Три чуда

   Зачем я иду в лес?

   Чтобы удивится!

   Увидеть что-то новое и удивиться, увидеть что-то знакомое и тоже удивиться. Лес никогда не разочарует…

   Лес поздней осенью из обрывков забытых чувств и оживших воспоминаний рождает удивительные образы. Когда уже нет листвы, трава пожухла и прибита дождями, а снег еще не выпал, звукам ничто не мешает. И они разносятся во все стороны, отражаясь многоголосым эхом от каждого дерева. В эту пору даже «малоголосая эстонка» будет звучать как «Виртуозы Москвы». А тихие звуки отражаются от ближних деревьев и создают впечатление, что ты в замкнутом пространстве. Полное ощущение нереальности. Будтобы попал в театре за кулисы, а вокруг тебя в полутьме декорации, созданные великим художником (не Шишкиным).

   И так: стою я теперь в этих «декорациях», увяз по щиколотку в грязи. Плотный моросящий дождь заливает мне очки. А справа в болоте, мгновение назад, Спиваков взмахнул своей дирижерской палочкой, и лес наполнился музыкой гона в исполнении «виртуоза» Плакуна.
Жестами объясняемся с Николаем Васильевичем, кто куда идет – ему по гриве вперед, а мне чуть назад и вправо – вниз в болото.

   Лес полон воды. Еще позавчера казалось, что снег лег окончательно. А вчера – резкая оттепель, а двадцать минут назад еще и дождь. В результате ни одной снежинки. Ни чего себе начало «охотничьей недели»!

   Стараюсь передвигаться быстро и бесшумно, наступая на моховые кочки. Промахнешься, а кокая там глубина? Не хочется провалиться в начале охоты «почти по пояс».
Гон повернул на меня. Срочно надо выбирать кочку побольше и ждать. Вот подходящая – правда, далековато. Достаю до нее почти в шпагате. Удерживая равновесие движениями в стиле музыкального телевиденья, соображаю, как бы перекинуть все тело на сушу.
И тут треск большой сушины, в тридцати метрах передо мной, со стороны Николая Васильевича. Сдерживаю в себе мат! Полный возмущения балансирую, стоя на двух кочках, с широко расставленными ногами. Зачем старик поперся ко мне?! Последнее время с ним все тяжелее. Что ли боится остаться один в лесу (ему уже за восемьдесят)? Или бежит на перерез зайцу? А?

   А!.. с той стороны прямо на меня… скачет, ломая сушины, здоровенный… ЗАЯЦ! О чудо! Заяц – Царь! Заяц – Мечта! Заяц – Былина! Заяц – плевок всем обладателям большой Африканской пятерки! Уже вылинявший – белый – белый. Не вру – килограммов десять! Круп как у хорошей овцы. Прошел метрах в восьми от меня.
Я даже не шелохнулся. Ружье на погоне. Если бы стал снимать, мог бы потерять равновесие. А скорей и не вспомнил про него.
 
 - А-а-а-а-а! – декорации наполнились цитатой из Шекспира в моем исполнении.
Мимо пробежал испуганный Плакун, посмотрев на меня, как на дурака.
А я так и стоял минут десять. Дождь заливал очки и проник за шиворот. Ноги, растянутые в полушпагате тоже уже намокли. Ни о каком долгом гоне не могло быть и речи…
                ***
   Прошло два дня, а я все прибываю в параноидальном возбуждении. Как меня еще терпят мой Николай Васильевич и Плакун. Ведь оба уже в больших летах, а я их все таскаю по сырому лесу, в поисках Царя-Зайца.

   Но вроде, на третий день ноги привыкли к грязи по щиколотку. А дождя уже нет полтора дня. Стало еще теплее. Лес в густом тумане. Одним словом – красота – волшебная сказка.
Прошли сегодня дальше чем обычно. Плакун уже час в полазе. Мы продвинемся метров на сто и слушаем минуты три. Так и идем потихоньку. Наш русский выжлец ходит очень широко.
Стало опять чуть-чуть моросить.

   - Ш – ш – ш – ш – донесся до меня какой-то не характерный для этих глухих мест, монотонный шум. Я поднял указательный палец кверху. Николай Васильевич удивленно посмотрел на меня. Осторожно, боясь потерять, двигаюсь в сторону шума. Дедушка в надежде, что я слышу далекий гон, молча поплелся за мной.

