Дороги, которые мы выбираем. Гл. 1

Глава первая

«ДОРОГИ, КОТОРЫЕ МЫ ВЫБИРАЕМ»

И всё, чего ни попросите
в молитве с верою, получите.
Е в а н г е л и е  о т  М а т ф е я,  21: 22.

    Д.Д. был: как человек – внешне симпатичный, в меру коммуникабельный, но несколько педантичный; как работник – дисциплинированный, исполнительный, трудолюбивый; как партиец – лояльный, принципиальный, активный и морально устойчивый; как журналист – ни плохой, ни  хороший, середина на половину, зато ни в ком не возбуждавший зависти, парень что надо, с точки зрения посредственного большинства. В конце концов, не всем же звёзды с неба хватать!
    Именно положительные качества Д.Д. и погубили его карьеру, на самом взлёте. Как такое могло случиться? А вот как…
    За месяц до своего отъезда в Нигерию на должность заведующего бюро АПН он так интенсифицировал свои таланты, что дошёл, можно сказать, до предела. Желая стать ещё лучше, он явно переусердствовал: появилась резкость в движениях и речи, суетливость и напряжённость.
    На скромном прощальном сабантуе в редакции он неожиданно для всех отказался от стаканчика спиртного, чем лишний раз продемонстрировал в глазах общественности свою стойкость перед соблазнами, которые могут угрожать советскому человеку за границей, в капиталистическом окружении.
    Увы! Не прошло и месяца после его отбытия в Африку, как Д.Д. возвратился назад, в Москву, но в родной коллектив – не сразу: сначала ему пришлось пройти курс реабилитации в нервно-психиатрическом заведении.
    Что же произошло? Начальство настойчиво хранило молчание. Но Москва-то слухами полнится!.. И тайное всё равно стало явным.
    В первый же день по приезде в Лагос он попал в окружение: к нему в дом (там же и офис) прикатила группа товарищей, которые старательно поспешили втолковать новоприбывшему, кто есть кто среди соотечественников, кто хороший, а кто плохой, и на кого, значит, следует ориентироваться.
    Но буквально на следующий день в гости к Д.Д. заявилась другая группировка, мнения которой по всем статьям оказались полной противоположностью мнениям первых посольских «ходоков». И вот тут-то перенапряжённая порядочность крайне обострила в Д.Д. бдительность. Он решил, что попал в западню заговорщиков, решивших погубить все завоевания социализма в лице его лучших посланцев-пропагандистов.
    Наглухо забаррикадировав все входы в свои апартаменты  и офис, новый заведующий бюро, уже руководствуясь своей собственной интуицией, начал перво-наперво очищать от предателей своё ближайшее окружение, подсовывая под дверь свои письменные приказы об увольнении подвластных ему работников.
    Творческие начинания по оздоровлению своего коллектива, а затем и всей советской колонии в Нигерии, закончились, как мы уже знаем, - клиникой.
    Эта печальная история повергла всех нас в шоковое состояние. Но, с другой стороны, каждый сделал свои выводы, а у некоторых, наверняка, даже зародились светлые надежды в связи с неожиданным появлением валютной вакансии.
 
