I. 4 царевна - лягушка

I.4   ЦАРЕВНА  - ЛЯГУШКА


С полной версией книги  можно ознакомиться, пройдя по ссылке:
http://www.scribd.com/doc/75867476


Мы остановились на этой версии замечательной сказки, т.к. в сборнике Афанасьева \I.32\ она представлена в двух, внешне различных вариантах. Однако, несмотря на это структура ядра сюжетного хронотопа у них общая и значительно отличается от структуры рассмотренной выше сказки о Козьме Скоробогатом.

Общая идея сюжета сводится к тому, что царевич женится на волшебнице-лягушке, которая проходит несколько испытаний. В результате последнего из-за оплошности мужа, она вынуждена его покинуть и скрыться в ином мире. Муж отправляется на её поиски и в итоге, также пройдя испытания (или победив Кащея), он находит жену-лягушку и возвращает её обратно. Как говорится в комментариях сборника Афанасьева, сюжет этой сказки составлен из двух сказок: из собственно сказки о Царевне-лягушке и сказки о возвращении жены. Посмотрим, так ли это. Для этого приведем сокращенные формы хронотопов двух версий этого сюжета:


ХРОНОТОП (269, 268)

Мир Царя.
\0. У царя три сына.
\1.Испытание сыновей. Стрельба из лука. Сватовство. \2.Свадьба сыновей (приход в дом  Василисы\Елены–лягушки, 21 мая, день Елены!). \3.Испытание в изготовлении хлеба. \4.Испытание изготовления золотого ковра. \5.Пир у Царя-отца. Сжигание в печке шкуры Лягушки. Исчезновение Лягушки-жены. \6.Встреча со старичком.

Мир Кощея.
\7.Встреча с Медведем. Попытка убить Медведя. \8.Попытка убить Селезня. \9.Попытка убить Зайца. \10.Попытка убить Щуку. \11.Избушка на курьих ножках, встреча с Бабой-ягой. Тайна смерти Кощея. \12. Остров. \13. Дуб. Помощь Медведя. \14.Заяц. Помощь Зайца (в клочья разорвал кощеева зайца). \15.Утка. Помощь Селезня. \16.Яйцо в море. Помощь Щуки.  \17.Дом Кощея. Иголка. Смерть Кощея. Освобождение Василисы-лягушки. \18.Возвращение домой.

ХРОНОТОП (267, 570)

Мир Царя.
Здесь, фактически, то же, что и в первой версии сказки.

Мир Яги
\7.Избушка в лесу. Встреча с младшей Ягой. \8.Встреча со средней Ягой. Открытие тайны Елены. \9.Встреча со старшей Ягой. Веретено в ларце. Узнавание и превращение старшей Яги в Елену Прекрасную. \10.Ковер-самолет (птица). Побег. \11. Погоня Кощея. \12.Возвращение на Русь.

Последняя версия сказки включает на шесть событий меньше, чем предыдущая. В ней, по сравнению с предыдущей, нет животных, с помощью которых младший сын выручает свою жену. Сюжет этой версии состоит из двух эпизодов в отличие от трехэпизодной предыдущей версии. Общим в этих версиях является сжигание в печи шкуры Царевны-лягушки (по хронотопам обеих сказок событие выпадает на сентябрь, месяц Гестии – богини домашнего очага!) в событии \5.

                ( См. изображение  в начале странички  )

               
               Рис.I.4.С                Рис.I.4.Д

Исчезновение Лягушки  в событии \5. определяет границу мира, которому она покровительствует (сектор А на Рис.I.4.С и Рис.I.4.Д). В этом секторе она выступает колдуньей. Согласно тексту в этом же секторе младший сын выступает как персонаж с наименьшим статусом (охотник по терминологии сказки о Козьме Скоробогатом). В первом эпизоде он стреляет из лука (как охотник), а в третьем эпизоде первой версии сказки он убивает (с помощью помощников-покровителей) зверей Кощея.  Здесь же есть и персонаж со статусом царя - это отец Ивана.

Во втором секторе (сектор В на рассматриваемых рисунках), где реализуется царская ипостась основной триады, Царевна-лягушка уже выступает в статусе Василисы (или Яги), царицы, хозяйки, у которой есть жених (Кощей – претендент на царский статус в её мире). Появившийся здесь Иван, её муж, выступает как колдун, имеющий право на ритуальное убийство (Медведя, и др.) или повелевать Ягишнами. Он же выступает здесь и волшебником, узнающим невесту. Т.е. здесь мы имеем триаду (Иван-колдун\ Лягушка-Василиса-пленённая царица\ Животные-добыча). Последняя часть в этой тройной структуре взаимных оппозиций – функция  охотника, в качестве которой выступает вторая часть бинарной оппозиции (охотник\добыча).

