Часть ii глава v-vii

                Глава V
  Третий раз жмёт на кнопку звонка, четко зная, что в шесть часов хозяин квартиры всегда уже на ногах. Но к двери никто не подходит!? Начали мелькать неприятные мысли: вдруг ушли уже на работу. Но с той стороны дверей послышалось шарканье ног и шуршание ключа в дверном замке. Василий с облегчением вздохнул, предвкушая появление заспанного, удивленного и радостного лица корешка детства.
  Но вместо него на Васю не менее удивленно, но без признаков всякой радости, смотрело заспанное лицо молодого человека. Некоторое время они оба недоуменно смотрели друг на друга. Потом Василь выпалил:
- Шуклин, не знаете, где живет?
- Здесь, - ответил парень, - но они сейчас у тещи в Воронеже и приедут через недельку. Потом парень сказал, что он их дальний родственник, и они его попросили пожить здесь на время их отлучки. Для Васиного положения эта информация звучала почти как приговор. Мысли его опять неслись стремительно, обгоняя друг друга. Он с ужасом представил, как тот вежливо извинится и закроет перед его носом дверь.
  Тут Василий собрался с мыслями и начал, неожиданно для самого себя, аргументировано, ему объяснять, что он товарищ детства хозяина этой квартиры, что ездит к нему постоянно и что сейчас, приехал издалека, поэтому есть необходимость помыться с дороги и привести себя в порядок. Парень в нерешительности мялся, стоя у двери, потом сказал:
- Ладно, заходите.
  В прихожей он понял, что сомнения парня были не без оснований, увидев в зеркале свое заросшее и уставшее лицо с болезненно-блестящими глазами.  От парня узнал, что он сейчас безработный, так как попал под сокращение всего штата, работал до этого в охране Белого дома.
- На - до же, - подумал Василий и не без иронии оповестил ему, что по воле обстоятельств он сейчас временно занял его вакансию на общественных началах. Парень все понял.
  Далее была ванна!.. О, это была не просто ванна!.. Даже трудно описать, какие он испытывал удовольствия после долгожданного исполнения этого  обычного земного желания. Это было сравнимо, может, разве только с долгожданной встречей с желанной женщиной или еще с какими-нибудь прелестями нашей грешной жизни. Мысли все его, как и тело, расслабились и текли медленно и расплывчато.
  Он для себя уже окончательно решил, что после ванны обязательно поспит на диване, в зале, как минимум три-четыре часа. В любом случае надо постирать белье, которое должно высохнуть, а это часа четыре, не меньше, значит, и успеет отдохнуть. Постирав белье, он развесил его тут же на трубах, а сам, не спеша, нежась в ванне, сбривал товарищиным станком длинную щетину.  Но со своими радужными мыслями он расстался очень быстро и просто, после того, как постучал тот парень и сообщил ему, что он его задерживает, так как тому куда-то надо к восьми часам. От неожиданности Василий просто опешил и, продолжая ещё некоторое время сидеть в тёплой ванне, вообще не знал, что делать. Но потом понял, что просить у парня ключ и оставаться без него здесь - это уже больше, чем непорядочность, а народная поговорка:
“Хорошего понемножку” - существует не зря и на тот момент она была, как никогда кстати.

  Он извинился и сказал, что уже выбегает. Плавки, майку и носки, отжав, надел на себя, все равно высохнут. Рубашку же завернул в газету отдельным пакетом, а свитер надел прямо на майку.
  На улице ветер стал заметно тише, но Василию от этого легче не стало.
  Ему показалось, что после тёплого подъезда его с головой окунули в прорубь.  Холод сначала объял его, с мокрыми волосами, голову, затем все мокрое на нём. Создалось впечатление, что его одежда не из хлопка, а из металла, и мурашки охватили все тело.
  Парень предупредил, что электричкой сегодня с их станции не уедешь и надо проехать до станции Болошево автобусом.
  Автобуса долго не было. Вася, совсем не от радости, приплясывал, ожидая его, передергиваясь всем телом, от последнего волоса на голове до мизинца на ногах при каждом порыве ветра.  Наконец автобус прибыл, и путь его лежал уже в сторону заветной цели, где его ждали свои, куда он обязан пробраться, чего бы ему это ни стоило!
                Глава VI

  На станции толпился народ. Движение поездов на Москву в тот день задерживалось. В ожидании электрички Василий познакомился с молодым парнем в кожанке и значком со свастикой. Узнал, что он в партии РНЕ и тоже едет на митинг, который состоится в пять часов на “Баррикадной”. Часа через три появилась первая электричка, битком забитая людьми; парень втиснулся туда. Василий - не смог. Но через полчаса на следующей ехал и он, с радостью сознавая, что все ближе и ближе движется к цели. На вокзале ощутил, что белье на нём высохло и уже совсем нехолодно. Теперь, в туалете он позволил себе надеть и рубашку, которая на нём, без сомнения, вскоре высохнет.  Сначала позвонил Лене в редакцию в надежде узнать весточку о доме. Но оказалось, такой редакции вовсе нет. Василий все понял... Затем сделал несколько попыток приблизиться к “Белому”. Они закончились также безуспешно.