      Наша редакция была молодой и ещё не очень опытной. Во-первых, возникла она, как вечно юная Афродита, из «пены»… на бурной волне национально-освободительных движений в Африке. А во-вторых, в неё набирали работников, молодых по возрасту, но, подчёркиваю, перспективных, то есть пригодных по всем параметрам, заданным советско-партийным Олимпом, для возможной долгосрочной командировки за рубеж.
    Каждый потенциальный претендент на такую привлекательную перспективу «курировал», соответственно  своим  языкам (английский, французский), ту или иную африканскую страну (иногда несколько стран). Говоря очень коротко, через редактора-«куратора» осуществлялась деловая переписка с заграничным бюро АПН и обеспечение оного пропагандистскими материалами для их последующего внедрения в местную прессу и на радио. Для этого необходимо было перекраивать и переколпачивать массу материалов, подготовленных другими специализированными редакциями или специально заказанных у нештатных любителей гонорара, а также из советских газет и журналов. Можно было и самому выступать в качестве автора, сколько угодно! – если, конечно, имелись желание, время, запас энергии и, главное, творческая жилка.
    Однако при отборе кандидата для «загранки» качество вышеупомянутой работы хотя и принималось в расчёт, но не являлось решающим фактором: у начальства был свой особый список «очередников», места в котором менялись в зависимости от конъюнктуры, известной разве что кадровикам. А посему могло случиться, как у Матфея: «будут первые последними, и последние первыми».
    В результате, стоило замаячить очередной зарубежной вакансии (открытие нового бюро АПН или  обновление уже действующего), как все члены нашего дружного коллектива начинали  возбуждаться и всё более походить, ну… скажем, на участников некоего «астрального» состязания… по борьбе. 
    Фактически между реальными претендентами на победу эта тайная борьба никогда не прекращалась, а в определённые периоды, до выявления фаворита,  даже обострялась, становясь порой чересчур вольной. Сама реальность нашего бытия инициировала в соперниках бойцовские возможности, кои особенно возрастали после «инаугурации» на допуск к «секретам», а это означало…
    Так, после подписания соответствующего документа в «первом отделе» меня на выходе подцепил «товарищ», без обиняков представившийся сотрудником КГБ.
    - У нас к Вам просьба, - обратился он. – Не могли бы Вы время от времени снабжать нас информацией о жизни Вашей редакции? Кто чем дышит, о чём беседы, нет ли чего предосудительного среди Ваших коллег…
    Признаться, я не был шокирован этой «просьбой» и отнёсся к ней с пониманием.
    - Видите ли, мы, журналисты, народ особенный, - начал я, подбирая ясные и необидные формулировки. – Нам приходится встречаться с разными людьми. Мы делимся в редакции своими впечатлениями от этих встреч, обсуждаем разные, в том числе политические, вопросы, спорим, шутим… Но всё это не ради праздной болтовни, а ради того, чтобы отыскать правильный ракурс в подготовке пропагандистских материалов. Если начнёшь давать оценку всем нюансам наших, порой противоречивых, обсуждений и суждений, можно нечаянно и незаслуженно подставить своего товарища по работе. Поэтому, поймите меня правильно, при всём моём уважении я не могу взять на себя роль нужного Вам информатора. Вы уж простите меня за эту откровенность. Журналисты – народ особенный…
    «Товарищ» вовсе не обиделся, терпеливо выслушав мой, наверно, не очень-то аргументированный отказ стать нештатным «сексотом»-доносчиком. Но где гарантии, что все мои коллеги, без исключения, на «просьбу» гебиста отозвались с таким же пониманием, как я?
    Мне всегда претило пользоваться запрещёнными приёмами в стиле кетча. Я верил, что главное для достижения своей цели – это творчество и потому старался самым лучшим образом проявить себя в качестве пишущего журналиста.
    Бальзамом души становились для меня слова Ильи Ивановича, добродушного круглолицего толстяка, когда он, с утра просматривая кучу газет, вдруг объявлял во всеуслышание:
    - Ба! А вот и опять Ба-адя!…
    Шеф нашего отдела прессы относился ко всем нам по-отечески. По сравнению с нами он, бывший участник Великой Отечественной, был стариком, потому и позволял себе эдакий фамильярный, покровительственный тон с примесью благожелательной иронии.
    - Где? – любопытствует кто-то из подчинённых, дабы, затеяв разговор, отдалить начало летучки, вероятно, угрожающей ему разносом.
    - В «Советской России», - отвечает Илья Иванович. – А вернее – в Танзании. Статья его называется «Факел над Килиманджаро»… Вот ведь куда на этот раз забрался Бадя!.. Ну и как там? Снега много?..
    Тут уж, волей-неволей, приходится вступать в игривый разговор:
    - Снега-то много, да вот леопарда я там почему-то не обнаружил.
    - Так кто же из вас врёт: ты или Хемингуэй? – обрадовано спрашивает редактор, курирующий Танзанию.
    - Надо бы послать тебя… туда  поскорее. На месте и выяснишь, - парирую я.
    - Илья Иванович, действительно, кроме шуток, когда же, наконец, решится вопрос о расширении бюро? – волнуется претендент.
    - Что вам всё на месте не сидится? – задаёт риторический вопрос Илюша, обращаясь ко всем нам, сидящим в тесной редакционной комнате, заставленной столами. – Берите пример с некоторых! Чтобы забраться на Килиманджаро, не обязательно в Танзанию ехать.
    - Неправда! -  искренне возмущаюсь я. – Я был в Танзании. Читайте повнимательней. А насчёт факела… Для общего сведения: он – символический, на танзанийском гербе.
    - Илья Иванович, что по этому поводу ответить мне? – не унимается танзанийский куратор. - Скоро почта. Из Дар-эс-Салама спрашивают… по поводу расширения…
    - Ладно, ладно, - успокаивает шеф. – Всё обсудим после летучки - пойдём к главному. А сначала пусть (имярек) объяснит, куда он вчера после летучки исчез? На целый день! Где это он пропадал?.. (Вопрос предвещал разнос, тому любопытному, кто после: «А вот и опять Бадя!» - спросил: «Где?»).
   
