I. 3 козьма скоробогатов

I.3   КОЗЬМА СКОРОБОГАТОВ
(А.Н. Афанасьев, 164, т.1, стр.397.)


С полной версией книги  можно ознакомиться, пройдя по ссылке:
http://www.scribd.com/doc/75867476



В данной сказке используется полный охотничий годичный календарь. Лиса - хозяйка леса (года) и творец сюжета. Пять Курочек и Петушок – месяцы (летние). Выезд Козьмы за пределы своего мира (леса) – начало зимнего периода года (октябрь).
За пределами своего мира (в котором Козьма справедливый, добрый, но неудачливый хозяин-охотник) герой сказки следует авантюрно-плутовскому сюжету, предложенному Лисой.

ХРОНОТОП (время - пространство - событие):

I. Лес.

\0. Зачин. Лес, начало времён. В бедном доме Козьмы-охотника всего пять курочек и петушок.
\1.Козьма уходит на охоту и встречает Лису. Возвращается и обнаруживает пропажу первой курочки. \2. Снова охота, снова встреча с Лисой и снова пропажа второй курочки. \3. Козьма устроил ловушку и Лиса, пробираясь через дымоход (единственное место в доме, непосредственно связанное с иными мирами) попалась в неё. Договор. Лиса обещает сделать Козьму богатым. Смерть третьей курочки. (Лиса потеряла свободу  и отправилась в дорогу). \4. Лиса и волки (август, «волчьи выходы», «день оборотня») на лугах. Отлов волков. Смерть 4-й курочки. \ 5. Лиса и медведь на лугах. Отлов медведей. Смерть 5-й курочки (и петушка?). \6. Лиса и соболь с куницей. Отлов соболей и куниц. Смерть всех зверей.

II. Царство лугового Царя.
(женитьба  героя и вхождение в элиту с помощью обмана:  царь - прост, герой – прохвост )

\7. Лиса приходит к луговому Царю и просит весы. Возвращает весы с прилепившимися денежками. Царь намекает, что не прочь отдать дочь за Козьму. Сватовство.  \9. Встреча Козьмы и Царя у сломанного Лисой мостика через речку.  Переодевание Козьмы Скоробогатого в царский наряд (приобретение нового статуса, фальшивое вхождение в элиту, в царский мир). Приезд к царю во дворец. \8. Женитьба Козьмы (победа, выполнение обязательств, псевдо-освобождение Лисы). \10. Отъезд Козьмы с невестой и Царем домой.

III. Царство Змеулана.
(захват чужой собственности и власти через обман и убийство )

\11. Лиса бежит впереди. Встречает пастухов и овец, грозит сжечь огнем (Козьма - как царь Огонь (Перун!) и царица Маланьица), если не скажут, что отара принадлежит Козьме. \12. Бежит дальше. Встречает пастухов и свиней. Опять угроза. \13 Затем то же с пастухами коров. \14. И с пастухами верблюдов (коней!). \ Лиса прибегает к дворцу Змеулана (алан?). Грозит, что едет Царь Огонь (название огня, добытого трением о дерево \3\). Советует Змеулану спрятаться в Дубе. \15. Приезд Козьмы, Царя и Невесты во дворец Змеулана. Козьма выдает все за свою собственность. Пир. \16. Лиса предлагает Козьме и Царю пострелять в Дуб. Уничтожение Дуба (стрельба по дубу – аналог раскалывания молнией Св.  Дуба  Перуном в погоне за Змеем в языческих мифах северо-восточных охотников-славян. Это событие фиксируется днем Перуна, неделей гроз – август месяц. \1,2\ ) и смерть Змеулана. \ 17. Окончательное воцарение Козьмы.  \18.Лиса  остаётся в гостях у Козьмы до тех пор, пока не съела всех курочек, после чего уходит (сравните с пунктом \6.: совпадение времени и события в конце первого и третьего циклов при наложении календарных плоскостей-пространств).

Ниже приводится пространственно-графическая форма рассматриваемого сюжета сказки о Козьме Скоробогатом. Такое представление сюжетной цепочки в пространстве событий позволяет увидеть неожиданные пространственно-временные совпадения (корреляции!) многих событий в тексте. Причем,  совпадение  оппозиций.

Синим обозначаются события в календарной плоскости леса\поляны. Переход из Леса в мир Поляны происходит в условном октябре  (равноденствие: событие \6 ).
Зелёным – события в календарной плоскости Царства Змеулана. Переход из мира Поляны в Царство Змеулана – условный апрель (весеннее равноденствие, со-бытие \12.), \6 и \12 - пограничные состоя-ния.
Согласно сказочной традиции только в эти моменты условно-календарного времени возможны переходы между различными календарными мирами.