  В пять часов опять приехал на “Баррикадную”. Снова шел дождь, но митинг уже начался. Людей сегодня было немного, но площадь постепенно заполнялась. На трибуне ораторы сменяли друг друга. Постоянно проходили распространители духовной литературы Жириновского. Василий спросил у одного из них:
- Почему ваших нет в “Белом”? В ответ тот сказал, что в большинстве все там. Это явно была неправда, Василь знал это на сто процентов и он поделился своим недоумением с пожилым человеком, который стоял рядом.  - Не верь ему! - ответил он. - Те, кто проталкивали к власти Ельцина, под видом оппозиционных лидеров патриотических движений держат своих людей как запасной вариант, чтобы, сменив флаг, оставить власть за собой. Василий вспомнил ту женщину из города Очакова, сын которой, поверив пропаганде Жириновского, в патриотическом порыве уехал помогать ему. И через некоторое время она получила весть о гибели сына при несчастном случае.  Потом тот пожилой человек рассказал, что настоящие патриоты пытались показать истинное лицо этого провокатора, основная задача которого, под видом патриота как можно больше переманить к себе патриотически-настроенную молодёжь, чтобы отвлечь молодых людей от настоящих патриотических дел. И  при современном раскладе средств информации со своей задачей он всегда успешно справлялся.

  Вдруг их беседу прервал какой-то шум и переполох в толпе. Это где-то с переулка несколько групп молодых парней начали кидать в толпу митингующих камни. С трибуны выступающие призывали людей не поддаваться на провокации.  Но уже несколько молодых человек побежали преследовать тех.  В это же время из переулка вышли и построились отряды военных, и убегающие попрятались за живую стену щитов.
  Военные (опять непонятно: милиция или армейцы?) двумя лавинами с двух сторон начали теснить митингующих. Народ практически не сопротивлялся, и вскоре всех загнали в метро.

  Василий понял, что с общей народной массой к Белому дому ему не прорваться, и поэтому решил посвятить полностью все время решению этой проблемы в одиночку. Вскоре он уже был у первых кордонов милиции.  Подходя, то к одним, то к другим постам, пытался опять хоть как-то углубиться,  но все было бесполезно. Тогда он решил, что без помощи местных жителей ему не пройти. Начал подходить то к одной, то к другой кучке молодых ребят, расспрашивая различные варианты возможности проникновения ближе к “Дому”.

  Один мальчик лет пятнадцати, очень интеллигентный, в очках и с дипломатом, с удовольствием вызвался помочь ему. Первое, что они сделали - это миновали первую цепь, скользя через какой-то двор по грязному пригорку.  Но, пройдя метров сто, уперлись во второй кордон. Долго объясняли, что живут вон там, но забыли паспорта. Парнишку пропустили, поскольку он всем своим видом не представлял никакой опасности, Василия - нет.
 
  Погода заметно улучшилась. Василий зашел во двор на пригорок и смотрел, как через первую цепь проходила группа мужчин, человек семь. Пока они шли ко второму кордону, он успел переговорить с одним из них. Оказывается, они представляли стачкомы заводов и им разрешили “углубиться”, так как заводы находятся в предзабастовочном состоянии и люди нуждаются в информации, которая должна успокоить их и убедить отменить забастовку.  Когда эту группу пополнила группа из двух офицеров милиции и двух гражданских, Василий легко вписался в эту компанию. Непринужденно беседуя с милиционером во время движения всей делегации, создал впечатление для  представителей от заводов, что он из группы сопровождения. Сопровождающие же предполагали, что он из числа представителей стачкома и очень вежливо старались объяснить ему, что там, в Белом доме собрались одни только фашисты. Он же по ходу от заставы к заставе продолжал задавать вопросы старшим патрульным.