    Где я только не печатался!..
    Поездка по странам Юго-Восточной Азии «в поисках экзотики» (см.:  Вадим Розов. В поисках экзотики.  М., 2002) прибавила мне не мало очков. В ряде центральных и провинциальных изданий, помимо выступлений на радио, я опубликовал шесть путевых очерков. А за седьмой (в восточногерманском еженедельнике «Горизонт») заслужил от руководства  АПН письменную благодарность и денежную премию.
    Кроме этих «престижных» публикаций, если судить по сохранившимся в моём архиве газетным вырезкам, в 1968 году в советских и зарубежных СМИ появилось не менее трёх десятков моих статей, корреспонденций, заметок, репортажей.
    О чём я только не писал!..
    «Региональное сотрудничество в Африке», - на примере Кении, Уганды и Танзании («Voice of Ethiopia»).
    «Плата за предательство», - содеянное президентом Малави доктором Бандой: поддержал Израиль против палестинцев – отдохнул на курорте близ Тель-Авива, установил дипломатические отношения с расистской Южно-Африканской Республикой – получил 19 млн. рандов на строительство своей новой резиденции и т.п. («Советская Россия»).
    «Страна Пирамид набирает силы», - благодаря советской технико-экономической помощи египтянам («Советская торговля»).
    «Всюду – добро пожаловать!» - утверждают мусульманские деятели Гамбии после поездки по Советскому Узбекистану («New World», Нигерия).
    «Дело – табак!» - иначе не скажешь, когда речь заходит о положении дел, «связанных с применением экономических санкций против расистской Родезии и, в частности, с эмбарго на покупку родезийского табака» («Советская торговля»).
    «Наши сердца бьются в унисон», - заявляет Вадим Розов, вспоминая о визите президента Уганды Мильтона Оботе в Советский Союз, о поездке в Армению с делегатами Общества дружбы «Уганда-СССР», о встречах советских людей с угандийцами, гостями московского Дома дружбы народов («Polar Star», Уганда).
    «Страна, которую украли», - это по сути оккупированная Южно-Африканской Республикой Юго-Западная Африка (Намибия), о трагической истории которой рассказывается в статье по случаю 1968-го – Международного года защиты прав человека («Советская торговля»).
    Писал я и о Замбии, Ботсване, Свазиленде, и о португальских колониях…
    Все эти краткие упоминания о некоторых своих публикациях я делаю исключительно ради того, чтобы дать хоть какое-то представление о круге вопросов, которые мне приходилось затрагивать как редактору, официально «курирующему» лишь Уганду. Мне нужна была вся Африка!.. Но какой она была в то время?
    Чтобы ответить на этот вопрос, приведу, но уже целиком, ещё одну статью, причём, сохраняя «пафос», свойственный нашей журналистике тех лет. В какой-то степени эта статья (в данном случае её можно и не читать) должна послужить своего рода политическим фоном, на котором разворачиваются события, описанные в этой книге.
    Итак… «Африка пишет свою историю» («Советская торговля», 25-е мая 1968 г.):

