Ангел над Бездной. Часть 6

Часть 6. Дмитрий.

1.
Смерть. Слово, пугающее и манящее своей многозначительной пустотой. Полная конечность и необратимость с одной стороны и непознанная тайна – с другой. Раньше я не боялся смерти. Ибо власть тайны для меня была значительнее власти страха. Что такое – смерть? Впервые я задался этим вопросом ещё в школе. И как-то мы с моим другом даже условились вернуться и обязательно рассказать – что там, за чертой. Одно слово – дети!
Теперь я знаю – что.
Встречая искренне религиозных людей, я бывало задавал себе вопрос – а что такого знают о смерти они? И знают ли? И почему, почему мне никак не удаётся поверить в Бога самому! Поверить, что наша жизнь действительно значит хоть что-то для кого-то кроме нас. И что в конце жизни нас ждёт не пустота и ничто, а хотя бы какое-то продолжение. Рай, Ад – не важно, потому что и то и другое будет существованием. Меня не пугала сама смерть. Пугала её бессмысленность.
Но люди, верящие, не хотели делиться своим секретом. Не  сразу я понял, что вера для большинства всего лишь панцирь, отгораживающий их хрупкое «я» от безумства окружающего мира.
Получив силу, я почти поверил в Бога. И с этой странной верой вдруг пришло понимание, что лучше не обращать на себя Его внимание. Мир вокруг нас восхитителен, прекрасен, но слишком уж бесчеловечен.

И вот я пережил Смерть. И так и не увидел Бога.
Свет в конце тоннеля, зовущие голоса, взгляд сверху на собственное тело, вокруг которого якобы суетятся доктора;. У некоторых людей богатая фантазия.
А, быть может, дело не в фантазии, а в попытке забыть этот ужас? Заполнить эту кричащую пустоту, загромоздить её выдуманной реальностью?
Потому что смерть оказалась слишком страшна и не на что не похожа. Ты просто медленно угасаешь, словно тлеющая свеча. И чувствуешь, как в тебе постепенно останавливается, замирает жизнь.
Я очень удивился, когда остановилось сердце, потом слегка испугался, а потом нарастающий ужас поглотил всё. Не стало ни света, ни тьмы – потому что стало нечем видеть. Не стало звуков – стало нечем слышать. Боли тоже не стало, но чувство умирания заполнило всё вокруг и оказалось во сто крат хуже боли.
А там – дальше не было ничего. Пустота.

Я был уже почти мёртв, когда Инна, выложив всю свою силу без остатка, вернула мне жизнь. Вместе с жизнью ко мне вернулось вера в Бога. Только Богом для меня стала теперь она. Отныне, каждый миг, каждый мой вздох принадлежал ей. Она и раньше была для меня целым миром, а теперь ею стал мир вокруг меня.
Но она ушла.
И в этот миг во мне что-то сгорело. Совсем. И всё вокруг вдруг стало другим.
Я долго поправлялся, всё-таки не каждому удаётся пережить свою смерть. Её тень, коснувшаяся меня, оставила целую череду ужасающих своей правдоподобностью снов. Я задыхался, паря в знойном мареве над бесчисленными марширующими армиями, сгорал в жирном дыму полыхающих городов, замерзал в ледяном вихре над мёртвым миром, укрытым саваном белёсого пепла….
Просыпаясь, я не видел ничего, кроме больничного потолка и стен, и не чувствовал ничего, кроме ноющей раны души.
Время от времени меня навещал Антон, но мы почти не общались. Умея хранить свои тайны, он не лез в чужие.
А той, что могла бы меня вылечить одним своим присутствием, рядом не было.
И у меня было достаточно времени, чтобы понять, почему она ушла.
Душа человеческая – это Бездна, не терпящая пустоты. А стремление к недостижимому – голос этой Бездны. Кто-то пытается заполнить её любовью, кто-то ненавистью, кто-то верой или неверием в Бога, кто-то ищет знаний, смысла жизни, ответов на все вопросы….
Но Бездна ненаполнима, и всегда голодна.
И в какой-то момент я осознал, что начинаю уходить в собственные сны. Мир вокруг становился всё мутнее и мутнее, а сны всё ярче и ярче.
И когда в один прекрасный день передо мной обрисовалась такая до отвращения знакомая фигура Дива, я особо не удивился.
Некоторое время он с молчаливым интересом меня разглядывал.
- Однако непросто было вас найти, - наконец, нарушил Див тишину.
Я равнодушно пожал плечами.
- Остальные то где? Шарманщик? Валькирия твоя?
- Не знаю. Давно ушли;
- Ясно. Информативно. Антошка со мной вообще общаться не захотел, поганец.
Див с ленцой прошёлся по комнате. Резко развернулся ко мне.
- Не надоело ещё кровать пролёживать? Пошли на улицу!
- Надоело, - я поднялся, оттолкнув привычную боль. – Пошли.
Див шагнул вперёд, освобождая проход, распахнул дверь.
Солнце хлынуло навстречу, врезалось в меня сумасшедшим жарким потоком, несущим запахи пыли, бензина, тёплого металла.
Я зажмурился, впитывая этот поток в себя до мельчайших оттенков, вдохнул полной грудью.
Солнце пахло жизнью.
Приоткрыв глаза, разглядываю людей, стоящих напротив больничного крыльца.
Интересная компания. На общем фоне и без того неординарных личностей явно выделяется тощий, как жердь беловолосый парень с каким-то здоровенным, перекинутым через плечо огнестрельным агрегатом.
Силу, исходящую от него, я чувствую даже на расстоянии.
- Знакомься, - сказал подошедший Див. – Нам вместе предстоит много дел.
Парень шагнул к нам, с улыбкой протягивая руку.
- Имран, - коротко представился он.
Выцветший жёлтый взгляд коснулся холодным ветром, отступил, почувствовав себе подобного.
Интересно, Див знает?
Словно прочтя невысказанный вопрос, Имран отрицательно качнул головой.
Кажется, этот сон я тоже видел. Крови в нём было по колено.


