Грузин Повесть Глава 1 1 оконч о

Грузин
Повесть
Глава 1
                1          
   Родился Гога Джавания в небольшом грузинском  городке не далеко от Тбилиси. Его папа работал научным сотрудником в республиканском музее. Когда он учился в Москве, познакомился с красивой белокурой девушкой, влюбился и после окончания университета увёз её на  Кавказ. Мама работала  в школе учительницей русского языка. Гога был небольшого росточка, худеньким мальчиком, часто болел. Когда  перешел в пятый класс, мама записала его в детскую музыкальную школу. Там папина родственница учила его играть на скрипке. Несколько долгих и мучительных лет учиться музыке Гоге не хотелось. Учил он ноты и сольфеджио только потому, что заставляла строгая мама. Но в последних классах музыкальной школы музыкой  мальчик увлёкся и  уже играл на своей скрипке не только то, что задавала учительница. Теперь маме всё чаще приходилось выпроваживать сына на улицу погулять, прерывая его многочасовую игру на полюбившейся скрипке или на стоявшем в его маленькой комнатке пианино.
   После десятилетки Гога  попытался поступить в музыкальное училище, но не прошел по конкурсу. Можно было поступить на учёбу  и с его  баллами, но у папы с мамой не было  денег. И тогда он  поступил в  педагогическое училище, а после его окончания пришла повестка из военкомата. Здоровье его по-прежнему было неважным, и после медицинской комиссии молоденький капитан военкомата записал  его служить в строительные части.
    В ноябре месяце на Кавказе ещё тепло, и прибывшие в военкомат новобранцы были одеты по местным меркам очень даже хорошо. Но когда воинский эшелон с призывниками миновал Оренбург, и за окном началась настоящая зима со снегом и морозами, одежда Гоги для такой погоды оказалась не пригодной. В часть он приехал  простуженным, с температурой. Сразу после стрижки и помывки в бане его положили в санчасть. Сердитый  майор и молоденький лейтенант лечили Гогу  таблетками и уколами. Через неделю лечения, его ещё кашлявшего, из санчасти выписали.
   Бледный, меленький, согнувшийся от холода Гога предстал перед командиром учебной роты, и у того сразу испортилось настроение. Молчавший несколько минут капитан дал Гоге Устав Внутренней службы и сказал:
   - Ты парень грамотный, на вот выучи обязанности дневального и дежурного по роте, обязанности солдата, а на стенде в коридоре изучи распорядок дня роты. Побудешь пока дневальным по роте. Немного оклемаешься, тогда и начнёшь заниматься вместе со всеми.
   Несколько дней подряд с повязкой на левой руке Гога стоял у тумбочки, отдавал всем честь, а после смены с поста под руководством старшины и дежурного по роте драил в помещениях роты полы, убирал в туалете, наводил порядок в каптёрке и канцелярии роты.
    Через несколько дней на построении роты всех ребят с высшим и средним образованием вывели из строя и отправили в клуб части. Гоге старшина  тоже велел топать в клуб. Там несколько офицеров и майор из санчасти отбирали ребят для направления в школу сержантов. Когда дошла очередь до Гоги, майор, подбиравший себе  курсантов, просмотрев его личное дело и медицинскую карточку, сказал:
  - А этого зачем  привели?  Он имеет педагогическое образование, это хорошо, но вы посмотрите на него! Какой из него сержант? Кто его будет слушаться? Нет! Этого я не возьму. Идите, товарищ солдат, вы свободны.
    Не состоявшийся сержант ушел в роту, и  опять встал  у опостылевшей за эти дни тумбочки. 
               
               
2
     Через десять дней первичное обучение молодого пополнения в учебном центре части закончилось. Майор из производственного отдела штаба полка долго ломал голову, куда определить рядового Джавания. Рабочей специальности никакой, физически слаб, а в медицинской книжке записей о болезнях больше, чем у всей роты призывников вместе взятых. И решил он направить Гогу в учебный комбинат стройки учиться на каменщика.
   Гога видел, как в их городе бригады крепких мужчин строили из кирпича и камня дома. Это были  уважаемые специалисты. Строили они красивые по форме, добротные дома. Каждый кирпичик в руках мастера ложился точно на своё место, ровно и  красиво. «Но это там,  в Грузии, где тепло. А как я буду делать такую работу здесь, когда на улице такой мороз, что даже  трудно дышать? Шапку, бушлат и особенно брюки холод пронизывает так, что, кажется, одет я в одежду из марли. Пальцы рук в двупалых солдатских рукавицах промерзают и не гнутся, а ноги в сапогах через несколько минут пребывания на улице превращаются в непослушные колодки», - думал бедный Гога. Он вздрагивал от одной только мысли работать каменщиком на улице зимой, но его желания, где и кем работать, не спросили.
   Утром следующего дня будущих каменщиков  повели на стройку. Там  на территории базы СМУ в одноэтажном здании мужчина и женщина начали обучать  парней специальности каменщика. Прочли им курс техники безопасности при выполнении каменных работ, стали рассказывать и показывать на плакатах и образцах марки кирпича и цементного раствора, объяснять технологию ведения каменной кладки. Занимались воины в классе до обеда. После обеда в холодном просторном помещении, называвшемся  производственной столовой, где солдаты обедали без мытья рук и в верхней рабочей одежде, бригаду учеников снова вели в учебный комбинат, выдавали  лопаты и заставляли чистить территорию от снега. Гога, с трудом удерживая в руках тяжёлую лопату, неуклюже ковырял  плотный снег. После трёх часов работы на крепком морозе, к ним приходил какой-то сержант, строил группу и гнал новобранцев бегом в полк. Отдавая распоряжения, сержант кричал на ребят, грубо матерился и,  подчеркивая своё над ними превосходство, обзывал салагами, обещал всех их уморить, если не будут быстро выполнять его команды.


3
    На четвёртый день учёбы, после обеда  крикливый сержант стал отводить ребят на стройку. Рядом с очень длинным, высоким, без окон зданием  бригада каменщиков строила здание с  большими  проёмами с двух сторон. Ребят подняли на высокие леса, и лет сорока мужчина бригадир стал рассказывать и показывать ребятам   работу каменщика. Гога молча смотрел на работавших парней, и представить себе не мог, как он будет вот так же работать. Когда бригадир закончил  вводное занятие, сержант заставил учеников очищать строящееся здание от снега и строительного мусора. Воины складывали мусор на тяжеленные из грубых досок носилки и относили в заросший кустарником неглубокий овражек.
   После работы на стройке и бега до полка Гога хорошо согрелся, но сильно устал и во время уборки казармы после ужина он с трудом передвигал ноги. Неопрятный, по поводу и без повода произносивший нехорошие слова сержант, которого назначили командовать бригадой учеников, всё время  Гогу торопил, требуя шевелиться шустрее. Часто мимо проходил командир роты. Капитан видел и слышал, как сержант толкал Гогу и ругал нехорошими словами, но ничего ему не говорил. Это удивляло новобранца.    Матерными словами ругали солдат все: и старшина, когда строил роту или отдавал какие-то распоряжения, и бригадир на стройке, когда видел, что ученики неправильно кладут кирпичи, и командир взвода прапорщик. Однажды вечно сердитый, плохо выбритый бригадир даже ударил Ильхама Джабраилова  за то, что он неровно положил на стене кирпичи. А стоявший рядом сержант, поддерживая бригадира, стал материть и оскорблять солдата.
    К такому обращению к себе и своим товарищам Гога никак не мог привыкнуть. Из книжек  и кинофильмов у него с малых лет сложилось  представление о командирах как о строгих, но заботливых,  культурных, воспитанных, честных и бескорыстных людях. А увиденное здесь  сильно его угнетало.
   Обучались мастерству кирпичной кладки молодые солдаты дней двадцать. Перед самым новым годом им присвоили второй разряд   и распределили по бригадам. Гога попал в бригаду, где бригадиром был мужчина моложе того, у которого они практиковались  во время учёбы, а относился к пополнению своей бригады ещё хуже. С утра он расставлял ребят по рабочим местам, объяснял, что и как надо делать, брал в руки мастерок и начинал выводить углы стен, простенки проёмов и другие важные конструкции большого складского здания. С обеда всегда задерживался, часто приходил уже пьяным, начинал проверять, что и как сделали солдаты в его отсутствие, орал и матерился за плохо выполненную работу. Часто заставлял кладку разбивать и перекладывать заново. А ругался он такими словами, что молодых солдат коробило.
   Постоянная боязнь бригадира, командира отделения и прапорщика командира взвода заставляли Гогу напрягаться из всех сил на работе и в казарме во время бесконечных хозяйственных работ, стараться всё делать лучше и быстрее, но это у него плохо получалось.
   Как-то уже после нового года командир взвода оставил Гогу после обеда в бытовом вагончике делать уборку. Солдат быстро подмёл пол, выбросил на свалку мусор, аккуратно расставил и сложил в шкафу инструмент и присел на скамью у замёрзшего окошка немного отдохнуть. Рядом на стене чернела электрическая печь, от неё тянуло приятным теплом. Гога вдруг заметил, что он не прилип к печке, как в первые дни службы. Потом его прострелила мысль о том, что он уже давно не болеет и не боится выходить на улицу, даже когда там очень холодно. «Неужели и я буду   нормально себя чувствовать в этом ледяном, безжизненном, жутком пространстве  так же, как и мои земляки, отслужившие уже год и больше?» - подумал юноша.  Немного поразмышляв о своём житье  в первые месяцы службы, он мысленно сказал себе: «А куда тут денешься? Холодно, страшно, тяжело, но делать нечего. Надо брать больше, бросать дальше, а пока летит – отдыхать, как говорит бригадир. И только так. По-другому здесь нельзя – будет ещё хуже, ещё тяжелее». 

4
     После нового года командир роты во время построения на ужин приказал, чтобы до вечерней поверки все молодые солдаты написали рапорта на имя командира части,  в которых указать, куда и кому командование части должно выслать справку о положенных льготах их семьям. Купленные в магазине ручку и тетрадку, у Гоги кто-то из тумбочки взял и не положил обратно. Пришлось обратиться с просьбой к земляку второго года службы. В Ленинской комнате он быстро написал свой рапорт, помог написать ещё нескольким ребятам.
   После поверки по команде «приготовиться ко сну» Гога разобрал кровать, разделся и уже приготовился ложиться в холодную, неуютную постель, как к нему подошел дневальный по роте и велел идти в канцелярию к командиру роты. Солдат быстро оделся и в недоумении, зачем вызывают, поспешил в канцелярию. Капитан прервал доклад перепуганного солдата о прибытии по приказанию и, указывая на его рапорт, спросил:
   - Это ты сам написал?
     Гога тихо ответил:
   - Да, сам.
   - Очень красивый у тебя почерк и написал без единой ошибки. У нас уволился ротный писарь. Я тут одного бойца вместо него  подобрал, но пишет он как курица лапой. Бумаги оформляет неаккуратно. Если я назначу писарем тебя, сможешь?
  - Я не знаю, - неуверенно ответил Гога, - если надо – буду стараться.
  - Ладно. Сейчас иди, отдыхай. Завтра после работы я тебе всё расскажу и покажу, что ты должен делать. Думаю, что хуже нынешнего не будешь, - сказал капитан и Гога пошёл спать.   


Глава 2
1
   Старший лейтенант Сергей Пономарёв более двух лет отслужил комсоргом полка. Служил он в одном из лучших полков строительного управления. Командование того полка и большинство офицеров рот были фронтовиками. Все они были великолепными организаторами, опытными и требовательными к подчинённым. К молодым офицерам относились по-отечески заботливо. Во всём помогали, охотно делились опытом. Большинство фронтовиков окончили во время войны только краткие офицерские курсы, потому очень уважали молодых офицеров, окончивших нормальные военные училища. Служилось Сергею в том полку  легко и интересно. Год назад он женился на очень скромной, симпатичной с большущими белесыми глазищами Вере. Командование полка, и, прежде всего, замполит, выхлопотали молодоженам сначала комнату в офицерском общежитии, а когда Сергей в разговоре со своим  начальником поделился, что в его семье скоро будет пополнение, ему выделили небольшую, но отдельную квартиру.
    После ввода в строй крупного оборонного предприятия объёмы строительных работ резко сократились, а вслед за этим началось и сокращение рабочей силы на стройке. Полк, в котором служил Сергей, сократили до отряда, и  его должность упразднилась. Учитывая, что его жене скоро рожать, перевели Сергея служить в соседнее Управление войск, где он мог в кратчайший срок получить жильё. Распределявший заштатных офицеров начальник московского Управления кадров, прямо во время  беседы с Сергеем позвонил начальнику Управления войск, куда решил направить освободившегося комсомольского работника. Полковник охотно согласился принять молодого офицера, пообещал сразу дать жильё.
   Получив назначение, Сергей с Верой за вечер собрали и упаковали свои скромные пожитки, ранним утром полковой газик доставил их на вокзал, а вечером они уже распаковывали свои чемоданы в офицерском общежитии по новому месту службы.

2
    Утром следующего дня в парадной форме, с недавно полученной медалью «ХХ лет Победы над Германией» на груди,  Сергей вошел в большой кабинет начальника Управления войск и по всей форме представился в связи с прибытием к новому месту службы. Высокий, стройный полковник принял стойку «смирно», выслушал рапорт. После этого с серьёзным выражением красивого, по - юношески розового, до блеска выбритого лица, он вышел из-за стола, подошел к Сергею, крепко пожал  руку и  усадил на стул возле своего стола. Сам начальник Управления несколько раз прошелся по кабинету от стола к двери и обратно, потом сел напротив Сергея и сказал:
   - Мне сегодня утром звонил твой замполит. С Иваном Васильевичем мы много лет вместе служили. Он мне всё о тебе рассказал, поэтому я сейчас ни о чём расспрашивать тебя не буду. Переведен ты к нам  на должность политработника в  штаб Управления. Но у меня есть к тебе большая просьба. В одном нашем не очень успешном полку сложилась острая нехватка офицеров. Там есть одна рота, в которой только один офицер. Он не был в отпуске уже почти два года. Подмени его на пару месяцев, покажи, на что способен. Сам понимаешь, в Управлении много офицеров достойных и желающих занять твою должность. И москвичи, и твой начальник тебя здорово нахваливали, я им верю, но пойдут же всякие разговоры о том, что вновь прибывшего старшего лейтенанта назначили на майорскую  должность в Управление не иначе как по протекции. А я не люблю ни таких назначений, ни разного рода разговоров.
   - Я согласен, товарищ полковник, - ровным спокойным голосом ответил Сергей, - куда пошлёте, на какую должность,  там и буду служить. Единственно о чём попрошу, дайте хоть какое-нибудь жильё. Жене в общежитии будет очень трудно и неудобно.
  - Это мы решим в ближайшие дни. Пока будет только комната, а там посмотрим.  Если нет больше ко мне вопросов, идите в отдел кадров, оформляйтесь и приступайте к работе.
   Сергей быстро встал, козырнул со словом «есть!»  и вышел из кабинета.
  Когда, постучавши в кабинет начальника отдела кадров, он вошел и попросил  у пожилого майора разрешения обратиться, тот, разговаривая по телефону, рукой указал Сергею на стул. Заканчивая разговор по телефону, майор сказал: «Ясно, товарищ полковник». Потом он  нажал указательным пальцем на кнопку  аппарата, и тут же набрал какой-то другой номер. Ответившего попросил прислать в штаб Управления  машину, сделал в блокноте  какую-то запись, и после этого обратился к Сергею.
   - Сегодня же будет приказ о назначении вас старшим инструктором политотдела Управления, а временно будете служить в нашем дальнем полку. Так мы зовём этот полк потому, что он расположен на старой отдалённой площадке. Все объекты там мы, в основном, строить закончили. Остались кое-какие вспомогательные цеха, но солдат там  задействовано ещё много. Тот полк то сокращаем, то снова увеличиваем численно, из-за этого в нём постоянно не хватает офицеров. 

3
    Потрёпанный дорогами и временем газик затормозил у одноэтажного здания штаба. Когда Сергей вошел в штаб, навстречу ему, улыбаясь, с повязкой дежурного по части шел его однокашник Генка Москалёв.
   - Вот, оказывается, кому срочно потребовалась машина! - воскликнул он.
    Молодые люди по-дружески поздоровались. На вопрос Сергея: "Как вы тут?" - Генка ничего отвечать не стал.
   - Поговорим потом. Тебя уже ждёт командир. Планируют тебя на первую. Если предложат на выбор первую или четвёртую, просись в четвёртую. В первой много грузин, азербайджанцев и прочих таких. Сам знаешь, что это за публика. Вечером я тебя в общаге найду, поговорим, - сказал Генка, сопровождая его к кабинету командира полка.
   Пожилой, с усталым обрюзгшим лицом, высокий полковник поднялся навстречу старшему лейтенанту. После доклада поздоровался за руку и пригласил присесть. Никакого выбора Сергею он не предложил. Через замёрзшее окно он показал на обшарпанное кирпичное здание первой роты, сказавши в качестве напутствия, что рота не из  лёгких, но и отчаиваться не надо. Работайте, а мы поможем. В заключение короткого разговора командир велел Сергею идти в роту, где его поджидал капитан Копейкин. Поскольку  вы будете временно исполняющим, имущество роты принимать не надо. Тем более что старшина будет на месте.
   Лет сорока, среднего роста капитан встретил Сергея приветливо. Провёл по помещениям роты, представил ему старшину. В ходе не продолжительного разговора расспросил новичка, как это всегда бывает, откуда приехал, да кем служил, и вкратце рассказал о своей роте.
   - Главное, - сказал капитан, - не распусти роту, не давай спуску, держи в строгости. А то вы политработники любите с солдатами либеральничать. Это к хорошему не приведёт. Даш послабление, сразу сядут тебе на шею. Потом трудно будет навести  порядок.
    Не понравившиеся Сергею  наставления капитана пришлось выслушать. А когда тот закончил говорить, задал вопрос, почему рота не из лёгких, как сказал командир полка, и на кого из подчинённых следует обратить особое внимание. Капитан какое-то время помолчал, закуривая папиросу,  глубоко затянулся, выпустил носом две густые струи дыма и сказал:
  - Я не считаю свою роту трудной. Да, в роте есть нарушения. Может быть больше, чем в других. Но роту я держу. У меня неплохой актив. Помогают мне. Установишь с ребятами правильный контакт, они тебя не подведут.  С первого числа неважно идут дела на производстве, но это не только у меня – во всём полку плохо. Ну, вот и всё. Вечером тебя представят роте, а я пошел. Съезжу, за два года отдохну.   Офицеры пожали руки, и Сергей остался один в чистенькой, со вкусом обустроенной канцелярии.

               
4
      Минут через пять, не спрашивая разрешения, вошел и сел на стул у окна старшина роты.  Сергей в ответ на его очень вольное к себе отношение уже немолодого прапорщика не стал расспрашивать его о житье-бытье, как следовало бы в первые минуты знакомства, а   спросил:
    - Как хорошо обустроена у вас канцелярия, а почему не наведёте такой же порядок в казарме?
    - О, это не так просто, - ответил прапорщик, - в полку ничего не дают. С производства мы с ротным кое-что приносим, поддерживаем в нормальном состоянии помещения и всё. А в канцелярии навёл порядок наш писарь. Грузин тут один. Такой сачёк на производстве! Не вылазил из санчасти, пока не поставили писарем в роте и на участке. Старается, чтобы снова не перевели на лопату. В одной комнате порядок навести можно, а в казарме ж больше сотни человек. Там так никогда не будет.  Просите у зама по тылу стройматериалы, наступит тепло - сделаем ремонт в спальном помещении, в умывальнике и в Ленкомнате.
   От чистоты и порядка  прапорщик перешел к другим проблемам жизни роты, хотя  Сергей ни о чём больше его не спрашивал. Он молча слушал старшину, понимая, как не заинтересованно, без души, без живого огонька говорит он о своей службе, как просто, давно заготовленными причинами объясняет положение дел в роте. Офицеру не хотелось поддерживать этот пустой разговор, но делать ему было нечего, до прихода солдат с производства было ещё несколько часов. Уйти из казармы было некуда, и он набрался терпения слушать вялые рассуждения своего собеседника.
   Но вот из-за угла показалась нестройная колонна одетых в бушлаты солдат. У казармы воины  остановились. Появился  худощавый, немного сгорбившийся, узкоплечий подполковник. Старшина поднялся, устремляясь на выход, сказал Сергею:
    - Идёмте, это начальник штаба, наверно будет представлять вас роте. 
    Сергей подошел к подполковнику, который уже отчитывал за что-то  сержанта, приведшего роту со стройки, и представился. Подполковник приказал тут же стоявшему старшине роты привести в порядок строй и доложить ему. Старшина прошелся вдоль строя роты, выравнивая взвода, требуя от солдат поправить головные уборы и ремни. Затем подал команду: «Равняйсь! Смирно!» - и отрапортовал начальнику штаба о том, что рота построена.
   Начальник штаба объявил, что с этого момента командиром их роты является старший лейтенант Пономарёв. После этого подполковник сказал Сергею: «Командуйте, товарищ старший лейтенант», - и ушел в сторону штаба части.
   Вновь назначенный ротный подозвал к себе сержантский состав роты. Когда парни подошли, он попросил их встать по штатному расписанию повзводно. В строю оказались только командиры двух взводов срочники, а прапорщики командиры второго и третьего взводов отсутствовали. Почти половина командиров отделений были рядовые. Старший лейтенант подошел поочерёдно к сержантам каждого взвода, а те представились ему. «Кое-чему обучены», - отметил себе ротный. Он скомандовал сержантам стать в строй, а старшине роты – заниматься личным составом по распорядку дня. Сам отошел в сторону и стал наблюдать за происходящим.
   
               
5
  Войдя в тот день в казарму, Гога не пошел, как он делал обычно, в канцелярию. Солдат переобулся в сапоги, отнёс валенки и бушлат в сушилку, встал возле дневального, посматривая на канцелярию. Старший лейтенант вошел в казарму, медленно прошелся по центральному проходу, наблюдая за происходящим, подошел к дневальному, приказал ему перед построением роты на ужин пригласить в канцелярию старшину  и командиров взводов. После этого ротный направился в канцелярию. Тут-то Гога и подошел к нему. Солдат козырнул старшему лейтенанту и сказал: «Рядовой Джавания, я ротный писарь».   
   - Писарь? Тогда идёмте в наш с вами кабинет, познакомимся.   
    Старший лейтенант открыл дверь канцелярии, пропустил туда Гогу, вошел сам и закрыл дверь.
   - Вы хорошо говорите по-русски, а как с письмом? - спросил офицер, усаживаясь за стол и приглашая садиться солдата.
   -  Моя  мама русская, работает  учительницей в школе. Дома мы с ней и сестрой говорим только по-русски, - ответил Гога.
   - Это хорошо. Давно исполняете обязанности писаря?
   - Полмесяца. Я призвался осенью, - ответил Гога, - на той неделе назначили писарем и на участке. Там работала женщина, она  уволилась.
   А старший лейтенант, увидев под стеклом список роты,  сказал:
   - Это вы писали?
   - Да, -  ответил Гога.
   - У вас очень аккуратный и красивый почерк. Надеюсь, что вы также аккуратно ведёте и все бумаги?
   - Стараюсь, - ответил повеселевший Гога и на его лице проступил  заметный румянец.
    Ему понравилось, что командир роты называет его на «вы», а когда похвалил за хороший почерк, парень обрадовался.
   Гога вынул из сейфа книги и папки с разными бумагами, перебирая их, стал непринуждённо  рассказывать старшему лейтенанту о содержимом. Показывая книгу со списками взводов и отделений роты, Гога  стал рассказывать старшему лейтенанту о  взводах и отделениях, где и кем работают. Ротный расспрашивал своего писаря о солдатах и сержантах, об активистах и нарушителях дисциплины.      
    Так увлечённо беседовали офицер и солдат до тех пор, пока в канцелярии не появились сержанты. Гога незаметно отдалился от стола и вышел. В спальном помещении ему сразу же посыпались вопросы.
   - Ну, как он? Чё говорил? Чё спрашивал?
   - А нормальный, - весело отвечал Гога.
    

