Под Темными Небесами

Особенно ярко помню, как держал на ладони ее пальцы. Оторванные пальцы. Которые выудил из ее бюстгальтера.
Погода выдалась неудачная. Завывает жуткий ветер и от этого звука дрожь пробегает по телу. Неприятное ощущение. Капли холодного дождя опускаются на непокрытую шею, будто чьи-то ледяные пальцы. Чье-то прикосновение с того света.
Сейчас я, спрятав букет красных роз под куртку, пробираюсь сквозь бьющий по лицу поток воздуха к небольшой металлической оградке, за которой возвышается мраморная плита с едва проглядывающими на ее гладкой поверхности буквами. И фотографией. Я представляю себе ее улыбку на этом фото. Она оживает, когда я смотрю на нее. Смотрю в ее глаза. Такие же черные, как и мир вокруг. Заставляю себя не думать о ней. Стараюсь прогнать из головы ее образ. Я подхожу ближе. Сухая трава наполняется влагой и хрустит под ногами. Земля кладбища. Опускаюсь на корточки и кладу руку на металлическую перекладину оградки. Холодная и сырая. Как и моя рука, которая в свете огромной луны выглядит бледной. Мертвой. Я открываю дверцу и вхожу в эту своеобразную комнату, которая стала домом... для ее души? Подхожу к памятнику и опускаюсь на колени. Стою на влажной земле. Ветер немного утих, и я могу достать букет. Помялся. Расправляю его и молча кладу на возвышенность могилы прямо перед высокой плитой. Не поднимаю головы, потому что не хочу смотреть в ее глаза. Потому что ненавижу чертов жар в глазах, ком в горле... не хочу снова плакать. Дома не осталось ее фотографий, я все сжег. Уничтожил память. Потому что не могу.
Говорю себе: «Я не стану смотреть в ее лицо».
И не смотрю. Оставляю букет роз из двадцати одного цветка. И никакой четности для мертвых. Все это бред.
Я встаю, отряхиваю брюки от налипших листьев. Не смотрю на изображение. Главное не смотреть. Разворачиваюсь и ухожу. Покидаю место обитания ее души... и все-таки изо всех сил стараюсь подавить слезы. Главное не плакать. НЕ ПЛАКАТЬ.
Немного отойдя, разворачиваюсь и смотрю на букет, на памятник. Отсюда не видно лица. Можно не волноваться.
И это лишь символическая могила, в земле нет ее тела. Но, обо всем по порядку.

Мы на корабле. Перед нашей свадьбой, Вета сказала мне, что выйдет за меня, только если я куплю катер. Я не купил. Не успел. Но, она осталась несказанно счастлива моим подарком на первую годовщину нашей свадьбы. Это путешествие должно было навсегда нам запомниться. Я на это рассчитывал. Оно так и вышло.
Корабль плыл медленно. Берег постепенно оставался позади. Все дальше и дальше. Мне почему-то стало грустно. Вскоре мы вышли в открытый океан.
Это был Индийский океан, и путь наш лежал из Индонезии к берегам Австралии. Я никогда не видел таких красивых мест. Ослепительно голубая вода, что переливается изумрудом, высокое солнце в зените и бескрайнее синее небо без единого облачка. И еще жара.
Полет в Индонезию на четырехместном самолете стал прихотью Веты, и я с огромным удовольствием ее удовлетворил. Мы неделю жили в отеле на острове Суматра и за это время успели в полной мере ощутить вкус этой страны. Возможно, в какой-то мере приторный, но, тем не менее, ни с чем несравнимый. Мы рассчитывали посетить Австралию, и здесь как нельзя кстати пришлась прогулка на корабле, которая и стала моим подарком. Я сумел совместить приятное с полезным и вдобавок украсить все это подарочной ленточкой.
Мы на палубе.  Почему-то вспомнил Россию.  Так необычно,  знаете ли, пос-
реди океана вспоминать незамысловатый вид из окон двухэтажного особняка, в котором мы жили, выходящих на узкую дорогу. Совершенно разные миры. И будь моя воля, я бы остался здесь, в водах океана, на жарких песочных берегах. Навсегда.
