Сталин. Путь к власти. ч. 3

                СТАЛИН. ПУТЬ К ВЛАСТИ.
                (часть третья)





ЛИЦОМ К ЛИЦУ
С ТРОЦКИМ
____________

Ещё во время пребывания Ленина в Горках, как замечает автор книги "Ленин" Л.Фишер, Сталин "следил с подозрением" за всё более сближающимися для атаки на него Лениным и Троцким. "Он мог с полным правом заключить, - пишет Л.Фишер, - что Ленин и Троцкий создали против него единый фронт, может быть, желая удалить его с должности". До него, через его собственную агентуру, пронизавшую насквозь Горки, дошли, очевидно, тексты секретных писем, которыми обменивались Ленин и Троцкий. Все они носили явно антисталинский характер. Похоже было, что Ленин намеревался если не лично, то руками Троцкого метнуть заготовленные им "бомбы" в Сталина на следующем партийном съезде. Помешал Ленину в этом случае он сам. Создавая, незадолго до болезни, союз против Троцкого, Ленин сделал много для дискредитации  наиболее мощного оппонента своей единоличной власти, каким ему казался в то время Троцкий. Эта дискредитация и привлечение Сталина к борьбе с Троцким, существенно ослабит позиции Троцкого, когда Ленин решит с его помощью убрать Сталина с поста генсека. Возможно, что старые обиды Троцкого, наверняка знавшего о закулисной, в недавнем прошлом, войне с ним Ленина, будут подпитывать и определять дальнейшую нерешительность Троцкого, его колебания и в конечном итоге гнилой компромисс со Сталиным. Ослаблял позиции Троцкого и тот факт, что он довольно поздно примкнул к большевикам  и в глазах ветеранов большевистского движения, к которым относился и Сталин, был в партии "новичком", что существенно снижало его шансы в борьбе за лидерство в партии и чем довольно эффективно воспользовался Сталин.   
Пока обречённый болезнью Ленин пытается вылепить на скорую руку антисталинский союз с Троцким, Сталин, в свою очередь, прилагает воистину дьявольские усилия, чтобы нейтрализовать Троцкого, своего главного после Ленина политического противника. Закулисная и всё нарастающая дискредитация Троцкого, тайное сколачивание союза против него и в то же время явные попытки  задобрить, снизить враждебность Троцкого определили выбранную Сталиным тактику.
"Он пытался, видимо, сблизиться со мной, - вспоминал Троцкий. - Только позже я отдал себе отчёт в его попытках создать нечто, вроде фамильярных отношений. Но он отталкивал меня теми же чертами, которые составили впоследствие его силу на волне упадка: узостью интересов, эмпиризмом, психологической грубостью и особым цинизмом провинциала, которого марксизм освободил от многих предрассудков, не заменив их насквозь продуманным и перешедшим в писихологию миросозерцанием. По некоторым разрозненным его замечаниям, которые мне в своё время казались случайными, но вряд ли были таковыми на деле, Сталин пытался найти во мне поддержку против невыносимого для него контроля со стороны Ленина. При каждой такой его попытке я делал инстинктивный шаг назад и проходил мимо..."
Сталин, однако, не отчаивался, абсолютно уверенный в том, что лесть рано или поздно сработает, усыпит и обезвредит противника, а если нет, то, по-крайней мере, ослабит его агрессивность. Не обескураженный презрением Троцкого, он, подобно крыловской лисице, пытается вновь забежать вперёд, пропеть, стоя на цыпочках, дифирамб ненавистному врагу, "демону революции", как он назвал тогда Троцкого. "За два месяца до XII съезда, - вспоминал Троцкий, - стало очевидно, что Ленин, даже если и поправится, не сможет сделать вступительный доклад. Политбюро обсуждало вопрос по подготовке съезда и докладов. "Политический доклад сделает товарищ Троцкий" - сказал первым Сталин. "Я не хотел этого, - пишет далее Троцкий, - так как мне казалось, что это равносильно тому, как если бы я ставил свою кандидатуру на роль заместителя Ленина, который боролся в это время с тяжкой болезнью. Я ответил приблизительно так: "У нас теперь интерим (промежуточный период). Будем надеяться, что Ленин поднимется. А пока доклад должен сделать по должности генеральный секретарь (т.е.Сталин). Это не даёт никаких поводов к толкованию. К тому же у нас есть с вами серьёзные разногласия по хозяйственным вопросам и здесь я в меньшинстве". "А вдруг никаких разногласий не окажется?" - спросил Сталин, давая понять, что он готов идти на уступки, т.е. заключить гнилой компромисс...-  Я продолжал настаивать на докладе Сталина. "Ни в коем случае, - отвечал он с демонстративной скромностью - партия этого не поймёт, доклад должен делать наиболее популярный член ЦК".