2.
...Калейдоскоп невысказанных слов, дрожащие огни города, лязг передёрнутого затвора, плавный щелчок закрываемой двери...
Человек-тень пытается загородить дорогу.
- Ты так спешишь умереть? – спрашивает Имран.
Тень поспешно отступает, растворяясь в тенях вокруг.
...Дверь, тяжёлая, роскошная, обещающая Рай для каждого из вошедших.
- Второй столик, слева, - скороговоркой произносит человек-мышь, поспешно отступая за наши спины.
В мягком красноватом свете четверо. Один пытается вскочить, тыча пухлой рукой за отворот пиджака.
Два ствола плюются огнём одновременно. Две души получаю я, две – Имран.
Лёгким усилием над собой подавляю желание забрать души остальных посетителей вымышленного Рая. Я слишком долго был голоден.
Выходим в застывшей тишине. В гангстерских боевиках в таких ситуациях почему-то всегда кто-то кричит. А здесь – ни звука. Наверное, всему виною наш менталитет. Хотя, кто знает, что теперь началось за закрывшейся за нами дверью-обманщицей.

...Машина трогается неторопливо, мы не спешим – ночь только началась.
- Как ты силу получил? – неожиданно спрашивает Имран.
- Сложно рассказать, - я задумался, вспоминая. – Я тогда был в несколько сумрачном расположении духа. Любовь свою искал.
- И как, нашёл?
- Ага. Потерял сейчас, правда. Надеюсь, когда-нибудь снова найду. А ты?
Имран замолчал, о чём-то задумавшись.
- А я в Афгане. Тоже, можно сказать, в "сумрачном расположении духа".
- Поведаешь? Или тайна без срока давности?
- Может и тайна, да не моя. Уходили после спецзадания, нарвались на "Волков Аллаха". Они за нами неделю шли. Из двадцати наших до точки "Х" добрались четверо. Но то ли кто-то в верхах решил, что информация, которую мы добыли, стоит того чтобы послать за нами вертолётное звено и стереть с лица земли вместе с "Волками", то ли про нас просто приняли за "духов". Сверху-то плохо видно;.
- Что за "Волки" такие?
- Бывшие люди, - усмехнулся Имран. – Такие как мы сейчас.
- Как вы от вертолётов то спаслись?
- А мы не спаслись. Меня там убили. Только я успел "ПОЖЕЛАТЬ".
Имран замолчал.
Убили, значит.

