Шторм

Рассказ, написанный в рамках психотерапевтической работы с мужчинами, вошедшими в кризис 40 лет.


Шторм


Однажды я встретил кота. Он был рыж и дик, могуч и хитёр. Статный, ловкий, сильный был котяра, все дворовые шавки удирали, поджав хвосты, стоило лишь коту показать из подвала свою боевитую морду. Птиц у нас во дворе не было: хищным тигром прокрадываясь по грязной подворотне, этот кот неизменно собирал добычей по паре воробьёв за раз. За это и многое другое, не укладывающееся даже в обыденное понимание о дворовом коте, прозвали мы его «Штормом». И свое имя он оправдывал, будто понимал, какое значение в него вкладывают люди. Марта мы ожидали с трепетом, граничащим с обреченным покойствием, ужасом, достойным кроликов, взирающих свой последний раз в пасть удава. Едва только весна показывала в городе свой румянец, как ночи превращались в ураганы. Жестяные крыши барабанами громыхали, содрогаясь от неистовства этого буревесника, а его гортанные мартовские песни самым гипнотическим, почти колдовским, образом собирали на его требовательный зов целые гаремы из окрестных кошек. И не было во всей округе ни одного не грызанного и не битого им кота. И все знали, чьи это угодья, все знали: это не кот, а лев.
Несколько лет уже минуло с той поры, когда я слышал Шторма в последний раз. Исчезла эта зверюга так же внезапно, как и появилась: возник, прогорел и сгинул без следа. И вроде бы даже вздохнули все с облегчением: не было больше возмутителя. Весна стала тихой, ночи не нарушались скулящими рыданиями побитых дворняг. Но стало все как-то не так. Совсем не так. Излишним было это спокойствие.
Лишь единожды я потом видел, как мне показалось, этого невероятного кота. И если бы не самоуверенный ледяной взгляд искренне кошачьих, пронзительно внимательных глаз, который мог себе позволить в нашем дворе только гордый Шторм, черта с два я бы его узнал. Он был спокоен, почти недвижим, его огненный покров сейчас гасили серебрянные пучки поседевшей шерсти, усы, которые раньше едва успевали прорастать, прежде чем вырывались в драке, ныне пышной копной красовались на горделивой морде, придавая ей практически неуловимую величавость.
Мимо возмужавшего шторма преспокойно семенили по своим делам и другие коты, и дворовые псы, и непуганные воробьи – казалось, что ничто уже не будоражило ум Шторма.
Краем глаза я тогда заметил: сидит этот лев на скамейке под высоким тополем не просто так. Он смотрел на другого, молодого кота, рыжего, статного, ловкого и сильного, искусанного и дерзкого... и непобедимого, каким когда-то был Шторм. И смотрит взглядом, полным какого-то завораживающего, почти человеческого отцовского удовлетворения. И молодой гордец отвечал ему, в свою очередь, теплым и благодарным взглядом. Взглядом, понятным только им - котам.
Все столь же незаметно, размеренно Шторм поднялся и удалился, чтобы уже никогда не появиться в нашем дворе.
Только потом весь окрестный люд с ужасом заметил, что в округе, с которой в своё время на нашу крышу стекались кошки, появились молодые и дикие, неизменно рыжие Шторма, не дававшие уснуть, чего там, уже не двору, а целому городу. И этой весной Шторм захлестнул нас снова...

Хохлов И.В. 17 марта 2011 года.

;