Борщевик. часть 2. глава 8

Перемены.

Сидим за нашим начальственным столом со сменщицей Ириной, дегустируем кофейный коктейль – «новинку сезона».
Я говорю, что после увиденного в квартире Лены, уже не могу жить как раньше. Хочется все изменить, уехать бы куда-нибудь! Но для начала нужно сменить работу. Найти что-нибудь более высокооплачиваемое – приближается срок оплаты эвакуационного санатория.
- Есть что на примете? – спрашивает, закуривая Ира. Из-за сигареты во рту она смешно шепелявит.
- Пока нет, - я смотрю в окно, на улице копошатся беженцы.
Ира останавливает на мне свои темные глаза, жмурится от дыма:
- Слушай, у меня дядя начальник крупного подразделения «белых скафандров». Хочешь, я с ним поговорю насчет тебя, платят там очень хорошо.
Шутит? Нет, Ира совершенно серьезна. Вальяжно развалилась на стуле, сейчас она похожа на атомана – разбойника.

У меня в голове как в калейдоскопе очень быстро возникают и рассыпаются картинки.
- Поговори, если тебе не трудно-, неожиданно для себя самой говорю я.
Мы обе в задумчивости смотрим в окно. Ира курит, я допиваю коктейль.
- Смотри, смотри! – по-детски возбужденно вскрикивает моя сменщица, тыча сигаретой в сторону подворотни, - Они тащат наш мусор!

Мы наблюдаем, как несколько беженцев делят содержимое мусорного мешка, вырывают друг у друга из рук фирменные пакетики и коробочки, жадно засовывают в рот остатки пищи. Во что превращает людей борщевик?
- Там же все уже тухлое,  - почти хором говорим мы, испытывая жалость и отвращение одновременно.

***

Во что превратилась из-за борщевика моя жизнь? – думаю я, стоя в очереди за хлебом. Бабушка с дедушкой погибли. Петя – самый близкий мне человек теперь где-то далеко, Ярослава в эвакуации. Мое счастье разбилось, кусочки разлетелись в разные стороны, пускай даже это было иллюзорное счастье, как считает моя мама. Но счастье само по себе и есть иллюзия. Иллюзии для большинства, иллюзии для избранных, маленькие и большие иллюзии, для каждого свои.

Мы с Петей слишком много работали, загоняли сердца кофеином, чтобы хватило сил на общение. В последний Новый Год у меня началась истерика из-за усталости, я физически не могла радоваться самому главному празднику – дико хотелось спать.
Петя сильнее, но испугался маленькой Ярославы.
Моя дочь получала все, что хотела, возможно, так я пыталась компенсировать свое частое отсутствие и приглушить чувство вины за распавшуюся семью, и неожиданно она превратилась в избалованного чертенка, нежелающего ни с кем меня делить. Мне иногда кажется, что проблемы с вниманием у детей возникают из-за дефицита внимания со стороны взрослых.

А Шакира, которая целыми днями томится в пустой квартире? Может, мама права, и ей было бы лучше на улице, чем с такой хозяйкой?

Я вскрикнула от неожиданного удара локтем в грудь. Впереди меня разодрались две толстые тетки, я стала случайной жертвой, а они даже не заметили.
- Куда лезешь, корова?! - кричит одна.
- Да ты на себя посмотри, слониха! – вопит другая, - все ноги отдавила!

Во  что борщевик превратил нашу жизнь? В драку за место в очереди, в передвижение перебежками в страхе стать жертвой крошечного семечка, попадающего в слуховое отверстии, дыхательные пути, разрывающего мозг и внутренности; в тюрьму строгого режима, стены которой ядовито-зеленого цвета.
Женщины не унимаются. Та, что задела меня локтем сорвала с соперницы маску и топчет с бешеной яростью.
- Идиотка! Как я  теперь по улице пойду? – визжит пострадавшая.
Никто не вмешивается, не пытается разнять темпераментных дам. Люди с апатией на лицах просто посторонились и продолжают терпеливо ждать своей очереди.

Выйдя из магазина, я опасливо озираюсь и прижимаю к себе пакет с хлебом и консервами. Я боюсь, что беженцы или еще какие-нибудь уроды отберут мою еду. Что тогда мы с Шакирой будем делать? Я- то потерплю, но как объяснить собаке, что она останется голодной из-за людей – самых опасных хищников? Нащупываю в кармане газовый баллончик – Петькин подарок.
Впереди толпится народ. Сначала, кажется, что несколько борщевиков выросли прямо на асфальте. Подхожу ближе, теперь отчетливо видны корни монстров, погрузившиеся в то, что когда – то было человеком.
Петя, ты так мне нужен! Где ты, любимый?