Глава 13
Наступило воскресенье четырнадцатое февраля. В доме Горских ожидали к обеду гостей. Елена Федоровна устраивала праздник в честь дня всех влюбленных. С утра на кухне хлопотали всем семейством, даже Николай Федорович был задействован и чистил лук и картошку. Елена Федоровна сервировала стол, Настя то и дело тяжело вставала с кресла и порывалась ей помочь. На первое был айнтопф из баранины с овощами. Это густой суп с мясом и копченостями. Собственно, говоря, такие супы заменяют собой обед из двух блюд. Елена Федоровна очень вкусно готовила такие блюда, то с морковью и печенью, то со свининой и фасолью, то с капустой и грибами. Настя обожала смотреть, как она колдовала на кухне. Даже тетя Нина записывала некоторые ее рецепты, несмотря на то, что сама была прекрасным кулинаром. В глубоком казане тушился цыпленок по- фрейбургски, с грибами и красным вином. Блюда всегда сдабривались большим количеством свежей зелени. На столе в хрустальных вазочках благоухали салатики, а на плоских тарелочках пестрили канапе. Настя впервые узнала, что такое день Святого Валентина. Они с мамой ни когда даже не слышали о таком празднике, и ни кто в школе о нем ни когда не упоминал.
- Это праздник Любви, понимаешь, Настя. Любовь - это живое, прекрасное, чистое чувство и оно имеет свой праздник. Мы его называем денем рождения любви. И всегда отмечаем в кругу близких людей,- объясняла Насте Елена Федоровна, расставляя на овальном столе гостиной высокие хрустальные бокалы.
- Помнишь, мать, мы где-то читали, что в третьем веке был такой римский император Клавдий Второй, кажется, так вот он считал, что женатый солдат плохо воюет, мало думает о своем императоре и империи, потому что его мысли заняты любимой и семьей. Так вот, он издал закон запрещающий легионерам жениться. Но запретить любить не может ни один закон!- довольно сказал Николай Степанович.
-Да,- перехватила его рассказ Елена Федоровна, - конечно помню. Так вот, Настя, был такой священник Валентин, который стал тайно венчать этих солдат с их возлюбленными, потому, что он был очень светлым, добрым человеком, он уже при жизни был святым и к тому же сам был влюблен. Естественно, когда император Клавдий, кажется, Второй, узнал об этом, Валентина казнили. Так появился этот праздник - День всех влюбленных.
Настя слушала, а сама думала об Андрее. Наверное, этот Клавдий был прав, судя по письмам Андрея, и какое счастье, что сейчас не третий век.
Первой из гостей приехала Татьяна. Настя очень соскучилась по матери, несмотря на то, что они общались по телефону каждый день.
- Настюш, доча, не видела тебя десять дней, а ты у меня совсем кругленькая стала!- она потрепала розовую щечку дочери.
- Да, мама, смешно тебе, я так устала носить этот огромный живот, быстрее бы уже все произошло,- Настя с трудом поднялась с кресла навстречу матери.
- Всему свое время, здесь, как говориться воля Божья,- сказала участливо тетя Нина.
Семейство Ремизовых явилось в полном составе и вместе с ними бабушка Андрея.
Мария Эдуардовна внимательно осмотрела Настю с ног до головы, словно изучала ее потяжелевшую фигуру, затем обняла ее, Настя почувствовала знакомый запах бархатной розы, и поняла что у бабушки такие же духи, как у Елены Федоровны.
- Скоро уже, милая, совсем скоро! - ласково сказала она и поцеловала Настю в щеку.
Наталья и Сергей Маликовы немного задержались, потому что Наталья готовила свою фирменную шарлотку, и теперь Сергей гордо держал ее на большом круглом подносе:
-Мы со своим фирменным пирогом, Натуся расстаралась!- широко улыбался он.
В гостиной витали ароматные запахи резаных фруктов, зеленых огурчиков, запах разлитого по тарелкам айнтопфа придавал пикантности всем остальным и доминировал над ними, словно восклицая: «я здесь самый главный, а вы все – лишь мое приложение!» Насте не хотелось есть, и шевелиться не хотелось, у нее противно ныла поясница, она чувствовала усталость и ломоту во всем теле. Николай Степанович нашел выход из положения:
- Мы сейчас все устроим, милая ты наша!- с отеческой заботой он подкатил кресло, на котором сидела Настя, и встать с которого у нее просто не было сил, к накрытому столу. Теперь Настя возвышалась на своем кресле во главе стола, как королева на троне.
- Правильно, отец, Настя у нас сегодня самая главная за столом, ты покушай что-нибудь детка, ты совсем плохо стала кушать,- Елена Федоровна пододвинула поближе к Насте тарелки с салатами.
- Спасибо, но я не хочу, я так посижу, вот соку попью,- ответила Настя.
- Интересно, Степаныч, кто у вас будет, хлопец или девка, а? Вы сами-то кого хотите,- весело спросил Петр.
- Мы будем рады хоть мальчику, хоть девочке, хоть мальчику и девочке вместе,- лишь бы здоровенькие родились, лишь бы все хорошо было,- снова по-отечески нежно и вместе с тем тревожно ответил Николай Степанович и Елена Федоровна кивала головой, вторя ему:
-Да, да, лишь бы все благополучно завершилось.
- А вот у наших в Берлине, сестра Эрика, ну ты помнишь, Леночка, в прошлом году дочь родила девочку, так они о том, что девчонка будет уже на пятом месяце узнали. Там есть аппараты такие, ультразвуком просвечивают и видят прямо на экране девочка или мальчик,- сказала Галина.
- Да, у них нам на западе много чего уже умеют,- ответил Николай Сергеевич.
- Мы здесь тоже не лыком шитые,- раздался голос Марии Эдуардовны.- А вам точно могу сказать парень у нас родиться, мало того могу сказать, что это будет очень скоро.
- Да, конечно скоро, у Насти срок ставят девятнадцатого,- ответила Елена Федоровна, на что бабушка отрицательно покачала головой, загадочно улыбаясь.
- Ну, давайте, мои дорогие, за любовь, за нашу Настю и нашего Андрюшу выпьем,- поднял бокал Николай Степанович и все последовали его призыву, дружно зазвенели хрустальные фужеры.
Насте же было не до праздника, невыносимо болела поясница, она попросила Елену Федоровну дать ей маленькую подушечку, та быстро спохватилась с места, принесла круглую думку, и заботливо подтолкнула ее под Настину поясницу. Татьяна с умилением смотрела на свою дочь, ее глаза светились счастьем, ведь так приятно матери, когда твоего ребенка, кроме тебя самой еще кто-то любит, еще кто-то искренне заботиться о нем.
- Не надо нам ни какого ультразвука,- поставив бокал сказала Елена Федоровна. Кто даст гарантию, что это не вредно малышу? Да и потом, какая разница, мальчик, девочка, наоборот так даже интереснее, загадочнее, я бы и не хотела заранее знать.
- А вот я точно знала, что у меня родиться дочь,- сказала Татьяна, - ни минуты не сомневалась, я чувствовала это каким-то седьмым чувством или восьмым, уж не знаю.
- Я тоже чувствовала, что у меня будет дочь, даже знала, что она будет егоза непоседливая, - весело подхватила Галина. На что Маринка недовольно хмыкнула.
Вдруг Настя почувствовала сильный удар изнутри, она подскочила как ужаленная, а за ударом последовала такая боль, что все поплыло перед глазами, ноги подкосились, и она буквально рухнула назад в мягкое кожаное кресло. Все соскочили со своих мест, началось какое - то безумное движение по гостиной, она слышала, как Елена Федоровна кричала в трубку: « Срочно, скорую, нам надо в роддом». Мама суетилась рядом с Настей, то поправляла подушку, то зачем то перебирала ее косу, то гладила по голове. Маринка, радостно носилась по гостиной с криками: «Началось, скоро я стану тетей!» Николай Степанович то спешил за женой, то подбегал к Насте, то принимался закуривать, хотя Настя ни когда не видела его с сигаретой, но перехватив строгий взгляд жены, так и не закурил, сел за стол налил себе целый бокал коньяку и выпил его залпом, его примеру последовали остальные мужчины. Только Мария Эдуардовна была спокойно, она сложила белые руки на груди и с легкой улыбкой все понимающего человека наблюдала за остальными. Насти не было сил реагировать ни на что. Потому что за первым ударом через несколько минут последовал второй, затем третий, она принималась терять сознание, это всегда случалось с ней, когда было очень больно или очень плохо, но новые и новые удары возвращали ее к действительности. «Я подарю тебе сегодня жизнь, мой мальчик, еще немного потерпи, и не бей так больно свою маму», - повторяла она про себя, одной рукой придерживая живот, другой гладя раскалывающуюся от боли поясницу.
Наконец, Настя измученная безумной болью, сидела в карете скорой помощи, моля Бога, что бы это все побыстрее закончилось. Гости все было собрались ехать с ней в роддом, но врач разрешила сесть в машину только Татьяне и Елене Федоровне. Вечером того же дня Настя благополучно явила на свет замечательно сына.
Она была счастлива! Такого ощущения счастья еще не было в ее жизни. Сейчас оно было осязаемым, реальным. Его можно было качать на руках, целовать, с умилением разглядывать его маленькую красивую мордашку, наблюдать, как он улыбается во сне, вдыхать его нежный запах, кормить его грудью, менять ему пеленки. Маленький, теплый сверточек, звонкий крик которого она безошибочно распознавала среди десятка таких же орущих, требующих обеда малышей, с момента появления на свет стал счастьем. Вместе с ним родилось и накрыло ее с головой неведомое доселе чувство, когда на глаза наворачиваются слезы умиления и радости при виде своего сокровища, она обожала его, она тревожилась за него, она боялась выпускать его из рук даже на минуту. И еще, родившееся счастье было точной копией ее любви: малыш родился абсолютной копией своего отца. Впервые увидев его, родители Андрея от умиления рыдали друг у друга на плече. Елена Федоровна взяла на работе бессрочный отпуск и сама полностью занималась внуком. Насте приносила только кормить. И то сама при этом всегда сидела рядом и не спускала с малыша глаз. Каждый вечер в гостиной на табуретки ставили детскую ванночку, наполняли ее водой, разводили до розового цвета марганцовкой, мерили температуру и начинался священный ритуал купания маленького Андрюши. Дед держал его крохотную головку в своих ладонях, причем он так волновался при этом, что его собственная голова покрывалась маленькими капельками пота, а Елена Федоровна маленькой мягкой губкой, нежно касалась розовой кожицы малыша, приговаривая: «ты наш родной, ты наш сынок, ты наша радость»
Татьяна, после выписки Насти и внука из роддома, поначалу каждый день приезжала в дом Горских. Она нашила пеленок, распашонок, чепчиков. Она тоже была готова взять отпуск и помочь Насте с малышом. Но Горские окружили маленького Андрея таким плотным кольцом, что даже Насте доступ к собственному ребенку был ограничен.
- Милая, не надо его так часто брать на руки, он привыкнет и не будет спать в кроватке,- наставляла Настю свекровь,- сама же, тем не менее, не спускала его со своих рук, даже когда малыш крепко спал.
-Милая, не надо твоей маме каждый день к нам приезжать, ведь зима, кругом инфекция, можно навредить малышу,- Настя хотела было возразить, что ее мама и инфекция - разные вещи, но свекровь, сверкнув глазами, дала понять, что спорить бесполезно.
- Настенька, ты должна выпивать в день не менее литра яблочного сока и есть орехи не менее стакана в день, тогда молочко будет сытным и вкусным, - наставляла ее свекровь, ставя перед Настей поднос с соком, орехами. В доме постоянно что-то парилось, варилось, тушилось специально для Насти, вернее, что бы молоко было жирным и вкусным, что бы малыш рос сильным и здоровым. Настя и тетя Нина наглаживали горы пеленок и марлевых подгузников, чепчиков и распашонок, причем Елена Федоровна зорко следила, что бы шовчики были тщательно разглажены, потому что иначе они будут натирали нежную кожу малыша. Через неделю после выписки из роддома Настя приступила к занятиям в институте. Водитель Николая Степановича каждый день во время большой перемены, увозил ее домой, и она кормила Андрюшу, обедала сама и водитель увозил ее обратно на занятия. К неописуемой радости Насти через месяц после рождения сына от Андрея пришло письмо.
01 марта 1988г
Здравствуй, любимая Настенька! Здравствуй, родной мой сынок!!!
Любимая, получил от родителей радостное известие, что у нас с тобой родился сын! Ты у меня просто молодец, родная моя, я и хотел сына. Спасибо тебе за него, спасибо, что назвала его Андреем. Невыносимо хочу домой, я должен быть с вами, ты прости, что страдаешь без меня. Я вернусь и заглажу свою вину, обещаю. Мы ни когда больше не будем разлучаться. Мне присвоили звание сержанта, и теперь я заместитель командира взвода, поэтому я теперь чаще бываю на полигоне, готовлю танки к стрельбе или вождению. Здесь уже немного чувствуется приближение весны, снега очень мало, вернее его почти нет. Ветра здесь злые холодные, днем уже жарко, ночью холода пробирают до костей. Получил твою фотографию с сыном. Ты у меня такая красивая, ты как Мадонна с младенцем. Береги его, родная, и себя береги. Целую твой образок, смотрю на него, словно тебя вижу с сыном. Я здесь молюсь за вас, я вас очень люблю. Высылаю тебе свою фотографию, это мы на полигоне, видишь еще зима, а снега совсем нет, горы стоят голые, на них деревья не растут, и снег не ложиться. Толи дело у нас в Горном, помнишь Настена, как нам было хорошо на нашем озере, мечтаю оказаться там вновь. Поздравляю тебя и маму с международным женским днем 8 марта, письмо как раз к празднику придет. Жаль в отпуск не смогу приехать, но ни чего, мы все равно скоро будем вместе. Целую, люблю. Твой Андрей.
Настя целовала черно-белую фотографию, на которой ее Андрей сидел на танковой броне в шлемофоне с автоматом в руке, левая рука была вскинута вверх в приветствии. Он широко улыбался, но Настя и родители отметили, что Андрей очень изменился, повзрослел и был мало похож на красивого кудрявого юношу, которого они провожали в армию летом прошлого года : лицо загорелое и обветренное, не смотря на улыбку, глаза серьезные и усталые. Настя очень волновалась, что Андрей так редко писал, все-таки Монголия это же не Афганистан, там нет войны, там тоже в конце-концов советская власть. Но на все свои сетования сама себя успокаивала, что он наверняка на полигоне, там нет почты, он теперь сержант и у него много обязанностей, и что если бы он мог, он непременно писал бы ей чаще. И еще она безумно хотела, что бы Андрея отпустили в отпуск, хоть на недельку. Как она хотела, что бы он увидел наконец сына, как хотела обнять его, прижаться к его груди. Она снова и снова вглядывалась в фотографию, целовала ее, разговаривала с ней, нечаянно уронила на нее несколько слезинок, которые оставили на ней мутные следы, потом ругала себя за это и обещала себе прекратить реветь. Она должна быть сильной, она должна наконец начать сама заботиться о сыне, учиться и заставить себя пережить оставшийся год, всего один год, нет еще целый год без него.
Глава 14
Почтальонка Валентина Серова двадцать лет отработала в центральном почтовом отделении и очень любила свою работу. Она всегда с удовольствием разносила почту в дома на своем участке, особенно любила носить заказные письма, поздравительные телеграммы и открытки. В дом Горских она ходила с особенным удовольствием. Здесь всегда с нетерпением ждали ее, ей доставляло огромную радость приносить сюда письма и видеть благодарные и счастливые лица Насти и родителей Андрея. Настя часто каждый день, в одно и тоже время гуляла с ребенком во дворе, ожидая ее, и всякий раз, получив письмо от Андрея, радостно говорила пускающему пузыри малышу: «Смотри, Андрюшенька, нам от папы письмо!»
В это промозглое, дождливое майское утро почтальонка долго стояла перед белыми воротами дома Горских, не решаясь нажать на звонок. Она стояла пять минут, десять, пятнадцать. Она смотрела на окна дома, света нигде не было, значит люди еще спали, было семь часов утра. В туфлях уже хлюпала вода, ее зонтик был беспомощен против сильных ливневых потоков, которые испускало серое небо, в сопровождении зловещего грома и сверкающей молнии. Она все же нажала на звонок. Через несколько минут хозяин дома, накрывшись брезентовым плащом, подбежал к воротам. Она протянула телеграмму через открытые им створки ворот и отвергнув движением головы его приглашение пройти в дом, и даже забыв дать ему расписаться в квитанции, резко повернулась и быстро пошла прочь. Он удивленно посмотрел ей вслед и спрятав телеграмму под брезентом бегом поспешил в дом.
