Боги улыбнутся завтра

Кохання, кохання з вечоpа до рання,
Як сонечко зiйде, як сонечко зiйде.
Кохання вiдійде, як сонечко зiйде,
Як сонечко зiйде, кохання вiдiйде.

Украинская народная песня


 В четырнадцать лет мой мир развалился, как карточный домик. Сначала погибли родители, они у меня были репортёрами и постоянно выезжали на горячие точки в поисках интересных репортажей. Один из таких закончился печально – родителей взяли в плен, где-то в Афганистане, и вскоре расстреляли. Я остался жить с бабушкой, но и та вскоре ушла в мир иной.
 Задумываться «а что же делать завтра?» я пока не мог, уж сильно мне было наплевать на всё это. Я просто существовал в этом мире, стараясь не высохнуть и хотя бы изредка тешить себя мыслями о счастливой жизни.
 Для меня начался круговорот переездов: сначала поместили в Пермский дом-интернат, откуда через полгода я сбежал, потом два года шлялся с беспризорниками, промышляя воровством и разбоем, а потом попал в подростковую комнату милиции, откуда я направился прямиком в колонию.
 Не буду рассказывать про жизнь за решеткой, скажу лишь одно – это чертовски старит. Выйдя на свободу, я с ужасом замечал за собой, как всё-таки я отстал от жизни. Вроде, тебе всего восемнадцать, а у тебя ничего нет, и тебе ничего не охота. Были у меня и многочисленные попытки свести счёты с жизнью, и всё время меня кто-то спасал, кто-то старался вытащить из ямы. Одна женщина, чьё имя я сейчас не вспомню, даже предложила взять её в жёны – уж очень ей моя загадочность понравилась. Вы слышали – загадочность! Какая может быть загадочность в человеке, который кроме детдома и камерной параши ничего в жизни не видел? Тогда я точно решил, что мне нужно всё поменять.
 Не скажу, что новая жизнь мне легко давалась. Я карабкался, как мог, выслушивая насмешки глупых людей, о том, что малолетний зэк ничего в своей жизни не добьётся, кроме как загреметь обратно за решётку. Ничего подобного, скажу я вам – можно! Только нужно стараться, и терпеть…
 Свой путь я начал, как всегда это бывает, с работы. Сначала разгружал вагоны, потом работал в речном порту, продавая газеты и наблюдая за расторопными туристами. На некоторых из них я даже наживался – брал деньги за то, что указывал дорогу в музеи, театры… Туристы - ужасно глупый народ, если, конечно, они не русские!
 А потом я случайно познакомился с Александром Филиппычем, чья жизнь напоминала мне отрывок из любовного романа. Он был бабником и вокруг него постоянно крутились женщины – это были и светские расфуфыренные барышни, а дешевки из ночного клуба. И со всеми Филиппыч находил общий язык, со всеми был, как говорят, на одной ноге.
 Официально Александр Филиппыч занимался продажей катеров и моторных лодок, торговал ими в нашем городе и в других регионах. Но настоящим его призванием была торговля любви. Да, он был сутенёром и мог грамотно распоряжаться женской красотой. Это вам не железяками с мотором торговать!
 Филиппычу я приглянулся, несмотря на моё тёмное прошлое. Он взял меня к себе на подработку и вскоре я уже развозил VIP-девушек по дачам и саунам. Работёнка не пыльная: привёз, подождал, отвёз. Вот и всё дело! За это я честно получал свой процент и в ус себе не дул!
 Проститутки стали для меня семьёй, если можно так выразится. Пока мы добирались до объёкта, они успевали рассказывать мне и про свою жизнь, и про «не поступила в университет, а домой на Украину возвращаться стыдно», и про то, что некоторые клиенты оказываются такими болванами, что во время секса распевают гимн Российской Федерации. Я с интересом всё слушал, а иной раз и сам разглагольствовал о несправедливой судьбе и поломанной жизни.
 Была среди проституток девушка с красивым именем Милана, а в миру просто Роза. Она приехала в наш город из Сибирской деревушки, где-то полгода назад. По всем известной схеме занялась продажей любви, и вскоре это дело её засосало.
