Ангел над Бездной. Часть 2

Часть 2. Дмитрий.

1.
…
- Ну что, классику послушаем?
- Ну, нах! Если бы не этот долбанный приказ, с удовольствием послушал бы что-нибудь нормальное. «Металлику», например. Что за урод эти приказы придумал!?
- Ну да, «Металлика» не худший вариант. Но говорят, если долго слушать подобную музыку, то озвереть можно. А нам до утра кататься.
- Я от скуки зверею. И вообще, спать охота. Включи лучше радио! Про радио ничего не говорили.
Я включил радио и сразу нарвался на какую-то песню Мадонны.
- О! Оставь! – оживился второй «крокодил».
- Попса задрипанная, - проворчал Боб.
Некоторое время сзади было тихо. Потом «крокодилы» вновь зашевелились.
- Димон, а чего стоим-то? – спросил Боб.
- Резерв ждём, - ответил я, и буквально в ту же секунду чёрный Джип резерва показался из-за поворота и, мигнув нам фарами, проследовал мимо.
- Вот и они. Поехали!
Машина бесшумно тронулась с места и поплыла по улице.
Ну вот, приключения начинаются. Нас четверо: водитель, два «крокодила» –  Боб и Тим – молодые тренированные парни, умеющие хорошо стрелять и быстро бегать, и я – что-то вроде начальника над маленьким экипажем нашей машины. Таких машин в районе нашего патрулирования - три, плюс резерв - четыре хорошо вооружённых головореза на случай какого-нибудь форс-мажора. Ночные патрули дело прибыльное, но, к сожалению, опасное. За риск платят десять баксов в час. Очень неплохой заработок для студента-геолога. Я полагаю, что многие сокурсники хотели бы оказаться на моём месте. Счастливцы! Им не приходится вскакивать по ночам, видя один и тот же сон: как тёмно-зелёный, похожий на неведомую доисторическую тварь, БТР вламывается в ворота военного госпиталя, расстреливая огневые точки противника, представляющие собой окна того же госпиталя, а под колёсами глухо рычащей машины рывками проседает человеческое тело. Каждое колесо всё глубже и глубже вбивает его в выщербленный асфальт - врага, такого же парня, как и я, но имевшего глупость оказаться с другой стороны…
Когда-нибудь я забуду ту чужую войну, и сны мне будут сниться совсем другие. Так говорят знающие люди. Наверное, они правы.
А сейчас Москва наполняет нас сиянием вечерних огней и музыкой, льющейся из динамиков…

- Скоро полночь, время влюблённым ехать домой, - меланхолично прокомментировал водитель, сворачивая в один из переулков.
- Ага, а вот и влюблённые, - говорю я, увидев, как на тротуаре, прямо возле проезжей части, какой-то мужик остервенело лупит лежащую женщину резиновой дубинкой. - Ребята, успокойте его.
Хлопают задние дверцы нашей машины, «крокодилы» моментально укладывают мужика на асфальт. Некоторое время полежит без сознания, не страшно.
Далее события приобретают неожиданный оборот. Женщина, поднявшись, начинает наскакивать на оторопевших ребят, размахивая кулаками и визгливо крича, что-то про её, свежеубиенного нами, мужа.
…Когда мы отъезжали, муж и жена примерно лежали рядышком, на обочине. Ничего, скоро очнутся, и, надеюсь, мирно отметят событие дома. Говорят, общая беда сближает.


2.
…Утро выдалось на редкость приятным. Небо чистое, звёздное, ещё тёмное, но уже приобретшее какую-то особенную, слегка светящуюся, глубину, словно предчувствующее скорый восход.
Я иду по сонному городу, на автомате всё ещё поглядывая по сторонам – все ли вокруг спокойно. Патрулирование прошло спокойно, без особых инцидентов. И закончили на два часа раньше, чем обычно, так как раньше начали. Хорошая ночь, хорошее утро.
На улице почти никого. Только редкие физкультурники, бегущие от болезней и старости. Что ж, в чём-то они правы.
…Странный звук я услышал, проходя мимо ряда киосков, завешанных грязно-зелёной сеткой, то ли перед сносом, то ли перед капитальным ремонтом.
Ну вот, и конец хорошему утру! Звук – полу-плач, полу-стон, когда кому-то очень, очень больно. И вспомнилась война. И страх ледяной рукой провёл по волосам, а проснувшийся инстинкт, завопил: «Беги, беги! Рядом смерть!»
Там, за грязно-зелёной сеткой кого-то мучили, наслаждаясь болью и страхом жертвы. Жаль, что я сдал автомат. Но ничего, убить подонка я постараюсь и так!
Найдя проход в сетке, перешагиваю через низкую разбитую витрину одного из ларьков. Под ногой громко захрустело, но никто не кинулся на меня и не бросился убегать. Между рядом ларьков и глухой стеной какого-то дома оказалось довольно обширное пространство, заваленное всякой рухлядью. Завоняло мочой и чем-то гнилостным, похоже, местные бомжи устроили здесь то ли сортир, то ли спальню. А может, и то и то одновременно. Подождав, пока глаза хоть немного привыкнут к темноте, я двинулся на звук. Да, супермен из меня никудышный, пока шёл, дважды наступил во что-то мерзко-скользкое и расцарапал ногу об торчащий из какой-то полуразваленной тумбы гвоздь.
Хорошо началось утречко! Тот ли ещё будет денёк!
…Постепенно все запахи отошли на второй план, потому что мир заполнил запах крови. Я не смог разглядеть, кто лежит передо мной, видя в темноте лишь бесформенный, прерывисто дышащий, всхлипывающий комок. Наклонившись над ним, я внезапно услышал слабый-слабый шёпот: «Помогите;, помогите, пожалуйста».
Шёпот был детским.
Боже ты мой! Ребёнок! Девочка! Что с ней стряслось!? Как она сюда попала!?
Я попытался взять ребёнка на руки, она вскрикнула, и потеряла сознание. Осторожно подняв девочку, я поспешил к выходу на улицу.
На свету мне удалось рассмотреть свою находку получше. Ею оказалась хрупкая молоденькая девушка. Что же с ней сделали!? Она же вся в крови!
Нужна «скорая», а поблизости, как назло, нет ни одного телефона-автомата! Проситься в какую-нибудь квартиру в это время бесполезно, никто не пустит. Оставлять девушку одну я побоялся, а пока нёс её на руках до перекрёстка, где, как мне помнится, видел телефон, она открыла глаза.
- Потерпи, милая, сейчас врача вызовем. Всё будет нормально, - попытался приободрить я её.
- Не надо врача…, - еле слышно прошептала девушка. - Они узнают. Позвоните, пожалуйста…, - она продиктовала номер телефона. - …Последний рыцарь. Его зовут Николай. Он поможет…
Она вновь потеряла сознание. Что же делать?! Почему-то насчет врача я ей поверил. Отвезти к себе? И оттуда уже звонить этому неведомому «рыцарю»? Но везти почти в другой конец Москвы! Чёрт, что делать!?
К счастью, мои сомнения почти сразу же разрешились. Как только я дошёл до перекрёстка, рядом остановилась светло-зеленая иномарка.
- Куда? – просто спросил водитель, выйдя из машины.
Опустив переднее сиденье, мы аккуратно уложили девушку, я сел позади шофёра и назвал адрес.
- В больницу её отвезти не хочешь? – спросил водитель.
- Хотелось бы, но нельзя.
- Понятно. Бывает.
…За время дороги мы не проронили больше ни слова. Девушка оставалась без сознания, дышала тяжело, с каким-то пугающим свистящим хрипом. Водитель остановился прямо напротив подъезда, который я ему указал.
- Сколько с меня? – спросил я его.
Он обернулся и внимательно посмотрел мне в глаза.
- Поставь свечку в церкви. За здравие. Больше ничего не надо.
- Хорошо, - я не нашелся, что ещё ответить.
- Помочь донести? - спросил он, кивнув на девушку.
- Спасибо, я донесу. Она лёгонькая. Помогите только из машины вытащить, и дверь подъезда придержите…