– О чем думаешь? – спрашивает Вета, обнимая меня за плечи.
Я не отвечаю. Лишь улыбаюсь, глядя на воду. На бескрайний океан. Сейчас чувствую себя, как никогда хорошо. В лицо дует теплый ветер, вкус соленого моря висит в воздухе, солнце припекает спину, а на плечах ее руки. Вета нежно меня обнимает, и я чувствую на груди ее длинные ногти, которые сквозь тонкую футболку касаются моей кожи, слегка покалывая.
– Идем в каюту? – предлагаю я.
Она молча берет меня за руку и ведет за собой. Мы проходим мимо других пассажиров, не обращая на них никакого внимания. Мы только вдвоем. Это наше приключение и больше ничье. Десятки людей, словно призраки, снуют по палубе, смеются и громко разговаривают. Но нам нет до них дела. Они никто.
Вета ведет меня вниз. К каютам. В коридоре тоже многолюдно. Кто-то громко спорит. Кто-то кричит на детей. Слышится даже отборный русский мат. Ведь там так хорошо. На палубе. И вечно кто-нибудь мешает наслаждаться жизнью. Даже в таком раю, как этот корабль. Дети и домашние питомцы, которым вдруг пришло к месту нагадить на дорогущем ковре, пьяные мужья, что опорожняют желудки прямо с койки. И все это обретает форму безумного балагана, но нам нет до них никакого дела. Мы одни.
Проходим мимо женщины, что вытирает своему сыну нос, при этом что-то наговаривая. Иврит? Или арабский? К черту. Дальше официант... или как это... стюард с подносом в руках пытается объяснить пьяному мужику, где находится его каюта. Мужик этот в костюме и галстуке материт бедного прислугу на ломаном английском.
Идем дальше. За дверью одной из кают слышится невнятная возня, перемежаемая томными вздохами и стонами. Хоть здесь кому-то хорошо.
И вот наша каюта. Практически в самом конце коридора.
Вета заходит первой, а затем втягивает меня. Она закрывает дверь на замок, ключ кладет на аккуратную полочку, что прибита к стене. Я стою рядом, а в следующую  секунду  оказываюсь на своеобразной  кровати.  Она двуместная и широкая,  прикручена к полу намертво.  Здесь и шкаф  прикручен.  Прямо как в камере смертников. 
В следующий момент Вета оказывается на мне сверху. Она целует меня в шею, оставляя разводы алой помады, и шепчет. Я ощущаю запах ее терпких духов, отчего аж кружится голова.
Она говорит:
– Тебе нравится?
Я не отвечаю, потому что не понимаю, о чем она спрашивает.
– Запах духов, – поясняет Вета, а я киваю в ответ и говорю, что очень нравится, что такого чудесного запаха мне еще не доводилось ощущать.
Слышу приглушенный удар. Или взрыв?
Сам же почему-то начинаю задыхаться. Ни от тяжести ее тела (всего-то шестьдесят килограммов) и ни от духов. Что-то другое.
Когда она произносит следующие слова, я чувствую, что корабль кренится. И вроде, как слышу крики людей.
– Ну же, давай. Попробуй.
Вета совсем ничего не замечает. Я слышу, как звякнул ключ, упав с полки, хотя там был высокий бордюр.
Я краем глаза вижу круглые окна каюты. Вижу, как наклонился уровень неба. Что-то, в самом деле, не так.
Вета дотрагивается языком до моей шеи. Проводит им по адамову яблоку.
– Я хочу, чтобы ты попробовал меня. На новом месте.
Ее волосы ложатся мне на лицо. Попадают в рот.
Слышится скрежет. Крики людей. Я чувствую, как пот выступил на моих висках. Вновь задыхаюсь. Но Вета не реагирует. Я молчу. Она увлечена.
– Давай, – шепчет она мне на ухо, – я хочу, чтобы ты укусил меня, – произносит она с каким-то звериным рыком. Потом сама слегка кусает меня за шею.
И тут что-то падает.
Получаю сильнейший удар по голове.
