА3СФФ. В разлив, на лодке мы со школьными друзьями отправлялись к Луковскому лесу. С помощью переносной станции заказывали оставшимся дома заводить нам в эфир пластинки с хорошей музыкой. Всё бы хорошо, но плавать я тогда не умел. И была причина. На окском пляже тётушка, когда мне было ещё лет десять, пыталась обучить плаванью. Вместе с ней мы попали в водоворот и стали тонуть. Слава богу, из воды нас вытащили крепкие загорелые мужики, отдыхавшие на пляже. С тех пор ни мать, ни бабка Анна Титовна, ни тётя никогда не отпускали меня купаться на луговые озёра с другими ребятами.

     Так, неумёхой, после девятого класса я и отправился в первый десятидневный поход по Мещёре с дворовыми друзьями – двумя Николаями. Коля Сучков на несколько лет был старше нас, он уже учился в радиоинституте, позже жил в Балашихе. А мой сосед по дому Колюня Турбин, с которым мы дружим и поныне, – на год моложе меня. Бывший артиллерист-баллистик с Байконура, он сегодня живёт в Старом Осколе на Белгородчине.

     Поход начался из Солотчи, куда мы во второй половине дня добрались на автобусе. С большими рюкзаками, удочками, прозрачной трофейной палаткой, которую дал нам в путь фронтовик Захар Ильич Голицын – дворовый фотограф и рыболов, к вечеру мы дошли по лугам до речушки, впадающей в одну из окских стариц Прорву. Первый костёр, первая горячая уха, первая ночёвка на природе.

     С погодой везло. С утра предстоял марш-бросок на Великое озеро. Вверх по течению речки, имя которой, как оказалось, Солотча, через сосновые посадки, к узкоколейке, через село Ласково, просёлочной дорогой и тропинками, минуя небольшие деревеньки, добрались мы до Криуши. Здесь, недолго отдохнув и пообедав, двинулись в конец этого большого села, откуда шли тропинки к Великому озеру. Карта и компас были у старшего Николая, но мы рассчитывали, что и так не заблудимся. Вот и берег Великого. Много поваленного молодого соснового леса. Это уже потом, через много лет я понял, почему такое случается. Просто видел раз, как в февральскую оттепель повалил на лес мокрый снег. Налипнув на густые кроны сосновых посадок, тяжёлая снежная масса обрушила стволы, сломав их пополам. Это был снеголом. Летом лесхозовские рабочие расчищают такие места и сажают новые молоденькие сосенки. Говорят, бывает такое не часто. Когда соснам лет по двадцать и ряды посадок прорежены, снеголом такому лесу уже не страшен.

     Тёмная торфяная вода. Сухой бугорок на берегу Великого озера. Устали с непривычки здорово. Червяков для рыбалки запасли ещё в Рязани, сходив с Колюней к свиноферме у кожзавода. Из воды одного за другим начали таскать одинаковых тёмных полосатых окуней размером с ладошку. Недавно узнал, что в Великом водятся ещё и тёмные пятнистые щуки, но нам тогда они не попались.

     Начал накрапывать дождь, дело шло к вечеру. Пришлось сворачивать удочки и прятаться в палатку. В ней костёр не разведёшь, но перед походом мы запаслись большими таблетками сухого спирта и раскладным портсигарчиком-печкой. В крышке от котелка нажарили рыбёшек, оставили их и на утро. В котелке вскипятили озёрную воду – готовый торфяной чай. Поужинав, улеглись и проспали часов восемь. Солнечным утром по мокрому бурелому, вдоль канавы, что шла на запад, к узкоколейке, через доцветающие малинники выбрались из леса. Дорогу искать не стали и двинулись где по шпалам, где тропой на Спас-Клепики, в Ершово.

     Какие же это прекрасные места! Зелёный ковёр из трав и луговых цветов, спелая земляника прямо у полотна железной дороги. А по опушкам лесов – грибы-колосовики, которые нас тогда почти не волновали. Вот и станция Кобылинка.