Глава 3
1
     В первый  день службы на новом месте Сергей, отправив роту на производство,  остался в полку. Зашел   к замполиту,  в оргстроевой и производственный отделы. Одним представился, с другими познакомился. В ходе коротких бесед  знакомился с полком, с заведенными порядками, текущими делами и вопросами относительно его роты. А на следующий день прямо с полкового плаца с ротой потопал на стройку. Сначала решил зайти на участок, в котором работало большинство солдат роты. Когда взвода и отделения стали расходиться по объектам, ротный заметил, как от общей массы солдат отделился Гога.
  - Погодите, - окликнул он солдата, -  вы на участок?
  - Так точно, - ответил Гога.
  - Тогда ведите меня, я тоже туда, - сказал ротный и пошел рядом с солдатом по заснеженной дороге.
     Низкорослый, худенький солдатик в больших войлочных валенках  и высокий, чуть полноватый офицер направились в сторону огороженных дощатым забором множества строительных вагончиков, разного рода навесов и времянок СМУ. Гога отпер дверь добротного вагончика и пригласил командира роты входить.
   - Начальник участка сейчас приедет, а пока я согрею чайник - сказал Гога. 
   - Ваше начальство с утра гоняет чаи? - спросил ротный.
   - На улице очень холодно, кто придёт - погреется. Я попросил Виталия Ивановича выписать чайник, и всем понравилось, - наливая из оцинкованного бачка в чайник воду, с гордостью доложил Гога.
   Скрипнув, открылась дверь, и в вагончик вошёл одетый в большую меховую шапку, чёрный полушубок и унты  лет сорока полный мужчина.
  - Здравия желаю, Виталий Иванович, - поприветствовал вошедшего Гога, - а это наш новый командир.
   Мужчины с пожатием руки представились, уселись у стола и начали  ознакомительный разговор. Минут через пять командир роты предложил начальнику участка пройти вместе к начальнику СМУ. «Представлюсь, познакомлюсь. Наверняка зайдёт разговор о делах, вы будете кстати. Все вопросы нам ведь с вами решать вместе», - сказал он. Виталий Иванович охотно согласился и они тут же вышли. Гога остался в вагончике один. Из ящика своего стола он достал полулитровую стеклянную банку, насыпал в неё заварку, а из вскипевшего чайника налил  кипяток. Когда чай заварился, и солдат стал готовиться к чаепитию, пришли ротный с начальником участка. Виталий Иванович приказал Гоге вести командира по объектам. Гога быстро оделся и  с ротным вышел на улицу.
    В туманной дымке из-за близкого цеха завода показалось красноватое, неприветливое солнце, дул колючий порывистый ветерок. Гога втянул в плечи голову так, что шапка плотно прижалась к  не защищающему от холода вороту бушлата, а подбородок прижался к груди под бушлатом. Глядя из-под шапки двумя угольками глаз на ротного, Гога невесело спросил:
   - Куда пойдём сначала?
   - А вы знаете все места работы наших солдат? – спросил ротный.
   - А как же! Меня же Виталий Иванович везде посылает. Я знаю всё.
   - Ну, раз знаете всё, тогда ведите туда, где хуже всего идут дела.
     Гога с минуту подумал и направился в бригаду, в которой он начинал работать после учёбы на  каменщика. Он знал, что бригада Максимова не самая отстающая по производственным показателям, но постоянно гнусно матерящийся на ребят бригадир вызывал у него отвращение и ему захотелось, чтобы командир роты считал эту бригаду худшей.
    Обход рабочих мест роты продолжался часа два. Когда приходили на объекты, командир здоровался и знакомился с бригадирами и мастерами, если они там были, спрашивал, как идут дела, обходил рабочие места и приказывал Гоге вести его дальше. Последним объектом было административное здание завода. Строительные работы там были закончены. Второй взвод занимался уборкой помещений, погрузкой на прорабовский самосвал разного инструмента, электрических кабелей, остатков стройматериалов. После обхода помещений, ротный спросил Гогу:
   - Вы всё и везде знаете. Скажите, а где могут быть командиры взводов и некоторые командиры отделений? Взводных на рабочих местах мы не видели ни одного.            
   - А кто где. Греются, - ответил Гога и       многозначительно посмотрел в глаза командиру.
    Тот выдержал взгляд солдата и сказал:
   - Идите на участок, я останусь здесь.
    Когда Гога  с обеда направился в свой вагончик, ротный пошел с ним. Сначала он позвонил в полк и попросил вызвать к телефону старшину роты. Но дежурный по штабу  доложил, что старшины в роте нет. Ротный позвонил в общежитие жене, поговорил с ней, и, собираясь уходить на площадку, спросил Гогу:
    - У них всегда такой распорядок дня?
    - Да, - не задумываясь, ответил солдат.
          

2
       До конца рабочего дня ротный оставался на площадке. С обеда безотлучно на объектах в шинелях и сапогах мёрзли сержанты - срочники командиры первого и четвёртого взводов.    К пяти часам на площадке появились прапорщики командиры второго и третьего взводов. Старший лейтенант, встречаясь с ними, об отсутствии с утра на рабочих местах подчинённых речи не вёл. Он попросил их доложить о ходе работ на объектах, о выполненных объёмах строительных работ  за день и месяц. Вразумительного ответа на свои вопросы он не получил. И как только прибыли в роту, сразу же пригласил в канцелярию их и старшину.
    По внешнему виду сержантов, вышедших из канцелярии через несколько минут,  Гога без труда догадался, о чём шла речь. «С нас требуют работу, нас называют сосульками, а сами весь день сидят по бытовкам. Так вам и надо», - про себя подумал солдат.
   На следующий день, в одиннадцатом часу ротный зашел к начальнику участка. Поздоровавшись, он спросил Виталия Ивановича, не прикидывал ли он объёмы выполненных за январь месяц работ и что будет с выработкой по участку.
   - Это не простой вопрос, командир, - сощурив глазки, притворно улыбаясь,  пропел Виталий Иванович, – придёт время закрытия нарядов, мы с тобой здесь вдвоём сядем, накроем  что-нибудь на стол, закусим, а потом  всё и прикинем. Решим, кому  и как заплатить. Ты ж не первый год на стройке, должен знать, как закрываются наряды. В этом месяце сам знаешь, сколько на участке молодёжи. План они выполнить пока никак не могут. Будем думать.
   - За бутылкой план не сделаешь.  Делать его надо было в течение всего месяца. Особенно когда на участке обновилось много солдат. Наши сержанты и прапорщики тоже ни черта ничего толком не знают. Они не вникали в производственные дела своих подчинённых. Если будет невыполнение задания – своё получат. Но чтобы вы не знали объёмов выполненных работ, в этом я сомневаюсь. Вы ж непосредственно ведёте работы. Поэтому я прошу вас - давайте по каждой бригаде сделаем предварительные подсчёты, это ведь много времени не займёт. До конца месяца у нас есть ещё время и кое-что мы  сможем подтянуть. Пожалуйста, давайте это сделаем. Не заставляйте меня выкручиваться одному, а то ведь мои действия и решения могут вам не очень понравиться, – сказал командир роты.
   В вагончике наступила тишина. Гога с испугом смотрел на покрасневшего Виталия Ивановича и совершенно спокойного командира роты. Виталий Иванович кашлянул в кулак, провёл рукой по лицу и тихим голосом, медленно сказал:
  - Ходом работ я занимаюсь ежедневно, объёмы  прикину за пять минут. Но кроме твоих солдат у меня же есть и гражданские специалисты. В отличие от твоих солдат у них семьи, а их чем-то надо кормить. Если я им плохо заплачу, они завтра же от меня уйдут. А без них, только  твоими орлами я вести работы не смогу. Ты это должен тоже понимать.
  - Я вас понял, - сказал командир роты, - можете не продолжать.
     Он встал и вышел не прощаясь.
  - Чувствую, мы с вашим новым ротным друзьями не будем, - сказал Виталий Иванович Гоге, когда за ротным закрылась дверь.


3
   Во время обеда в столовой старший лейтенант Пономарёв подозвал к себе командиров взводов и приказал им срочно с мастерами и прорабами подсчитать объёмы выполненных работ бригадами за месяц, прикинуть выполнение месячного плана. Я пока бегло ознакомился с ходом работ на наших объектах, но и так видно, что месячный план будет провален. Нужно срочно найти, где можно поработать после рабочего дня, чтобы подтянуть показатели. Разговор командиры вели возле стола, где обедал Гога. Услышав распоряжение командира роты сержантам, он подошел к нему и сказал:
   - Товарищ старший лейтенант, сегодня утром к нам приходила прораб отделочников, что вчера приехали на административный корпус. Она сказала, что сегодня после обеда им начнут возить какие-то леса и много разных материалов. Надо всё разгрузить и затащить в корпус, а у неё одни женщины и ещё не все здесь. Она просила нашего начальника участка помочь, а он ничего ей не ответил.
   - Молодец! Спасибо, - сказал командир роты Гоге и продолжил, - командир четвёртого взвода, после обеда пойдёте со мной к отделочникам. Если у кого найдётся на сегодня  дополнительная работа, доложить мне. На пару часов задержимся, сделаем. А утром жду доклад о предварительных итогах месяца.
   Когда в тот день Гога пришел на место съёма с производства роты, там было не больше половины солдат. Не было и его четвёртого взвода. Гога не стал ждать съёма, потопал на административный корпус. Весь его взвод во главе с сержантом Сердюком затаскивал в корпус металлические трубы, доски, большие деревянные и металлические ящики, лестницы и прочее, сваленное в кучу на улице. Увидевший Гогу сержант, приказал ему найти ротного и передать, что они задержатся ещё на час.
   Гога обошел все ближние объекты, нашел только два отделения, остальных солдат и самого ротного нигде не было.
   Когда пришли в роту, и Гога подошел к  канцелярии, её дверь резко открылась. Из неё не вышел, нет - вылетел красный как свёкла, взбешенный старшина роты. Гога отскочил в сторону, а старшина со словами: «Как хотите!», - резко закрыл дверь и ушел из казармы. Гога постоял  с минуту, потом подошел к двери канцелярии и постучал. Не дождавшись разрешения войти, приоткрыл дверь, просовывая голову в дверь, спросил сидевшего за столом ротного: «Можно?»
  - Да, да. Входите, - сказал старший лейтенант, а когда солдат робко вошел, продолжил, - с каких это пор вы стали стучать? Здесь ваше рабочее место. Входите смелее. Да, кстати, а как вас зовут? А то фамилия у вас какая-то сложно выговариваемая.
  - Гога, - ответил солдат.
  - Гм. Так, наверно, вас звали маленьким.  А как сейчас, как записано в военном билете?
  - Георгий, - ответил смущённый солдат.
  - Во! Вот это уже имя взрослого человека. А как звучит!


4
    Через день в вагончике начальника участка снова появился командир роты. На его приветствие начальник участка ответил сухо, а после пожатия руки  снова уткнулся в какие-то чертежи. Не обращая внимания на позу Виталия Ивановича, ротный сказал:
   - С первого числа неполное отделение из четвёртого взвода я с вашего участка снимаю. Будут работать в комплексной бригаде отделочниц. Там нужны  мужские руки. Будут готовить и подносить девчатам побелку, краску, шпатлёвку, собирать и перемещать леса, делать ограждения и прочее.
  - А кто вам разрешил? - протянул Виталий Иванович.
  - А кто вам разрешил держать лишних людей на участке? Чем вы их будете оплачивать? У вас есть достаточные для такого количества рабочих объёмы работ? Нет. Об этом заявили все ваши мастера.   С первого числа от вас уйдёт и третий взвод. В дивизионе ПВО наше СМУ в этом месяце не вело никаких работ. А там несколько подземных укрытий для мобильных комплексов, три склада, котельная, хранилища для овощей и другие  объекты. Окончание всех работ -  июнь этого года. С начальником СМУ, командиром дивизиона и нашим командованием  все вопросы мы уже обговорили.
  - Та-ак! Меня, значит, не в счёт. Ну ладно.
  - Прошлый раз я вас просил прикинуть предварительные результаты работы этого месяца. Вместе решить, что сделать, чтобы подтянуть показатели роты и участка. Вы это сделать отказались. Пришлось  заниматься  самому. Результат по нашему участку ожидается никудышный. Поэтому пришлось срочно принимать меры. Все солдаты, которые ничего у вас не получат за этот месяц,  будут с первого числа трудоустроены в другом месте. Сейчас мы этим занимаемся,  договорённости у меня уже есть. А если у вас не будет хватать рабочих в следующем месяце, я их вам найду.
    Виталий Иванович нервно швырнул на стол карандаш и застыл, откинувшись на спинку стула, всем видом давая понять, что больше  он говорить не хочет. Ротный встал и, направившись к выходу, бросил: «Бывайте».


5
     Сразу после обеда в вагончик заглянула прораб отделочников Нина Ивановна.
  - Где ваш командир? - спросила Гогу молодая, полноватая, с обветренным, волевым лицом  женщина.
  - Не знаю, - ответил солдат.
  - Передайте ему, что мне его срочно надо увидеть.
    Гога закончил оформление заявки на  пропуска на завод и пошел искать Виталия Ивановича, чтобы тот поставил на ней подпись. У административного корпуса он встретил ротного и передал, что его ищет Нина Ивановна.
   - Пошли, зайдём к ней вместе, - сказал старший лейтенант.
     В вагончике Нины Ивановны не оказалось и ротный с солдатом пошли её искать по зданию. Вся бригада отделочниц работала в боковых комнатах, а из актового зала слышался звон металла и стуки молотков. Там солдаты собирали леса, шла подготовка к отделке высоких стен и потолков. Гога предположил, что там  может быть прораб, и позвал туда ротного. Направляясь в актовый зал, старший лейтенант шел по коридору, заходя в каждую комнату, где велись отделочные работы. В  туалетной комнате два солдата навешивали на стены писсуары, а женщины клеили на стены керамическую плитку. Ротный поговорил с рабочими о чём-то и перешел в следующую, такую же комнату. Там велась только отделка  стен плиткой. Ротный с минуту постоял и спросил у одной из женщин: «Вы начали клеить на стены плитку, а почему не установили писсуары?».
   - Ленка, - обратилась лет сорока женщина  к молоденькой с симпатичным носиком девушке, - расскажи командиру, как писают женщины.
   Все женщины, работавшие в помещении, дружно рассмеялись, а старший лейтенант вытянулся во весь свой немалый рост и широко открытыми глазами уставился на сказавшую нехорошие слова тётеньку. Наконец до офицера дошло, что в этой комнате будет женский туалет,  он густо покраснел, быстро вышел в коридор и направился вон  из здания. Гога глянул по коридору в сторону актового зала и увидел шедшую в его сторону Нину Ивановну. Он быстро пошагал ей навстречу, чтобы остановить её подальше от этих,  хотя и беззлобно, но смеявшихся над его командиром женщин. Повстречавшись с Ниной Ивановной, солдат сказал ей: «Я  приводил сюда командира, но мы вас  не нашли. Сейчас старший лейтенант куда-то заспешил,  но я могу ему всё передать»
   - Ну ладно. Передай, что мне срочно нужен сторож. У нас уже кое-что этой ночью спёрли. Пусть подберёт хорошего, надёжного парня.
    Когда Гога вышел на улицу,  увидел,  ротного быстро шагавшего к дальнему строящемуся зданию. Солдат выбежал на дорогу и кинулся его догонять. Из-за административного корпуса показался самосвал Виталия Ивановича. Гога помахал рукой своему начальнику, чтобы тот остановился, дал ему подписать заявку и снова побежал за ротным.
    Сначала он из всех сил бежал в негнущихся, больших валенках по наезженной снежной дороге, но вот ему в голову пришла мысль, и он перешел на шаг, рассуждая: «А что если предложить ротному поставить сторожем Юру Жоржеладзе? Парень он очень  надёжный, перворазрядник по борьбе, вино и чачу не пьёт. На стройке никогда работать не будет, и строительная специальность ему не нужна. А служит он в роте друга нашего командира. Договорятся».  Обмозговав свою идею, солдат прибавил шагу.
   - Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться, - сказал он, подойдя к своему командиру, громко разговаривавшему с бригадиром Степаном Николаевичем. Командир роты мельком взглянул на Гогу и, не глядя на него, сказал:
  - Что там у вас?
  - Прораб пришла, я сказал ей, что мы с вами её не нашли и что вам некогда было её ждать. После этого воин изложил просьбу прораба. Ротный глянул на Гогу, усмехнулся и сказал:
   - Не знаю.   С первого числа мы всех наших солдат распределили. Взяли новый объект. Завтра - послезавтра  немного переформируем роту, если найдётся подходящий солдат - дадим. Вы пометьте себе. Напомните.
  -Такой солдат есть, - и Гога рассказал командиру о Жоржеладзе.


6
     Вечером  следующего дня старшина четвёртой роты привёл Юру в первую роту передавать. Когда старшина Козлов узнал об этом, недовольный сказал при всех:
  - Всё! Теперь наша рота станет грузинской. Что нашему ротному этот салага нашепчет, то он и делает. А с нас требует порядок.
   Старшины и Юра зашли в каптёрку, а Гога, сделав вид, что ничего не слышал, пошел в канцелярию. Ошарашенный  услышанным, он несколько минут  без движения сидел за своим столом в тёмной канцелярии. «Почему он так говорит? Что я такого наговорил командиру? Почему он так плохо говорил о нас грузинах?»  -размышлял солдат.
    Приняв солдата, прапорщик Козлов выдал ему простыни, наволочку, полотенце и отвёл  в четвёртый взвод. Новичок стал выкладывать в тумбочку туалетные принадлежности, сапожную щётку, крем и прочие свои личные вещи. И тут к нему подошли два рослых старослужащих солдата.
    - Привет, Грузия! - сказал широколицый с прищуренным левым глазом солдат.
    - Зыдыраствутэ, - ответил Юрий.
       Парни ехидно хохотнули на его произношение, а широколицый продолжил:
    - Ничего. У нас послужит, научится, если конечно будет слушаться «дедушек».
    - Да, мы научим, научим. Будь только умницей. Нас тут все слушаются, - продолжил долговязый с прыщавым лицом солдат.
      И парни опять ехидно и притворно хохотнули. Юра внимательно посмотрел на парней и молча продолжил свои хлопоты.
    - А ты чё так смотришь, Грузия? – сказал широколицый, - ты не понял, чё мы сказали?
    - Кажись, не понял, - деланно вздохнув, - сказал долговязый, - ничего, скоро поймёт.
        Видя, что новичок не обращает на них внимания, парни отошли, сменив тему разговора.
       Когда объявили отбой, минут сорок Юре не спалось. Как-то сухо его встретили командир взвода и отделения, а два этих старослужащих дали  чётко понять, что в этой роте от них будет доставаться не меньше, чем в четвёртой. Постепенно сон брал своё. Солдат уже стал засыпать, когда услышал тихие шаги и шуршание. Юра сдёрнул с лица грубое одеяло и увидел, что над заправленной на табуретке на центральном проходе его верхней одеждой склонился небольшого росточка в нижнем белье солдат. Сначала  Юра не подал вида, что всё видит, но когда солдат взял его гимнастёрку и стал проверять карманы, не громко, но твёрдо сказал:
    - Палажи на мэсто!
    - Тише! – прошипел солдат, -  ребят разбудишь, а они могут обидеться.
       Юра быстро вскочил с кровати, вырвал из рук воришки гимнастёрку, сильно его  толкнул в плечо и стал заправлять на табуретке гимнастёрку. Поправив одежду, Юра взбил ватную подушку и уже собрался ложиться в кровать, как услышал:
   - Не спеши, Грузия! Пойдём, поговорим. Ты, по-моему, нас  не понял, надо объяснить.
   - Ныкуда не пайду.  Твой парадок знать нэ хачу,- ответил Юра, повернувшись к широколицему.
      А тот подошел к Юре вплотную, взял его левой рукой за ворот рубахи и потянул на себя. Юра ловким движением отбросил его руку,  вытолкнул  нападавшего на центральный проход, сделал шаг мимо него, подставив бедро, ловким броском шлёпнул верзилу о пол. После этого  быстро сделал шаг в проход меж кроватей и принял стойку готовности к отражению нападения противника.
   - Чё он делает, пацаны! - завопил малыш, шаривший по Юриным карманам.
     Заскрипели кровати проснувшихся солдат, и из угла у стены послышался голос сержанта:
   - Всё! Хватит! Разошлись по местам! Легли на свои места, - командовал командир четвёртого взвода  сержант Сердюк.
    На центральном проходе появился дежурный по роте, и шум в казарме стал быстро стихать.


7
    После подъёма, во время прогулки, всё видевший Гога, подошел к Юре и сказал:
   - Что будем делать? Они это так не оставят. Может, расскажем командиру роты?
   - Нычаво дэлать нэ будэм. Камандыру гаварыт тожа. Палэзут – аднаму свэру шея илы отверну рука. Так проста мина нэ вазмут! Буд спакоен, Гога.
    Успокоило Гогу только то, что Юра в ночь должен идти сторожить, и он будет недоступен этим ротным хулиганам.
    Но когда в тот день рота построилась на ужин, и Гога заметил, что в строю нет нападавшей ночью на Юру троицы, его охватил страх. Отставив в сторону миску с перловкой, он выпил теплый жиденький чай и сидел за столом, во все глаза, наблюдая за сержантами. «Неужели они не видят, что троих нет в роте? Нет! - твёрдо сказал он себе, - все видят и знают, где они, но делают вид, что ничего не происходит, как и вчера после отбоя» - размышлял солдат. Он уже решил после ужина сбегать к Юре на помощь, но отбросил это решение, поняв, что ничем  ему не поможет. Ушли они уже давно, а может и не приходили с производства, а ждали Юру там.
    Появилась троица перед поверкой. Широколицый и малыш провели и уложили на кровать долговязого. Когда солдаты  раздевали и укладывали «дедушку» в постель, тот приглушенно  от боли вскрикивал.  Гога зашел в канцелярию и несколько минут неподвижно сидел за своим столом. Потом он вышел в казарму, прошел к своей кровати, наблюдая за сгруппировавшимися у кровати широколицего старослужащими солдатами. Вот к ним подошел коренастый, крепкого телосложения солдат Сухашвили, что-то им сказал и направился на выход из казармы. Один солдат из компании широколицего пошел за ним. Через минуту он вернулся, что-то сказал своим дружкам и те быстро разошлись по своим кроватям. Гога снова направился в канцелярию. Возле умывальника он встретился с Сухашвили. Солдат спокойно прошел в спальное помещение, подошел к  широколицему, что-то ему сказал, и пошел к своей кровати.
   Гога видел, как к кровати долговязого и широколицего опять подходили то один, то другой их дружки старослужащие, о чём-то переговаривались и уходили на свои места. Все они были чем-то озабочены.
   Утром во время умывания и заправки коек Гога подошел к Сухашвили и спросил его, что происходит. Земляк хлопнул Гогу по плечу ладонью и, улыбаясь, ответил: «Всо харашо Гога, всо харашо. Ты буд спакоен. Дэдушки хатели разабраца с Юрай – нэ палучилос.  Мы им сказалы, так па дружески, чтоб успакоилис. Ани нас поняли. Уже всо харашо. Всо нармално».


8
   После утреннего полкового развода тридцать первого января командир роты подозвал Гогу и сказал:
   - Придёте на участок, скажите Виталию Ивановичу, что работаете у него последний день. С завтрашнего дня будете работать в производственном  отделе части. Виталий Иванович закрыл вам  всего сорок рублей. В части  получать будете больше.  Больше у вас будет и времени на ротные дела.  Подойдёте к майору Никонову, он меня о вас просил, у них в отделе женщина ушла в отпуск. Пока замените её.
   Первые два дня Гога допоздна сидел в производственном отделе. Он изучал расстановку личного состава полка по участкам и объектам, уточнял списки бригад, на которые через несколько дней он должен собрать сведения о работе за январь, и с другой женщиной отдела подсчитать итоги работы за месяц повзводно и поротно. Утром  третьего дня майор Никонов велел Гоге взять журнал по расстановке бригад и зайти к нему. Гога подошел к двери начальника, постучал, а когда открыл дверь, майор разговаривал по телефону и попросил подождать. Солдат прислонился к стене коридора и стоял, ожидая вызова.
   - Здравствуйте, - услышал он, и перед ним возникла Нина Ивановна, - начальник у себя?
   - Товарищ майор занят, попросил подождать, - растерянно ответил Гога.
   - А что это не заходит к нам ваш командир, маленько опрофанился с женским туалетом, теперь боится наших девочек?
   - Наверно стесняется, - помявшись, ответил Гога.
   - А где он сейчас?
   - Был в роте.
   - Проводи меня к нему, пока занят Виктор Васильевич.
      Солдат и женщина вышли из штаба и быстро направились в первую роту.
      Старший лейтенант Пономарёв надел шинель, собравшись куда-то идти, глянул в окно и увидел шедшую в сопровождении Гоги отделочницу. Он быстро навёл на столе порядок и пошел гостье навстречу. Гога  увидев вышедшего ротного, развернулся и пошел в штаб.               
  - Принимайте гостью, Сергей Николаевич, - здороваясь, сказала Нина Ивановна.
    Старший лейтенант открыл входную дверь и пригласил гостью пройти к себе.
  - Можно мне посмотреть, как вы тут живёте? Ни разу не была в солдатской казарме. Интересно же.
    Некрашеные полы, обитые углы колонн, серые, давно не беленые стены помещения произвели на женщину нехорошее впечатление. Входя в  канцелярию после обхода казармы, она сказала:
   - Неуютно как-то. У вас столько рабочих рук, можно ж побелить стены, покрасить полы, окна.
   - Вы, наверное, не знаете, я ведь командую ротой без году неделю. Руки до казармы пока  не дошли. Немного разберусь на производстве, и к весне займёмся наведением красоты в казарме. Надеюсь, поможете?
   - Давайте пробьём мою идею, я, кстати, по  этому поводу и пришла к заместителю командира вашего полка, а казарму  мы с вами приведём в порядок к вашему празднику. Чего ждать?
   - Излагайте вашу идею.
   - А тут всё просто. Ваш производственный участок уже, практически, не участок. По численности рабочих он  не тянет и на мастерский. У Виталия и за прошедший год показатели не ахти, а январь провален вчистую. В СМУ серьёзно стоит вопрос,  что с ним делать. Вот я и предлагаю объединить его с моим. Его же всё равно скоро ликвидируют. На всех небольших объектах сегодня работы завершаются, начинается отделка. Сейчас  у нас как? Каменщики и плотники-бетонщики работы на объекте закончили, его передают мне. Одни окончательно уходят, а другие приходят. Но на каждом объекте можно ж вести и общестроительные и отделочные работы одновременно. Приведу только один маленький пример для наглядности. На трансформаторной подстанции каменщики соорудили леса, заканчивают кладку стен, после чего покладут плиты кровли  и начнут леса демонтировать. Потом придём мы и начнём  дня четыре такие же леса ставить, чтобы начать штукатурку стен. И таких повторов в процессе работы полно. Сколько времени и денег можно сэкономить! А сколько строительных работ выполняется уже после моей отделки? Так зачем без толку по десять раз передавать объекты друг - другу?
   - От меня мало что зависит, но я «за». Решайте с начальником СМУ. С нашей стороны, я думаю, возражений не будет. Если вопрос решится, можно будет создать даже комплексные звенья, из  разных специалистов. Выгоды будет ещё больше, а вам легче.
   - С этими комплексными всех уже замордовали. Не надо никаких строгих форм организации! Не надо никаких рамок!  Перегруппировывать бригады и звенья надо по ходу ведения работ, постоянно. Строительный процесс должен задавать формы организации бригад и участков, а не чьё-то желание выпендриться перед начальством. Давайте пробьём эту мою конкретную идею и не будем о высоких теориях, а то ничего не получится.
  - Как вам надо, так и формируйте  бригады и звенья, а мы будем работать, - заключил Пономарёв, глянул на часы, и сказал собеседнице, что ему нужно к командиру.


