Тот, Кто не Слышал

Солнце играло на куполах небольшой деревенской церквушки. Старушка, маленькая, сгорбленная, сидела у входа, рядом лежала трость. Кто-то подал милостыню - и мелкие монетки зазвенели в железной миске. Пронзительно. Печально. Старуха молилась. Молилась тихо, ни на минуту не замолкая. Монотонно. Безнадежно.
- Он не услышит, - услышала она чей-то робкий шёпот, и замолчала. Старуха подняла седую голову и скорбно и задумчиво посмотрела на девочку, что стояла перед ней: лет двенадцати, со спутанными русыми волосами, в платье, изрядно поношенном, которое, казалось, было ей уже мало; с грязными, в ссадинах, босыми ногами. Это странное существо внимательно, не мигая, смотрело своими какими-то неестественными, зеленовато-карими глазами, в блеклые, полные отчаяния, глаза старухи. Та молча смотрела на девочку.
- Он не услышит, - повторила она.
Но старуха лишь отвернулась и снова начала молиться, или, вернее сказать продолжила.
- Он никогда не слышит, - сказала девочка и удалилась в сторону кладбища.

В полуразрушенном маленьком доме, который, казалось, вот-вот и вовсе рухнет, сидела женщина. Босая. В лохмотьях. Седина лишь только коснулась ее волос, но лицо ее казалось таким несчастным и безжизненным, что походила она на старуху. Сидя в углу, на старой трехногой табуретке, женщина что-то шептала. Молитву.
- Мама, он не слышит, - сказала тихо девочка, - перестань молиться, я устала слушать молитвы. И Он - устал.
Но мать лишь укоризненно взглянула на дочь, и, перекрестившись, вышла в огород. Девочка вышла за ней, помогать. Женщина молчала. Затем тихо, шёпотом, спросила:
- Почему ты думаешь, что он не слышит?
- Потому что Он на Небесах, а Небеса высоко, - ответила дочь, стараясь казаться наивной.
"Он не хочет слышать. Он устал. Ему надоело. Надоело слушать наши просьбы и молитвы. И Он просто заткнул уши. А может, просто оглох."

Солнце играло на куполах небольшой деревенской церквушки. Старушки больше не было. "И больше не будет" - подумала девочка. Вместо неё, прямо пред входом в "Святилище Божие", на коленях стоял старичок, не менее древний, чем старушка, прежде здесь просившая милостыню.
- Не смею войти в храм Твой, ибо грешен. И грех мой тяжкий, и жить я с ним не могу. Наказан я долгой жизнью, чтоб совесть грешника мучила. Дай мне смерть, Господи, об одном прошу. Пусть дочь, в лесу оставленная, простит меня за то, что там дитя бросил. Не хочу больше жить.
- Он не услышит, - тихо сказала девочка.
Старик сидел на земле и плакал, все повторял мольбу свою и, казалось, не услышал слов ее.
- Он не услышит, - повторила она громче, но старик даже не обернулся.
- Не слышит он! - прокричала девочка во все горло, так, что черные вороны повскакивали с земли и надгробий, наполнив воздух тревожным карканьем.

Дедушка лежал на земле. Девочка поняла, что это была смерть: внезапная, и наверное, легкая. Ей показалось, что на нее надвинулась тень, - быть может, даже тень самой госпожи Смерти. Тяжелые тучи затянули небо.
- Значит, он все же не глухой, - запыхавшись и дрожа от страха, шепотом произнесла девочка, прибежав домой.
- Он был глухим, - услышала она за спиной бесцветный голос матери.
- Почему был?
- Он только что умер.
- Кто?
- Отец.