     Две соседних деревушки носят уже новые, более благозвучные названия – Малиновка и Рябиновка. До последней ходят сегодня пригородные рязанские автобусы. Отдохнув и напившись отличной воды из станционного колодца, продолжаем топать дальше. Станция Пилево. Через несколько лет сюда проложат ширококолейную железнодорожную ветку из соседнего Подмосковья – на Болонь, за торфом. До Ершова оставалось пять километров, которые мы преодолели за час. После недавнего переезда деда Алексея Максимовича с семьёй в Солотчу, здесь, в Ершове осталось много знакомых и дальних родственников. По пути к озеру Мартын, из которого вытекают Узкая и Широкая речки, образуя окский приток по имени Пра, мы навестили тёщу моего дяди. У неё запаслись в дорогу репчатым луком и напились молока.

     Вечер встретили на Широкой речке, у костра. За два дня сорок километров пройдено. Впереди ещё неделя пути.

     Эта местность была мне знакома с шестилетнего возраста. На всё лето мать отвозила меня к родителям отца в Ершово. На хуторе из нескольких домов, сохранившихся после большого пожара 1940-го года, рядом стояли избы деда и бабушкиной сестры. За огородом – колхозная пасека, на которой я первый раз в жизни получил такое теперь привычное ужаление. Весь тогда в слезах, с криком прибежал к бабушке Елизавете Наумовне. Она меня умыла и успокоила – привыкай, это полезно. Напротив дома, врытый в белый от солнца песок, стоял пчелиный зимник – большой сарай со стеллажами из сосновых жердей под ульи. Летом в зимнике было прохладно.

     Прабабушка, дедова мать Наталья Аристарховна, часто посылала меня в ближайшие лесочки. «Володюшка, принеси масляток. Если не очень старые, но с червоточинкой, всё равно бери. Мы их в печке посушим, а зимой суп будем варить». Маслята сушили, не снимая со шляпок плёнки. В Перевесье, что за гречишным полем, водились подберёзовики и подосиновики, а в Барсуках, перед клюквенным болотом – жёлтые болотики. Белые грибы росли там же, под кустами можжевельника. Малина, черника и ежевика были на Шоге, лесном озерке за узкоколейкой.

     Дед в пятидесятые годы был известным косцом. За 15 часов с небольшими перерывами ему удавалось вручную скосить до гектара болотных трав. На покос выходило всё село. Лапти, онучи, верёвочки, свитые из липового лыка, – такая промокаемая обувь спасала от острой осоки и болотного телореза. После сушки с ворошением сено убирали в большие стога, под которыми можно было спрятаться от дождя, заночевать при желании. Косцам на луга ребятишки
приносили обед, купались на Узкой речке, помогали вытряхивать из мотни бредня карасиный улов. Это не считалось браконьерством. Просто один из способов добычи пищи. Пара вёдер рыбы на два дома – нормально. Если надо больше, например, для свадьбы, то на Мартыне стояли постоянные общие снасти – жохи. Такие верши с двумя крыльями, а всего их стояло по краю озера штук одиннадцать, принадлежали они некоему Сахару. У берега привязан его же долблёный чёлн с шестом. Кому захотелось рыбки – садись в челнок, ищи колы от жохов, выкладывай в челнок карасей, ставь снасти на место и плыви к берегу. Такой вот послевоенный коммунизм.

     Сетевязальная артель в Спас-Клепиках раздавала по сёлам и деревням работу – вязать авоськи и сети. Почти в каждом доме ещё с довоенных времён стоял небольшой деревянный ящичек с нитками, самодельными, отполированными до блеска челноками-цевками, с шаблонами для ячеек. Девчонки, женщины всех возрастов, особенно старушки, все как одна обучались и ловко плели на руках заказную продукцию. Кроме продуктов на колхозные трудодни других доходов почти никаких в деревне не было. Пенсионеры считались зажиточными людьми – им не надо ничего возить продавать на рынок. Поэтому семьи были всегда рады заработать в артели любую копейку. Так оно и было – за готовую авоську, которую сегодня вытеснили плёночные пакеты-майки, платили 20 копеек в ценах 1947 года. Потому и самодельный бредень в доме не был редкостью.