9
   За неделю работы в штабе Гога немного освоился со своими новыми обязанностями. Все службы штаба больше не дёргали ни старшину, ни, тем более, командира роты требованиями разного рода отчётов, списков, ведомостей на получение обмундирования и денег. Все шли прямо к Гоге, а он тут же эти требуемые бумаги и составлял.
   У командира роты и старшины он спрашивал, есть ли какие изменения по расстановке личного состава роты, и составлял заявку на питание на следующий день. Ротный, если был на месте, подписывал её, а потом Гога относил её инспектору продовольственной службы.
    Однажды с обеда Гога пошел по объектам работы шестой, переформированной с первого числа роты, а старший лейтенант Пономарёв заканчивал дежурство по полку. Не найдя в штабе Гогу, он приказал старшине роты две бригады из третьего взвода поставить на обед в производственной столовой на площадке. С утра они должны приступить к ремонту двух строительных вагончиков на базе СМУ. После ремонта эти вагончики будут перевезены в дивизион ПВО в качестве бытовок.
   В шесть вечера командир роты сдал дежурство и уехал домой. А старшина Гогу с площадки не дождался, сам заявку не подал. На следующий день с обедом тех бригад  возникла проблема. Капитан начпрод полка привел ребят в часть,  обедом накормил только в половине четвёртого. После обеда на работу идти им уже не было смысла.
    Когда вечером Гога пришел в роту, дневаливший по роте Володя Краснов, с которым они вместе были в учебке, рассказал, что ротный старшину за это взгрел. Гога не на шутку перепугался, думая, что и ему достанется за не поданную заявку. Но командир роты с ним об этом и не заговорил.
    На следующий день старшина на службе не появился, после обеда позвонил в штаб и сообщил, что он находится в хирургическом отделении госпиталя - скрутил радикулит. Узнав  об этом, Гога сходил в строевую часть и в отдел тыла, выверил все перемещения по роте, а вечером ещё раз всё сверил с командирами взводов.
   После ужина Гога сразу зашел в канцелярию, там в шинели и шапке сидел командир. Увидев Гогу, он  сказал:
   - Что будем делать, Георгий? Старшина залёг в госпиталь. Это надолго. Временно исполняющим его обязанности я назначил командира третьего взвода. Прапорщик Черниченко справился бы не хуже Козлова, но ему постоянно надо быть в дивизионе. Мы с ним будем обеспечивать вечерние и утренние мероприятия в роте, а вот как быть с бумажными делами, получением со склада вещёвки, с баней и прочим - не знаю. Придётся подключаться и вам. Давайте берите под контроль  постановку на довольствие, суточную расстановку роты, ну и всю текучку. Что не знаете – спрашивайте. В штабе тоже подскажут.  Ни я, ни вы не материально  ответственные лица, но со склада всё необходимое отпускать пока будут.
    Гога ещё переживавший случай с заявкой на питание двух отделений,  сказал командиру:
   - Я буду стараться, но вдруг ошибусь?
   - Ошибаются все, но не все стараются делать дело. Если будете стараться, всё будет в порядке. Так что давайте, Георгий, старайтесь.               
   И Гога старался. Утром и вечером он опрашивал командиров взводов о всех перемещениях и изменениях по личному составу. По  приходу в штаб заходил сначала в строевую часть и службу тыла, отдавал нужные отчёты и заявки, получал распоряжения для роты и только после этого шел в производственный.
   Майор  Никонов старался меньше посылать Гогу на площадку. За то, что в рабочее время уходил из кабинета не ругался. Однажды он застал Гогу поздно вечером на рабочем месте и ничего не сказал.
    Постепенно в штабе и в роте к Гоге стали относиться, как к настоящему старшине, а он, замотанный ротными и делами в производственном отделе, этого даже и не замечал.
   Числа десятого утром Юра Жоржеладзе и ещё один солдат на самосвале привезли в роту деревянную бочку готовой смеси для побелки, два краскопульта, бочонок шпатлёвки, «козлы». После того, как ребята разгрузили самосвал, Юра пришел к Гоге в штаб и сказал:
   - Нина Ивановна дал нам всо для побелка казармы. Потом даст краску, чтобы мы к двацать трэтэму навели парадак. Понал? Давай, назначай каму, что дэлать.
   - Почему я должен назначать?  Кто меня послушает?
   - Ты не камандыр, но какой мине разница, кто сказал? Поравну распрэдэли работа и всё. Всэ панэмножко здэлает и всё. Никто нэ скажэт нэхачу. Кто нэ захочит работат, ест сиржаты, аны скажет, мы скажим.
   Весь день Гога размышлял о предстоящем ремонте казармы. Выйти перед строем и сказать, кому и что делать? Нет! Так он не сможет. И сделал иначе.


10
     Утром следующего дня на стенде объявлений роты появился лист бумаги, на котором аккуратным ровным почерком, было написано, что в субботу после обеда и с утра воскресения в роте будет производиться побелка помещений. Белить будут ребята из четвёртого взвода…. Перечислены были фамилии солдат, которые уже десять дней работали с отделочницами. Командирам взводов предписывалось выделить от каждого взвода по шесть солдат, которые должны перемещать кровати, тумбочки и табуретки взвода, освобождая место, мыть полы после побелки. Заканчивалось объявление просьбой к солдатам роты на время побелки казармы  уходить куда-нибудь из роты: в библиотеку, в кафе, в другую роту.
    Солдаты и сержанты роты объявление  читали молча. Никто даже не спросил, кто определил порядок ремонта, кто написал распоряжение. Командир роты, прочтя объявление, подумал, что это сделал назначенный им исполнять обязанности старшины. Но когда он подозвал  Черниченко, чтобы обсудить все дела, связанные с ремонтом, тот доложил, что от взвода он отделение солдат выделил, проинструктировал, а больше по ремонту ничего не знает и заниматься им не может, так как вечером в субботу заступает в наряд. Ротный сразу догадался, кто принимал решения по ремонту, тепло улыбнулся и решил ничего инициатору не говорить. «Решил – пусть действует, а я посмотрю, как получится», - подумал офицер и ушел из роты.
   В субботу после обеда ребята отделения из бригады отделочников переоделись в рабочую форму, притащили на центральный проход казармы инструмент и всё необходимое для побелки. Посовещавшись меж собой, видя, что никто не собирается руководить ремонтом, объявили: «Начинать будем  правую сторону: Сдвигайте кровати на центральный проход». Отделения четвёртого и третьего взводов тут же начали двигать двухъярусные кровати, таскать тумбочки и табуреты. Стоявший возле дневального Гога, видя, что солдаты стали таскать и ставить тумбочки там, где было место, подошел к командиру отделения из четвёртого взвода и неуверенным, извиняющимся голосом,  сказал:
    - А как потом будете разбирать где, чья тумбочка? Надо ставить в одно место, по порядку.
   Младший сержант глянул на Гогу и спокойно ответил:
    - Понял.
      Гога ушел подальше от дружно работавших ребят, а младший сержант начал заставлять своих подчинённых собирать тумбочки в одно место и ставить в последовательности, в которой они стояли меж кроватей. Глядя на отделение четвёртого взвода, то же начали делать и ребята взвода третьего. Гога ушел в канцелярию, но сидеть там и спокойно заниматься бумагами  не мог. Через каждые пять, десять минут он выходил в казарму, издали некоторое время наблюдал за работой в спальном помещении и уходил к себе.
    А работа в казарме шла своим чередом. Без суеты и шума ребята отделочники зачищали, шпатлевали, где надо было, штукатурили, затирали поверхности, белили. Уже перед ужином командир отделения из четвёртого взвода зашел в канцелярию и попросил Гагу дать ещё тряпок для мытья пола. Гога открыл каптёрку, вынул из-под вешалки с шинелями приготовленный мешок со старым списанным нательным бельём и дал младшему сержанту нужное количество. Тот уже собрался уходить, но Гога остановил его: «Возьми ещё для мытья окон». Сержант вернулся, а  Гога вытащил второй мешок со старыми простынями и выдал нужное количество. «Сейчас дам хозяйственного мыла - тоже пригодится», - сказал солдат.
   С утра следующего дня побелка спального помещения велась с другой стороны от центрального прохода. Командир роты в тот день заступал дежурным по полку и в часть с утра решил не ехать. До обеда солдаты побелили стены и потолки в спальном помещении, а после обеда приступили к побелке Ленинской комнаты, комнаты бытового обслуживания, сушилки и умывальника с туалетом. Работать в подсобных помещениях никто не мешал, ребята работали без особой спешки, аккуратно. Когда закончили побелку в Ленинской комнате, встал вопрос кому там отмывать пол, окна, панели и развешивать на место вынесенные стенды, столы и стулья. Младший сержант Ганиев, чьё отделение выполняло побелку, не раздумывая, подошел с этим вопросом к Гоге, но тот растерянно развёл руками и ничего ему не ответил. «Не знаю», - услышал ответ сержант. Тогда младший сержант собрал  прямо в спальном помещении сержантов роты и они, немного потолковав, сами распределили меж взводами уборку всех подсобных помещений роты. А Гога, почувствовав свою недоработку в подготовке к ремонту, больше в эти дела не вмешивался.


11
   После побелки стен и потолков в казарме стало светлее, но на фоне чистых, радовавших глаз белизной стен и потолков убого выглядели обшарпанные двери комнат и панели стен коридора, облупившаяся протёртая краска дощатых полов спального помещения, особенно центрального прохода. Уныло выглядели грязные табуретки и металлические каркасы кроватей. Надо было решать непростой вопрос добывания краски и кистей.  Да и малярные работы в таком большом помещении не выполнишь разовым налётом, как побелку. Всё это старший лейтенант Пономарёв прекрасно понимал, понимал он и то, что после побелки покраску надо выполнять без промедления, и что к этой работе ему надо подключаться вплотную. Новая расстановка солдат по объектам, с большим трудом внедрявшаяся идея Нины Ивановны, и многое другое требовало от него постоянного присутствия на строительной площадке. Как быть?
     Ещё в конце прошлого месяца командир полка обещал ему дать помощника – лейтенанта прошлого года выпуска, который на днях должен откуда-то приехать. Но когда тот приедет, что ему можно будет поручить с первого дня? А вопросы надо решать сегодня. И решил он, не откладывая в долгий ящик, собрать всех сержантов и прапорщиков роты, посоветоваться, всё до мелочей обсудить, спланировать. «Без меня казарму побелили, пусть сами и красят», - подумал он.
   После ужина в тот же день и собралось в Ленинской комнате всё ротное начальство. Ротный вкратце объяснил сержантам и прапорщикам, зачем собрал их, рассчитывая, что на поставленный им вопрос, в первую очередь, станет говорить исполняющий обязанности старшины роты прапорщик Николай Черниченко. Тот действительно сразу же поднялся, провёл кончиками пальцев по аккуратно подстриженным усикам и сказал:
   - Исполнять обязанности старшины вы назначили меня, мне бы и надо всё это делать, но мой взвод работает в дивизионе ПВО. Постоянные пропуска на солдат, вы знаете,  оформлять не разрешили, проходим списком по моему пропуску. Пока там не закончим работу, я должен быть на объекте с восьми и до пяти. А что можно сделать за час-полтора вечером? Тут надо быть целый день. Так что решайте, где мне быть и что делать.
   Не поднимая руки, встал командир первого взвода сержант Мирошниченко. Он    немного помялся, собираясь с мыслями, качнулся из стороны в сторону и сказал:
   - А поручите руководить вашему писарю  Джавания. Мы солдат на покраску, перестановку мебели и другие работы выделим, пусть следит кто, что и как будет делать. Пусть выдаёт краску и кисти. А солдатам мы ж прикажем, они  всё и сделают. Чё тут думать? Он сидит в штабе, всё выдаст и пусть идёт там пишет. В любое время может прийти, посмотреть. Если что нужно, за ним сбегают, придёт,  выдаст. В выходные можно будет людей выделять больше, да и мы ж тут будем. Так всё и сделаем. А как иначе?
   Все присутствовавшие, одобряя предложение,  оживились, зашумели. Больше никто из сержантов и прапорщиков,  считая дело решенным, выступать не стал. Ротный выдержал небольшую паузу и сказал:
   - В принципе, с этим справится любой, кто  отнесётся к поручению добросовестно. Я рядового Джавания проинструктирую, а все вы, пожалуйста, подберите на ремонт солдат самых добросовестных и контролируйте, как они тут будут работать. Я думаю, человека по два-три от каждого взвода будет достаточно. Пусть работают в течение рабочего дня, когда в казарме никого нет, чтобы не мешали. С мастерами и прорабами  оплату этих дней мы решим.
Обсудив ещё кое-какие текущие дела, Пономарёв закончил совещание  и все стали расходиться.
     И тут к ротному подошел комсорг роты. Высокий, худощавый, застенчивый, с прыщавым покрытым нежным пушком лицом солдат и сказал:
    - Товарищ старший лейтенант, там пришла кассир выдавать роте деньги, она ждёт вас в канцелярии. Я  буду собирать взносы. По сколько собирать для роты?
   - Как это собирать для роты? Зачем?  – ответил опешивший офицер.
   - Ну, мы всегда собираем. Товарищ капитан или старшина мне всегда говорят,  сколько собрать, я и собираю. Я ж всё равно собираю комсомольские взносы.
   - Та-ак. Ну-ка пошли со мной.
     Командир роты и комсомольский вожак  вошли в канцелярию. Проходя мимо дневального, ротный велел позвать и прапорщика Черниченко.
   - Николай, - обращаясь к прапорщику,   сказал старший лейтенант, - послушайте, что мне сказал наш комсорг, - и пересказал  услышанное от рядового Матюхина.   
     – Что? Так   каждый месяц и собирали?
    Немного помявшись, Черниченко ответил:
   - Да, каждый месяц. Мы, командиры взводов, в этом не участвовали. На что, и по сколько собрать денег, решали командир роты и старшина.
    Ротный разрешил прапорщику быть свободным, а Матюхину  предложил написать объяснительную, в которой  указать: когда, у кого, по сколько, по чьему распоряжению он собирал, и кому отдавал  деньги.
   

               
Глава 4
1
     Объяснительная комсорга роты, хотя и изобиловала неясностями, общими фразами, но чётко давала понять, что командир роты и старшина собиранием с солдат денег  злоупотребляли. «Если бы на те, собираемые ежемесячно суммы покупалось хоть половину из заявленного, то бытовая комната роты давно была бы оборудована не хуже городского салона красоты. Все полы спального помещения были бы застланы коврами, а спортивным инвентарём можно было бы укомплектовать не одну команду», - подумал  Сергей и решил показать  объяснительную комсорга прапорщику Черниченко. Когда тот её прочёл, ротный спросил:
   - Так и было?
   - Да,  с неохотой сказал прапорщик, - на что собирали каждый месяц и сколько чего покупали, я не знаю, но то, что  собирали, вам скажет любой  солдат.
    Дня два старший лейтенант Пономарёв носил бумагу в кармане, размышляя, что делать.  И решил он отдать её командиру части: «Пусть разбираются сами. Мне не с руки проводить такое расследование. Да и командование части не могло не знать об этих вещах. А вдруг это было, в какой-то форме, разрешено?» - размышлял он.
  Так Пономарёв и сделал. Вечером того же дня в роту пришел майор из политчасти полка. Он начал по одному вызывать в канцелярию солдат и сержантов.


2
   Две фляги половой, два больших полиэтиленовых бочонка белил и голубой краски Валентина Ивановна выделила и завезла в роту по просьбе лейтенанта Пономарёва.
   Когда прапорщик Черниченко после ужина стал в Ленинской комнате собирать солдат выделенных от взводов на покраску, Гогу он туда позвал в числе первых. Намерение у собравшихся было красить полы, тумбочки и табуретки каждому взводу свои, а подсобные помещения - поделить. Но Гога, представивший себе, какой кавардак при этом будет,  предложил делать покраску иначе. «Надо подобрать двух-трёх ребят, которые будут ремонтировать все табуретки и тумбочки роты. Четверым аккуратным ребятам можно поручить красить. А двое ребят пусть таскают табуретки и тумбочки  в умывальник, где будет производиться покраска, и разносить покрашенное на место. Остальных ребят нужно заставить освобождать места, где  красить полы.  Эти разумные предложения воины не стали даже обсуждать. Обговорили когда, с чего начинать и разошлись. Утром следующего дня после завтрака Гога   поспешил в роту. Он выдал ребятам  кисти и по ведру белой и голубой краски, осмотрел, как они приготовились к работе.
      В течение каждого дня, пока шел ремонт,  он по несколько раз бегал в роту, проверял, как идут дела. Приходивший по утрам с работы Юра завтракал и работал с ребятами. Как оказалось, он очень хорошо владел кистью. Без линейки и шаблонов он «отбивал» верхнюю линию панелей, а двое ребят быстро их красили. После обеда он ложился отдыхать, в пять часов ужинал и шел сторожить.
В воскресение прапорщик Черниченко и сержанты устроили целый аврал и к вечеру все работы в казарме были завершены.


3
   В понедельник, когда Пономарёв вёл свою роту на площадку, у КПП его остановил командир полка.
   - Пройдём к тебе, - сказал полковник, - надо поговорить.
     Когда офицеры вошли в канцелярию и разделись,  Чуканов присел к столу, закурил и, не глядя на  Пономарёва, тихим голосом начал свой разговор:
    - По факту сборов денег в роте политработники расследование закончили. По закону и по требованию «сотого» приказа Министра обороны я немедленно должен назначить дознание, а по его завершении возбудить уголовное дело и передать в прокуратуру. Капитан Копейкин, конечно, сволочь. Посадят его или нет, не знаю, но с роты его и старшину Козлова надо убирать. Если будет уголовное дело, не поздоровится и всему командованию полка. До меня, признаюсь, о поборах слухи доходили. Я предупреждал, чтобы особо этим не увлекались, чтобы на расход денег оформляли соответствующие бумаги, но как видишь. Что будем с этими друзьями делать?
  - Это решать вам, товарищ полковник, - ответил Пономарёв.
  - Решать-то мне. Это понятно. А вот как? Ты ж не сегодня-завтра уйдёшь в Управление. Как офицер политотдела будешь проверять воспитательную работу, дисциплину в частях. А тут у нас такое дело.
  - Я никогда ни на кого не стучал, и делать это никогда не буду, где бы и кем ни служил. – А после затянувшейся паузы, уже осмелевши, продолжил, -в  то же время, считаю, что от таких отцов - командиров солдат надо ограждать. Это главное. А как? Это другой вопрос. Решать вам.
  - Ладно. Твоё мнение понятно. Мы уже приняли решение, что ротный и старшина  в эту роту больше не придут. У старшины через два месяца заканчивается подписка, я просто не подпишу ему больше договор о продлении службы и всё. С Копейкиным поступим по-другому. Приедет из санатория, мы его вызовем и предложим написать рапорт на перевод подальше на Восток, но сперва пусть вернёт роте суммы, которые установлены. Мы ему прямо здесь выпишем подъёмные, он в получении денег распишется, а получит деньги комиссия. Как потратить деньги – пусть решают солдаты. Согласен?
   - По-моему, к возврату денег надо привлечь и старшину. Собирались то деньги на хозяйственные нужды роты. Вот и пусть подключается к их возврату.
   - Ладно. У него тоже будет выходное пособие. Взыщем.
   - У меня естественный вопрос  о старшине, товарищ полковник. Вопрос  надо решать  незамедлительно. Сейчас в роте нет материально ответственного лица. Уйду я, или останусь, но старшина-то нужен.
 - Эту проблему я знаю. Подбирай сержанта срочника на старшину. Прапорщики не хотят из-за меньшего, чем у командира взвода разряда. Много теряют в зарплате, а некоторые и побаиваются. Все ж в полку знают, что ты тут разворошил.
    - Наши сержанты срочники не подходят и не хотят. Я с ними уже говорил.
    - Тогда жди выпуска из школы сержантов. Прибудут - дам лучшего из лучших. А подберёшь  в полку – скажешь. Лейтенанта ждём, получишь.

      
4
       Лечивший радикулит прапорщик Козлов, после беседы с майором из политчасти, засуетился. До пенсии осталось шесть с небольшим лет. Заканчивается подписка, а продлит ли командир части службу  в этой ситуации - вопрос. Поэтому, когда дошли до него слухи, что формируется  отряд для ведения работ на новой площадке, где строился военный городок для ракетчиков, он позвонил в отдел кадров Управления войск и попросился перевести его туда. Начальник отдела кадров, с трудом комплектовавший офицерский состав и прапорщиков в новый отряд, попросил Козлова немедленно написать рапорт. О рапорте Козлова  майор позвонил полковнику Чуканову. Выслушав сообщение кадровика, командир части спросил его, сколько ещё в части будет служить старший лейтенант Пономарёв. Не получив чёткого ответа на свой вопрос, он рассказал кадровику о причине желания Козлова служить в новой отдалённой части, где в ближайшее время не будет жилья для офицеров и нормального быта. Майор немного помолчал и ответил полковнику, что о проделках Козлова он командованию нового отряда доложит. Если, тем не менее, они его возьмут, то поступит приказ о переводе. «Желающих там служить нет» - подвёл итог разговору начальник отдела кадров.
    Дня через два  после того разговора командир части вызвал к себе Пономарёва. Проинформировав  о переводе прапорщика Козлова, он задал ему вопрос о том, кто будет принимать имущество роты. Старший лейтенант об этом думал постоянно, но что он мог решить? В тот раз ему приятно было услышать от командира, что он по-прежнему числится за политотделом Управления. Складывавшаяся ситуация со старшиной и особенно с командиром роты стала его тревожить. «Запросто могу застрять в полку из-за этих паразитов», - не однажды говорил он про себя. Тут же ему приходила и другая мысль: «Чего я волнуюсь, если я тут временный человек?» Поэтому, на прямой вопрос командира, кому принимать ротное имущество, старший лейтенант ответил:
   - Принять имущество может любой сержант или даже солдат. Желательно, конечно, чтобы это был уже новый старшина роты, но пока у нас нет подходящей кандидатуры, примет кто-нибудь временно.
    Услышав ответ ротного, командир части нажал на столе кнопку звонка и вошедшему дежурному по штабу велел вызвать заместителя по тылу и начальника штаба. Когда те явились, полковник Чуканов задал и им тот же вопрос, что и Сергею. Рассудительный, седовласый заместитель  по тылу, выслушав командира, сходу сказал:
   - Если передавать имущество роты временно, то тут ломать голову нечего. У него есть писарь, очень аккуратный и шустрый солдатик. Он не отдан приказом, но мы уже скоро месяц выдаём ему всё для роты. Он неплохо ведёт весь учёт, и претензий у нас к первой роте по имуществу и другим делам нет. Воин в курсе вех дел, у него и ключи от ротной кладовой. Если разрешите, я подготовлю приказ.
   - Вы говорите о том маленьком грузине? – краснея, выкрикнул начальник штаба, - я категорически против! Мы ж не первый год служим и, слава богу, знаем, что такое грузины. Сейчас он пока осваивается, ходит тихий и скромненький мальчик, а  как он поведёт себя через полгода? Может, кто из вас знает нормального солдата грузина?
  - Да, эти хлопцы дремать никому не дают, это точно, - сказал командир части, - станешь грузина переводить из роты в роту, так командиры рот и старшины готовы из роты бежать куда угодно, лишь бы не принимать. Даже не спрашивают, как солдат служит. Узнают, что грузин и всё, отбиваются руками и ногами.   
    На какое-то мгновение в просторном, светлом кабинете установилась тишина. И тут старшего лейтенанта Пономарёва, словно кто подтолкнул, он поднялся и выпалил:
   - Рядовой Джавания солдат хороший. Служить он будет хорошо до конца срока. В этом я уверен. Товарищ подполковник прав, за эти две недели, что он фактически ведёт ротное хозяйство, я спокоен.  Обязанности старшины я поручил исполнять прапорщику Черниченко. Но он с утра и до вечера на производстве. Я каждый день быть в полку тоже не могу, вы же знаете, как обстоят дела на моих объектах, а скоро буду вынужден и чаще бывать дома, жду прибавления в семье. Если не даёте старшину, я напишу рапорт и попрошу исполняющим обязанности старшины назначить рядового Джавания.
   - Правильно, - подал голос заместитель по тылу, – я бы на его месте сделал бы то же самое. И никакой беды не будет.
   Командир обвёл взглядом  присутствующих и разрешил быть свободными. Офицеры стали расходиться, а старший лейтенант Пономарёв неожиданно для себя подошел к столу командира части, взял чистый лист бумаги, присел к приставному маленькому столику и быстро набросал текст рапорта. Подписав бумагу, он проставил дату, положил листок на стол командира и попросил разрешения выйти.
   Пономарёв потопал в роту, а командир части приказал дежурному по штабу вызвать к нему солдата из производственного отдела.