Зашумела рация.
- Что там?
- Следующий объект. Район Красной Пресни.
Интересно, сколько их ещё сегодня?
...По артериям города неторопливо рыщут чёрные машины. Ночь, незримо танцует на московских улицах, утоляя свою вечную жажду человеческой кровью.
...- Следующий объект....
Прислушавшись, в помехах рации я различаю пение ночи.
...- Сопротивление.... Две машины к девятому объекту....
Голоса.
...Горящая машина. Человек-клякса на асфальте. Умирающая в музыке выстрелов тишина. В её осколках неожиданно мелодичный звон сыпящихся на асфальт гильз.
Человек-бык, беззвучно крича, слепо бежит навстречу смерти, отдавая мне душу ещё на бегу.
Последний человек-волк долго огрызается, зажатый между уже тремя горящими машинами. Он так и не отдал душу ни мне, ни Имрану.
Люди-тигры, хищными тенями скользят меж чёрных машин. Один из них оборачивается к нам, и я узнаю Дива.
Человек-тьма. Значит его незримая тень, увиденная когда-то Инной, стала ещё темней.
Див что-то говорит Имрану, полуотвернувшись от света пламени.
...- Следующий объект....


3.
Жизнь похожа на реку. Иногда спокойную, неторопливую, словно река на равнине. Иногда быструю, летящую, словно река в горах. А иногда жизнь превращается в бешеный поток, сметающий всё на своём пути.
Когда ты в потоке, всё словно бы идёт само по себе. И порой кажется, что от тебя ничего не зависит. Не остановиться, не свернуть!
Но это не так. Иногда, для того чтобы выйти из потока, достаточно лишь сделать шаг в сторону. А иногда для этого нужно перевернуть мир.
Мы сидим, неторопливо беседуя, пьем коньяк.... Но сквозь плетение слов мне слышен рёв невидимой реки, несущейся сквозь нас.
Нас четверо – я, Имран, Див и странный парень, по кличке Шут. Правда, я ни разу не видел его смеющимся или улыбающимся. Говорят, он улыбается, только убивая.

- …Груз формируется в Италии и Франции. Две фуры. Ваша задача сопроводить груз до Москвы. Сколько стоят две фуры стрелкового оружия, наверно сами догадываетесь, потому для охраны мне нужны надёжные люди. Так как в деле я не один, половина людей от моего компаньона. Мероприятие состоится ориентировочно месяца через два….
Однако! Меня тоже причислили к «надёжным людям». Лестно! И денег предложено значительно. Только вот… слушая Дива, я мне почему-то всё меньше и меньше хочется в готовящемся деле участвовать. Словно бы где-то в глубине души проснулся и зашевелился маленький зубастый зверёк.
- Предложение, конечно, заманчивое, - сказал я, дождавшись, когда он замолчит. – Но я пока повременю с ответом. Ведь время ещё есть?
И тут же почувствовал на себе пристальный взгляд Имрана.
- Я тоже пока подумаю, - добавил он.
- Ну что ж, - подытожил Див. – Время действительно ещё есть. Хотя, я удивлён. Честно сказать я рассчитывал, что вы дружно согласитесь. Дмитрий, причину колебаний можно узнать?
- Причин несколько, но все не настолько веские, чтобы их озвучивать.
- Ладно. Думайте, решайте. Когда окончательно определятся сроки, я сообщу. Всё. Отдыхайте!

Пустоту тишины, наступившей после ухода Дива, первым нарушил Имран.
- Почему? – спросил он, глядя на меня.
- Я привык доверять своим предчувствиям, - просто ответил я.
- Я, в общем-то, тоже, но чувство опасности говорит о том, чтобы ты всего лишь лучше подготовился. Разве нет?
- Может быть. Но, если так, то опять убивать. Мне надоело, Имран. Просто – надоело….

Вот я и сделал «шаг в сторону». Надеюсь, мне всё-таки не придётся переворачивать мир.


4.
Идя домой, я поначалу не обратил внимания на собачий лай впереди. Пока разноголосицу лая не проредил резкий женский взвизг. Причину суматохи я увидел быстро – прямо на выходе тропинки во двор три крупных «двортерьера» окружили женщину. По глумливым пёсьим мордам и нарочито грозному лаю, стало ясно, что никому ничего серьёзного не грозит –  псы развлекались. Правда, женщина этого не знала.
Завидев новое действующее лицо, один из кобелей тут же бросился ко мне, всем своим видом показывая неукротимую ярость. Но, не добежав метров четырёх, вдруг резко остановился и замер, странно вытянувшись в струну. Грозный рык сбился хрипом и внезапно перешёл в беспомощный скулёж. В глазах, ещё секунду назад шалых и насмешливых, застыл ужас.
Не понимая причины столь странного поведения, я сделал шаг к испуганному зверю. И тут грозный пёс, местный повелитель двора, позорно описался.
Я взглянул на его «приятелей». Один из них с тем же ужасом в глазах замер, прижавшись брюхом к земле, второй поджав хвост, пятился к ближайшим кустам.
- Это ваши собаки? – неожиданно сварливым голосом спросила женщина. Более дурацкого вопроса она не могла задать? Видно же, что псы дворовые.
- Надо на привязи их держать! Меня чуть не загрызли!
Я не стал отвечать, просто пошёл дальше. Не люблю глупых людей. Хотя, здесь простительно. Со страху многие плохо соображают.
Когда я сворачивал за угол дома, в спину ударил вой. Отчаянный тоскливый вой.
Неприятно. Говорят, собаки воют на покойника. Но почему-то, мне кажется причина в чём-то другом. Что-то они во мне учуяли. Но почему же так перепугались!?
Сила, сила…. Не ты ли этому виной?
Что же ты такое?