  Количество оцеплений превзошло все ожидаемые предположения. За каждым углом, через каждые пятьдесят-сто метров стояли посты милиции в бронежилетах, в касках, прикрытые отдельными отрядами, с автоматами.  Они подошли к каким-то гаражам; сопровождающие сказали, что дальше ни их, ни нас никто не пропустит, так как там начинается зона потенциальных террористических действий со стороны фашиствующих элементов из Белого дома. Потом они сказали, что назад всех свободно пропускают, и покинули их.  Представители стачкомов стояли, обсуждая увиденное. Василий тоже стоял, дожидался своего нового друга, которого после досмотра пропускали через посты и который ,все время, двигался за ними. Подойдя, он кивнул Василию головой, и тот пошел за ним.

  Они перешли проезд и пошли дальше. Но шли уже как бы и не углубляясь и не уходя за посты по какому-то проезжему кольцу, между двух кордонов.  Милиция, очевидно, принимая во внимание, что если они здесь, то пропустили их сюда не без основания, не останавливала их. Но Василий понимал, что это все пока они не попытаются проникнуть через следующий пост, а следующий кордон отличался от других большим количеством постовых с автоматами. Это говорило о том, что днем здесь уже пройти не получится.  Не зная, что делать, они продолжали, не спеша брести вдоль стоящих по обеим сторонам улицы постов. Им попадались группы других гражданских, видимо жителей ближайших домов. Это придавало Василию и его попутчику дополнительное алиби. Вскоре они подошли к большому кинотеатру. Во вчерашней суматохе Василий не очень запомнил, но, кажется, это был тот самый кинотеатр с летним большим вестибюлем, из которого вчера наблюдал массовое избиение.  - Значит, уже совсем близко до “Белого”. Кинотеатр, да к тому же работающий - это был шанс и еще какой, даже отличный! Последний сеанс заканчивается, когда уже темно, а тут - на тебе - еще и мужчина билеты предлагает на улице.

  Его спутник в кино идти отказался, сказав, что его родители будут беспокоиться. Но он постарается, если сможет, от них украдкой выйти и придет  к окончанию сеанса. Василий от его помощи категорически отказался, сказав, что у него к тому времени будет помощник.
  Парень отозвал его в сторону и достал из своего школьного дипломата резиновую дубинку и очень досконально объяснял, что это его работа и хотя эта вещь меньше по размерам, но обладает большой силой удара. Он сам лично проводил расчеты и сам делал все по науке. Далее сказал, что он её дарит ему.  Василий горячо поблагодарил его, но от подарка отказался, сказав, что с дубинкой его “тормознут” наверняка, после по-мужски пожал ему руку, и парнишка ушел.

  Билет в кинотеатр для него был и пропуском через цепь постов вокруг кинотеатра. Имея время до сеанса, и прохаживаясь вдоль постов, которые его свободно пропускали по этому “документу”, он внимательно рассматривал забор из металлической ограды, за которой была зона усиленной охраны.               
                Глава VII

  Перешагнув порог шикарного, просторного фойе оригинального исполнения, он попал в другой мир, сказочный мир искусства и красивой жизни.  Этот контраст особенно был усилен обстановкой за стенами этого здания.  Даже своя штатная охрана - молодые, сильные парни в черной униформе с белой рубашкой и черными галстуками, которые ходили по просторному фойе с портативными рациями, не омрачали праздничной обстановки. Наличие буфетов с неплохим ассортиментом и количество молодых, красиво одетых людей обоего пола будоражило Васину память и придавало вкус прелести беззаботной жизни этого мира…

  Его место оказалось в первых рядах зала. Время уже подошло к началу сеанса, но фильм не начинался. Оказывается, как он выяснил у соседей-молодых милых девушек,  еще будет предварительное выступление артистов и все ждут Олега Табакова. Вначале выступали незнакомые Васе артисты, затем появился и сам Табаков.

  Он сразу свободно начал общаться с публикой, рассказывая, как он “открыл” молодого выпускника Саратовского училища Миронова, героя главной роли этого фильма - тезки знаменитого Миронова. Потом упомянул о политике, за которой тогда ходить было не надо дальше стен этого кинотеатра. Далее начал говорить о роли всех в политике и артистов в частности. Он небезосновательно, стал рассказывать о том, что если кто-то думает, что политику делают политики, то они глубоко ошибаются... Политику делают люди искусства-артисты. И то, что этот вместительный зал, заполнен полностью сейчас, когда политики призывают народ идти на баррикады, только подтверждает его слова. Не без гордости излагал Табаков.