         

Провал.


Все бегут. Открываю глаза и вижу, что мы бежим вверх по лестнице. Вета опять тянет меня за руку. Лестница накренилась, и я постоянно спотыкаюсь о ступеньки, о завернувшийся ковер, о людей, которые падают и скатываются вниз.
Все кричат.
– Быстрее! Давай, шевелись мать твою! – шипит на меня Вета, потому как я уже выдохся и уже совсем ничего не понимаю.
И вот мы на палубе. Я вижу, что нос корабля постепенно погружается в воду и пол постепенно уходит из-под ног. Вета крепко сжимает мою руку, и я снова бегу за ней. Я вижу, как один из стюардов поскальзывается на полу и падает с подносом в руках. Чувствую на своих губах улыбку и в то же время жар стыда на щеках. Как-то должно быть не до смеха. И тут же удар. Мы падаем на пол, потому как Вета обо что-то или кого-то запнулась. Я больно ударяюсь локтем о полированный пол и чувствую, как нас тянет вниз. Вета по-прежнему не отпускает мою руку, хоть та и выскальзывает из ее влажной и горячей ладони. Пытается уцепиться за мои пальцы. Мы катимся вниз. Я стараюсь за что-нибудь ухватиться. Вета то и дело цепляется свободной рукой за выступающую окантовку борта, что идет у самого пола. Мимо нас пролетают другие пассажиры, кто-то пытается ухватиться ногтями за пол, разрывая пальцы в кровь. Другие цепляются руками за ножки столов, за металлические поручни, за тонкую леску, которая зачем-то протянута вдоль борта.
И все кричат. Вета тоже визжит. А я улыбаюсь. Мы катимся к носу корабля, что уходит под воду, а я улыбаюсь.
Я вижу сгустки крови и кусочки красной плоти на леске, на полу. На какую-то долю секунды я потерял ладонь Веты, но она тут же меня нашла. Я посмотрел в ее глаза, прочитав в них страх. Думаю, моя улыбка напугала ее сильнее происходящего.
Раздался звук рвущейся ткани. И я увидел, как мимо нас пронеслась женщина, в руке у которой остался развевающийся по ветру обрывок голубого платья Веты. Я опять улыбнулся.
Я засмеялся,  когда посмотрел на жену.  На ее розовые трусики, что предстали на всеобщее обозрение.
Мы уже оказались у самого носа. Вернее, у той части корабля, которая стала носом, поскольку он уже на четверть скрылся под водой. Я видел, как люди падали на железную перекладину, что предваряла падение в воду. Они не успевали вскрикнуть от боли, их стоны прекращались, и наступала смерть. Резко. У одних ломались шеи, у других давали трещину черепа. У третьих отрывались руки и ноги, оказавшись в неудачном положении.
Нас ждала та же участь. Но вдруг мы остановились. И я ничего не слышал. Потом раздался крик. Кричала Вета. Которая катилась впереди меня, по-прежнему держа меня за руку. Удар. Меня подбросило вверх, когда подо мной оказался какой-то мужчина. Крик.
И я плюхаюсь в воду. Пытаюсь глотнуть воздуха, но лишь набираю полные легкие воды. Ничего не слышу. Ухожу все глубже под воду, грудь разрывает изнутри адская боль.
В ладони больше нет ее пальцев. Я потерял Вету.
Через прозрачную толщу воды вижу лица людей. Мертвые и живые. Кровь разводами ложится на воду, окрашивая ее в бордовый.
Я выныриваю на поверхность, совсем не соображая, как смог это сделать. Наверное, движимый рефлексами. Пытаюсь глотнуть воздуха. Не выходит. Но вот изо рта и из носа вырывается поток соленой воды и я, наконец, вдыхаю полной грудью. Воздух. Воздух.
Ищу глазами Вету, но натыкаюсь лишь на мертвых. Большинство людей приводнилось, будучи мертвыми. Остальные утонули. Продолжаю осматриваться, в глазах стоит вода. В следующую секунду слышится плеск воды и на меня кто-то набрасывается сверху. Я не вижу этого человека, потому, как сразу ухожу под воду. Он меня топит.