5.
Грызущая тоска. Четыре стены, как каменная клетка. За стенами – клетка побольше – город, тонущий в душном предгрозовом мареве. Лиловая туча, угрожающе ворча, словно нехотя наползает на город, время от времени вгрызаясь молниями во что-то далёкое, видимое и ненавистное лишь ей одной.
Стена, окно, вновь стена… Я, мечусь будто зверь, но я сам – тоже клетка, потому что во мне мечется и рвётся моя душа.
Забыть! Постараться забыть.
...Стихи на неведомом языке, кровь, пустоту смерти, ледяной ветер, замёрзшие слёзы, пение ночи....
Забыть!
...Холод прикосновения на сомкнутых веках, мимолётную щекотку волос, мерцающий огонь в карей бездне глаз....
Забыть?
Закрывая глаза, я вижу твоё лицо – самое прекрасное на свете.... Мои руки помнят твоё тепло. Я помню каждый миг рядом с тобой. Безумную Луну, полёт сквозь закат, тени деревьев на синем снегу.... В каждом мгновении, в каждом вздохе мира – ты – моя Единственная.
Разве можно забыть, как жить, как дышать?


6.
Вечерний ветер, подняв кучу пыли, пронёсся по улице, запутался в тополиных ветвях, вспугнул стаю голубей на помойке и большущего пятнистого кота, с недовольным мявом метнувшегося под мусорный контейнер.
Ветер застал меня на полпути к метро, бросился пылью, стрижиным чвирканьем закружился вокруг.
Подожди немного, ветер. Я уже иду.

...Поезд – словно проводник между мирами. Ты только что был в одном из них, и ещё полон ощущениями города – влажной духотой метро, тягучим смогом улиц, нервозными запахами вокзала…. Шаг, и ты в пути к неведомому.
Спешить больше некуда. Вокруг царит иная жизнь. Разговоры ни о чём, вялотекущий скандал в соседнем купе, то и дело снующие мимо нервные люди с неохватными баулами…. Шуршит фольга, и запах какой-то, уже ставшей стандартной, поездной курицы смешивается с запахами горелого угля, сырого белья и недалёкого туалета….
Это было, будет, и повторится ещё не раз.

Я снова отдаю себя дороге. Быть может, в пути станет немного легче. Душа устала. Устала ждать, устала надеяться. Очень тяжело ждать, оставаясь на месте.
А дорога – это целая Вселенная. Восхитительная манящая неопределённость, наполненное неясными образами надежд безвременье между тем, что «было» и неведомым «будет». И нигде и никогда человек так не близок к вечности, кроме как находясь в пути.
Поезд – лишь прелюдия, а потом….
Я часто вспоминаю, как это было первый раз. Миг, когда я вдруг осознал, что не я стою на дороге, а она проходит сквозь меня.
…Было начало сентября, ночь, начинающийся дождь и мокрый асфальт пустой дороги. И невидимые в ночи северные горы где-то впереди.
Я был один посреди огромного необозримого мира. Мелкий моросящий дождь стелился искрящимся туманом, обвивался золотистым ореолом вокруг редких фонарей. Я неторопливо шёл по разделительной полосе, а в душе, отдаваясь щемящей светлой грустью, звенела невидимая неведомая струна. И всё было так, как и должно быть. И я знал, что где-то далеко-далеко живёт та – единственная и неповторимая, которую я когда-то обязательно встречу….
И вот я снова один в пути.


