Рута Менсерен Гл. 5

В деревне и впрямь творилось что-то невообразимое. Распахивались окна, двери, калитки, ворота. Выбегали мужики и бабы, с криками да воплями устремлялись куда-то. Каждый второй непременно тащил с собой багор, вилы или на худой конец скалку. Шум нарастал, и староста наконец его услышал. Крякнул озадаченно, и, поймав себя на том, что рука тянется к бороде, спешно оперся ею о крышку стола. Приподнялся, и неторопливо прошел к двери. Про себя пожалел, что отослал жену к Ильке. Уже бы Маришка давно все разузнала и ему бы рассказала.
- Пойду, узнаю, в чем там дело… - полувопросительно обратился он к полусотнику. Долен Демшан кивнул:
- Дай-ка и я с тобой прогуляюсь, Житор. А то что-то отяжелел я, и в сон клонит. Заодно и погляжу, куда Вакстайн запропастился. Не из-за него ли шум…
- Может, пожар где случился…? – предположил староста, придерживая полусотнику дверь.
Оба вышли на крыльцо и задумчиво уставились на поспешающих куда-то липничан. Большая часть села опустела, одни лишь стражники неторопливо стягивались к старостиному двору. Долена Тиреми нигде не было видно. Полусотник недовольно сплюнул.
- Уже помчался свой прыщавый нос совать, куда собака не совала.
Нердяга озабоченно почесал в затылке и, спустившись с крыльца, направился к калитке.
- Гляну пойду, отчего шумят… - снова полувопросительно сказал он, обернувшись к долену Демшану.
- Погоди, я тоже пойду. Дай только саблю взять! – ответил полусотник и скрылся за дверью.
Шум понемногу затихал вдалеке, и долен Демшан велел стражнику подать лошадей. Тот замялся, силясь сообразить – какую такую лошадь подать старосте?
- Что вытаращился? – гаркнул полусотник, - долена Вакстайна коня тоже выводи!
Стражника как ветром сдуло. Демшан Живерока в службе шуток не любил. Через мгновенье, парень уже вел в поводу оседланных лошадей.
- Староват я стал – пешком поспешать, – с усмешкой сказал старосте Живерока, - да и ты не молод, чтоб за мной на своих двоих рысить. Садись на коня долена Тиреми и поедем без лишней суеты.
Житор молча вдел ногу в стремя и с кряхтеньем стал лезть в седло, но застрял на половине пути, не в силах перекинуть вторую ногу. Стражник, с презрением наблюдавший за потугами старосты, и не думал помогать. Лишь когда полусотник жестом приказал помочь, стражник нехотя приподнял старосту за шкирку и взгромоздил того на коня, словно мешок. Очутившись в седле, Житор осторожно подобрал поводья и вопросительно взглянул на долена Демшана. Тот одобрительно кивнул и пустил коня шагом. Стражник уже открывал ворота.
Липницкие улицы были пусты. Крики слышались со стороны реки. Внезапно наступило короткое молчание, после чего хор воплей усилился многократно, и снова начал приближаться к деревне.
- Как бы до смертоубийства не дошло, - озабоченно сказал Житор. В ответ долен Демшан пришпорил лошадь. Десяток стражников, собравшихся рядом с домом, двинулись следом. Староста, мешком болтаясь в седле, даже не попробовал за ними угнаться. По молодости бывало, и езживал он верхом, но с тех пор много воды утекло. А в последние годы, так и на телеге никуда не выезжал. В отличие от него, долен Живерока, при всей своей дебелости, на коне сидел как влитой. Нердяга отстал на добрых полсотни шагов, ругаясь последними словами и медленно сползая набок. Все же удержался, не упал. Тем временем полусотник доскакал до разъяренной толпы, и принялся орать во все горло, хлеща плетью первых попавшихся. Стражники молча обнажили клинки и прикрывали его с боков и со спины. Мужики шарахались в стороны, огрызались зло, но нехотя расступались перед ними.
- Что случилось, люди? – крикнул Житор издалека.
- Ведьма Риньшу загубила! – взвизгнула какая-то бабёнка, – сжечь её надо!
Вытянув шею, староста углядел безвольно повисшего на чьих-то плечах парня, ещё постаравшись – тонкую согнутую фигуру в плаще. Давешняя пришелица, не иначе. Ох, чуяло его сердце – не надо было…
Чего именно не надо было делать, староста додумать не успел, поскольку подъехал ближе и увидел рядом с пришлой девкой долена Вакстайна. С обнаженной саблей, тот удилами горячил коня, время от времени награждая особо ретивых мстителей ударами плашмя. Одновременно с этим, он кричал разгневанному Живероке:
- Чуть на части не разорвали! Еле отбил!
- Зачем вмешался?! – орали мужики, - на месте бы прибили!
- Кол ей в сердце вбейте щас же! – визжали бабы, - нечисть в деревню зачем волоктить?!
Ведьму крепко держали с двух сторон парни, беспрестанно плюясь по сторонам. И плащ, и платье у девки были изорваны донельзя. На чем только и держались. С появлением полусотника, мужики поуспокоились, и не возражали довести ведьму до костра в целости и сохранности, но рассвирепевших женщин унять было куда труднее. То и дело протискивалась чья-нибудь рука, норовившая рвануть ведьму за волосы, на худой конец оцарапать ей лицо, ущипнуть до синяка…
- Все правильно! – крикнул Живерока, - нельзя без суда! Судить будем, а уж потом…!
