Владимир Александрович Липкин

Неизгладимый отпечаток в моей жизни оставила дружба с семьёй Липкиных в Ташкенте. Отец – Владимир Александрович – писатель и поэт, мать – Александра Викторовна посвятила свою жизнь семье, хотя имела филологическое образование и закончила консерваторию. Две дочки: Наташа и Ира. Наташа биолог, а Ира училась со мной в университете на Востфаке, на китайском отделении. Ира была не от мира сего.
 Уже не помню как началась наша дружба с ней, наверное на хлопке.
Ира была талантливой и очень своеобразной девушкой: необыкновенно хороша собой – высокая, стройная, с пропорциональной фигурой, чёрные волосы, глаза цвета тёмного шоколада, гладкая  матовая кожа, длинные чёрные брови вразлёт, аккуратный прямой носик с красивым разрезом ноздрей и пухлые губы как лепестки розы. Но стоило ей заговорить или пройтись по коридору, как тут же исчезало первое чарующее впечатление: у Иры был низкий басовитый голос, угловатые движения, ходила большими шагами, натыкалась на людей. Никто не был для неё авторитетом, подружек у неё не было. К тому же одевалась нелепо. Хотя однажды я видела её в вечернем платье - чёрное крепжоржетовое платье с накидкой из гофрированного чёрного шифона,которая застёгивалась впереди старинной брошью из драгоценных камней. Я с восхищением смотрела на неё, она мне казалась графиней из другой действительности.
На хлопке мы меньше всех собирали хлопок, недобирали норму. Нас вызвали на какой-то комитет, стыдили, грозились отчислить. На что Ира сказала, - "зачем тогда мы сдавали вступительные экзамены, надо было нас отправить сперва на хлопок, а потом зачислять в вуз".
Преподаватели невзлюбили её.
Мне нравилось у них дома. Была обычная трёхкомнатная квартира на Чиланзаре. Благодаря Александре Викторовне было уютно и красиво и чувствовался свой дух в квартире: пианино с канделябрами, шёлковые персидские коврики на стене, старинная мебель, английский фарфор с пейзажами, столовое серебро...
Дело в том, что у Александры Викторовны был единственный брат в Москве, который работал инженером в Кремле, делал для Сталина объёмные макеты, т.к. Сталин в чертежах не разбирался. У брата не было своей семьи и он любил делать дорогие подарки семье своей сестры. Вот откуда и пианино, и сервиз, и драгоценные ювелирные изделия, которые позже мне показывали. Я тогда впервые близко увидела сапфиры, изумруды в бпиллиантовых оправах, жемчужные ожерелья из скатного русского речного жемчуга.
Я была приглашена на все семейные торжества – накрахмаленная белая скатерть, вкусные блюда... Я, которая жила в общежитие, попадала в рай.
Многое в их семье было необычно и даже шокировало меня: в семье любили щеголять нецензурными словечками, в невыносимую ташкентскую жару было заведено ходить в квартире девочкам в бикини,а мужчинам в шортах.
Владимир Александрович устраивал читки своих неопубликованных произведений, выпускал домашнюю стенгазету, которую вывешивали в туалете, играли в игры, где надо было экспромтом подбирать рифмы к стихам. А ещё устраивались беседы на разные темы. Однажды тема была – что такое счастье. Каждый должен был осветить своё понимание счастья. Была с нами друг их семьи Ирина Николаевна, которая впоследствии взяла меня к себе жить. Для одних счастье – дети, для других – творчество, для Ирины Николаевны – любовь. Я не знала что сказать, хотелось что-то умное и я пролепетала, что для меня счастье это погружение в мир природы. Когда-то произнесла просто так, а дальнейшая моя жизнь подтвердила эту истину для меня.
Самое поразительное для меня было то, что в домашней библиотеке Владимира Александровича были бесценные книги с дарственными надписями таких авторов как Анны Ахматовой, Алексея Толстого...
Kниги на руки никому не давали кроме меня. Я впитывала новые для себя знания: узнала все течения в поэзии серебрянного века – акмеизм, имаженизм, футуризм, символизм...  Впервые услышала многие имена: Фёдор Сологуб, Саша Чёрный, Игорь Северянин, Велемир Хлебников, братья Бурлюки...
Меня переполняла радость  ощущения, что я обладаю драгоценными знаниями, которыми мне не терпелось поделиться и я писала о них в письмах  своей сестре-школьнице и школьной подруге.
Владимир Александрович подарил мне книгу с поэмой «Глаза» и  другие свои произведения.
Во время Отечественной Войны какое-то время в Ташкенте были в эвакуации все известные писатели страны. Они часто собирались у молодого поэта Владимира Лепко (Липкин – псевдоним). Анна Ахматова полюбила его, по барски покровительствовал ему и Алексей Толстой.
Сам Владимир Александрович был из Каменец-Подольска из дворянской семьи. Брат жил за границей, ушёл с белыми. Владимира Александровича видимо сослали в Чирчик (рядом с Ташкентом), где он работал чертёжником. Увлекался шахматами. Однажды он рассказал мне драматическую историю о своей неудачной первой любви, после которой стал заикой на всю жизнь.
Ира внешне была похожа на отца. Владимир Александрович был очень красивый мужчина. Наголо брил голову, курил трубку. Был художественно одарённым человеком: прекрасно рисовал и вырезал тонкими острыми ножницами из салфеток кружева - целые сцены с людьми и животными. Эти салфетки он дарил мне, я их наклеивала на плотную цветную бумагу. Я их долго хранила. Был остроумный и весёлый, порой мистический – мог по фотографии видеть судьбу человека. Танцевал Кан- Кан  на столе в платье дочери, разыгрывал шарады.
Я конечно обожала его. Даже посвятила ему стихи:

Почему не со мной он родился,
Не со мной его юность прошла,
Пусть такой же ещё родится,
Но на этот раз для меня,
Также пусть он стихи читает
И забавные песни поёт,
Только жизнь его пусть не тает,
Лишь со мною он пусть умрёт.

Ира перевелась в Ленинградский Университет на китайское отделение Восточного факультета, поступила в аспирантуру. Не повезло, испортились отношения с Китаем и Ира вернулась. Долго не могла найти работу, поехала в Наманган учить детей китайскому языку в узбекской школе.  Внезапно заболела раком Александра Викторовна –мама Иры. Ира приехала, дежурила в больнице, ухаживала за мамой до самой её кончины. Владимир Александрович остался один. Как могла его поддерживала Ирина Николаевна. Иногда мы виделись – они вместе приходили к нам (я уже была замужем).
Его стали обхаживать молодые сотрудницы редакции, где он публиковал свои произведения. Одна из них - моложе старшей дочери, всё-таки женила его на себе. Однажды я навестила их, жена была на сносях. Владимир Александрович был растерян, говорил, - вот ждём у моря погоды.
В последний раз я пришла попрощаться с ним перед своим отъездом в Москву. Квартира потеряла прежний дух. Мебель современная, полированная, куда-то подевались персидские коврики.
У них родился сын –Игорь. Владимир Александрович выглядел несчастным. Говорил,- так мне и надо, старому хрычу, взял кота в мешке.. Мы сидели на балконе и смотрели друг на друга. Он уже не курил.
Ира к тому времени в поисках работы попала в армию и стала военнообязанной. Её, с новорожденным ребёнком, отправили зимой в Хабаровск. Мы её провожали, Владимир Александрович плакал.
Через какое-то время я узнала, что Владимир Александрович умер.
Иру я потеряла. После демобилизации она осела то ли в Воронеже, то ли в Саратове. Про её сына – Алексея слышала, что учится в Институте Азии и Африки в Москве на китаиста. В поездках в Москву пыталась найти его, и через него Иру.
Может быть я ещё найду Иру.

Мельбурн, 18/03/2011.