    ( см. изображение в начале странички)               

    Рис. СОБЫТИЙНЫЙ  ХРОНОТОП  СКАЗКИ               

Моменты похищения (пропажи, исчезновения) и победы (обретения недостачи, освобождения) – летнее и зимнее противостояние (события 3, 9 и 15).

В основу сюжета заложены два календаря: охотничий (начало сезонов охоты на лис\июль\, волков\август\, медведя\сентябрь\, пушного зверя\октябрь\) и пастуший (овца, свинья, корова, конь \ верблюд\ - животные, характерные для  Дикого поля. Трехкратное повторение однотипных сюжетов – необходимый элемент в сказке для встраивания событий повествовательной цепочки в календарно-сакральное течение времени, а моменты переходов (уход\возврат) и (пропаж\находок)  фиксированы ритуальным обрядом или обычаем, иллюстрацией которого для непосвященных эти сказки и являются.
Сюжеты с героем-Лисом (Лисой) – одни из самых древних охотничьих сказок (Лис - основной герой сказок северных народов).

Основные оппозиции и диалектика образов в сюжете:
(лес\ луг (поляна, луговая степь)\ царство Змеулана (Дикое поле)); (справедливый и умный Козьма\ жадная Лиса); (хитрая Лиса\ доверчивый Царь); (коварная Лиса\ трусливый Змеулан), т.е. основная оппозиция – (простоватый мужчина\ плутоватая женщина); (утрата лесных хищников\ приобретение домашних животных); (доброта к Лисе\ жестокость к Змеулану); (защита своего Дома\ захват чужого царства); (бедность Козьмы\ знатность Царя\ богатство Змеулана);

В реальном мире (в лесу) побеждает Мужчина (Козьма), но в иномирье – всем заправляет Женщина – покровительница (Лиса). Мужчина (Козьма-Царь-Змеулан) обладает качествами (ум,\доверчивость\трусость). Для Женщины (Лиса) характерны (жадность\хитрость\коварство). Из полученных оппозиций и сильных отрицательных характеристик женского образа видно, что окончательное составление сказки произошло в эпоху побеждающего патриархата.

Нужно отметить, что и здесь наблюдаются как бинарные, так и триадные сопряжения-оппозиции.

Так, совпадают по хронотопу момент пленения Лисы Козьмой, её обещание сделать его богатым и первое отправление за добычей для Козьмы (событие\3.) и момент их приезда во дворец Змеулана (\15.), т.е. появление оппозиции (первый отъезд из старого дома\окончательный приход в будущий дом). С другой стороны, здесь реализуется принцип компенсации недостачи двояким образом: в конце первого хода (части, эпизоде, полуцикле) сюжета недостача курочек компенсируется приобретением диких животных (волков, лис, медведей, соболей) в пределах самого полуцикла; недостача первых трех курочек (события \0.,  \1., и \2.) в начале первого хода (полуцикла) сюжета  компенсируется совпадающими с ними по хронотопу событиями (\12., \13.  и \14.) приобретения стад животных (овец, коров и коней). Это соответствует общей структуре сказки, в которой по возвращении героя с победой происходит компенсации (с приобретением) исходной недостачи, инициирующей весь сюжет. Не отсюда ли и необходимость включения (в общем-то, ничем другим  не мотивированного) этих событий последнего эпизода (полуцикла) в сюжет сказки?  Второй полуцикл событий в рассматриваемом сюжете (события \7.-\11.) носит характер промежуточный, переходной, когда герой пере-одевается, обманом женится, т.е. выполняет роль некоего трикстера-антагониста. С этой точки зрения в процессе развертывания сюжета Козьма диалектически проходит фазы (герой – ловец Лисы\ антигерой - обманщик\  герой* – убийца Змеулана). В третьем эпизоде Козьма выступает именно как жрец, поскольку противостоять повелителю иномирья, совершать его ритуальное убийство может только жрец. Учитывая это соображение, мы получаем простую диалектику образа главного героя, а именно - здесь развертывается основная триада  архаичного, индоарийского периода: (охотник\царь\жрец-повелитель иномирья).