3.
…Итак, я в заднице. На моей кровати лежит совершенно незнакомая девушка с простреленной ногой, и двумя огнестрельными помимо этого. Два входных и одно выходное. Следовательно, одна пуля осталась внутри. По сравнению с этим, открытый перелом руки и многочисленные ушибы – просто детские царапины. Здесь необходима операция и долгий стационар.
В интересную историю я попал. Звонить какому-то неведомому Последнему рыцарю отчего-то не хочется, вдруг приедет куча недобрых мужиков с большими пистолетами и перестреляет нас всех к чёртовой матери. Есть, правда, один вариант….
Я набрал телефонный номер:
- Вас слушают, - отозвался приятный женский голос.
- Тринадцать - двадцать, – назвал я цифры кода.
- Соединяю.
- Да, - на этот раз гораздо менее приятный мужской бас моего друга, помимо прочего, являющегося моим непосредственным начальником во время ночных патрулей.
- Привет тёзка, у меня проблемы.
- Серьёзные?
- Как сказать…. У меня на кровати лежит «трёхсотый». Необходима госпитализация, причём просто в больницу нельзя, её, скорее всего, ищут.
- Гх-м, её?
- Да, это девушка.
- Невысокая, примерно под сто шестьдесят, нормального телосложения. Волосы тёмные вьющиеся, глаза карие. Одета в тёмно-серую вельветовую куртку, голубые джинсы, светлые кроссовки… Огнестрельное ранение, одно или несколько…
- Откуда ты узнал!? – я был ошарашен.
- Да вот, информация прошла. Твою знакомую ищут очень серьёзные люди. Нам тоже заказали. Если найдём, заплатят весьма приличную сумму. Что будем делать? Нашёл ты, тебе соответственно причитается.
- В таком случае, сколько я тебе буду должен, чтобы не отдавать её тем людям?
- Ого! Уже зацепило!? Неужели так хороша?
- Не издевайся, Див, я серьёзно, - ответил я, понимая, а ведь действительно – «зацепило». Когда мы с мамой, разрезав на девушке пропитавшуюся кровью одежду, и какие-то тряпки, похожие на порванные простыни, аккуратно смывали запёкшуюся кровь вокруг ран, я был поражён… красотой и совершенством её тела. Да, чёрт возьми, в такой совершенно несоответствующий момент!
- Жди машину, - ответил Див, - Свои люди – сочтёмся. Выкупить тебе её не удастся. Слишком гадкая ситуация сложилась вокруг этой милой дамы. Попытаемся спрятать.
- Спасибо тебе!
- Да ладно. Друзья как-никак…


4.
…Див приехал сам – исключительный случай. За три с лишним года, что мы друг друга знаем, он ещё не был у меня ни разу. С ним прибыли трое: врач и два незнакомых мне типа с ледяными глазами, вероятно охрана.
Девушка была в сознании. За десять минут до приезда большой компании я выяснил, что её зовут Инна. Говорить ей было трудно, поэтому я старался её особо ни о чём не спрашивать, а вкратце рассказал, кто я, объяснил, что она среди друзей и что бояться ей больше нечего.
По приезду, врач сразу же занялся пострадавшей. Охрана, бегло осмотрев комнату, удалилась на лестничную площадку, а Див тихо вывел меня на кухню.
- У меня появилась интересная мысль, - сказал он. - Нашу даму упорно ищут, причём, заметь, обязательным условием является доставка её живой, а люди её ищущие особой щепетильностью в этом отношении никогда не отличались. Следовательно, она владеет некоторой, очень нужной этим людям информацией, которой наверняка сможем воспользоваться и мы. А если так, то выдавать нам её нет никакого смысла. Так что, радуйся. Спасём твою красавицу, ещё и заработаешь на этом.
- Ты делец! – разозлился я. - Почему бы ни спасти человека просто потому, что он живой человек? А если бы ты не увидел в этом выгоды, плюнул бы?
- Нет. Всё равно бы помог. Но только потому, что об этом попросил ты. Когда мы говорили по телефону, я ещё не думал об информации, которую может знать эта девушка.
- Ладно, бог тебе судья. В какую больницу думаешь её отправить?
- В Голицино, Центральный Госпиталь Погранвойск. Там её точно не найдут.
- Да. Хорошо иметь нужные связи.
- Точно. С нами сейчас поедешь?
- Да, хотелось бы.
На кухню вошёл врач.
- Всё готово. Поехали.
Див позвал охранников. Те, аккуратно переложив девушку на складные носилки, понесли её вниз. Мы спустились следом, загрузились в микроавтобус УАЗ с военными номерами и выехали на улицу. Откуда-то следом вывернул чёрный Джип, пристроился сзади.
- Это наши, - Див заметил, что я настороженно оглядываюсь назад. - Между прочим, твой сегодняшний резерв. Как же ты не признал?
- Мало ли чёрных Джипов в Москве.
Инна слегка пошевелилась. Я наклонился и к ней и осторожно взял за неповреждённую руку.
- Всё хорошо, - ободряюще прошептал я ей.
- А девчонка молодец! - сказал Див. - Не стонет, не плачет. Хотя я вполне представляю себе, каково ей сейчас. Не всякий мужик выдержит.

…Я держу её тонкую тёплую ладошку в руке, смотрю на омрачённое страданием, но всё равно прекрасное лицо. Господи! Избавь её от боли, прошу тебя! Пусть её боль достанется мне.
Надо же! Кажется, я безнадёжно влюбился. Воистину, странны сердца людские! Ведь я не знаю об этой девушке ничего, кроме её имени.