7.
Крым….
Это небо. Знойное небо дня, поддёрнутое лёгкой дымкой, и сияющее полотно ночи, словно бы целиком состоящее из бриллиантов-звёзд.
Это ветер. Горячий ветер, напитанный бесчисленными чуть горьковатыми ароматами трав, такой густой, что его можно пить.
Это море. Восхитительная живая бесконечность, волнующая, зовущая, пахнущая свободой и далёкими неведомыми странами.
...Я мчусь между небом и морем, и от встречного ветра закладывает уши. Две сияющие бесконечности сливаются воедино, и море светится во тьме, то ли собственным светом, то ли светом бесчисленных звёзд над ним. А россыпь огней на берегу мерцает далёким Млечным Путём.
Восторг полёта рвётся ликующим воплем, в душе звучит музыка. Восхитительная торжественная музыка, родившаяся сама по себе, здесь – между небом и морем.
Можно ли увидеть мир глазами Бога?
И невидимые губы, состоящие из тьмы и звёздного света, шепнули:
- ДА.
И на секунду, быть может на долю секунды, я увидел....

...Холод и горечь морской воды отрезвили, немного привели в себя.
Надо быть осторожнее в своих желаниях. Дар? Интересно, что я умею ещё?
…Увидеть мир глазами Бога – надо же! Конечно, гордыня – смертный грех, но… надо будет попробовать ещё.
Кто ты?
Тишина.
Бог?
Молчание.
Дьявол?
Нет ответа.
Как же мало мы знаем! Ведь чтобы задать вопрос, надо знать хотя бы часть ответа на него. Мы говорим – Бог, Дьявол. Но это всего лишь пустые, ничего не значащие слова. Ибо мы не в состоянии постичь! Что для муравья поезд, пронёсшийся мимо?
Мы прячемся за верой в Бога, и отчасти не представляя, что есть Бог! Так легче, проще.
Я никогда не умел молиться. Да это и не надо. Ведь молитва – лишь слова, главное то, что идёт от сердца, то о чём шепчет душа. Ведь ТЫ слышишь меня? Я ни о чём не прошу, ничего не требую. Я лишь говорю – спасибо! За то, что есть я, это небо и море. За то, что есть красота, любовь, боль и радость. За всё.
И за то, что у меня есть Инна. Как бы мне хотелось, чтоб она летела со мной рядом! Меж двух бесконечностей. Быть может, когда-нибудь….

…Где-то, в распахнутой бездне горизонта, где море сливается с небом, невидимый ребёнок читает стихи. О чём они? Почему каждое слово на неведомом чужом языке заставляет мою душу трепетать, рваться куда-то? Очень хочется когда-нибудь понять их смысл. Потому что я не хочу Верить, я хочу Знать!


8.
Нервничать и беспокоиться я начал за неделю до возвращения в Москву. Заставляя себя не надеяться, думать о чём-то другом, только лишний раз себя измучил. Последнюю ночь в поезде я не спал, не смог. А потом под утро вдруг пришло спокойствие. Будь что будет! Всё равно ничего не изменить, и если Инна в Москве, мы встретимся, а если нет…. Думать об этом не хочу! Мы встретимся!
Тревожное ожидание вновь начало меня грызть на подходе к дому. Я то почти бежал, не обращая внимания на тяжёлый рюкзак, то пытался одёргивать себя, идти медленно. Забавно, должно быть, это смотрелось со стороны.
Меня встретил пустой дом. И на миг накатила такая тоска – чёрная, беспросветная! Захотелось ввинтиться в бездонную синеву, к ледяным облакам и вечно дующим ветрам, глядя на всё уменьшающийся под ногами город….
М-да…, не задохнуться, так замёрзнуть.
Чёрт! Чёрт!
Решение пришло неожиданно. Я набрал телефонный номер.
- Тринадцать – двадцать.
- Соединяю.
- Привет. Твоё предложение всё ещё в силе?
- Да.
- Когда ехать?
- А что? Ты уже готов выходить?
- Ну не так чтоб сразу.
- Не торопись, - усмехнулся Див. – Ещё месяц впереди. Полетите на самолёте, машины будут уже там. Сбор и подготовка за семь дней до вылета.
- Хорошо.