В индоарийский период архаики цари (воины) бывали и жрецами. Царь-жрец рассматривался как большой царь, повелитель царей и поэтому возникает оппозиция типа (царь\ великий царь – жрец). Кстати, жрецами были, в основном, старейшины рода – те, кто имел право общаться с духами предков (с иномирьем). Если говорить конкретней, мы пытаемся раскрыть двухступенчатый обряд инициации (посвящения)  из простого охотника, живущего в чужом лесу, в цари лугового царства  с последующим посвящением в большого царя-жреца. 



                ( см. изображение в начале странички  )               

             
              Рис.I.3. А                Рис.I.3.В

На Рис.I.3.А приводится упрощенный хронотоп сюжета сказки.
На Рис.I.3.В приводится формула развертывания основной триады в сюжете сказки.
 
В первом эпизоде сюжета (триада внизу, слева) Козьма-герой\охотник, Лиса-антигерой\ жрец, Повелительница леса.
Во втором эпизоде сюжета (верхняя триада) Козьма-антигерой\царь, Лиса-помошник\ охотник, Луговой Царь-герой\ жрец.
В заключительном эпизоде (триада справа, внизу) Козьма-помощник\царь-жрец, Лиса-герой\ царь, Змеулан-антигерой\жертва

В приведенной формуле и основная триада (в центре), и все эпизодные триады развертываются по часовой стрелке.

То же можно сказать и о диалектике образа Лисы, которая в первом полуцикле прошла фазы (антигерой-волшебная повелительница леса, шаманка, жрица, (см. текст сказки)\ помощница-добытчица); во втором цикле выступала охотником для Лугового царя и помощницей Козьмы, а в последнем полуцикле, снова став помощницей-добытчицей, она превратилась в свободного героя-уничтожителя  кур – вернулась в исходное со-стояние пожирателя курочек, только уже на законных основаниях (как награда, как приобретение после компенсации недостачи - вынужденной службы у Козьмы), т.е. она стала их хозяйкой (царицей). Именно развертыванию этой диалектической триады образов главных персонажей и служит повествовательная цепочка сюжета сказки.

Отметим, что в период славянской архаики \I.53, стр.79\ к ритуальной еде для поминок относились куры (яйца), каша (кутья). Случайно ли, что Лиса, тотем – покровитель, ест именно курочек?

Если остановиться на динамике развертывания основной триады (жрец\царь\охотник), то всё пространство событий в хронотопе разбито на три основных сектора на Рис.I.3.B:

А. Охотничий сектор, включающий события \3. - \7. с охотой на диких зверей и заканчивающийся убийством всех зверей (по календарю это со-бытие совпадает с массовым забоем скота, пригнанного с летних пастбищ, которое начиналось в ноябре). Отметим, что здесь Лиса обманула три вида зверей: волков, медведей, соболей-куниц. Ниже мы ещё вернемся к этому. В этом секторе важна роль покровителей охотников (Лисы) и жреца. Конкретной реализацией функций основной триады здесь выступает триада персонажей – функций: Козьма-охотник, добытчик и Лиса-повелительница леса (шаманка), которая в этом секторе выступает по-мощницей (поскольку попалась на воровстве курочек). Став его подругой, она восполняет необходимую при обряде инициации функцию «ритуальной невесты» Козьмы. Из третьего повествовательного эпизода в этот сектор попадает охота на Змеулана и его убийство, т.е. Змеулан выступает здесь как антигерой-дичь. Из третьего эпизода событий в этот сектор по-падают события, когда Лиса уже освободилась от своих функций помощницы и в награду опять  ест курочек (как и в первом эпизоде в начале сказки).  Здесь Лиса снова выполняет функции покровительницы лесных зверей (шаманки!). 

В. Второй сектор  включает признание Козьмы Лесным царем и его женитьба на принцессе. Здесь проявляется отголосок матримониального обычая передачи власти по женской линии. В этом секторе событийного пространства функции царя в основной триаде переходят к Козьме (посвящение в воины), функции жреца выполняет Луговой царь-отец, а Лиса, уже находясь вне своего мира – леса, превращается в обычную охотницу, т.е. она понижает свой статус. Шаман становится обычным охотником, приносящим добычу Луговому царю (жрецу Лугового мира). Этот эпизод начинается убийством всех зверей и обретением Луговым царем их шкур  (своего рода «убийство ста быков» для Зевса! Вот только шкуры ему зачем?).