     «Почти два столетия, - с тех пор, как началась европейская колонизация Африки, - этот континент оставался «заповедником рабства». Уделом его миллионов людей был подневольный труд, почти поголовная неграмотность, голод, нищета и болезни, самая короткая в мире продолжительность жизни. Зато, по словам одного из крупных английских чиновников в Западной Африке Ф. Педлера, это был «золотой век» для европейских колонизаторов, встречая которых, африканцы падали в грязь лицом, восклицая: «О, хозяин! Пусть твоя жизнь длится вечно!». Но эта покорность была только внешней. В народной песне Берега Слоновой Кости есть такие слова: «Из глубины африканских лесов я взываю — спасите меня!.. От вашей цивилизации огня, железа и крови... От вашего мира, который знает лишь пулеметы... От вашего господства, которое унижает человека, — спасите меня!».
    В 1960 году над африканскими джунглями и саваннами пронесся ветер свободы, который разгладил немало морщин на лице исстрадавшегося континента. В том году, вошедшем в историю как «год Африки», свою независимость отпраздновали сразу 17 бывших колоний и полуколоний.
    В мае 1963 года на конференции глав государств и правительств в Аддис-Абебе были представлены уже 32 независимые страны, которые, вопреки воле колонизаторов, создали Организацию африканского единства (ОАЕ). Никогда прежде Африка не переживала такого величайшего морального подъема от сознания своей силы в борьбе против  колониального ига. На этой же конференции в столице Эфиопии было решено отмечать 25 мая как День освобождения Африки,  день смотра её боевых сил.
    С тех нор прошло ровно пять лет. За это исторически короткое время Африку уже не раз лихорадило, ей пришлось пережить большие потрясения. Дело в том, что бывшие и новые претенденты на мировое господство никогда не собирались отказываться от своих интересов в Африке. Новыми методами и в новых формах империалисты пытаются сохранить колониальную эксплуатацию африканских народов. Под флагом «помощи» империализм стремится удержать в политически независимых странах прежде всего свои экономические позиции, перетянуть на свою сторону национальную буржуазию, поставить у власти послушных марионеток. Он делает все, чтобы осуществить новый, «механизированный» вариант старой колониалистской идеи о «партнерстве всадника и лошади».
    Поэтому выбор пути дальнейшего развития — важнейшая  проблема молодых государств Африки. И хотя большинство из них остается пока в системе капиталистического мирового хозяйства, народы этих стран еще не сказали своего решающего слова.
    На путь коренных социально-экономических преобразований уже твердо ступили народы Объединенной Арабской Республики и Алжира. Гвинеи и Мали, Танзании и Конго (Браззавиль). В этих странах, провозгласивших своей целью построение социализма, ведется большая работа по созданию и укреплению государственного сектора экономики и сельскохозяйственных кооперативов, по организации системы просвещения и здравоохранения. Свои планы развития они строят с учетом постоянно расширяющегося всестороннего сотрудничества с социалистическими государствами и в первую очередь с Советским Союзом.
    СССР оказывает 17 странам Африки технико-экономическое содействие в строительстве объектов и в проведении работ, преимущественно относящихся к государственному сектору. Во многих случаях СССР предоставляет развивающимся странам долгосрочные кредиты на льготных условиях. Причём, помогая в строительстве предприятий, Советский Союз не участвует в их прибылях.
    Большое значение придают независимые страны Африки развитию торговых связей с СССР, которые строятся на принципе равенства и режиме благоприятствования. Наша страна заключила торговые соглашения с 25 государствами Африки. Новым явлением в торговле СССР с африканскими странами стало создание смешанных торговых фирм. Такие фирмы уже действуют в Марокко, Эфиопии и Нигерии. Их основная задача — торговля советскими  машинами и оборудованием, в которых так нуждаются развивающиеся страны.
    В империалистическом контрнаступлении, предпринятом западными державами против Африки. неоколонизаторы делают ставку не только на местные реакционные и эксплуататорские классы. В своих грязных целях они опираются также на расистско-колониальные режимы, все еще существующие в Южно-Африканской Республике, Родезии, в португальских колониях Анголе и Мозамбике. 11 миллионов африканцев и «цветных» низведены в ЮАР до положения рабов. Хотя Вашингтон, Лондон и Бонн на словах порицают политику апартеида — узаконенной системы расизма,— на деле заправилы империалистических монополий и их подручные делают все, чтобы укрепить в Африке юаровскую цитадель колониализма. Они понимают, что коренное население Южной Африки, требующее свободы и равенства, в любой подходящий момент может подняться на борьбу за свои права, как это сделали патриоты Анголы, Мозамбика и «португальской» Гвинеи.
    История твердо предопределила будущее империализма: народы мира говорят ему — нет! И на африканском континенте нет ему надежды на спасение. В своем последнем письме  к жене Патрис Лумумба предсказал, что «Африка напишет свою историю, причем история и Севера и Юга Африки будет исполнена славы и достоинства».
   