- Ничего сложного, - рассказывала она мне в машине, пока мы добирались по адресу. – Закрываешь глаза и представляешь себе Тома Круза. А, если совсем уж противно становится, то просишь выключить свет. Мне обычно старички-извращенцы попадаются, у которых аппарат давно уже не фурычит. Так с ними вообще просто! Они больше играть любят.
- В медсестёр и больных? – спросил я.
- И в медсестёр, и в пожарных. А самое интересное то, что реквизит для всего этого у них всегда припасен. 
 Милана часто попадала в мою смену, и мы с ней успели сдружиться. Не знаю точно, испытывал ли я к ней больше, чем просто дружбу, но мне с ней было интересно, чем с кем-то иной. И я часто задумывался о том, чтобы вытащить Милану из этого болота. Однажды даже предложил ей устроиться куда-нибудь официанткой, или продавщицей, но Милана с упрёком посмотрела на меня и махнула рукой.
- Я тут прилично зарабатываю, а продавцами пусть ПТУ-шницы работают! – сказала Милана перед тем, как вылезти из машины.
 И я понимал, что деньги тут вертятся приличные, но то, что работа эта «не честная» не давало мне покоя.
 И я вновь, и вновь, под разными предлогами, давал понять Милане, что стоит остановиться, что нужно искать другой образ жизни, заводить семью, жить, как все нормальные люди.
- Я нормальная, - отвечала проститутка, - ненормальный тот, кто считает нас отбросами общества, хотя настоящие отбросы и сделали нас такими. Если бы в университете старый кабель, которому уже пора на тот свет, поставил бы мне ещё один бал, то я бы спокойно себе училась и жила бы на стипендию. Ты думаешь, я от хорошей жизни на панель встала? Или от того, что мне заняться было больше не чем?
- Нет, - обескуражено ответил я. – Но ведь проблемы можно решать и другими способами.
- Какими? Полы мыть за три копейки, или овощами в переходах торговать? Нет уж! Пока я красива и привлекательна, я буду так зарабатывать себе на жизнь.
- Вот именно – ты красива! – зацепился я за слова Миланы. – Тебе не жалко разбрасываться своей красотой.
- Нет. Я так живу!
 И вновь Миланы подкинула мне пищи для размышлений.

 Через год моей водительской работы, я понял, что отговорить проститутку заниматься продажей собственного тела – дело бесполезное и глупое. Как говорили сами ночные бабочки, придёт время и всё само собой завершится. Не стоит танцевать быстрее музыки.
 Александр Филиппыч считал так же и настоятельно просил меня не лезть к девушкам с такими разговорами, а уж тем более агитировать их бросить заниматься проституцией.
- Это твой хлеб, дурень! – говорил мне Филиппыч. – Пока они работают, ты получаешь свой хлеб!
 Потом я ни с того, ни с чего задумался о любви. Это Милана повлияла так на меня, что я день и ночь мечтал о ней, вожделел её. Однажды даже предложил ей переспать со мной, за деньги, конечно же, но Милана тактично мне отказала.
- Ты хороший, - говорила она. – Ну, зачем тебе нужна такая, как я?
- А, может, я влюбился? Да, я люблю тебя!
- ты сам-то понимаешь, кого ты любишь? Я – проститутка!
 Не сдержав своего возбуждения, я накинулся на Милану и стал целовать её в лицо.
- Давай всё бросим, - просил я. – Давай уедем, начнём всё с начала! Я буду работать. Обещаю, у нас всё будет хорошо!
- Ты в своём уме! – Милана резко меня оттолкнула. – Лечись!
 Тогда я раз и навсегда понял, что нужно сдерживать свои эмоции, а лучше – держать их в дальнем кармане.
 Милана долго не разговаривала со мной, даже тогда, когда я отвозил её к очередному клиенту. Порой, у меня возникала мысль связать её и насильно увезти подальше от этого города. Но всегда я вспоминал поговорку «насильно мил не будешь!». И, что-то затухало во мне тогда, что-то быстро менялось. Я старался не думать об этой пагубной любви, порою заливая горе литрами водки. Казалось, что Милану уже не изменить, да и мне стоило поменьше выказывать свои симпатии.