               
5
   На следующий день, после утреннего развода, командир части подозвал командира первой роты и коротко сказал ему: «Твой рапорт я подписал. Построй роту, представь и попроси солдат слушаться твоего оригинального грузина».
   Сергей проводил роту до ворот части и вернулся в штаб. Сначала он зашел к майору Никонову, извинившись, сообщил, что работника его отдела вынуждены временно  назначить   старшиной роты.
   - Солдат он хоть и молодой, но толковый. Если ему хорошенько на первых порах помочь, то толк из него будет. Парень не избалован, искренен и наивен, как дитя. В работе аккуратен и скрупулёзно исполнителен. У меня он освоился в считанные дни и работал с моими женщинами на равных. Что ж - забирай, буду искать замену, - подвёл итог разговору майор и Пономарёв вышел в соседнюю комнату.
    Подскочившему при его появлении  Гоге он велел в течение дня сдать бумаги и после съёма быть в роте. Там я вам всё и объясню.
    Когда старший лейтенант Пономарёв привёл в часть свою ротушку и вошел в канцелярию, там его пронзительным, жалким и вопрошающим взглядом встретил Гога. Старший лейтенант снял и повесил на вешалку шинель, прошел на своё место за столом, полистал перекидной календарь, а расстроенный, вытянувшийся в струнку Гога всё это время не сводил с него глаз. Сергей понимал, чем вызвано такое состояние солдата и не спешил с ним заговаривать.
   - Чего стоите? Присаживайтесь, говорить будем, - с теплом в голосе сказал офицер.
    Солдат тихонько опустился на стул, но продолжал сверлить командира парой своих тёмных испуганных глаз.
   - Ну, от чего такой перепуг? – сказал, наконец, Пономарёв. Поймите меня, пожалуйста,   - обстоятельства. Я понимаю, что нелегко вам будет исполнять старшинские обязанности. Понимаю. Но на сегодня вы человек самый подходящий. Всё по роте  знаете, ключи от ротной кладовой у вас. Не имеете опыта командовать – научитесь, поможем. Назначаетесь  временно. А там будет видно – не получится, передадите роту другому и всё. Вон лежит Устав, читайте обязанности и до буковки исполняйте. Поступайте так, словно вы уже давно старшина.   Ну, что? Будем представляться роте?
   - А можно не сейчас, или объявите без меня?
   - Э-э, нет! Так нельзя! Не представленный личному составу командир – не командир! Понятно?
   - Да,  - ответил Гога, и лицо его сделалось багровым.
     Потом командир роты вызвал в канцелярию командира первого взвода и велел ему построить в казарме роту. Когда  сержант Мирошниченко доложил, что рота построена, старший лейтенант Пономарёв тронул за локоть Гогу и тихо сказал: «Пошли».
    Сначала командир роты доложил солдатам, что приказом командира части, за недостойное поведение и злоупотребление служебным положением старшина роты прапорщик Козлов от исполнения обязанностей старшины роты отстранён и будет переведен в другую часть. Вслед за этим сообщил, что исполнение обязанностей старшины роты возложено на рядового Джавания. О Гоге ротный ничего говорить не стал, сослался на то, что все его знают. Несколько минут он поговорил о том, что все  распоряжения рядового Джавания отныне всем личным составом роты подлежат неукоснительному исполнению. Предупредил всех солдат и сержантов, что  любое  ослушание старшины будет строго караться. В заключение старший лейтенант коротко сказал: «Я всех вас прошу войти в наше положение и помогать Георгию. Ему на первых порах будет нелегко». После этого командир роты спросил:
   - Есть ли у кого вопросы?
   - Старшину сняли, а капитан? – послышалось из второй шеренги левого фланга.
   - Командир части меня проинформировал, что расследование закончено. Как только капитан Копейкин выйдет из отпуска, он будет строго наказан. Будут приняты меры по возврату вам денег в сумме, установленной расследованием, - ответил старший лейтенант.
    Он спросил солдат, есть ли у них ещё вопросы, и ввиду их отсутствия велел старшине вести роту на ужин.         


6
    Гога проводил взглядом уходящего в канцелярию командира роты и неестественно звонко подал команду:    « Рота, равняйсь! Смирно! Напра-во! Выходи строиться на улице».
     Начавшие медленное движение солдаты улыбаясь, загудели, обсуждая меж собой последнюю новость роты. Всегда ходивший в столовую в бушлате Гога, на сей раз вышел на улицу в гимнастёрке и шапке.
    Пономарёв, войдя в канцелярию, за стол не сел, а встал в углу у сейфа и, осторожно выглядывая, наблюдал за происходящим на улице. Выходя из казармы, солдаты строились повзводно в четыре шеренги. Последним из казармы вышел Георгий. Он встал перед строем в центре, подождал пока все солдаты займут свои места в строю, подал команду: «Равняйсь! Смирно! Нале-во!». После того, как строй повернулся «налево»,  юный старшина прошагал в голову колонны и скомандовал: «Шагом марш!»
   - Вот так-то! – сказал себе Сергей, - а мы при званиях и звёздах водим солдат, как пастухи – плетёмся сбоку и сзади.
     Офицер собирался пройти в столовую, но передумал. Он надел шинель и вышел из роты, направляясь  к отъезжавшему в город полковому автобусу.
   Когда солдаты заняли места за столами, Гога вместо привычной команды «Рота садись! Приступить к приёму пищи», сказал: «Приятного аппетита». Удивлённые солдаты тихо сели на скамьи и приступили к трапезе.   Всё время приёма пищи ротой Гога ходил вдоль столов взад и вперёд, внимательно наблюдая за всем происходящим за столами. Когда солдаты закончили ужин, он скомандовал роте на выход и объявил о пятиминутном перекуре возле столовой, предупредив, чтобы окурки солдаты выбрасывали только в урны. Притихшие солдаты выходили на улицу, а Гога быстро сел за последний накрытый для его роты стол, в одно мгновение опорожнил приготовленную ему дневальным по роте миску, выпил уже остывший чай и направился на выход.
   Сам не зная зачем, до самой вечерней поверки Гога ходил и ходил по казарме. Несколько раз он заходил в Ленинскую комнату, где с десяток солдат сидели у телевизора, в умывальник и в комнату бытового обслуживания, где  брились солдаты, передавая друг  другу станок для бритья. Когда  он в очередной раз проходил по казарме, малыш Семёнов,  примостившийся на самом краешке своей кровати, крикнул в его адрес:
   - Эй, старшина! Ты чё, так и будешь круглые сутки глазеть за нами? Тебе больше нечего делать?
    Гога подошел к солдату и спокойно спросил:
   - Вы чем-то не довольны?
   - Глянь, пацаны, какой  важный наш  старшина. Он с нами на «вы», - с усмешкой протянул кто-то сзади.
     Стоявшие в соседнем проходе солдаты ехидно хохотнули, а долговязый Пилипенко, разговаривавший на центральном проходе с  земляками, сказал:
   - Та ты, Грыня ны лякайся. Хай вин трошкы покычитца, в охотку покомандуе. Вин довго так нэ будэ. Прытрэтця. А зараз  нада ж хлопчику свою власть показаты. А як же?  Як, ны як старшина!
    Смущённый Гога стоял и молча слушал не оскорбления, нет, но и не очень приятные слова в  адрес себя разнесчастного.
   - Слышь, Грузия, - прогудел подошедший сзади широколицый Коновалов, - ты должно будешь всё время за нами следить, а потом  докладывать ротному? А может, будем по-простому, по-солдатски? А? А то, я смотрю, ты как-то не так с первого дня начал?
    Гога глянул на высокого и плечистого Коновалова снизу вверх, провёл взглядом по спальному помещению и, увидев десятки уставившихся на него глаз, ответил развязно стоявшему рядом недоброжелателю:
    - Я ни разу, ни на кого, ни одному командиру не сказал и одного слова. Будешь нарушать – сам накажу. Понял?! А пойдёшь в самоволку к своей рыжей – будешь сидеть на гауптвахте. Я посадить не могу,  придётся просить командира роты.
   - Да ты чё?! Грузия? Када я в самоволку ходил? Какая рыжая?  Ты чё придумал?
   - Я ничего не придумал. Сказал больше не ходи, и не ходи!
    Гога сверкнул  глазками на Коновалова, как бы собираясь сказать что-то ещё, потом провёл пальцами обеих рук по туго затянутому ремню спереди назад, расправил плечи и, сопровождаемый десятками любопытных глаз, с достоинством прошествовал в канцелярию. А, войдя туда, закрыл дверь на ключ, вынул из кармана  носовой платок и хотел уже  дать волю навернувшимся слезам горькой обиды, но услышал голос дневального по роте Володи Сосновского: «Рота! Строиться на вечернюю поверку». И  через пять минут аккуратно заправленный, с виду спокойный и уверенный старшина читал ротный список вечерней поверки, пристально вглядываясь в каждого, ответившего «я!».
    Утром следующего дня ротный прибыл в часть перед самым разводом. Он остановил на центральной аллее направлявшуюся из столовой на плац роту, поздоровался за руку со старшиной. Очень хотелось спросить Георгия, как прошла ночь, но  делать этого не стал. Старший лейтенант скомандовал командирам взводов подойти к нему, а Георгию разрешил вести роту.


7
   В десять часов утра  с производства ротный позвонил в полк, попросил пригласить к телефону старшину первой роты. Когда через несколько минут в трубке послышался голос тяжело дышавшего Георгия, ротный сам не зная почему, сказал:
   - Молодец, Георгий! Первый день  старшинства прошел хорошо. Главное, не робейте. А теперь слушайте меня внимательно. После обеда придёт прапорщик Козлов. Вы без меня не подписывайте ему никакие бумаги. Сейчас идите в вещевую службу, с инспекторшей составьте передаточную ведомость имущества роты. Сначала ведомость пусть подпишет начальник вещевой службы или инспекторша, потом по этой ведомости вы со старшиной проверьте, отмечая наличие, имущество казармы. А вечером проверим личные вещи солдат. Понятно?
   - Так точно! - ответил Гога.
   - Тогда всё. Занимайтесь.
    После ужина старший лейтенант Пономарёв приказал командирам взводов получить у старшины роты шинели и  парадную форму одежды солдат. По мере получения строить личный состав в повседневной форме, парадную форму каждый солдат  проверяющим просто покажет. Прапорщик Козлов  стал возражать против такого порядка проверки имущества, ссылаясь на то, что он больше двух недель не был в роте, и за сохранность солдатского обмундирования  ответственность нести не будет.
   - Хорошо, сказал Пономарёв, - тогда подготовьте полную перепись личных вещей каждого солдата. А передачу имущества роты проведём через комиссию. И Козлов согласился с порядком проверки, предложенным старшим лейтенантом.
   В первом же взводе у нескольких молодых солдат выявились старые парадные ремни, галстуки и ботинки. Многие солдаты стояли в строю в шапках, как выразился прапорщик Черниченко, «отслуживших» не один срок службы. У двоих молодых солдат были подменены шинели.
   Все выявленные замечания по  роте Гога аккуратно занёс в тетрадку, а ротный велел все недостатки внести в акт приёма-передачи имущества роты. Обратно в кладовую личные вещи солдат уже принимал рядовой Джавания.
    Проверка обмундирования солдат затянулась, время вечерней поверки и отбоя давно прошло.  Пономарёв велел дежурному по роте доложить в штаб, что личный состав роты проверен, скомандовал солдатам по мере сдачи обмундирования в кладовую ложиться спать, а сам поспешил домой. На КПП его поджидал прапорщик Козлов.
   - Товарищ старший лейтенант, - обратился он к Пономарёву, - давайте как-то договоримся насчёт вещёвки.
  - Договариваться надо не со мной, я роту не принимаю. А потом, что значит договориться? Повесить недостачу на этого мальчишку? Вы с ротным и с вашими активистами обмундирование молодых солдат пропили, а он пусть теперь расплачивается?
   - Ну, товарищ старший лейтенант, ну как же мне теперь быть? Войдите в моё положение. Всё ж от вас зависит. Скажите этому грузину, он и подпишет акт. Давайте договоримся, а?
   - Нет, Степан Петрович, нет. Я так не могу. Если Джавания и решит пойти вам навстречу, я ему этого не разрешу. Не могу!
   - Ну, и что ж мне теперь делать?
   - Не знаю. Вы не молодой солдат, что делали - знали, знайте теперь и как выходить из положения. Кстати, сложного тут ничего нет. Список у кого из солдат и что подменено есть. Берите вашего помощника по кладовой, разбирайтесь кто, что взял, и возвращайте. Ремни, галстуки и шапки стоят не дорого. Можно и купить.
  Сгорбившийся, не бритый прапорщик ещё какое-то время следовал за Пономарёвым, умоляя помочь ему с передачей имущества солдат, но, видя несговорчивость старшего лейтенанта, с досадой развернулся и потопал в часть.      
   Закрыв каптёрку, Гога направился в спальное помещение, когда его окликнул прапорщик Козлов:
   - Слышь, ты, иди сюда, поговорить надо, - сказал он Гоге.
    Гога застегнул снова ворот гимнастёрки, подошел к прапорщику. Гордо  подняв  голову и, не обращая внимания на стоявших рядом дневального и дежурного, сказал:
   - Вчера вы меня не считали за человека, а сегодня надо поговорить? Знаю, о чём хотите говорить. Мне ремень и ботинки можете не возвращать, а ребятам всё верните. Я могу распоряжаться только своими вещами, а за  его обмундирование, - Гога указал на дневального, -   я решать не могу.
   После этих слов он развернулся и, не обращая внимания на вспылившего прапорщика, пошел спать.   

   
Глава 5
1
    Три дня прапорщик Козлов, его бывший каптенармус,  Коновалов, Пилипенко и ещё несколько старослужащих солдат,  месяц назад бывших ротными активистами, ходили по ротам, собирая проданные и обмененные вещи из парадной формы одежды молодых солдат. Какие-то вещи они  упросили своих дружков просто вернуть, кое-что пришлось выкупать. Многое уехало вместе с демобилизованными солдатами. Поэтому рублей по семьдесят им пришлось потратить на приобретение недостающего в гарнизонном Военторге. Когда оставалось вернуть несколько пар сапог, галстуков и одну фуражку, Гога, который готов был сам всё приобрести и разложить в ячейки для хранения личных вещей солдат лишь бы  больше не видеть Козлова, сказал ротному, что все вещи молодых солдат вернули, и старший  лейтенант разрешил подписать акт приёма-передачи имущества роты.
   За эти дни Гога немного освоился, вошел в роль старшины. Его переживания, что солдаты не будут слушаться и игнорировать его распоряжения, сами собою развеялись. Все солдаты роты относились к новому старшине, как и ко всем сержантам роты, хотя он ещё  и был рядовым.
     Не кичливый, во всём предусмотрительный, всегда чисто выбритый и аккуратно заправленный, Гога подсознательно нравился солдатам. Решая самые разные вопросы жизни роты, он разговаривал с солдатами как равный с равными. В кладовой Гога убирался сам. По утрам во время заправки кроватей и наведения в спальном помещении порядка он делал всё то, что и все солдаты: ровнял по шнуру табуретки, поправлял неаккуратно заправленные полотенца, помогал, показывая,  заправлять неумёхам кровати и подушки. Уборку помещений роты и закреплённую за ротой территорию в военном городке, хозяйственные работы в части Гога требовал выполнять строго по очереди, а объёмы работ делил поровну. «Когда делают все, работы становится мало, а делается она быстро» - говорил он солдатам.



2
   Приехавший из санатория капитан  Копейкин, сразу же и объявился в роте. Обо всех переменах он уже был  хорошо проинформирован. Поэтому, когда зашел в казарму, подошел к Гоге, и, здороваясь с ним за руку, сказал: «Ну, как дела, старшина? Вижу в роте порядок, сделали ремонт, обновили настенную документацию». Гога, пожимая капитану руку, только и ответил: «Здравия желаю, товарищ капитан». Он молча сопроводил бывшего ротного по казарме, а когда тот попрощался и стал уходить, молча козырнул.
   В тот же день вечером командир части  собрал своих заместителей, бывшего и настоящего командиров первой роты. Разговаривали больше часа, а, придя в роту, старший лейтенант Пономарёв сказал Гоге, что капитан Копейкин и прапорщик Козлов вернут роте триста восемьдесят рублей: «Соберитесь с сержантами и комсомольским бюро роты и решите, что для роты купить на эти деньги. На построении объявите ваше решение солдатам. Если не будут возражать, организуйте закупку, и документами отчитайтесь».
    Долго думать и гадать, что купить в роту у Гоги необходимости не было. Чего в роте нет, он знал. У кладовщицы полкового вещевого склада Нины он давно обшарил все полки, и что можно было получить, получил. Надо было только решить, что приобрести в первую очередь, ведь на всё необходимое тех денег, о которых сказал ротный, не хватит. Первым в список он записал замену потускневших от времени  зеркал в комнате бытового обслуживания. В Ленинскую комнату надо приобрести шторы на окна и на входную дверь. Нужно срочно прикрыть занавесками окна спального помещения. «Как бы я спал в своей комнате, если бы моё окно было голым», - размышлял Гога, вспоминая тепло и уют своего далёкого дома. В его списке на приобретение значились цветочные горшки и настенные часы в спальное помещение и напротив дневального по роте. «День солдата расписан по минутам, а часы на стену не положено. Как это могли так решить начальники?», - недоумевал Гога с первого дня своей службы.
   Когда всё, что он считал необходимым для роты, было занесено в список, Гога подчеркнул самое необходимое в нём и передал список Олегу Матюхину. В конце списка приписал, что через неделю праздник и к нему надо бы приготовиться. Полковому плотнику по просьбе Гоги Юра Жоржеладзе натаскал нужное количество обрезков половых досок для изготовления ящиков для цветов в Ленинскую комнату. Плотнику Гога пообещал за изготовление четырёх ящиков пять пачек хороших папирос. Но сделанный первый ящик пришлось забраковать, так как ящик получился  грубый и несуразный. Пришлось просить старослужащего солдата Зубова помочь плотнику. Зубов до армии отбыл срок лишения свободы, и, казалось,  может делать всё. Сначала солдат, деланно ломаясь, не соглашался, давая понять, что Гога хоть и старшина, но солдат молодой. Гога уже отвернулся от нагловатого солдата, собираясь уходить, но тот неожиданно согласился, сказавши: «Ладно, грузинчик, так и быть, сделаю». Ради дела Гога стерпел унижение.
    Отростки цветов библиотекарша Тамара ему уже приготовила, медлить с их посадкой было нельзя.

3
    На складе у Нины Гога видел большую стопу списанных солдатских одеял. Их приготовили к сдаче на макулатуру, как и положено. Гога уже дошел до зампотылу, выпрашивая выдать ему  пятьдесят штук этих одеял для изготовления прикроватных ковриков. Он никак не мог примириться с тем, что, раздевшись, оставив у табуретки на центральном проходе заправленные портянками сапоги, солдаты босиком по холодному полу, по которому только что ходили в обуви, идут до кровати. «А что бы мне сказала мама, если бы я не помыл ноги перед сном?  Дома я ходил в ботинках,  ноги нисколько не пахли. А тут солдат целый день ходит в сапогах и ложится спать с немытыми ногами. Есть ребята, которые очень хотели бы вымыть перед сном ноги, но чем их вытирать, где мыть и в чём идти до кровати из умывальника? Как так можно жить? А кругом только и слышно, армия учит, армия воспитывает, армия из парня делает мужчину,  а какого - не говорят. Неряху, что ли?» - часто с грустью размышлял Гога. На эти его  доводы зампотылу, пытаясь от него отмахнуться, как от назойливой мухи, однажды сказал:
   - Мало ли что  кому хочется. Есть приказ, которым утверждён перечень положенных солдату вещей. Мы вам всё по этому перечню выдали. Откуда я возьму то, что ты просишь?
    И когда зашел разговор об одеялах он сказал:
    - Одеяла хоть и списанные, но числятся. Я обязан их сдать на макулатуру и отчитаться документом. По макулатуре у меня план. Понял? -  подполковник помолчал с минуту, потом неожиданно  тепло взглянул на Гогу и продолжил, - ладно, старшина, ладно. Так и быть,  поговорю с командиром.  Может, что и придумаем в качестве эксперимента. Ты только ко мне не приставай. Я не люблю этого, понял?
    - Понял, - ответил Гога и продолжил, - а скоро праздник, товарищ подполковник. Было бы хорошо  к нему всё и получить, а?
   - Тьфу ты! Опять он за своё! Ты, случайно не грузинский цыган, а? За два последних дня ко мне ни один старшина, ни за чем не приходил, а ты у меня уже десятый раз. Мне что? Только тобой и заниматься? У меня и других забот хватает. Всё! Иди в роту, занимайся, занимайся…
   - Я и хочу заниматься, товарищ подполковник, - протянул невозмутимый Гога.
    На это подполковник Шевченко ничего не сказал. Он только сверкнул на солдата  сузившимися глазками, сунул правую руку за борт шинели и ушел прочь.
   - Почему он так? – думал погрустневший Гога, направляясь в роту, - я же хотел хорошо сделать в казарме ребятам, а он ругается. Он же сам должен меня заставлять делать хорошо в казарме, а он меня ругает и ругает.
   С центральной приветливой аллеи полка Гога свернул на дорогу, ведущую к его роте, и увидел шедших от КПП в его роту своего командира  и какого-то лейтенанта.   