  В Васином сознании к большинству категорий артистов сложилось уже свое собственное мнение. И он, хотя и внимательно всматривался в лицо этого избранника человеческой судьбы, кумира многих поколений поклонников кино, слушал его с явным равнодушием. В его глазах он был очень маленьким человечком, достигшим высоких вершин, как и многие, преданностью делу, но не искусству, а делу того клана, который с первых дней семнадцатого осознал, что “из всех искусств для нас важнейшим является кино”.
  Клан, ревниво охранявший этот великий капитал интеллекта от неугодных ему людей. Клан, который много поколений для этой цели ставил только своих министров и других ответственных лиц над этим видом искусства, как, впрочем, и над другими. Тому клану, который обрел великую силу: и материальную, и духовную.  Эта сила легко может сделать из самой заурядной посредственности кумира всех и вся, может уничтожить любого человека с беспредельным талантом, если он не продажен и отказывается служить им.

   Конечно, и Табаков, и такие же другие - большие интеллекты с даром речи.  Но самородков по матушке России тысячи, да дорога им на пьедестал вершины своих талантов под строгим контролем. А если они придут в известность снизу, завоевав сердца своих сограждан, “минуя контрольные посты”, то подлежат детальной обработке. Только прирученным, им позволено творить, как Булату Окуджаве и другим. Но, если они безнадежно не поддаются дрессировке, то их ждет судьба Есенина, Дина Рида, Талькова и других.
 
   Потому Васино отношение ко всему происходящему здесь позволяло, помимо “объекта внимания”, созерцать и его почитателей. Здесь все было, конечно, однозначно. Его милые соседки были как бы во сне, в шоке. Они слушали все, затаив дыхание; Василий невольно залюбовался их непосредственными, полудетскими личиками с блестящими глазенками и приоткрытыми устами.  Они не сводили глаз с этого “бога кино”, все их мысли и вся их душа были в нем, в этом великом и недосягаемом пришельце из театрального мира. Мира, в который они влюблены всем сердцем, каждой молекулой своего тела, своей искренней юношеской наивностью. Их стоит только поманить пальцем, и они полетят, не задумываясь, на крыльях своей мечты, отдадут все ради великого, прекрасного мира искусства.

  Сколько их таких прошло, сколько судеб раскололось о несбывшиеся мечты, прежде чем они осознали своё рабское предназначение в этом купленном мире! Кто-то скажет:
- Какие мелочи жизни все это, когда уже целые детские интернаты продаются за границу. Когда при этой власти наше государство стало “страна - где так свободно дышит педофил!”. Где малолетние мальчики покупаются как щенки. А использование девочек-малолеток, конечно, это мелочь, и идет это как доплата услужливым знаменитостям.
 
  А, говорят, что искусство вне политики!  Как раз, наоборот, через искусство всегда шла обработка обывателя, и не случайно жанр эстрадного юмора ревниво удерживался в одних руках -  это тоже могучее оружие. Вся эта армия незаметно, но доходчиво, проводит агитацию в обычное время. А в решающий момент политики, скажем, перед выборами, все они выходят из укрытия: запоют, запляшут и захохочут в нужном направлении. И не только Жванецкие, Шифрины, Хазановы и прочие “осетины”*, но и более скрытые, вроде бы независимые личности.

  После Табакова вышел Миронов - парень лет двадцати пяти. Он что-то тоже рассказывал, заканчивая каждый сюжет выполнением своеобразного трюка по созданию на лице по-деревенски простой до глуповатости улыбки, показывая всем видом, что именно эта непосредственная улыбка дала ему прямую дорогу на широкие экраны кино.

  Затем начался сам фильм. Сюжет фильма сводился опять к одной и той же модной сейчас теме: как тяжко жить евреям в России. Мораль сей басни надо, конечно, понимать так: все русские должны каяться перед евреями.  Медленно выходя в толпе зрителей из зала, он думал над темой фильма.  Еврейский вопрос существует и вовсе не потому, что в фильме есть доля правды. Василий вырос в рабочем поселке Таловая, в Воронежской области.  И этот поселок, помимо русских и украинских, имеет в окружении и еврейские села. Да, да, именно, с еврейскими по вере селами.
  Он глубоко сомневался в семитском происхождении этих евреев, так как они имеют чисто русские черты лица, включая рыжих, как апельсин на снегу, и типичных блондинов. Видимо, в какие-то времена “старины глубокой” для одного из русских племен обстоятельства сложились так, что они вынуждены были принять иудейскую веру. Поэтому у него на родине в рабочем поселке среди его ровесников - достаточно было и евреев.
  Но когда в “разборках уличной политики” сходились две толпы подростков из противоположных кварталов поселка, и начиналось выяснение отношений с применением колов, штакетин и других подручных средств, да так, что “чертям было тошно на том свете”. Тогда никому в голову не приходила мысль считать, сколько евреев или «хохлов» в одном и противоположном лагерях. Просто тогда не делили людей по национальностям.