 Приходилось так же молчать, томно смотреть в лобовое стекло, наблюдая за тем, как быстро наступает осень, и чувствовать жуткую боль в сердце – такую, что скулы сводило.
 Но однажды я всё же не смог вытерпеть. Случилось это на очередном заказе Миланы. Я сидел в машине и дожидался, пока проститутка закончит свою работу. По привычке, курил и думал о всякой ерунде. Неожиданно раздался крик, я сначала подумал, что послышалось, но затем понял, что кричит женщина, и что ей нужна помощь.
 Это было за городом, в дачном посёлке. Я вылетел из автомобиля и понёсся в коттедж, вокруг которого в клумбах цвели осенние цветы.
 Не знаю, что случилось тогда со мной, но я, как будто бы одурел: с ноги выбил входную дверь, которая, как оказалось, была не заперта, поднялся на второй этаж и вбежал в спальню.
 Милана голая лежала на полу, а на ней ёрзал стройный мужчина с необычно длинными волосами. Одной рукой он держал её за запястья, а второй бил по лицу.
- Хорошо тебе? – произносил он прежде чем нанести очередной удар. – Тебе хорошо, сука?
 Я сразу понял, что самому мне не завалить ублюдка, а потому схватился за позолоченную статуэтку, которая стояла рядом на полке. Перед тем, как  сделать это, я поймал испуганный взгляд Миланы, которая будто просила меня не делать этого. Но я рефлекторно ударил мужика по голове, пробив ему череп, и стащил грузное тело с Миланы. Она поднялась на ноги и, не стесняясь своей наготы, стала вытирать с лица капли алой крови.
- Идиот! – кричала она. – Ты его кончил! Что теперь делать?
- Я тебя спасал! – обиделся я.
- Меня не нужно спасать. Это моя работа!
- Пошла ты! – я смачно харкнул на труп и вышел вон.
 Мы долго сидели с Миланой в машине и думали, что нам делать с трупом. Я предлагал закапать его в лесу, а Милана – сбросить в реку.
- Один хер от шефа попадёт, если он узнает! – сказала проститутка, затягиваясь сигаретой.
 Мы погрузили труп в багажник, завернув его в целлофан. Заехали поглубже в лес и стали рыть могилу, благо походная лопата у нас была (видимо, как раз для таких случаев, как этот).
- Только не сболтни кому об этом! – грозно предупредила меня Милана.
- Я олух, по-твоему? – обиделся я.
 Милана ухмыльнулась.
- Спасибо тебе! - поблагодарила она затем и поцеловала меня в губы.


 С тех пор наша дружба с Миланой стала крепче. Но это была только дружба, а мне хотелось, что бы наши отношения перешли на следующий уровень. Но Милана лишь разводила руки, намекая на мой возраст, и вспоминала о том, что она проститутка.
- Быть может, лет в сорок я и соглашусь выйти за тебя замуж, а пока найди себе другую!
- Мне ты нужна! – кротко, но серьёзно отвечал я. – Как ты не понимаешь, что можно выбраться из всего этого дерьма! Главное захотеть!
- Ты ещё совсем глупый! – ухмылялась Милана, ёрзая своей ладонью по моим волосам.
 И каждый раз был похож на другой. Я совсем отчаялся завоевать сердце проститутки и вновь попробовал обо всё забыть, пока не понял, что лучший способ потушить пожар в моём сердце – это самому уехать из города.
 У меня была тётя, которая жила в маленьком городке под Челябинском. С тех пор, как погибли мои родители, она постоянно звала меня к себе, мол, в институт поступишь, жизнь новую начнёшь. Я всё отказывался, думал, что поживу в детдоме, зато один. Теперь же, тётя была моим последним вариантом и я, собрав свои манатки и распрощавшись с Филиппычем, не раздумывая уехал к ней.
 Там действительно началась новая жизнь, всё старое стало стремительно покидать меня. Но Милану я не забывал, тем самым делая себе больнее. И думал я о том, что она приедет, что она всё же заскучает по мне. Но, увы, всё сходилось к нулю.