5.
…Мне снилось море. Бескрайнее серое море, под серым небом. Тяжёлые мутные валы медленно накатывались на песчаный берег, неся с собой холод. Я стоял на берегу, смотря на это странное, невообразимо одинокое море, и знал, что земля, на которой я стою - Край Света, и там, за морем, нет ничего кроме холода и вечной тьмы. Это знание пришло ниоткуда, оно было разлито в воздухе над водой, шипело в грязной пене волн, вливалось в меня вместе с ледяным ветром.
А за моей спиной была дорога, одна единственная дорога, ведущая на этот Край Света. Дорога, по которой мне нужно идти….
…Когда я проснулся, на улице шёл снег. Я не люблю снег, но сейчас мне всё равно. Сегодняшний день должен быть счастливым для меня. Потому что сегодня я вновь увижу Инну.
Прошёл почти месяц с тех пор, как я нашёл на улице незнакомую умирающую девушку. Первые две с половиной недели к ней не пускали. Реанимация, многочисленные операции…. В это время я буквально не находил себе места. Потом меня всё-таки пустили. Ненадолго. Врач сказал, что она выкарабкается, но хромота останется на всю жизнь.
…Инна спала. Я смотрел на её осунувшееся лицо и думал, что наконец-то нашёл своё странное счастье. Я не чувствовал себя влюблённым. Я просто знал, что если она вдруг умрёт, или, поправившись, уйдёт по своему неведомому пути, оставив меня, моя дальнейшая жизнь уже не будет иметь ни цели, ни смысла.
Прошла ещё неделя, прежде чем я смог вновь увидеть девушку. Она отнеслась ко мне немного настороженно. Я не стал её ни о чём расспрашивать, рассудив, что она сама мне всё расскажет, если захочет, а немного рассказал о себе, о своих друзьях, о Московском Университете, в котором учусь, и многочисленных поездках по всей территории бывшего Союза. В общем, всего понемногу. Лишь про похороненную в моём прошлом войну не сказал ни слова.
Инна на удивление серьёзно, и не перебивая, слушала меня. В какой-то момент я почувствовал на себе её пристальный изучающий взгляд, и мне почему-то стало немного не по себе. На миг показалось, что она внимательно разглядывает мою душу.
- Ты когда-нибудь убивал людей? – внезапно спросила она.
…Совершенно не ожидая подобного вопроса, я на секунду растерялся. И вдруг, откуда-то из прошлого, из притаившихся где-то в глубине подсознания воспоминаний, неудержимым потоком хлынули… запахи. Запах пороха, запах раскалённого металла, запах горелой резины, запах машинного масла. Запах крови, запах страха, запах смерти.… На несколько секунд я был оглушён и раздавлен собственным прошлым. Словно бы со стороны я услышал собственный голос:
- Да, наверное.
- Наверное?
- Была война. Маленькая, никем необъявленная война маленького государства, бывшей республики Союза. Я стрелял, в меня стреляли. Иногда, люди, в которых я стрелял, падали. Я не знал, убивали ли мои пули кого-нибудь, ранили, или просто заставляли залечь. И не хотел знать. Я был в пелене войны. Там всё было иначе, по крайней мере, для меня.
- Вынуждена тебя огорчить. Скорее всего, ты был неплохим стрелком. Когда я была у тебя дома, то увидела рядом с тобой странную тень, чем-то похожую на ночное облако. Вначале я не поняла, что это, так как ничего подобного никогда не видела. А, приглядевшись, с немалым удивлением рассмотрела в этом сером клубящемся облаке души людей. Наверное, я была уже на границе жизни и смерти, если смогла увидеть такое. Такие же тени были и у людей, которые меня сюда везли. Лишь у твоей мамы не было ничего подобного. Правда, сейчас я, к счастью, уже не вижу этих теней.
Мне нечего было на это ответить. Кто знает, может быть, я действительно таскаю за собой невидимую тень, состоящую из душ убитых мною. А может, Инне всё это пригрезилось. Ведь она почти всё время была без сознания….
- Я устала, - сказала Инна. - Если можешь, приходи завтра. Или после. Буду рада. И, пожалуйста, позвони моей маме. Скажи ей, что я жива и, как смогу, поговорю с ней сама. Только лучше звони из автомата, а не из дома. Врачей я просить побоялась. Телефон наверняка прослушивают, могут и номер определить.
Инна продиктовала мне телефон.
- Я обязательно позвоню. До завтра! - попрощался я, выходя из палаты.

…Я звонил раз пять. В разное время. Никто трубку так и не взял. Надо взять у Инны адрес и съездить – посмотреть, не случилось ли чего. Заодно и Дива с ребятами взять с собой, на всякий случай…


6.
…Все-таки Инна необыкновенный человек. И дело не в её красоте, и не в том, что ей пришлось перенести. Мне кажется, что в ней сокрыта какая-то тайна, манящее непознанное волшебство.
Вся моя прошлая жизнь кажется мне теперь какой-то тусклой, словно не моей, потому что в ней не было этой девушки. И почему-то, с тех пор как я впервые увидел её, война не снилась мне больше ни разу. Но часто стало сниться небо – огромное бескрайнее, невообразимо прекрасное, но ужасающе холодное небо. И я снова стал летать во сне, как когда-то в детстве.
А иногда мне снится странное одинокое море. Оно зовёт меня, я просыпаюсь, зная, что надо срочно куда-то ехать, идти…. Но не знаю, куда.
…Сегодня, я впервые увидел на лице моей любимой улыбку. Я принёс ей цветы, и потратил кучу времени на поиски, во что бы их поставить. Наконец, одна медсестра вручила мне что-то типа трёхлитровой слегка изогнутой колбы, и когда я, вставив в это чудо стекольной промышленности букет белых роз, вошёл в палату, то был встречен улыбкой - самой прекрасной улыбкой на свете. Наверное, в этот миг не было человека счастливее меня.
- Забавное приспособление, - сказала Инна, с интересом глядя на принесённую мной «вазу». - Моей бурной фантазии не хватает вообразить, как оно используется, когда нет подходящего букета.
- Вероятно, это страшная медицинская тайна, - ответил я.
- Да, наверное. Нам, непосвящённым, не понять. А за цветы - спасибо. Странно, мне так давно никто не дарил цветов, я и забыла, что девушкам их иногда дарят.
Поставив неведомый сосуд с цветами на столик возле окна, я подошёл к кровати Инны и сел на стул рядом.
- Как себя чувствуешь?
- Намного лучше, чем когда ты меня подобрал, - с усмешкой ответила она. - Ты звонил моей маме?
- Да. Но безрезультатно. Продиктуй мне адрес, я туда съезжу, узнаю, в чём дело, и не случилось ли чего.
- Не надо, не езди.
- Почему?
- Может быть опасно.
- Хорошо, возьму с собой надёжных ребят.
- Это не тех волков, что меня сюда привезли?
- Ага. Может ещё кого.
- Ясно, но всё равно будьте осторожнее. Я не знаю точно, кого вы там встретите, но у людей, с которыми я столкнулась, были милицейские и ГБ-шные удостоверения, не исключено, что настоящие. Я, к сожалению, не знаю, что это за люди на самом деле. Хотя, судя по тому, что я ещё жива и нахожусь в столь роскошных условиях, у твоих друзей тоже немалые возможности.
- Див тоже ГБ-шник. То ли бывший, то ли настоящий, не знаю, да это и не важно. Теоретически, он знает тех, кто тебя ищет, но я с ним на этот счёт подробно не общался.
- Дива твоего я хорошо запомнила. У него была самая большая и тёмная тень…
Инна замолчала, задумчиво глядя на серое небо за окном.
- Опять зима, - неожиданно сказала она. - Печальное время года.
- Да, я тоже не люблю зиму. Но ведь она когда-нибудь кончится.
- Всё когда-нибудь кончится, - ответила Инна, повернувшись ко мне.
Натолкнувшись на чуть насмешливый и немного грустный взгляд девушки, смущённо отвожу глаза.
- Почему ты заботишься обо мне? – спросила Инна. - Ведь ты меня совсем не знаешь.
- Ну, прежде всего, я делаю это просто потому, что ты попала в беду, и кроме меня о тебе больше некому позаботиться.
Я посмотрел ей в глаза. И ощущая какую-то непонятную головокружительную лёгкость, словно шагая в пустоту, продолжил.
- А ещё, я тебя люблю! Пусть я про тебя мало что знаю, но ведь это поправимо. Наверное, это глупо звучит, но я безумно боюсь тебя потерять. Боюсь, что когда ты окончательно поправишься, то уйдёшь, забыв обо мне, невольно оказавшемся связанным с неприятным эпизодом твоей жизни.
Инна внимательно смотрит на меня. Всё же, какие красивые у неё глаза: карие, лучистые, только почему-то очень печальные.
- Знаешь, Димка, я на самом деле не удивлена, - сказала она. - Я знаю, что ты в меня влюбился, полной дурой надо быть, чтобы этого не заметить. Я спросила о твоей трогательной заботе не просто так, ведь ты действительно совершено меня не знаешь. Я чудовище. И было бы лучше, если бы я действительно ушла, забыв о тебе, а ты бы забыл обо мне. Хотя, о тебе я не забуду. У меня не так много настоящих друзей, чтобы оставлять их в прошлом.
- Ну вот. Если девушка предлагает дружбу – пиши пропало, - боюсь что моя усмешка вышла донельзя невесёлой. - Я люблю тебя прекрасное чудовище! Что же мне делать? Если твоё сердце принадлежит кому-то ещё, так и скажи. Я пойму и стерплю, и не буду лезть в чужое счастье. Тогда я искренне попытаюсь стать твоим другом, просто другом.
- Да нет, моё сердце, к счастью, принадлежит пока ещё мне. И что ты во мне нашёл!? Вроде, в связи с последними событиями выглядела не самым лучшим образом? Я и предположить не могла, что вид моего искалеченного, перемазанного кровью и грязью тельца вызовет у кого-то желание влюбиться!
- Да и нашёл я тебя то ли в бомжатнике, то ли на помойке, - усмехнулся я. - Наверное, у меня столь извращённые вкусы.
- Наверное, - Инна улыбнулась. - Хотя, если честно, что-то бомжатника я не помню. Что, неужели всё было так плохо?
- Бывает и хуже, - многозначительно произнёс я. - И приготовься, сейчас буду тебя кормить. Так что разговоры придётся временно оставить, - я потянулся за сумкой с гостинцами.
- Звучит довольно грозно. Но, в общем-то, своевременно. Кормят здесь неплохо, но сегодня я почти ничего не тронула. Хороший признак - если я начала капризничать в еде, значит поправляюсь. Ну, что у тебя там? Пахнет соблазнительно, доставай скорее, нельзя же заставлять девушку так долго ждать!
- А что, путь к сердцу женщины тоже лежит через желудок?
- А ты как думал! Хотя тут важен индивидуальный подход. Но путь к моему сердцу ты нашёл безошибочно.
Я рассмеялся.
- Вот видишь, как всё оказывается просто. Надо приезжать к тебе почаще и кормить повкуснее.
- Тогда я стану толстой и ещё более некрасивой, чем сейчас. И ты раздумаешь в меня влюбляться.
- А кто тебе сказал, что ты некрасивая? Плюнь ему в морду! А стать толстой тебе, по-моему, вообще никогда не грозит. Как ты не старайся.
- Да, наверное. Говорят – «волка ноги кормят», тут не потолстеешь. Эх, знал бы ты, с кем связался! Да ничего, через некоторое время узнаешь, на свою беду.
- А может, на счастье?
…