Маленький Андрюша плохо спал в ту ночь, то ли реагировал на плохую погоду, толи у него болел животик, но измученная Елена Федоровна под утро передала его на руки Насте, и к всеобщему облегчению малыш довольно быстро заснул на руках у матери.
Настя тоже заснула вместе с ним, вернее забылась тяжелым сном: перед глазами плыли черные тучи, извергавшие страшный грохот и огонь. Она убегала от них, пряталась и пыталась спрятать своего маленького сына, она знала, что если они догонят ее, произойдет что-то страшное, что – то мучительное и ужасное. Сквозь сон она услышала крик, истошный, нечеловеческий, затем послышался какой-то грохот, который исходил снизу из гостиной. Настя тяжело поднялась с кровати, посмотрела на сынишку, он тихо сопел во сне. Она накинула халат и стала спускаться по лестнице вниз. Пройдя половину ступенек, она остолбенела от открывшейся ей внизу картины: Николай Степанович в ночной пижаме, вытянувшись во весь рост лежал на мокром брезентовом плаще, почти у самой входной двери. Елена Федоровна сидела перед ним на коленях и неестественно качалась всем телом вперед-назад, издавая при этом нечеловеческие звуки. Ее волосы были растрепаны, глаза казались стеклянными. Настя стремглав слетела с лестницы, в ужасе подбежала к ним и тут увидела в застывшей руке свекрови белый лист телеграммы.
Она осторожно вытянула листок из ледяных рук свекрови:
« Уважаемый Николай Степанович. С прискорбием извещаем Вас, что Ваш сын гвардии сержант Горский Андрей Николаевич погиб при исполнении воинских обязанностей. О времени прибытия гроба будет сообщено дополнительно». Гвардии полковник А.Б. Шилов. Фергана, 25 мая 1988год».
«Какая Фергана, ведь Андрей в Монголии? – мелькнуло в голове. - Как это он погиб? Он не мог погибнуть, этого просто не может быть» Она хотела крикнуть во весь голос, распластавшимся на полу родителям:
« Перестаньте, как вы можете, это какая-то ошибка, он не мог погибнуть, это не он!» Но здравый смысл змеей вползал в сознание, отбирая силы, затмевая белый свет. Нет, не ошибка… Вот почему он так редко писал после учебки, вот почему им ни как не удавалось вызвать его в отпуск, он обманывал, что служит в Монголии, он не хотел их расстраивать. Но все равно, он не мог погибнуть, Бог не может быть таким жестоким, она же так просила Его беречь Андрея, она же так молила Его, она же так верила Ему. Он не мог ее не слышать. Настя свернула телеграмму и подошла к свекрови, помогла подняться с пола и уложила ее на диван, затем накрыла пледом ее ледяное тело. Елена Федоровна, не переставая издавать мучительные звуки, дрожала всем телом и не реагировала ни на что. Затем Настя, на ватных ногах подошла к свекру, наклонилась над ним, он был без сознания. Настя, как сомнамбула передвигаясь по гостиной, взяла со стола графин с водой, набрала в рот воды и брызнула на него. Он вздрогнул, издал какой-то страшный звук и немного приоткрыл глаза. Настя потрепала его по щекам, наблюдая одним глазом за свекровью, которая перестала стонать и странно притихла. Настя поняла, что теперь она потеряла сознание. Она опять набрала в рот воды, медленно подошла к свекрови , и брызнула воду на нее. Та почти не реагировала, только белая щека немного дернулась и снова неподвижно застыла. Настя медленно подошла к телефону, почему- то ноги совсем не гнулись в коленях, идти было трудно и больно. Она взяла трубку и набрала маме. Телефон дома не ответил. Значит мама у дяди Саши, а у него нет телефона. Тогда она набрала Тамарке, и услышав сонное : «Алло, слушаю», упавшим тяжелым голосом произнесла:
- Том, у меня Андрей погиб. Приезжай, тут все лежат… Трубка выскользнула из рук. Вдруг стало холодно, словно лютая зима вернулась среди мая, и ледяной ветер, распахнув окна, ворвался в гостиную, превращая в мертвый лед все и всех на своем пути.
Тамара действительно примчалась через полчаса и нашла двери в доме открытыми настежь. Она привезла маленькие бутылочки с карвалолом, валерианой, валокордином и тут же бросилась отпаивать лежавшую неподвижно Елену Федоровну. Но, оценив ситуацию, поняла, что не справиться сама и вызвала скорую помощь. Через некоторое время она дозвонилась Татьяне, видимо та зачем-то приехала домой, и Татьяна срочно примчалась к дочери, уже с зареванными глазами. Увидев мать, Настя, до сих пор не проронившая не слезинки, начала рыдать. Потом прибежали, увидев у Горских машину «Скорой помощи», соседи. Дом стал наполняться людьми. Тамара проводила «Скорую», убедившись, что госпитализировать ни кого не надо, и что Елене Федоровне после каплей и укола, который ей поставил врач, стало немного лучше.
Все ходили со скорбными лицами, утешали родителей, причитали, женщины плакали. Чуть позже приехали Ремизовы, за ними Ольга с Иваном. Следом за ними приехали из деревни родной брат Николая Степановича Александр с женой. Николай Степанович, немного оправившись от потрясения, нервно ходил взад- вперед с почерневшим лицом и совершенно пустыми глазами. Он вызвал по телефону машину и из обрывков его разговоров с Петром и Александром Настя поняла, что они решили поехать в военкомат, что бы выяснить, что произошло и разобраться что к чему. Маленький ручеек надежды блеснул в ее голове: может еще все не так, может это все ошибка. Настя покормила сына, мама все время сидела рядом, держась за ее руку.
- Насть,- тихо произнесла Татьяна, когда Настя уложила сына после кормления, -что теперь будет, а? Крупные слезы текли по ее щекам, Настя с удивлением отметила , что мама как-то вдруг постарела или похудела или то и другой вместе. Она также разглядела седые волосинки в ее голове. Настя обняла хрупкие плечи матери и гладя ее по голове сказала:
- Все образуется, мамочка. Все будет хорошо. Она почувствовала, как мать сильнее прижалась к ней, почувствовала, как дрожит ее тело и стала утешать маму, продолжая гладить и вытирать бегущие ручьями слезы с ее лица.
Оставив маму в комнате с Андрюшей, Настя спустилась вниз. Там стоял стон, казалось, что стонали даже стены: причитающие и плачущие соседи, родственники, все попеременно обнимали убитую горем Елену Федоровну, отчего та принималась снова и снова стонать и рыдать пуще прежнего. Настя почувствовала, как волна гнева поднимается в ней, как ей не хватает воздуха, как мучительно отвратительно все, что здесь происходило. Она встала посреди гостиной, окинула всех взглядом и крикнула что было сил:
-Прекратите, хватит, еще ни чего не ясно! Прекратите его оплакивать, он жив, слышите, он жив! Он жив!- упавшим голосом произнесла она в последний раз и почувствовала, что слабеет. Тамара подхватила ее сзади и усадила на диван. Сквозь пелену и туман Настя слышала горькое в свой адрес: «Бедная девочка, бедная девочка». Затем приехал Николай Степанович с Петром и Александром. По их лицам все поняли, что надеяться не на что, и дом снова содрогнулся от стонов и слез. Настя стала задыхаться, она ловила воздух губами как выброшенная на берег рыба, она хотела что-то сказать, крикнуть, но голоса не было, воздух не проникал в легкие. Она вскочила на ноги и бегом бросилась из дома на улицу. Она бежала что было мочи. Словно хотела убежать от того ужаса, который настиг ее. Бежала, не зная куда, не разбирая дороги, тапочки слетели с ног, она босая неслась по камням, по асфальту, разорвав в кровь стопы, но не чувствуя при этом боли. Наконец она окончательно выбилась из сил и поняла, что очутилась на железной дороге, это примерно в двух километрах от их дома. Она шла, падая и снова подымаясь по мокрым скользким шпалам, растрепанная коса намокла под дождем, стала тяжелой и больно стегала ее по ногам. Но она не останавливалась. Она боялась остановиться, как будто кто-то или что-то страшное и ужасное преследует ее и может настигнуть, если вдруг она остановиться. Но силы все же оставляли ее, ноги не слушались. Холодный дождь хлестал ее хрупкое измученное тело, вокруг стоял противный шум от шлепавшей по лужам воды и грохочущего неба. Настя почувствовала, как земля задрожала под ногами, это содрогание становилось все сильнее и сильнее, что- то заставило ее оглянуться. Прямо на нее со страшным грохотом неслось нечто черное и огромное с двумя горящими глазами. От ужаса она даже присела на месте, но в тот же миг ее осенило: это поезд! Поезд, ну вот и спасение! Надо просто постоять еще не много и не будет всего этого кошмара. Надо подождать чуть-чуть и она встретиться с Андреем и спросит Там его, как он мог ее оставить, как он мог? Она упрямо смотрела в желтые глаза летящего на нее поезда, ее губы улыбались, она поднялась, раскинула руки, как будто приготовившись к полету. Поезд был уже совсем близко и сквозь пелену дождя Настя разглядела искаженное ужасом лицо машиниста, тщетно пытавшегося остановить состав. Вдруг молния прошила все ее тело, она на мгновенье но, тем не менее, очень отчетливо увидела перед собой лицо Андрея, в тот же миг она сделала шаг в сторону, и состав пронесся мимо, отшвырнув ее волной на несколько метров от дороги и бросив в холодную скользкую грязь.
Она отчетливо видела его глаза, она не могла ошибиться: таких глаз больше ни у кого на свете нет. Они были лучистыми, светлыми, добрыми, нежными. Они говорили ей: «вставай милая, я с тобой, вставай, не бойся ни чего». Ах, как ей было хорошо смотреть в его глаза, как хотелось следовать за ними, подниматься вслед, птицей лететь туда, где вокруг синева, где всегда светло и где так близко солнце. Она очнулась, открыла глаза и увидела над головой небольшое озеро совершенного чистого, ослепительно голубого неба в обрамлении черных ревущих облаков, и в этом озере купалось солнце! Его лучи ласкали лицо, согревали, придавали сил. Она медленно поднялась, оглянулась: вокруг ни души. Сознание вернулось к ней и мозг заработал, сбросив тяжелую пелену: «Я верно сошла с ума? Что я здесь делаю, мне надо домой, там Андрюша, он может проснуться и плакать, мне надо домой, домой. Андрей… Андрей жив! Жив и все, теперь я это точно знаю, что бы там не говорили ». Она шла вдоль дороги, маленькая, грязная, промокшая насквозь. Дождь постепенно стихал и вскоре совсем прекратился. Она шла медленно, но с каждым шагом все увереннее ступая босыми ногами по мокрой траве, постепенно ускоряя шаг, распрямляя плечи. Она шла домой к сыну, она нужна ему и он очень нужен ей. Подойдя к белым воротам, она остановилась и немного подумав решила, что не следует ей в таком виде появляться в доме. Настя незаметно пробралась к бане, там переоделась, привела себя в порядок. Расплела косу и вымыла голову в тазу, баню топили вчера, поэтому вода в баке была еще теплой. Настя сняла с себя грязную, вымокшую одежду, и накинула белый махровый халат свекрови, который висел в предбаннике, здесь же нашла ее банные тапочки. В таком виде с распущенными волосами, которые уже подсыхали и поэтому принялись блестеть и переливаться всеми оттенками золотого цвета, в белом халате и розовых тапочках она вошла в дом. В гостиной было темно, почему то ни кто не догадался включить свет, или раскрыть шторы, она остановилась на пороге, послушала: вокруг стоял зловещий гул, волна страха и горя снова стала подкрадываться к ней. Она прошла в гостиную, гул затих, Настя почувствовала на себе изумленные взгляды, она подошла к окну и распахнула тяжелые портьеры, гостиная тот час налилась ярким дневным светом:
- Что в темноте то сидите,- безразлично сказала она и направилась вверх по лестнице. Пройдя несколько ступенек, она остановилась, окинула взглядом присутствующих, которые продолжали недоуменно смотреть на нее. Здесь были соседи, родственники, друзья, знакомые, все со скорбными лицами, женщины с носовыми платками, мокрыми от слез.
–Не шумите тут сильно, Андрюшу разбудите,- тихо сказала Настя и продолжила медленно подниматься по ступенькам. За спиной раздался шепот, она разобрала как кто-то сказал: Да, жена найдет себе другого, а мать сыночка ни когда». «Дураки,- подумала она, - он жив и он вернется, я это точно знаю!»
Четыре дня с того страшного утра, которое перевернуло дом Горских прошли в одном скорбном, тяжелом напряжении. Четыре дня не прекращающегося кошмара, мучительного ожидания «прибытия гроба с телом», так было сказано в следующей телеграмме. Елена Федоровна уже не плакала, ни чего не говорила, ни чего не делала. Она лежала в спальне на кровати, молча, по большей части с закрытыми глазами, не реагируя ни на что. Все попытки Николая Степановича и тети Нины накормить ее бульоном или напоить чаем с молоком, как она любила, были тщетны. Ее белое лицо слилось с белоснежными подушками и простынями. «Как спящая красавица», думала Настя, глядя на нее. Настя часто заходила к ней в комнату, с Андрюшей на руках, только услышав гуление малыша, свекровь немного оживала и бирюзовые озера ее глаз наполнялись слезами. По просьбе Насти Николай Степанович на следующий день, после получения страшного известия, попросил родственников и друзей прекратить паломничество в их дом. Он согласился с Настей, что причитания родственников еще больше тревожат Елену Федоровну, и что у Насти от этого всего может пропасть молоко. Настя также попросила маму не приезжать до похорон. Татьяна наоборот хотела оставаться рядом с дочерью в такие тяжелые дни, она даже предложила Насте переехать с Андрюшей домой, но Настя наотрез отказалась, заявив, что она дома, и что мама ей не только не поможет, постоянно плача и причитая, а наоборот будет еще больше тревожить ее сердце и сводить с ума. Татьяна, хоть и нехотя, но уступила просьбе дочери.
С раннего утра в дом Горских шли люди, несли венки подвязанные черными траурными лентами и цветы. Настя выходила из своей комнаты на втором этаже к лестнице и наблюдала, за тем, что происходило в гостиной. Она видела, как в дом вошли несколько представительных мужчин в черных костюмах и галстуках, а с ними чопорные женщин со скорбными лицами. Эти люди держались одной группой около маленького лысенького толстяка: это было все руководство завода во главе с директором Владимиром Петровичем. Вскоре появилось несколько человек в военной форме- представители военкомата во главе с самим военкомом. Настя не выпускала малыша из рук. Татьяну она попросила быть внизу вместе со всеми. Маринку попросила, что бы та не пускала к ней наверх ни кого, она не хотела ни с кем разговаривать. Настя то и дело подходила к портрету Андрея, подолгу смотрела на него: «Я не верю, слышишь, родной мой, я не верю», шептала она. Елена Федоровна сидела в кресле у окна в черном атласном платье, сшитом специально для похорон, на голове был черный гипюровый платок. На женщинах, которые были родственницами Горских, были надеты такие же платки. К Елене Федоровне поочередно подходили люди, обнимали ее за плечи, некоторые касались губами ее щек, она сидела как снежная королева на ледяном троне, бледная, со стеклянными глазами, ни живая, ни мертвая. Николай Степанович с нескрываемой тревогой смотрел на жену, сам он осунулся, глаза были красными от слез. Настя подошла к окну и увидела, что во дворе также много людей. Ворота были открыты настежь и люди все заходили и заходили в них. Ее тело ныло и болело, она с самого утра ни как не могла заплести косу, волосы путались и не слушались. Ее лихорадило, воздуха не хватало, руки дрожали. Только когда она брала сына на руки, дрожь прекращалась, только когда Андрюша был на руках, ее переставало трясти. Умом она понимала, что произошло что-то ужасное, что горе пришло в этот дом, что бы остаться здесь навсегда. Она понимала, что жизнь для нее закончилась, потому что Андрей и был ее жизнью. Она осознавала весь ужас и кошмар происходящего, но сердце ее молчало, она ни чего не чувствовала! Настя сама себе удивлялась: как она, способная потерять сознание, увидев сбитую на дороге кошку, в этой смертельной для себя ситуации оставалась относительно спокойной. Но сейчас она боялась, безумно боялась, скоро внесут гроб и вдруг в гробу действительно будет Андрей, что тогда делать, как тогда жить? Настю мутило, при мысли об этом, она боялась спускаться вниз, она хотела закрыться на замок в своей комнате, выпрыгнуть в окно вместе с ребенком и убежать отсюда, куда глаза глядят.