Неунимавшийся Сталин был всё же вознаграждён за свои тактические усилия улучшить отношения с Троцким. Обсуждая с Каменевым ленинские письма к съезду, в которых Ленин предлагал снять Сталина с должности генсека, Троцкий даёт понять Каменеву, что он не собирается идти на обострение конфликта. "Я против снятия Сталина", - сказал он Каменеву.
18 января, за 6 дней до смерти Ленина, Троцкий, по совету врачей, уезжает на Кавказ. Кажется, он рад, что возник достаточно веский повод покинуть столицу. Партийная Москва, благодаря закулисным интригам Сталина, становилась для него не самым приятным местом пребывания. Другое дело - Кавказ. Он был абсолютным контрастом Москве. "О, это был совсем другой мир! - пишет биограф Троцкого Д.Кармайкл. Здесь никто не догадывался о его московских неприятностях: портреты его повсюду висели рядом с портретами Ленина. Отдыхавшие на Кавказе коммунисты искали встречи с ним и просили выступить с лекцией". Он отдыхал, наслаждался славой, расслаблялся, насколько это только было возможным, в то время,  как в далёкой Москве вовсю наращивали партийные мускулы для расправы с ним его соперники.
Странные совпадения. Два основных противника Сталина на кремлёвской вершине - Ленин и Троцкий оказались подвергнуты мучительным недугам. Одного, Ленина, это свело, в конце концов, в могилу (если закрыть глаза на версию, что его отравил Сталин), другого, Троцкого, заставило покинуть Москву в самый ответственный, можно сказать, в судьбоносный момент его жизни. Благоприятные для Сталина обстоятельства? Возможно. Но сколько в них всё-таки сталинской выдумки, актёрства, неплохого знания психологии тех, с кем он имел дело. В одной из статей Троцкий, вспоминая о своих проблемах со здоровьем в тот период, намекает даже на возможное отравление его Сталиным и даже сравнивает Сталина с "великим" отравителем средневековья Цезарем Борджиа, с помощью яда и кинжала расправлявшегося со своими соперниками. "Во второй половине января 1924 года я выехал на Кавказ в Сухум, - пишет Троцкий, - чтобы попытаться избавиться от преследовавшей меня таинственной инфекции, характер которой врачи не разгадали до сих пор".
О смерти Ленина Троцкий узнаёт, будучи на Кавказе. На его запрос в Москву следует телеграмма от Сталина: "Похороны в субботу. Всё равно не успеете. Советуем продолжать лечение".
Телеграмма по-спартански лаконична, но в ней выверено каждое слово. "Похороны в субботу" - чистый обман. Похороны были намечены на воскресенье. "Всё равно не успеете" - фраза на тот случай, если Троцкий будет колебаться ехать ему в Москву или нет. И третья фраза "Советуем вам продолжать лечение" - прямо-таки высочайшая озабоченность здоровьем Троцкого. "Каким бы невероятным это не показалось, меня обманули даже в отношении даты похорон, - напишет много лет спустя Троцкий. - Конспираторы правильно предположили, что я и не подумаю проверить их сообщение". Точнее было бы сказать: "конспиратор Сталин всё правильно предположил".
Отсутствие Троцкого в Москве "боевая тройка", т.е. оформившийся триумвират в лице Зиновьева, Каменева и Сталина, использовали как нельзя более эффективно для закрепления своих позиций. Собравшиеся в Москве на похороны Ленина не могли не заметить и не отметить про себя отсутствие Троцкого, всё ещё достаточно популярного в партийных верхах разного уровня. "На похоронах, - свидетельствует в своих воспоминаниях бывший секретарь Сталина Б.Бажанов, - тройка имеет вид наследников Ленина (а Троцкий, мол, даже не счёл нужным приехать) и монополизирует преданные речи и клятвы". 