    Что ж, я тоже писал свою историю… Старый год подходил к концу. Кажется, наступал «подходящий момент», чтобы «подняться на борьбу за свои права». Были все предпосылки для этого.
    С анкетой – всё в порядке: родственников за границей нет, с пятым пунктом? – лучше не бывает: русский! В личной жизни: счастливый брак. В работе (с мая 1965 года в АПН) и в творчестве: без проблем, «передовик производства». В общественной жизни: член КПСС (с января!), «профбосс» отдела прессы ГРСАФ (Главной редакции стран Африки), дружба (семьями) с И. И., шефом отдела, совместные с ним «мероприятия» - в основном по случаю моих гонораров.
    Чего же вам ещё не хватает, господа хорошие, чтобы такого перспективного работника взять и за рубеж отправить? Ведь живёт он с женою в полуподвале; зимой их окошко снегом заметает; и, чтобы вырваться на свет божий, иными словами – вступить в жилищно-строительный кооперативный долгострой, нужны, ой, какие деньги; а заработать их можно… лишь за границей…
    Вот и весь расклад, который остался от романтики юности, грезившей дальними странами, где всегда тепло, где с милой рай и в шалаше под пальмовыми листьями. Африка, Африка, милые края! Африка, Африка, ты мечта моя! (Почти как из «Айболита»).
    И всё-таки я надеялся и по мере возможности «путешествовал». В июле ездил с делегацией гамбийских мусульман в Азербайджан и Узбекистан. А в сентябре меня командировали в Ташкент освещать юбилейные торжества по случаю 525-летия Алишера Навои. Был повод вернуться к своим былым, пост-индийским, размышлениям о татаро-монгольском иге…
    Христианскую Русь завоевали язычники, Индию – мусульмане.  Лишь через 100 лет после Батыя ислам стал государственной религией Золотой Орды, благодаря хану Узбеку (1313 – 1342), за которого должна была молиться Русь как за кагана, «царя» своего.
    Правители Золотой Орды - джучииды  (потомки Джучи, старшего сына Чингисхана) – оказались не столь талантливы по сравнению с потомками Тимура (Тамерлана), начинавшего создавать свою  великую империю со Средней Азии, в своё время завоёванной вторым отпрыском Чингисхана – Джагатаем. Основатель династии Великих Моголов в Индии тимурид Бабур и последний правитель «великомогольской»  Индии – Бахадур Шах II – были поэтами!.. А великий поэт Галиб, советник последнего Могола!.. «Ты исписал страницы жизни – и всё кончилось… В старости вино было твоим утешением, Галиб… и всё кончилось».
    Э, нет! Я ещё молод и всё ещё впереди!.. Нежданно-негаданно моральную поддержку оказала мне… дочь древнего индийского племени. Вот как это было.
    Летний отпуск я провёл в Гаграх, один: Ирина не могла присоединиться, так как в музыкальной школе, где она преподавала, начались приёмные экзамены. Насладившись морем больше чем надо, я решил перед возвращением в Москву навестить свою тётушку, жившую рядом, в Сухуми.
    Еду к ней в местной электричке и вдруг вижу: по залитому солнцем вагону катится, словно разноцветный шар, тучное приземистое создание в широченной пёстрой юбке. Я не сразу заметил, что на плече у цыганки сидел сливающийся с её одеждами разнопёрый попугай.
    - Кому погадать? Кому погадать?..
    Конечно, мне!.. Следуя указанию своей черноволосой хозяйки, державшей в руках какой-то коробок, горбоносая птица спрыгнула на его краешек, и, клюнув вовнутрь, вытащила малюсенький бумажный пакетик.
- Не бойся, Красавчик! Бери сам, своей рукой…
    Я с трепетом выдернул из клюва свою судьбу. На узенькой полоске папиросной бумажки виднелись две машинописные строчки, едва различимые, так как сделаны были, видимо, с помощью старой израсходованной копирки: «Несколько недель тому назад вас очень обидели, но вскоре обрадуетесь. Вы встретите любимого человека, с которым давно не виделись. Задуманное исполнится скоро». Неужто?!
             
        По просьбе газеты «Советская Россия» новый 1969 год я начал опять же с «путешествия» - но, увы, лишь воображаемого! – по реке Замбези. «Вот ведь куда на этот раз забрался!..». Неужели и этого печатного «крика души» вам будет мало? – наивно думал их «покорный слуга», однако получивший в новом январе повышение: простой редактор стал старшим.
    Очерк «Река  Доброй  Надежды» был приурочен к международной конференции, созываемой  в Хартуме с 18 по 21 января Организацией афро-азиатской солидарности и Всемирным Советом Мира.
    С этим газетным «подвалом» из 450 строк я связывал определённые надежды, так как знал, что его прочтёт не только шеф моего отдела.
   