Только теперь, когда я снова оказался под водой, до меня доходит. На моих плечах надет спасательный жилет.  Он-то мне и помог подняться на поверхность в
первый раз.
Я делаю усилие и пытаюсь подняться, но ничего не выходит. Изо рта вырываются пузыри остаточного воздуха. Все. Чувствую, что на этот раз все.
Оглушительный  взрыв и вода вспыхивает огнем.  Чьи-то руки срывает с моих плеч ударной волной, и я резко выныриваю, поднявшись над водной поверхностью. Кругом огонь. Горит вода. Пылает часть корабля, что еще возвышается над водой. Запах паленого и черный дым висят в воздухе. Я оглядываюсь по сторонам в поисках Веты.
Только трупы. Обгоревшие, с застывшими глазами. И бочки. Четыре бочки. Измятые и почерневшие плавают недалеко от корабля, что почти скрылся под водой. Бочки с надписями. На каждой из них написано только одно слово: «КЕРОСИН».
В тот момент я не думал о том, каким образом затонул корабль и откуда на его борту взялись бочки с керосином, я не думал и о том, почему надпись «КЕРОСИН» сделана на немецком языке.
Я не знал.
Я искал Вету. Я думал о том, что это она спасла мне жизнь, надев на меня спасательный жилет. Оранжевый спасательный жилет.


– Вета! Вета! – звал я. – Вета! Вета!
Кричал я до тех пор, пока не сорвал голос. Барахтался, расталкивая мертвых пловцов, и искал. Искал свою жену. Искал Вету. Собственный голос отдавался жуткой болью в ушибленной еще в каюте голове.
– Вета!
Что-то красное. Я рванулся вправо. Плыл, ударяя руками о воду, по людям, что болтались на поверхности... будучи мертвыми.
Никого живого. Все мертвы. Большинство утонуло. Часть еще держится на поверхности. Вот так и выявляются нехорошие господа. Что у нас не тонет?
Я рассмеялся. Невольно хлебнул воды и закашлялся. Уже вижу. Красное вдали  –  это шлюпка.  Свернутая  шлюпка.  Это все из того,  что было на корабле?
Весь ассортимент спасательных средств? Неважно. Главное, что я жив.  И больше
нет претендентов на место в шлюпке. Только мы. Я и Вета.
Кричу:
– Вета! Ве...
Снова набрал воды в рот. Дерьмо!
И вот я уже подобрался к шлюпке. Интересно, Вета надела на себя жилет? Оглядываюсь по сторонам, но ее не вижу. Дергаю за шнур, что свисает со шлюпки. Ничего. Дергаю сильнее, и она моментально разворачивается, наполняясь воздухом. Я отлетаю в сторону в потоке брызг, когда шлюпка бьет меня по лицу. Но я счастлив. У меня есть средство передвижения. В воде уже порядком надоело.
Я лежу на спине. Солнце жжет лицо своими неистовыми лучами. Я вскочил, когда услышал голос.
– Вета! – кричу.
– Кир! – голос в ответ.
Это она. Ищу ее глазами, но не вижу.
– Вета!
Слышу приглушенный вскрик.
– Кира!
Беспорядочно гребу руками на ее голос. Брызги воды попадают в рот, нос и глаза. Волосы налипли на лицо. Я сплевываю и гребу дальше.
Мне бы не помешало весло.
Но вот, наконец, вижу ее. На плечах Веты надет жилет, но он, судя по всему, проткнут, и она, то и дело погружается под воду с головой. Выныривает, хватает губами воздух и вновь тонет. Вокруг нее вода красная.   
Гребу изо всех сил.
– Вета! Держись.
Уже рядом. Еще чуть-чуть.
Спасена. Обхватываю руками ее грудь, пытаюсь затянуть в шлюпку. Еще немного. Тяну. Моя жена оказывается в шлюпке, и я могу вздохнуть свободно. Стягиваю с нее оранжевый жилет, потом падаю на спину, глубоко дыша. Улыбаюсь, глядя на солнце. Смеюсь, думая о том, что все остальные пассажиры мертвы, корабль взорвался... но мы живы. Я и Вета. И это главное. Самое главное.
