ЛИЦО ЛУНЫ

ВИКТОР БОГДАНОВ

ЛИЦО ЛУНЫ


     Большое, бугристое лицо луны. Да, лицо. Угрюмое, окаменелое, оно пристально смотрит сюда – на глубокую воду ночной реки, тёмные берега и заросли прибрежных деревьев. Оно смотрит на Ника. Неважно, что на этом лице нет глаз и оно похоже на голову слепой рыбы в профиль, – оно смотрит. А может, оно притягивает взгляд к себе, как притягивают его открытые глаза мертвеца, и если в них долго упорно смотреть, становится жутко, потому что взгляд встречается с тем, что, возможно, когда-то и было подобным взглядом, но теперь уже сделалось чем-то, на что только смотрят и что не смотрит само, предметом, в котором, правда, осталось немного прежней, смотрящей, сущности, и поэтому он так тянет к себе взгляд снова и снова, всегда…

     Как близко её лицо – морщинистое, жёлтое. Как страшны молчание и неподвижность её лица. Лица луны.


     «Ник, слышишь?..» – он вздрагивает от её детского шёпота и чувствует, как испуганно она прижалась к нему. «Не бойся, это рыба играет», – говорит он, прислушиваясь.

     Счастливая, она молча сидит рядом с ним. Она не знает, почему испугалась. Это бывает с ней часто и быстро проходит. Ей хорошо сейчас. Так будет всегда. У неё есть он, Ник.

     Она видит облитую лунным светом реку, сверкающие спинки рыб, круги, которые, не успевая разойтись, уплывают всё дальше и дальше – покачиваясь, натыкаясь на прутики подтопленных кустов, прощально поблёскивая из-за мыска, словно обручальные кольца. Она видит, как трепещет лунная тропа на бездонной воде, как открывается пьяный глаз бакена и бакен смотрит на привязанную к нему лодку, точно сторожит её.

     Она слышит тихие вздохи реки, трущейся о песчаные отмели, слышит, как на стрежне река глухо бурлит, ворочая бакены, а где-то совсем близко вода хлюпает о берег, и слышно, как в реку осыпаются комья земли.

     Когда по реке, печально мигая огнями, почти беззвучно крадётся баржа, слабым ночным ветерком с неё приносит запахи водорослей, хвойного леса, рыбы. Мелкая волна качает склонённые к воде кусты и взбивает узкую прерывистую оборку пены на гладком мокром песке, похожем на китовую спину.

     Какая-то птаха, проснувшись, осторожно возится в листве ивняка. Гроздья созвездий мерцают в высоте таинственно и прекрасно. Она смотрит на свои руки, и ей кажется, что в тягучем, спокойном, бледном свете луны они стали необыкновенными, вечными…


     «Ник, звенит. Не спи, Ник!» – тормошит она его и смущённо, любяще улыбается, когда он вскидывает голову и ошалело глядит на неё. Он выбегает из огромной тревожной тени деревьев на светлый песок, к столбикам своих снастей, нетерпеливо озирается, прислушиваясь, и, услышав наконец, как снова звякает колокольчик, замечает, что леска на крайней снасти после слабой потяжки плавно опускается к воде, и несётся туда – комочки влажного песка летят у него из-под ног, а его длинная тень скачет в лунной реке.

     Задохнувшись от волненья и бега, он склоняется к снасти и, зажав между пальцами жилку, ждёт, когда несколько частых и требовательных толчков теребящей червя рыбы передадутся руке. Тогда он нервно подсекает, пригнувшись к воде, выбирает лесу широкими перехватами и краем глаза следит, как она ложится петлями на песок.

     Она неслышно подходит к нему и, замерев, смотрит на движения его рук. Ник чувствует, что зацепил норовистую, крупную рыбу, и рыба может сорваться: отяжелевшая леска вздрагивает, напрягается, идёт в сторону… Но вот он уже видит, как у берега режет воду блестящая змейка хребта. «Попалась, Ник, попалась!» – восторженно кричит она и безотчётно пытается прильнуть к нему.

     Но добыча ещё не его, и Ник резко бросает: «Отойди, леску запутаешь!» Сердце у него колотится, этот стук отдаётся во всём теле – в руках, в голове. А руки рыбака не должны дрожать и мешкать. Ник высоко подымает лесу и пятится от воды, выволакивая подальше – чтоб не ушла – шлёпающую по мокрому песку рыбину.