 Потом я долго мучился терзаниями о том, что тот труп в лесу найдут и меня вновь упекут за решетку. Это ещё больше терзало меня. Каждый день я метался от мысли о Милане к мыслям, о трупе. Так и жил.
 Тётка пристроила меня охранником на фабрику по производству сантехники, где я бездумно и не осознанно гнил изнутри. Это было ужасно, когда сердце тянула обратно в те края, где я был по-настоящему счастлив, где жизнь была сладкой и не такой скучной. Мне приходилось терпеть упрёки своей тёти, когда та находила в моих карманах пакеты с травой или нацваем. А, что мне оставалось делать, когда вокруг тебя лишь глухие стены и одиночество?
 Годы летели, а я  оставался всё таким же бестолковым и унылым. Порой, я покупал билеты, чтобы вернуться к Милане, но потом рвал их, осознавая тот факт, что ей я не нужен. Тётя предлагала мне всё же съездить в мой родной город, чтобы наведать старых друзей и развеяться. Я отказывался до тех пор, пока не получил письмо от Филиппыча. В нём сутенёр писал, что всё у него хорошо, но ему жутко меня не хватает, мол, водитель я отменный. Решив, что всё же съездить на пару деньков на родину стоит, я вновь купил билеты и через пару дней стоял на привокзальной площади в своём родном и таком любимом городе.
 Тут же рванул к Филиппычу и застал его в порту, где он, в окружении «прекрасных дам» выпивал в кафешке вино и закусывал всё это солёной рыбой.
 Мы жарко обнялись, как старые друзья, и хорошенько выпили. Я долго не смел спрашивать о Милане, но в момент, когда мне стало совсем тоскливо и сердце рвалось к милой и любимой, я кротко спросил:
- Милана-то до сих пор работает?
 Филиппыч погрустнел и залил в себя очередную рюмку водки.
- Тут такое дело брат, - начал говорить сутенёр, - помнишь того мужика, которому ты черепушку проломил? Не смотри на меня так, я всё знаю! Не стал писать тебе в письме об этом, потому что дело-то старое. Так вот, ты убил шишку местную, очень важную, кстати! В тот вечер его братаны решили сделать сюрприз и вызвать дорогому другу проститутку. К нам звонил его кореш, он запомнил имя девушки, которая должна была приехать на вызов. Они все тогда решили, что это она его грохнула, когда тот полез её избивать. В общем, вышли они на Милану через пару недель, после твоего отъезда. Поймали её у нашего «офиса», связали и увезли. На следующий день по новостям передали, что в заброшенном городском парке было совершенно ритуальное сожжение. Эти ублюдки сожгли её, как ведьму! 
 После рассказа Филиппыча я почувствовал резкую боль внизу живота, под ложечкой засосало, и мне захотелось блевать. Не знаю, как я успел выбежать из кафе, но вытошнило меня ровно у газетного киоска, где я когда-то работал.
 Внутри у меня опустело, как будто душу вынули и закачали в тело цистерну воды.
 Я обтёр лицо снегом и сел в сугроб. Мимо проходили обескураженные люди, косясь на лужу блевотины возле меня, кто-то пытался поднять моё опустевшее тело, кто-то грозился вызвать милицию. А я всё сидел и вспоминал ту ночь, когда мы с Миланой закапывали в лесу труп ублюдка, когда она поцеловала меня, когда я был счастлив.
 Получается, что я не спас её в ту роковую ночь, а наоборот – погубил. И кого винить теперь, после стольких лет? Себя? Ублюдка? Бога? Нет – однозначно не его, ведь ему удалось так грамотно всё расставить, чтобы каждый в этой игре мог осознать своё место. Моё место, в чём я неоднократно убеждался и до, и после колонии для несовершеннолетних, на параше. Я постоянно нахожусь на обочине, в то время как все остальные смиренно идут по тропе жизни и радуются каждым прожитым секундам. И мне остаётся лишь ждать очередного толчка, тихо повторяя:
- Если не можешь изменить жизнь – терпи!          

Март 2011
Нефтекамск