     В сельской местности не существовало в те времена почти никаких бытовых отходов. Что горит – сжигалось в печке, что преет – складывалось в компостные кучи на удобрение. Только битое стекло да консервные банки приходилось поглубже закапывать в песок. Как-то бабушка Лиза попросила принести с чердака и выгрести из чулана всякие склянки из-под лекарств. Набралось около сотни разных пузырьков. Мы с нею их отмыли, просушили и сложили в корзинку. На другой день я отправился в районную аптеку. Там с благодарностью приняли всю эту мелкую стеклотару, выдав честно заработанные три рубля. Бабушка была очень довольна и деньгам, и тому, что избавилась от давно скопившегося вроде бы хлама. То, что сегодня творится со всякой стеклотарой, – уму непостижимо! Ведь содержимое любой бутылки по себестоимости чаще намного дешевле тары, а нежелание торговли совершать цивилизованный круговорот посуды, как это делается в европейских странах, плохо сказывается на экологии и кошельках покупателей. Неразумное уничтожение вторичных ресурсов и засорение ими окружающей среды сегодня стало нашим бичом.

     Очень удивил сельчан первый прицепной комбайн, на котором за считанные дни впервые был убран урожай ржи. На комбайне побывали все ребята. Кто постарше, тому доверяли наблюдать за бункером с соломой и вытряхивать его по заполнении. Появился в Ершове и первый колхозный грузовик ГАЗ-51. Шофёр Рувим Смирнов после перевозки зерна катал в открытом кузове по селу всех желающих. Электричества ещё здесь не было – обходились многолинейными керосиновыми лампами. В соседнем доме даже появился радиоприёмник с питанием… от керосиновой лампы, на стекло которой надвигали ребристый теплогенератор. В сельский клуб, занимавший лишённую купола большую деревянную церковь, часто привозили кинофильмы. На улице тарахтел движок, в зале стрекотал кинопроектор. Смотрели «Чапаева», «Весёлых ребят», какие-то трофейные фильмы. В последний год моего пребывания в Ершове после восьмого класса, за год до этого первого похода, в колхоз приехали ребята из соседних деревень на уборку урожая. С собой они привезли первый телевизор КВН-49. На крышу клуба ставить антенну на Рязань и протаскивать через потолок кабель я полез вместе со своим однофамильцем из деревни Калдево Мишей. Вечером он завёл движок. На каком-то возвышении в зале стоял КВН, а в его крохотный экран впились глазами десятки жителей, впервые смотревших телепередачу. Через два года, в 1958-м нас с этим парнем судьба свела на одном факультете Рязанского радиоинститута… В 2003-м, на встрече выпускников 40-летней давности мы с Михаилом Ивановичем, уже рязанским пенсионером, встречались. Такой же крепкий и деловой мужик, каким он был тогда, в молодости, в 1956-м.

     Поход продолжился. По правому берегу Пры мы дошли до Спас-Клепиков. Большие деревянные мосты – шоссейный и железнодорожный через реку. Торцовая дорога по песку через сосновый бор. По этой дороге ершовские ребята после начальной сельской школы шесть лет каждый день ходили учиться за семь километров в этот райцентр. Среди них был и мой отец Михаил Алексеевич. Сохранились фотоснимки тридцатых годов с ершовскими ребятами. Великая Отечественная война этих ребят поглотила всех до единого…

     По левому берегу Пры попался очень грязный ручеёк, впадавший в реку. Рыбе ручеёк водиться не мешал. До сих пор неподалёку стоит ватная фабрика «Смычка», которая тогда перерабатывала старые, пропитанные машинным маслом телогрейки, свозившиеся отовсюду. Тот ручеёк шёл от фабрики. Деревни Ольгино, Гришино. Сегодня эти места облюбовали даже подмосковные жители, наши соседи по дому, построив там дачный домик… Чистый мещёрский воздух, ягоды, грибы, рыбалка на реке и во многих лесных озёрах, загорай и купайся летом, сколько влезет. По шоссе через Егорьевск до Спас-Клепиков на хорошей машине ехать недолго. Но лучше бы, конечно, жить и работать там…

     Шагая то по левому, то по правому берегу Пры, перебираясь по воде на другую сторону, где меньше кустов и болот, мы дошли до глубоких мест. Два моих друга, раздевшись и взяв в одну руку по рюкзаку, поплыли на другой берег. В три приёма они повторили эту операцию, а я, как не умевший плавать, ждал их на заболоченном берегу. Течение реки здесь было медленное, глубина около двух метров. И я рискнул. Водная преграда преодолена! Но, главное, я преодолел пятилетний страх перед водой после того памятного спасения на Оке. Так я научился плавать только в 15 лет. Дальше было легче.