     «Теперь наша», – радостно выдыхает Ник, опускаясь на колени. Она подходит, испуганно смотрит, молчит. Ник крепко берёт рыбу, чувствует, как колют ладонь твёрдые бляшки-зубчики. Нащупав под длинным рылом жилистый белый рот, он судорожным усилием-рывком освобождает крючок.

     «Стерлядь!» – говорит он для неё. «Какая странная… Красивая», – шепчет она заворожённо. «Бешеная! Обычно они спокойные – не услышишь, что клюёт», – поправляет Ник. «Дай подержать!» – просит она и с опаской трогает рыбу пальцем. Затихшая было, та снова начинает биться, и она вскрикивает с перепугу и откидывается назад. «Эх, ты...» – смеётся Ник. Он уверенно хватает добычу, несёт к воде и полощет, чтоб была чистая, потом бережно заворачивает в мокрую тряпку и зарывает в прохладный песок.

     Ник наживляет и забрасывает снасть, а другие ему не хочется смотреть, и он возвращается на своё место. До утра ещё далеко. Вон, какая луна. Луна… Ник сейчас поспит немного, чтобы не думать, а если заклюёт опять, она его разбудит…

     Он садится рядом с ней. Огромная тень деревьев теперь переместилась, и они сидят на самом её краю, облитые лунным светом. Так тихо кругом, что кажется: в мире только и есть луна, река, покой – ночь, которая будет всегда… «Ник, иди ко мне», – ласково шепчет она и прижимается к нему, и смотрит ему в глаза так, как давным-давно никто не смотрел. Она гладит его лицо, припадает губами к губам и проталкивает языком Нику в рот что-то скользкое. Это леденец. Ник жуёт его с хрустом и сонно улыбается. «Ник, – тянет его она, – пойдём купаться!» «Я спать хочу», – отвечает он. «Пойдём!» «Холодно», – упирается Ник. «Ну, я одна…» «Простудишься, уже вода остыла». «Нет, я немножко», – хнычет она. «Иди», – разрешает Ник.

     Она оглядывается по сторонам и вкрадчиво спрашивает: «Ты ещё не уснул?» «Нет». «Тогда открой глаза!» Ник открывает, и она медленно, молча раздевается перед ним догола… Она красивая, она почти девочка. Ник смотрит на неё как на картину, как на сверкающую ночную реку. Он устал, да ещё луна. Луна… Неужели эта красота принадлежит ему? Наверное, он уснул. Он всегда берёг красоту. Так берёг, что красота становилась чужой… А она ждёт. «Я пошла», – наконец говорит она вызывающе. «Смотри, на крючок не поймайся!» – заводит её Ник. «А я к ним не буду подплывать», – всерьёз отвечает она и идёт к воде… Ник смотрит на её светлые, подвижные и упругие ягодицы и вспоминает луну. Лицо луны. Ему как-то тревожно, больно, он сейчас должен чуть-чуть поспать. А потом она придёт к нему – мокрая, озябшая, – и он будет долго, нежно её согревать…


     Она подходит к воде. От ночной прохлады кожа на её груди, животе, бёдрах немного стягивается, но ей приятно от этого. Она неуверенно пробует воду ногой. Вода тёплая. Тёплая-тёплая. «Ник, – громким шёпотом зовёт его, – она тёплая. Иди скорей!..» Ника не слышно. Наверное, уже дрыхнет, соня. Как здорово, что он у неё есть. У неё ещё никогда никого не было, а теперь есть Ник. Он такой сильный, умный, добрый. Он самый-самый лучший. И ей никого больше не нужно. Только он всегда грустный. Но ведь она тоже чуточку грустная. И когда немножко грустно, как-то ещё лучше, светлее жить. А они будут вместе долго-долго – всегда. И у них будет малыш. А пока её малыш – он, Ник, и ей так хорошо с ним… Она медленно входит в тёплую воду. Тугое течение давит на её молодое сильное тело. А на груди у неё мерцают лунные капли и щекочут кожу. Она резко окунается, и в теле стремительной волной пробегает блаженство. Она плывёт в пустынной ночной реке, а над нею – звёзды, луна, а вокруг – безмолвный сумрачный мир, и в этом мире есть Ник, её Ник, и больше в нём никого нет, кроме Ника. Только она и Ник. И сейчас она – рыба, а Ник лежит на берегу и хочет её поймать. Ведь он рыбак. Но она сама прыгнет прямо к нему на руки – вот поплавает ещё и прыгнет. А если он спит, она будет тормошить его, тормошить, пока он не проснётся и не сделает её головокружительно, несказанно счастливой…


