Глава 3. В Киев навсегда. 7
Прощание со школьными годами.
За всеми летними хлопотами и делами, которые приобрели творческий, «взрослый» характер, незаметно пришло 1 сентября 1953 г. Мы пошли на последний круг школьной жизни. Наш 10 «Б» в полном составе последний раз пришёл на школьный двор для построения и торжественного открытия нового 1953-54 учебного года, последнего для нас в средней школе № 96, что тогда юридически находилась на Львовской улице, а фактически – против нашего дома на Третей просеке.
В 2004г. я был в Святошино 17 августа. Поехал специально для проведения фотосъёмок мест пребывания нашей семьи. Фотографировал школьное здание, где теперь Институт восточных языков, двор, в котором и были построения классов на «линейки», где я проводил утренние зарядки со всей школой (было у меня такое поручение директора школы), нашу классную комнату. Эти снимки я представил в этой части главы о летах молодых.
В то время началась подготовка к празднованию 300-летия Воссоединения Украины с Россией. Директор школы предложил ввести практику подготовки и чтения докладов учащимися выпускных классов на школьных уроках в средних классах. Темы докладов были посвящены историческим событиям трехсотлетней давности, проходивших на территории Украины, России и Польши. Я подготовил доклад о боевых действиях войск Богдана Хмельницкого в освободительной войне с Речью Посполитой. Читал доклад в 7-8 классах, вроде бы не без успеха. Помниться, как одна из девочек 8-го класса попросила у меня текст доклада и вернула его в переписанном виде каллиграфическим почерком. (Может быть, её интересовал не доклад, а докладчик?). Эта тетрадь ещё некоторое время была среди моих школьных бумаг до очередной ревизии, в результате которых безвозвратно исчезали мои детские дневники, письма, записи, тетради, учебники… О чём очень сожалею.
Одним из запоминающих событий осени 1953 года была встреча с легендарным лётчиком, Героем Советского Союза Михаилом Водопьяновым. Он приехал в Киев с лекциями-воспоминаниями о челюскинской эпопее, когда спасали с ледяного лагеря людей с затонувшего парохода «Челюскин» (1934г.). О первой в мире высадке на дрейфующую льдину в районе Северного полюса четверки ученых-полярников под руководством Папанина, для создания станции Северный полюс один (СП-1). О годах войны, высадке новых полярных групп и, в частности, организации в сентябре 1950 г. СП-2 (руководитель Сомов Михаил), первом прыжке с парашютом на Северный полюс врача-полярника Воловича.
О предстоящем выступлении с Водопьяновым я узнал из афиши клуба завода «Красный экскаватор», который тогда размещался в одноэтажном здании деревянной постройки недалеко от центральной проходной завода. (Это здание потом сгорело и на его месте построили новый клуб). На встречу с Водопьяновым я «притащил» почти весь класс.
Через два года после этой встречи я слушал Водопьянова, который рассказывал о последних достижениях в исследовании Арктики (СП-3, СП-4) полярных летчиках, обеспечивших выбор и высадку на льдины дрейфующих станций под руководством Мазуркевича. Это было в годы учебы в Киевском геологоразведочном техникуме. Я учился на геофизическом отделении по специальности гравии - магниторазведке. У нас, будущих геофизиков, уже был профессиональный интерес к работам на дрейфующих станциях в Ледовитом океане.
А встреча в 53 году была данью героическим событиям и носила характер романтического восприятия и восхищения необычайными, увлекательными приключениями не книжного героя, а нашего современника и соотечественника. Моё увлечение авиацией и романтикой странствий тогда вызывало восторженное желание стать на этот же путь. Такая возможность ждала нас не за горами…
А в ожидании «героического будущего» мы пока совершали «героические» поступки в школе. «Унаследовав» пример Герцена и Огарёва, «революционеры» нашего класса выпустили свою газету «Колокол». Я не помню содержания и сути этого «набата», но газетка содержала какую-то «чепуховину», и, поэтому странно, что она вызвала не шуточную реакцию у дирекции школы.
