Джим и карька

Из охотничьей жизни

Поехали мы как-то в Шидертинские лиманы поохотиться (разумеется, все, как положено, оформили). Компания небольшая, но дружная, опытные и заядлые охотники - из тех, кто не столько стреляет, сколько любит с природой пообщаться. Не в добыче у нас главный интерес. На месте распределились: кто в пойму, а я решил в окрестностях побро¬дить.
К вечеру без ничего, но довольный, отправился обратно, к домику. И вдруг вижу - в ложбинке комочек шевелится. Нагнулся, взял бережно -батюшки мои, лисенок! Серенький с подпалинами. Корсачок! Посмотрел кругом, нет ли гнезда лисьего. Ясно: далеко отбился от выводка.
Пристроил его за пазуху и уже мысленно Карькой называю. Дома Линка обрадуется - кого я только дочке с охоты не приносил, со всеми она охотно возилась.
Компаньоны мои по-хорошему позавидовали, стали свои случаи припоминать. Нашли, чем покормить корсачка. Я ему картонную коробку застелил; в ней он заснул.
С этой коробкой Карька ко мне домой прибыл. Там его встретили не только мои дочь и жена. Щенок Джим тоже проявил самый живой интерес: обнюхал, потявкал, потом лизнули оба друг друга. Джим аккуратно взял лисенка зубами за загривок и отнес в свой угол на матрасик. И на всех нас поглядел, словно постановление вынес: со мной будет лисенок.
Всю зиму до весны щенок и корсачок подрастали вместе - ели, спали, играли. Хлопот жене и дочери доставили уйму. Не раз Марина гневалась на меня из-за шерсти на паласе и мягкой мебели, погрызенных и поцарапанных предметов.
Дочь первое время все возилась с корсачком. Но ближе к весне он стал показывать нрав, не позволял себя тискать. И Джиму порой достава¬лось.
В апреле я стал натаскивать Джима на уток, а Карьку решили отпустить на волю. Но сначала я стал выводить его с Джимом за Иртыш. Корсак быстро почуял свободу, норовил сбежать. Джим, уже большой, догонял его и приносил в зубах ко мне. Но в конце концов Карька изловчился и однажды тяпнул Джима за губу. Пес с визгом побежал ко мне жаловаться, а Карька сиганул в обратную сторону.
Осенью у Джима настал дебют - я взял его на утиную охоту. Приехали той же компанией. Кроме Джима, были еще два дебютанта - Ласка и Воронок. Первые два дня мы с ними немного помаялись: сначала в холодную воду лезть не хотели, потом от шума камышей шарахались. А то тащили из воды что ни попадя - палки, комья травы; Воронок откуда-то резиновый сапог выудил.
На третий день стало лучше. Мы с Джимом ушли на дальний край водоема, ближе к степи. Там я засел, пустил утку-чучело, стал в манок посвистывать. Джим сидел спокойно, понюхивал воздух, пофыркивал. Вдруг он забеспокоился. Как раз тут и посвист с неба послышался, чирки пролетели и сели рядом с чучелом. Я выстрелил и скомандовал Джиму. А пес, покрутившись рядом, почему-то понесся по берегу и прыгнул в камыш. Там послышалась возня, и наружу выскочил... Карька с уткой в зубах. Увидел меня, присел на все лапы и повернул в степь.
Следом выскочил Джим и с возмущенным лаем побежал за Карькой. Минуты через три вижу: бежит Джим назад, хвост работает, как лопасть вертолета, и в зубах несет Карьку, который утку из пасти не выпустил. Подошел ко мне, положил под ноги Карьку с уткой, и лапой корсака к земле прижал. И то на меня глянет и визгнет, то на Карьку рыкнет. "Отпусти, Джим, Карьку, - говорю ему. - Пусть чирком закусит, жрать-то хочет".
Джим послушался, но улегся Карьке поперек пути, готовый тут же поймать его.
Корсак чирка разодрал, наелся, перья лапой с морды счистил. Потом постоял, зыркнул на нас с Джимом - и потрусил вдаль, в свою степь. На этот раз Джим не стал догонять Карьку, но долго смотрел ему вслед.