  И потому у него сознательно сложилось свое мнение, и он с большим уважением относился к тем редким настоящим евреям, которые не скрывали ни своей национальности, ни своего образа жизни, ни образа мышления. Это честные люди, и живут они, к сожалению, под двумя прессами.
  Во-первых, на них давят сами сионисты, повсеместно раздувая антисемитизм, чтобы включить всех в борьбу за идеи великого Израиля, в ущерб той стране, где их родили и выкормили.
  Во-вторых, они находятся под давлением той глупой части русского обывателя, который, к великому удовольствию “отцов сиона” третирует этих евреев, заставляя их также озлобляться и пополнять армию скрытых борцов за идею мирового господства “избранного Богом народа”, пусть даже не разделяя эту идею.

  И тогда Василий с удивлением рассматривал того молодого лысеющего еврея по фамилии Ширанский, который приезжал к ним в район агитировать евреев делать исход на “исконную Родину”. И потянулись тогда евреи поодиночке и семьями на ” землю обетованную”, но этот процесс был вовсе не массовый. И возвращались они назад, и говорили, что жизнь на “земле обетованной” далеко не лучше, чем у них.

  Он, как и все тогда, не мог представить, что еще будут созданы в его стране небывалый хаос и невыносимые условия для самих евреев, чтобы побудить их к массовому исходу. И это сделано для того, чтобы искусственным путем изменить генофонд в библейской столице мира всего - городе Иерусалиме и тем подготовить базу общественного мнения для переноса столицы Израиля туда. Это будет очередным шагом к идее господства над всем миром “избранного Богом народа”. И делают они это медленно, но уверенно и тихо, без шума.

   Правда, операцию по тайному захвату мятежного ядерщика в Париже и тайный вывоз его в Израиль или абордаж подводной лодки с ядерными компонентами на борту просто утаить невозможно. Все остальное, включая, убийство неугодного президента Джона Кеннеди и проталкивание в президенты и сенаторы своих людей во всех странах мира, покрыто мраком железной дисциплины, системы конспирации, корни которой уходят в глубину более чем двухтысячелетней истории.

  Но в России еврейский вопрос есть и он опять в том, что сами евреи не желают жить в созданном ими же обществе равноправия всех наций и народов.  Этот вопрос преследует нас, русских, везде. Только за что? Может, за то, что русские дают приют всем изгнанникам у себя дома, став после изгоями в своем доме? А может, нет? Может, из-за великой цены, которую заплатили мы, русские, спасая евреев? И ради чего?

  Но это уже прошлое, а вопрос есть и как его решать сейчас? Славяне  все равно объединятся, так было во все века, но по какой структуре строить государство? Конечно, самое простое - по штатам. Но опять пустит корни еврейское лобби, и опять еврейский вопрос всплывет снова. Изгнать всех евреев? Но это несправедливо не только по человеческим нормам, но, может, даже и по историческим. Ведь была Хазарская общность народов с иудейской верой.
  Видимо, будущим политикам при разработке концепции регионального самоуправления не следует исключать и возможность создания Еврейской автономии на исторической основе как неотъемлемое целое истории Руси Великой. Там евреи будут защищены, как коренное население, со всей атрибутикой, а Русь будет защищена от пятой колонны в лице сионистского лобби.
  Но опять, кто может дать гарантию, что новообразованная федерация позволит создать модель, скажем, по швейцарскому образцу или хотя бы создаст климат дружбы народов по образу бывшего Союза и в то же время даст безграничные возможности для развития одной общности народа во благо всего государства? Кто даст гарантии, исключающие уже случившийся развал государства по известному сценарию? Вопросы, вопросы, вопросы...
 
  Вопросы его приобрели совсем другой смысл, когда он оказался у выхода из театра. В проемы окон изнутри глядела темнота, но время было еще не позднее. Василий подошел к вахтеру, молодому мужчине, сидевшему за столиком у входа, узнал у него, что он дежурит всю ночь. Начал ему объяснять, что ему надо к “Белому”, и попросил оставить его с ним на пару часов в театре после закрытия. Вахтер не согласился, и другого выбора у него уже не было.

  “осетины”* - Хазанов в графе – национальность, своего советского паспорта, записал: осетин.