7.
…Ехать к Инне на квартиру, было решено поздно вечером.
Открыв дверь, первым делом включаем везде свет. Если за домом наблюдают, на свет быстренько прилетят.
Судя по царящему бедламу, те личности, что тут побывали до нас, активно что-то искали. Всё вверх дном, на полу вываленные из шкафов веши, клубы перьев из распоротых подушек, осколки посуды…
Грустно. Люди жили, любили свой дом.
В маленькой комнате на полу лежит оранжевый плюшевый медвежонок. Игрушка разорвана пополам - что-то искали внутри….
Отдельные увиденные фрагменты, почему-то болью отзываются в душе – опрокинутая на стол коробка с катушками ниток, засохшие комнатные цветы на окнах, смятое платье на спинке стула. Ощущение, что дом умер. Или умирает.
Зайдя на кухню, я набрал воды в пустую банку и полил цветы. Быть может, я всего лишь продлеваю их агонию, а может, какой-нибудь из них оживёт. И быть может сюда вернётся кто-то из тех, кто любил этот дом.
…В коридоре послышался шум, входную дверь мы закрывать не стали, и в комнату азартно ввалились два каких-то типа.
- Милиция! Руки за голову! На пол! – заорал один из них, тыча в меня пистолетом. Второй молчаливо направил пушку на моего напарника.
Странно, нет ни страха, ни ненависти, ни азарта, несмотря на то, что «рыбка» всё же клюнула, лишь равнодушное спокойствие. Дисциплинированно заведя руки за голову, я, тем не менее, падать на пол не стал, так как уловил лёгкое движение за спинами вошедших. В тот же миг, один из них, стоящий ближе к выходу из комнаты, молча повалился. Второй успел развернуться, но в следующую секунду присоединился к товарищу.
- Не пугайтесь, соседи, мы всего лишь мебель двигаем! - весело прокомментировал свои действия вошедший Саша-Шарманщик, прозванный так в своё время за любовь употреблять известное французское выражение, ко всем своим прочим достоинствам – бывший инструктор по рукопашному бою в «учебке» какого-то спецподразделения. Див вообще любит собирать вокруг себя подобные таланты, справедливо полагая, что если стране не нужны хорошие специалисты, то это совершенно не означает, что они не нужны никому.
- На лестничной площадке валяется третий. Какой-то вальяжный дядька, - сказал Саша, деловито обыскивая поверженные тела. – Неплохо было бы его втащить, а то, что люди подумают….
Затащив тело, мы присоединились к Саше, который с интересом рассматривал два трофейных удостоверения.
- Менты, - коротко резюмировал он и быстро обыскал третьего. – Вот это да! Два мента и помощник депутата Государственной Думы! Ну и компания к нам подвалила!
Третья ксива легла на стол к первым двум и рассыпанным катушкам ниток.
- Интересно, этот-то как тут оказался? Романтики захотел хлебнуть, что ли? Пожалуй, с него и начнём.