Началось расследование, кто авторы, почему и с какой целью выпущен этот «Колокол». Как не странно, но я в этом не участвовал, хотя (как всегда) оказался в круге «подозреваемых». Все мы молчали как партизаны, «раскололся» лишь Толя Софиенко. События приняли серьёзный оборот. Толя рассказал родителям о ситуации в классе. Его мама, вероятно зная новейшую «историю наше родины», настояла на раскрытии этой «великой тайны», и Анатоль в её сопровождении посетил директорский кабинет. Выдав затейников, он на веки потерял нашу дружбу.
Так как «революционерами» оказались лучшие ученики класса (Изя Бурштейн, Володя Кернерман, Саша Мальцев и даже Боря Овсиенко), то эту историю с «Колоколом» замяли. Я «проходил» по этому «делу» как подозреваемый, юноша с анархическими наклонностями, и поэтому - как вероятный инициатор. Хотя участия не принимал, но читал, смеялся и поэтому «привлекался»…
И всё же настоящего творческого успеха мы достигли. Нас не оставляло увлечение театром, особенно это подкрепилось нашим участием в массовках на съёмках в Киевской студии.
Здесь мы прикоснулись к творческой деятельности профессиональных артистов кино, театра и эстрады.
Вершиной, которую достиг и на которой завершил свою деятельность наш школьный «театр» была постановка пьесы Александра Корнейчука «Богдан Хмельницкий». Подготовка началась задолго до премьеры, которая состоялась в феврале 1954 года.
Для участия в спектакле были приглашены ученики из параллельных десятых, а также восьмых и девятых классов. Распределение ролей с моим участием, как помощником режиссёра, провела Вера Апполинариевна. Мне была поручена роль Богдана Хмельницкого. Основная инициативная группа по организации постановки и обеспечению реквизитом, костюмами и декорацией была из нашего класса: я, Алла Бадаева (наш комсорг), Боря Овсиенко, Саша Мальцев. Подключилась Мая Мартыненко из 10 «а». Наиболее интересными и значимыми в этой организационной работе были посещения театров, для получения в прокат реквизита и костюмов (на это директор школы специально выделил деньги).
Первый театр, который мы посетили, был театр им. И. Франка. Директором театра и художественным руководителем в то время был Дмитрий Милютенко – известный артист театра и кино. Нас беспрепятственно пропустили в театр после нашего звонка с проходной. На сцене в этот момент шла репетиция театральной постановки по роману Шишкова «Угрюм-река». В главной роли был Виктор Добровольский. В ожидании Милютенка мы из ложи второго яруса смотрели действия на сцене.
В перерыве к нам зашёл Дм. Милютенко. Доброжелательно и приветливо расспросил нас кто мы и откуда и по какому вопросу. Узнав, что мы не их подшефные, с сожалением и извинением ответил, что не сможет нам помочь, т.к. прокатных костюмов и реквизита у них ограниченное количество, и он обещал их своим подшефным. Он пожал нам на прощание руки, и, ещё раз извинившись, ушел вести репетицию дальше. Вот такая встреча в нашей жизни была с выдающимся артистом украинской сцены.
Стало ясно, что нужно идти в оперный театр. Здесь в это время готовили постановку второй редакции оперы Данкевича «Богдан Хмельницкий» по либретто Ванды Василевской и Александра Корнейчука, в основе которого была одноименная пьеса, которую ставили мы !
Проникнуть в театр со стороны служебного входа мы смогли благодаря предварительной договоренности нашего директора и администрации театра. Проход в реквизиторскую и костюмерную шёл подземными коридорами и за задником сцены. В этот день шла репетиция мизансцены, в которой героиня народной артистки Ларисы Руденко в спортивном костюме демонстрировала умение в фехтовании на казацких саблях в схватке с Богуном, роль которого исполнял Сергей Козак. Нам это удалось посмотреть из-за кулис.
В костюмерной нас впечатлил огромный выбор костюмов. Подошли мы и к «станку», на котором висели костюмы главных героев «Богдана Хмельницкого». Это были шедевры костюмерного искусства в единичных экземплярах: костюм Богдана, Богуна, Кривоноса, Саломеи и других героев оперы. На мою шутливую просьбу к заведующей костюмерной дать мне костюм Хмельницкого, она очень серьёзно рассказала, сколько стоит этот костюм, как сложен в изготовлении и-и-и… вообще, … «это не возможно никак, да и артист Гришко не согласится». Отобранные нами костюмы и реквизит (сабли и другие аксессуары), в огромных мешках завезли ко мне домой.
