Ершов. Дом у Парка. Ч. 7

       Наш парк… Он жил, дышал, звенел голосами и музыкой — это целое царство юности и света, теперь оставшееся лишь в моей памяти и моих сверстников.

       Представьте: начало шестидесятых годов (увы!) XX века.
Полукруглая танцплощадка — высокая, на бетонном основании, со ступеньками у входа. Заборчик — едва по пояс, словно намек: здесь нет границ для наблюдающих за танцами.
       А над головами — гирлянды! Разноцветные огоньки, будто звёзды, спустившиеся на землю.

       В углу танцплощадки — «ракушка»-сцена. Там царил эстрадный оркестр из железнодорожного клуба.
       В составе ансамбля, играющего на танцах два серебристых саксофона — гордость коллектива, выписанные аж из Чехословакии (Зинаида Ларионовна, начальник клуба, не скрывала: деньги на них ушли немалые!).
       Но играли… ну, скажем мягко: с душой, но не с мастерством.

       Зато музыка лилась рекой: фокстроты, танго, советские песни и зарубежные эстрадные исполнители.
      Пластинки, магнитофонные записи, усилитель на 100;Вт с кинаповскими колонками («Кинап» — это аббревиатура, которая означает «завод киноаппаратуры») — и вот уже вся площадка пульсирует в ритме танцев того времени.


      А вокруг — жизнь!
      В праздничные дни, особенно на День железнодорожника, беседки превращались в буфеты.
      
      Рядом с танцевальной площадкой и с памятником Ленина располагалась большая деревянная, открытая беседка с дощатым полом и чердаком, в который мы лазали по растущему рядом дереву.
      На ее чердаке собирались я и мои сврсники с нашей улицы Пушкина.
      Это был наш мир, никому неведомые, мы часами там играли в различные настольные игры, пока полуденный зной не выгонял нас оттуда.
      Между аллеями напротив улицы Пушкина, располагалась и другая беседка попроще: без пола и чердака, к которой от центральной аллеи шла тропинка к официальному проходу в заборе. Она была шестиугольная или восьмиугольная, точно не помню. Вот здесь-то мы и играли в нами же придуманную игру что-то вроде «птичка на дереве».
       Наверное уже многие читали не знают, или забыли, в чем заключалась эта игра. Отсылаю их к интернету.


       Какие запахи царили в буфете на большой беседке: свежей выпечки, копчёной и вареной колбасы, продавалось там и сладкое ситро… Пиво в деревянных бочках, конфеты, печенье, холодные закуски. Столы в большой беседке ломились от угощений.   И ни капли крепкого — здесь царила другая пьянящая атмосфера: смех, шутки, звон стаканов.

      Люди располагались прямо на земле, на одеялах, принесённых из дома. Ели, пили, разговаривали, пели. И удивительное дело, никаких драк, никаких разборок. Дружинники-железнодорожники бдительно следили за порядком, но их присутствие лишь добавляло уюта, словно оберегая этот маленький мир.

      Здесь я вспомнил шуточный базар в большой беседке. Я до сих пор чувствую волнение того дня: сбегал домой, принёс 15 булавок с красными головками (мама была портнихой, и они лежали в её шкатулке) — и вот он, мой приз: гипсовый белый медведь! Такой нелепый, такой драгоценный, как мне казалось в то время…

      Аллеи парка — отдельная песня. Сначала шлаковые, потом асфальтированные (спасибо Кандельяну, начальнику Ершовского отделения железной дороги, мечтавшему превратить Ершов в «маленький Ереван»).
      Бетонные бордюры, акации и жимолость по бокам, подстриженные ровно на 1,5;м. Центральная аллея сияла огнями, а боковые утопали в таинственном полумраке — идеальные укромные уголки для влюблённых.

     Сейчас этого уголка природы уже нет. Но в моей памяти и моих сверстников он жив: яркий, шумный, тёплый.
     И когда я вспоминаю его, сердце сжимается от тоски и благодарности.
     Ведь это не просто место — это была эпоха. Эпоха, когда жизнь, по словам одного вождя, «становилась лучше, веселее». И знаете что? Я верил в это. Потому что там, в парке, это чувствовалось каждой клеточкой.

     Это было наше пространство счастья. Наше время. Наша молодость.

     А парк являлся любимым  местом действительно культурного досуга и железнодорожников с семьями, и всех горожан.

     Рассказ кардинально переписан автором в 2025 году.

     Фото автора. Человек с гармошкой - мой двоюродный дед, Тимофей Петрович Алиференко, рядом с ним стоит его жена Вера.

Продолжение http://www.proza.ru/2011/03/20/486