4
    Следом за офицерами Гога вошел в казарму, и дневальный тут же ему сказал, что его вызывает ротный. Когда солдат робко вошел в канцелярию, старший лейтенант Пономарёв пригласил проходить и присаживаться. Гога присел на краешек стула у вешалки и уставился на командира роты. А тот, закончив что-то рассказывать незнакомому лейтенанту, одетому в парадную форму, обращаясь к Гоге, сказал:
  - Я сегодня с утра ездил в штаб Управления получать документы на квартиру и встретил там лейтенанта Овиенко, прибывшего в наше Управление  и направленного в нашу роту заместителем командира.   А, обратившись к лейтенанту, продолжил:
   - А это пока исполняющий обязанности  старшины роты Георгий Джавания.   
   Рослый розовощёкий лейтенант поднялся, подошел к Гоге и протянул для пожатия руку.
  - Анатолий, - сказал, крепко пожимая Гоге руку, стройный красавец.
    Гога не нашелся что сказать. После рукопожатия он почему-то стал поправлять аккуратно заправленную под ремень гимнастёрку, машинально рукой проверил пуговицы на карманах и вороте. Старший лейтенант бросил короткий взгляд на Гогу, встал и сказал:
  - Вы тут знакомьтесь, а когда с обеда приедет командир полка, вы, Анатолий, пойдёте, представитесь и езжайте домой. А завтра приезжайте на нашем семичасовом, я представлю вас роте и пойдём  на площадку.
    Ротный ушел, а лейтенант с Гогой долго сидели и мирно, доверительно, как старые знакомые, беседовали. Лейтенант Овиенко, сам не зная почему, рассказал Гоге, за что его перевели в их Управление. Он, оказывается, с первого дня службы в части повёл в своей роте борьбу с хулиганами. В начале января, будучи в патруле по гарнизону, после завершения службы не поехал в город, а пошел ночевать к себе в роту. Когда зашел в казарму, услышал шум из ротного умывальника. Дневального у тумбочки не оказалось, и офицер прошел в умывальник. Там он увидел слева у стены важно восседавших четверых отпетых разгильдяев роты. В центре комнаты на табуретке стоял дневальный и, понукаемый ударами ремня  пятым хулиганом, читал так называемую «присягу». Очевидно, молодой солдат отказался произнести очередную похабщину из текста «присяги», и истязатель в очередной раз замахнулся, чтобы со всей силы ударить его солдатским ремнём по спине. Вошедший в умывальник лейтенант подскочил к нему и с силой пихнул истязателя. Тот отлетел к противоположной стене. На пути хулигана оказалось ведро с водой. Он через него запнулся и, падая, достал головой радиатор отопления. Ударился он так, что радиатор прогудел словно заводской гудок. Из раны на голове хлынула кровь, солдат потерял сознание. Лейтенант подхватил обмякшее тело «воспитателя» и с дневальным быстро понесли в полковую санчасть.
    Травма оказалась серьёзной, и прокуратура возбудила уголовное дело. К своему несчастью лейтенант Овиенко ничего не предпринял для своей защиты. Он не задержал тех четверых участников истязания молодого солдата, не взял письменного объяснения у дневального, а тот, будучи запуганным старослужащими, несколько раз менял свои показания. С большим трудом командованию части удалось полностью разобраться в случившемся и убедить прокурора гарнизона прекратить против молодого, ещё не опытного офицера уголовное дело.
   Гога рассказывал лейтенанту не о жизни роты, а о своих впечатлениях, о службе, о непонимании больших полковых начальников того, как надо устраивать быт солдат. Он поведал приятному собеседнику о своём возмущении сквернословию, царящему в части. Все офицеры, прапорщики и сержанты слышат это и никаких мер, ни к кому не принимают и даже сами  ругаются грязными словами. При ругани постоянно употребляют слово «мама». И эти люди считаются воспитателями солдат, гордятся своими погонами и званиями, требуют к себе уважения. Многие ребята на гражданке не курили, а теперь все поголовно курят. Почему-то никто им этого не запрещает, а это ж так просто. Могли бы отучить от курения и тех ребят, кто до армии по молодости и глупости курил.
   Так молодые люди проговорили до четырнадцати часов. Гога спохватился, что уже закончился в части обед. Сказав это лейтенанту, он пригласил его в столовую пообедать. Парни поели уже остывших жиденьких щей, попили компоту и поспешили в штаб. Пока лейтенант Овиенко представлялся командиру полка, Гога тёрся у штаба. Когда лейтенант вышел и направился в роту, Гога остановил его и настоял на том, чтобы товарищ лейтенант ехал в общежитие. Проводил он его за КПП, показал остановку автобуса и попрощался до завтра.

               
               
                5
    Утром следующего дня командир роты прямо из автобуса поспешил в штаб. Построенную на завтрак роту Гоге пришлось задержать, дожидаясь его. Когда старший лейтенант Пономарёв прибежал в роту, то, даже не заходя в канцелярию, провёл к стоявшим в строю солдатам лейтенанта Овиенко, представил его и приказал выходить строиться на завтрак. После этого он подозвал к себе командиров взводов, Гогу, лейтенанта Овиенко и сказал им:
   - Ребята, мне нужно срочно в город. Ночью скорая увезла в роддом жену. Мне нужно её навестить, надо многое покупать. В общем, дел у меня по горло. Вы уж тут давайте сами, а?
   - Езжайте, товарищ старший лейтенант, езжайте. Мы тут всё сделаем. Справимся сами. Не беспокойтесь, - почти в один голос ответили подчинённые.
   - Сержант Сердюк, сопроводите сегодня по объектам лейтенанта Овиенко, введите в курс наших дел, познакомьте с производственниками.
   - Будет сделано, товарищ старший лейтенант, - ответил сержант, и все заспешили на улицу, где дежурный по роте уже построил солдат.
    По возвращении роты с производства Гога начал было излагать товарищу лейтенанту своё негодование тем, что на складе ему сегодня выдали для солдат хозяйственное мыло. «Как можно умываться хозяйственным мылом? Почему не купить туалетное? Неужели товарищ капитан и сам умывается хозяйственным мылом?», -  тараторил он.
     Гога уже начал перечислять, что он просил для роты, а ему не дают, но тут лейтенанта вызвали в штаб. А когда тот вернулся, то собрал в канцелярии всех сержантов, и что-то долго там с ними обсуждал. Гога  построил и повёл роту в столовую, а совещание в роте всё продолжалось. Он уже велел оставить для сержантов ужин, когда в сопровождении лейтенанта они появились в столовой. Ужиная, лейтенант всё время разговаривал с командиром первого взвода и Гога опять был отодвинут от лейтенанта. После ужина у столовой лейтенант подошел к Гоге сам, сказал ему, что двадцать третьего в полку будет праздник. После торжественного собрания будет концерт художественной самодеятельности, а потом праздничный обед. Командир части приказал пригласить на праздник мастеров и прорабов, вольнонаёмных бригадиров, просто рабочих, которые обучают солдат строительным специальностям. Начальник СМУ приказал начальникам участков и прорабам сделать своим ротам подарки. Возможно, гости захотят это сделать в казармах, поэтому все помещения надо привести в порядок. «У нас с тобой есть ещё четыре дня, подумай, что можно и нужно сделать» - сказал лейтенант. В ответ Гога попросил товарища лейтенанта завтра не уходить сразу на производство, а остаться часа на два в полку, чтобы ещё раз поговорить с подполковником Шевченко.

6
   Когда лейтенант Овиенко и Гога на следующее утро вошли в кабинет заместителя командира части по тылу, и лейтенант, обратившись к подполковнику, сказал, что роте кое в чём нужно помочь, тот криво улыбнулся, провёл рукой по голове, приглаживая свои седые, но  ещё густые волосы и сказал:
    - Так, так. У старшины первой роты появилась поддержка. Ваш старшина, товарищ лейтенант, что бы вы знали, меня уже достал. Я пообещал ему, что решу вопрос о старых одеялах, так он теперь уже просит и вторые полотенца для ног. И не просит! Нет! Он уже требует туалетное мыло. Где это было видно, чтобы солдатам выдавали туалетное мыло? Двести граммов хозяйственного каждому солдату на месяц и всё, - как можно вежливее говорил молодому офицеру подполковник, - так что ваши просьбы я знаю, по одеялам и полотенцам постараюсь помочь, а мыло – извините.
    Разговаривая, подполковник  делал вид, что в кабинете они только с лейтенантом. На Гогу он даже ни разу и не взглянул, но когда офицеры закончили разговор, солдат неожиданно сказал:
   - У нас есть ещё вопросы.
   - Вот видите, товарищ лейтенант, у него опять какие-то просьбы. Ну, ладно давай, добивай меня своими просьбами. Я вчера написал рапорт, попросил командование разрешить послужить мне ещё год. Но если дело так пойдёт и дальше, придётся рапорт забирать и увольняться, - добродушно улыбаясь, сказал подполковник. 
    Он извинился, что сразу не пригласил сесть, закурил и как заботливый хозяин кабинета выдвинул  посетителям стулья.
    Усаживаясь к столу, Гога без промедления начал излагать свои новые просьбы:
   - Последний раз парикмахер к нам в роту приходил аж в январе. Когда была наша очередь второй раз, у нас был ремонт, и мы стрижку солдат пропустили. А теперь очередь только с двадцать шестого числа.
   - Так, понял. Это правильный вопрос. Сейчас стрижется пятая рота, шестой роте мы на пару дней очередь отодвинем. Я себе записываю. Что ещё? – деловито спросил подполковник.
    Гога опустил голову и робко сказал:
   - Простите, товарищ подполковник, я без вашего разрешения договорился с полковым плотником сделать нам цветочницы, а вы их забрали.
   - Вот-вот. Решил меня обойти. Я плотнику дал задание, а он даёт ему своё. Вы видите, товарищ лейтенант, что он делает? И ещё, небось, на меня же и  жалуется. Ладно. Если больше не будешь надоедать, я  прикажу доделать твои ящики. Записал.
   - Нам на послезавтра нужен сантехник и сварщик. Завтра ребята на производстве закончат варить умывальник для ног, нужно подключить к нему воду и канализацию, - продолжил Гога.
   - Вот это уже хорошо! Тут я тебе помогу. Давай делай, я дам тебе хорошей краски, покрась. Будете устанавливать, я подойду, посмотрю, что и как. Потом прикажем сделать такие умывальники всем ротам. Хотя-а и они ж потом  попросят полотенца. Видишь, опять мне приходится ломать голову. Откуда ты на мою голову взялся такой настырный, а? Надеюсь, это просьба последняя? - гася папиросу и отмахивая ладонью дым, сказал подполковник, - если есть ещё, приходи после праздника, а на сегодня хватит.
    Гога встал, глянул на лейтенанта и попросил разрешения идти. «Иди, ради Бога, иди! - сказал зампотылу, а, обращаясь к лейтенанту Овиенко, продолжил – ты, если что нужно, лучше заходи сам. Мы с тобой быстрее договоримся».
    Прямо из штаба лейтенант ушел на производство. Гога пошел проводить его до КПП. Шли молча. Гоге было неудобно за разговор у подполковника, он шел и думал, что поставил товарища лейтенанта в неловкое положение. А лейтенант размышлял о том, что хороший этот парень ротный старшина. Когда подошли к проходной, Гога запинаясь, сказал:
    -Извините, товарищ лейтенант, нехорошо я поступил.
    - Как это не хорошо! Ты молодец, стараешься  для роты. А тыловики они все такие. У них никогда ничего нет.
    Лейтенант ушел, а Гога долго стоял у ворот и смотрел ему в след. Глаза его светились радостью от похвалы лейтенанта. Когда вернулся в роту, дневальный доложил, что его вызывает замполит полка.
    Войдя в кабинет подполковника, Гога закрыл за собой дверь, развернулся и увидел сидевших у стола капитана Копейкина и прапорщика Козлова. Это было так неожиданно, что солдат, уже начавший докладывать замполиту о прибытии, замер с приложенной к правому виску рукой. Подполковник предложил Гоге присаживаться, а сам взял со стола бумажный свёрток и сказал:
   - Вот здесь триста восемьдесят рублей, это деньги  вашей роты. Ты о них, надеюсь, знаешь. Вы решили, как их потратить и кто этим будет заниматься?
   - Товарищ старший лейтенант сказал, чтобы мы собрались и решили, но мы ещё не решали и я деньги не возьму, - выпалил Гога.
   - Ладно, тогда сегодня же собирайтесь и всё решайте. Тот, кому будет поручено их расходовать, пусть завтра ко мне заходит и забирает. Я советую вам поручить это дело Матюхину, а там решайте сами.

               
7
    Все дни перед праздником в первой роте шла нешуточная приборка. По вечерам солдаты наводили порядок во всех помещениях, гладили парадную форму, до асфальта очищали всю территорию у казармы, аккуратно укладывая, ровняли снег на газонах. В ленинской комнате появились три большие цветочницы с маленькими ростками цветов. Олег Матюхин и Юра Жоржеладзе два дня подряд с утра ездили в город делать закупки для роты. Двадцать первого февраля у каждой кровати появились прикроватные коврики. В умывальнике,  сваренная из распущенной пополам трубы диаметром 600 мм, была установлена мойка для ног. А внизу на спинке кровати каждого солдата появилось полотенце для ног.
    Сразу же после утреннего развода с большим свёртком под мышкой Гога подошел к начальнику вещевой службы полка. Когда он попросил разрешения обратиться, капитан настороженно на него посмотрел и нехотя ответил: «Ну, чего тебе ещё?»
    - Надо сшить шторы на окна, мы вот купили материю. Скажите вашей портнихе, а я дам ей помощника.
    - Да на кой  хрен мне твой помощник! Тут работы на неделю, а она ещё не всему последнему призыву ушила парадку. А на носу праздник, когда она будет этим заниматься?
   - Я дам ей помощника, - опять сказал Гога.
   - Иди к ней, скажи, что я разрешил, но то, что я ей приказал, она должна сделать. Всё!
     Капитан зло глянул на Гогу и заспешил прочь. Гога подозвал стоявшего в сторонке рядового Салахова, который целый год работал портным, отбывая в колонии несовершеннолетних срок, и парни потопали к портнихе.
     В тот же день Гога заступил в наряд по столовой. По графику с ним в наряд заступил третий взвод. Вечером в роту пришел парикмахер. В комнате быта солдаты по очереди стриглись, а в помещениях шла тщательная уборка. Присматривал за уборкой помещений лейтенант Овиенко. Он сразу же выявил человек семь солдат из числа старослужащих, которые от уборки в казарме уклонились.  Лейтенант всех их построил на улице и хотел заставить наводить порядок на закреплённой территории, но  уже стемнело. Тогда лейтенант повёл нарушителей в столовую, где Гога и помогавший ему в первое дежурство прапорщик Черниченко организовывали чистку картофеля и уборку помещений столовой. На все работы люди уже были распределены. И прапорщик Черниченко попросил у завстоловой для  «дедушек»  дополнительную работу. «Блатная» работёнка нашлась. И Черниченко повёл «сачков» в отдельно стоявший от столовой не отапливаемый склад и заставил их чистить наждачной бумагой бачки, чайники, ложки и другую посуду, которая потребуется дополнительно в праздничные дни. Чтобы братва не разбежалась, склад снаружи он закрыл на замок.
    Часам к десяти все основные работы на кухне и в обеденном зале были выполнены, и прапорщик Черниченко  увёл взвод в роту, а сам поспешил на последний рейсовый автобус. Гога выдал ночной смене поваров продукты на завтрак, обошел все цеха и около двеннадцати ночи направился в роту. Выйдя из столовой, он услышал глухие, тяжелые удары и вопли, доносившиеся из дальнего угла столовского двора. Солдат быстро туда прошел. Оказалось, это стучали в прочную дверь и зарешеченное окно склада солдаты, чистившие там посуду. Прапорщик Черниченко забыл их отпереть и увести в роту. Парни выдраили до блеска всю, какая была в складе, посуду, до костей промёрзли и молили Гогу выпустить их из заточения. Гога попросил солдат подождать, а сам побежал в штаб. Он позвонил домой заведующему столовой, но тот сказал, что ключ от склада он отдал Черниченко, а у того дома телефона не было. Гога метнулся искать дежурного по части. Запыхавшийся солдат нашел полного, перетянутого ремнём, с повязкой на левой руке капитана и выпалил ему о случившемся. Тот с минуту помолчал, спросил Гогу, есть ли отопление в складе. Когда Гога сказал, что склад не отапливается, капитан усмехнулся и сказал:
   - Так этим паразитам и надо. Но беда в том, что могут обморозиться, ещё отвечать за них придётся. Надо открывать. А как будем открывать? - спросил он Гогу и продолжил, - тут два варианта: первый срезать замок, а второй посылать машину к прапорщику за ключом.
  - Как прикажете, товарищ капитан, так и сделаем, - сказал  Гога.
  - Нет, приказывать я тебе не буду, хочешь - срывай замок, потом покупай новый, а хочешь - звони диспетчеру автороты, проси дежурную машину.
     Гога постоял с минуту в дежурке и поспешил к столовой.
   Когда срезали задвижку с замком, дверь склада с грохотом распахнулась, и солдаты пулей вылетели на улицу. «Спа-а-с-сибо, Грузия, - бросил на бегу скрюченный от холода Пилипенко, - в-век не забуду т-т-воей доб-р-роты».
  Утром Гоге  пришлось обращаться к полковому сантехнику, чтобы отремонтировать запоры склада. А земляк Сосо доложил ему, что у старослужащих только и разговоров, что о нелёгких временах, наступивших в роте.


8
   Суббота двадцать третьего февраля на стройке была объявлена нерабочим днём. К этому дню приурочили подведение итогов  минувшего года. В десять утра в клубе части состоялось торжественное собрание, на котором поощряли лучших солдат и офицеров. Лейтенанту Овиенко накануне из штаба передали список солдат и сержантов его роты, которых надо было обеспечить в клуб и усадить на места ближе к сцене. В том списке значилась и фамилия старшины роты.
     На собрание прибыло большое количество гостей, в числе которых Гога заметил и группу женщин с отделочного участка. Возглавляла группу сама нарядно одетая Нина Ивановна, которая сразу подошла к старшему лейтенанту Пономарёву. В уголке фойе уединились Коновалов и рыжая его подружка, которую Гога едва узнал в красивой шубке и  меховой шапочке. Потолкавшись  в фойе, Гога направился в зрительный зал. И  тут он лицом к лицу встретился с Юрой, который стоял с маляром Леной. Друг взял в свои медвежьи ручищи меленькие ладошки Лены и нежно поглаживал их, как бы согревая. Лена на приветствие Гоги нежно улыбнулась и кокетливо склонила головку в сторону Юры. Гога прошел в первые ряды зала и сел на крайнее кресло третьего ряда.
    Оказалось, что рядом с ним сидели девушки с отделочного участка их роты. Рядом с Гогой оказалась скромница Лена. От неё приятно пахло хорошими духами, симпатичное личико выдавало смущение и испуг непривычной обстановки. Сидевшие за Леной Наташа и Светлана, о чем-то, посмеиваясь, шептались. Гога сидел весь в напряжении. Ему было очень приятно сидеть рядом с Леной, хотелось с ней о чем-нибудь поговорить, но на это он так и не решился. Боковым зрением парень всё время поглядывал на девушку, с замиранием сердца, слушал её лёгкое дыхание.
    Многих гостей, в том числе и Нину Ивановну, пригласили в президиум. После доклада замполита полка зачитали приказ начальника стройки. По итогам работы за минувший год  Нине Ивановне была объявлена благодарность. Гоге приказом командира части тоже была объявлена благодарность за усердие в службе и присвоено воинское звание «младший сержант». Начальник штаба полка читал приказ, а командир части вручил Гоге погоны младшего сержанта. Как Гога поднимался на сцену и как возвращался на своё место, он  не помнит. Запомнилось только, что его «служу Советскому Союзу!» от волнения и предельного напряжения на фоне редких аплодисментов  зала прозвучало очень тихо.

9
    После небольшого концерта солдаты и гости части стали расходиться по ротам. Гога пулей вылетел из клуба и помчался в роту. Там лейтенант Овиенко с дневальными уже подравнивали табуретки на центральном проходе, поправляли занавески на окнах – готовились встречать гостей. Лейтенант, увидев вбежавшего Гогу, подошел к нему, пожимая руку, тепло поздравил с  первым сержантским званием, и отправил в каптёрку с требованием немедленно  надеть сержантские погоны.
    Когда младший сержант Джавания вышел из ротной кладовой, казарму в сопровождении старшего лейтенанта обходила Нина Ивановна со своими девчатами. Гога присоединился к гостям. Лены среди гостей не было, не видно было и Юры. «Где-то уединились», - подумал Гога. Рыжая Вера была здесь, Коновалов на расстоянии  следовал за  гостями. После обхода всех помещений Нина Ивановна остановилась среди спального помещения и громко, чтобы слышали все находившиеся в казарме, сказала:
   - Вот теперь у вас хорошо. Теперь видно, что живут здесь солдаты. Для этого не жалко никаких материалов и денег. В честь вашего праздника мы дарим вашей роте баян. Девочки несите его сюда.
    Со стороны дневального на центральный проход вышел Юра Жоржеладзе в сопровождении Лены и поставил на табуретку возле Нины Ивановны футляр с инструментом. Старший лейтенант Пономарёв поблагодарил гостей за подарок и под дружные аплодисменты солдат передал баян Гоге. А Нина Ивановна продолжила:
 - Поддерживайте такой порядок в вашем общежитии, а мы в этом будем вам  помогать,  - и после короткой паузы, улыбаясь, добавила, - если и вы будете нам помогать тоже.
   Стоявший с баяном  Гога, неожиданно для себя сказал: «Обязательно будем!»
    Лейтенант Овиенко наклонился к нему и, улыбаясь, на ухо сказал: «Мы её ещё «достанем, да, Гога?». Гога с полуслова понял, что имел в виду лейтенант и довольный улыбнулся.
   Когда старший лейтенант пригласил гостей в канцелярию, Гога метнулся в свою каптёрку. Там он поставил на полку подарок, вынул из шкафа заранее приготовленную коробку конфет и поспешил к гостям. «Угощайтесь, - сказал он и положил на стол конфеты, - чайник и чашки мы пока не завели, но скоро будут».
    - Скоро, это к Восьмому марта? – смеясь, сказала Нина Ивановна.
    - Если придёте - будут, - мгновенно ответил счастливый  Гога.
    - Нет, на Восьмое марта принимать гостей будем мы. Давайте обдумаем, где  и как это организовать, - сказала Нина Ивановна, обращаясь к старшему лейтенанту.
    - Думаю, что решать вам уже придётся вот с Анатолием и Георгием. В понедельник меня вызывают в Управление. Возможно уже для работы там. Но вы не расстраивайтесь. Эти орлы справятся лучше меня.
    Прозвучала команда дневального: «Рота строиться на обед». Старший лейтенант и гости ушли в столовую, а Гога и лейтенант Овиенко стали строить  роту.
   В центре обеденного зала столовой было накрыто десятка два столиков на четверых. Их заняли гости, командование части и офицеры. Когда в зал вошли и расселись все роты, командир части ещё раз поздравил всех с праздником и пожелал приятного аппетита. Полковой  оркестр всё время обеда не громко играл весёлые мелодии.
   После праздничного обеда, прямо в столовой к Гоге подошел Коновалов. Солдат немного помялся, потом, запинаясь, обратился:
   - Эй, слышь, старшина. Попроси ротного дать мне сегодня увольнение, а?  Честное слово всё будет в норме. Понимаешь, проводить надо, ну и…, сам же понимаешь. Попроси.
     Гога озабоченно глянул на солдата и, сам не зная почему, сказал:
   - Я знаю, что всё будет в норме. Я понимаю. Я попрошу. 
     Он тут же направился к своим командирам, и минут через сорок рядовые Жоржеладзе и Коновалов со своими подружками уже шли на автобусную остановку.

               


Глава 6
1
    Старшего лейтенанта Пономарёва с 25 февраля отозвали для прохождения службы в отдел политработы Управления. Он занял должность инструктора политотдела по клубно-массовой работе.  В его ведении был штатный оркестр Управления войск, на базе которого был образован ансамбль песни и пляски. Жил оркестр в отдельной казарме полка, в котором служил Гога. В первое же посещение оркестра старший лейтенант Пономарёв зашел на минутку в свою первую роту.  Ему уже пришлось несколько дней подряд работать в одной из частей, расположенных в центре города. Обходя казармы той части, он невольно сравнивал порядок в них с порядком в своей бывшей. У некоторых опытных старшин прапорщиков порядок  во всех помещениях казармы был церковный, но в то же время от всего того блеска отдавало какой - то казёнщиной, парадностью, не уютом. В блеске и строгости порядка не просматривалась душа наводивших блеск.  Обходя сейчас помещения своей первой, под щебетание Георгия он мысленно вернулся к своему докладу об итогах  работы в том полку, вспомнил мероприятия, которые  он сформулировал для улучшения быта солдат той части. Внезапно в его голове созрело  простое решение того, что нужно было записать в акт проверки части. Недовольство изложенными в акте предложениями тут же отразилось  на лице офицера. Гога заметил эту перемену в лице собеседника и замолчал, подумав, что что-то сказал не то. Но старший лейтенант остановился, обнял его за плечи  и, направившись к выходу, сказал:
    - Многие офицеры и прапорщики бьются над наведением в казармах чистоты и блеска, получают за это поощрения, а солдатам жить в тех образцовых казармах не нравится. А знаете почему?
    - Там не так, как дома у мамы, - выпалил Гога.
    - Правильно, чёрт возьми! Вы молодец Георгий! Солдат пришел к нам из домика сложенного из самана, с земляным полом, с туалетом на улице, но спит и видит во сне тот свой домик потому, что там каждая вещь сделана так, чтобы было удобно членам семьи. Сделана из простеньких материалов, но аккуратно, со вкусом. В крестьянской избе нет ничего лишнего, но есть всё, что нужно человеку повседневно. Всё лежит на своих местах и неприкосновенно для посторонних. Вот чего нам всем надо добиваться. Тогда солдат будет идти в казарму, как в свой дом, он будет жить в ней с хорошим настроением, а это главное в его воспитании. Вы  делаете всё правильно. Так и продолжайте. Я знаю все ваши проблемы и задумки, буду вам с Толей помогать.
    Старший лейтенант с минуту помолчал, глянул на  Гогу и продолжил:
   - А главное, что греет парня в родном доме – мамина ласка и забота. Мы должны в казарме заменить солдату маму. Старайтесь, Георгий, это у вас должно, обязательно должно получиться.
    Уже на улице старший лейтенант спросил Гогу:
   - Через несколько дней Восьмое марта, готовитесь?
   - Готовимся, - ответил Гога.
   - Будете справлять свадьбы – приглашайте.
     Гога покраснел, догадываясь, о чем говорит старший лейтенант. Указательным пальцем правой руки он провёл по коротким, недавно отпущенным аккуратным усикам, смущённо улыбнулся и молча козырнул уходившему офицеру.