Поворачиваюсь к Вете.
– Кирилл, – шепчет она.
Беру ее за руку, крепко сжимаю.
– Мы живы. Живы.
Она  вскрикивает и вырывает  ладонь из моей.  На моих  пальцах что-то липкое.  Подношу к глазам свою ладонь и вижу кровь. Смотрю в лицо Веты. Ее глаза прикрыты, а на губах искривленная болью ухмылка.
Теперь вижу. Ее пальцы. Их нет. На ее правой руке нет пальцев. Только большой. И кровавое месиво.
– Боже! – невольно произношу я, находясь в полнейшем шоке, а Вета показывает другой рукой на свою грудь.
Я слежу за ее жестом и вижу кровь, что просочилась через платье.
Она шепчет:
– Там.
Засовываю руку под платье, под бархатистый бюстгальтер и достаю их.
Я почему-то смеюсь.
Смеюсь, держа на ладони четыре окровавленных пальца. Они холодные и твердые. Там, где был переход в кисть, торчат сухожилия и красные лохмотья кожи.
Я смеюсь.
Вета, похоже, потеряла сознание.


Наступила ночь. Наш корабль давно покоится на морском дне. Поднялся ветер, и нашу шлюпку отнесло на приличное расстояние от места затопления корабля. Я так и не обнаружил ни единого выжившего. Все умерли. Кроме нас. Больше ста человек, что отправились в путешествие, чтобы удовлетворить свои эстетические потребности. Путешествие, которое обернулось для них смертью и вполне «эстетическими» похоронами.
Какое дело мертвецу до того, кому достанется его тело? Червям или рыбам?
Смотрю на небо.  Оно черное с синими  полосами,  что  пересекают его одно
родное  полотно с севера на юг.  Усыпано  звездами.  Миллионами  звезд.  Как  их 
считают? И луна. Мертвый круг луны во все небо. Ни облачка.
Море, бьющие о борта нашего плавучего средства волны, ветер, завывающий, словно стая волков. И мы.
Я и Вета. Посреди всего этого безобразия.
Я сижу, прижавшись спиной к заднему резиновому борту. Вета передо мной, я скрестил руки на ее груди. Она спит? Я не знаю. Только ощущаю, как приподнимается ее грудь.
Становится холодно. Может это страх?
Я слышу ее дыхание. Прерывистое и тяжелое. Как же Вета переносит боль в руке? Я бы не смог. Но, пока это шок. Настоящей боли еще нет.
Да. Где пальцы? Где ее чертовы пальцы?
Я осмотрелся, но не увидел их. Перевязал обрывком платья ее руку, чтобы остановить кровь, но куда же запропастились пальцы? Немного отодвинул Вету, принявшись ощупывать другой рукой пол. Пусто. Немного воды. Ее руку мы закрепили на животе, обмотав поясом от платья.
Вета застонала. Наверное, я задел больное место. Значит, боль возвращается.
Пустота. Мы одни в целом океане. Корабль затонул и остался далеко позади, вместе с мертвыми. Нас уносит волной, но я, и представить себе не могу – куда.
Мне удалось немного отвлечься. Вспомнил о нашей свадьбе. О самом счастливом дне в жизни. Она была очень, очень красивой в белоснежном свадебном платье.
Помню, как одна из подруг Веты спросила ее уже после церемонии, когда мы стояли на улице:
– Ты действительно считаешь, будто он превратит твою жизнь в рай?
И сама же ответила.
– Он тебя угробит.

Ощущал, как вода опутывала мое тело. Все было позади. Я дома. В теплой ванне. Но воспоминания живы. Я помню, как чувствовал себя мертвым, когда нас обнаружили. Я провел в океане четыре дня. Но выжил. Вета умерла в первую ночь. Я не знаю, что стало причиной. Вероятно, потеря крови, холод и черт знает, что еще. Но она умерла.