В комнату вошла Маринка, было видно, что она много плакала:
- Насть, я посижу с Андрюшей, спустись вниз. Военные сказали, что сейчас привезут Андрея, - сказала она, продолжая всхлипывать. Настя отрицательно покачала головой, сильнее прижимая к себе Андрюшу.
-Я не пойду, я не вынесу все это, у меня молоко пропадет и нечем будет кормить сына, я…Но Маринка грубо прервала ее:
- Надень черное платье, которое тебе купили на похороны, и иди вниз,- в ее голосе прозвучал металл, глаза гневно сверкнули. Но через мгновенье из них покатились слезы:
- Насть, ты должна спуститься, ты обязана быть там со всеми. Я понимаю, что тяжело, но ты иди, пожалуйста.
-Хорошо, - обреченно сказала Настя,- но это ужасное платье я не за что не надену, нет ни за что. Маринка окинула ее взглядом, на Насте были черные брюки и темно зеленая кофточка,- ладно иди так, - сказала она.- Платок надень, надень, я тебе говорю.
Настя покрыла голову черным платком и на полусогнутых ногах спустилась по лестнице вниз. К ней сразу подошла мама и Тамара. Увидев их зареванные лица, Настя тоже не удержалась от слез.
Потом начался кошмар. Никогда в жизни она не видела такого кошмара. Было девять часов утра. В гостиную вошли четверо молодых солдат в военной форме с автоматами в руках со скорбными лицами и пустыми глазами. Они встали по углам стоящего посреди гостиной массивного стола, на толстых низких ножках, непонятно откуда взявшегося. А потом еще несколько солдат под всеобщие страшные крики и стоны внесли цинковый гроб- большой серый прямоугольный ящик, который положили на этот стол. Тотчас гроб накрыли белым гипюром, поверх гипюра накрыли красным флагом с серпом и молотом. На гроб поставили фотографию Андрея в черной рамке с черной ленточкой в углу. Настя не видела раньше такой фотографии, на ней Андрей в форме и танкистском шлемофоне но в то же время фотография показалась ей знакомой. Рядом с фотографией на красной бархатной подушечке блестела медаль «За отвагу». Настя, едва проморгавшись от слез, с ужасом и недоумением смотрела на происходящее. «Где мой Андрюша, в этом страшном ящике? Нет, нет, нет, этого не может быть». Но похоже все вокруг не сомневались, что это Андрей. Люди рыдали и стонали, женщины кричали в голос, Елену Федоровну под руки подвели к гробу и она, распластав руки, как крылья раненая птица, упала сверху на гроб, задыхаясь в страшном крике. Николай Степанович с черным лицом опустился перед гробом на колени, обхватив его руками, его тело содрогалось в страшных конвульсиях. Рыдали люди, стонали стены, окна, пол, дом, все оплакивали ее Андрея. Ее сердце то бешено колотилось, то наоборот останавливалась и переставало биться, но она не принимала то, что происходит, она не верила и не чувствовала, что в этом страшном ящике ее Андрей. Они с Андреем незадолго до его ухода в армию ходили в кино в стереосалон. Там выдавали специальные очки, и надев них было полное ощущение, что ты сам находишься внутри экрана и являешься участником событий. Это было впечатляюще, волнующе, но это была иллюзия, обман зрения. Вот и сейчас, Настя испытывала те же ощущения: все происходящее безумно мучило и тревожило ее, причиняло страшную боль, но она не верила, что все это правда, что все это происходит с ней. Надо было только снять очки и все это кончиться, но пока, подчиняясь всеобщему кошмару и страданию, ее организм включил свою защитную функцию, и Настя потеряла сознание. Ее унесли наверх в комнату, мама и Тамара привели ее в чувства с помощью нашатыря. От мамы и подруги Настя услышала, что Андрея так и похоронят в этом цинковом гробу, открывать его запретили, несмотря на все влияние, которое пытался оказать Николай Степанович.
Начав немного соображать, Настя спросила, глотая слезы:
- Так что, мы его не увидим?
- Насть,- военком говорил Николаю Степановичу, ну когда еще гроб не внесли, что тело сильно обгоревшее и принародно открывать его нельзя. Настю снова стало трясти и колотить. Татьяна тем временем переодевала Андрюшу, потому что он проснулся и теперь недовольно кряхтел в мокрых ползунках.
- А где они его откроют, если принародно нельзя?
- Не знаю, может вообще не откроют, военком сказал, что Андрей погиб еще 15 мая, то есть уже две недели прошло, сейчас лето, сама понимаешь,- Тамарка запнулась и замолчала. Мысли лихорадочно закрутились в Настиной голове: она что, должна поверить всем этим людям, которые говорят, что это Андрей, но этого никто не увидит, даже родители, а самое главное она? Она все жизнь верила только тому, что могла увидеть, потрогать руками, ощутить, и еще она верила в сказки, но они все со счастливым концом. Но верить чужим людям на слово, пусть даже если на них форма и погоны, просто поверить на слово, что в ящике, который они внесли в дом лежит ее Андрей, ее муж, отец ее сынишки, что в этом ящике лежит сама ее жизнь, которую через несколько часов увезут и закопают в землю, она не могла. Она почувствовала даже некоторое облегчение от этой новости, ведь никто не видел, что там Андрей, а эти люди могли что-нибудь напутать. Она уже где-то слышала об этом, такое бывает. Насте неожиданно стало легче дышать, она встала с кровати, поправила платок на голове, и ни чего не говоря маме и Тамаре, направилась вниз.
Вокруг стола на котором стоял гроб поставили стулья и люди поочередно садились на них, со слезами и скорбью смотрели на фотографию Андрея, Настя только сейчас поняла откуда взялась эта фотография. Она вспомнила, как в одном письме, которое пришло зимой, Андрей прислал фотографию, на которой был он, в этой форме и в этом шлемофоне и еще двое парней. Андрей писал, что это экипаж его танка. Так вот сейчас в рамке была та сама фотография Андрея, только без других парней. Настя побежала вверх по лестнице, влетела к комнату и достала из стола письма Андрея. Тамара и мама удивленно смотрели на нее. Она быстро перебрала все письма и нашла то самое, в котором была фотография. Потом она достала альбом и пролистав несколько страничек выдернула из ячеек ту самую фотографию. Она быстро пробежала глазами по письму. Вот нашла, Андрей писал: « Настена, высылаю тебе фотографию, это нас сразу после учений сфотографировали. Это экипаж моей машины боевой. Слева Леха Михеев- механик водитель он из Красноярска, а справа от меня Стас Антонов- оператор – наводчик, он из Новосибирска, ну а посередине я –командир танка, гвардии сержант и твой муж, родная». Настя, вытирая нахлынувшие слезы, внимательно всмотрелась в лица парней. Нет, ни кто из солдат внизу не походил на них. Почему ни кого из них здесь нет? Она решила, что непременно должна выяснить, где эти парни и как сними связаться и поговорить о ее Андрее.
-Насть, мы пойдем вниз, а ты покорми ребенка, он капризничает,- сказала Татьяна и они с Томой вышли из комнаты. Настя взяла на руки малыша, он довольно улыбнулся, повернул головку на бок и стал требовательно искать мамкину грудь.
- Сыночек ты мой маленький, как хорошо, что ты ничего еще не понимаешь,- Настя сильнее прижала к себе ребенка и стала неистово целовать его нежное личико. Андрюша недовольно нахмурил бровки и приготовился было заплакать, но получив желаемое, мирно зачмокал губешками, лукаво глядя бирюзовыми глазками на мать. Вскоре, хорошо покушав, он тихо заснул, сытый и довольный, улыбаясь краешком маленьких губ. Настя спустилась вниз.
Николай Степанович, немного придя в себя, о чем-то разговаривал с военными. Рядом с ним, стоял серьезный и строгий директор завода и тоже что-то говорил военным. Настя подошла и встала рядом.
- Не понимаю, это дикость какая-то, вы лишаете родителей возможности попрощаться с сыном, я намерен позвонить главе города и санэпидемстанции, и получить разрешение распаять гроб,- решительно говорил военкому директор завода. Николай Степанович кивал головой, смахивая слезу и с надеждой глядя на директора.
-Владимир Петрович, мы уже связывались с санэпидемстанцией и получили четкие указания на этот счет. Николай Степанович, поверьте мне, старому военному, вы не узнаете своего сына, прочтите заключение, которое мы вам привезли: у Андрея ожоги четвертой степени, 98 процентов тела сгорело. И потом сегодня четырнадцатые сутки, тело везли в самолете, а потом в обыкновенном грузовом вагоне, вы представляете себе, что это такое? Я лично выражаю вам свое соболезнование, я понимаю ваше горе, ваш сын- герой, он погиб как герой, приняв бой. Командование наградило его медалью «За отвагу», он слегка запнулся, к сожалению посмертно. Алексей Михеев тоже представлен к награде, только вручить пока не представляется возможным. Они вдвоем двадцать восемь боевиков уничтожили, и дали отойти нашим, тем самым сократили потери. Настя почувствовала, что пол уплывает из под ног, но усилием воли заставила себя стоять:
- Извините, я ни чего не понимаю, какой бой?- тихо спросила она.
Николай Степанович обнял Настю за плечи и представил военкому и директору завода.
-Это Настенька, жена нашего сына и мама нашего внука. Настена, я тебе потом все объясню, не надо сейчас милая,- тихо просил он.
- Нет, пожалуйста сейчас, я не вынесу неизвестности больше ни минуты,- настойчиво и вместе с тем умоляюще сказала Настя.
- Примите наши искренние соболезнования, -почти одновременно сказали военком и директор,- ваш муж,- продолжил военком,- погиб при исполнении интернационального долга в Афганистане. Я уже понял, что он не писал вам об этом, наверное правильно, ведь у вас совсем маленький ребенок, он не хотел вас расстраивать, так многие солдаты делают, сами под пулями ходят, но родных не тревожат. Это настоящие мужчины, таким был и ваш супруг. Командование представило его к награде за личное мужество и отвагу в бою.
- Я что, так и не увижу его?- Настя не узнала свой голос, он был каким-то глухим, как из подземелья.
- Я уже все объяснил, впрочем, подождите минутку. Он отошел и вскоре вернулся с другим военным.
-Это лейтенант Лиднев, он тоже шел в той колонне, он вам все расскажет. Довольно молодой лейтенант, с красным обветренным лицом и очень серьезными печальными глазами, опустил голову, подумал о чем-то секунду- другую и подняв глаза на Настю, стал говорить:
- Пожалуйста, примите мои соболезнования. Он снова немного помолчал. Мы шли колонной из Джелалабада, моджахеды знали, что мы выводим войска и эта колонна шла к границе. Обычно они не стреляют, но здесь была провокация, кто-то с той стороны открыл огонь, колонну обстреляли. Последний танк подбили гранатой, и отбили огнем от остальной колонны, танк загорелся. Экипаж покинул машину и принял бой. Потом наши «Грады» ответили, но когда все прекратилось, выяснилось, что у нас потери. Наводчик замыкающей машины убит, механик- водитель пропал без вести, там это значит, что его забрали в плен, хотя очевидцы сказали, что он был сильно ранен и скорее всего тоже погиб. А Андрей остался в горящем танке и стрелял, по их позициям до последнего, - он запнулся,- пока был жив.
- Может это был не Андрей? - произнесла Настя слабея.
- При нем был его личный жетон … простите. Он снова опустил голову.
- А образок серебряный был при нем «Знамение Божьей матери?»- дрожащим голосом спросила она. Лейтенант растеряно посмотрел на нее:
-Не могу сказать, мне об этом не известно, простите.
-А жетон, покажите мне его жетон,- попросила Настя.
К ее удивлению свекор протянул ей в ладони пулю, довольно маленькую, блестящую, медного цвета. Настя ни чего не поняла.
- Вот он, жетон Андрея, - сказал свекор и трясущимися руками, пальцы явно не слушались его кое-как снял крышечку у пули. Затем перевернул пулю и на его ладонь выпала скрученная трубочкой крохотная бумага. Он протянул ее Насте. Настя аккуратно развернула бумагу. Мелкими буквами на ней было написано: « Гвардии сержант Горский А.Н. в/ч 85388». Это был почерк Андрея. Настя нащупала стену за спиной и прильнув к ней, что бы не грохнуться на пол, потихоньку пошла к лестнице. Мама помогла ей подняться наверх, уложила ее в кровать.
- Мама, что теперь делать?- произнесла она, глотая слезы,- это Андрей, они все говорят, что это Андрей.
В комнату вошла Тамара с ней Марина, та взволнованно сказала:
-Там бабушку увези на «Скорой», говорят похоже на инфаркт, и Елене Федоровне сделали укол, она чуть живая сидит у гроба. Это невозможно выносить, я уже тоже падаю, это ад какой-то. Она подняла глаза на фотографию Андрея на стене:
- Вот это ты нам устроил братец, Варфоломеевскую ночь.
- Кстати, - сказала Тамара,- ни какой ночи не будет. Андрея сегодня похоронят. Елена Федоровна и Николай Степанович согласились с военными, правда, после истерики, что не надо откладывать похороны на завтра. Военком сказал, что гроб все равно не разрешат распаивать, так что катафалка прибудет в четыре. Насть, - она обняла свою бедную подругу, - держись, а, ну пожалуйста, ты должна быть сильной.
- Зачем,- тихо произнесла Настя,- я ни чего не хочу, мне без него ни чего не надо. Татьяна всплеснула руками, и обняла дочь, тихо запричитала:
-Девочка моя, как же ни чего не надо. Тебе нужно жить и сына растить, - слезы опять душили ее,- Тамара права, ты должна быть сильной.
- Я не могу, я не хочу,- обреченно произнесла Настя и закрыла глаза. Как ни странно перед глазами стояло счастливое улыбающееся лицо Андрея, красивое, любимое, родное. Перед глазами стояло их волшебное озеро, белый катер и синие горы, где они были так счастливы. Она достала из под кофточки крестик Андрея, поднесла его к губам: «Пусть моя любовь хранит тебя, а твоя любовь хранит меня», она вспоминала то утро на даче, когда Андрей надел на нее свой крестик. А она надела на него свой серебряный образок. Она вспомнила, как спросила однажды у деда, что такое «Знамение». И он ответил ей: « это значит чудо». «А почему чудо», снова спросила Настя, и дед рассказывал ей, что икона «Знамение Божьей матери» спасла целый город от врагов. И все, кто верит в чудо и присутствие Божие и всемирный покров Богородицы может надеяться на ее заступничество и помощь в скорбях. Она тогда еще хотела спросить у деда, что такое «скорби», но завидев бабушкин строгий взгляд передумала. Теперь она понимала, о чем говорил дед. «Не может быть, что это просто слова, не может быть. Не может быть, что вера и любовь живут только в сердце человека и не распространяются на действительность. Если бы это было так, люди давно бы это поняли и перестали бы верить и перестали бы любить». Ей не хотелось открывать глаза и возвращаться в кошмарную чудовищную действительность.
Затем было кладбище, много народу, тьма народу. Снова были истошные крики, надрывные рыдания, скорбные лица. Затем люди в форме говорили какие-то слова, про честь, про долг, про подвиг солдата. Затем военные дали прощальный салют - пять или шесть залпов из автоматов, испугав и подняв в воздух черные тучи воронья. Затем цинковый гроб на толстых веревках опустили в черную яму, которую быстро закопали, сделав небольшой холмик. На холмике установили тяжелую кованую оградку и металлический памятник с фотографией Андрея. Затем по периметру оградки возложили венки, а холмик заложили цветами, Елена Федоровна велела срезать все розы в своей оранжерее и теперь они благоухающие, алые, сочные, горели на могиле ее единственного сына. Настя возненавидела алые розы, потому что их красота не могла вернуть Андрея, их красота не могла спасти ее мир, который рухнул, не оставив ответа на вопрос: как теперь жить?