                ( см. изображение в начале странички)
               


Рис.I.4.Е. Формула развертывания основной триады в обеих версиях сказки о Царевне-лягушке.

В конечном секторе повествовательного сюжета (сектор С на Рис.I.4.С,  Рис.I.4.Д. и Рис.I.4.Е.) рассматриваемой сказки Иван выполняет функции царя-спасителя-охранителя, Лягушка-Василиса выступает его добычей, а Кощей, организовавший погоню, выполняет функцию колдуна (жреца).

Полученная формула диалектического развертывания основной триады в этом сюжете приведенная на Рис.I.4.Е., принципиально отличается от аналогичной структуры хронотопа сюжета сказки о Козьме Скоробогатом, хотя в обеих сказках полуторацикловой сюжет.

С другой стороны мы видим, что для полного развертывания структурной триады сказки необходим, как минимум, второй эпизод (версия вторая этой сказки). Т.е. сказка не является составной, что ставит под сомнение утверждения комментария к сборнику \I.29\. Указанием на наличие такой структуры в сказке может служить эпизод сжигания шкуры в событии типа \5. (или другом, попадающем в хронотопе на усл. сентябрь).

В этнографии для периода древнеславянской архаики зарегистрировано бытовавшее представление \I.53\, что лягушки – бывшие когда-то люди, затопленные всемирным потопом. Согласно этой интерпретации, Кощей – злое божество, наказавшее предка-покровительницу.
С другой стороны, отсюда и табу на убийство лягушек, которое и теперь объясняется в фольклоре тем, что не будет дождя!

Возвращаясь к хронотопу сказки, к началу сюжета, когда Царевна-лягушка исполняет задания Царя-отца (события \3.-\5.), вспомним, что в работе \I.1\ Рыбаков обратил внимание на совпадение этих испытаний (полотенце\ковер\хлеб) и, главное, пир и танцы у Царя, похожие на  ритуальные “русалии”, исполняемые в том числе на Ивана Купалу (усл. июль – что близко по хронотопу к времени этого события в сказке).

С другой стороны, он же обратил внимание на то, что в некоторых версиях этой сказки Лягушку называют Еленой-прекрасной, день которой отмечался 21 мая \I.1, стр.696\. Для интересующихся проблемами сравнительной мифологии и фольклористики напомним, что в древнегреческом мифологическом календаре маю месяцу покровительствует Афродита-прекрасная. Так что появление Елены-прекрасной здесь не случайно.

Возвращаясь к сказке, обратим внимание, что согласно нашей реконструкции сюжетного хронотопа именно на этот условный месяц (начало июня) выпадает  свадьба (сватовство) Ивана с Лягушкой и её появление в доме Ивана (событие \2.). Не правда ли, замечательное совпадение? Оно заставляет нас более внимательно рассмотреть вопрос о древнеславянских “русалиях” - необходимом атрибуте праздников “первин” каждого месяца на Руси и особенно основных общеплеменных обрядов встреч Солнца, Весны и вызывания дождя (Иван Купала).

Русалии организовывались и справлялись особыми “русальскими\русьцкими” дружинами из 12 ряженных (т.е. в масках) отроков во главе со старым волхвом – наставником, называемым Русальцем\Русьцем, с особым жезлом-булавой, на котором был выгравирован календарь “русалий”. Часть этих русальцев была переодета в женщин (их потом стали называть ведьмами). Причем, древние изображения (польские) показывают, что платья у них были с очень длинными рукавами, в которых они прятали и во время ритуального танца-верчения разбрасывали на присутствующих различные священные предметы: воду, части ритуальных животных (оленей), растений и птиц (лебединые\ гусиные\ журавлиные\ курьи) косточки - прямо как в данной сказке!.

По хронотопу сказки пир происходит в условном сентябре – время отлёта лебедей и журавлей на юг, время начало их отлова - и поэтому на столе у Царя они - главное блюдо! Не на них ли и были все приглашены? Есть все основания связать проведение такого пира с открытием сезона лова птиц и началом сезона охоты на оленей (лосей), что также начинается в сентябре \I.1\, и завершением уборки урожая (день Рода и Рожаниц). Этот момент года открывает осенне-зимний годовой обрядовый сезон, связанный с сохранением урожая, сбором дани и налогов, благодарениями божествам и заклинаниями о крепком семени и легкой беременности. К середине сентября приурочивалось и время, когда земноводные уходили на зимовку.  Традиция фиксирует даже День Змия (13 сентября), когда он окончательно уходит (до апреля) из этого мира. Так что момент исчезновения Лягушки (по календарному хронотопу сказки) вполне укладывается в ежегодный природный календарь.