…После мокрой и болезненной процедуры оживления помощник депутата со стоном открыл глаза.
- Привет! – сказал ему Шарманщик. – Я буду спрашивать, а ты отвечать. Договорились?
Ответ был нецензурным.
- Не, так дело не пойдёт, - терпеливо объяснил ему Саша. – Если ты будешь упорствовать, я тебе в зад засуну кактус. Почему-то в последние годы я просто мечтаю засунуть какому-нибудь депутату в задницу кактус. Наверное, мания у меня такая, с головой не всё в порядке. Но депутата не нашлось, придётся воспользоваться помощником, - Шарманщик шагнул к окну с цветами.
- Вот не повезло! – грустно констатировал он через несколько секунд. – Кактусов нет. Но это не беда, если поискать, наверняка можно найти какой-нибудь паяльник или, на худой конец, кипятильник, - Саша внимательно посмотрел на пленника, и неожиданно спокойно добавил. – Знаешь, сука, а я ведь не шучу. Убивать не стану, но всю оставшуюся жизнь на врачей работать будешь.
- А что ты хочешь узнать?! – визгливо заорал заметно побледневший пленник. – Вы и так всё знаете, если заявились сюда. Нам нужна девчонка, и то, что она спрятала!
- Не ори. У соседей, может, дети спят, – невозмутимо посоветовал ему Саша. – Что вам нужна девушка, мы, понятное дело, догадываемся. Мне интересно, зачем она вам?
Помощник депутата изумлённо посмотрел на Шарманщика.
- Так вы не знаете, зачем? – недоверчиво переспросил он. – А вы вообще кто такие? Что здесь делаете?
Саша обернулся к нам с лучезарной улыбкой:
- Люди, кто-нибудь знает, что мы здесь делаем?
Затем, повернувшись к допрашиваемому, с той же улыбкой поинтересовался:
- Идти искать паяльник? Или побрить яйца зажигалкой? Мне казалось, что вопросы задаю я.
- Девушка совершила серьёзное уголовное преступление и находится в розыске, - глядя на Шарманщика, ответил тот.
- Не звезди, - отмахнулся Саша. – В розыске она не состоит. Неужели ты, скудоумный, думаешь, что у нас не было возможности это проверить? Ты сказал, что она что-то спрятала. Что именно?
- Алмазы, - с видимой неохотой выдавил из себя пленник.
Саша задумчиво посмотрел на него. Потом, слегка пожав плечами, повернулся к нам. Видимо, об алмазах он знал только то, что такие камни в принципе существуют.
- Что за алмазы, откуда, сколько? – спросил я, подойдя к ним ближе.
- Необработанные алмазы высшего качества. Откуда - не знаю. Их должно быть довольно много. Была большая партия – часть ее сейчас у нас, часть у девчонки.
- Ясно. Что с родителями девушки? Где они?
- Родители? Насколько я знаю, отца у неё нет. А мать жива и находится у человека, приказавшего вести наблюдение за квартирой. Больше мне ничего не известно.
- Что это за человек? – спросил Шарманщик.
Помощник депутата назвал имя, мне совершенно ничего не говорящее. Саша же, в отличие от меня, услышав его, заметно помрачнел.
...Через пять минут, приковав очухавшуюся троицу друг к другу найденными у них же наручниками, мы покинули квартиру. Див ждал нас, прохаживаясь возле подъезда. Рядом стоял чёрный микроавтобус, водитель которого сидел, уронив голову на руль.
- «Команчей» привёз? – поинтересовался Шарманщик мельком глянув на водителя.
- Подъехали минут через пятнадцать, как вы свет зажгли, - ответил Див. - Трое к вам поскакали, а мы с оставшимися познакомились. В салоне ещё один валяется, - Див показал комитетское удостоверение. – У него позаимствовал.
Саша достал три конфискованные ксивы и отдал Диву:
- Добавь в коллекцию. Не знаешь, где такие книжечки делают? Я бы себе тоже парочку заказал.
- Надо бы пробить, есть ли тут настоящие, - задумчиво ответил Див садясь в машину.

В машине Саша пересказал Диву всё что мы узнали. Когда он называл имя человека, установившего за домом слежку, Див коротко выругался.
- Кто это? – поинтересовался я.
- Серьёзный тип с большими возможностями, - грустно констатировал Шарманщик.
- Американцы бы назвали его боссом русской мафии, - дополнил Див. – Но это немного не так. В нашей стране мафии нет, нельзя же называть мафией серьёзную государственную организацию. Система за долгие годы была отлажена, как часы. Менялись исполнители, менялась верхушка, но система продолжала работать без сбоев. Ну а последнего руководителя сей паскудной организации зовут Пауком. За редким исключением, большинство из тех, кто связан с криминалом, вольно или невольно работает на паутину. Те, кто не связан, работает не долго. Менты на них план выполняют, надо же как-то доказывать простому люду необходимость своего существовании.


8.
...Придя сегодня домой, я вдруг почувствовал, что безумно устал. Усталость была не физической, а какой-то странной - тяжелой, давящей. Не хотелось ни о чем думать, ни есть, ни спать, вообще ничего.
Жизнь моя в последнее время стала воистину летящей. С утра - в Университет, на лекции, затем - на 103-й автобус, до «Кунцевской» и на электричку в Голицино. Лишь там – находясь рядом со своей любимой, я по-настоящему жил. Я наслаждался одним только её присутствием. Наверное, мог бы целую вечность просто смотреть на девушку или слушать её голос.
Инна.... Теплая мягкость её вьющихся волос, хрупкое изящество рук. Таинственная манящая глубина тёмных карих глаз… Её по-детски нежные губы с тремя тоненькими светлыми полосками – остатками шрамов, придающих улыбке особенную беззащитность. Она стесняется их и, улыбаясь, прикрывает ладонью, так как полоски при этом становятся немного светлее....
Несмотря на видимую хрупкость, внутренне Инна очень сильный человек. Когда я рассказал ей, что видел у неё дома, и что её мама находится у какого-то неизвестного хмыря, она восприняла это внешне спокойно. «Мама жива и здорова – это главное, а остальное пока несущественно», - сказала она. Но я видел ее глаза, в миг потемневшие…
Когда я что-нибудь передавал девушке или поправлял одеяло на её кровати, то иногда случайно касался ее. В эти мгновения я был по-настоящему счастлив, каким-то светлым тихим счастьем, которого раньше почему-то не знал.
Инна прекрасно замечала все это, воспринимая когда с легкой иронией, когда с непонятной печалью, даже тревогой. Бедная! Тяжело, наверное, почти каждый день находится в обществе такого совершенно обалдевшего от любви обожателя.
Надо же, я влюбился как мальчишка! Если бы кто-нибудь месяца два назад мне сказал, что простое мимолетное касание будет вызывать у меня щенячий восторг, я бы искренне рассмеялся в ответ!
...А сейчас непонятная усталость внезапно навалилась на меня, словно разбуженный медведь, и я вдруг почувствовал, как что-то тёмное подкрадывается все ближе и ближе, чтобы убить мое недолговечное счастье.
Предчувствие.... С Инной я сегодня виделся – с ней все в порядке. Вчера наконец-то сняли с простреленной ноги аппарат Илизарова, но она и с ним ходила, ни на что не опираясь, за что врачи в шутку окрестили её «железной леди».
Начинается сессия, но это ерунда, это не те проблемы, о которых стоит всерьёз волноваться. У моей мамы тоже вроде бы всё нормально. Но почему такое тяжёлое предчувствие?
Резко зазвонил телефон.
Я подошел, взял трубку.
- Привет, через полчаса я буду у тебя, - это Див. – Постарайся никуда не убегать.
- Куда я побегу на ночь глядя? Я пришел меньше часа назад.
- Хорошо. Жди, – короткие гудки....