Это важное замечание, т.к. согласно \I.51, Фрейд\  изменение статуса связано с родовым торжеством, с жертвоприношением тотемных животных, шкуры которых используются при посвящении. Чужак, принимающий участие в такой ритуальной трапезе, становится своим, кровником.  С другой стороны, такой подход Фрейда отвечает и на вопрос, почему Лиса-покровительница, Отец-основатель рода, священное и неприкасаемое животное, вдруг становится помощницей Козьмы. Как тотем, она обладает двумя качествами: святостью и… нечистотой. Она нарушила табу – воровала, а не защищала курочек, поэтому она должна быть ритуально умерщвлена. Но, как священное животное, она неприкасаема. Отсюда и резкое понижение её статуса – фактически до рабыни Козьмы. Здесь и ещё одна причина умерщвления всех зверей, подаренных «опущенной» Лисой Луговому царю – они тоже считаются «нечистыми» и должны пройти ритуал очищения  через жертвенник. В этом смысл и двойственность каст «неприкасаемых» или «нечистых» во многих архаичных обществах.

С. Третий сектор включает события приобретения Козьмой-царем крупных домашних животных (события \11.-\14.). Ему достаются (он с помощью обманщицы-Лисы захватывает, освобождает из-под власти Змеулана) четыре (по другой версии  5) вида домашнего скота: овцы, свиньи, коровы, лошади (верблюды?)…  (В этом секторе событий Козьма реализует функции жреца основной триады, Лиса повышает свой статус и становится свободным воином (царем), выступившем против Змеулана, а сам Змеулан, раскрывая оппозицию (охотник\добыча) основной триады, в этом секторе выполняет функцию добычи, которая скрывается в дубе, т.е. превращается в растительного духа-покровителя.

Нужно отметить, что прятаться в стволе дерева – очень распространенный прием у индоевропейских богов и их противников. Даже один из их пророков, Зороастр 6 тысяч лет просидел в стволе Мирового Древа.

Здесь отражается то, что согласно годовому календарю (а именно он заложен в основу построения сюжетного хронотопа) на это время выпадает как раз весенне-летний период года – время прорастания и возрождения растительности. Если вернуться к психоаналитической трактовке тотема Фрейдом, приводимой в предыдущем разделе \I.51\, то факт убегания Змеулана от Козьмы  и его прятание в дубе может иметь смысл только, если этот Змеулан… - родная сестра или жрица-девственница, которой в общине с развитым тотемизмом, запрещено появляться рядом с женатыми мужчинами. Важно, что предлагаемый метод позволяет выйти и на этот уровень психоанализа персонажей!

Как видим, согласно полученной динамике развертывания основной триады в сюжете сказки во всех трех секторах пространства событий основные персонажи реализуют те или иные её и свои функции в определенной, заданной основной структурой последовательности. Из Рис.I.3.В. видно, что как в центральной основной триаде, так и во всех секторных, вспомогательных триадах эта последовательность в рассматриваемой сказке одинакова – они движутся по часовой стрелке, вращаются вокруг центральной триады и сами вращаются вокруг своих осей. Что-то похожее на движение колеса по большой окружности. Это и есть динамическая мифологема сюжетного хронотопа данной сказки.

Другим немаловажным элементом анализа является выявление того факта, что основные жертвоприношения, совершаемые персонажами, во-первых, совершаются на границах секторов (на границе А\В – убиваются все дикие звери, на границе С\В – убивается  Змеулан). На границе перехода В\С (зима\весна) таких жертвоприношений в тексте этой сказки не зарегистрировано. Но жертвоприношения рассматривались как форма очищения при переходе из одного состояния в другое. Во-вторых, в конце сказки убивается Змеулан, который до прихода Козьмы выполнял функции царя-жреца-волшебника. Таким образом мы сталкиваемся с ситуацией, когда для занятия должности жреца претендент вынужден убивать соперника. Из исторической фольклористики и этнографии известно, что это был довольно распространенный (в том числе и среди индоевропейцев) обычай в архаический период истории \I.46\.

В результате проведенной выше реконструкции исходного структурного ядра данного сюжета  мы пришли к ситуации, когда во всех трех мирах, куда попадает Козьма, он сталкивается с жрецами. И здесь уместен вопрос: почему Козьма убивает Змеулана (жреца мира Змеулана), и не убивает Лису (жрицу в Лесном царстве), и Лугового царя (жреца Лугового мира)? Ведь согласно предыдущему анализу, претендент должен убить соперника. Ответ на этот вопрос кроется в наличии определенного табу: нельзя перескакивать через ступень в иерархии при инициации. Охотник может претендовать только на место воина (царя), но не жреца. Наличие такого табу подтверждается этнографией \1.46\ и в нашем случае оно про-является в том, что Козьма не может убить Лису, поймав её в первом эпизоде, а Луговому царю нет необходимости убивать гостей (Козьму и Лису), т.к. они не могут претендовать на его положение жреца в Луговом царстве. Другое дело, когда они попадают в мир Змеулана: здесь Козьма может выступать соперником.