     На шестой день похода к вечеру сильно похолодало. Обнаружив на краю какой-то деревушки большой стог прошлогоднего сена, мы остановились на ночлег. Поужинав кашей из концентрата и напившись горячего чаю из речной водицы, мы пробуравили в стогу три глубоких гнезда, забрались туда ногами к стогарю, а носом наружу и крепко заснули. Такой спальник оказался очень жарким. Утром на траве был лёгкий иней. Заморозок чуть ли не в середине лета – такого не припомнят даже старожилы этих мест. Чистое небо, ласковое солнышко, ветерок – и погода наладилась.

     К вечеру мы дошли до села Деулино. На крутом песчаном левом берегу поставили свою прозрачную палатку, взяли удочки и спустились к воде ловить на ужин рыбу. Рязанские червяки почти что закончились – их мы транспортировали целую неделю во влажном чулке с хорошей землёй.

     Друзья ушли вниз по реке, а я сторожил палатку, иногда поднимаясь на берег. Вдруг, спустившись вниз, я увидел, что конец удилища ушёл в воду, а удочка вот-вот уплывёт. Поняв, что клюнула большая рыбина, я потихоньку начал её вываживать из воды, потом резко выбросил на берег крупную щуку под килограмм весом. Оборвав леску, щука чуть не сбежала с берега в воду. Но я успел её прижать в песок и за жабры притащил к палатке. В пасти щуки застряла небольшая плотвичка, попавшаяся на червяка. Крикнул ребятам, что поймал речного хищника. В ответ издалека донеслась весёлая песенка – два Николая несли наперевес показавшуюся мне огромной ещё более крупную щуку. Её они выловили вместе – старший Николай поймал на удочку, а в воде уже руками и ногами её захватил Николай младший. Этих двух рыбин общим весом под три килограмма нам вполне хватило на ужин и даже на завтрак.

     Утром мы покинули такую гостеприимную реку Пру и отправились через Деулино и Картаносово, напрямик в сторону дома, по лесной дороге. Жаркий полдень встретили на кордоне лесника. Там был колодец с приятной чистой и прохладной водой, рядом лесной травкой питались корова с телёнком, а у дома красавец петух встретил нас своим кукареку. Через три часа мы были уже на Уржинском озере. Это большое блестящее круглое зеркало метров пятьсот диаметром с сосновым бором по всему берегу. Конечно, здесь-то мы уж отвели душу. Песчаный пляж у дороги, следы кострища, никакого мусора, хотя на это озеро приходят и приезжают отдохнуть многие туристы. Досыта накупавшись, сняв дневную усталость, мы заночевали в палатке у самой воды. Комары были, конечно, но спасала от них какая-то мазь – то ли «Дэта», то ли «Тайга», сегодня уж не помню, так много лет прошло. Утром мы снова приняли водные процедуры на этом прекрасном озере и уже с давно полегчавшими рюкзаками двинулись в сторону Ласково, к узкоколейке. Недалеко от Уржинского озера по другую сторону дороги обнаружили ещё одно, более крупное – Ласковское. Но останавливаться здесь не стали, решив добраться до того места, откуда начался наш поход. Вечером у Прорвы остановились на последнюю ночёвку. Загорелые, полуголодные, немного уставшие, похудевшие, но очень довольные первым и таким длительным походом по Мещёре, на другой день автобусом мы вернулись домой. Там нас уже ждали родители, беспокоившиеся из-за отсутствия вестей. Это сегодня можно взять в дорогу мобильник и регулярно выходить на связь. А тогда с собой у нас был только самодельный длинноволновый приёмничек на первых транзисторах. Завершить маршрут по Пре мы решили следующим летом.

     2006

     На снимке - рязанская школа № 6, в которой мы все трое учились.

     Содержание сборника "Мещёрские рассказы" со ссылками: http://www.proza.ru/2011/03/13/1389