Отметим также, что в этот период года (с октября до зимних Святок) девушки ткали и вышивали  (под покровительством Параскевы-пятницы). Согласно принципу зеркального отображения относительно центра календаря им соответствуют как раз весенне-летние месяцы и вышивание рассматривалось как магическое средство воздействия на будущее пробуждение природы (Весна ткёт природу). Как раз к новогодним Святкам успевали вышить самые сложные узоры на подолах и свадебных рушниках. (В своё время  моей матушке специально заказывали вышить такие, рязанские рушники, чему - правда без успеха! - пыталась научить и меня).   

В сказках, как и в “Илиаде” Гомера, есть много и достоверных описаний – этот эпизод сказки как раз очень убедителен и мотивирован, и даёт нам реконструкцию ритуала “посвящения” пары Иван\Лягушка, которая должна была закончится во время пира (на всеплеменном празднике-собрании вызывания дождя – Купала). Но у молодого жениха не хватило терпения.

Надо отметить также, что среди “русальской”  дружины были и девушки, “королевы”, победительницы девичьих состязаний на Масленице (в дохристианскиую архаику она праздновалась в конце марта\начале апреля). Представляете – самая красивая девушка племени в маске “лягушки”- покровительницы влаги - и её тайный воздыхатель – нетерпеливый и горячий младший сын князя? Спалил быстренько её маску-кожу и нарушил табу: теперь иди к её родне и доказывай, что ты это сделал по горячности, умоляй, чтобы вернули девку (или умыкай её у Кощея-отца, коли не боишься лишиться головы).
Не правда ли, вполне правдоподобная, ежегодно повторяющаяся житейская история из дохристианской архаики, которая могла бы послужить причиной долгого бытования рассматриваемого сюжета сказки?

Второй аспект рассматриваемой проблемы “русалий” связан с тем, что “русальские\русьцкие” дружины и были как раз теми “братскими мужскими союзами” отроков-побратимов, в которые попадали юноши из всех родов племени для прохождения обряда “инициации” (посвящения) в воины и жрецы. Попавшие туда дети становились общеплеменной собственностью и ими распоряжался, по-видимому, совет старейшин.  Особое развитие такие союзы получали во время появления постоянной внешней угрозы, что позволяло всегда иметь готовую силу для отпора. Иногда их нанимали для решения определенных внутренних задач.

А теперь представим, что идёт восьмой век новой эры. И каждый год на Русь наезжают за добычей и полоном для ромейской Византии степняки-хазары. Изредка с севера приходят ватаги\банды варягов, которых нанимают для борьбы с хазарами. Варяг – наёмник в шлеме с рогами, немой (не знает языка!), в шкуре. И рядом примерно так же одетый и молчаливый – одним из условий посвящения-инициации был “обет молчания” – в маске и шлеме с рогами быка. Чем они отличаются? Ничем. И оба наняты для наведения порядка среди перессорившихся славянских племён. Для простого соплеменника они – чужаки, пришлые. Естественно, что  наш простой пращур всех называет общим именем – варяг (наемник). Но ведь большинство среди этих “варягов” – это те же  “русальцы\русьцы”. Вот и пошла легенда: мол, призвали править варягов из племени Русь. Да ещё какой-то остров Рюген придумали, чтобы издалече были. А остров если и был, так где-то гораздо ближе. Ведь русальцы\русьцы жили отдельно и скорее всего где-то на пути движения хазар к Днепру. Или на самом Днепре.  И стояли там стражей от степняков.  А в Киев посылали часть дружины (например, во главе с Аскольдом и Диром), чтобы настоящие варяги не шибко баловали.

Вот и получается, что слово русские (русьцы) от прозвища части славян, выделяемых для посвящения в общевойсковой союз. А в обычные невоенные периоды они выполняли (чем и подкармливались!) обязанности “русальцев” на ежемесячных и на общеплеменных праздниках. И охраняли эти собрания, и организовывали их. На них же встречались и с родичами.  В общем, выполняли функции стражей порядка. Так что не зря именно к ним после очередной всеобщей свары-заварухи направили старейшины  послов с обращением навести порядок на земле нашей обильной. В более поздний, христианский период, такие языческие союзы  были запрещены (князь есть – какие ещё там союзы!), так о чём писать монаху Нестору? Вот и пишет он: “И призвали варягов…”. И правильно пишет...