Всё это происходило в канун премьеры нашей постановки. Этому дню предшествовали почти ежедневные репетиции после уроков. Отрабатывали отдельные мизансцены, их сводки и, наконец, подошла генеральная репетиция.
В один из февральских холодных дней 1954 года – год празднования 300-летия воссоединения Украины и России, на сцене школьного актового зала состоялась посвященная этому событию историческая для школы триумфальная постановка пьесы «Богдан Хмельницкий» силами выпускников третьего послевоенного выпуска средней школы № 96.
Триумфу не было конца! На премьеру и единственный спектакль были пригашены студенты- иностранцы (символично, что в основном среди них были китайцы: затем в этом здании открыли школу-интернат № 1 с изучением китайского языка). Аплодисменты были, ну-у… почти, как овации. Фотосъёмки, сделанные по ходу спектакля и после него, выполнил Данил Моисеевич. Мне были подарены скромные любительские фотографии за успешное исполнение главной роли…http://www.proza.ru/2011/03/22/650, http://www.proza.ru/2011/03/22/670, http://www.proza.ru/2011/03/22/697, http://www.proza.ru/2011/03/22/721,
Этим спектаклем закрылся наш театр, и поставлена «птичка» о проведении в школе одного из мероприятий приуроченного 300-летию Воссоединения.
Празднование этой даты в Киеве завершилось в мае 1954 года парадом и демонстрацией на Крещатике. На этом параде я был с отцом. Он, как всегда, получил пропуск на две персоны в райкоме.
У меня была возможность бывать на парадах и демонстрациях в майские и октябрьские празднования, начиная с 1952 г. Не нужно было топать через весь город пешком из Святошино со школьной колонной, с каким ни будь тяжелым лозунгом и этим же путём возвращаться обратно.
Запомнился майский парад, который принимал командующий Киевским военным округом маршал Гречко (был командующим до 1953г). В те годы командующий парадом и принимающий его выполняли ритуал объезда войск на лошадях для верховой езды. Маршал Гречко – высокий, стройный, энергичный человек, прекрасно владел верховой ездой. Он получил выучку в военной кавалерийской школе и отслужил до войны в кавалерийских частях.
На параде его сопровождал адъютант на коне на корпус сзади. С этим молодым капитаном, небольшого роста и характерным «овалом» ног, я как-то ехал в трамвае по маршруту на Зверинец:я направлялся к дяде Грише на ул. Мичурина. У капитана были погоны со значками кавалерийских войск: две сабли, скрещенные на фоне конской подковы. Вышел капитан на остановке возле ипподрома, который был тогда на ул. Суворова 5. Здание ипподрома сохранилось под номером 9, а на месте ипподрома теперь стоят жилые дома.
Перевернув предпоследнюю страницу школьной жизни, мы переключились на подготовку к выпускным экзаменам. На первый план вышла проблема окончательного выбора профессии и задача поступления на учёбу. Меня эти проблемы сблизили с Володей Кернерманом. Его отец работал на авиазаводе, где начали выпуск антоновских машин. У нас с Володей возникло желание поступить в… Севастопольское военно-морское училище по инженерной специальности. У нашей одноклассницы Светы Кульчицкой старший брат – мой тёзка, завершал учёбу в этом училище, находился в отпуске перед последним курсом и мы с Володей специально напросились в гости.
Кульчицкие жили на территории дома инвалидов и престарелых на ул. Южной (теперь – Котельникова). Игорь откровенно, без прикрас рассказал об учёбе в училище, о перспективах после его окончания. Сказал, что с моим зрением меня не примут на морскую службу. Посоветовал поступать в обычный вуз. Тем не менее, я и Владимир стали готовиться к «суровым морским будням» в роли инженеров морского флота и объединили усилия в подготовке к выпускным экзаменам с ориентиром на вступные экзамены. Основное внимание мы уделяли математике и физике. Я пытался ликвидировать традиционное отставание по иностранному языку (немецкому). Готовили тематику для письменного экзамена по русской литературе (сочинение). Я сосредоточился на литературе начала ХХ века и Советской литературе (Толстой, Горький Фадеев). Свободных тем я недолюбливал и за всё время учебы написал лишь одно сочинение на свободную тему.