Мир вокруг стал серого цвета, как на экране старого телевизора. Серое небо, солнце, облака. Серые цветы и деревья, серая жизнь вокруг и серые мысли. Мир стал пустым без радости и счастья и даже без надежды. Она тоже была похоронена вместе с Андреем. Настя часто думала, лежа в своей кровати, как хорошо было бы сейчас Там, вместе с ним. Зачем она в то утро сошла с рельсов, сейчас бы не было этого кошмара. Она сжимала в ладони крестик Андрея и подолгу смотрела на его портрет на стене. Почему это случилось именно с ней? Почему среди миллионов людей, Бог выбрал ее Андрея? Почему именно ее сынишка, такой славный, такой красивый должен жить без отца? За что, за что ей это все? Принять бы яду, и заснуть и больше не проснуться, да где его взять? Она спросила у Тамарки, а та назвала ее дурой и сумасшедшей. Вот правильно, самые подходящие слова. Потому, что все понимая, все осознавая, все видя своими глазами, она каждый день в четыре часа, как штык, стояла у ворот и ждала почтальонку. А вдруг она принесет от Андрея письмо, вдруг все это страшная ошибка, ведь ни кто не видел его мертвым, и самое главное она не чувствовала, что его больше нет.
Глава 15
Почтальонка тетя Валя всегда подходила к белым воротам, у которых ее ждала Настя, и ласково и сочувственно говорила ей: « Прости, милая, для вас нет ничего». Настя долго провожала ее взглядом, пока та не скрывалась за поворотом на соседнюю улицу. В тот день тетя Валя энергично и взволнованно почти бежала к Настиным воротам. Настя издали заметила широкую улыбку на ее лице, сердце бешено заколотилось, воздуха вдруг стало мало, она выскочила за ворота и побежала навстречу почтальонке.
- Что? Что? Письмо?! - кричала она, пробираясь через сугроб, потому что так было ближе, нежели бежать по расчищенной от снега дороге.
- Письмо, Настя, тебе из армии!- запыхавшись, тетя Валя протянула ей конверт. Настя, протерев глаза от слез кончиком шарфа, дрожащими руками, чуть не падая от волнения, схватила этот конверт. Но сердце тут же остановило свой бег, почерк был не знакомый.
-Это не Андрей,- горько произнесла она,- и прочитав обратный адрес, тихо добавила, раскрывшей рот почтальонке,- это от Сани, его друга, спасибо теть Валь. Настя положила письмо в карман и медленно пошла домой.
Настя сняла куртку, надела домашние тапочки и поднялась к себе в комнату. Андрюша был с Еленой Федоровной в комнате где стоял рояль, она что- то тихонько играла, а он мурлыкал себе под нос, подпевая бабушке, при этом ловко носился по комнате в ходунках. Настя вскрыла конверт, примостившись в кресле .
Здравствуй Настя!
Пишет тебе Саня Замятин. Прими, Настюш, мои соболезнования, в голове не укладывается, что Андрея больше нет. Я был в шоке, как узнал, три дня в слезах ходил, руки тряслись, делать ни чего не мог, сейчас только маленько стал осознавать, что произошло. Ты держись, Настен, крепись, ты должна быть сильной и должна жить, ведь у тебя сын и он смотрит на тебя глазами своего отца, помни об этом. Я знал, Настен, что Андрей служил « за речкой», он писал мне, а домой не сообщал, не хотел вас расстраивать. Он сам после учебки туда попросился, потому что не хотел просто так два года пыль топтать и долбаться в нарядах, он хотел настоящее дело делать, но в этом весь Андрей, такая у него натура. Но самое главное с Афгана он бы почти на полгода раньше демобилизовался, сразу после вывода войск. Так он хотел домой быстрее к тебе, и к сыну. Но вот не получилось, хотя не могу в это поверить, не могу! У меня все в порядке, написал рапорт, хочу остаться здесь на сверхсрочную, здесь можно служить, да и жить здесь можно. Народ здесь сытый, холеный, в чистоте живут в достатке, культурные все, порядок кругом, не то, что у нас. Городок в котором наша часть стоит маленький, тихий. В общем приеду на недельки две в июне, после дембеля и снова сюда. Передавай привет Елене Федоровне и Николая Степановичу и соболезнования мои передай. Приеду, обязательно к вам зайду. Насть, если захочешь мне написать, я буду счастлив. Пока, до встречи в июне. Саня».
Настя свернула письмо и положила его назад в конверт. Она легла на кровать, не было сил даже шевелиться, пустота вокруг, ни мыслей, ни эмоций. Она закрыла глаза, и снова возник образ Андрея: его красивое доброе лицо, он был так близко казалось, только руку протянуть и можно дотронуться до него его и больше ни когда не отпускать. Настя удивлялась, почему за полгода Андрей ни разу не приснился ей. Елена Федоровна часто видит его во сне и Николай Степанович видел и даже мама, а она ни разу, хотя каждый день встает и ложиться с его именем. Она снова в мыслях перенеслась в тот счастливый май, когда они все вместе были на озере. Вспомнила, как кидали монетки и загадывали вернуться туда снова, когда мальчишки вернуться из армии, а Андрей уже ни когда не вернется, никогда. Ужасное слово, пустое, черное, как пасть страшного зверя, как болото, которое затягивает тебя и нет спасения, и нет выхода. «Не буду отвечать Сане, -решила Настя.- Именно Саня пел на озере ту страшную песню про солдата в цинковом гробу, может это он беду накликал», с досадой подумала она. Она вообще не хотела видеть ни кого: ни Саню, ни Толю, ни Женю. И подруг своих она не хотела видеть. Потому, что все они были, все они жили, ее Андрея нет и ее самой уже тоже почти нет.
Сердце больно кольнуло, она поднялась с постели и подошла к портрету Андрея. Слезы опять текли по щекам, плакала душа, плакало сердце, а Андрей, улыбаясь, смотрел на нее с портрета.
Настя с сыном осталась жить в доме Горских, не смотря на то, что Татьяна настоятельно просила ее вернуться домой:
- Доченька, уже полгода отвели, что ты здесь будешь сидеть и чахнуть на тебя уже смотреть страшно, худая вон сделалась, бледная, ходишь, ветром тебя качает. Переезжай домой, не надо тебе здесь больше находиться. Квартира пустая стоит, будешь жить с Андрейкой мы с Александром помогать будем, ну для кого я на эту квартиру десять лет пахала.
- Мама, Андрей должен летом вернуться в июне, я не поеду, я буду ждать его,- отвечала Настя, упрямо глядя на маму.
- Насть, ты с ума то не сходи, с того света не возвращаются.
-Я все же подожду, до лета подожду, а там видно будет,- отвечала Настя. Тем более, меня ни кто не гонит отсюда, родители Андрея наоборот просят меня остаться жить здесь столько, сколько захочу, они же Андрейку вон как любят. Мам, что с ними будет, если я заберу у них внука, сама подумай. Татьяна очень жалела дочь, она думала, что переехав домой, Насте будет легче привыкать к новой жизни, и забыть кошмар, который она перенесла. Но после нескольких тщетных попыток убедить в этом Настю, отступила, решив, что пока, видимо, дочери действительно лучше оставаться в доме Горских.
Елена Федоровна с тех пор, как похоронила сына больше ни разу не занималась рисованием. В ее мастерской обустроили детскую для Андрюши, и теперь она была заполнена игрушками, количество которых увеличивалось с каждым днем. Ребенок отдавал явное предпочтение машинкам, их уже накопилось не один десяток, от маленьких гоночек, до больших самосвалов, подъемных кранов и пожарный машин с лестницами. Елена Федоровна оставила работу, хотя муж и близкие люди говорили, что в коллективе было бы гораздо легче перенести обрушившиеся горе. Она же ответила, чтобы учить детей музыке и рисованию нужно иметь вдохновение, свет в душе, а у нее сейчас пустота и ночь. Только при виде внука ее глаза теплели, губы улыбались. Теперь она все время проводила с ним, вызывая порой у Насти чувство ревности. Маленький Андрюша видел бабушку гораздо чаще, чем собственную маму и Насте, иногда казалось, что любит он бабушку больше, чем ее. В такие минуты она задумывалась над маминым предложением переехать домой, но мысли эти были все же слабее желания жить в доме Андрея и продолжать ждать его, хоть это и казалось безумием. К тому же Настя училась в институте, и до обеда ее не бывало дома, в вопросе с кем оставлять сына свекровь была незаменима. Приходя домой после занятий, поиграв с ребенком, Настя садилась за уроки. Учеба занимала много сил, и времени тем более, что ненавистная еще со школы математика и не думала поддаваться без боя ее пониманию.
15 мая в доме Горских двери были открыты с самого утра. К обеду в гостиной собралось много народу. По периметру зала поставили лавки и столы, накрытые белыми скатертями. На столе в хрустальных вазочках белела кутья в доме пахло курицей и блинами. Родственники, коллеги, друзья снова пришли выразить соболезнования и почтить память Андрея в день годовщины его гибели. Последний раз столько людей было 15 ноября, когда исполнилось полгода, как погиб Андрей. Настя уже за неделю начала страдать от предстоящего поминального обеда. С каждой такой скорбной датой Андрей, словно дальше и дальше отдалялся от нее, и она с ужасом ловила себя на мысли, что подчиняясь общему убеждению в его смерти, сама начинала верить этому. Она гнала от себя эти черные мысли, ругала себя за них, и когда они все же вползали в сознание, она, глядя на себя в зеркало, как заклинание повторяла: он жив, он жив, он жив! Она поднимала глаза к небу и сжимая в руке крестик Андрея молила: «Благослови его, Господи, храни его, помоги ему, верни мне его!»
В комнату вошли девчонки: Марина, Тамара, Надя и Ксюша. Сестры специально приехали из Н-ска на годовщину памяти Андрея.
- Надо же уже год пролетел, как один день,- протянула Марина, прислонив голову к портрету Андрея.
-Не знаю, мне кается уже целая вечность прошла, - ответила Настя.
- Насть, ты долго собираешься жить в этом доме, не пора ли тебе домой и вообще не пора ли вернуться в нормальную жизнь?- задала вопрос Ксюша.
- Да я ей давно уже говорю, нечего здесь высиживать, так она не слушает,- Тамара поджала свои тоненькие губки.
- Нет, ну правда, Насть, жизнь продолжается,- поддержала подруг Надя.
- В принципе я согласна с девчонками, Насть, мама мне сказала, что после годовщины даже родители могут снять траур, значит и ты можешь, ну а возвращаться тебе домой или нет- сама решай,- сказала Марина.
- Мне кажется, что родители Андрея меня не отпустят, да и жалко Андрейку от них увозить, они в нем души не чают, разбаловали его, ни в чем ему не отказывают. Он меня вообще не слушается,- сказала Настя, снимая с головы черный платок.
- Вот, правильно и выброси его вообще, черный платок- символ смерти, а ты должна жить, ты молодая красивая,- твердо заявили Тамара. Девчонки, не знаю, подходящее сейчас время или нет, но я хочу вам кое-что сказать,- она загадочно улыбнулась. Марина, тоже улыбнулась уголками губ, по сему было видно, что она в курсе, того что хочет сказать Тома.
- Ну, давай, говори! – хором отозвались девчонки.
Тамара набрала в легкие побольше воздуха и выпалила:
- Девчонки, я замуж выхожу!- ее глаза светились от счастьем. Подруги от удивления разинули рты. Настя не поверила собственным ушам:
- За кого? Толику еще год служить…
- Причем здесь Толя, - Тамарка скривила губки,- его зовут Артем. Подруги недоуменно переглянулись.
- Ну и где ты его нашла? - спросила Надя, вскинув брови.
- Это не я его нашла, а он меня. Он врач, работает в больнице, в той же, что и моя мама. Во время практики мы и познакомились. Мы знакомы уже три месяца, и недавно он сделал мне предложение!- Тамара широко улыбалась.
- Три месяца и замуж?- фыркнула Ксюша. Не рановато ли?
- Нормально, замуж надо смолоду и сдуру,- сказала Настя. Между прочим это твои слова,- она укорозненно смотрела на Томку.
-Ой, Насть, кто бы говорил,- парировала Тамара.
- Да нет, ни чего я не говорю, и все же Толику-то ты что скажешь, он между прочим служит, покой наш охраняет, думаешь ему там легко? Ты понимаешь, что причинишь ему большую боль, известив о своем предстоящем замужестве,- в голосе Насти появился металл. Она на мгновенье представила себе, как Толик дождавшись, письмо от любимой девушки, узнает что девушка -то замуж собралась. Как можно так поступить с парнем, который служит, и которого ты обещала ждать. Она прямо убила бы светившуюся от счастья Тамарку.
-Насть, я не обязана его ждать три года, он мне не муж. И вообще я ему ни чего не обещала, он мне просто друг и не более того.
- Просто друг? А на озере он тоже был тебе просто другом?!- возмущенно бросила ей Настя и сестры закивали головами в знак солидарности с ней.
Тамарка удивленно посмотрела на подруг:
- Я что-то не пойму, вы меня как будто осуждаете? Вот, блин, поделилась радостью с лучшими подругами. А вы уверены, что я ему нужна, вот вернется через год, и, может, не посмотрит в мою сторону. Письма - то потом не надо будет ни кому писать. Так что я не собираюсь ждать с моря погоды, и выйду замуж за хорошего человека, вот так.
- Ну и чем же он хорош, этот человек?- спросила Настя.
Тамара приняла важный вид, закинула ногу на ногу и окинув подруг интригующим взглядом, сказала:
- Он - врач. Заведует хирургическим отделением, между прочим он один из лучших хирургов в нашем городе. Он самостоятельный, серьезный и весьма обеспеченный человек.
- Весьма обеспеченный, это как?- полюбопытствовала Надя.
- Ну как. Машина, квартира, дача не берегу озера и конечно очень хорошая зарплата и перспективы на будущее!- Тамара сияла от своих слов, видя какое впечатление они произвели на подруг. Надя и Ксюша сидели раскрыв рот, ошарашенные Тамаркиной новостью.
- А сколько ему лет, твоему перспективному?- с легкой иронией спросила Настя, все еще переживающая за Толика. Тамара слегка смутилась, поерзала на стуле, ее щеки залил румянец.
- Для мужчины возраст- понятие относительное, а вообще ему тридцать пять,- с вызовом бросила она.
- Сколько?!- хором переспросили сестры. Тамара наградила их таким взглядом, что они не решились больше ни чего говорить.
Настя же не удивилась, она была готова к такому ответу. Естественно, быть лучшим хирургом и обладать всеми достоинствами и благами, которые с таким удовольствием перечисляла Тамара, невозможно в двадцать лет. Шестнадцать лет разница, ну что ж, это не самое страшное, страшно, что подруга предает Толика, такого хорошего парня, который так любит ее, и к тому же который сейчас служит. К тому же Толик лучший друг Андрея, Настя почувствовала, что и она виновата перед ним за поведение своей подруги.
- Том, ты серьезно выйдешь замуж за такого взрослого дядьку? и что ты с ним будешь делать?- с нескрываемым любопытством спросила Ксюша.
- Слушайте, если вы думаете, что мужчина в тридцать пять это глубокий старик, то сильно ошибаетесь, у него все в норме, он любого молодого за пояс заткнет,- с легким раздражением парировала Тамара.
- А ты его любишь, Тамар?- тихо спросила Настя.
- А ты думаешь такого мужика можно не любить? Да, я забыла сказать, что кроме всех достоинств которые я перечислила, он еще очень хорош собой!
- Вот именно, еще..,- протянула Ксюша, и тут же в нее полетела запущенная Тамарой подушка.
- Том, да не злись ты пожалуйста. Выходишь, ну выходи. На свадьбу то позовешь?- попыталась разрядить обстановку Надя.
- Слушайте, вам не кажется, что вы время и место неудачное выбрали говорить об этом,- серьезно сказала Марина. Хотя лично мое мнение таково: если бы ты его любила, то ждала бы и три года и четыре и десять. Значит, ты действительно его не любишь, и ни чего ему не должна, он большой мальчик переживет и все поймет. Тамара благодарно кивнула ей, за оказанную поддержку.
-Десять, ну ты загнула!- не знаю бывает ли такое, что бы десять лет ждать, может только в кино,- задумчиво произнесла Надя.
- Насть,- Тамара присела около нее на спинку кресла,- если бы я любила Толю как ты Андрея, я бы тоже, как ты, преданно и верно ждала бы его хоть всю жизнь, понимаешь.
- Понимаю, а я и так его жду, и всегда буду ждать, - вздохнула Настя и слезы навернулись на ее глаза.
Подруги всполошились, все прильнули к Насте и принялись на перебой успокаивать ее. Затем все спустились в гостиную, и присоединились к остальным родственникам и соседям, которые пришли помянуть Андрея.