Нерешительность Троцкого стала его ахиллесовой пятой. От прямой дуэли со Сталиным он уклонился. Миссия, которую возложил на него Ленин, оказалась ему явно не по плечу. "Что ж, тем лучше!" - решил, видимо, Сталин. Он не был достаточно искусен в прямой конфронтации. Вот закулисная работа: интриги, науськивание исподтишка одних на других, игра на человеческих слабостях - в этом ему воистину не было равных. К тому же, следовало обеспечить себе выигрышное положение на то время, когда его прямая конфронтация с Троцким станет неизбежной.
В качестве такой предварительной работы Сталин натравливает на Троцкого других видных членов ЦК: Каменева и Зиновьева, а позже и Бухарина, используя их расхождения во взглядах с Троцким, а также амбициозные поползновения каждого из них утвердиться в роли лидера. Позже придёт ещё и их очередь, но пока...  К тому же, на данном этапе представлялась редкая возможность не принимая видимого участия в конфликте лицемерно разыгрывать роль примирителя враждующих друг с другом партийных лидеров. "Он всё время оставался если не примирителем, то умиротворяющим элементом, который будто бы стремился свести к минимуму неизбежные жертвы и который сумел при этом возлагать ответственность за суровые меры на то или иное крыло партии" - напишет много лет спустя Троцкий. 20 января 1925 года на Пленуме ЦК, когда Зиновьев и Каменев потребуют исключения Троцкого из партии, Сталин выступит против этого. Как он заявил тогда, такая "политика отсечения голов чревата большими опасностями", она заразительна, "сегодня одну отсекли, завтра другую, послезавтра третью. Что же у нас останется в партии?"
Иначе действовал Сталин за кулисами. Противостоящий Троцкому триумвират в лице Зиновьева, Каменева и Сталина стал распространять среди рядовых партийцев слухи о том, что Троцкий, дескать, заражён "бонапартизмом" и в случае захвата им власти может сыграть роль "могильщика революции".
"Казалось, что Троцкому всё было безразлично - пишет его биограф Д.Кармайкл. - На заседании ЦК он демонстративно читал книгу - французский роман, к тому же! Его отношение к Сталину, которого он назвал самой "блестящей посредственностью" в партии, выражало его отношение к руководству в целом. Он, так сказать, добровольно устранился из исторического процесса". Троцкий вёл себя так, словно он вознамерился все разговоры о присущем ему "необузданном самолюбии и неприкрытом карьеризме" нейтрализовать демонстративным равнодушием к шумной возне соперников вокруг него. Его "добровольное" устранение от борьбы за власть должно было показать всем, что он выше партийных склок. Но в том и было дело, что именно "партийные склоки" и должны были выявить, в конце концов, победителя в этом необъявленном "конкурсе" на звание ленинского наследника.
Что ж, он уже не в первый раз пропускал шанс, который предоставляла ему судьба. В апреле 1922-го Ленин предложил Политбюро назначить Троцкого своим заместителем, что, в случае тяжёлой болезни или Смерти Ленина, потенциально делало его одним из первых кандидатов на пост Председателя Совнаркома, т.е. главы правительства. Троцкий отказался. Когда Ленин, на время придя в себя после инсульта, настоятельно просил Политбюро ускорить назначение Троцкого своим заместителем, Троцкий вновь дал понять, что он против этого назначения. Так он оказался, по сути дела, вне власти, с важным, но так и не использованным им антисталинским козырем на руках - "ленинским завещанием".
Сталин, поиграв с Троцким в робеющего скромника, двинулся на своего основного соперника всей мощью своей партийной рати, которую он к тому времени собрал под свои знамёна.
Наступление на Троцкого усилилось с распространением в Москве целой серии антитроцкистских брошюр, издание которых, по некоторым сведениям, наладил помощник Сталина в тот период И.Товстуха. Одна из брошюр называлась "Маленькая биография большого человека". Троцкому, говорилось в ней, "нравится считать себя старым большевиком. Но когда он стал большевиком? Только лишь в 1917 году, накануне Октябрьской революции, когда победа революции уже не вызывала сомнений. В действительности, ему следовало называться старым меньшевиком, поскольку в течение четырнадцати лет он являлся таковым и постоянно сражался с большевиками". Другая брошюра называлась "Что писал и думал Ильич о Троцком?" и представляла собой собрание всего ругательного и презрительного, что Ленин сказал по адресу Троцкого, начиная с 1904 года, в период их наибольших разногласий.