Время неумолимо набирало ускорение. В школьном вестибюле на видном месте повесили большой плакат-календарь. Написана была только одна фраза: «До экзаменов осталось…». Далее ниже, был вырез для меняющегося каждое утро числа количества дней.
Вначале это означало, что ещё «о-го-го»: как много до экзаменов! Затем – «э-ге-ге»: уже половина срока прошла. И, наконец, «ой-ей-ей»: осталось десять дней…. Когда настало «ой-ей-ей» – десять дней, зная расписание экзаменов, мы начали доведение до автоматизма приёмов и алгоритмов «извлечения» знаний по каждому из сдаваемых предметов. Включая и подготовку… «шпаргалок».
Я приготовил шпаргалки только по немецкому языку. В словаре, которым разрешали пользоваться, я заклеил по каждому билету примеры для вопроса по грамматике. Шпаргалки были написаны карандашом и сливались с текстом словаря. Мне удалось воспользоваться этой «подсказкой» и я получил «4». Но Эдя Романов, которому я оставил словарь, «попался». Был "маленький скандальчик", мне снизили оценку до трёх балов, а словарь навсегда был конфискован директором школы.
Было недоразумение и на математике письменной. Я быстро решил все задачи и примеры, немного задержался на пояснении хода решения задачи по алгебре с тригонометрией. Спросил Володю Кернермана, такой ли ответ. И мне… снизили отметку, сказав, что я списал (что было невозможно при всём желании, так как Владимир сидел на другом ряду через проход). Это учительница по математике М.И. Вахнина, затаив на меня обиду за конфликт, что был в девятом классе, «отметилась». В общем, настал «час расплаты», а ведь был её «любимчиком» за оригинальные решения задач в младших классах, участвовал в олимпиадах городских, но вот не простила мою глупую браваду и «отомстила»… Пухом ей земля!
Остальные экзамены прошли в «штатном режиме»: я получил свои оценки, которые соответствовали моим знаниям.
В хлопотах и волнениях мы не заметили, что пролетел май и почти весь июнь. Закончились экзамены. Настал час прощаться со школьными годами.
Прощай школьная жизнь! Выбор профессии.
24 июня 1954 г. в присутствии значительного количества родителей и преподавателей, представителей старших классов состоялся торжественный акт вручения нам аттестатов зрелости. Мне в этот день было 17 лет 5 месяцев и 10 дней: вполне «зрелый мужчина». Вечером состоялся выпускной бал, на котором випускники «блистали» новыми не школьными нарядами и особенно были красивы абсолютно все вчерашние ученицы в вечерних платьях. Ночь прошла без сна и рассвет мы встречали на смотровой площадке на старинном бельведере возле филармонии, которого сейчас уже нет. Домой возвращались с Бессарабки на трамвае № 23.
http://www.proza.ru/2011/03/22/760
Ещё некоторое время мы не могли "разлететься" по своим новым жизненным маршрутам, собираясь нашей устоявшейся за годы учёбы группой на природе, слушали музыку, танцевали. Ходили в кино. Как раз состоялась премьера замечательного фильма «Верные друзья», который до сих пор не покидает экраны ТВ. http://www.proza.ru/2011/03/22/782
Наша последняя встреча состоялась в Зеленом театре на чествовании выпускников школ города, на котором городское школьное руководство поздравляло нас с выходом в большую жизнь и «угостило» нас хорошим концертом ведущих артистов Киева. Так мы отдыхали после экзаменов, но при встречах все разговоры крутились вокруг главной тогда жизненной задачи: куда пойдём учиться.