Еще  больше двух  дней я плавал  по океану в шлюпке  вместе с телом  своей
жены. А на третий, когда шлюпку вдруг стала заполнять вода, просачивающаяся из не пойми, откуда взявшегося отверстия, мне пришлось избавиться от лишнего веса. На тот момент меня полностью покинули какие-либо эмоции, и я просто сбросил холодное и бледное тело Веты в океан. Думаю, я сам был похож на труп.
За все свое плаванье я не увидел ни единого клочка земли. Только вода. Пока не заметил катер, который поначалу был размером с птицу, сидящую на воде. Сил не было, и я не мог привлечь внимание его пассажиров, не было никаких подручных средств.
Но, слава Богу, шлюпку заметили. Заметили и меня. Поначалу посчитали, что в спасательной шлюпке находится труп. Как я узнал позже. Но он оказался жив.

Я только что вернулся с кладбища, где оставил двадцать одну красную розу. Эти цветы больше всего любила Вета.
Четность для мертвых – это бред.
Похоронили ее, как подобает. В земле лежал гроб, но без тела, а наполненный цветами и различными побрякушками.
Я был в ванной. В нашем уютном доме. Теперь абсолютно пустом. Я выбросил многие вещи, которые напоминали мне о ней. Так стало легче.
Вода уже остыла, и я дотянулся до крана, чтобы добавить горячей. Когда по-вернул вентиль что-то красное струей ударило в воду, что была в ванной, окрасило ее. Вода стала мутной, густая красная жижа оседала на дно. Я поспешно подался назад, неуклюже пытаясь выбраться из ванны. Ощущая теплые брызги на лице и руках. Я запнулся о бортик и вывалился из ванны, упав на кафельный пол. Боли почти не почувствовал, зато увидел красные пятна на полу. Теперь знал. Это кровь. Выпрямился во весь рост, чтобы посмотреть в зеркало. Одновременно в рот затекло что-то густое. Я сплюнул и увидел в зеркале свое лицо перепачканное кровью, вдобавок кровь текла из моего носа, размазалась по губам.
В ванне вся вода обрела красный оттенок. Я выдернул затычку трясущейся рукой, поток воды устремился в сливное отверстие, издавая чмокающие звуки. Я следил за убывающей водой, когда услышал хлопок. Дверь. Кто-то вошел в дом.
Борясь с нарастающей  дрожью во всем  теле,  я  поспешно  накинул  халат и
вышел в темный коридор. Позади остались хлюпающие звуки утекающей воды. Они стали громче. Когда я закрыл дверь в ванную и направился в гостиную, звук этот стал неслышимым.
Входная дверь была закрыта. Настенный светильник осветил большую комнату, пусто. Я почувствовал, как по губе снова прокатилась капля крови. Еще раз осмотрел гостиную, убедившись, что в ней никого нет.
На кухне я умылся холодной водой, смыв кровь с лица. Хотел налить воды из кувшина в стакан, но услышал какой-то шорох. Звук раздался из коридора. Я медленным шагом вышел их кухни, включил свет в прихожей, вышел в коридор. Зажег хрустальное бра на стене. Снова пусто. Я подумал о том, что никто не мог забраться в особняк. Это исключено. Мне это все кажется.
Тем не менее, я проверил спальную на втором этаже, включив свет и там. Теперь дом была полностью освещен, и я никого не обнаружил. Оставив свет включенным, я вернулся на кухню. Налил воды в стеклянный стакан и, как только поднес его край к губам, раздался треск, а затем вода выплеснулась  мне на ноги. Вместе с водой на пол упало стеклянное донышко. Я ощутил боль в руке, посмотрел на осколки, что сжимал в ладони. Разжал руку, и они посыпались на пол.
– Какого...
Я не закончил, потому как обернувшись, чтобы вымыть руку и забинтовать, увидел перед собой ее. Это была Вета. Она стояла вплотную ко мне, ее кожа была бледной, почти прозрачной. На ней было тонкое голубое платье, а распущенные волосы лежали на плечах. Она улыбалась. Я вновь ощутил теплую кровь на губах, даже увидел собственное отражение в ее глазах. Из моего носа стекали две красные струйки.