9.
...Вошедший Див был мрачнее тучи.
- Твоей матушки нет? – спросил он разуваясь.
- У нее смена, придет только утром.
- Тем лучше, - Див достал бутылку водки и направился на кухню. – Два стакана есть? – поинтересовался он.
Я достал две рюмки. Див налил до краев обе, свою сразу же выпил, кивнув на вторую мне.
- Что так гоним? Я могу закусь поискать.
- Не надо. Тебе надо выпить, а потом я тебе кое-что расскажу.
Пожав плечами, я залпом выпил. Вероятно, меня малость скривило, так как Див, наблюдавший за моими манипуляциями, согласился:
- Горько конечно.
Немного помолчал, что-то обдумывая.
- Теперь будет еще горче, - устало сказал он. – Сегодня ночью мы потеряли пятерых, еще двое в госпитале. Две патрульные машины попали в засаду. А два часа назад мне позвонил Паук, сам. И сказал, вежливо так, что если я не хочу лишиться всех своих людей, то мне следует как можно быстрее отдать ему одну известную нам с тобой особу.
- Инну? – я не узнал собственный голос, почему-то вдруг ставший глухим.
- Да, - тихо ответил Див. – Я попытался было послать его к чёрту, но он вежливо прервал мою тираду и стал зачитывать список. Там были имена, фамилии и адреса всех наших. Может не всех, но я не стал дослушивать, хватило первого десятка. Понимаешь, что это значит? Даже если я уберу патрули с ночных улиц, это ничего не решит. Какая-то сука выдала ему всё – имена, адреса! Я, конечно, могу собрать всех в кучу и увести на полигон, где нас хрен достанут, но мы же не сможем там сидеть всё время! А у многих к тому же семьи.
Див замолчал, налил ещё водки.
- И что ты решил? – спросил я его, уже зная ответ.
- А что я мог решить? – он зло глянул на меня. – Ты не догадываешься? Или ты думаешь, что один человек, который взялся не пойми откуда, дороже нескольких десятков людей, многие из которых к тому же мои близкие друзья? Ты понимаешь, что я помимо всего прочего чувствую ответственность за ребят? В том числе и за тех, что погибли.
Я молчу. Что я могу ему ответить? Он прав. Но что же делать мне? Ведь Инна стала для меня дороже жизни.
- Я попросил у Паука три дня на раздумья, - продолжил Див. – Он отказал. Тогда я заявил, что он может подавиться своим списком, так как через некоторое время все перечисленные им люди получат оружие, и отправятся к нему знакомится, получив приказ стрелять во всё, что шевелится. Три дня он дал. Это всё, что я смог сделать.
Я дал слово, что либо через эти три дня он получит точное местонахождение девушки, либо я скажу - нет, и тогда… Он знает цену моего слова. А я не скажу - нет.
- Откуда он узнал, что Инна вообще как-то связана с тобой?
- Все банально просто - предают обычно ближайшие друзья. Кто конкретно – пока не знаю. Хорошо, что перевозили девушку ребята действительно надёжные, иначе Паук уже знал бы, где она и так. Но сейчас это не существенно. Паук уже знает имена и адреса. Кстати, ты тоже был в списке.
- Может нам перевезти Инну в другое место? И сказать, что она сбежала.
- Ты так и не понял, - вздохнул Див. – Я дал слово, что в случае согласия через три дня вручу Пауку точные координаты места, где она находится. Куда её не перевози. И если это сделаешь ты, то я буду вынужден её искать, пока не найду. Искать вместе с людьми Паука. Потому что не могу поставить под удар всех своих ребят.
Див тяжело поднялся из-за стола и направился в коридор. Уже, находясь на лестничной площадке, он обернулся.
- Я знаю, что ты попытаешься её спасти, - сказал он. – Я не враг тебе. Но я буду вас искать. И найду…
Я промолчал. Шансов справиться одному, у меня нет, и Див это знает.
- И ещё, - добавил Див. – Те удостоверения… Они настоящие. Тебе это о чём-нибудь говорит?…

…В три ночи неожиданно позвонил Саша-Шарманщик.
- Я все знаю, - сказал он вместо приветствия. – Не отчаивайся, я вам помогу. У меня с Пауком свои счёты, а тут такая возможность ему по-крупному насолить. Насколько я понял, у нас есть три дня. Завтра я всё подготовлю и договорюсь с друзьями, послезавтра отвезём девушку в надёжное место. Див ничего не знает, и знать не будет. Пока. До связи…
Короткие гудки. Отчаянье, безысходность, надежда…
Странно, я почему-то полностью уверен в Шарманщике, и стопроцентно знаю, что предал не он. Но даже если б это было не так, у меня нет выбора.
Усталость окончательно взяла верх, с трудом добравшись до кровати, я проваливаюсь в темноту…


10.
…На Москву обрушилась оттепель. С гулом падают с крыш размокшие комья снега, тёплый ветер гонит низкие серые тучи. Ветер пронзительный, свежий, зовущий.
Куда ты зовёшь меня, ветер? Ведь зима в разгаре!
Но ветру нет дела до времён года, и моя душа, услышав его зов, застонала, затосковала, стремясь в неведомую даль, навстречу безумному ветру…
Если б я умел летать, подхватил бы свою любимую на руки и унёс в какой-нибудь прекрасный мир, где нет зимы, злых людей с чёрными душами, где незнакомые прохожие улыбаются друг другу при встрече, где…
Эх, много чего можно придумать! Только людям не дано уметь летать. А прекрасные миры существуют лишь в сказках и наших мечтах.
Я, наверное, так никогда и не смогу понять: люди живут так мало, почему же вместо того чтобы сделать счастливыми себя, они так старательно пытаются делать несчастными других? Ведь это бессмысленно! Как оттепель в начале зимы.

Сегодня я решил в Университет не ездить, отправившись с утра в Голицино. Собирался предупредить Инну о завтрашнем переезде и побыть с ней подольше, но уже в электричке внезапно осознал, что у девушки почти нет тёплых вещей, только шерстяной свитер. Надо завтра не забыть что-нибудь взять. Оттепель - оттепелью, но всё же зима на улице.
По пути в госпиталь, стараюсь по возможности не думать о том, как и куда мы завтра поедем. Слишком тревожно становится на душе. Я обычно доверяю своим предчувствиям, что не раз мне помогало, но сейчас я почему-то «не вижу» завтрашний переезд, и это меня беспокоит. Не подвели бы друзья Саши-Шарманщика.
Иначе останется только умереть, защищая свою любовь. Но ведь не убьют. Кому нужна моя жизнь? Но смогу ли я жить дальше, осознавая, что так и не смог защитить свою единственную? Существовать, не ведая счастья, боясь и ненавидя зеркала?