Успешно сдав экзамены за второй курс института, Настя была абсолютно свободна и могла все время проводить с сыном. Маленький Андрейка носился по дому со скоростью ракеты, топот его проворных ножек можно было слышать во всех уголках большого дома. У Насти сердце замирало всякий раз, когда он, держась за балясины, быстро сбегал по лестнице со второго этажа, норовя порой перемахнуть через две ступеньки. Но бабушка всегда была рядом и бегала вместе с ним по дому, играя в прятки, в догонялки. Они часами могли катать машинки в комнате с роялем, строить из кубиков заборы, который врезалась машинка, забор рушился, а ребенок хохотал что было сил. Тогда бабушка подхватывала его на руки и кружила высоко над полом, а он при этом еще пуще заливался задорным смехом. Бабушка нежно прижимала его к себе, неистово целовала его персиковые щечки, тогда малыш начинал вырываться из ее рук, недовольно нахмурив брови. Настя с удовольствием присоединялась к их играм, но всякий раз, как она это делала, игра как-то сама собой сворачивалась:
- Андрюша, сынок, пойдем со мной я тебе соку дам,- бабушка брала его на руки и уносила на кухню . Или стоило только Насте чем-то завлечь сына, как свекровь тут как тут:
- Андрейка, малыш мой, тебе уже гулять пора, пойдем скорее одеваться. Слово «гулять» действовало магически на ребенка, он бросал игрушки перед сидящей рядом матерью и бежал вслед за бабушкой. Настя всегда умилялась тем, как родители Андрея относятся к ее сынишке. Она была рада, что они так любят ее малыша и во всем помогают ей с ним. Настя совершенно свободно, не беспокоясь о том, с кем оставить сына, каждый день ходила в институт. Она знала, что ребенок в надежных любящих руках. Но теперь, все чаще она стала испытывать чувство ревности. Она испытывала некую несвободу по отношению к сыну: она не могла по своему усмотрению пойти с ним куда-либо, покормить его чем-то, поиграть с ним, почитать, дать ему конфетку или печенье, она обязательно нарывалась на комментарии свекрови:
«Насть, зачем ты даешь ему конфету, он еще не покушал, а ты ему сладкое, перебьешь аппетит, потом я не смогу накормить его. Или: « Насть, сейчас не время гулять. Андрейку надо кормить и укладывать спать». Или : « Зачем так туго завязала ему шапочку, ему же неудобно, дай я сама одену его». Настя, как правило, отступала и не спорила со свекровью, объясняя ее поведение переживаемым горем и слепой любовью к внуку.
- Елена Федоровна, я сейчас все время дома, у меня каникулы, можно я сама буду заботиться о своем сыне,- Настя набралась смелости и сказала это в одно воскресное утро, намериваясь сводить ребенка в парк.
Повисла тишина, свекровь прищурила глаза, от чего те стали маленькими и колючими, и искаженным от гнева лицом прошипела:
- А ребенком надо заниматься постоянно, а не только на каникулах,- так что спасибо, справимся без тебя. У Насти перехватило дыхание, она не верила своим ушам и глазам. Преображение свекрови было невероятным: всегда любезная и радушная, она как будто сбросила благородную личину и обнажила свое истинное лицо. Николай Степанович тоже был дома, он оторвал взгляд от газеты, и тревожно посмотрел на жену. Елена Федоровна подхватила внука на руки и понесла его наверх в свою комнату. Настя стояла в полной растерянности, она чувствовала, что ее сейчас незаслуженно обвинили в недостаточном внимании к сыну, но она ведь училась, она же не развлекалась где-то пока сын рос под пристальным вниманием бабушки. Мало того, она была уверена - это нормально, если бабушка занимается с внуком, что ей так легче перенести горе, Андрейка ведь абсолютная копия своего отца. Такие же каштановые волосы, слегка волнистые на затылке, такие же бирюзовые глазки, такие же выразительные губки. Она знала, как много внук значит для родителей Андрея, она видела и понимала, что они безумно, даже фанатично любят его, но теперь все чаще Настя ощущала себя лишней в этой семье. Уже давно они все вместе больше не сидели по вечерам в гостиной перед камином и не разговаривали обо всем на свете. Свекры почти перестали интересоваться ее делами в институте. Они стали какими-то равнодушными, а теперь Настя увидела откровенную нелюбовь свекрови.
-Настенька, ты не должна обижаться на Елену Федоровну, ты же знаешь, как она переживает по поводу смерти Андрея, и Андрейка ее единственная отдушина, ты должна понять,- свекор снова развернул газету.
- Я тоже мать и я должна заниматься воспитанием своего сына сама,- твердо заявила Настя.
- Он не отрывая глаз от газеты,- равнодушно произнес:
- Ну так занимайся, кто тебе не дает. Настя чуть не задохнулась от обиды. Тем временем свекровь спускалась с внуком по лестнице, язвительно сказала:
- Конечно, кто тебе не дает, иди вон игрушки собери в гостиной. Андрейка еще вчера их раскидал, а ты не видишь. Настя чувствовала, как пол поплыл из - под ног. Она подавляя в себе желание разреветься от обиды принялась собирать разбросанные по полу игрушки.
- Настя, ты не обижайся, пожалуйста, но вырастить ребенка это не поле перейти и даже не «Фауста» прочитать. Говорила свекровь, помешивая на плите кашу для внука. -Ты еще сама дите, и я не могу доверять тебе Андрейку. Пока я не вижу, что ты способна самостоятельно заботиться о нем. Ребенка нужно одевать, обувать, кормить, учить. Он должен жить в нормальных условиях, и как минимум, иметь свою собственную комнату, свой уголок, вот как было у нашего Андрюши. А ты пока еще о себе самой не в состоянии позаботиться, поэтому будь к нам поближе, живи, учись, помогай мне с Андрюшенькой и все будет в порядке. Она улыбнулась холодной улыбкой, одними губами, ее глаза при этом оставались колючими, как в первый день, когда Андрей познакомил их. Настя ни чего не ответила, только подошла, поцеловала сынишку и направилась наверх, в свою комнату. Свекры провожали ее тяжелым взглядом, она чувствовала на своей спине этот взгляд и поднимаясь по лестнице, невольно оглянулась, они резко отвели глаза в сторону. Ей было горько и обидно, Настя стала осознавать, что вслед за Андреем теряет и его родителей, которые стали дороги ей и любимы. Сказанные когда-то мамой слова : «чужое не прилепишь», стали для нее абсолютно понятными. Она подошла к портрету Андрея, перекрестилась: «Ангел мой, иди со мной, ты впереди, а я за тобой». Что мне делать, родной, что мне делать? Она позвонила маме. Трубку взял один из сыновей дяди Саши? И сказал, что родители на дачу уехали еще вчера и приедут поздно вечером. «Родители», подумала Настя, неужели его сыновья называют ее маму мамой? Она опять испытала досадную ревность, и вслед за этим чувством пришло новое еще более тяжелое, она поняла, что она одна на белом свете. Она стала рассуждать: если сейчас вернуться домой, значит нагрузить маму своими проблемами. То есть вместе с сыном сесть ей на шею. Ведь она сама еще ни одного рубля в своей жизни не заработала. Последние два года ее вместе с ребенком полностью содержали родители Андрея. Она подошла к шифоньеру, открыла его. На верхних полочках были аккуратно сложены многочисленные кофточки, маечки, брючки, лежало ароматное постельное белье, аккуратно разглаженное и сложенное тетей Ниной. На нижних полочках лежали вещи Андрюши: яркие красивые костюмчики, большинством импортные, таких в магазине не купишь. Она вспомнила, как счастливы были свекры, когда им удалось достать для Андрюши немецкую коляску, удобную, мягкую, на ней ребенок мог сидеть и лежать, потому что коляска трансформировалась. Когда Настя вывозила Андрея погулять на этой коляске, другие мамаши, с восхищением и завистью смотрели на ее малыша. Она вспомнила, как на рождение сына родители собрали гостей в доме. Был торжественный обед в честь нее и ее малыша, и как Николай Степанович под восторженные взгляды и возгласы родственников и друзей преподнес ей в красной бархатной коробочке золотые сережки с крупными голубыми топазами, сережки были точно под цвет ее глаз. Она тогда расчувствовалась до слез. А когда ей исполнилось восемнадцать лет, родители Андрея подарили ей золотой перстень точно с таким же топазом. Она вспомнила, как ходила на дискотеку в Томкиных сапогах, как у нее не было нового пальто, а старое вдруг стало мало и маме пришлось надставить у него рукава и подол. Как они с мамой спорили, что им купить килограмм мяса и варить суп всю неделю, или купить торт и конфеты и всю неделю пить с ними чай. Мама в тех спорах, как правило, побеждала. Как они месили грязь, добираясь на дачу в резиновых сапогах, а сейчас уже два года, она даже в институт на троллейбусе не ездила- ее возил на занятия шофер Николая Степановича на белоснежной Волге. Теперь у нее несколько пар сапог, под цвет ее курток и пальто. Даже искушенная в тряпочных делах Тамара с завистью примеряла ее кофточки, и просила иной раз что-нибудь дать поносить. Настя ни когда не отказывала подруге. И никогда не задумывалась, откуда все это. Она как-то быстро привыкла к мысли, что она в этом доме сама дите, о котором заботятся, кормят, поят, одевают. Ее убедили в этом родители Андрея, своим отношением, своей любовью, опекой. Они ни разу не взяли у Татьяны денег на ее содержание, мама в свою очередь, предложив пару раз какие-то деньги, больше ни когда этого не делала. Они настояли на том, что бы она поступила в институт в их городе, потому что уезжать от сына, когда он был совсем маленьким, было нельзя, а терять время, сидя дома было не разумно. Теперь Настя понимала, что они были правы, и даже была благодарна им за это. Но тогда все в этом доме дышали одной мыслью, жили одни ожиданием, считая дни до возвращения Андрея. Теперь же Андрея уже ни кто здесь не ждал, ни кто, кроме нее. А раз они поверили в смерть Андрея, думала Настя, значит, я им больше не нужна и мама об этом говорила не раз и в их отношении к ней появились обидные нотки. Значит надо уходить из этого дома, и учиться жить самостоятельно. «Надейся на себя, девочка, только на себя»- повторяла она. Пойду работать, все равно куда, и переведусь на заочное отделение, твердо решила она. Андрейку осенью можно будет отдать в садик, а Горские пусть навещают его, берут на выходные, пусть помогают, если захотят. Настя приняла решение вернуться домой и не откладывать больше этот вопрос. Она сочла, что сейчас как раз самое время объявить об этом Горским. Она еще раз посмотрела на портрет Андрея, прося благословления у него и сил, что бы выдержать предстоящий разговор с его родителями.
Она потуже заплела косу, подобрала ее снизу тугой резинкой, еще раз посмотрела на себя в зеркало. Настя заметила, что лицо ее осунулось и, что поразительно, ее глаза стали уже не такими голубыми, как раньше. Они стали скорее серыми и не блестели и не играли на солнце своими гранями, может потому, что она давно уже не поднимала их в небо, не летала на облака и совсем не о чем не мечтала. Разве только о том, что случиться чудо и Андрей все же вернется к ней и принесет с собой свет, любовь, и вдохнет в нее жизнь.
Вдруг Настя услышала внизу какое-то оживление, голоса, услышала как вскрикнула Елена Федоровна. Она выскочила из комнаты на площадку перед лестницей и, увидев внизу человека в военной форме, чуть не теряя сознание, слетела по ступенькам вниз. Елена Федоровна обняв солдата рыдала на его груди, рядом стоял Николай Степанович и похлопывал его по плечу. Маленький Андрюша изумленными глазками смотрел на происходящее, засунув палец в рот. Настя похолодев, остановилась на последней ступени : Андрей! мелькнуло в голове и сердце бешено заколотилось. Человек в форме повернулся- это был Саня. Возмужавший, загорелый с широкими плечами и могучей шеей, с очень короткой стрижкой, он был мало похож на того Саню, которого она знала. Перед ней стоял мужчина с умными серьезными глазами. Каким бы сейчас был Андрей? -подумала она, -он был еще красивее, еще сильнее, как бы я любила его!- Настя тяжело вздохнула. Саня смущенно улыбнулся:
- Здравствуй, Настя! Она едва слышно пролепетала в ответ онемевшими губами:
-Здравствуй, Саша.
Родители Андрея принялись хлопотать возле него, собирая на стол, Елена Федоровна осыпала его вопросами.
- Я на три недельки приехал в отпуск, потом снова в Германию в свою часть. Подписал контракт на два года, так что послужу еще. Кстати Женька звонил родителям, он уже едет домой, так что не сегодня-завтра тоже прибудет,- рассказывал Саша.
- Вот и пролетели два года,- вздыхала Елена Федоровна, смахивая слезу, вот и наш Андрюша сейчас бы уже дома был.
-Да, в голове не укладывается, как такое могло произойти, он так хотел домой, к вам, к Насте, к сыну. В феврале войска вывели, он бы тогда уже вернулся, раньше нас всех. А получилось вот как,- Настя увидела, что в его глазах блеснули слезы. Маленький Андрюша, все это время молча наблюдавший за большим дядей в форме, робко подошел к нему сзади, и дотронувшись до него рукой, внятно произнес: папа! Настя взяла сына на руки, прижала его к груди, которая разрывалась от горя и тоски. Через мгновение на Саню обрушилось море слез и причитаний, даже Андрюша, испугавшись, что мама и бабушка плачут, тоже принялся громко реветь. Настя унесла его наверх, и принялась успокаивать. Смущенный Саня вышел из – за стола, и они вместе с Николаем Сергеевичем отправились курить на крыльцо. Андрюша уснул на руках матери, она переложила его в кроватку и спустилась вниз.
- Прости, Саш, но нервы ни к черту,- сказала Настя,- сам понимаешь.
- Понимаю, конечно, тут я еще в этой форме. Представляете, мне ни одни брюки не налезли, а купить не успел, я же только сегодня приехал, вот и пришлось идти к вам в форме.
- Сашенька, ты молодец, что пришел. Прости, что мы тут расчувствовались, только от нашей боли ни куда не деться, это очень трудно, это почти невозможно пережить, то что пережили мы, такого лютому врагу не пожелаешь,- Елена Федоровна нежно смотрела на него. Только внучок нас на плаву держит, я бы не вынесла всего этого, если бы не он.
- Да, он так похож на Андрея, копия! Андрей бы сейчас был страшно гордый, что у него такой сын.
- Мы Андрюше постоянно показывали армейскую фотографию Андрея, где он в военной форме, и говорили, что это папа, вот он и сообразил, что папа вернулся,- объяснил Николай Сергеевич.
- Нашему мальчику придется расти без отца, как несправедлива жизнь,- снова тяжело вздохнула Елена Федоровна, подливая чаю Саше.
- Мне, пожалуй, пора, а то я еще отца не видел, он на работе до восьми часов, - сказал Саша, вставая из-за стола.
- Сашенька, ты заходи к нам, вместе с Женей заходи. А как у Толика дела, ему еще год плавать?
- Да, Толику еще год служить. Я сначала завидовал ему, я так люблю море, и даже в военкомате говорил, что хочу на флот, но попал туда Толик, а не я. Правда, сейчас я уже так не думаю, привык к своей службе, к Германии привык, кстати сейчас из Союза туда наши поехали на пмж. Им там помогают, и жилье дают, и пособия хорошие и с работой помогают. А здесь у нас непонятно, что стало твориться, ни чего нет, ни вещей, ни продуктов в магазинах. Я пока служил, насмотрелся, там все ломиться от изобилия, там у людей совсем другая жизнь. Елена Федоровна многозначительно посмотрела на мужа и тот смущенно отвел глаза.
Саня ушел, Горские стояли на веранде и долго смотрели ему вслед : родители с тоской в глазах, Настя опустошенно. « И мой Андрей вернется, он должен вернуться, иначе, зачем мне жить на свете»,- думала она.
Женя действительно вернулся через несколько дней и они с Саней пришли к Горским. Женя заметно изменился, похудел, на голове появились залысины, он безусловно возмужал, посерьезнел. Женя рассказал, что намеривается в сентябре поступать в политехнический на заочное отделение, как они договаривались с Андреем еще до армии. И также собирался, немного отдохнув, пойти работать на завод. Николай Степанович пообещал помочь ему с трудоустройством. Саня с удовольствием возился с Андрюшей, помогал ему строить из кубиков гараж для машинки, которую они с Женей подарили ему. Малыш с горящими глазенками и нескрываемой радостью играл с этим красивым взрослым дядей, и опять несколько раз сказал ему «папа». Правда на этот раз никто уже не плакал, только с умилением и любовью смотрели на него.