    «Когда люди племени балунда плыли вниз по темно-мшистым водам верховий Замбези, - «свидетельствовал» я, - их взорам открывались луга, где возле заросших осокой водоемов и тенистых деревьев паслись стада буйволов и антилоп. И глядя на эти цветущие просторы по обе стороны реки, люди балунда еще и еще раз вспоминали о высшем духе добра, создавшем все живое, имя которому - Замби. Его именем и назвали реку и страну. Замбези в переводе означает «Великая река». По длине она уступает лишь Нилу, Конго и Нигеру. Но ее величие не только в этом. Замбези — это сама история».
    Европейцев, которые в конце ХV века впервые появились в Восточной Африке, влекла в глубь континента не жажда открытий, а жажда наживы. Обнаружив устье Замбези, ворота в Восточную Африку, Васко да Гама назвал эту реку «Рекой Доброй Надежды», и она стала впоследствии свидетельницей величайшего преступления колонизаторов. Заключённые между ними соглашения, определившие границы Конго, Анголы, Северной и Южной Родезии, Намибии, Мозамбика, рассекли живое тело многих африканских народов.
    Но придёт время, - утверждал я в очерке, - и бывшие угнетённые  вернут свою поруганную честь. Замбези будет гордо нести свои воды по освобожденной земле. Ибо, несмотря ни на какие потуги колонизаторов, историю нельзя повернуть вспять, как и течение «Реки Доброй Надежды».   
    «Океан!.. Пройдя путь в 2.660 километров через саванны и джунгли, пороги и водопады, через многие страны и века, Замбези бросается в бушующий океан и, наконец, сливается с его вечно неугомонными волнами. Таков поистине путь к свободе».

    Откровенно говоря, «курируя» Уганду, я в тайне мечтал о Юге Африки и, в частности, о Замбии и потому много писал о проблемах этого региона. Вскоре после «путешествия» по Замбези я принёс в редакцию журнала «Внешняя торговля» статью о советско-замбийских торгово-экономических связях. Тамошний сотрудник С. Ф. был моим давнишним нештатным автором. Наше сотрудничество зиждилось на принципе «ты – мне, я – тебе»: взаимопомощь в дополнительном заработке. Беседуя о том, о сём, С. Ф. затронул болезненную для меня тему:
    - Что это ты, дружище, засиделся? Когда за кордон отправишься?   
    - Я и сам задаю этот вопрос своему начальству, конечно,  косвенно, намёками, но оно ни мычит, ни телится. Не знаю, как подстегнуть.
    - Я подскажу тебе. Прежде всего, ты должен решить для себя вопрос: действительно ли тебе так срочно нужна заграница?
    - Об чём речь! Конечно!.. Ты не представляешь, какая лажа у меня с жильём! Мы с женой ютимся на шести метрах. Рядом, в тринадцатиметровой комнате, больная мать-старушка, сестра с мужем и их трёхгодовалая дочка. И все эти хоромы - в коммунальной квартире с двумя соседскими семьями, с общими удобствами… для клопов и тараканов… на первом этаже старого двухэтажного флигеля, вросшего в землю… В таких условиях можно ли помышлять о приумножении семьи?.. И потому…
    - Ладно-ладно! Всё ясно. Можешь не продолжать. Пора действовать. Запиши телефон… Это – одно из наших внешнеторговых объединений. Там работает мой приятель. Он сорганизует официальную бумагу в ваш отдел кадров, чтобы дали на тебя характеристику. Для оформления командировки, на год или два, переводчиком в Иран. Согласен?.. Получив этот запрос, кадровики будут вынуждены наконец-то определиться, нужен ты им или нет. Если у них есть на тебя виды, то они сразу же сделают тебе предложение. Если нет – дадут характеристику, и ты уедешь… не в Африку и не журналистом…