Пока Троцкий нерешительно топтался на месте, пытаясь примирить принцип партийной дисциплины с нараставшей необходимостью дать всё же открытый бой Сталину, его соперник, что называется, закапывал его живьём. Сталин не только неустанно напоминал исподтишка устами других о прошлых партийных грехах Троцкого, но и, подлавливая его опять и опять на новой "ереси", дал уже ход такому понятию, как "троцкизм".
Использовал он и в полной мере то раздражеие, которое вызывал у других партийцев интеллектуальный снобизм Троцкого, его заносчивость. Ведь, как считал Троцкий, многих, даже выдающихся лидеров революционного движения, природа весьма экономно наделила интеллектуальными способностями. Этот недостаток, по Троцкому, такие люди, как Сталин, обычно компенсируют напором, волей, энергией.
Снобизм Троцкого вредил самому Троцкому, он не только множил врагов, но также сбивал фокус, приводил к недооценке окружающих его коллег, к слишком поздним прозрениям и выводам. В силу всего этого, Сталин долгое время представлялся ему интеллектуально ущербным, ничем не примечательным партийным функционером, "малозначительной, - по словам Троцкого, - величиной в партии".  "Верхнему слою партии (в более широких кругах его вообще не знали) - пишет Троцкий о Сталине в своих воспоминаниях, - он казался всегда человеком, созданным для вторых и третьих ролей". Видимо, именно в силу этого мнения Троцкого, постоянные "мирные инициативы" Сталина по отношению к нему принимались Троцким за чистую монету. За всеми "ужимками и прыжками" Сталина он видел только то, что хотел видеть: пиетет последнего перед ним, осознание Сталиным несомненного интеллектуального превосходства над ним Троцкого, т.е. видел робеющего, в целом, недалёкого, готового на всевозможные "гнилые компромиссы" оппонента.
Ленин, по сути дела, был едва ли не единственным из сталинских коллег, который, на основе запоздалых личных впечатлений, пришёл к выводу о значительности Сталина и его явных поползновениях к личной диктатуре. В отличие от Ленина, его коллеги по партии, недооценивали Сталина, презирали его, как и Троцкий, считали Сталина не более, чем "выдающейся посредственностью" и рассчитывали использовать его в своей будущей схватке за власть.  Они пренебрегли советом Ленина сместить Сталина, считая его мнение о Сталине неверным, утрированным, сформированным под влиянием болезни. Обманутые показной готовностью Сталина к компромиссам, они не разделяли опасений Ленина на его счёт. Когда, наконец, на заседании ЦК приступили всё же к обсуждению ленинского предложения о смещении Сталина с поста генсека, на выручку Сталину бросился его союзник в то время Зиновьев: "Товарищи, последнюю волю, каждое слово Ильича мы безусловно должны считать законом, - сказал он. - В одном вопросе, однако, мы с радостью можем сказать, что опасение Ильича не подтвердилось. Я имею ввиду вопрос, касающийся Генерального секретаря. Вы все были свидетелями нашей совместной работы в последние месяцы. Как и я, вы могли убедиться в том, что опасения Ильича не оправдались".
Разыгранная Сталиным в начале 20-х годов роль "серой, - по словам большевика Смирнова, - ничтожной личности", которую не стоит принимать в расчёт и впрямь удалась Сталину на славу. "Сталина мы не боимся, - вторил  Смирнову другой видный коммунист Серебряков. - Если начнёт зазнаваться - снимем его". 
Дорого поплатились за свою наивность и Серебряков, и тот же Смирнов, и разделявший их мнение о Сталине Каменев, и "тащивший на буксире" своего будущего убийцу Зиновьев, и недооценивший своего соперника самовлюблённый, заносчивый и так поздно "протрезвевший" Бухарин. Все они были "больны", выражаясь по-сталински, "идиотской болезнью - беспечностью. Вопреки их ожиданиям, после смерти Ленина, Сталин оказался наиболее подготовленный к решающей схватке за власть. Ещё в последние годы жизни Ленина, используя свой пост генсека, в то время по сути дела начальника отдела высших партийных кадров, он перетащил на партийную вершину и в местные органы власти большое число своих сторонников. Кроме того, в отличие от своих соперников и врагов, он располагал ещё тем преимуществом, что знал о них всё. Всё, что говорилось о нём и что замышлялось ими. Раньше других, кажется, он поставил себе на пользу воистину техническую новинку того времени - "прослушивающие устройства". Они стали его важным подспорьем в борьбе за власть, неотъемлемой частью его арсенала. Пользоваться этим оружием он начал ещё при жизни Ленина. Вот как об этом рассказывает оставшийся на Западе Б.Бажанов, бывший секретарь Сталина в 20-е годы.