В отношениях между жрецами, согласно тексту сказки и полученной структуре соблюдается «вооруженный нейтралитет» и также действует табу: никто сам не претендует на место другого. Именно отсюда такая свобода и доверие в общении их между собой. По тексту сказки, Лиса и Змеулан чуть ли не братья! Весьма возможно, что они входили в один совет (старейшин) или касту жрецов. Поскольку в сказке важен не сам персонаж, а  выполняемая им в эпизоде функция, то жрецу согласно рассматриваемому сюжету отводится функция управления. В самом деле, именно Лиса самостоятельно принимает решение женить Козьму на дочери Лугового царя и реализует свой план. Именно Луговой царь выдворяет зятя с дочкой обратно в его мир: мол, погуляли, попили – пора и честь знать! Это наблюдение относительно функций категории жреца позволяет переформулировать основную триаду данной сказки в следующем окончательном виде:

(добыча\ охрана-захват\управление).

Историческая версия: из текста сказки можно с достаточной степе-нью достоверности определить время составления сюжета рассматриваемой сказки – это время успешных походов лесных охотников-огнепоклонников Перуна-Маланьи в Дикое Поле. Предхристианский (варяжский) период на Руси.

С другой стороны, рассматривая сюжет данной сказки, авторы работ по основному индоевропейскому мифу \I.42, Иванов, Топоров\ высказывают предположение, что в этой сказке используется версия основного индоевропейского мифа о Перуне и Змее, указывая на то, что основные ритуальные животные, которых грозит убить Лиса (свинья, овца, корова, конь), те же, что и в основном мифе. Из нашего хронотопа следует точное попадание событий с этими животными на календарные месяцы, когда они приносились в жертву. Более того, по хронотопу Змей прячется в дубе (событие попадает на июнь, месяц дуба) и его убивают в нем как раз в августе месяце. Месяце, близком к дню Перуна (нельзя же требовать от сказки всегда точного попадания!).

Другая версия сюжета основного мифа в сборнике А.Афанасьева \I.29\  приводится в сказке «Змей и Цыган», где упоминается дополнительно и камень, и вода, и дуб, которые фигурируют в основном мифе.

Авторы цитируемой выше работы \I.42\ исследуют оппозиции (Перун\Змей-Велес) и (Ярило\Георгий\Морена), линии которых укладываются как раз на оси скотоводческого обрядового календаря (см. Рис.1). В хронотопе рассматриваемой сказки это события (\16. и \10.) в первом случае, и (\13. и \7.) соответственно  во втором. Если исходить из гипотезы о первоначально восьмимесячном годовом скотоводческом календаре в архаический период основного мифа, то легко установить на какой усл. месяц (каждый усл. месяц в полтора лунных месяца) приходятся все восемь священных тотема: Змей, Человек, Корова,  Дуб, Перун, Камень, Конь, Вода. Согласно этой реконструкции исходного календаря месяц Воды приходится на … декабрь (впоследствии у греков отождествлялся с месяцем Посейдона - повелителя воды!). Дуб попадает на…  июль (дуб – священный символ Зевса). Замещение - Змей-Велес, по-видимому, произошло из ряда ассоциаций велес – волос - змея, т.к. длинный волос (или даже коса из волос) легко ассоциируется со змеёй. В славянской сказочной традиции Перун имеет еще и образ Коваля-Кузнеца (видимо, более поздний по происхождению, чем Огневик-Громовержец) \I.32,Иванов, Топоров\. В данном случае имеет значение то, что  в позднейшей греческой традиции произошло раздвоение его образа на богиню домашнего огня\очага (Гестию, усл. сентябрь) и на бога – кузнеца Гефеста (усл.август). Не потому ли и хромого, ущербного бога, что это только часть первоначального тотема без его женской, огненной ипостаси? (И здесь сразу возникает вопрос: почему у древних западных индоевропейцев богиня огня – женского рода, тогда как у восточных групп индоевропейцев огонь – мужское божество?). Таким же образом в позднейшей мифологической традиции раздвоился и образ Змия. Его чудодейственная, целительная сила (он обладал способностью исцеляться – не зря он всегда воскресал после каждой попытки Перуна его убить!) была передана богу Аполону (усл. февраль), а его неистребимая, хтонически-природная ярость, жажда разрушения и плодовитость (отсюда его образ-тотем Свинья\Кабан) выделяются в образе Ареса (усл. март).