    Была - не была! Я согласился. И вся эта махинация  действительно сработала! («Таков поистине путь к свободе!»). И попугай оказался прав: задуманное исполнилось скоро. Кроме Нигерии, появилась ещё одна вакансия: из Эфиопии был выслан заведующий бюро АПН.
    Главный редактор ГРСАФ предложил мне выбор: Лагос или Аддис-Абеба. На сей раз я отказался от скоропалительного решения, до завтра. Не дожидаясь обеденного перерыва, помчался домой. И встретил Ирину у самого порога, она спешила на работу. Моё радостное сообщение о возможно скором отъезде в Африку, как это ни странно, не вызвало в ней тождественной реакции.
    - Никуда я не поеду, - сказала она спокойным голосом. – Из-за тебя я лишилась ребёнка. И теперь не хочу терять ещё и работу в школе.
    Это нежданное откровение прозвучало для меня как расстрельная очередь из автомата. Я обмяк. Сердце болезненно сжалось. Мне показалось, что земля уходит из-под ног. Хотелось сказать и объяснить столь много и сразу, что я задохнулся, словно лавина под собственной тяжестью. Я прислонился спиной к обшарпанной стене дома и лишь прошептал:
    - Иди. А то опоздаешь. Поговорим вечером.
    Ирина ушла, а я ещё долго не мог придти в себя: казалось, что рушится не только моя мечта, но и всё мироздание. Единственно незыблемой оставалась мысль: если Ирина не одумается и, значит, сорвёт поездку (без жены на зарубежную работу не пускали), придётся разводиться и начинать жизнь сначала.
    Но вечер оказался мудренее утра:  всё разрешилось самым лучшим образом! Вдаваться в психоанализ нашего поведения не было ни смысла, ни времени. Нужно было делать самый первоочередной выбор: Западная или Восточная Африка?
    В Нигерии у меня были друзья, из бывших студентов  Университета Дружбы Народов. Например, Ласиси Осунде и Шегун Одунуга - ныне профессора университетов в Лагосе и Ибадане… Есть и такой влиятельный человек, как Гоке Аджибойе, известный журналист и писатель.. В 1967 году я сопровождал его по Москве, Ленинграду, Минску, Риге…Помогал собирать материал для газеты «Морнинг пост». Через год он прислал мне свою книгу «За железным занавесом», об СССР. Приятно было прочитать в ней и о себе (о нас, журналистах, редко кто пишет):

    «…Покончив с иммиграционными формальностями, я направился к багажной стойке, как вдруг появился какой-то молодой человек и без всяких церемоний обратился ко мне по имени. Участливо и по-дружески он помог переправить мой чемодан в ожидающее нас такси. И тут же попросил называть его просто по имени, хотя его полное имя было Вадим Розов…
    Он хорошо говорил по-английски, и вы можете представить, как я обрадовался, заполучив такого собеседника после четырёх дней молчания во франкоязычных странах… Его отношение ко мне – это, по большому счёту, отношение типично русского парня ко всем, кто прибывает с визитом в великую Российскую Федерацию. Как русский, Вадим, посвящая вас в тайны успехов Союза Советских Социалистических Республик, старался исполнять эту возложенную на него обязанность, не жалея сил и, к тому же, самым наилучшим образом. Ему смело можно было доверить заботу о другом молодом человеке с иным воспитанием и с иными вкусами; Вадим должен был приспосабливаться к моим симпатиям и антипатиям; в течение двух недель он должен был есть и пить то же, что ел и пил я, идти туда, куда шёл я. Не важно, что те «новые места», которые я собирался увидеть, он видел тысячу раз. Не важно, что приличный,  с моей точки зрения, ланч, его молодая жена никогда бы не поставила ему на стол. Вадим проявлял интерес ко всему, что интересовало меня, в том числе и к еде, которую я заказывал в ресторанах… И он вовсе не унывал, когда ему приходилось оплачивать счета за счёт Агентства печати Новости». (Эта цитата в русском переводе – не самореклама. Куда уж тут! Это – взгляд со стороны на ещё одну грань работы журналиста в АПН).