"В первые дни моей работы я десятки раз в день хожу к Сталину докладывать ему полученные для Политбюро бумаги. Я очень быстро замечаю, что ни содержание, ни судьба этих бумаг совершенно его не интересует... Меня начинает занимать вопрос, чем же он интересуется. В ближайшие дни я получаю неожиданный ответ на этот вопрос. Я вхожу к Сталину с каким-то срочным делом, как всегда, без доклада. Я застаю Сталина говорящим по телефону. То есть не говорящим, а слушающим - он держит телефонную трубку и слушает. Не хочу его прервать...вежливо жду, когда он закончит. Это длится некоторое время. Сталин слушает и ничего не говорит. Я стою и жду. Наконец я с удивлением замечаю, что на всех четырёх телефонных аппаратах, которые стоят на столе Сталина, трубка лежит, и он держит трубку от какого-то непонятного и неизвестного телефона, шнур от которого идёт почему-то в ящик сталинского стола... Мне нужно всего несколько секунд, чтобы заметить и сообразить, что у Сталина в его письменном столе есть какая-то центральная станция, при помощи которой он может включиться и подслушать любой разговор "вертушек" ( вертушка - особо секретный телефон без телефонисток исключительно для партийной элиты, который находится у членов Политбюро  как на службе, так и на их квартирах). Сталин подымает голову и смотрит мне прямо в глаза тяжёлым пристальным взглядом. Понимаю ли я, что я открыл? Конечно, понимаю и Сталин это видит. В деле борьбы Сталина за власть этот секрет - один из самых важных: он даёт Сталину возможность, подслушивая разговоры Троцкого, Зиновьева, Каменева между собой, всегда быть в курсе всего, что они затевают, что они думают, а это - оружие колоссальной важности. Сталин среди них один зрячий, а они все слепые. И они не подозревают, и годами не будут подозревать, что он знает все их мысли, все их планы, все их комбинации, и всё, что они о нём думают, и всё, что они против него затевают. Это для него одно из важнейших условий победы в борьбе за власть. Понятно, что за малейшее лишнее слово по поводу этого секрета Сталин меня уничтожит мгновенно. Я смотрю тоже Сталину прямо в глаза. Мы ничего не говорим, но всё понятно и без слов. Наконец, я делаю вид, что не хочу его отвлекать с моей бумагой и ухожу. Наверное Сталин считает, что секрет я буду хранить".
"Когда Ленин подал мысль об устройстве автоматической сети "вертушек", - продолжает далее Б.Бажанов, - Сталин взялся за осуществление этого. Всю установку делал чехословацкий коммунист - специалист по автоматической телефонии. Конечно, кроме всех линий и аппаратов,  Каннер (один из сталинских секретарей) приказывает ему сделать и контрольный пост, "чтобы можно было в случае порчи и плохого фунционирования контролировать линии и обнаруживать места "порчи". Такой контрольный пост, при помощи которого можно включаться в любую линию и слушать любой разговор, был сделан. Не знаю, кто поместил его в ящик стола Сталина - сам ли Каннер или тот же чехословацкий коммунист. Но как только вся установка была кончена и заработала, Каннер позвонил в ГПУ Ягоде от имени Сталина и сообщил, что Политбюро получило от чехословацкой компартии данные и доказательства, что чехословацкий техник - шпион. Зная это, ему дали закончить его работу по установке автоматической станции, теперь же его надлежит немедленно арестовать и расстрелять. Соответствующие документы ГПУ получит дополнительно. В это время ГПУ расстреливало "шпионов" без малейшего стеснения. Ягоду смутило всё же, что речь идёт о коммунисте - не было бы потом неприятностей. Он на всякий случай позвонил Сталину, Сталин подтвердил. Чехословацкого коммуниста немедленно расстреляли".