Настя решила немного отложить свой переезд домой, она ни как не могла найти нужный момент и объявить Горским о своем намерении. Она даже ждала, что бы Елена Федоровна или Николай Степанович чем-нибудь обидели бы ее, как это уже бывало не раз, но родители Андрея наоборот были с ней очень ласковы и обходительны, как раньше, пока Андрей еще был жив.
В следующий раз Саня пришел накануне своего отъезда. Он пригласил Настю с Андрюшей в парк, покататься на каруселях. Елена Федоровна тоже засобиралась было с ними, но Николай Степанович к радости Насти остановил ее, напомнив, что вечером должна приехать Мария Эдуардовна.
Настя обожала детский парк. Когда она была маленькой мама водила ее туда почти каждый выходной. Настя кружилась на каруселях, буквально до упаду, да маминого упаду. Потом с подругами она качалась на качелях, делая «солнышко». Катаясь на чертовом колесе, любила на самой высоте под вздохи подруг встать по весь рост и распластать руки навстречу ветру, воображая себя птицей, парящей над облаками. Это было место счастья, детства, легкости и любви. Она много раз мечтала, как они с Андреем приведут в парк своего малыша и он будет визжать от удовольствия и восторга, катаясь на каруселях, как когда-то она. И Андрей был бы рядом, и не было бы большего счастья на свете. После рождения сына, она впервые была в своем любимом парке. Андрюша ездил по кругу на карусели верхом на меленькой лошадке, почему-то не улыбался, а наоборот сосредоточенно смотрел впереди себя и тарахтел, подобно мотоциклу, надувая пухленькие губки. Настя и Саша наблюдали за ним, сидя на скамейке рядом с аттракционом.
- Насть, как ты теперь, какие планы, расскажи, что ты решила?- спросил Саша.
- Планы- сына воспитывать, институт заканчивать. Работать пойду осенью, Андрейку вон в садик определю,- ответила она.
- Ты домой собираешься вернуться?
- Да, собираюсь, а как ты догадался?
- Я вообще удивился, что ты до сих пор живешь у родителей Андрея. Я думал, ты уже переехала, ведь уже больше года прошло, как нет Андрея. Обидно, он погиб в последние месяцы войны, при выводе войск.
- Ты знаешь, я до последнего не верила, что его больше нет. Она немного помолчала, наблюдая за сыном. Я и сейчас не верю.
- Да, я согласен, в это тяжело поверить.
- Нет, я не об этом. Глаза у Насти заблестели, и она вдруг осознав, что с Саней можно обсудить то, что мучило ее, какие ее терзали сомнения. Она пыталась поговорить об этом с мамой, но та только и повторяла: « Настя, не сходи с ума». С Еленой Федоровной вообще бесполезно было говорить об Андрее, она сразу принималась рыдать. Николай Степанович, во-первых, был вечно занят, а во-вторых, откровенничать с ним Настя так и не насмелилась, он был строгим и прямолинейным, он по ее мнению, не мог понять ее.
- Саня, ты сейчас поймешь, почему я не верю,- возбужденно заговорила она. Я не верю, потому, что я не видела его!
- То есть?- изумился Саня.
- То есть я его мертвым не видела, гроб не открывали,- выпалила она.
- Так, но это часто случается, если жара, а везли долго, или если трупп, он запнулся, -прости, если тело сильно изуродовано. Так по какой причине его не открывали.
- По всем этим , которые ты назвал,- упавшим голосом сказала она.
- Ну вот, видишь, его же сопровождали те, кто знал его лично и они подтвердили, что это он? Настя кивнула.- И медицинское заключение было, и свидетельство о смерти на его имя? Настя опять кивнула.
- И еще жетон…- тяжело вздохнула она.
- Насть, ты должна понять и смириться с тем, что Андрея больше нет. Но вместе с тем, ты должна понимать, что он всегда рядом. Настя удивленно посмотрела на него. -Да, да не удивляйся, он все видит, все слышит, и он даже помогает тебе и сыну, только ты пока этого не понимаешь!
- Я много чего еще не понимаю,- сказала она. Я не понимаю, почему это произошло именно со мной и с Андреем.
-Насть, наверное, это судьба.
- Нет, судьба не может быть такой жестокой, Бог не может быть таким жестоким. Меня не за что наказывать, понимаешь, а Он меня наказал, почему, я не понимаю.
- Значит такова была судьба Андрея, этому невозможно было противостоять, с этим теперь нужно только смириться.
- Смириться с тем, что окончена моя жизнь? Меня же закопали там вместе с ним, если бы не Андрейка я бы рядом лежала, я была в шаге от этого. Но меня Бог миловал, тебя, мальчишек миловал: ты вот пришел живой здоровый, Женька пришел, Толик через год вернется, а мой Андрей нет. Ведь ни кого из вас так не ждали, как Андрея, ведь ни у кого из вас нет жены, нет ребенка, ни кто из вас не был так необходим, как он. Она закрыла рот рукой, что бы подавить вырвавшиеся из груди рыдания.
- Насть, прости меня, может я что-то не то сказал,- Саня растеряно смотрел на нее.
- Это ты меня прости, это я наговорила тут тебе. Спасибо тебе, что пришел, что утешаешь, только мне от этого не легче, мне, наверное, уже ни когда не будет легче,- всхлипывала она.
- Насть, жизнь продолжается, у тебя сын, ты молодая, красивая. У тебя еще вся жизнь впереди. Насть, большая, счастливая жизнь. Ты достойна этого, ты мне веришь?
Он так ласково смотрел на нее, такая сила и нежность исходили от него, что Насте вдруг захотелось, что бы он обнял ее, захотелось спрятаться за его широкими плечами от всех несчастий, что бы увез ее далеко-далеко в счастливую жизнь, о которой он только что говорил. Но вдруг она поняла, что смотрит на Саню, а видит перед собой Андрея, она испугалась и вздрогнула, словно очнувшись от наваждения. « Мне везде мерещится Андрей, подумала она, может мама права - я и впрямь схожу с ума».
- Я теперь ни кому не верю, Саня, и ни во что не верю. Знаешь, я верила в сказки, уже взрослая была, а верила. Тамарка надо мной всегда смеялась по этому поводу, и теперь я понимаю, что она была права. Я верила в то, что все жизненные проблемы и трудности непременно должны заканчиваться хорошо и счастливо, я верила в принца на белом коне и он пришел ко мне, я хотела жить в красивом доме и вот я живу в этом доме. Я любила немецкий и, вот превратности судьбы, моя свекровь и ее родственники немцы. Я хотела, что бы мама была счастлива, и она нашла свое счастье, я хотела сына, и вот он есть. Я мечтала, что бы не нуждаться не в еде ни в одежде и вот мой шифоньер полон нарядов, а на стол мне подает домработница, вкусные, если не сказать изысканные блюда. Все есть, все о чем я мечтала и просила Бога пришло ко мне. Пришло и ушло, так ужасно, так больно, так несправедливо. Потому, что без Андрея я несчастна, меня нет. Я все делаю на автопилоте. Я разговариваю с ним. Я каждое утро просыпаюсь под его голос в будильнике, я разговариваю с его портретом, я по сто раз на день целую его крестик.
Я хожу, дышу, ем, сплю, но это уже не я, это моя физическая оболочка, тело без души, меня в нем больше нет, понимаешь, меня нет. Я все еще жду его, я ни чего не могу с собой поделать. Я перестала ходить к почтовому ящику совсем недавно, после того, как получила твое письмо. Спасибо тебе, что написал и извини, что я не ответила.
Саня курил, его руки едва заметно дрожали, брови сошлись на переносице, а на щеке несколько раз дернулся нерв. Андрейка тем временем увлекся игрой в песочнице с другим мальчиком и они оживленно лопотали на понятном только им языке, не обращая внимания на взрослых.
- Насть, послушай меня. Только выслушай и не перебивай. Пообещай, что не обидишься и все поймешь правильно,- запинаясь произнес Саня.
- Хорошо, постараюсь,- удивленно ответила она.
- Насть, Андрей был моим лучшим другом и если бы я мог погибнуть вместо него, не сомневайся, я бы сделал это. Ты права, он был нужен всем гораздо больше, чем, например, я.
- Сань, прости…
-Не перебивай, я же просил, Насть. Черт, - он смутился,- и краснея опустил голову. Через секунду он поднял на нее глаза, и она увидела в них такой огонь, такую нежность, пыл и смятение, что сама смутилась. -Насть, я уеду через два дня в Германию. Насть, я напишу тебе и все скажу.
- Конечно, напиши…
- Нет, я сейчас скажу,- решительно сказал он.- Насть, если ты согласишься поехать туда со мной, я буду самым счастливым человеком на свете. И жизнь положу, что бы ты и Андрюшка были счастливы. Он с тревогой смотрел на нее и вместе с тем с надеждой.
Настя опешила от этих его слов, но помолчав немного, тихо сказала:
- Долг лучшего друга позаботиться о вдове и детях погибшего. Не надо,Сань, хотя спасибо!- она положила ладонь на ее крепкую руку.
- Да я понимаю, что мое предложение нелепо и несвоевременно, может быть. Но я говорю то, что думаю, то, что чувствую. Насть я отдаю себе отчет и я уверен в своих словах. Ну не умею я ходить вокруг да около, поэтому, все сказал как есть, - он смял потухшую сигарету.
- Да, ты не умеешь вокруг да около, ты сразу в воду с головой. Только ведь, Сань, вода может омутом оказаться,- Настя слегка улыбнулась.
- Насть, я не хочу рассуждать, что там и как, я человек военный, я принял решение, дальше все зависит от тебя. Я не тороплю, подумай, время все расставит по своим местам и сердце тебе подскажет, как поступить.
- Сань, ты ведь не любишь меня, и я тебя не люблю, к чему этот разговор.
- А кого ты любишь?- он прищурил глаза.
-Андрея, - не раздумывая ответила она.
- Вот я любил Андрея, а теперь буду любить его жену и его сына. И я Богом клянусь, что сделаю вас счастливыми, и Андрею там на небесах будет спокойно за вас. Думай, Насть, любовь с первого взгляда у тебя была с Андреем, а я добьюсь твоей любви, поверь мне,- он взял ее руку и поднес к губам. Внезапно она испугалась того, что происходит, испугалась, потому что сердце как-то учащенно забилось, и она почувствовала как ее щеки вспыхнули, а по спине пробежали мурашки. Она отдернула руку, Саня смутился.
- Знаешь, что мы сейчас с тобой делаем?- тихо сказала она.
- Что мы делаем, Насть?- удивился Саня.
- Мы сейчас сидим и предаем Андрея, понимаешь, как ты можешь мне такое предлагать, ты -его лучший друг?- она хотела встать и убежать, но Саня за руку удержал ее.
- Уж лучше я тебе это предложу, я по крайней мере тебя ни когда не предам, а значит и память Андрея не предам, - его губы побледнели, щека опять дернулась. -Ты все равно не будешь жить одна, тебе девятнадцать лет, ты красавица с глазами цвета неба и волосами чистого золота. Мы пока сидим здесь с тобой, мужики, проходящие мимо, слюни пускают, глядя на тебя, а потом на меня, лопаясь от зависти. Ты разве не замечаешь?
- Не говори глупости,- бросила она. Настю уже давно не трогали дифирамбы по поводу ее внешности.
-Это не глупости, вот одному из них ты достанешься рано или поздно, так лучше, если это буду я. Почему, я тебе уже объяснил. Настя не хотела больше говорить с ним. Она поняла, что Саня не допускает даже на волосок мысль о том, что Андрей возможно все-таки вернется. Он уже по другую черту, как и все, а она еще в той жизни, где был Андрей, где есть Андрей, и пусть надежды все меньше, но верить ей ни кто не может помешать, верить и продолжать ждать.
- Спасибо, Саня, - она встала из-за столика,- но нам пора домой.- Правда, Сань, не обижайся на меня, можешь считать, и ты будешь не единственный, что у меня крыша поехала. Но я буду ждать Андрея, даже если придется ждать всю жизнь. Проводи нас, пожалуйста, к такси, Андрюше спать пора, видишь уже закапризничал.
- Насть, я все же напишу тебе, можно?- упавшим голосом произнес он. Она улыбнулась:
-Конечно, пиши и не живи иллюзиями на счет меня, прошу тебя. Он грустно смотрел вслед удаляющемуся такси, и не как не мог закурить, ломая спички одну за одной.
По дороге домой, держа на руках заснувшего сынишку, Настя неожиданно для себя решила, что отбросит все сомнения и стеснения и сегодня же поговорит с родителями Андрея. Она сегодня же спросит их, почему они ни чего не предпринимают, что бы выяснить все обстоятельства гибели Андрея, все подробности, что бы исключить сомнения, что бы точно убедиться, что в том ужасном ящике из серого цинка был именно он. А даже если он, не дай Бог он, почему они не хотят найти тех парней, которые были рядом, ведь сейчас все они уже вернулись домой, и могли бы пролить свет на те события. И что стало с тем парнем, который был другом Андрея и которого, по словам лейтенанта, взяли раненым в плен. Она давно хотела начать этот разговор, но сначала они были убиты горем и ни чего не соображали, потом она ждала, что они, оправившись от горя, сами начнут предпринимать что-то, а вот сегодня она поговорит с ними, обязательно поговорит.
Глава 16
В доме были гости. Оказывается вместе с Марией Эдуардовной приехали Петр и Галина. Марины с ними не было. Гости сидели за столом и оживленно разговаривали. Николай Степанович, увидев первым Настю с Андрюшей на руках, быстро встал из-за стола и взяв у нее спящего ребенка, понес его на верх в комнату .
- Иди за стол, Настя, мы как раз ждали тебя, у нас там баталия семейная развернулась,- шепнул он ей.
Настя поздоровалась с присутствующими и сразу почувствовала, некоторое напряжение за столом. Мария Эдуардовна, вопреки обыкновенному своему спокойствию, была явно чем-то расстроена. Елена Федоровна сидела бледная, как всегда, но ее бирюзовые глаза метали молнии, и даже вошедшую Настю она одарила таким взглядом, что у той дрогнуло в груди. Петр налил себе стопку коньяка и, не приглашая ни кого составить ему компанию, выпил ее залпом. Галина отодвинула стул от стола и жестом пригласила Настю сесть. Настя сразу хотела было спросить, что здесь происходит, но еще раз взглянув на свекровь, передумала.
- Как погуляли?- нарушил тишину, спустившийся из спальни Николай Степанович. Андрей-ка то спит, как убитый. Настя обмерла, что он с ума сошел, такие сравнения приводить? При этом ее решимость начать намеченный разговор укрепилось. Она уже открыла рот, подбирая слова, но Елена Федоровна опередила ее:
- Я сейчас тебя убью, болтаешь не бог весть что,- резко сказала она, метнув очередную молнию в мужа.
- Ладно тебе, мать, успокойся, ну ляпнул не подумав, так вы меня уже с ума свели сегодня, - он налил себе и Петру и они не чокаясь выпили.
- Настя, все в порядке? Саня когда уезжает?- спросила свекровь.
- Он сказал, что через два дня,- ответила Настя.
- А мы вот тоже, видите ли на родину Карла Маркса собрались,- развел руки Николай Степанович.- Вот Настя, будем теперь доичь учить, потому что наши женщины, собрались на фатерланд и вот нас уговаривают с Петром. Он опять налил себе и Петру коньяк.
Настя обвела всех непонимающим взглядом. Она что-то слышала о том, что Германия намерена вернуть своих соотечественников, проживающих в России, в институте про это говорили и по телевизору, да и Саня недавно говорил о том же. Но она ни как не ожидала, что это может касаться ее самой. Она всю свою сознательную жизнь мечтавшая погулять по Унтер ден Линден и самоотверженно изучавшая немецкий язык, теперь испытала страх и смятение, услышав об этом.
- Я не понимаю, о чем вы говорите,- удивленно сказала она.
- Насть,- решительно начала Галина,- мы говорим своим мужьям, что мы намерены подать документы на оформление выезда на пмж в Германию. Мы хотим вернуться на свою историческую родину. Наша мама и наш отец чистокровные немцы и мы, соответственно, тоже.
- Ага, чистокровные, прям как ганноверские рысаки, - выпали Николай Степанович.
- Николай, прекрати, или мы поссоримся,- железным голосом произнесла Мария Эдуардовна. Он осекся.