11.
…Постучавшись, я вошёл в палату Инны. Девушка, стоящая возле окна, обернулась. Я натолкнулся на её взгляд, словно на невидимое препятствие.
Боль, отчаянье, безысходность....
Тревога зашевелилась во мне, сворачиваясь в тугую ноющую спираль.
- Что случилось? – я шагнул к Инне.
- Моей мамы больше нет, - еле слышно ответила она. – Её убили.
- Но… откуда...? Кто тебе сказал? – спросил я, всё ещё глупо надеясь на какую-то ошибку, но в глубине души уже прекрасно осознавая, что никакой ошибки нет. Просто я боюсь признаться самому себе, что тёмные предчувствия начинают воплощаться наяву.
- Никто не говорил. Я знаю, - Инна посмотрела мне в глаза. – Пустота и боль…
О, господи! Бедная моя, хорошая моя, за что же тебе столько всего! Мне хочется обнять твои плечи, укрыть, как-то утешить тебя, но что-то останавливает. Я не знаю, что делать, ощущая отвратительную гадкую беспомощность.
- Я не понимаю, за что? – прошептала девушка. – Ведь мама никогда никому не делала зла. За что? – она повернулась к окну. – Эй ты, Бог всемогущий! – внезапно её голос изменился. - За что, слышишь?! Почему по земле ходят те, кто не имеет право жить, и умирают ни в чём не виноватые? Ведь дальше нет ни Рая, ни Ада - ничего! Кому как не нам с тобой знать это! – Инна отвернулась от окна, на миг взглянув на меня, отошла и села на кровать.
Я застыл, ибо этого мига вполне хватило, чтобы я разглядел, как где-то в глубине её глаз, или быть может самой души, шевельнулось что-то странное, тёмное, чего я никогда не видел раньше. Что-то чужое. Это длилось всего лишь секунду, может меньше, и исчезло без следа, но я почему-то испугался.
Подойдя к девушке, я присел перед ней на корточки, осторожно заключив её ладони в свои. Господи, они же совсем ледяные! Инна никак не отреагировала на прикосновение, смотря куда-то сквозь меня. Я аккуратно уложил её в кровать, укрыв одеялом. Она подчинилась, равнодушно принимая мою заботу, и как только её голова коснулась подушки, закрыла глаза.
Я присел на стул рядом с кроватью. Побуду рядом, может что-нибудь смогу сделать, как-то помочь.
- Ты лучше уходи, - неожиданно сказала Инна.
- Почему?!
- Так надо. Не беспокойся за меня, я выдержу. Я должна это выдержать! – не сдержавшись, девушка всхлипнула. – Уходи!
Я сидел в растерянности, не зная как поступить. Уйти? Но ведь моей любимой может понадобиться моя помощь. А, оставшись, не сделаю ли я хуже, не подчинившись её желанию? Может быть, ей необходимо побыть в одиночестве, чтобы перебороть свою боль?
Инна резко села на кровати. Я вновь увидел, как в глубине её глаз колыхнулась странная пугающая тень.
- Во мне горит огонь, - сказала она. – Я не хочу, чтобы ты сгорел. Уходи, я прошу тебя.
Я медленно встал и направился к двери.
- Прости меня, Димка, - сказала Инна во след.
Я остановился, не оборачиваясь. Затем, решившись, сделал два оставшихся шага, открыл дверь и вышел в коридор.
…Голова звенящая и пустая. Лицо почему-то горит. Лишь на выходе из госпиталя я вспомнил, зачем собственно приезжал, вспомнил, что ничего не успел рассказать, и сел на ближайшую скамейку – раздавленный и опустошённый…


12.
Мы опоздали! Мы все опоздали.
Произошло то, чего не мог предвидеть никто из нас.
Когда утром мы с Шарманщиком вошли в Иннину палату, там сидел Див. На нас он отреагировал странно: как только я начал говорить ему, что я о нём думаю, по поводу несдержанного обещания трёх дней, он удивлённо выругался и рассмеялся.
Как оказалось, посреди ночи дежурная медсестра, решив выяснить, почему в коридоре вдруг стало так холодно, вошла в палату к Инне и обнаружила открытое настежь окно. В палате при этом никого не было. Див, естественно, оставлял в отделении своего наблюдателя, и когда поднялась лёгкая суматоха, тот поинтересовался, что происходит.
В общем, Див примчался ещё ночью и до сих пор пытался выяснить, что же произошло. Вначале, он решил, что мы, каким-то образом вычислив его наблюдателя и решив перестраховаться, спустились с крыши к нужному окну, где нас уже ждала девушка. Эта версия рухнула, как только его люди и он сам, поднявшись на крышу, не обнаружили вообще никаких следов, только слегка подтаявший, никем не нарушенный снег. Все окна, как непосредственно над палатой, так и рядом, были заклеены на зиму, их тщательно осмотрели и выяснили, что с осени они не открывались. А версия нашей причастности к происшедшему отпала, как только мы заявились с утра пораньше и начали скандалить. Див слишком хорошо меня знает, и сразу понял, что сыграть, имитируя полную непричастность к событиям и праведный гнев, без фальши я бы не смог.
- Единственное разумное объяснение всему этому, - под конец предположил Див. – Что есть кто-то ещё, кого мы не знаем. Человек-паук, мать его! Не сама же она спустилась, в конце концов, ослабевшая после больницы, перенёсшая кучу операций и без какого-либо снаряжения! А если прыгать – костей не соберёшь!
- Внизу какие-нибудь следы есть? – поинтересовался Шарманщик, подходя к окну.
- Какие там к чёрту следы! – отмахнулся Див. – Оттепель, почти всю ночь снег с дождём шёл.
Кстати, вы бы сваливали потихоньку отсюда, а то скоро люди Паука явятся. Я им уже звонил. Незачем тебе лишний раз светиться, - Див кивнул Саше-Шарманщику. – Мало ли чего. Помнится у тебя с «паучатами» были какие-то крупные разногласия. Вы теперь, насколько я понимаю, вне игры? – этот вопрос адресован уже мне. – Спасать-то некого. А найти девушку, я думаю, теперь будет весьма сложно. Пусть у Паука голова болит.
На вопрос я не ответил. Взглянув на меня, Див хмыкнул и ни о чём больше спрашивать не стал.
- Пойдём, Дмитрий, - Саша аккуратно тронул меня за плечо.
Я поднялся, чувствуя себя так, будто всю ночь грузил кирпичи. Странно, кажется у меня исчезла душа. Или это произошло вчера?…
- Ты подумай, - сказал Див внимательно глядя на меня. – Может, то, что случилось – к лучшему? Для всех. По крайней мере, мы ещё не успели окончательно перегрызться друг с другом. Девушка, как я полагаю, теперь в безопасности, среди своих знакомых. Паук остался ни с чем, что меня несколько радует.
А ты… постарайся забыть этот эпизод своей жизни. Время лечит.

Да, он прав, время лечит.

…Идя по коридору, я обратил внимание на пожилую пару, сидящую напротив поста медсестры. Мужчина и женщина. Женщина что-то доставала из сумки, сетуя на жизнь. Её седые волосы, почти прозрачные на фоне окна, слегка растрепались, выбившись из причёски. А мужчина просто сидел, и, не отрываясь, смотрел на неё. В этом взгляде было всё: благодарность, нежность, теплота, спокойная преданная любовь и что-то ещё, что невозможно облечь в слова.
Чужое хрупкое счастье на миг коснулось меня, и пустота на месте моей души зазвенела, закричала, взорвавшись миллионом острых осколков. Мне показалось, что отголосок какой-то вечной непознанной истины промелькнул и пропал…. Не сбавляя шага, я прошёл мимо, оставляя позади свое прошлое.
Я тоже был счастлив в жизни, хоть и недолго.
Пустота кричит…


