Яркий момент из жизни оборотня

У меня, бабоньки, все яркие моменты в жизни с любовными чувствами связаны. Видимо, я травмирован на голову в детстве был, мамаша не углядела, или судьба-злодейка такая...  Мне еще гадалки всякие с попугаями говорили: «Ох, Капитошенька, погубят тебя ребра Адамовы, не к добру они, какая от них польза, разве что борщ варить…».
Помню, старое кладбище. Ночь. Тихо, как в склепе. Осень нагоняет тоску и прохладу. Кутаюсь в пальтецо и закуриваю. Со второй спички получается. Руки дрожат, а кресты покосившиеся улыбаются, тени отбрасывают. Умиротворение кругом. Благодать божья. Трепет в душе, словно хирувимчики поют.
Делаю жадно затяжечку. Клубы дыма пускаю, оглядываюсь по сторонам. Сигаретка-то последняя. Кажется, что вот-вот разверзнется земля, блеснет черепушка, червячьем и крысами изъеденная, искривит она оскал свой в мерзкой гримасе и прошепчет:
- Мужик, дай закурить, сто лет не курил.
Улыбаюсь. Крещусь, на всякий случай. Спят мертвецы в блаженном сне нирваны, укутавшись в сыру землю. Покой, лишь ветер свищет в чистом поле.  Да и церквушка на бугорке белеет. Огонек в окошечке. Видать, дьячки в карты играют, а может, с деревенскими девками балуют. Кто их знает, периферийных-то?
Иду. Курю. Кошка черная прошмыгнула. Деревья колышутся, тени отбрасывают. Тянут свои сучья, словно милостыню просят. Надо мной млечный путь горит, Большая Медведица, Малая, Венера, Кассиопея... Все видно, как на ладони. Словно кто-то тряпкой небо протер и так красиво, и слова невольно с губ срываются: "Господи, спасибо, за все, что ты даешь нам, за воздух, которым дышим, за женщин, которых любим».
Смотрю, пришла... Юбочка по колено, худенькая, блондиночка. Губки у нее алые, попка упругенькая, как мячик детский. Платьице мамино, кажись, надела, велико ей. Декольте открытое, грудь молодая, не целованная. Каблучками стук-стук, словно лошадка по цоколю... Идет неуверенно, о камушки спотыкается. Матом поругивается. Зовет голоском байковым:
- Дядя Капитон, Вы где? В каких кустиках от меня прячетесь? Соколик Вы мой ясный…
Ну, я сигаретку в сторону, отряхиваюсь от еловых иголок каких-то, подхожу. Конфуз сглаживаю. "Ну, мол, то-то и то-то, так, мол, и так. Какая ты красивая, смелая..." И она ко мне вдруг прижимается, да так робко, обнимает, как родного брата. Пахнет от нее сладкой земляникой. «Это жвачка, - говорит. – пузырь надувает".  Голова кружится... Кепка падает, и ноготками так нежно мне спину царапать начинает, а в глазах читаю святую наивность. Хлопают так глазки ее... Большие глазки, красивые. С пушистыми ресничками. В таких глазках и слоны утонуть могут, не то что я. Тушь по щекам течет. Плачет дуреха. "Это я, - говорит, - от радости".
Я переживаю. Слезинки ей поцелуями вытираю. Плечики ее худенькие целую. Говорю: «Ну, мол, то-то и то-то, так, мол, и так. Какая ты красивая, смелая..." И как вдруг вцепится она мне в горло. Зубки острые. Кровь фонтаном бьет, брызгает. Чу! Сосет.
- Свят. Свят. Свят. – шепчу я, а самому смешно становится, и страшно, и больно, и приятно. Все перемешалось в душе моей грешной. Вижу только небо. Звезды сияют... И чувствую, что влюбляюсь в эту чертовку. Пропади она пропадом в геенне огненной!