Мой «коктейль» желаний посвятить свою жизнь, какому либо делу вмещал в себя: театр – как сердечную привязанность и первые успехи на этом поприще, авиацию – как героико-романтическое влечение и семейную профессию, физику – как основу приборостроения и любимый предмет в школе, геологию с аэрометодами разведки – как возможность приблизиться к авиации…
Сцену, как профессию, меня убедил не делать домашний совет, который вёл дядя Гриша. Это был второй судьбоносный момент моей жизни, когда значительную роль в нём играл Григорий Кондратьевич – старейшина нашего киевского клана.
Была попытка определиться на учёбу в Московский авиационный институт. Но всё завершилось перепиской с приёмной комиссией, письмо которой у меня храниться до сих пор. С письмом пришли и правила приёма в этот вуз. Здесь сыграла роль «отдалённость места учёбы» от маминых борщей и котлет. Заходил я и в институт ГВФ (теперь это Национальный авиационный университет), который находился тогда на улице Гарматной. Но требовалось лётное здоровье, а моё зрение не улучшилось.
Возможными вариантами поступления оставались КПИ, строительный институт, Киевский университет. Отец имел возможность поспособствовать мне в поступлении на «силикатный» факультет КПИ. Я к строительной профессии тяги не имел. В понятие «силикат» я вкладывал только «силикатный кирпич». Не знал я, что за этим скрывается «закрытая» специальность, связанная с созданием и производством полупроводников и другими новинками радиотехники, превращавшейся в радиоэлектронику.
В КПИ интересовал меня факультет приборостроения и автоматизации как реализация дальнейшего увлечения физикой, которую я увлечённо учил в школе и всегда имел отличные оценки по её знанию. В этом была большая заслуга нашего директора школы и преподавателя физики Данила Моисеевича Тарнопольского. Он прекрасно владел предметом и методикой преподавания физики. Основы знаний по физике, заложенные в школе, стали базовыми при освоении новых знаний в дальнейшем.
Главным внутренним психологическим препятствием, помешавшим мне сразу поступать в высшее учебное заведение, стало моё слабое знание (как я тогда считал)… немецкого языка. Переход с одного на другой язык в средних классах и, вызванное этим хроническое отставание в изучении немецкого языка, породило во мне неуверенность в себе. Иностранный язык входил в перечень предметов на вступительных экзаменах в вуз. Я принял окончательное решение поступать в Киевский геологоразведочный техникум Министерства геологии и охраны недр СССР. Этому выбору по-своему способствовали мои родственники.
Однажды в 1952 года у нас появился новый гость – мамин двоюродный брат Боря Ковшар из Лубён. Он отслужил в армии, получив звание младшего лейтенанта и имея среднее образование (вечерней школы), приехал в Киев поступать на учёбу. Выбрал он Киевский геологоразведочный техникум. Его приняли на геофизическое отделение, где готовили техников-геофизиков по поиску и разведке радиоактивных полезных ископаемых. Учёба шла в закрытом режиме. Борис учился два года, как имеющий среднюю школу за плечами. Он окончил техникум в 1954 году, женился и уехал на работу в Алма-Ату, в Казахстан.
Итак, два моих родственника двоюродного «ряда» родства: Валя и Борис пошли по геологической службе: романтической, творческой и в тоже время, как выяснилось уже на стадии учёбы, хорошо оплачиваемой. Валентин окончил горный техникум и уехал на работу на строительство Куйбышевской ГЭС на Волгу.
Расспрашивая Бориса о специальности геофизика, выяснил, что широко применяются аэрометоды различных геофизической съёмки, поисков и разведки. Это для меня стало знаковым моментом: где авиация, там и я!
Имея пример старших, я и принял тогда решение идти тем же путём. 26 июня 1954 года я сдал свои документы в приёмную комиссию КГРТ – Киевского геологоразведочного техникума.
Так начались мои университеты и школа жизни.
Фото: Мне 17 лет."Прощальная" школьная фотография.
7 февраля 2008 г.
10:19
Продолжение в http://www.proza.ru/2011/03/25/858
Свидетельство о публикации №211031801493
Хорошая фотография, а точнее, хороший хлопец!
Светлана Шаляпина 10.05.2020 22:48 Заявить о нарушении