Сделаем ещё одно замечание, касающееся воцарения Козьмы в событии \9. по сюжетному хронотопу. Может показаться странным, что к царю пришел чужак и царь его женил на своей дочке и сделал  царем. Одна-ко, и мы уже говорили об этом выше, ещё Джеймс Фрэзер в своей «Золотой ветви» писал, что у древних арийцев царский титул передавался по женской линии, через дочь \I.46\. И все эти жены носили, в основном, не-арийские имена, поскольку были местного происхождения в отличие от вечно ищущих приключений и возможности пограбить кого-нибудь индоарийцев.

Возвращаясь к хронотопу рассматриваемой сказки о Козьме Скоробогатом, мы видим, что она составлена из двух самостоятельных сюжетов: первый сюжет отражает лесной охотничий  календарь, вторая часть сюжета – имеет скотоводческое происхождение из основного индоевропейского мифа. Таким образом, мы можем с достаточной уверенностью говорить, что основная идея этого сюжета сложилась, по-видимому, в период объединения лесных охотников и жителей лесостепной полосы, занимающейся в основном скотоводчеством. Так, например, известно, что одновременно охотой и скотоводством занимались прото-индоевропейцы, жившие на территории Донецкой области примерно в 4-2 тыс. до н.э. в ареале луговой степи.
Известен иной вариант этого сюжета – литературная обработка сказки «Кот в сапогах» Шарля Перро, имеющая годичный хронотоп и привязанная к иным историческим реалиям.
Далее, автор цитируемой работы особое внимание уделял так называемым кумулятивным сказкам (типа: Петушок и бобовое зернышко, Сказка о репке, Зимовье зверей и т.п.). Он  предполагал, что началом сюжета сказок может быть момент жертвоприношения (а это четко фиксированный в обрядовом календаре момент времени!). Продолжая его идеи, мы допускаем, что и перекладывание в таких сказках вины с одних героев на других – фиксация факта принесения первой жертвы и для других животных, на которых открывался сезон охоты в соответствующий месяц (для данного события по хронотопу).

Ритуал принесения первой жертвы при открытии сезона охоты – очень распространенный обычай в архаических обществах. В их представлении подарить первое животное тотему-покровителю, затем его выкупить и, принеся в жертву, съесть – это и значит принести искупительную жертву тотему-покровителю этого зверя и одновременно оградить себя и всех участников ритуала от его мести. Это очень доказательно показал на примере ежегодных жертвоприношений афинянами быка (которые совершались в июне в тотемный месяц Зевса-быка) в своей известной работе “Обряд и легенда афинских буфоний” И.И.Толстой \I.43\, когда исполнитель ритуала убегал, скрывался (как и Змей в основном мифе), а остальные участники ритуала перекладывали в конце концов всю вину на убивший быка топор, за что торжественно и топили его в море. Весьма вероятно, что это представление лежит и в основе ежемесячных жертвоприношений, о которых говорится в приведенном выше основном индоевропейском мифе. Обрядово-календарный принцип формирования сюжета может дать твердую основу для длительного бытования сказки, т.к. это простейший способ запоминания последовательности открытия начала сезонов работ важнейших для охотников. Знать принцип построения такой сказки – значит знать и время, и место, и форму соответствующего обряда.

На примере данной сказки мы увидели, что примененный нами метод календарного хронотопа в структурном анализе позволяет осветить все три основные аспекта научного анализа сказки \I.43\: во-первых, аспект формальной  поэтической структуры её сюжета, структуры повествовательной цепочки событий; во-вторых, аспект происхождения истоков сюжета (в том числе и натурфилософских \I.45\), отдельных его частей; и, наконец, в третьих – из сравнительного анализа различных этнографических версий сюжета можно проследить его миграцию. Правда, такой анализ требует иного объёма текстового, фольклорного и календарно-обрядового материала, но необходимый инструментарий для него уже есть. К тому же в Приложении-3 даны и мифологические календари,  соответствующие структурам основной индоевропейской группы мифов.

К достоинствам такого метода можно отнести и возможность видеть целиком весь событийный сюжет, всю цепочку событий с её циклизацией и возможными оппозициями. Это позволило обнаружить основную, тройную, коррелятивную структуру, диалектическое развертывание которой реализуется в сюжете. Точнее, сюжет формируется именно этим структурным ядром.
Если посмотрим на основную структурную формулу рассматриваемой сказки (Рис.I.3.В), то заметим, что структура центральной триады совпадает со структурой (топологией) событийного пространства, с “метамоделью” космоса  (по терминологии работы \I.49\) архаичного автора с его совокупностью ассоциативных связей,  внутренним ритмом и цикличностью.