2
     Восьмое марта Нина Ивановна и лейтенант Овиенко всем  участком решили отпраздновать в городе. Проводить мероприятие они договорились в детском кафе, заведующая которым хорошо знала Нину Ивановну. Решили устроить чаепитие и под пластинки потанцевать. Все ребята, работавшие на участке, сдали по пять рублей, а по вечерам гладили, начищали парадную форму. Лейтенант Овиенко, Гога и ещё  четверо ребят два вечера  провели в клубе части. Они старательно репетировали для женской половины участка небольшой концерт. Гога репетировал несколько вещей на пианино. Лейтенант Овиенко готовил  песни под гитару. Он неплохо играл на этом инструменте, а пел очень даже хорошо. У него был мягкий, какой-то свежий и чистый тенорок. Пел он без усилия,  голос передавал  задушевность и теплоту.
   А Гога  нервничал. В клубе части не было нот классических произведений для фортепиано, не говоря уже о произведениях грузинских композиторов. К тому же, инструмент был явно расстроен. Во второй роте ребята выпросили узбекский струнный инструмент. На нём прилично играл и пел рядовой Курбанов. Юра Жоржеладзе репетировал грузинские мелодии на барабане. По вечерам в Ленинской комнате новенький ротный баян «насиловал» рядовой Коновалов. Он неплохо играл на гармошке, кое-что у него получалось и на баяне.
   После двадцать третьего  земляк поехал на родину в отпуск и Гога наказал ему, чтобы он съездил к нему домой и обязательно привёз его скрипку. Но привезёт он её уже после праздника, о чём Гога очень сожалел.
  Работавший на другом участке Коновалов все последние дни не давал прохода Гоге, упрашивая взять и его на празднование Восьмого марта. Посовещались они с лейтенантом и решили в список участников празднества этого  солдата включить.
    К десяти утра восьмого марта в часть приехал заказанный Ниной Ивановной автобус и восемнадцать солдат из первой роты во главе с лейтенантом убыли в город. В роте до вечера остался командир второго взвода прапорщик Фёдоров Иван.
    Нина Ивановна и шесть девушек к приезду ребят уже накрыли столы, украсили помещение. Часа четыре молодые люди пили чай с пирожным и конфетами, пели песни, играли и танцевали. Всем было весело и хорошо.
    Вера в праздничных туфельках на высоком каблучке была чуть выше Гоги, и это его очень смущало, когда они пошли с ней танцевать. За чаем Гога постарался сесть за столик рядом с Верой. Чувствовалось, что и девушку устраивала компания с этим темноволосым, аккуратненьким парнем. Молодые люди обменивались приветливыми взглядами, но были настолько стеснительны, что толком за весь вечер так и не заговорили.
    Подсевшая к лейтенанту звеньевая и комсорг участка Юля предложила начальству устраивать коллективные посещения кино, спектаклей местного муздрамтеатра, другие мероприятия. Нина Ивановна тут же пообещала выделять молодёжи участка на такие мероприятия  автобус. Лейтенант предложил брать на коллективные мероприятия и других солдат роты. Женщины с этим предложением согласились. Юля явно хотела ещё о чём-то поговорить с Анатолием Петровичем, но лейтенант уже отвернулся от женщин и разговаривал с мужем Нины Ивановны. Юлю и наблюдавших за нею подружек это огорчило.
               

                3
     После получки в одной из частей Управления случилась коллективная драка. Подвыпившие старослужащие солдаты стали после отбоя в казарме издеваться над молодыми солдатами. Издевались хулиганы не только над русскими ребятами. Подняты были ребята и из Узбекистана, Азербайджана и Армении. Земляки этих ребят, прослужившие больше года, попытались заступиться за земляков. На этой почве и произошла нешуточная драка. Командование Управления войск провело по этому поводу несколько совещаний. Были изданы строгие приказы по наведению в частях уставного порядка. Участились проверки подразделений офицерами штаба Управления и части.
   Лейтенант Овиенко усилил контроль за поведением солдат на производстве, а Гога - в казарме. Как не уставал за день старшина, но ложился отдыхать только после того, как все солдаты роты спали. Часто он поднимался ночью и обходил спальное и подсобные помещения роты. Уборка помещений, выполнение наряда на кухне, все прочие хозяйственные работы были под его неусыпным контролем. Солдаты знали, что обмануть старшину невозможно, но пытались.
    Однажды когда рота была в наряде, отделение, в котором служил Сосо, чистило картошку. Дело было перед ужином. В овощной цех зашел Гога, проверил, как выполняется наряд, проверил по списку всех, кто работал в овощном цехе и ушел. Все знали, что сейчас Гога будет в обеденном зале следить за раздачей пищи с пищеблока и приёмом пищи своей ротой. Поэтому Сосо бросил работу и вышел в бытовую комнату покурить. Только он улёгся на длинную скамью у тёплой батареи отопления, как открылась дверь, и на пороге появился Гога. Старшина не сказал ни  слова, стоял и смотрел молча, но Сосо резко подхватился и поспешил в цех. Вечером того же дня он получил «трёшку» от своего  земляка, а его командир отделения едва не загремел на гауптвахту. Спасло младшего сержанта то, что бригада выполняла какое-то срочное задание начальника СМУ и командир отделения, он же и бригадир, был   при выполнении того задания незаменим.  Следующие три дня ротная курилка и туалет были под  бдительным контролем и тщательным уходом Сосо. Попытаться возражать, уклониться от мытья унитазов или допустить беспорядок на закреплённом «объекте» значило получить от лейтенанта уже «трёшку без ремня», как солдаты называли   гауптвахту, и попасть в чёрный список старшины, как злостный нарушитель дисциплины.
    Если у кого из солдат появлялась  царапина, ссадина, или, не дай Бог, синяк,  старшина и лейтенант тут же разбирались в причинах возникновения повреждения. Поэтому, если случалось солдатам подраться, то бить противника каждый старался не по лицу и голове. Однажды командир отделения второго взвода Павлов огрел за непослушание рядового Гасанова черенком лопаты по спине. Дело было на производстве, ударил сержант солдата во время работы в закрытом помещении. Никто инцидент не видел, Гасанов клялся, что никому ничего не говорил, но старшина и лейтенант начали разбирательство. С Гасановым старшина беседовал в каптёрке, а лейтенант поочерёдно вызывал солдат отделения в канцелярию. Дотошный опрос продолжался долго. Павлов не выдержал, сам зашел в канцелярию и всё лейтенанту рассказал. Так никто в роте и не знал, с чего началось разбирательство. И только когда командир части с замполитом на совещании рассказали офицерам и прапорщикам полка, что старшина первой роты внимательно осматривает солдат в бане на предмет наличия на теле побоев,  тайна первой роты раскрылась. С тех пор в бане стали осматривать солдат и другие старшины рот и офицеры.

4
    Всё чаще  первую роту стали называть лучшей в полку за внутренний порядок. Солдаты первой роты по настояниям старшины на свои деньги приобрели тапочки. Хранить их Гога придумал под сеткой кроватей. Снизу к сетке кровати крепилась широкая бельевая резинка с проволочным крючком на конце. Утром после всех утренних мероприятий в роте солдаты складывали тапочки один к одному и пристёгивали к сетке кровати в том месте, куда ложились ногами. Тапочки не мешали при мытье полов, не путались под ногами, но были всегда под рукой.    На солдатских тумбочках появились салфетки из дешевенькой, но симпатичной цветастой ткани.
    На одном из совещаний у командира части Гога поставил вопрос об оборудовании в части места, где можно было бы солдатам стирать верхнюю одежду: «Мы наказываем солдата за грязное обмундирование, а где ему постирать гимнастёрку, рубашку от парадной формы, носовые платки и подворотнички? – задал вопрос Гога, - в роте горячей воды нет, так почему бы в бане не выделить и не оборудовать специальную комнату? Установить время работы этой прачечной комнаты. Есть банщик, пусть смотрит там за порядком», - сказал Гога. Это предложение Гоги всем понравилось, а начальник вещевой службы части капитан Головин так посмотрел на Гогу, что бедный младший сержант целую неделю старался не показываться ему на глаза.
    Ещё не полностью растаял снег, а первая рота вела подготовку к благоустройству прилегающей к казарме территории. Грузовики привозили с производства и вываливали у казармы бордюрные блоки, песок, щебень, металлические трубы и уголок. Всю территорию до казармы второй роты планировалось засадить кустарником и берёзками, оформить цветочные клумбы, проложить дорожки, поставить скамейки. Уже подсохшая заасфальтированная дорога перед ротой  была расчерчена схемой построения роты. Вдоль широкой прямой линии были начерчены круги диаметром в пятьдесят сантиметров  с надписью – кр. 1 вз. Через несколько метров был начерчен квадрат с надписью – кр. 2 взв. И так далее. Солдатам стало просто и легко строиться, а начальник штаба части  потребовал так же оформить площадки построения всем ротам. Некоторым офицерам и прапорщикам новации Гоги и лейтенанта Овиенко были не по душе. Их  откровенно поругивали, бросали в их адрес разные колкости. Молодой старшина и его командир на это внимания не обращали. Это им было не интересно. Они откровенно радовались тому, что все нововведения одобряют их солдаты, с готовностью претворяют, а делают всё аккуратно, с желанием. Много разумных предложений подавали и сами солдаты.


                5
    Через два  месяца пребывания лейтенанта Овиенко в должности заместителя командира роты, его утвердили командиром, что воспринято было всеми решением давно назревшим. Овиенко в тот же день написал рапорт командиру части с просьбой окончательно утвердить младшего сержанта Джавания в должности старшины роты. Когда он обратился к командиру с рапортом, тот улыбнувшись, сказал:
    Временно исполняющим обязанности старшины роты мы его назначили на словах. Он же у вас освобождённый старшина. Значит постоянный. Это мы только сказали временно. Так, для перестраховки.
    Вся первая рота работала на общестроительных работах, к тому ж ещё и на объектах предпусковых, где основные объёмы и деньги были, как говорят строители, уже выбраны. Поэтому её  производственные показатели уступали показателям рот механизаторов, монтажников, рот, работавших на предприятиях строительной индустрии.
    По итогам первого полугодия командование Управления роту  лейтенанта Овиенко в приказе отметило как одну из лучших. На годовом собрании молодых офицеров Управления Анатолию, как успешному  офицеру, дали слово для выступления. Он смутился, когда начальник политотдела назвал его командиром одной из лучших рот. Идя из зала на трибуну, Анатолий решил не говорить заранее приготовленную речь, а сказал: «В приказе по Управлению и сейчас здесь было сказано, что наша рота одна из передовых рот нашего Управления. Вношу уточнение – наша рота пятнадцатая среди рот Управления по производственным показателям!». Далее Анатолий повёл речь о неправильной методике подведения итогов соревнования. Закончил он своё выступление  словами: «Мы не виноваты в том, что работаем на общестроительных работах, где трудно добиться значительного перевыполнения плана, а заработная плата у нас ниже, чем у механизаторов или рабочих предприятий стройиндустрии. Переведите нас работать на ЖБИ или в Промстроймонтаж, и мы покажем, как надо работать! Без особого напряжения мы удвоим наши производственные показатели».
     Как только Овиенко закончил своё выступление, начальник политотдела, прежде чем дать слово следующему выступающему, сказал: «Предложение лейтенанта Овиенко, а точнее критика в наш адрес, совершенно правильная. Я думаю, что наши производственники немедленно пересмотрят порядок подведения итогов социалистического соревнования среди рот Управления. Ну, а если они в ближайшее время не сделают этого, то мы вынесем вопрос на партком. Это я вам, товарищ лейтенант, обещаю».

6
     Осенью того же года командование части решило рекомендовать комсомольцам полка избрать Анатолия Овиенко   комсоргом. Командир полка и замполит пригласили его на беседу. На предложение начальников покрасневший Анатолий ответил вопросом: «А кто будет командовать первой ротой?» Полковник Чуканов ответил, что согласована кандидатура старшего лейтенанта Максименко – заместителя командира седьмой роты. Овиенко, не задумываясь, от предложения категорически отказался. Долго два умудрённых опытом офицера вели с ним беседу в тот вечер, но лейтенант так и не дал согласия. Когда стали завершать разговор,  полковник подошел к подскочившему лейтенанту, пожимая на прощание руку, глядя в напряженное от волнения лицо молодого офицера, сказал: «Все названные вами причины отказа не верны. Я знаю истинную причину вашего отказа».
    Выйдя из штаба, Анатолий взглянул на ярко светившиеся окна кабинета командира, потом на  россыпь мерцавших в высоком и чистом небе звёзд, оглянулся во все стороны  неярко освещённого городка, деревья которого освобождались от последней желтизны, и пошагал туда, куда его больше всего тянуло.               
    Когда Анатолий пришел в роту и зашел к старшине, тот заметил взволнованное состояние командира, непривычный румянец на его лице  и стал приставать с расспросами, что случилось. Понимая, что пока он всё не расскажет, Гога не успокоится, Анатолий рассказал  о беседе с ним командования полка.  Сержант облегчённо вздохнул, когда лейтенант сообщил, что от предложения отказался.  Гоге было приятно, что его командира хотели  выдвинуть на такую должность, на его лице появилась  заметная, тёплая улыбка, но когда Овиенко сказал, что  вместо него  хотели  назначить старшего лейтенанта  Максименко, лицо парня перекосило, глазки округлились. Гога сорвался со стула, нервно заходил по канцелярии и выпалил:
   - Пока я здесь старшина, такой командир у нас не будет. Пусть сначала снимут меня. Как мог полковник Чуканов такое придумать? Как он мог?
   - Потому и придумал, что ты здесь. Был бы другой старшина, никто бы Митю на нашу роту не назначил, - про себя подумал лейтенант, а вслух сказал, - всё нормально,  мы с тобой ещё поработаем.
   Анатолий собрался идти домой, но Гога остановил его и предложил, пока не ударили морозы, и не лёг снег, построить у казармы беседку, как у третьей роты. Лейтенант снова сел на своё место, с минуту помолчал и сказал своему верному помощнику:
   - Я понимаю, почему ты это предлагаешь. Тебе не даёт покоя, что нас с тобой в благоустройстве территории возле казармы обошел прапорщик Сергеев. Успокойся. Пусть делают лучше, чем у нас.  Не это главное. Надо всё делать так, сказал мне этим летом капитан Пономарёв, чтобы было удобно и уютно солдатам. Начали мы с тобой благоустройство территории возле казармы – многим это понравилось, и стали тоже наводить у казарм красоту и порядок. Да, беседка у Сергеева красивая. У их казармы красивее, чем у нас. Найдутся старшины, которые сделают что-нибудь ещё лучшее. Так что ж теперь? Нам с тобой строить и строить всё то, что хорошее придумают другие?  А что касается красивой беседки у третьей роты, давай прикинем, сколько месяцев в году солдаты третьей роты будут пользоваться беседкой? В мае  ещё холодно. Жарко в Сибири бывает с середины июня и до начала августа. Так?
  - Да, -  ответил Гога.
  - С первых тёплых дней приятно посидеть на солнышке, а не в тени беседки. Так нужна она нам?  Пусть хоть все роты построят такие беседки, а мы её делать не будем. Мы вон с торца казармы поставим ещё пару скамеек, и пусть наши солдатики с ранней весны и до глубокой осени греются на солнышке. А когда на улице дождь да ветер,  в  беседку никакой дурак не пойдёт отдыхать. Так ведь?
  - Да, - протянул Гога, а после непродолжительной паузы продолжил, - но командир полка  говорит, что у третьей роты возле казармы лучше.
  - Пусть говорит. А мы с тобой давай подумаем вот о чём, раз уж я опоздал на полковой автобус.

7
      Нина Ивановна вчера сказала  мне, что на совещании в Управлении строительства  шел разговор о том, что с нового года на площадках города и на  предприятиях стройиндустрии объёмы будут резко сокращаться, а на заводе начнётся реконструкция цехов. Будет поступать новое оборудование, предприятие будет переходить на  новую технологию. О чём это говорит? Да о том, что все части, кроме нашей, будут постепенно сокращаться. А мы  живём рядом с заводом, и полк будет численно расти. Нина Ивановна уже готовится к работам в первом, самом большом цехе. Там  очень большие объёмы, ей нужно много опытных специалистов. Она будет их собирать по всем частям. К нам могут насовать таких спецов, что мы с тобой взвоем. Чтобы этого не произошло нам   надо через учебный комбинат готовить к предстоящим работам наших ребят. И на её участке сформировать хорошие работоспособные бригады, а все остальные сформировать так, чтобы мы могли их быстро вывести на завод. Всей ротой как можно скорее  надо перебираться туда. И тогда следующие год-два мы будем работать стабильно и спокойно. Давай, думай, что и как нам надо сейчас делать. Время у нас есть. С января в частях появятся лишние офицеры, я уже подбираю себе заместителя.
   И ещё. В начале декабря начнутся итоговые занятия по боевой и политической подготовке. Мы  с начала летнего периода учёбы много занятий пропустили. Несколько суббот нам приходилось работать на сдаточных объектах. Почти ежедневно работали до семи-восьми вечера. Все пропущенные темы  мы своевременно навёрстывали, но почти не проводили дополнительных занятий, особенно по боевой подготовке. Я договорился с заместителем начальника штаба, и мы проведём несколько занятий  в выходные дни. Нам будут на два-три часа выдавать учебное оружие. Устройство автомата мы сможем хоть как-то объяснить  по плакатам и наглядным пособиям. Но нужно ж каждого солдата обучить и стрельбе из него. Надо научить заряжать оружие, подготовке и ведению огня из положения лёжа. Даже если мы будем заниматься все выходные с утра до вечера, подготовиться не успеем. Полторы сотни человек десятью учебными автоматами не научить. Если провалим боевую подготовку, нам не поздоровится. Все наши успехи на производстве разом будут перечёркнуты.
   - Но другие роты занимались не больше и не лучше нас, - робко, взглянув на ротного, тихо сказал Гога.
   - Офицеры рассказывали мне, что в других ротах неплохо занятия проводились в прошлом году. Солдаты второго года службы у них уже чему-то научены, а наши, практически, начали обучаться только  с весны этого года. Пусть у них слабо обучена молодёжь, так это ж половина или треть рот. А у нас необучены все. Нам срочно что-то надо предпринимать. Ну ладно. Я побежал, а то опоздаю и на последний рейсовый, - сказал лейтенант. Он быстро встал, подошел к вешалке и стал одеваться.

8
   Когда лейтенант Овиенко вышел, старшина закрыл канцелярию и пошел спать. В ту ночь воин долго не мог уснуть. Гога не думал о предстоящем переформировании роты, так как знал, что лейтенант с прапорщиками с этим справятся и без него. И не  подготовка роты к итоговым занятиям беспокоила его. Нет. Ему неприятно было осознавать, что рота может оказаться отстающей по боевой и политической подготовке. А это у военного начальства во всех приказах звучит как главное. Его, старшину роты за отставание в учёбе роты не накажут, нет. Даже могут не наказать и товарища лейтенанта. Он же только что стал командиром. Но рота ж будет отстающей! И вдруг Гогу, словно электрическим током прострелила мысль о том, что он и сам абсолютно не умеет стрелять из автомата. Первый раз в руки он брал его во время прохождения курса молодого бойца. А занятия по огневой подготовке в учебке он посетил всего один или два раза. Толком он уже не мог и вспомнить сколько раз. Взбудораженный этой мыслью, он резко сбросил с себя уже согретое  телом одеяло и сел в кровати.  Через проход в своей кровати,  с соседом о чём-то тихо разговаривал  Сосо.
Парни услышали резкий скрип кровати, умолкли и уставились на Гогу. Сосо понял, что Гога чем-то очень расстроен, поднялся  и тихонько к нему подошел.
    - Что случилось, земляк? - почти шепотом сказал он.
      Гога повернулся в сторону Сосо и обрадовался тому, что его отвлекли от мрачных мыслей, но на вопрос Сосо ничего не ответил. Сосо присел на краешек кровати товарища и сидел молча. Тусклый свет ночного освещения казармы придавал сгорбленному Гоге какой-то особый трагизм. С минуту помолчав, Сосо сказал:
   -Тебе плохо, Гога?
     Гога ещё раз посмотрел на Сосо, и ему вдруг захотелось рассказать земляку о своей беде. Он молча поднялся с кровати и, увлекая за собой товарища, направился в Ленинскую комнату. Там, не включая свет, ребята прошли в самый конец комнаты и сели за стол друг против друга. Гога немного помялся, не зная с чего начать разговор, потом тяжело вздохнул и стал рассказывать о своей беде. Горе Гоги Сосо расценил как пустяк, мелочь, но внимательно слушал, изображая  сочувствие. Когда Гога умолк, Сосо спокойно сказал:
    -Не переживай Гога, мы что-нибудь придумаем. Тебе нельзя  иметь плохую оценку. Все сержанты и прапорщики полка оканчивали курсы, учились целых шесть месяцев, а ты  не учился. У нас ещё целый месяц до зачётов. Время есть. А ты хоть из чего-нибудь стрелял?
   -Нет, - с печалью в голосе ответил Гога.
   - В воскресение надо нам с тобой сходить в увольнение, и пострелять а тире из воздушки. Если из неё стрелять научишься, стрельнёшь хоть из ружья, хоть из автомата или пулемёта. Получится. Вот посмотришь, получится. Успокойся, - твёрдо сказал Сосо.
   Ребята поговорили ещё минут десять и пошли спать. Обещание Сосо научить стрельбе Гогу успокоило, он быстро уснул.

               
9
    В воскресение после завтрака первая рота в полном составе построилась в рабочей одежде. Гога повёл роту на стадион, а лейтенант Овиенко с отделением солдат пошел в штаб получать учебные автоматы. Потом лейтенант со взводами поочерёдно отрабатывал тему подготовки оружия к стрельбе и проверку оружия после стрельбы. Другие взвода в это время отрабатывали действия солдата на огневом рубеже. 
   Гога сначала внимательно слушал лейтенанта, вместе с первым взводом несколько раз выходил на огневой рубеж, по команде «К бою!» шагал на огневой рубеж. Опираясь на левую руку, ложился на землю. Переворачиваясь с левого бока на живот, разбрасывал в стороны ноги, прижимая пятки к земле. Потом ложил учебный автомат на упор, снимал предохранитель, передёргивал затвор и докладывал о готовности к стрельбе. А по команде  «одиночными, прицел …, по грудной мишени, огонь!» ставил прицельную планку на нужное деление,  целился под обрез грудной мишени и нажимал спусковой крючок. После условной стрельбы докладывал о её окончании. Потом по команде «Оружие к осмотру»  отводил  назад затвор, показывая патронник проверяющему, отпускал его, нажимал на спусковой крючок и ставил автомат на предохранитель. После третьего повтора упражнения Гога легко и чётко выполнял все приёмы. Оставалось научиться правильно целиться и поражать мишень. Ещё с утра с лейтенантом он договорился об увольнительной себе и Сосо.