   Метров через двести спрашиваю:
- Слышите шум?
- Да это машины – разочарованно махает рукой.
-Э нет – до ближайшей проселочной дороги километров восемь-десять, а по направлению шума только Мошенское в двадцати километрах.

   Удивительно, но Николай Васильевич согласен и заинтригован. Решено, идем смотреть!
До самого конца пути я не угадал источника этого шума. Хотя за полтора километра, что мы прошли, у меня было не менее пяти версий.
   И вот добрались.
   О чудо! Величественная картина способная вдохновить любого архитектора на создание семи чудес света! Колоссальная бобровая плотина, берущая начало у моих ног, выгибается дугой и исчезает в тумане другим своим концом. Талая вода недовольная столь досадным препятствием, возмущенно шумит на весь лес, пытаясь протиснуться, перекатиться или сломать плотину. Рядом стоит хатка зодчего, в высоту больше двух метров. Бобр сегодня герой, он обуздал стихию, он – как  и люди не ждал милости от природы. Своим трудом и интеллектом он выиграл эту битву, чем потряс мое воображение.
   Я потом много раз ходил на эту плотину. Она оказалась в длину сто двадцать метров, а перекрывала речушку Бычиху шириной  два с половиной метра!
                ***
   Ну, вот и подошла к концу моя «охотничья неделя». Погода так и не порадовала нас – все моросил дождь. Охота не лучше, гон слышал только два раза. Жалко – сегодня последний шанс найти Царя-Зайца. Обходим последний сектор «наших угодий». Николай Васильевич в бодром расположении духа – что называется «отмучился». Завтра гость уедет и можно будет отдохнуть стариковским косточкам.

   Плакуна уже давненько не видно. У меня подозрение, что умный пес всю неделю не бегал по грязи, а лежал где-нибудь в укромном, сухом местечке (это во мне досада говорит). Николай Васильевич с возмущением отвергает это мое предположение:
- Да для него охота – это же праздник!
Решаем дальше не идти, а остановиться тут, подождать Плакуна, посушиться у костра, приготовить чай.

   Место хорошее. С одной стороны холмы, покрытые соснами. С другой – разлив нашей маленькой речушки Бычихи. Здесь еще одна бобровая плотина. Правда, не такая большая как первая. Но гектара два затопило. Дальше зарастающие поля. За полями, сгоревшая дотла, несколько лет назад деревня Клин – шестьдесят дворов.

   На месте разлива речушки раньше была березовая рощица. Теперь березы сгнили, их макушки и ветви отвалились, остались торчать из воды только белые стволы, высотой от двух до шести метров. Все это очень дополняет картину запустения и соответствует моему настроению.

   Дымящийся вонючий костерок не исправил положения дел. А еще подул пронизывающий, северный ветер, а мы все сырые. Только и надежды на чай.
   Где же этот Плакун?
   И вдруг!

   Да нет, не гон. Каждый гончатник знает эту примету – только устроился, только развязал рюкзак – и вот тебе, получи. Нет не гон.
   И вдруг!

   Выглянуло солнце! Первый раз за всю неделю. Весь сосновый бор озарился удивительным прозрачным, белым светом. Я подумал, что просто, глаза не привыкли к солнцу, поэтому и кажется все таким не реальным. Декорации будто кто-то подсветил изнутри. Шли секунды, а глаза все не привыкали. Свет по-прежнему странно струился сквозь бор, а сосны отбрасывают какие-то длинные тени. Тут я понял, в чем дело. Оглянулся и увидел – О чудо! Древний Акрополь – Парфенон!
   Солнышко осветило не весь лес, а только болото со сгнившими стволами берез. Превратив их в «бор портиков». Идеально гладкие и ослепительно белые «колонны» и давали этот чарующий свет, озаривший рощу и мою измученную душу. Момент истины настал!
 
   Глаза не могли напиться увиденным! Хоть и длилось это светопредставление не больше минуты – запомнил его навсегда. До сих пор воспоминание скрашивает мою жизнь в трудные минуты – я и любимый дед у костра, кружка чая, греющая ладонь. Полная, почти религиозная простота, чистота, тишина и ясность. Этот свет, это тепло, это успокоение, этот покой при виде бренного и вечного. Надеюсь почувствовать тоже у последней черты.

   Зачем я иду в лес?