Испытание счастьем

Испытание счастьем








Медсестра привезла каталку чуть свет, в семь утра. Скрипнув колесами старого железа, странное ложе остановилось у кровати Нины.

– Вставай, пора.

Нина молча поднялась, внутри у неё всё дрожало.

– Ну, что стоишь, раздевайся.
– Совсем?

Медсестра не удостоила ответом.

 С соседних кроватей несколько пар глаз испуганно следили за каждым движением Нины.

– Отвернитесь, пожалуйста, –  Нина с трудом вытолкнула слова из горла, там стояли слёзы. Она разделась догола, и еле-еле охватывая руками огромный живот  с вывернутым наизнанку пупком, забралась на холод каталки. Медсестра не торопясь, хоть и видела, что Нина сразу покрылась «гусиной кожей», накрыла её сверху белой простыней, и они поехали.

«Как на смерть везут», – мелькнуло у Нины в мозгу. Она постаралась расслабиться, но не смогла, и впала в неуправляемое полузабытье. Внутри у неё стоял кусок льда, который не хотел таять. Вокруг тугого  холодного комка витали мысли – тягучие, как липкая жижа.
Нина хотела их остановить, но воля не слушалась её,  и она отдалась во власть непослушных мыслей:

«Узкие коридоры, хлопанье дверей, лязганье кабин лифта –  будто вход в ад.  Нет… Я лучше помолюсь, как ночью, как вчера и все эти дни. Мой малыш, я так тебя люблю, так жду, держись, у нас всё будет хорошо.  Везут, кажется, на другой этаж.  Как я вынесла эти девять месяцев? Но сегодня всё кончится, кончится … или начнётся?  Маленький мой… Так неудобно лежать на спине, завтра я лягу как-нибудь по другому. Скорей бы, главное выдержать. Но я ведь сильная, Господи, помоги мне. Так нелегко в тридцать шесть рожать в первый раз… но…Разве в двадцать –  легко? Больно не будет,  будет кесарево… это плохо для ребёнка, или  хорошо, не знаю, скорей бы уж…»

Она попробовала  пошевелиться на каталке, она всё везла и везла её куда-то. Наконец остановились. Белый свет от верхних ламп резанул глаза.

– Давай, перелезай.

Нина завертела головой,  будто только проснулась. Сообразила, что говорят ей, и послушно стала карабкаться на соседнее нечто, стоявшее вплотную к каталке. Переместилась с трудом и затихла. Глаза закрыла, свет был очень ярким, раздражал. Где-то вдалеке, а может ей только казалось,  журчали голоса медсестер, обсуждающих свои домашние дела. Вскоре, в их хор  вклинился повелительный голос: «Ну, всё готово? Начинаем».

Нине вкололи в руку какие-то лекарства, потолок медленно кружился у неё перед глазами.  Последнее, что она запомнила - лицо закрыли маской, и у неё мелькнула дрожащая мысль: «Господи, спаси, не дай нам умереть…»

Очнувшись, Нина не сразу поняла – где  она. Потом сообразила – ее каталка стояла в углу операционной. Где-то совсем рядом принимали очередные роды (шла  следующая операция).

– Вернулась? Хорошо. –  голос прозвучал почти ласково.

– Кто у меня? - губы еле разлепились.

– Мальчик, хороший, всё в порядке.

Нина попыталась улыбнуться. Внутри  упала гиря, не дававшая ей дышать почти девять месяцев. Но предательский вздох, еще глубже,  все-таки промелькнул - ждала девочку.

– А всё остальное, там, внутри? –  она стыдливо запнулась, –  оставили
у меня?

Медсестра непонимающе молчала.

–  А… это, не знаю, спросите у врача, потом.

Нина сжалась, вспомнив, как перед операцией Профессор пугал её возможностью удаления женских органов во время родов.

Она понимала: ни зачать, ни родить второго ребенка она никогда не сможет. Возраст, да и первый ребенок стал просто невероятным подарком судьбы. Удивляло другое - вопрос, останется ли у неё возможность родить ещё, хоть малейший шанс, волновал её сейчас едва ли не больше, чем жажда увидеть сына.
 
– Ну, поехали…

И снова – бесконечная дорога по холодным коридорам и этажам. Наркоз постепенно отходил, и дикая боль внутри начинала забивать все внутренности, как будто их ковыряли ножом. «Я выдержу. У меня – сын».

 Дальнейшее Нина помнила плохо. Весь день её кололи обезболивающими. Она стонала, повернуться не было возможности, но на спине лежать не было сил, и она сквозь боль пыталась перевернуться набок. С медсестрой повезло. Та работала тихо, быстро и умело. С перепугу (испугались, что Нину  оперировал профессор), её положили в отдельный блок без соседок.

 К вечеру боль стала утихать. Нина пришла в себя, и когда скрипнула дверь, она смогла приподняться на локте. Сердце резко ухнуло –  медсестра внесла крохотный цветастый свёрток. Подойдя, она положила ребенка рядом с Ниной:

– Нравится?

 «Что за дурацкий вопрос», –  ответ возник не вслух.

Нина, не дыша, смотрела на «загорелого» красавца с прической, как из парикмахерской. Перед ней лежала копия мужа (зря свекровь переживала, что ребенка могут подменить при операции). Черные волосики красиво обрамляли милое личико, чем-то напоминающее забавного ёжика.

– Как же он может – не нравится? –  Нина улыбнулась.

 Она всё старалась лечь рядом с малышом поудобнее, чтобы не задеть его.  Сыночек  жмурился и тихонько попискивал: «Аф, аф, аф». «Славный, какой же он славный!» – теплое чувство  счастья разлилось в ней, как будто оно было в груди всегда, и нужен был только толчок, чтобы разлить эту жидкую нежность внутри – всю, без остатка.

– Алло, привет дорогой. Всё в порядке. Он – славный. Вылитый - ты… Ты плачешь? За двенадцать лет никогда не слышала, чтобы ты плакал. Ну, что ты… Всё хорошо. Я скучаю.  Мы скучаем. 

***

Через пять лет Нина благополучно родила девочку. Испытания подарили ей ещё один теплый кулёчек счастья.