Мы выдвигаем тезис, что истоками происхождения сказок о животных может служить сезонный охотничий календарь, или календарь выпаса животных, их отела. Ещё Владимир Пропп в книге «Русские сказки» \I.2, стр.303\ утверждал, что животные в этих сказках не носят тотемного характера, в них преобладают дикие звери и они носят явно доклассовый, охотничий характер Это мнение известного исследователя русских сказок не противоречит нашему тезису.

Мы также приходим к выводу, что в рассматриваемом сюжете доказательно выявляется наличие сложной, устойчивой, тройной корреляции – основной триады – между тремя основными функциями персонажей (добыча\охрана\управление), близкая по структуре к основной индоевропейской триаде Дюмезиля \I.47\.

У автора в процессе выявления  триадной структуры в сказках возникло мнение (пока что предварительное, требующее дополнительного анализа), что их наличие в плоском условном пространстве событий, возможно, связано с космогоническими представлениями сказочников, которые четко выделяли не только четыре стороны света, но и имели представление о трехчленном делении мира (Небо\Водух\Земля). Это позволяло ввести дополнительную классификацию свойств\качеств у персонажей и в соответствии с этим разбивать плоскость обитания участников говорения (рассказчиков\слушателей\сказочных персонажей) на особые, выделенные области, иногда связывая север с Нижним миром (где живут, например, великаны), юг с Верхним миром, деревню с миром Земли.  Это сразу делит персонажи на отдельные группы, выделяя в них изолянтов, то есть тех, кто может находиться только в пределах отведенной им области (Мира), и посвященных, имеющих право свободно пересекать границы Миров (сказочные космополиты).  К таким группам относились, например, варны “дваждырожденных” (брахманы\кшатрии\вайшьи) у индоарийцев. Варны шудр, неприкасаемых и пр. были кастами изолянтов. В соответствии с этим и жили они в определенных частях поселений.

В древнегреческой мифологии афинян Зевс обитает на юге  (рожден на Крите) и с югом ассоциировали Небо; Посейдон (Океан) - на севере; Аид (и подземный мир мертвых) расположен на западе ойкумены; самим Афинам соответствует восток и находится город под покровительством Афины. В их пантеоне был ещё и Арес, бог войны и Воздуха. Была и Деметра, покровительница Земли. Три персонажа (Зевс\Деметра\Арес) и создавали дополнительную структуру в древнегреческих мифах. Мы это увидим ниже на примере греческого эпоса.  Но установление связи топографии реального сакрального пространства с текстовым, со структурами  текста требует всегда очень тщательного и всестороннего анализа. Особенно при выявлении основной структуры внутритекстового мифологического календаря. В противном случае возникает произвол в сравнительном анализе различных версий мифа, весьма характерный для лексико-типологического подхода.
Иной вариант развертывания основной триады в сюжете волшебной сказки мы рассмотрим на примере сказки Царевна-лягушка.

В работе Иванова и Топорова \I.54\ также предпринимается попытка анализа сюжета этой сказки с точки зрения заимствования последней части сюжета (борьба со Змеуланом за домашний скот) из основного индоевропейского мифа (по терминологии авторов) о борьбе Бога Грозы (Перуна) с похитителем Змеем. При несомненных достоинствах их анализа, авторы увлеклись версификациями в своих построениях, что и естественно при ограничении только лексико-типологическим методом. Они даже не обратили внимания на то, что среди животных, явно не являющихся ипостасями самого Змеулана (овцы, коровы, кони) в тексте сказки есть и свиньи, которые, по мнению самих же авторов, есть зооморфные образы самого Змия (свиньи!). Так уже в следующей главе авторы пишут, что в другой сказке “Иван Быкович” герой (тот же Перун) сражается со Свиньей – женой, женской ипостасью Змея. Авторы, увлекшись 4-х частным делением свойств основных героев, естественно, ухватились за эту версию сказки.  Но если задаться вопросом: почему в первой части сюжета этой сказки всего три вида животных приносят в жертву авантюрная парочка (Лиса\Козьма), а в последней в нарушение основного композиционного принципа сказок – симметрии  их уже 4 (или даже 5) вида, то ответ сразу становится очевидным: эпизод со стадом свиней (и верблюдов) позднейшая вставка. И тогда (пусть даже путем возвращения к 3-х ипостасности качеств Перуна) мы можем говорить о заимствованиях этой части сюжета из основного мифа. Кстати, это нисколько не меняет результаты нашего анализа, а просто смещает  несколько последних событий в хронотопе на один усл. месяц, и кстати, делает его ещё более убедительным. 