10
    После обеда ребята и приехали в городской парк Культуры и отдыха. Когда зашли в пустовавший тир, Гогу охватило какое-то непонятное волнение. А после того как его учитель стрельбе ни разу не попал ни в одну зверюшку, ещё больше  расстроился и предложил Сосо из тира уходить. Но костлявый, высокого роста, не бритый старикан, сначала безучастно выдавший  пульки, вдруг оживился, поднялся со стула и сказал:
   - А командиры, так не поступають. У солдата не получается, так вы, товарищ сержант, обязаны ему подсказать и показать, заставить повторить. А вы его уводите. Это как же так можна?
    Стоявший уже у двери Гога густо покраснел, опустил глаза и, запинаясь, пробормотал:
   - Я не умею стрелять. Он привёл меня научить…
   - Ах, вот ано што! Бываеть.  Ну-ка, иди сюда, иди.
    В одно мгновение дед оказался по эту сторону барьера, из кармана  достал бумажную коробочку, насыпал на прибитую к крышке барьера тарелочку пулек и протянул Гоге винтовку.
   - Заряжать умеешь? – сказал он уже мягким голосом, приглаживая седые растрёпанные усы.
   - Видел, - процедил Гога.
   - Держи и заряжай, - почти скомандовал  дед, протягивая Гоге винтовку.
     Несколько раз пересказал дед, как надо держать винтовку, как целиться и нажимать на спусковой крючок. Костлявыми стариковскими руками он поправлял Гоге голову, руку, удерживающую винтовку за цевьё. Чем-то наполненную старую сумку он положил в качестве упора для винтовки, из закутка притащил деревянный ящик и поставил на него Гогу. На металлическую стенку, где красовались намалёванные зверюшки и птички дед повесил бумажные мишени.
   Сколько пулек расстреляли ребята, сколько раз бравый старик менял мишени увлеченная стрельбой троица счёту не знала. От бумажных мишеней  перешли к стрельбе по пятакам у зверюшек и птичек. Несколько раз от попаданий Гоги вращались крылья мельнички. Спохватились стрелки только тогда, когда в дверь заглянул сторож парка и, приветствуя хозяина тира, прогудел:
  - Карней Стяпаныч, што-то ты севодни припозднилси?
  - Работаю, вот работаю, ваенные зашли, лепетал дед, запирая в металлический шкаф пневматические винтовки.
  - А сколько мы должны? – почти в один голос выпалили ребята, держа в руках по пятёрке.
  - Этого хватит? – повторил вопрос молчавшему и о чем-то размышлявшему старику Гога.
  - Да чёрт ево знаить, - махнув рукой, сказал старик, - не знаю, не считал. Какие там у вас служивых деньги? Не надо.
   Но ребята, перегнувшись через барьер, положили на столик деньги, с требованием принять плату.
  - Старик проворно сунул в коробочку деньги, положил её в шкаф, быстро навёл на своём столике порядок, выключил свет и все вышли на улицу.
    Над городом спустились ранние в эту осеннюю пору сумерки. Меж стволов высоких сосен  пробивались яркие огни близких городских улиц. Не широкие аллеи парка ярко освещали красивые шары светильников. Медленно вышагивали редкие прохожие.
   Ребята дождались пока Корней Степаныч запирал своё заведение, и все трое направились к выходу из парка. Шли молча, а когда вышли на центральную городскую улицу и ребята стали прощаться и благодарить старика за науку, Корней Степаныч сказал:
  - Если хто у вас там ещё желаеть научиться стрелять, пусть приходить, научу. Дело привычное.
    Ребята переглянулись меж собой, и Гога поведал старику о подготовке роты к итоговым занятиям.
 - Понял вас робята, понял. Мы перед вайной тольки и делали што учились, и то у многих  никак не получалось. А у вас же на первом месте вона какая стройка. Куда ж тут вам. Скажите вашему камандиру, што я готов вам помочь. Поняли?! Так и передайте. Я войну закончил младшим камандиром. В разведку не единожды хаживал. Кое-чему научить магу. В панедельник у нас  выхадной, а так я тут кажный день. Захадите.
   По пути на остановку, в автобусе и до самого прихода в часть ребята молчали. Глаза Гоги светились радостью, в душе он ликовал. Его настроение было таким, словно он обрёл крылья и парил высоко в вышине над родным городишком, над полком, над высокими красавицами соснами,  раскачивающимися из стороны в сторону словно девушки, танцующие медленный танец. Он ликовал. Ликовал потому, что теперь уже не опозорится сам и не опозорит лучшую роту части на итоговых. Ликовал потому,  что  уже есть  возможность, он ещё не знает как, но уже можно многих солдат роты научить стрельбе.
               
11
    Утром следующего дня, когда Гога вёл роту  на утренний развод, он увидел шедшего к роте лейтенанта Овиенко. Махнув рукой направляющим следовать дальше, старшина пулей метнулся ему навстречу. Лейтенант, увидевши бегущего к нему Гогу, сначала, насторожился, но заметив по-детски милую улыбку на его лице, успокоился и, усмехнувшись, пошел  навстречу. Улыбающийся Гога, тяжело дыша, с ходу обрушил на лейтенанта рассказ о вчерашнем увольнении в пневматический тир.
    Полк уже поздоровался с командиром части и тот начал в микрофон отдавать какие-то распоряжения, а старшина и лейтенант первой роты всё ещё стояли посреди центральной аллеи. Небольшого росточка сержантик, жестикулируя руками, что-то с запалом рассказывал стройному лейтенанту, а тот с интересом слушал собеседника. И только когда оркестр заиграл марш, лейтенант прервал беседу, и направился к роте.  Довольный старшина бодро пошагал в роту.
   Выведя роту за ворота части, лейтенант отдал какие-то распоряжения прапорщикам и вернулся в часть.
    В спальном помещении дневальные наводили порядок, там же был и теперь уже строгий старшина. Отперев дверь канцелярии, лейтенант кивнул Гоге, приглашая зайти к нему.
    - Говоришь, дед здорово объясняет и показывает, как надо стрелять и предложил помощь? – продолжил прерванный разговор лейтенант, когда вошел Гога.
    - Да, - выпалил тот, - можно по воскресениям водить туда по взводу и пусть стреляют. У Корнея Степановича могут стрелять сразу по четыре человека. Деду выручка, а нам польза. 
    - Чтобы возить в город взводами, нужен автобус. Городским  не получится. Валентина Ивановна разок может быть и выделит, но каждое воскресение не сможет, не реально. Да и один командир взвода стрельбы там не организует. Одному ж надо быть в тире, одному на улице следить за порядком, надо кому-то объяснять и показывать. Дед же сразу с четырьмя возиться не сможет.  А потом, там  будут приходить и горожане. Дед же не может им отказать, особенно ребятне.  Деда с его пневматикой надо бы  привозить сюда. Между торцом нашей казармы и забором огороженное с трёх сторон пространство. От угла казармы и до забора можно соорудить стену из досок.   В конце аллеи ставь столы, табуретки, у забора, а там расстояние метров восемь, ставь мишени и пуляй. Но всё это надо сначала обговорить с командиром и начальником штаба. А потом уже договариваться с твоим дедом. Пошли за казарму, посмотрим,  что и как там нужно сделать, а потом и я пойду к начальству.
    Полковник Чуканов выслушал командира первой с интересом. К разговору подключил и начальника штаба с замполитом. Затею первой роты начальники  поддержали, но потребовали, чтобы стрелять могли и солдаты других рот.  Замполит  заявил, что работу передвижного пневматического тира хорошо бы сделать постоянной – это же прекрасное мероприятие для организации досуга солдат полка. Начальника штаба беспокоила организация и безопасность стрельб.
    Выслушав всех, командир полка сказал:
    Передвижным тиром пусть пока пользуется первая рота. А мы давайте посмотрим, как это будет получаться и решим, что и как делать дальше. Если потребуется какая помощь, товарищ лейтенант, обращайтесь. Поможем.   

12
      На следующий же день Гога поехал в городской тир, а вечером они с лейтенантом Овиенко были у командира части. Все дни до воскресения в части шла подготовка. Первая рота обустраивала площадку под пневматический тир за своей казармой, а комендантское отделение полка во главе с заместителем начальника штаба готовило такую же площадку возле КПП.    Секретарь комитета комсомола полка с письмом командования части посетил директора городского парка. Корней Степаныч выписал и получил в ДОСААФе ещё четыре пневматические винтовки, мишени и большое количество, как он выражался, боеприпасов.
    В воскресение после обеда Гога с двумя солдатами явились в штаб. Уезжавший домой командир части захватил их с собой. На обратном пути полковым газиком Гога привёз в полк Корнея Степановича с винтовками и всем необходимым. До самого вечера первая рота постигала науку стрельбы. От начала и до конца там был командир роты и все командиры взводов. Каждому взводу была выделена пневматическая винтовка. Сержанты и прапорщики упорно возились с каждым своим подчинённым, обучая правилам стрельбы. Когда стемнело, деда Корнея с его винтовками на полковом газике отправили в город.
    На следующее воскресение первой роте отвели на стрельбу  только два часа. Потом комсорг полка увёл деда на КПП и там организовал стрельбы других рот.
  К началу декабря в первой роте было всего несколько человек, которые так и не смогли научиться хорошо стрелять, но они уже не могли повлиять на оценку роты на итоговых занятиях. В итоговом приказе по полку первая рота значилась лучшей по боевой и политической подготовке. Командир роты, старшина и большая группа сержантов и солдат получили поощрения командования части.
    Отправившему донесение в Центральное Управление войск «Об итогах учебного года по боевой и политической подготовке в в/ч…» начальнику штаба Управления  пришлось по телефону объяснять высокому московскому начальству причину неслыханно высоких для военных строителей результатов стрельбы из АК личным составом части полковника Чуканова. А пневматический тир в его полку по выходным дням стал работать постоянно. Первые два часа роты стреляли поочерёдно по графику, а дальше - кто желает.
    Олег Матюхин с ребятами соорудили переносную мишень. Она представляла из себя прямоугольную рамку с основанием, распорками и стенкой на задней части. Между стойками лицевой части рамки были  натянуты три ряда  проволоки. На проволоки  ребята повесили металлические мишени. Мишени были вырезаны из толстой жести в форме чайных ложечек. Ручки «ложечек» развёрнули на девяносто градусов и отверстиями одели на проволоку. На нижней проволоке повесили «ложечки»  размером с пятикопеечную, на средней – с трёхкопеечную, а на верхней  – с двухкопеечную монетку. Когда стрелок попадал в ту или иную  мишень, она шумно начинала вращаться от удара пульки. Это вызывало  азарт у стрелявших, и от желающих пострелять отбоя не было.   Комитет комсомола начал регулярно проводить соревнования на лучшую роту, взвод, отделение полка по стрельбе. Выявлялись лучшие взвода, отделения и отдельные стрелки в ротах. Сами солдаты меж собой соревновались в стрельбе на компот, на пачку сигарет, на шелбаны и прочее. Тир стал работать в полку, как постоянный филиал.
   Хитрый дед Корней за металлическими мишенями повесил резиновый экран, а под ним соорудил ящичек с невысокими стенками. Попавшая в мишень пулька от удара о мишень превращалась в плоский кружок, а не попавшая ударялась в резину и целёхонькая падала в дедов ящик. Чем больше  было «молока» у стрелков, тем больше доход у предприимчивого деда. В часть по выходным он ездил с превеликим удовольствием
               
Глава 7
1
    К концу декабря первая рота была заметно переформирована. Четвёртый взвод сержанта Сердюк уже состоял из пяти отделений. Почти ежедневно весь участок задерживался на объектах до семи и даже до восьми часов вечера. Выходили солдаты поработать и по выходным.  Командир части сверхурочные работы лейтенанту Овиенко разрешал, отмечая про себя каждый раз: «Парень хочет подтянуть показатели года. Пусть старается».
  Третий взвод, заканчивавший работы в дивизионе ПВО, уже насчитывал всего пятнадцать человек. Солдаты первогодки первого и второго взводов вечерами стали посещать  комбинат производственного обучения. Многие из них обучались на газо и электросварщиков, на крановщиков, на водителей электрокар, на монтажников. Первая рота основательно готовилась к ведению работ в новом году.               
   На три нерабочих дня новогодних праздников к солдату Коваленко, прослужившему год, приехала мать. Она работала редактором областной газеты, была членом бюро Обкома партии. Через партийные органы областного центра, она добилась разрешения въезда в режимный городок, где служил сын. Рядовому Коваленко ротный оформил в штабе части на три дня отпускной билет, и они с мамой поселились в городской гостинице.
    Наслышанная о дедовщине в  армии, о низкой дисциплине в строительных частях женщина с первых минут свидания с сыном с пристрастием  расспрашивала   его о службе, о порядках в роте, об отношении к нему старослужащих солдат. Володя отвечал маме односложно: «Служба идёт нормально. Всё у меня хорошо». Так о своей службе солдат писал маме и в письмах. Естественно, такие ответы  опытного журналиста не устраивали. Весь первый день она без устали задавала и задавала сыну  вопросы о питании и работе на стройке, о друзьях и командирах, кто, когда и как убирает помещения казармы. Из ответов сына следовало, что служит он, чуть ли не в какой-то образцово-показательной части, чему поверить она никак не могла. Утром следующего дня Светлана Васильевна позвонила командиру части и высказала ему свою тревогу за службу сына.
   - А вы оставьте в гостинице вашего сына, пусть поспит, а сами приезжайте сюда к нам и посмотрите всё сами. Машину за вами я могу послать - сказал полковник Чуканов, выслушав мать солдата.
   Через полтора часа дежурный по штабу позвонил в первую роту и вызвал к командиру части Гогу. Когда старшина первой вошел в кабинет и отрапортовал командиру о прибытии по приказанию, полковник Чуканов поднялся из-за стола, подошел к Гоге, взял его под локоть, подвёл к сидевшей у окна симпатичной, просто, но со вкусом одетой женщине и представил  со словами: «Это сержант Георгий  Джавания. Он призывался в одно время с вашим сыном, уже сержант, старшина роты. Можете пройти с ним в роту, всё посмотреть, побеседовать с кем хотите».
    Красный как свёкла Гога шел в свою роту с женщиной матерью солдата постоянно, одёргивая и расправляя гимнастёрку, приглаживая усики. В эти минуты он пребывал в состоянии крайнего волнения. За  время службы в должности старшины он десятки раз встречал в своей роте разные комиссии, гражданских и военных начальников, делегации офицеров и старшин рот. Давно к этому привык. Но тут идёт мать солдата! «Она дала мне своего сына, а как ты Гога, сейчас скажет мне эта женщина, кормишь, одеваешь и обуваешь моё самое драгоценное существо на свете? А если бы здесь сейчас оказалась моя мама?» - проносилось в голове Гоги.
   Волнение Гоги  заметила Светлана Васильевна. Почти остановившись, она сказала: «Ладно, волнуюсь я, идя в солдатский дом моего Володи, а почему так волнуетесь вы?»  Будучи не готовым к такому вопросу, Гога, сам не зная почему, выпалил: «Вы мама. Не моя, но мама».
     В казарме в этот не рабочий день было многолюдно. Никто из солдат и сержантов не обратил особого внимания на посетительницу, сопровождаемую старшиной. Во все глаза парни уставились на незнакомую женщину только тогда, когда, обойдя все помещения казармы, она подошла к кровати рядового Коваленко и стала проверять на ней простыни и полотенца, просматривать его вещи в тумбочке. А когда Гога поведал солдатам, что это мама Коваленко, те обступили её плотным кольцом. Женщина присела на краешек кровати и повела разговор с сослуживцами сына.  Весёлые лица ребят,  какой-то шутливый тон их разговора, простые и убедительные ответы на её вопросы, успокоили Светлану Васильевну. Она уже убедилась, что служится её Володе здесь нормально. Разговаривая с солдатами, она мило улыбалась, шутила в ответ на их шутки и весело, от души вместе с ребятами смеялась. Гога, оказавшийся за кольцом окруживших женщину солдат, постоял несколько минут на центральном проходе, и пошел к себе. А когда услышал галдёж и топот десятков сапог за дверью и вышел в казарму, увидел шествовавшую на выход Светлану Васильевну в плотном окружении не желавших с нею расставаться солдат.
    Низкие, тяжелые тучи,  заслонившие землю от солнца, неслись над верхушками голых деревьев. Но пасмурный, унылый день казался Светлане Васильевне весёлым и радостным. «Может что и не так, как рассказывают ребята, но в целом  у них тут нормально. Ребята чистенькие, весёлые, раскованные», - думала мать солдата, идя по чисто убранной территории городка.
   С Гогой они заглянули в полковую библиотеку, в солдатскую столовую, в спортивный зал и вернулись в штаб. Встретивший Светлану Васильевну командир,  спросил её о впечатлении от посещения казармы,  и пригласил вместе пообедать. Светлана Васильевна искренне за всё поблагодарила Василия Ивановича и попросилась уехать в гостиницу: «Там же Володя», - сказала она.

2
    По приезду домой, под впечатлением увиденного и услышанного Светлана Васильевна взялась за статью в «Красную звезду». Самую важную информацию о жизни роты и части, ту мимо которой не пройдёт ни один журналист, она получила от самих солдат. Просто и убедительно они ответили на её вопрос, почему где-то есть дедовщина, а у них в роте нет и быть не может, хотя год назад бывало всякое. Она своими глазами видела, как живут  ребята, каково их настроение. Статья получилась объёмная, эмоциональная, с живыми, яркими примерами.
    Статью в редакции «Красной звезды» прочли во всех отделах. Долго думал главный, что с ней делать и решил послать собственного корреспондента в ту часть, и всё до мелочей проверить. У главного редактора не было оснований не верить матери журналисту, но и написать  о строительной части из  дальнего гарнизона, как об образцовой, а из статьи С. Коваленко только это и следовало, он не решился.
    Объехавший десятки самых разных гарнизонов, собственный корреспондент «Красной звезды» капитан Сорокин в конце января и объявился в части полковника Чуканова. Сначала он побеседовал с командиром части и замполитом, заместителем командира части по тылу, секретарём партийной организации и только после этого пришел в первую роту. Встретившего его лейтенанта Овиенко попросил на несколько часов покинуть роту. Из роты попросил удалить старшину и всех сержантов. Опытный журналист беседовал с молодыми и старослужащими солдатами, с группой солдат  в курилке,  с дневальным по роте  и солдатом, делавшим уборку в канцелярии роты. Когда в роту вернулись командир, сержанты, и прапорщики, капитан в канцелярии долго беседовал с лейтенантом и Гогой. После обеда он в сопровождении замполита полка обошел все роты части. Кого бы ни встречал  журналист на своём пути, всем он задавал и задавал вопросы. Его вопросы были неожиданными, на самые разные темы. Солдаты, офицеры, прапорщики и сержанты отвечали ему, не страшась присутствовавшего рядом замполита. Это  журналист заметил.
    В начале февраля в «Красной звезде» и появилась большая статья о первой роте военно-строительной части, где командиром полковник Чуканов. Статья была  необычной. Журналист пересказывал впечатления матери солдата, посетившей сына, словно сам с нею побеседовал, а  её рассказ препроводил своими комментариями и личными наблюдениями. В середине текста красовался портрет Гоги. О нём журналист сказал: «Этот сержант первогодок преобразовал жизнь роты. Он является примером отношения к службе сержантам и прапорщикам части. На него равняются, с него берут пример…».
   Запершись в своей каптёрке, Гога долго читал и перечитывал газетную статью. Похвалу он слышал уже не один раз, к этому привык. Статья в «Красной звезде» ничего необычного, вроде, и не содержала, ничего нового о роте журналисты не сказали, но как сказали! И  Гога совсем по-другому, другими глазами увидел и свою роту, и себя самого, и товарища лейтенанта.

                3
    В тот же день после обеда не вошел, нет – ворвался в роту прапорщик Сергеев. Размашисто шагая по казарме, ни на кого не обращая внимания, самому себе он с возмущением говорил:
    - Ну и чем эта первая рота лучше, чем все остальные?! Что тут такое сделали передовой командир и его без году неделю прослуживший старшина, что их так прославляют? Попробовали б эти передовики послужить, когда тут всё  начиналось! Кто-то ж до них построил казармы, столовую, клуб и всё остальное, а почему о них забыли?
    Лейтенанта в роте не было. Гога выглянул из каптёрки, коротким взглядом оценил ситуацию и закрыл дверь. Но через минуту решительно вышел в казарму, подошел к распалившемуся в гневе прапорщику и, как смог спокойно, сказал:
    - Что-то случилось, товарищ прапорщик?
      Сергеев бросил на Гогу гневный взгляд, резко развернулся и продолжил:
    - Видите?! Он ещё спрашивает! Делает вид, что ничего не знает! Да весь полк, все офицеры и старшины возмущены! Ладно, когда приезжает начальство из Управления или из Москвы и командование части их сюда, как в какой-то храм, ведёт, чтобы показать образцовую роту. Ну, поддерживают, подхваливают молодых. Ладно! А тут же дело уже дошло до того, что нашу первую расхвалили на всю Советскую армию! Получается, что кроме вас тут в полку никто, ничего и не делает! Тапочки, прикроватные коврики  первыми приобрели и стали передовыми! Это важнее всего?! Давай, передовой старшина, - развернувшись к Гоге, продолжил Сергеев, - учи меня, дослужившего до седых волос, как надо работать! Покажи, что тут делаешь такое, чего мы недоумки не можем? 
    Гога как свёкла покраснел. Он стоял перед извергавшим гнев и обиды полным,  высоким прапорщиком суетливо одёргивая и расправляя гимнастёрку, приглаживая ладонью тёмные, слегка волнистые волосы. Несмотря на волнение, он, тем не менее, не отводил глаз от собеседника, был готов в любую минуту, на любой упрёк ответить твёрдо и спокойно.
    Когда  высказавшийся Сергеев направился на выход, Гога неожиданно для себя шагнул, преграждая ему дорогу, глянул в  налитые кровью глаза прапорщика и негромко, но чётко  сказал:
   - Когда нас что-нибудь не устраивает, мы не идём скандалить. Решения начальников не обсуждаем. Работаем, как можем. В передовики не напрашиваемся. Так что возмущаться вам нужно не здесь. А учимся работать у вас же. Зайдите в нашу каптёрку, я ведь её переделал по типу вашей. Вы же мне сами показывали, что и как надо сделать. Забыли?
   - Я не забыл! Это ты забыл, у кого учился и возомнил себя передовиком! Каптёрку переделал и стал лучшим? Да мы тут и не такое делали! Но почему, почему командование видит только тебя и твоего лейтенанта? А? Молчишь! То-то же!
  -  Я этого не знаю. Спросите у командира части, - уже резко ответил осмелевший Гога.
  - Вот - вот! Вы только и знаете «командир решил», «да командир приказал», - бросил прапорщик и быстро пошагал прочь.
    В это время в казарме было человек десять солдат, отдыхавших перед ночной сменой. Гремевший прапорщик Сергеев всех их разбудил. Парни, оставаясь в кроватях, с удивлением наблюдали происходящее. Когда Сергеев, громко хлопнув дверью, покинул казарму, ребята разразились смехом.
    Гога, направляясь в кладовую, велел им  успокоиться и ещё поспать.    
    Несколько последующих дней, появляясь перед строем, встречаясь с офицерами и прапорщиками части, Джавания смущённо опускал свои тёмные глаза, коротко вздыхал, а глядел на собеседника так, словно просил за что-то прощение.
     Прочтя газетную статью, в первую роту поспешил капитан Пономарёв. Беседуя со своими вчерашними помощниками, он советовал им быть смелее и настойчивее добиваться осуществления задуманного. В то же время не распыляться и не браться за неосуществимое.  «Весь ваш успех, по сути, состоит в том, что вы едите честно заработанный хлеб.  И всё. Если бы так к солдатам относились все офицеры, прапорщики и сержанты Советской армии – у нас была бы совершенно иная армия», - заключил капитан.
   «Выходит, прапорщик Сергеев отчасти прав. Мы ничем не заслужили столько хвалы, внимания и доброго отношения к нам командования», - думал при этом Гога.


4
      А между тем в жизни Управления военно-строительных частей начались большие перемены. В нескольких полках сократилось количество рот. А полк, где служил Гога, всё пополнялся и пополнялся солдатами, офицерами и прапорщиками. Полковник Чуканов со своим заместителем по тылу убыли в окружной госпиталь. Их направили на обследование, в связи с увольнением в запас по выслуге лет. Лейтенанту Овиенко дали заместителем старшего лейтенанта Давыдова. Нелегко было старшему лейтенанту идти в замы к лейтенанту только второй год пребывавшему в офицерском звании, но что делать. Ехать служить в другой гарнизон он не мог. У него двое маленьких детей и он  попросил оставить его здесь в любой должности.
   Взбодрил старлея первый разговор с ротным, который в первый же день заявил ему, что качать ему свои права командира он не будет, обещал всегда советоваться и учиться. «Ведь ты же опытнее меня, уже не мало прослужил», - сказал лейтенант.
   Старшинами всех рот части, кроме первой, стали прапорщики. Обязанности заместителя командира части по тылу временно исполнял начальник вещевой службы капитан Головин. Полк полностью укомплектовался офицерским составом, хорошо пополнился прапорщиками. Гога считал, что служить в таком полку будет ещё легче, ещё интереснее. Недружелюбное к себе отношение капитана Головина, некоторых офицеров и прапорщиков он в расчёт не брал. По своей наивности думал, что их постоянные стычки носили чисто служебный характер.         
   Лейтенант Овиенко  смены  командования части побаивался. Уезжая в другой гарнизон на повышение, капитан Пономарёв заглянул в свою бывшую роту попрощаться. Он  высказал мысль, что первые год-два будут для части нелёгкими. Скоро не станет Управления войск. Командиру полка придётся самому решать все  вопросы  с руководством стройки и командованием центрального Управления. Полку придётся  одному обеспечивать рабочей силой по прежнему огромную стройку. Реконструкция действующего предприятия  задача очень сложная. А пополненный офицерами и прапорщиками коллектив полка будет не один месяц притираться, по-новому складываться. Изменятся задачи полку, изменится и вся устоявшаяся в нём жизнь. «Но вы духом не падайте. Всё перемелется. Если возникнут  трудности, пишите», - сказал капитан  и  попрощался.

