Безупречно Без тебя

Заглянула под стол – там сижу я. Что-то шепчу, двигая медленно губами, покрасневшими, как от удара – звонкой пощечины, промахнувшейся и угодившей по носу и двумя пальцами – по верхней губе. Оттопырил её. И шепчу. Глажу черный блокнот: в нем мои мысли и твои течения вокруг меня, моей головы, взъерошенных, неровных волос, розовых глаз и темных впалых щек, вокруг моего изогнутого тела… Руки нервно дергают листы и загибают уголки – знаю, плохо. Поднимаю на нее глаза: щенок, забитый, избитый, забытый. Её рука ко мне – я в угол. Мне не нужна помощь. Ничья. Неужели вслух? Она назвала меня так же, как ты. По коже легкий седой дым – ее сигареты и этого имени. Буквы по строкам сползают на кожу. И чертят мои имена на ладонях: А-Р-Т-У-Р, А-Р-Т-У-Р. Рука настойчиво предлагает помощь, отворачиваюсь. Сжимаю локтями блокнот. И слепо глядя в угол, пыльный и нежилой, под столом, вспоминаю каждый шаг и метр, приведший меня сюда. Каждое слово. Кажется, ничего не изменилось, не произошло – за это время. С тех пор. Две десятой жизни – и я в углу.
Она присела на корточки и со слезами на глазах утешает меня взглядом. Уже поняла – здесь лишни слова. Не оборачиваясь к ней, я меняю ноги местами и упираюсь взглядом в кафельный пол. И забываюсь полусном. Она не отходит. Протягивает мне одну руку, другую. Обе сразу. Они трогают мои плечи и воспоминания. Прорываясь сквозь пленку, тонкую и плотную, прозрачную, как полиэтилен, я вспоминаю. Яркое солнце сквозь стекло – тогда еще светило. Ты, улыбнувшись, оголил зубы. И невольно бегал глазами мимо моих. [окончание одного потока]
1-й вариант: Я не выдержал: сжал твою руку. Расчехлив тем самым все самое сокровенное в себе. Ты отвернулся, вновь ко мне. Ты – тёплый. Боже. Вылеплен из жизни. Крепче сжал руку. Неужели так будет теперь всегда?! Ты еще раз улыбнулся. Зубы блеснули на солнце. И в ответ просто положил пальцы на мои. Живой. Ответил мне. Не мертвый. Все не решусь улыбнуться тоже. Но осознаю всю необходимость вытащить из себя слова. Первые за всю жизнь. Рядом. Где, не решаясь, прошли мои годы. Где должен был делить, чтобы никто не понял. Где каждый день я был в поражении, поражая восковой бесчувственностью все свои органы.
И вот с твоей рукой живой в руке я говорю тебе:
2-й вариант: Пытаюсь за ними угнаться. Но лишь пропустив один круг, я могу встретиться с ними.  И ясно на свету разглядеть их узор и темноту. Мы молчим. И улыбаемся, прекрасно зная невозможности иных вариантов, мы одновременно соглашаемся на паритет: ничего не меня – сохранить такие моменты – безумной ясности возможности и отказа добровольно и ради. Солнце сдвинулось. И весь спектр света отразился от маленьких частичек воздуха, что ты выдыхаешь. Она вышла к нам. Взяла тебя за руку, живую и теплую, наверняка. Улыбнулась мне. Я – в ответ. И нарочито громко, выстраивая из голоса и интонации тонкую и острую стену между мной и тобой, сказала тебе:
[продолжение потока]
- Я тебя люблю!
Ты отвернулся от меня. И мы, оказавшись в тени, поежились и сели в автобус. Каждый ехал за своим счастьем.  Я попал сюда, под стол, и сидя уже который день я пытаюсь не забыть каждое мгновенное движение твое. Исписываю нескончаемые листки. Закрываю сразу же блокнот и крепко держу, чтобы мои слова не смогли  выйти наружу. Пока я сплю, прокрасться и, выкрав ключи открыть на три щелчка дверь, сбежать вниз по ступеням зеленой лестницы, и нестись во весь опор по заледенелым улицам мимо школ и людей, под утренними выключенными фонарями. Проберутся сквозь решетку и, открыв все замки, на цыпочках войдут к тебе в комнату и начнут шептать тебе в ухо длинно и почти неразборчиво с сильными шипящими:
- Невозможно. Почти невозможно. Тебя забыть. Каждый взмах ресниц. И нежное касание руки – во время приветствия – единственный раз, когда я тебя чувствую. И ощущаю. Ощущаю. Ощущаю…
Еще нет солнца. И ты спишь. В этой комнате теплой, живой, как ты сам…
… Всё прошло. Слова стали словами. Я, исцарапав лицо до крови, вылез из-под стола и сутуло дальше пошел жить. Из меня вылезли острые кости лица и волосы, которые пучками я терял, думая обо все, о чем можно думать в рамках неразрешенного и почти возможного. Под глазом появились области, которых я не чувствую. Даже боль. И они, разрастаясь, поглощали моё лицо, превращая: кожу – в воск, меня – в манекена. Я снял часы и принялся крутить стрелки. Через пару прокрученных лет я увидел тебя возле остановки автобуса. Каждый ехал тогда за своим счастьем. Я оглянулся. Ты улыбнулся. По холодному воску протекла тяжелая слеза. Она была безупречна.