Теперь о стаде свиней. Сказка записывалась в XIX веке, а эпоха её формирования (если это связано с основным мифом) по крайней мере - первое тысячелетие новой эры. Но в то время созведие Овна  находилось не в апреле, как сейчас, а в марте, и по хронотопу сказки  это совпадало с моментом прихода Лисы в царство Змеулана. Поэтому в тот период все с овец и начиналось.  И никаких свиней было не нужно. В настоящее время овцы попадают на апрель месяц, и в сюжете образуется лакуна, пробел, вот её и заполняют свиньями.  Ведь март – месяц кабана, вепря (вспомним Ареса). А в хозяйстве апрель для опороса свиней – самый подходящий месяц. Так что и свинья в сказке иногда – первый помощник.

Относительно основного тезиса, выдвинутого этими авторами, относительно Велеса, как противника Перуна - та же история. Авторы дают перечень свойств этого основного Противника (и главное – его связь с водой, где он и спасается от Бога Грозы), но какое это имеет отношение к покровителю домашнего скота, к богу, который скорее одна из ипостасей самого Перуна? Но  здесь сказывается, по-видимому, недостаток самого метода лексико-типологического анализа, который позволяет выстроить замечательные, фантастические версии лексических аналогий-сближений-параллелей и практически доказать любые посылки исследователя.

С другой стороны, и сравнительно-исторический подход (см. Рыбаков, \I.1\), опирающийся на археологический и культурный материал, на углеродно-изотопный анализ, не совсем характерен для анализа текста, пусть даже и фольклорного, т.е для анализа совсем другого предмета исследований. Однако он дает привязку к обрядовому ритуалу,  к календарю. А календарь – это уже не фантазии. Это реальность научного сознания, это то, что формирует само мышление, это альфа и омега любой культуры, её код.  И это - привязка к культурно-исторической конкретике, к реальности, к традиции. К тому же в глубинной основе, в ядре любого фольклорного повествования, мифа, эпоса лежит тот же календарный принцип. Только календарь тот не просто обрядовый, а специфический, мифологический. Но структура этого внутреннего календаря близка к структуре годового, ритуально-обрядового и им сформирована. Мы пытаемся показать, как из самого текста выявить этот самый внутренний календарь и, уже используя его, как основу, провести структурный анализ всего текста. Мы обнаружили при анализе более 300 сказок, что такое возможно. Более того, такое возможно и для авторских произведений (например А.С.Пушкина).

В настоящей работе предпринята попытка воспользоваться результатами и методами этих двух (по сути противоположных) подходов и развить филологический, лексико-типологический, сравнительный метод анализа текстов в рамках календарного-событийного, хронотопного подхода. Последнее позволяет не восторгаться необычными фантазиями всегда увлеченного филолога-интерпретатора,  но сразу поставить вопрос: а все ли здесь, в тексте, на своем месте?  Как это мы видели на последнем примере  в сказке о Козьме Скоробогатом со стадом свиней (и верблюдов).

Вопрос о Противнике Громовика, на который пытались ответить авторы выше упомянутой работы \I.54\, и в самом деле крайне интересен. Ответ на него позволит, и об этом совершенно верно говорят ученые, решить, наконец, проблему о древнерусском пантеоне основных богов и позволит прояснить всю мировоззренческую систему, мифологему наших предков. И здесь уже на первом этапе можно поставить встречный вопрос: а какое вообще отношение к Индре имеет Перун? 

Ситуация такова, что Перун в своей прежней индоевропейской ипостаси может оказаться и Варуной, поскольку задача  реконструкции из индоевропейской мифологемы к древним славянам имеет два решения. Одно из них Перун-Индра, и Велес, возможно, сопрягается с Варуной. Но второе решение (и это связано с наличием в обрядовом календаре славян помимо осеннего ещё и весеннего дня поминовения предков - дня Ирий\Юрия) указывает на то, что Перун в прежней своей бытности был Варуной (см. Приложение-3). Да и оба они лежат в одном лексическом поле (Перун-Берун-Верун\Ворун\Врун\Варуна).  И здесь возникает опять проблема, ведь Варуна – покровитель вод (Океана). Тогда где же прячется этот самый его Противник? В самом Варуне\Перуне? Или здесь уже нужен Фрейд с его психоанализом? 
Или что-то неладно с прочтением самого “основного мифа”?