     То ли он спит, то ли мается в зыбком бреду, в тяжёлом жёлтом свете луны, и вот-вот очнётся… Она любит, любит его. Она никого до него не любила. А он? Ему просто хорошо с ней, ему легче с ней жить, и с ней он забывает себя на время. Но лишь на время. Потому что теперь, при ней, ему, как прежде, тревожно, страшно и горько. Он старый. И у него уже так много прошлого. А она – ребёнок. И он боится её потерять. Он боится, что снова останется один. Ведь она уйдёт от него. Когда-нибудь всё равно уйдёт. Как все, как это бывает всегда. Почти всегда. Скоро ей станет с ним скучно, скучно. Или её уведут, конечно, уведут – такую-то! Или её уведёт – незаметно, случайно, неизвестно куда, почему и зачем. И ей самой будет тяжко. Может быть, он слишком нежен с ней, бережен? Как всегда. Со всеми. И это опять погубит всё. Да, он должен что-то сделать, сделать… Луна, луна… Лицо луны. Оно светит, смотрит прямо в глаза и как-то давит, давит – сжимает голову, путает мысли, душит. Оно такое огромное. И ничего нет, кроме него. Лица луны… А он рыбак. Но с людьми всё совсем по-другому – не то что с рыбой. Про них никогда нельзя сказать, что ты их поймал. Они всегда могут сорваться, уйти, выскользнуть из рук. И больше ни за что не клюнут на твою наживку. Но ведь он рыбак. Он должен поймать её. Как рыбу. Да, должен поймать. Какой крючок тут подойдёт? Нужен гарпун, чтобы удержать её навсегда. И нужно что-то ещё. Но что, что?!.. Он не знает…


     А вот и она. Она ложится к нему и что-то спрашивает. Но Ник не слышит. Ему дурно, у него гудит в голове. Он спит. И не может проснуться. Ник думает, что это луна, безглазое, рыбье лицо луны, наклонившись над ним, шепчет ему: «Поймать, поймать!..» А скоро утро, и от воды уже идёт пар, и берег заволакивает лунной, влажной, душной пеленой, и неизвестная птица начинает пищать в кустах… Поймать, думает Ник, поймать, пока не прошла эта прекрасная жуткая ночь, поймать… Она прижимается к Нику, тормошит его, трётся об него голым телом, шепчет: «Мне холодно, Ник, проснись!..» И Ник вроде бы очнулся, зашевелился. Он сонно прикасается к ней, ощупывает и бормочет что-то странное… Какая она холодная, скользкая, упругая. Как рыба. Ник наваливается на неё сверху, а она дрожит под ним, сопротивляясь, дёргается, стонет. И рот у неё открыт. Как у рыбы. Ник должен поймать её, должен в неё попасть, пронзить её, чтобы она не уплыла, чтобы она стала его сверкающей добычей, огромной рыбой – рыбацким счастьем… «Ник, мне больно. Ты с ума сошёл?» – говорит она… А, она уже здесь, он ведь уже поймал её и вытащил на берег – то-то она так жадно дышит ртом и трепещет. Но это всего полдела. Теперь-то и наступает самый важный момент – не упустить, снимая с крючка, не дать выскользнуть из рук и упрыгать в воду. Но Ник же старый, бывалый рыбак. А руки рыбака не должны дрожать и мешкать. Они сильные, крепкие – эти руки. Им нужно уметь справляться с любой, даже очень крупной добычей… «Ник, ты что? Ты что?!.. Я же задохнусь!.. Ник!..» – удивлённо, испуганно вскрикивает она и в страхе начинает вырываться из-под него… Луна, луна. Ник чувствует, как она смотрит ему в затылок и давит, давит, точно хочет помочь… Но он сам, сам. Сейчас она затихнет и уснёт. Рыба. Сейчас. Он только покрепче возьмёт её, зажмет в руках, чтобы она не билась зря… Ну вот, Ник, ну вот. Она теперь твоя. Смотри, какая она большая, красивая, влажная… Она твоя, твоя. Смотри, какая она спокойная, мудрая, вечная… Она спит. Она твоя, Ник, твоя навсегда…

     Сейчас он отнесёт её домой и опустит в сумрачный аквариум своей комнаты. Она будет молчать. Она будет спать. Как рыба. Она будет такая близкая, что закроет от него лицо луны…

1989, 1994


ПУБЛИКАЦИИ:

Богданов В. В. Лицо луны: Рассказ // Очарованный странник: литературная газета русской провинции. – Ярославль, 1996. – Май. – № 5 (35). – С. 21.