Она стояла передо мной, и я вдруг почувствовал озноб, даже дуновение ветра. У воздуха появился приторный запах, запах гниения. В моей голове высветилось слово «СМЕРТЬ».
Вета  улыбалась,  глядя на меня бесцветными глазами.  Думаю, в тот момент
мы с ней не отличались друг от друга.
Я не мог сдвинуться с места, хотя мне невыносимо хотелось закричать и бежать, куда глаза глядят, лишь бы не видеть всего этого.
Вета  подняла  правую руку,  ту,  на которой  остался  лишь  большой  палец.
Именно в ту минуту, когда она коснулась моего лица своей неполноценной кистью, что кровоточила и кровь эта, словно желе прилипало к моей щеке, я вспомнил о ее пальцах, которые так и не нашел тогда в шлюпке. Я их не нашел. Я бы засмеялся, если б Вета вдруг не раздвинула мои губы оставшимся большим пальцем и не погрузила его в мой рот. Теперь я испугался еще сильнее, потому что только сейчас понял, что это не сон и не посттравматическая галлюцинация. Все было реально. И палец мертвой жены у меня во рту тоже.
И все же я не мог пошевелиться, словно превратился в камень.
Вета по-прежнему улыбалась и смотрела в мои глаза. Ее большой палец давил на мой язык, а когда добрался до корня, я невольно отпрянул, закашлявшись. Услышал громкое шипение, а на глаза выступили слезы и я какое-то время не мог видеть. Когда, наконец, в глазах прояснилось, то Веты уже не было. Я все-таки дал себе возможность усомниться в том, что видел, но лишь на секунду.
Раздался грохот в гостиной, я бросился туда, но поскользнулся и упал. Упал в лужу крови. И поскользнулся на ней же. С трудом сумев подняться, размазывая кровь по полу и столу, за который цеплялся руками, я все-таки добрался до большой комнаты.
Кровь на полу, огромная ваза с цветами разбита вдребезги, и ее мелкие осколки валяются по всей гостиной. Я разглядывал представшую перед моим взглядом картину несколько секунд, стоя как вкопанный, пока не погас свет, погрузив дом в кромешную тьму. Только тусклое свечение уличных фонарей да луны пробивалось в разбитые окна.
Я подошел к окну, ступая по осколкам вазы и оконных стекол. Посмотрел вниз с высоты первого этажа. Находился словно во сне, не отдавая себе никакого отчета.
Пришел я в себя, когда на мое правое плечо легла почти невесомая ладонь. Я знал, это была кисть руки с длинными и тонкими пальцами, с острыми ногтями. Только теперь я понял, что мое тело наполовину свисает из окна. Ноги практически не касались пола, а руки и голова свешивались через оконную раму. Я ощущал давление крови в голове, в глазах, видел темный асфальт внизу. Далеко внизу. Будто бы находился в сотне метров над землей.  Голова закружилась, а в нос ударил странный кислотный запах.
– Ты будешь моим. Только моим.
Услышал я шепот, доносящийся до моих ушей сзади.
И в следующее мгновение некая таинственная сила затащила меня обратно в помещение. Я рухнул на пол, в лицо ударил свет. Я не понимал, что происходит. Но теперь все стало, как прежде. Огляделся вокруг, когда ослепленные глаза вновь обрели зрение. Никаких осколков и никакой крови на полу. Огромная керамическая ваза покоится на своем месте.
Я сел и взглянул на окно. Окна закрыты, занавешены тюлем и все стекла в рамах целы.
– Вета? – хотел сказать я, но лишь прошептал беззвучно.
Голоса не было.
– Вета, ты еще здесь? – теперь громче.
В ответ тишина. Только тишина...
Как из глаз текли слезы я не ощущал, поднял голову и посмотрел на противоположную стену. Во всю ее длину на светлых бежевых обоях протянулась одна фраза, написанная корявым почерком алой губной помадой, ее любимой:
Я НАБЛЮДАЮ ЗА ТОБОЙ...

январь – май 2009