-Я ни кого не уговариваю, дети мои, продолжила она.- Я для себя все решила, я уезжаю, как только оформлю все документы. Еще раз объясняю, если вы сейчас со мной не поедите, потом самим будет гораздо сложнее, а может и вовсе невозможно. Только прежде чем принять решение ехать вам или нет, хочу напомнить вам, мои дорогие, -она решительно посмотрела на дочерей. Германия- родина наших предков, там наши корни. Там наша родня, которая уже 27 лет живет за бетонной стеной. Там во Франкфурте-на-Майне наш дом на улице «Zeil» которому уже больше ста лет!
- Но ведь здесь наш дом!- не удержался Николай Степанович,- и здесь родина наших предков, да Петр?!- его щеки пылали, а лысина на голове заблестела от выступившего пота. Петр нервно заерзал на стуле, что-то кряхтя себе под нос.
- А мне эта страна родиной так и не стала, и не станет ни когда,- твердо сказала Мария Эдуардовна. Повисла тяжелая тишина. Все, замерев, смотрели на нее. Она гордо вскинула голову, звякнув тяжелыми серьгами и, немного помолчав, глухим голосом произнесла:
- Я не могу считать родиной страну, которая расстреляла моих родителей в тридцать девятом. Я не могу считать родиной страну, которая сгноила моего мужа и вашего отца в Вятлаге, а вместе с ним еще тысячи немцев. Я не могу считать родиной страну, которая теперь убила моего внука. И, наконец, я хочу прожить остаток жизни достойно, не стоя в очередях, не натыкаясь на помойки на каждом углу, на хамство, на пьянь и рвань, которая здесь нас повсюду окружает.
- Ну ты даешь мать…,- покачал головой Николай Степанович.
Елена Федоровна и ее сестра сидели бледные и напряженные, не говоря не слова. А Николай Степанович соскочил с места и подошел к окну. Глядя оттуда на всех, он широко развел руки в стороны и сотрясая их высоко над головой громко завопил:
- Мария Эдуардовна, но зачем вы так, про Андрюшу- то, вы зачем?! А вот это все нам какая страна дала?- он обвел рукой пространство вокруг себя. А вон то, - он показал в окно на стоящую во дворе Волгу, нам какая страна дала? Лена, а искусству и музыке тебя какая страна научила? А ты, Галина, ты же у нас педагог, детей истории учишь, по- твоему тоже эту страну не за что любить? А отец мой всю войну прошел, кровь проливал, что бы у нас все это было, это как?! Нет, теща, я с тобой не согласен, и я ни куда не поеду. Здесь родился, здесь и сгодился, все баста! Он сделал решительный жест рукой.
Петр вышел из-за стола и подошел к нему протянул ему руку и мужчины обменялись крепким рукопожатием. Затем он повернулся к женщинам и решительно заявил:
- Я полностью присоединяюсь к Николаю, я тоже ни куда не еду. Опять повисла тишина.
Мария Эдуардовна опять вскинула голову и невозмутимо сказала, обращаясь к дочерям:
- Лена, Галя, это ваши мужья и решать вам. Петр, а ты прежде чем делать такие заявления и выражать солидарность с Николаем подумал бы о том, что он хотя бы для своей семьи создал достойные условия жизни, здесь мне не чего возразить. А ты хочешь, что бы Галина всю жизнь пропахала в школе за нищую зарплату, которую вот –вот вообще перестанут платить, вы же видите куда все идет. А о дочери ты подумал? Ты хочешь, что бы она всю жизнь провела в этом нищем городке, вместо того, что бы получить образование в Европе и сделать хорошую карьеру. Что ты можешь ей здесь дать? Ничего! Ты сам себе не можешь лишних штанов купить.
- Ну все хватит,- твердо сказала Елена Федоровна, обводя всех жестким взглядом.- Сядьте на место, - приказала она мужчинам,- занявшим оборону у окна. Настя удивилась, как послушно они оставили свои позиции и уселись за стол. Елена Федоровна невозмутимым тоном произнесла:
- Мама права и вы все прекрасно это понимаете. Я и моя сестра последуем за ней. Мы уезжаем вместе с матерью на нашу историческую родину, это решено. Галина кивнула, соглашаясь с ней. - Николай, вот это все, - она обвела рукой гостиную, -тебе не страна дала, ты это заработал, будучи талантливым инженером и страна здесь не причем. А теперь вспомни, как ты этого добился, кто тебя двигал по карьерной лестнице, кто меня и Галину в институт помог устроить, потому что мы немки и дочери врага народа, и нам туда дорога была закрыта. Кто нам помог в этой жизни? Правильно – мама. Она ради нас вышла замуж за покойного ныне Алексея Матвеевича, который был на двадцать лет старше ее, и который был директором этого самого завода, или ты забыл!
Настя с изумлением смотрела на присутствующих. Она же почти ничего не знала об этой семье. Они разговаривали о чем угодно, но про отца Елены Федоровны и про ее отчима она услышала впервые. Настя все ни как не могла улучить момент, что бы задать волновавший ее вопрос про Андрея. Галина, назидательно глядя на мужа, решительно заявила:
- Мама, мы с Петром едем, и Маринка естественно с нами, она уже все уши нам прожужжала про Германию, так что мы с тобой. Мария Эдуардовна покачала головой и перевела взгляд на младшую дочь. Петр сидел молча, опустив голову.
- Мы тоже едем, - твердо сказала Елена Федоровна,- во всяком случае, я точно, а у Николая Степановича есть еще время подумать. Николай Степанович растерянно смотрел на жену, втянув голову в плечи.
- Ленушка, лапушка,- начал он,- сложив ладони на груди, -но как же так. Мы ведь уже с тобой обсуждали этот вопрос и ты тогда согласилась со мной, а теперь вот ты по другому говоришь. Как же так? Здесь- я главный инженер, я заработал все это, да, благодаря твоему отчиму, но здесь наш завод, наш дом. А там кем я буду? Ну что я буду там делать ? Да и говорить по- немецки я ни когда не научусь, мне медведь на ухо наступил, мне немецкий еще в школе был костью в горле. Да и нельзя мне, ты же знаешь, меня не выпустят,- он совсем растерялся и походил на обиженного ребенка.
- Отец, ты знаешь, что нужно делать, что бы выпустили и потом, мы ведь не завтра уедем, пройдем не мало времени, пока документы оформим. А тебе нужен всего лишь один год, что бы выпустили. Настя опять ни чего не понимала. Почему не выпустят, для чего нужен год? Но ей очень хотелось начать разговор об Андрее, а она ни как не могла подыскать нужный момент. Вдруг, неожиданно Николай Степанович сам пришел ей на помощь.
- Лена, но ведь мы не сможем приходить к Андрюше на могилку,- произнес он, готовый заплакать. Елена Федоровна вздрогнула, будто кто-то кольнул ее в бок и невозмутимо произнесла:
- Могила нашего сына будет единственным поводом нам сюда иногда приезжать. Глядя на мужчин, воинственный дух которых затух едва вспыхнув, и поняв, что вопрос с переездом практически решен, Настя вдруг неожиданно даже для себя самой тихо выдохнула:
- А как же мы с Андрюшей? Вопреки ожиданию, ни кто не поднял на нее глаза и не ответил ей. И тогда она громче спросила:
- А как же Андрей? Мы что, так ни когда и не узнаем правду о его гибели? Разве вы не хотите найти его друзей, которые были там с ним. Поговорить с офицерами, с командирами, я не знаю с кем там еще, мы ведь не видели его … она осеклась, -мертвым не видели. Надо узнать, что стало с тем парнем, которого в плен забрали, жив ли он, он может что-то рассказать об Андрее. Она замолчала. Галина уже ловила слезы на своих щеках. Мужчины сидели задумчиво нахмурив брови.
- Зачем, Настя, что бы на рану, которая еще не затянулась соли насыпать? – проскрипела Мария Эдуардовна.
- А вдруг он жив, вдруг все было не так, как нам рассказали те люди? Вдруг произошло чудо и он остался жив и ему нужна помощь,- она пыталась увидеть в присутствующих отклик на свои слова, она хотела, что бы они тоже прониклись этим мучавшим ее вопросом, но они не отвечали.
- Das Wunder des Glaubens das beste Kind (Чудо -веры лучшее дитя)- произнесла Елена Федоровна.- Насть, к сожалению чудес не бывает, я бы жизнь отдала, что бы все было так как ты говоришь. Но это невозможно, мы подняли все связи, мыслимые и немыслимые и с парнями, которые были там, разговаривали очень серьезные люди и они подтвердили, что это наш Андрей. Не верить им нет ни каких оснований. Она тяжело вздохнула.- К сожалению, девочка, жизнь- это не сказки Андерсена, которые ты любишь и до сих пор перечитываешь. И ты не Герда и ты не найдешь своего Кая, потому что он не в плену у Снежной королевы, он погиб Настя, надо понять это и принять. У Насти перехватило дыхание, пальцы похолодели, с каждым словом свекрови ей становилось все больнее, ведь у нее забирали надежду, а значит забирали саму жизнь. Она медленно встала из-за стола и пристально глядя на свекровь , твердо сказала :
- А я не могу это принять! Я верю, что он жив и вернется ко мне, я это чувствую, понимаете, и вы должны это чувствовать, вы же мать! И не говорите так о нашей Родине, за нее мой дед воевал… и Андрей! И за Германию тоже наши солдаты кровь проливали, что бы сейчас вы имели возможность туда вернуться! Она обвела взглядом присутствующих и не найдя у них поддержки, побежала по лестнице наверх к сыну.
- Перестань жить детскими мыслями,- услышала она вслед голос свекрови,- потому что ты уже сама мать! Настя остановилась на полпути, резко повернулась к присутствующим и медленно произнесла:
-Wenn Sie wie die Kinder nicht werden, werden ins Reich himmlisch nicht eingehen (если не будете как дети, не войдете в царствие небесное)- вы разве этого не знаете? В ответ ни кто не проронил ни слова.
Настя упала на кровать рядом с сопевшим сынишкой, слезы душили ее, она повернулась к стене, к портрету Андрея и неожиданно для себя забылась коротким сном. Она снова бежала по мокрой холодной земле, боясь оглянуться она искала сквозь хлеставшую с неба воду свет и кусочек голубого неба, бежала задыхаясь и вдруг услышала голос Андрея, отчетливо, это точно был его голос, ласковый с легкой хрипотцой : «Проснись, милая проснись». Веки были тяжелыми, она с трудом открыла глаза и в том же миг резко подскочила на кровати, поймав уже на лету сына за кофточку. Андрюша во сне перевернулся и оказавшись на самом краю кровати, чуть не упал с нее. Теперь он проснулся, и испуганный начал плакать. Она крепко прижала сына к себе и целуя говорила: « это папа не дал тебе упасть, он с нами мы то с тобой это точно знаем».
Глава 17
В августе состоялась свадьба Тамары. Событие, по обыкновению, было назначено на субботу и родители с обеих сторон изрядно постарались и заказали лучший в городе ресторан. Тамара- высокая, красивая, со светящимися от счастья глазами в ослепительно белом платье, расшитым белым бисером, с пышными бантами из голубого шифона на юбке, тугой корсет делал ее фигуру тоненькой и соблазнительной, высокое декольте выгодно подчеркивало грудь. На голове шляпка с широкими полями и фатой. Настя с огорчением подумала, что у них с Андреем не было ни свадьбы, ни белого платья, ни черного костюма, ни золотых колец. Она была безумно рада за подругу и вместе с тем грустила, оттого, что теперь Тамарка принадлежала этому взрослому серьезному человеку, безусловно больше чем всем остальным, она поняла , что ревнует Томку, вот уж сама не ожидала, что будет так. За несколько дней до свадьбы Тамара рассказала Насте, что набралась таки смелости и написала Толику все, как есть. Потому что молчать и не отвечать на его письма - подло, а обманывать его и делать вид, что ни чего не случилось – это подло вдвойне. И Толик ответил Тамаре на то последнее письмо. В конверте лежала копейка, разрезанная пополам и записка, крупными буквами на белом листе: « Вот столько ты стоишь, дорогая». И больше ни слова. Тамара тогда приехала к Насте и долго плакала ей в коленки, что он не справедлив, что он оскорбил ее, а она совсем этого не заслуживает. Но, в конце концов, она же не виновата, что любовь прошла, может ее и вовсе не было той любви.
- Знаешь, Насть, - всхлипывала Тамара, он ведь был моим первым мужчиной, ну ты понимаешь. Там на озере было просто наваждение какое-то, волшебство, мне и правду казалось, что это на всю жизнь. А теперь мне цена полкопейки, это жестоко и несправедливо. Да, я встретила Артема и все, одного взгляда хватило, что бы понять, что это мое счастье. С ним так надежно, так легко. С ним я могу быть слабой, понимаешь, Насть.
- А тебе хочется быть слабой? Тома, ты же не любишь слабых людей, называешь их малохольными,- Настя гладила рукой голову подруги.- Ты же у нас самая боевая подруга, не то что я.
- Хотела бы я быть такой малохольной как ты, - шмыгала распухшим носом Тамара.- Поднимешь глазки к небу, похлопаешь ресницами, помечтаешь, а потом твоя мечта становиться явью. Как тебе это удается, я всю жизнь тебе завидую.
-Ты, мне?!- Настя округлила глаза. -Разве это ты, я не я на дискотеки в твоих вещах ходила, потому что своих не было? Разве ты ютилась с мамой в однокомнатной квартирке? Разве это ты, а не я, едва встретив любовь потеряла ее так жестоко, так чудовищно,- она уже сама была готова расплакаться.
-Да, я тебе завидую, а чего ты удивляешься. Ты же у нас принцесса с золотыми волосами. Все мальчишки в классе по тебе вздыхали, а ты все принца ждала и дождалась ведь,- она замолчала, виновато опустив глаза.- А знаешь, - вдруг оживленно заговорила она,- я тоже не верю, что это был Андрей. Вернее раз ты веришь в то, что он жив, то он жив, иначе и быть не может! Сердце у Насти учащенно забилось в груди. Она была так благодарна подруге за то, что она теперь не одинока в своей вере.
Николай Степанович теперь ездил на работу на собственной машине, а то и на автобусе. Белая Волга больше не ждала его по утрам у ворот. Вот почему он говорил на семейном совете, что его не выпустят. Для того, что бы получить разрешение покинуть страну, он должен был оставить должность главного инженера завода. Он перешел на работу в техотдел рядовым инженером. Еще год после отставки ему было запрещено выезжать заграницу. Николай Степанович заметно сник, его лицо теперь все чаще имело удрученное и уставшее выражение. Он как будто постарел, и даже заметно похудел. Посему было видно, что новое положение его гнетет и на работу он ходил теперь больше по привычке, без инициативы, без идей, без былого энтузиазма. Насте было его жаль, что-то надломилось в нем, он казался ей обиженным ребенком, которого заставляют делать то, что он делать не хочет, но не смеет противиться, боясь наказания.
Свекровь же наоборот, была заметно воодушевлена предстоящим изменением жизни. Темные круги под ее глазами исчезли и бирюзовые огоньки снова поблескивали в них, как раньше, до горя. Но и горе не ушло бесследно, оно застыло в них стеклянной слезой, которая моментально оживала и катилась по щекам, как только речь заходила о сыне.
Три раза в неделю она с мужем, а также семейство Ремезовых в полном составе и конечно же Мария Эдуардовна, во главе обоих семейств, ходили на курсы немецкого языка, которые повсеместно открывались специально для тех, кто решил переехать в Германию. Дома Николай Степанович теперь обычно ходил со словарем, и бормотал себе под нос: гутен таг, ихь ферштее дих, майне наймат хайст Совьет Унион. «Вот именно моя родина -Советский Союз, а не Доич ланд, так было и так будет всегда»,- едва слышно бурдел он.
Елена Федоровна, с присущей ей практичностью, взялась пристраивать картины, посуду, мебель. Она объявила, что в новую жизнь не возьмет с собой отсюда ни чего, и Николаю Степановичу стоило больших трудов уговорить ее не продавать его охотничий чемоданчик и ружье.
- Ты же понимаешь, дорогой, что с ружьем тебя не пустят даже в аэропорт.
- Понимаю, дорогая, разумеется. Но после того, как я в последний раз схожу на охоту, перед тем как уехать на чужбину, я подарю его своему лучшему другу и соседу Сергею, потому что это,- он поднес ружье к губам,- как родина не продается.
- Ты не на чужбину едешь, дорогой, а на историческую родину своей жены, пора бы тебе уже понять разницу!