5
    Новым командиром полка назначили подполковника Долганова. До этого он служил  заместителем начальника штаба Управления войск. Низкорослый крепыш, юркий и вспыльчивый, он производил впечатление неутомимого служаки, старающегося до всего дойти самому, действовать быстро, решительно и принципиально. Бывший его шеф, соглашаясь на выдвижение Долганова на самостоятельную работу, написал в представлении, что этому офицеру иногда не хватает выдержки и вдумчивости, чуткости и заботливого отношения к подчинённым. С устранением этих недостатков он вполне способен исполнять возлагаемые на него новые обязанности.
   В первой роте все командиры взводов теперь были прапорщики. Сначала Гога стеснялся новичков,  робел, разговаривая с ними, но  прапорщики оказались людьми простыми, не заносчивыми, приняли Гогу, как  равного себе и в очень короткое время отношения между младшими командирами первой роты стали товарищескими и деловыми.
    Командиру первого взвода, рослому, крепкого телосложения, тридцатилетнему прапорщику Плужникову очень понравилось то, что старшина скрупулёзно, каждодневно  следит за порядком в роте, за внешним видом и  соблюдением  личной гигиены каждым солдатом, за исправностью их обуви и обмундирования.  Этот маленький грузин почти никогда не беспокоит его  этими вопросами. Старшему лейтенанту Давыдову и командиру четвёртого взвода старшему прапорщику Магомедову понравилось в новой роте то, что почти каждое воскресение  они отдыхают. А если в выходной несёшь службу, то командир роты предоставляет отдых среди недели. Естественно, легче стало работать  лейтенанту  Овиенко и Гоге. Они чаще стали  появляться в клубе части. Принимая участие в художественной самодеятельности, стали исполнять не только простенькие произведения, на подготовку которых не требовалось много времени.  Руководитель художественной самодеятельности Татьяна Николаевна стала давать Анатолию сольные номера с хором, а Гоге разучивать классические произведения для скрипки.
    Однажды, когда они разучивали свои номера в каптёрке, солдаты попросили их петь и играть в казарме. Не раздумывая, ребята перешли в Ленинскую комнату, куда втиснулись почти все солдаты роты, и ротному со старшиной пришлось не только репетировать. Концерт в тот вечер продолжался до самого отбоя. С тех пор концерты скрипичной музыки в роте Гога стал давать часто.  Иногда к нему присоединялся и ротный с гитарой.
   По ходатайству Татьяны Николаевны в первую роту  перевели Володю Михайленко, окончившего перед армией музыкальное училище по классу баяна. За ним в первую роту потянулись и другие активисты полковой художественной самодеятельности. В Ленинской комнате первой роты, а часто и в спальном помещении теперь часто звучала музыка и песни.
   Тут-то и родилась у  Гоги идея расширить Ленинскую комнату. Он предложил ротному расположить её в торце спального помещения. Надо только соорудить перегородку между боковыми стенами   в шести метрах от торцевой стены. «Как ни тесно стало в казарме,  но прибавка нескольких метров площади для Ленинской комнаты за счёт спального помещения на размещение солдат, практически, никак не повлияет. Площадь этой комнаты увеличится  за счёт прибавления к ней метров центрального прохода. Это будет просторное, светлое помещение», - говорил Гога.
    Лейтенант Овиенко посоветовался по этому поводу с замполитом полка. Тот сразу же пришел в роту, всё осмотрел и дал добро на перестройку.   Старший лейтенант Давыдов с разрешения Нины Ивановны на строительной площадке заготовил и перевёз в роту все материалы для перегородки, навёл нужное количество  красок, нарезал самых красивых расцветок обоев. В пятницу вечером группа, подобранных Гогой солдат, разрушила стены Ленинской комнаты и привела в порядок освободившиеся в спальном помещении стены. Потом переставили кровати спального помещения, занимая площадь бывшей Ленинской комнаты и освобождая место для новой.  Всю следующую неделю велись работы по сооружению, отделке и оформлению  Ленинской комнаты на новом месте.               


Глава 8
1
    Как-то на совещании командир части объявил, что есть распоряжение из соседней расформировывающейся части  принять сто пятьдесят человек. Тут же он задал командирам рот вопрос: кто и сколько солдат может принять и разместить. Поднявшийся первым лейтенант Овиенко доложил, что может принять не более десяти человек. Незначительное количество солдат готовы были принять ещё три роты, а командиры остальных заявили, что размещать солдат уже негде. Тогда командир решил  лично, вместе с начальником штаба и исполняющим обязанности заместителя по тылу сразу же после совещания обойти все роты, проверить доклады ротных и на месте решить, сколько какой роте дать солдат.
    Когда командир зашел в первую роту и увидел в торце казармы  вновь отстроенное  помещение Ленинской комнаты, у него сразу же вырвалось:
   - А это ещё что?
   - Перенесли Ленинскую комнату, - робко на гневный вопрос подполковника ответил Овиенко и начал объяснять  начальству  выгоду такой перепланировки казармы.
   Но командир части резко его оборвал:
   - У нас некуда селить солдат, а вы тут  построили целый клуб!? Начальник штаба, подготовьте приказ о наказании лейтенанта Овиенко за самоуправство. В первую роту передать двадцать человек. И попробуйте мне, товарищ лейтенант, ещё раз заикнуться о тесноте. Захвалили тут вас со старшиной, пора, наверно, привести вас в чувство!
   - Площадь спального помещения мы не сократили, а о переносе Ленинской комнаты мы советовались с замполитом части, - выпалил осмелевший лейтенант, но его никто уже не слушал.
    Важно покачивая головой, с усмешкой, на Гогу и лейтенанта  ехидно посматривал капитан Головин. Когда подполковник Долганов  направился на выход из казармы, он сказал ему:
   - Вы правильно заметили, товарищ подполковник. В последнее время у нас только и было слышно - первая, да первая. А чем они лучше остальных, за что хвалили? Заелись ребята. В столовой этот старшина  командует не приступить к приёму пищи, а говорит роте: «Приятного аппетита». Вместо команды «Отбой!»,  говорит: «Спокойной ночи, товарищи!» Где это видано? Они уже  свой Устав завели!
   - Ничего, поправим, не таких на место ставили, - сказал Долганов тоном, означавшим конец разговора на эту тему.

2
    Гога пулей влетел в каптёрку и закрылся на ключ. К горлу подкатил ком  от сознания того, что  подставил командира роты. Парень весь напрягся и быстро вышагивал взад - вперёд по кладовой.
   Через несколько минут ручку двери каптёрки дёрнул лейтенант Овиенко. Он уже развернулся, чтобы уйти, но дневальный кивнул ему, что старшина там, в каптёрке. Тогда лейтенант постучал в дверь и окликнул Гогу. С минуту за дверью было тихо, потом дверь медленно открылась.
    - Не расстраивайся Гога. Давай лучше думать, как нам разместить двадцать человек, которых нам надо будет завтра принимать. 
     Долго они ходили по спальному помещению, прикидывая, на сколько можно ещё сдвинуть кровати и сколько можно будет их поставить дополнительно. По всем расчётам выходило, что добавить их можно только двенадцать. Расстроенный командир уже направился в канцелярию, но Гога остановил его и попросил разрешения отлучиться из роты минут на сорок.
   - Да, да. Иди, Гога, иди.
     Гога зашел в каптёрку, накинул шинель и,  заправляясь на ходу, поспешил на улицу.
    Когда вечером старший лейтенант Давыдов привёл роту с производства, к нему подошел Гога, отвёл  в сторону и что-то несколько минут ему говорил.  Выслушав его, старший лейтенант сказал: «Понял. Я так и сделаю».
    На следующий день старший лейтенант попросил ротного оставить его в части.  Овиенко не стал уточнять какие дела у зама в полку, и сам пошел на площадку с ротой.
    Ближе к девяти в полку появилась Нина Ивановна. Не заходя в первую роту, как это она делала раньше,  направилась в штаб.
     Войдя в  кабинет майора Никонова, она с ходу заявила:
    - Анатолий мне сказал, что сегодня в  нашу роту даёте ещё двадцать человек. А вы спросили меня, могу ли я дать им работу? У меня ведь уже сейчас лишняя  бригада. Давайте в роту хоть сто человек, но работой я их обеспечить не могу. С наступлением тепла солдат буду просить ещё, а сейчас  - извините.
    Высказавшись, Нина Ивановна, сославшись на занятость, поспешила на площадку.
   Через полчаса командир части вызвал к себе командира первой роты. Доложив, что ротный на производстве, на вызов явился старший лейтенант Давыдов. С желваками на скулах, покрасневший, с налитыми кровью бегающими серыми глазками подполковник, не глядя на вошедшего, сказал:
   - Бегом на площадку, срочно утрясите с начальником  участка вопрос о приёме на участок десяти человек! Всё!
    К обеду Давыдов доложил командиру полка, что согласовал устройство только шестерых. Тот выслушал офицера и коротко бросил: «Ясно».
   Пришедшему вечером с ротой лейтенанту Овиенко Гога шепнул: «Нина Ивановна выручила».
   - Я всё понял, - тихо ответил ротный, - на прошлой неделе она говорила мне, что ей не помешали бы  ещё с десяток солдат.
     В тот, и на следующий день лейтенант Овиенко и Гога постарались на глаза командиру части не показываться.
    А когда начальник штаба подготовил приказ с выговором командиру первой роты и принёс на подпись, Долганов подписывать бумагу не стал, сказавши: «Пока ограничимся предупреждением. Посмотрим, как у него пойдут дела дальше».               

3
    По производственным показателям января месяца первая рота в полку оказалась опять одной из лучших, но в итоговом приказе ограничились только констатацией этого. 
    В  первой половине февраля в Сибири часто бывают очень сильные морозы. Целую неделю на открытом воздухе на стройке работы в том году не велись. Подавляющее большинство солдат  все эти дни находились в части, а вся первая рота работала. Давыдов с Ниной Ивановной дали работу в помещениях даже тем бригадам, которые заняты были  работами на открытом воздухе. Как майор Никонов ни пытался хоть как-то организовать работу остальных рот части, всё равно подавляющее большинство воинов целую неделю простаивало. Докладывая командиру части об этом, майор заметил, что все роты части, кроме первой, план февраля не выполнят.
   - Опять вы мне с этой первой, - резко бросил подполковник.
  - Лейтенанта Овиенко готовы живьём съесть и многие наши ротные, но так как он занимается производственными делами роты, не занимается  больше никто. Это факт. Вам во вторник все ротные доложили, что вывели на производство максимально возможное количество солдат, а когда я прошел по объектам, то в среду на производство мы вывели ещё сотни четыре. А можно было бы вывести и ещё больше, если бы господа офицеры  должным образом поработали с ИТР по этому вопросу, -  спокойно сказал майор.
    Долганов бросил короткий взгляд на майора Никонова, ничего не сказал, только глубоко затянулся папиросой.

4
    К двадцатому февраля на стройке осталась только одна полнокровная часть. Другие, сильно поредевшие, готовились  к полному расформированию. Потихоньку «собирали  чемоданы» и офицеры штаба Управления. День двадцать третьего февраля в календаре того года выпал на понедельник, был рабочим и отмечался скромнее, чем в год предыдущий. Руководство стройки и штаба Управления посетило полк подполковника Долганова. Из производственников на праздник командир части пригласил только начальников СМУ, да нескольких начальников участков. Пришла и  Нина Ивановна. После короткого торжественного собрания солдатам показали кино, а гости перед отъездом  посетили некоторые роты. Зашли они сначала в третью к прапорщику Сергееву, потом в четвёртую, где старшинствовал длительное время  старший прапорщик Мирошников. Миновав вторую роту, делегация направилась в первую. Лейтенант Овиенко отрапортовал начальнику стройки и сникший последовал за начальством. Когда вошли в спальное помещение, вперёд вырвалась Нина Ивановна. Она быстро прошла в Ленинскую комнату, крутнулась на месте, оглядывая помещение, и сказала важно шествовавшим по казарме:
   - Идите скорее сюда! Гляньте, какую красоту сделали мои ребята! Где вы ещё видели такую комнату?
   Начальник стройки и начальник Управления войск, а за ними и вся свита проследовали в Ленинскую комнату. Вход в неё был оформлен аккуратной, широкой аркой и прикрывался    шторами. Напротив входа, у торцевой стены была сооружена аккуратная подставка с небольшим бюстом Ленина. В обе стороны от бюста на  полочках теснились горшки с цветами. Две большие кадки с цветами стояли на полу по обе стороны от бюста Ленина. Столы и стулья были расставлены от боковых стен к центру, который обозначался проходом метра в два. Стены просторного, хорошо с двух сторон освещённого помещения  были оклеены красивыми обоями, гармонировавшими со   стендами. Вошедшие несколько минут молча осматривали помещение, а потом  начальник Управления войск сказал:
   - Товарищ лейтенант, кто это у вас так красиво оформил Ленинскую комнату?
   -  Ребята, наши солдаты, товарищ полковник. А идею её переноса в торец казармы подал старшина.
   - Молодцы! - сказал полковник а, обращаясь к подполковнику Долганову, продолжил, – а почему вот так же не оформить Ленинские комнаты и в других ротах? Что вы на это скажете, товарищ подполковник?
    Долганов сделал шаг вперёд, держа руки за спиной, бросил короткий взгляд на лейтенанта Овиенко и ответил:
   - Да. Оформлено всё хорошо. Но такая Ленинская комната занимает много места, а у нас сейчас уже некуда селить людей.
   - Чепуха! Мало места – сделайте с торца казарм пристрои метров на восемь-десять и всё. Я думаю, начальники СМУ вам помогут. Смотрите как тут хорошо! Сюда приятно зайти.
    Все присутствовавшие, соглашаясь со словами полковника, дружно закивали головами, а командир полка, покраснев, коротко ответил:
   - Постараемся, товарищ полковник.
      Когда гости вышли из казармы, Гога закрылся в своей каптёрке и, сам не зная почему, заплакал.
    На следующий же день командир провёл совещание, на котором обсуждался и вопрос о реконструкции Ленинских комнат в полку.  В тот же день, во время ужина  в столовой к Гоге подошел прапорщик Мирошников и, озираясь по сторонам, приглушенно сквозь зубы выдавил:   
   - Опять выпендрился? Когда уже тебя заменят, салага! Сколько ты Второй этаж над казармой ещё не придумал построить?
   Выговорившись, прапорщик ушел к стоявшим у окна выдачи пищи прапорщикам и офицерам.
    Гога молча выслушал «доброжелателя», прошел за последний стол и сидел там до конца приёма пищи ротой. К пище он не притронулся.
 
5
     В последний день февраля после утреннего развода заместитель командира части по политчасти зашел к своему командиру.
   -Валентин Иванович, - сказал он, - нам надо поговорить. У меня тут два вопроса.
     Долганов отвлёкся от чтения какого-то документа, поднял на своего заместителя усталый взгляд, отодвинул бумаги в сторону, давая понять, что готов к разговору.
   - Скажите мне честно, - начал подполковник Новиков, - почему вы недовольны работой командира и старшины первой роты? Что они делают не так?
   Долганов пристально посмотрел на собеседника, откинулся на спинку стула, провёл, приглаживая, ладонью правой руки по волосам и тихо, осторожно сказал:
   - Я ко всем отношусь одинаково. Тех офицеров и прапорщиков, кто хорошо исполняет свои обязанности, не своевольничает, я поддерживаю и поощряю. Командир первой роты очень молодой офицер, ещё не опытен. Воспитательной работой с личным составом занимается поверхностно, подменяя её панибратством. Рота, из-за того, что работает компактно, на одном участке, имеет неплохие производственные показатели, нет и серьёзных нарушений дисциплины. Это хорошо. Но что так будет и дальше, я в этом не уверен. Особенно мне не нравится то, как  он строит свои взаимоотношения со старшиной.
   - А какие, по-вашему, должны быть взаимоотношения мальчишек, хотя и при должностях и званиях? Командир роты, как начальник, должен ставить своего старшину по стойке «смирно» и отдавать распоряжения, требовать доклады? Или Джавания бездельничает, а командир роты закрывает на это глаза?
   -Я этого не сказал.
   - Верно. Не сказали. А не сказали  потому, что сказать по существу-то и  нечего. Оба эти парня переживают за дело, с ребяческой увлеченностью работают. Во многом  наивны. Так и, слава Богу! Степенность к Овиенко с годами придёт, никуда он от неё не денется. Главное, что он весь в работе, душой болеет за подразделение. А старшина - воспитанный в интеллигентной семье парень. Он по-грузински горд, с развитым чувством тщеславия и достоинства. Службе эти его качества не мешают, скорее наоборот. Я понимаю наших офицеров и прапорщиков, что инициативы этих ребят многим не дают спокойно жить. Глядя на них, а порой и по требованию командования, как в последнем случае с Ленинской комнатой, им приходится лишний раз прилагать усилия в работе. Но неужели и мы с вами опустимся до этого?
   - Мне сейчас не до Ленинских комнат. Сами знаете. С меня тот же начальник стройки завтра спросит за выполнение плана. Сто пятьдесят человек - это же целый строительный участок. Пока я принял в полк и разместил только семьдесят человек. Кто сделает план выпавшего производственного участка?
   - Думать о плане должны не только вы. Пусть начальник стройки ставит перед министерством вопрос и оставляет на стройке солдат столько, сколько ему нужно. Он, я уверен, не приказывал вам закрыть в части все культурные и бытовые помещения и разместить там солдат. За быт солдат, за дисциплину  с него министр спрашивает не меньше, чем с нас.  А идея ребят по оборудованию Ленинской комнаты начальнику стройки очень даже понравилась. Он готов нам помочь сделать такие же комнаты во всех ротах. А вы Овиенко чуть не наказали.
   - Но не наказал же! Кстати, о своём намерении переноса Ленинской комнаты он поставил вас в известность, а почему вы дали разрешение, не посоветовавшись со мной?
   - Вреда от затеи ребят никакого, только большая польза. За Ленинские комнаты, как и за воспитание личного состава, отвечаю, в первую очередь, я. Да и командир роты, в конце  концов, хозяин в своём подразделении. Пусть привыкает принимать решения самостоятельно. Пусть знает им цену. Пусть, как офицер, растёт, учится принимать ответственные решения. Зачем по пустякам вмешиваться в его работу?
   - Согласен. Дело пустяк, но их затея привела к тому, что я не смог выполнить распоряжение старшего начальника! – выдавил Долганов.
   - Что расширение Ленинской комнаты совпало с трудностью расселения солдат, это накладка. А выказать ваше неудовольствие можно было как-то и по-другому, не отбивая желания к инициативе. Можно было  приказать вернуть Ленинскую комнату на место, и даже уменьшить площадью. Но делать это надо было не так. Гнев ваш получился явно не по поводу, как вы выразились, их самоуправства и очень понравился кое-кому из офицеров и прапорщиков.
     - Не пойму. Я свои права и полномочия не превысил. И даже не исполнил то, что решил. Так в чём вопрос? Чего вы от меня хотите?
      Подполковник Новиков с минуту помолчал, глядя куда-то за окно, потом встал и сказал:
     - Ну, раз не поняли, то пусть так и будет. Но мне ситуация с этими ребятами хорошо понятна. Теперь я уверен, что историю с вашим однокашником и хорошим приятелем капитаном Копейкиным, хотя Овиенко и Джавания к ней не имеют никакого отношения, вы так просто не оставите.  В полку осталось и много друзей прапорщика Козлова. Поэтому, сладкой жизни, а вернее нормальной обстановки для службы им отныне не будет. Это первое, что я хотел  вам сказать. А второе вот что.    Накануне праздника начальник московского политуправления в разговоре с начальником политотдела нашего Управления сказал, что меня предполагают перевести на другую стройку. Мне предложили повышение, я до сего дня думал. А теперь дам согласие.  Когда я уеду, заступиться за этих ребят в полку будет некому. Поэтому, я решил забрать их  с собой. Военный оркестр нашего Управления уже за штатом. Всех музыкантов, кроме рядовых, отправляют туда же, куда и меня. Я   попрошу включить в список музыкантов  и сержанта Джавания старшиной оркестра. Вам же всё равно через месяц-другой прикажут на его место поставить прапорщика. И  лейтенанта Овиенко я попрошу откомандировать вместе со мной. Я давно предлагал двигать его на комсомольскую работу. Там он мне очень будет нужен.  Думаю, москвичи возражать не будут. Он холостяк и проблем с его переводом не будет. Давыдов с ротой вполне справится. Мы ведь с таким расчетом его туда и переводили. При таком раскладе все  только выиграют: ребят моё предложение  устроит, у вас и ваших помощников будет более спокойная служба. Разве не так?
     Долганов исподлобья глянул на  своего заместителя, который уже выходил из кабинета, и стал нервно прикуривать папиросу.   

               

Эпилог
    Прошли годы. Сергей Николаевич Пономарёв, дослужив до высокого звания и должности,  ушёл на заслуженный отдых.  Пришло новое стремительное, интересное, но не лёгкое время. Дети Сергея Николаевича давно завели свои семьи, разъехались по разным городам.
    Давно собирался съездить отставной вояка на родину. Хотелось навестить родственников, повидаться с друзьями детства, но разные причины и обстоятельства долго отодвигали поездку. И вот однажды в начале февраля позвонил ему школьный товарищ и сообщил, что через несколько дней состоится школьный праздник. Мероприятие посвящено годовщине их школы. До войны  школа была семилеткой, а после войны стала средней. Их класс из уже средней школы выпускался первым. Всех выпускников просили быть.
    По -  авральному был собран чемодан, поездом Сергей Николаевич доехал до Москвы. Ещё дома он купил билет на самолёт из Москвы до краевого центра на юге России, откуда маршруткой можно было без проблем добраться до родного провинциального городка.
    Подъезжая к Внуково, Сергей Николаевич обратил внимание на низкую облачность, густой туман в низинах и не чёткие контуры черневшего вдали от шоссе заснеженного леса. «А погода может преподнести сюрприз», - подумал он тогда с тревогой.
    Когда Пономарёв вошел в зал регистрации пассажиров и багажа, на табло увидел, что его рейс откладывается. Сергей Николаевич расположился  напротив стоек регистрации и стал ждать, как он выразился, погоды. К табло, к сбросившим информацию о регистрации рейсов стойкам, подходили и подходили обеспокоенные пассажиры, а отсюда быстро направлялись к «справочной» и к телефонам автоматам.
   Вот у табло с небольшим, отделанным металлом кейсом  остановился низкорослый толстячок кавказец. Нацепив очки в оправе из желтого металла, мужчина внимательно осмотрел табло расписания рейсов, глянул на блеснувшие дорогие часы, отошел  к окну и вынул мобильник. Сергей Николаевич сначала не обратил особого  внимания на этого мужчину, но когда тот заговорил на чистом, без малейшего акцента, русском, что-то насторожило его. Мужчина кому-то позвонил, извещая о своей задержке  из-за тумана, и стал уже прятать телефон во внутренний карман кожаного пальто, но вынул аппарат снова, набрал номер и сказал в трубку: «Вера, это я Георгий…». Услышав это, Сергей Николаевич быстро обошел стоявших в окружении множества сумок и пакетов двух женщин и остановился в метре от говорившего по телефону кавказца. Он внимательно вглядывался в лицо мужчины, а когда разглядел на уже не молодом лице ниже правого глаза знакомую родинку, сказал себе: «Точно! Он!». 
    Кавказец заметил подошедшего и внимательно его разглядывающего пожилого мужчину, свернул телефонный разговор, убирая аппарат, уставился на незнакомца. «Не спеши Гога, не хорошо обрывать  разговор. Выслушай человека. Старшина обязан всех внимательно слушать…»
    В едином порыве уже не молодые мужчины кинулись друг к другу и крепко обнялись. Их глаза подёрнула дымка, схожая с той, что опустилась за окнами аэровокзала. Минута ушла на то, чтобы с помощью носовых платков Сергей Николаевич и Георгий Самвелович привели в порядок свои глаза и лица, а потом потекла их радостная, восторженная беседа. За два часа, что предоставила им непогода,  однополчане пересказали друг - другу свой жизненный путь, обменялись адресами и номерами мобильников,  решили больше никогда, ни при каких обстоятельствах не теряться.
    Так Сергей Николаевич узнал, что после его отъезда к новому месту службы,  Георгия перевели служить старшиной военного оркестра в другое Управление. На базе штатного военного оркестра там был создан ансамбль песни и пляски. Георгий  старшинствовал и играл на своей скрипке. После службы поступил и успешно окончил консерваторию, играл в разных оркестрах, дирижировал, писал музыку. Ещё студентом женился на Вере из отделочного участка. На  свадьбе был  Толя. А сейчас во главе своего небольшого творческого коллектива много гастролирует по миру.               
               
                А.Перепелятников               
                2009 г.