А вот, что пишет об этом супруга Бухарина Анна Ларина в книге воспоминаний "Незабываемое":
"Н.И.(Бухарин) действительно знал о подслушивании разговоров на квартирах руководящих работников партии. Сталин, который обычно был очень сдержан, не говорил ни слова лишнего, в нетрезвом состоянии делался болтливым. В таком сосотоянии, кажется в 1927 году, точно не помню, он показал Н.И. запись разговора Зиновьева с женой. Политические темы перемежались с сугубо личными, даже интимными. Последние очень развлекали Хозяина. По-видимому, это было не подслушивание по телефону, а подслушивание с помощью телефона. Н.И. никогда не мог отделаться от ужасающего впечатления, вызванного этим рассказом Сталина".

В последние годы жизни Ленина сформировались четыре крупных фракции, каждая из которых претендовала на наиболее верную интепретацию марксизма и ленинской политики и в силу этого на лидерство в партии: фракция во главе с Троцким, фракция Зиновьева и Каменева, фракция Бухарина и, наконец, фракция Сталина. Незадолго до смерти Ленина произошло слияние двух фракций: сталинской и зиновьевской. В новой группировке Сталин ещё не обозначился как явный лидер, предпочитая обманчивую роль не очень амбициозного союзника Зиновьева и Каменева в их борьбе с Троцким, который представлялся Зиновьеву в тот период куда более грозным соперником, чем Сталин.
Нерешительность Троцкого, его уклонение от прямой конфронтации со Сталиным дали возможность Сталину за спиной увлечённых борьбой с Троцким Зиновьева и Каменева, значительно укрепить свои позиции. Когда в 1926-27 годах Троцкий решит, наконец, дать настоящий бой Сталину, будет уже слишком поздно переломить ситуацию в свою пользу. К тому времени именно Сталин будет всё в большей степени "править бал" на кремлёвской  вершине, с которой он столкнёт Троцкого под улюлюканье и гогот своих заполнивших вершину клакеров, как называли во Франции людей, которым приказано было освистывать или наоборот сопровождать особо бурными аплодисментами выступление того, на кого им укажут. Сталинские "клакеры", отрабатывая, видимо, обещание блестящей карьнры и других благ, старались в тот день вовсю, не щадя ни своих глоток, ни своих рук.
"Заседание ЦК (последнее, на котором присутствовал Троцкий), - пишет в книге "Троцкий" Д.Кармайкл, - напоминало какой-то кошмар: со всех сторон неслась площадная брань, грязные ругательства, в Троцкого швыряли книги, чернильницы, стаканы".
Удивительные метаморфозы происходят с Троцким. Печально прославившийся отсутствием милосердия и целенаправленной жестокостью в Гражданскую войну, сторонник самых жёстких мер во всем и ко всем, не раз проявлявший смелость, волю и решительность в период, предшествовавший октябрьскому перевороту, он - сама нерешительность в войне со Сталиным. Постоянно колеблется, медлит, запаздывает с реакцией на сталинские интриги вокруг него, пропускает свои шансы нанести эффективный ответный удар, слишком долго принимает за чистую монету показное дружелюбие Сталина. Что с ним? Как-будто в одночасье произошло невероятное психологическое перепрограммирование характера Троцкого. Только ли болезнь, на которую ссылается он и его биографы тому виной? Сдаться, ещё не начав боя, а потом затеять бой со Сталиным в 1927 году, закончившийся ссылкой в Алма-Ату и последующим изгнанием заграницу. Оттуда дальнобойными орудиями редактируемого им антисталинского "Бюллетеня оппозиции" и других разоблачительных материалов, проникавших тайными путями в Союз, он будет обстреливать Сталина, надеясь свалить всё же своего противника руками ещё не разгромленной до конца антисталинской оппозиции.
Что ж, штурм кремлёвской вершины, в отличие от штурма власти Керенского, оказался Троцкому явно не по зубам. Ведь в данном случае действовал совсем другой механизм захвата власти, с которым он был знаком куда хуже - механизм интриг. Троцкий, примкнувший к большевикам лишь накануне переворота, в отличие от давних большевиков, не имел такого богатого опыта  внутрипартийных интриг, которым обладали они. Более того, он до поры до времени презирал этот путь и в результате, как следует поплатился за это.   
Окончание смотрите в следующей главе:
АГОНИЯ ОППОЗИЦИИ,
ИЛИ - СПОКОЙСТВИЕ ПОБЕДИТЕЛЯ.
http://www.proza.ru/2011/04/01/1873