- Пойму, всему свое время, на что только не пойдешь ради любимой жены! Если бы еще язык не ломать, за что мне это наказание немецкий учить, что за язык: слова длиннющие, падежи поди разбери, склонения, мать их за ногу , спряжения, вот кара мне небесная, а за что спрашивается страдаю,- округлял он глаза, лукаво глядя на жену,- правильно, за любовь!
- Ну вот и умница, ты все правильно понимаешь,- отвечала ему свекровь, - Настенька, помоги Николаю Степановичу разобраться с Рartizih zwei, а то боюсь у меня на это не хватит нервов. Насте доставляло удовольствие помогать свекру постигать язык, таким старательным и усердным он был учеником, так благодарил ее, если усваивал что-то и радовался как дитя, когда у него вдруг самостоятельно удавалось сложить предложение или понять смысл прочитанного.
Настя оставалась жить в доме Горских, хотя Татьяна всякий раз при встрече с дочерью наставала на ее переезде домой. Настя понимала, что нужно учиться жить самостоятельно, ведь родители Андрея уже в буквальном смысле сидели на чемоданах. Поехать с ними в Германию, она не могла: юридически Горские были ей совершенно чужими людьми, ведь они с Андреем не успели зарегистрировать брак. Настя часто думала, поехала бы она с ними, если бы имела такую возможность? Ведь Германия, волею судьбы, была ее детской мечтой, и она куда лучше знала язык, литературу, культуру, чем многие этнические немцы, которые благодаря переменам, происходившим в стране, получили возможность уехать отсюда на родину своих предков..
Насте нужно было определить Андрюшу в детский сад, что бы впредь обходится без бабушки. Николай Степанович выхлопотал место в заводском детском саду, совсем не далеко от дома. Но маленький мальчик, не сходивший с заботливых бабушкиных рук, в первый же день закатил там такой рев, который потом повторялся день изо дня, что видавшие виды воспитатели, спустя две недели кошмара и суматохи, которые он им устраивал, объявили Насте, что ребенку еще рано в садик, и посоветовали привести его через полгода. Настя была в шоке от такого поворота, а Татьяна даже хотела пойти устроить скандал- что это за воспитатели, которые ребенка успокоить не могут, но Елена Федоровна, уговорила ее не делать этого.
- В конце концов, мы все равно не уедем раньше будущего октября, - сказала она,- ведь Николая раньше не выпустят,- так пусть Настя живет у нас, я по –прежнему буду заботиться о внуке, мне это только в радость. Настя видела, что свекровь даже довольна тем обстоятельством, что Андрюшу пришлось забрать из сада. Она безумно любила внука, бесконечно баловала его, и что хуже всего, она не давала Насте воспитывать ребенка. Стоило только Насте, что - то сказать малышу в повелительном наклонении, как бабушка была тут как тут и начинала воспитывать ее саму, объясняя, что ребенок еще маленький, и заставлять его, а тем более строжиться на него – это не умно, не позволительно, и вообще ведь бабушку он слушает, а этого вполне достаточно. Малыш, действительно, понимал и слушался бабушку, и совершенно не праздновал мать, как впрочем и деда, который так же как бабушка баловал его, сюсюкал и улюлюкал, сажал на плечи и носился с ним по дому, умиляясь до слез его задорным смехом.
- Что же мы будем там делать без нашего деточки, мать, как же мы внука оставим и уедем, голубушка ты моя, как же это можно от такой красоты в такую даль, на чужбину, мать ее раз так,- часто причитал он. Свекровь ни чего не отвечала на это, только однажды Настя поймала на себе такой ледяной ее взгляд, что по телу пробежал холодок и сердце сжалось, от нахлынувшего страха.
1989год был на исходе. В феврале советские войска покинули Афганистан. В июле по стране прокатила волна шахтерских забастовок. По телевизору часто показывали как люди с лозунгами и транспарантами в руках выходят на улицу, и требуют мясо, масло, чая, сахара, муки. Все это как по мановению волшебной палочки исчезло с прилавков магазинов. Татьяна впервые не получила зарплату на заводе. Рабочие в день выдачи зарплаты до темна, стояли у заводской кассы, но так и не дождались денег. Вечером вместе с Александром она приехала к Горским. Такой расстроенной Настя давно не видела маму. Ведь они с дядей Сашей работали на одном заводе в одном цехе и жили, как впрочем и все вокруг, от зарплаты до аванса. А вот теперь эту самую зарплату не дали и даже не обозначили дату, когда дадут. А на недоуменные вопросы рабочих был один ответ: « Вы что не видите, что в стране твориться, скажите спасибо, что у вас вообще еще есть работа». Чужое, пугающее, западное слово «безработица» все чаще и громче звучало ото всюду, набирая силу, становясь неизбежным, и неотвратимым.
- Я не могу ничего вам сказать определенного, -разводил руками Николай Степанович, в ответ на вопросы Татьяны о том, что произошло на заводе. Ведь, действительно, черт знает что происходит, вот жили мы жили в одном мире, в одной стране, знали куда идем своей светлой дорогой, знали между прочим, что пятнадцатого у нас получка, а тридцатого аванс, и в магазине было что купить, а сейчас ни кто ни чего не знает и не может сказать, куда все вдруг девалось. Почему наши трактора стали не нужны, рабочие не нужны, завод стал ни кому не нужен?
- Коля, ты зачем сейчас лукавишь? -невозмутимым голосом вступила Елена Федоровна,- прекрасно ты все знаешь. Светлая дорога привела нас в тупик, а трактора стали не нужны, потому, что они ни куда не годились, эти наши трактора. Помнишь, как ты восхищался трактором «Ursus» после командировки в Польшу, ты его название как заклинание повторял, что даже я запомнила его навечно. Ты говорил, какой он надежный и комфортный и не ломается! А у нас что: один завод делал трактор, а четыре другие работали для того, что бы потом его можно было ремонтировать. Что не так? Так! А раз продукция не нужна, то естественно, не нужны и люди, и сам завод. Очень просто, милый, и слава Богу, что у нас с тобой есть выход, есть шанс начать новую жизнь, и мы его скоро реализуем. А вот как будут жить эти бедные люди, она кивнула в сторону Татьяны и Александра, и тысячи других, не знаю, хотя думаю, что трудно будет, очень трудно.
- Знаете, еще не известно как вы там будете жить,- возразила Татьяна,- дома как говориться, и стены помогают, а там все чужое, я бы лично ни когда не поехала.
-Танечка, вы туда ни когда и не поедете, а я рада, что наконец-то историческая справедливость свершиться, думаю мой отец, там, на небесах, радуется за всех нас, потому что мы едем домой!
- И вам не жаль оставлять этот дом? Жить в таком шикарном доме уже само по себе счастье,- продолжала Татьяна.
- Жаль, конечно жаль, но думаю, что во Франкфурте наш дом не хуже, Танечка, вы понимаете, у нас там есть свой дом, дом моих предков, я счастлива, что буду жить в нем! Татьяна в ответ только качала головой, и вопросительно поглядывала на Настю, потому что положение дочери в этом доме, ей уже давно было не понятно. А Настя ни как не могла начать разговор о своем переезде.
Они так долго и трепетно его ждали этого самого разрешения, причем ожидание было сопряжено с некоторыми трудными нюансами, Николай Степанович ведь действительно мог так и не получить визу. Каждый день в доме Горских обсуждался вопрос выезда на пмж в Германию, Настя вспомнила, как торжественно со слезами на глазах, семейство отмечало падение берлинской стены. Как будто они сами прожили двадцать восемь лет за колючей проволокой, а теперь наконец-то получили освобождение. Настя не знала, как к этому относиться. Она любила свою родину, свой маленький зеленый городок, и ставшие традиционными в семье дебаты о том, как здесь все плохо, а там за рубежом хорошо и замечательно, немного коробили ее. Но она не встревала в подобные разговоры. Хотя несколько раз хотела спросить родителей Андрея, как они будут там жить? Там ведь все чужое, там другой язык, менталитет, обычаи, еда, культура, все. Она- то много читала о немецком укладе жизни и понимала, что он коренным образом отличается от жизни в Советском Союзе, пусть даже такой устроенной и безбедной как в семье Горских. А самое главное, без знание языка, которое по ее мнению, даже у Марии Эдуардовны было на слабенькую троечку, не говоря о всех остальных. Она хотела спросить, как они могут оставить здесь могилу Андрея? Ведь сейчас каждую субботу вся семья навещает ее, на могиле Андрея зимой и летом лежат живые цветы. Она смотрела на свекровь и свекра и думала, как они могут его бросить, ведь они уже давно поверили и смирились с тем, что там похоронен именно он? Так значит могила – единственное место на земле, где так близко к нему. А как они смогут оставить внука, которого до сих пор не спускают с рук, хотя он уже давно прекрасно самостоятельно носиться по дому на своих быстрых ножках. Но Настя не стала их спрашивать ни о чем. Но поделилась этим с Тамарой. Подруга не задумываясь ответила ей на все эти вопросы, просто и емко:
-Насть, они легко могут здесь оставить все: и могилку, и внука и вообще все, что их окружало, потому, что они не такие сентиментальные как ты, и те такие малохольные. За могилкой ты будешь ухаживать, внука тоже ты будешь растить, ведь это же твой сын в конце-концов, дом продадут, денежки хорошие за него получат и все будет «зер гут», как твои немцы говорят. Настя решила, что Тамара, как всегда, права и все ее сомнения и вопросы по поводу их переезда - всего лишь сентиментальная чушь.
Покупатели на дом действительно нашлись. Воскресным вечером к крыльцу подъехала черная иномарка, Настя не знала какая именно, потому что иномарки только-только стали появляться в их городке и различать их она еще не научилась. Андрей рассказывал ей, что это японские машины, что руль у них с другой стороны, с правой, не так как на наших автомобилях, и что салон у них невероятно мягкий и комфортный, а по своим техническим качествам они вообще на три головы выше отечественных машин, даже таких престижных как Волга. Андрей еще тогда пошутил, что если эти машины потоком хлынут сюда, то его мечта об автомастерской может быть под вопросом. На Настин изумленный вопрос « почему?» Андрей ответил: «Да потому, что они не ломаются!». Вот такая машина подкатила к их воротам. Едва открылись дверцы автомобиля, как Настя услышала оглушительный рев динамиков, из которых доносился какой-то кошмарный звук, Настя поняла, что это рок, причем очень плохой. Из машины вышли двое: высокий мужчина лет тридцати в малиновом пиджаке, с позолоченными пуговицами и женщина примерно такого же возраста в очень короткой юбке и весьма откровенной кофточке. К тому же она так рьяно нажевывала жвачку, что Настя даже невольно ухмыльнулась, глядя на нее. «Интересно, как к ним отнесется Елена Федоровна, - подумала она, -наверно попросит выйти вон и не станет продавать свой дом таким хамоватым людям».Однако Николай Степанович пригласил их войти, а свекровь даже бровью не повела, как будто и не заметила, кто к ним пришел. Ох, уж эти малиновые пиджаки! В девяностых них облачались как в символ успеха и превосходства, пофигизма и бескультурья, наглости и откровенного криминала. Кто-то их носил со строгими брюками, белоснежной рубашкой с тонким галстуком, а кто-то с джинсами и кроссовками. То есть среди поднимающих голову новых хозяев жизни был большой разрыв в уровне интеллекта и в понятиях о культуре и поведении, но всех их объединяло жгучее желание показать свое превосходство над теми, кто продолжал жить, по их мнению, по старому, по- лоховски: ходил каждый день на работу, жил на зарплату, которую кстати стали регулярно задерживать, стоял в бесконечных очередях с надеждой отоварить талоны, служил в армии. Жить по старым, ставшим ненужными и даже смешными законами совести, чести, порядочности.
- Я даю восемнадцать штук,- изрек молодой покупатель, представившийся Борисом, после того, как они обошли дом.
- Восемнадцать чего?- наконец повела бровью Елена Федоровна.
- Тысяч рублей, мамаша,- изрекла его спутница, не переставая жевать.
Насте показалось, что свекровь сейчас стошнит, но нет, она сумела совладать с собой и сказала:
- Что ж мы обсудим ваше предложение, и перезвоним вам,- в ее голосе почувствовались металлические нотки.
- Чего тут думать, больше все равно ни кто не даст,- Борис вытащил руку из кармана брюк, которая все это время находилась там, продемонстрировав огромную золотую печатку на среднем пальце.
- Мы все же подумаем и позвоним,- повторил Николай Степанович таким тоном, что Настя решила, что вот так, наверное, он и разговаривал на работе будучи начальником, потому что дома она ни когда не слышала такой интонации его голоса и такого холодного тона. Покупатели уехали, предварительно врубив динамики и подняв колесами тучу пыли, потому что машина сорвалась с места как раненый зверь.
- И вот эти люди будут жить в нашем доме, милая, я не допущу этого!- взревел Николай Степанович.
- Где ты тут людей то видел, милый, это быдло новоявленное, а кто будет здесь жить, лично мне все равно, лишь бы деньги хорошие дали. А они дают хорошие деньги, между прочим,- спокойно ответила Елена Федоровна.
- Леночка, как ты можешь, что бы по нашему паркету ходила всякая рвань, которая наворовала у честных людей денег и теперь хочет купить этот дом?- снова взревел он.
- Это отребье скоро будет везде, ты что не видишь, что происходит. Да, украли они или у других отняли, может быть так оно и есть, скорее всего, что так. А те другие, которые вчера с тобой работали, чем лучше, ты забыл, что они сделали с Владимиром Петровичем?
Настя была шокирована, когда однажды вернувшись из института, застала дома свекровь и свекра с бледными лицами, и испуганными глазами. Она долго не могла попасть в дом, так как двери были наглухо закрыты, окна заперты ставнями, она даже испугалась, что все куда-то вдруг исчезли, не сообщив ей. Ставни в доме раньше ни когда не закрывались, белые резные, под стать белым колоннам и белом балкончику в комнате Андрея, они служили исключительно украшением. Наконец Николай Степанович открыл ей дверь, за его спиной стояла как статуя свекровь с Андрюшей на руках, прижимая его к себе, так будто его кто-то хочет у нее отнять.
-Настя, быстро заходи,- Николай Степанович буквально втолкнул ее в дом и немедленно захлопнул за ней дверь. Настя буквально остолбенела от такого поведения свекра.
- Настя, - он говорил тихо, осипшим, каким-то чужим голосом, - у Владимира Петровича обыск. Звонила его жена, Вера Матвеевна, и плакала в трубку, что к ним ворвались приспешники новых хозяев завода, что они перевернули весь дом, шарили по шкафам, даже в холодильник заглядывали, искали, что-то, сами толком не объяснили что. Мы опасаемся, что и к нам могут придти, вот времена настали. Владимира Петровича скорая увезла, инфаркт у него. Вот так-то детка.
Такие же лица у родителей Настя видела тогда, когда они узнали о гибели Андрея, в те страшные дни, когда весь мир рухнул. Вот теперь опять что-то рушилось и ломалось в их жизни, она понимала это, видела. Владимира Петровича, директора завода, которым он руководил более пятнадцати лет, недавно уволили с работы. Настя узнала об этом от свекра. Он рассказывал, что директора сняли без всяких объяснений, просто вышвырнули с завода как отработанный хлам. Объявили его чуть ли не врагом народа. Потому что он, якобы, не хотел перемен, тормозил перестройку. Директоров теперь выбирали, и после него выбрали какого –то залетного болтуна, который долго разглагольствовал на собраниях о тяжелой доле рабочих и обещал их осчастливить чуть ли не путевками на Канары. И люди его поддержали, потому что уже были злыми и нетерпимыми к жизни, которая наступила: талоны, дефицит, задержка зарплаты. Мало того, что незаслуженно человека с работы выгнали, так вот теперь еще и в дом ворвались, чувствуя свою безнаказанность, пользуясь неразберихой, наступившей в стране, оскорбили и унизили уважаемого пожилого человека.
- Швондеры! - ревел Николай Степанович,- Богом клянусь, если к нам придут я буду из ружья по ним, как по диким кабанам палить, и пусть меня потом судят! После этого случая, как ни странно, Николай Степанович стал ждать отъезда в Германию с не меньшим энтузиазмом, чем его жена. Впрочем, приезжавшим нуворишам Горские позвонили уже через неделю и взяли задаток за дом.
Благослови меня с небес Главы 13, 14, 15, 16, 17
© Copyright: Елена Каверина, 2011
Свидетельство о публикации №211031801179
Свидетельство о публикации №211031801179
Рецензии