    Что-что, а тонкое наблюдение, высказанное в последнем предложении приведённой цитаты, точно и полностью соответствует действительности.
    Но шутки в сторону! Пора было оценить и вариант с Эфиопией. Именно этой страной я занимался меньше всего, хотя и успел (два года назад) подружиться с некоторыми эфиопскими студентами; они учились в  Ленинградской духовной академии, о которой я писал в очерках для африканской прессы (сохранились вырезки лишь из угандийских газет - «Тайфа эмпиа» и «Ссанью»).
    По ходу наших с Ириной размышлений я вспомнил одно, на первый взгляд незначительное, событие из далёких школьных лет… когда у мальчишек была единственная излюбленная игра – «в войну».
    …Начиная с весны, мы носились по окрестным холмам, заросшим травой, берёзами и осинами. А иногда забирались даже туда, где начиналась сибирская тайга – густой хвойный лес с колючим кустарником. Поочерёдно становясь кто русскими, кто немцами, мы разыгрывали баталии с использованием деревянных мечей и фанерных щитов вместо современного, огнестрельного, «оружия», производство которого (из досок) требовало слишком много труда и умения.
    Поздней осенью и зимой погода и, конечно же, школа примиряла враждующие стороны, и тогда, без «войны», мы начинали скучать. До нашего детского сознания ещё не доходил в полной мере трагический смысл радиосообщений от Советского информбюро. Шёл 1943 год…
    Чтобы с большей пользой занять свободное время младшеклассников, кто-то из мудрых учителей научил нас играть в шахматы – «на города». Сначала все садились вокруг карты мира, делить между собой страны какого-нибудь континента, и уже потом – за шахматные доски. Выигравший партию присоединял к своим владениям город своего противника. (Территорию СССР мы принципиально исключали из «поля битвы»). Поскольку каждому доставались земли с большим числом городов, наши турниры затягивались на многие дни.
    Поначалу я часто терпел поражение. Дошло до того, что у меня остался только один город. Было обидно до слёз и страшно, что на него, согласно турнирной таблице, покушался самый сильный из моих противников. Не знаю, как это случилось, но битва за свою последнюю твердыню стала переломной вехой в моей дальнейшей игре. Я отстоял свой город, он назывался «Аддис-Абеба».
     Выслушав эту историю, Ирина сказала: «Разве это не знак!.. Выбор ясен». Однако поверить в реальность скорого отъезда в Эфиопию я смог лишь после того, как отдел кадров вручил мне направление в специальную поликлинику, где нужно было пройти «сквозь строй» врачебных  кабинетов  и лабораторий, чтобы  освидетельствовать  мою пригодность для жизни… и работы в Африке. Эта многодневная процедура оказалась утомительной и к тому  же довольно вредной для нервов.
    Однажды мне пришлось быть невольным свидетелем сцены, как из кабинета буквально выскочила женщина средних лет. Она опустилась на ступеньки лестницы, ведущей на второй этаж, и громко разрыдалась. «Они признали меня не годной, - сквозь слезы проговорила она. - Эта командировка - мой единственный шанс… Весь ужас в том, что я сама врач». Что я мог сказать ей в утешение, когда сам с замиранием сердца ждал своей участи. Вот и моя очередь! Вызвали!..
    - Что-то у вас гемоглобина маловато…
    - Да?.. Не знаю… Может, оттого, что работы много…
    - Может быть, - заметила председательница медкомиссии и почему-то подозрительным взглядом окинула меня с головы до ног.
    Но со мной всё обошлось! Теперь и жена получила доступ к освидетельствованию. Сколько же нервотрёпки ей предстояло перенести, чтобы тоже доказать свою медицинскую состоятельность! А ещё на пути к цели я обходил с бегунком руководителей всех АПНовских служб, получал инструкции, выслушивал рекомендации, и наконец – заседание правления АПН. Но самой последней инстанцией был… ЦК КПСС.
    В одном из закоулков лабиринта на Старой площади состоялась встреча с тремя незнакомыми мне функционерами – приветливыми, любознательными: «Как дела? Как настроение? Какие трудности? Готов ли?..» Конечно же, настроение – отличное!  Трудностей – никаких! К бою - готов!.. Создалось впечатление, уже потом, что вызывали в ЦК лишь для того, чтобы убедиться: не кретина ли посылают? А то, наверное, всякое случалось в их трудной практике.
    Часы, свободные от преддорожной суеты, я проводил в библиотеках и книжных магазинах в поисках литературы о стране негуса. Читал, конспектировал… Один раз имел продолжительную беседу с М. Н. у меня в «особняке». Бедняга, преждевременно покинувший «страну из золотого фонда» (его выражение), не очень-то интересно рассказывал о ней, но зато с энтузиазмом объяснял, как забрать деньги, которые кто-то ему задолжал.
    За неделю перед нашим отъездом председатель правления АПН пожелал, чтобы мы с Ириной представились ему лично. Никогда не забуду слова Бориса Сергеевича, сказанные нам в качестве последнего напутствия: «Самый страшный грех наших людей за границей – жадность».
     15 августа 1969 года мы вылетели из Москвы. Оставалось 26 дней до окончания 1961 эфиопского года – года Св. Матфея – и  начала года Св. Марка. (11 сент. 1968 г. – 10 сент. 1969 г. соответствует времени с 1-го дня месяца мескерем по 5-й день месяца пагумен 1961 г. эфиопского календаря, - года Св. Матфея. См. главу 6).

(Продолжение - "На улице патриотов". Гл.2)