Отпустило не сразу. Что-то я совсем расклеился! Ну, нет пока никого, и что? А я, кажется, только что опять шагнул в поток. Или я так и не выходил из него? Лишь видимость одна?
 И вдруг словно ударило что-то. Вздрогнула душа. И дверной звонок грянул, когда я уже открывал дверь.
Она стояла на пороге, такая родная, близкая. Улыбнулась чуть настороженно:
- Можно?
Я посторонился, и голос почему-то сорвался на шёпот:
- Инка…. Я не могу без тебя.
И живой огонь сорвался с места, врезавшись в меня и чуть не уронив в коридор. Я закопался лицом в волосы, пахнущие травой, солнцем, небом.
- Димка…!
Я не ответил, лишь сильнее прижав её к себе, не желая отпускать ни на секунду.
…Кто из нас захлопнул-таки входную дверь, не помню.
- Подожди, чудо моё! В душ пусти. На улице жара, а я у тебя уже три часа по двору гуляю, взмокла вся. Поезд опоздал?
- Ага. Я бы тоже помылся, кстати, с дороги.
Карие глаза с сумасшедшими пляшущими огоньками глянули лукаво.
- У тебя ванна маленькая конечно, но мы поместимся.
- Главное, при этом - не забыть помыться.
- Я напомню. Наверное.

…Оторваться друг от друга мы смогли лишь вечером, когда уже начало темнеть.
- Ты пахнешь небом.
Инна села, замерла тёмным точёным силуэтом напротив окна. Закатный свет запутался в её волосах, придав им червонную прозрачность.
- А как пахнет небо?
- Счастьем, восторгом,… тобой.
Тёмнота силуэта чуть качнулась. Алый свет брызнул на миг, ослепил, заставив зажмуриться.
- Знаешь…. Иногда мне кажется, что даже если нас не станет друг у друга, небо с нами останется навсегда.
Почему-то мне вдруг стало холодно. Я открыл глаза.
Я не видел Инкиных глаз, но знал, что она смотрит на меня. И вдруг на мгновение показалось, что на меня смотрит Тьма. Холодным чуть заинтересованным взглядом.
Пытаясь разрушить наваждение, я потянулся к девушке.
Тьма оказалась тёплой. Тёплой и ласковой.


9.
…Сегодня мне снова приснилось холодное серое море. Только теперь я был не один. А за морем больше не было пустоты и вечной тьмы. Где-то там, далеко-далеко над застывшей водой, в вечном сумраке этого мира, всё ярче и ярче загорались далёкие золотые созвездия огней. Как будто там, на границе неба и моря, плыли к неведомым мирам гигантские величественные города-корабли.
 Мы стояли на берегу, любуясь на тёплые загорающиеся огни, и всё чего-то ждали….

Всё в мире происходит не просто так. И этот сон, про одинокое море тоже неспроста.
Что сон! В каждом дуновении ветра, шорохе листвы, игре света и теней на дороге заключён свой смысл. Мир вокруг – это великое произведение. Только оно всё ещё создаётся, и мы – часть его. А во снах мы иногда видим ТЕНИ. Тень от кисти неведомого зодчего, наносящего новый штрих, тень отзвучавшей мелодии, тень мысли….
И глупо пытаться понять к лучшему или к худшему происходит то, что происходит с нами. В картине Великого Зодчего есть место и тьме и свету. Именно поэтому она прекрасна. А ещё в мире есть любовь.

…Мы рисуем узор счастья на улицах города. Идём, куда идётся, останавливаясь, где понравится. Услышав вдруг музыку из раскрытого окна, танцуем на тротуаре. И кто-то из прохожих говорит что-то возмущённо-удивлённое, и одобряюще гудят едущие мимо машины.
Люди! Я люблю вас! И этот город! И этот жаркий вечер, распахнувший над нами тёмно-синие крылья!
Зайдя в понравившееся кафе, заказываем что-то наугад, в меню смотреть некогда. Ведь мы очень заняты, мы смотрим друг на друга. Это же так важно – видеть своё отражение в глазах напротив!

…Ночь пришла незаметно.
Скользя по нагретому за день асфальту, темнота, не торопясь, разлилась по ломким призрачным улицам. Миг – и мы наедине с ночным городом.
Обнявшись, мы спрятались друг в друге и стрелой взмыли в небо.
Дыханье в унисон. Два сердца, бьющихся в одном ритме.
Разве так бывает?
ДА!
Под нами золотая паутина Москвы, огни переливаются, дрожат, гаснут, загораются…. Москва живёт, дыша улицами, страдает и радуется. И кто-то там сейчас кричит от наслаждения, а кто-то от боли.
Под нами – Вселенная.
Раскинув руки, словно птица крылья, падаю в золотую паутину, чтобы в следующий миг вновь взлететь, застыв перед той, что вновь подарила мне жизнь.
Переплетя руки-крылья, падаем вместе.
Под нами – Бездна. Над нами – Бездна.



ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.


Рецензии