Вспомним тех же казаков Сечи Запорожской. Такой же общерусский “военный союз” для борьбы со всеми, кто любил пограбить в Диком поле. И ритуал посвящения при принятии в сечевики. И клятва. Да и служба, в общем-то, по найму: то на поляков, то на турков, то на крымчаков. Иногда и на себя. Чем не “варяги”? Но ведь было время, когда благодаря им всех малоросов из Дикого поля звали запорожцами.

Конечно, это всего лишь версия, писательская реконструкция, и кому-то, возможно, она покажется малоубедительной, но, с другой стороны, ведь есть что-то в сближении этих двух слов: русалец\русский. А если вспомнить, что главным на летних русалиях было купание в молочной росе, сбор лечебной утренней росы, то и слово рос\росный  оказывается вполне уместным для их прозвища.

В общем, в сказке о Царевне-лягушке приводятся и элементы обряда инициации девушек – вызывательниц дождя, благодатной влаги, членов “братских молодежных союзов”,  будущих жриц-ведуний.  (Другие подробности приводятся в Приложении-2.)

Можно сделать предварительный  вывод, что в целом для северо-восточных календарей (древнерусский обрядовый календарь из этого ряда) более характерны тексты мифов\сказок со структурой, близкой к рассмотренной структуре сказки о Царевне-лягушке, чем со структурой сказки о Козьме Скоробогатом, которая больше соответствует древнегреческому, западноевропейскому и близкому к нему южнорусскому календарю. Т.е. для обрядовой традиции средиземноморского и западноевропейского, а по климатическим условиям и южнорусского, придунайского региона. Как мы видим, при одинаковом сюжетном хронотопе их кодовые структуры (см. Рис.Б и Рис.Е) различны.

Заметим, что времена древнеславянской архаики южные славяне как раз жили в соответствующей климатической зоне, близкой к ареалу расселения северных дорийцев-фракийцев \I.60\.

Обнаруженную выше динамику изменения статуса основных персонажей в ходе повествования можно рассматривать, как иллюстрацию, описанную ещё Клодом Леви-Строссом связи дуальных и концентрических оппозиций в сакрализованном архаическом обществе \см. I.8,Структурная антропология\.  Леви-Стросс подчеркивал, что в процессе повествования мифа реализуется устойчивая, скрытая, потенциально заложенная в мифе социально-топографическая связь между основными субъектами сюжета. Так, утверждал он, в самой природе концентрических окружностей заложена троичность. И показал это на примере формирования структуры социальной организации  архаичного общества индонезийцев \I.8, стр.139\, где явно выделил триаду основных отношений в 3-х классовом обществе с ассиметричным браком. В целом, такая структура близка к рассмотренной на Рис.Е.

Мы также готовы согласится с его мнением, что миф – это совокупность одноструктурных его версий. Рассмотрение различных версий одного мифа, которые формируются в различных, иногда не соприкасающихся культурах, их сравнительный анализ позволяет выявить более детально, как сам исходный миф, так и его структуру, код.

Леви-Стросс выделил три качества у основного мифологического персонажа и показал смену этих качеств в ходе развертывания мифа. Его социологический анализ архаичных социумов дает те же структуры, что и проведенный нами в этой работе структурный анализ текстов мифов и сказок. Это говорит о том, что связь и взаимовлияние культуры, социальной организации социума и языка, как их структуры, так и структуры самих мифов в архаичный период их формирования была гораздо более тесной и явной, чем считалось доселе.

С другой стороны, выделяемые нами группы событий в пределах каждого условного месяца практически реализуют основную идею метода Леви-Стросса о механизме разрешения основной оппозиции, породившей исходный сюжет. Циклизация событий в повествовательной цепочке позволяет в пределах этих условно выделенных групп событий провести их независимый анализ (в пределах объединяемых таким образом групп, анализ по вертикали в терминах Леви-Стросса) и выявить ту более тонкую сверхструктуру, которую ищут структуралисты.
О том же высказывался и Евгений Мелетинский, называя такие выделенные группы для вертикального анализа текста “связками отношений” \I.8, стр. 471\ и считая анализ этих связок необходимым для выявления “глубинного смысла текста”. Проблема  только в том, что у всех разные критерии отбора в такие группы. 

Исходя из такого понимания структурной мифологии и структурного анализа, мы и попытаемся в дальнейшем на примере одного распространенного сказочного сюжета провести свою программу сравнительного мифоанализа.


С полной версией текста  можно ознакомиться, пройдя по ссылке:
http://www.scribd.com/doc/75867476