13.
…Холодный зимний дождь оплакивает чьи-то судьбы.
Час назад стемнело. Я брожу по городу вот уже третьи сутки. Я мотаюсь по Москве из конца в конец: в толчее метро, духоте автобусов, а чаще вот так – пешком. Я ищу.
Инна, Инна, где же ты? Любимая моя, единственная моя, где мне тебя найти?
Зачем ты забрала мою душу? Или я сам её отдал?…
Я приходил к её дому, но там, конечно же, пусто.
Что же это со мной такое творится!? Я хожу словно зомби, не чувствуя голода, разучившись спать, разумом осознавая, что долго так не протяну, да и зачем, бессмысленно это.
Но ноги сами несут меня куда-то. Я в надежде вглядываюсь в лица прохожих, единых и монолитных в своей серой массе. Но среди них нет моей любимой.
И этот проклятый, монотонный дождь…
Господи! Я хочу найти мою любовь! Возьми всё, что захочешь, но верни мне Инну! Сделай так, чтобы я вновь мог увидеть её, услышать её голос, ты же всё можешь! Всё что захочешь!
Но небеса молчат. Конечно, что же им ещё делать.
…Я обернулся немного поздно, успев лишь увидеть, как что-то огненное с огромной скоростью несётся на меня. Мелькнула мысль про включённые фары грузовика. Что ты с огромной силой ударило меня, подхватило и швырнуло из ослепляющего света в темноту.
Странно, в какой-то миг я ощутил ПРИСУТСТВИЕ.
Это ты, Боже?
Где-то смеются дети. Странные дети. Мне почему-то хочется спрятаться подальше от них самих и их смеха.
Чья-то нежность, похожая на нежность матери в раннем детстве. А я и не знал, что помню подобные ощущения. Вот значит, на что похожа смерть.
Но чувства должны умереть, почему же я чувствую голод?

…Я очнулся, лежа на краю тротуара, на половину в луже. Редкие прохожие брезгливо обходили меня, спеша куда-то по своим делам. Ничего удивительного, Москва славится своим равнодушием к людям, попавшим в беду.
А где же сбивший меня грузовик? Уехал, зараза. Банально.
Мне стало смешно. Ну и видок у меня сейчас, наверное!
Голова звенит, но руки, ноги вроде двигаются нормально, значит, переломов нет.
Кажется, удар грузовика что-то привёл в порядок в моей голове. Мне больше не хочется плакать и молится. Хочется жрать, как волку. А вон и что-то вроде забегаловки.
Выбрав сугроб почище, я протёр снегом испачканную одежду и направился в кафешку.


14.
…Что-то изменилось. Никак не могу понять, что. Тоска, боль остались, ничуть не притупившись, но появилось что-то ещё. Странное чувство, которому нет названия.
…Я отошёл от кафе на довольно приличное расстояние, когда какой-то парень догнал меня.
- Пяти рублей не найдётся?
- Нет, - ответил я на автомате, не вдумываясь в вопрос, продолжая безуспешные и, в общем-то, бесполезные попытки разобраться в своих чувствах.
- Эй, пять рублей есть? - на этот раз чей-то наглый развязный голос.
Причём здесь какие-то пять рублей? Я остановился и обернулся.
Два незнакомых парня подошли ко мне вплотную.
- Ты чо, длинный, не останавливаешься, когда зовут? А!? – угрожающе спросил тот же наглый.
Бог ты мой! Какая ирония судьбы! Молодая бандитская поросль хочет денег. Небось, специально кого-нибудь караулили на выходе из кафешки. Безденежные люди в такие забегаловки обычно не ходят.
- Нет у меня пяти рублей, - ответил я.
- А если мы у тебя деньги находим, мы тебе п…ды даём?
- А ты лицо помять не боишься, одежду испачкать? – спросил я наглого.
- Я не понял, ты чо, крутой? Деньги гони! – краем глаза я увидел, как в руке у него что-то блеснуло. Нож?
Я не стал продолжать бессмысленный диалог. К сожалению, ублюдков вылечить практически невозможно. А я и не умею.
Без предупреждения я рубанул наглого ребром ладони по переносице, почувствовав, как под рукой что-то мягко хрустнуло. Парень рухнул навзничь, словно налетев на лом. Второй противник молчаливо бросился на меня. Я успел выставить локоть, на который тот благополучно и налетел. Не дав ему вдохнуть выбитый воздух, я ударил его ногой в лицо, сбив на землю, а затем коротким ударом размозжил горло.
В следующую секунду какая-то непонятная сила вошла в меня, растёкшись по моему телу приятным огнём. Словно бы я, выйдя из душной затхлой комнаты, вдохнул чистого свежего воздуха. Непередаваемое, ни с чем не сравнимое ощущение. Мне вдруг показалось, что я умею летать.
…Парень с размозжённым горлом, хрипел, биясь в грязном снегу тряпичной птицей. Мне стало жаль его. Подойдя, я сломал ему шею, дабы прекратить его мучения.
И вновь неведомая сила тёплым ветром вновь налетела на меня, прошла насквозь и растворилась во мне, напоминая о себе лишь лёгким покалыванием по всему телу.
И вдруг всё кончилось. Я словно резко очнулся, внезапно осознав, что только что спокойно и хладнокровно голыми руками убил двух человек. Убил. Я. Словно всю свою жизнь только и занимался этим.
И в глубине меня что-то считало это правильным. Единственно правильным.
Я огляделся. Людей на улице было немного, а те, что были, спокойно проходили мимо, не обращая на меня ни малейшего внимания. Какая-то женщина остановилась было, вглядываясь в лежащие тела, но затем опять заспешила дальше.
Наверное, среди убитых не было её сына.
Мертвецы. Они же все мертвецы! Ходят, смотрят, разговаривают, играют в жизнь, но все уже давно мертвы. А может, и не рождались никогда?
Мне стало страшно. Вокруг нет живых, одни мертвецы. И я – новоявленное чудовище, среди оживших трупов.
Не оборачиваясь, я пошёл прочь.
Что-то сгорело во мне, сломалось….
Инна, где ты? Мне плохо, я люблю тебя, Инна. Я только что убил двоих человек, но мне почему-то кажется, что ты сможешь понять, и простить меня за это. Где ты, Инна?
Я остановился, ослеплённый внезапной догадкой. «…Я видела странную тень, похожую на ночное облако…». Неужели, та непонятная сила, вошедшая в меня во время короткой схватки – души? Души убитых мною людей. Вначале одна, затем вторая. Похоже. Очень похоже на то. Но зачем они мне?
И почему я убил их? Я, который даже на войне старался по возможности не убивать. Ведь человеческая жизнь священна.

…Не заметив как, я вышел к одному из мостов через Москву-реку. Наверное, уже ночь, людей на улицах не видно, и машин практически не осталось. Издалека я заметил, что на мосту кто-то стоит.
Река, замёрзшая только близ берегов, в свете городских огней отливала холодным золотом. Обманчивая внешняя красота.
Залюбовавшись рекой, я не сразу понял, что произошло. Что-то камнем упало вниз.
Отчаянный девичий крик и плеск воды. Река спокойно приняла свою жертву.
Сорвав с себя куртку, я прыгнул с моста.
Холодный огонь ударил меня и поглотил. Намокшая одежда потянула на дно, но я вынырнул. Я всё же вынырнул, чтобы спасти тонущую девушку, осознавая, что самому мне уже не выплыть.
Зачем же ты прыгнула незнакомка? Тебя бросит твой парень? Не поняли родители? Или весь мир вдруг повернулся спиной, и ты решила таким образом отомстить ему?
Глупая. Это мир мстит тебе, за то, что ты есть. Он не любит счастливых.
И почему твой голос, незнакомка, так похож…. Но даже если бы он не был похож, я бы всё равно прыгнул.
Потому что жизнь священна.
Как же мне холодно…