Поглядела бы на себя Рута со стороны – не узнала бы себя утрешнюю. И так неказиста, а теперь и вовсе страх один. Кровоподтек на кровоподтеке, исцарапанная в кровь, с всклокоченными волосами (как только все не вырвали!) – девушка еле плелась, скорее висела на дюжих мужских руках, и порой ноги её бессильно волочились по пыльной дороге. Стражники постепенно оттеснили наиболее агрессивных мстителей и образовали защитное кольцо, внутри которого находились лишь долен Демшан, девушка и два парня, её тащившие.
Не помнила сейчас Рута ни угодливого корчмаря, величавшего её доленкой, ни любопытного Кулибу, ни наглого пьяницу Пиляка. Не помнила, не думала, не вспоминала. Все, что было в ней теперь – ужас, обжигающий как ледяная вода ужас, заставляющий молча висеть на руках своих мучителей. И боль, пронзавшая её с головы до ног. Сначала сопротивлялась, пыталась что-то объяснить. Не дали. Сразу начали бить, рвать, топтать. На счастье её или несчастье – некоторые одумались: сразу ведьму забить – эдак она не почувствует ничего! В деревню её оттащить, а там при всем народе и пожечь…
Страшно Руте, страшно. И что-то звериное пытается проснуться, заполонить все её существо. Шевелится дикое, необузданное желание жить, но никак не может развернуться, дать себе волю. А тело само по себе скукожилось, сжалось, тщетно пытаясь уменьшить боль. А голова – пустая, совсем пустая, без единой мысли…
Девушка стала понемногу приходить в себя лишь у вестового столба, врытого на месте обычных деревенских сходок. Добровольные стражи усердием не поскупились – привязали её к столбу так, что веревки глубоко врезались в тело. Распоряжавшийся всем долен Демшан немедленно поставил с обеих сторон четверых солдат, чтобы не порвали раньше времени разъяренные липничане. Деревенские же, видя, что никто ведьму отпускать не собирается, приутихли, полагаясь на справедливый доленский суд, и не сомневаясь, что долен полусотник решение верное примет и ведьму на костре сожжет. Тем паче, что липничане поостыв, начали опасаться, что за самосуд могут и к ответу призвать. А так – примет долен Живерока решение, и ответ весь на себя возьмет.
Два стражника, под руководством Житора, поставили напротив столба деревянный стул, изъятый во временное пользование у Ильки Заплеса. Долен Демшан немедленно на него уселся, нисколько не сомневаясь, для кого этот стул поставили. Вакстайн с кислым лицом, встал за его спиной – принести ему хоть какую-нибудь лавчонку никто не догадался. Солдаты выстроились шеренгами с четырех сторон, отгораживая начальство от мужиков. Чем больше это напоминало настоящий доларьский суд, тем тише становились липничане, с благоговением взирая на важного полусотника, и его блестящих солдат. До поры, до времени конечно.
Между тем, Живерока с невольной жалостью поглядывал на истерзанную ведьму, понимая, что ничего хорошего её не ожидает. Девушка застонала и попыталась встряхнуть с лица слипшиеся от крови волосы. Толпа загудела неравнодушно:
- Гляди, опять колдует!
- Порчу пытается навести!
- Заткнуть ей глотку!
- Вот сам и заткни, ишь смелый какой…
- Ага, а потом полгода святнику гроши носи, чтобы очистил!
- А где святник-то? Самое время ему тут быть…
- Ничо, долен полусотник зараз и сам справится…
- Святника зовите, пошто он мешкает?!
- Не пихайся, я те так пихну…
- Куда лезешь, не бабьего ума это дело!
- Святник где?!
- Женке своей указывать будешь…
Шум снова начал набирать силу, так что долену Тиреми пришлось прикрикнуть на собравшихся. Шум начал смолкать. Внезапно толпа раздвинулась, и к солдатам вышел святник Иллирей. Ростом он был невысок, чуть ниже среднего. Жилистый, но не тощий, лысеющий старец с резкими чертами лица, - он не произвел на долена Демшана особого впечатления. Не жаловал Демшан таких вот святош, с хиленькой бороденкой. По мнению достопочтенного полусотника – хороший святник должен быть упитан, осанист, взгляд иметь в меру просветленный, а бороду густую и хорошо остриженную…
Одет святник был в длинную льняную хламиду, подпоясанную веревочкой и некрашеные холщовые штаны. Обувка его тоже ничем не выделялась: холщовые онучи, перетянутые веревочками и лапти. В руке святник держал корявую, плохо оструганную палку-посох, имевшую впрочем, довольно увесистый вид. В отличие от остальных липничан, святник не кричал, не призывал ни к каким решительным действиям, и его поведение резко выделялось на фоне всеобщих воплей. С самым суровым видом, он подошел к стражникам, и те, повинуясь жесту долена Живероки, пропустили его вовнутрь. Староста, слегка поколебавшись, скромно затерялся в толпе.
Первым делом, святник концом своего посоха очертил вокруг столба окружность, попутно посыпая её какими-то сушенными травками. И только после этого подошел поприветствовать долена Демшана. Приветствие выразилось в благословляющем жесте, коим святник благословил и Живероку, и Вакстайна, и окружающих их солдат. Долен полусотник только усмехнулся себе в бороду, но ничего не ответил. Зато солдаты, на всякий случай, скрестили пальцы и поднесли их к губам, восхваляя великого Свеза.
- Ну, скоро ли там?! – раздался из толпы нетерпеливый голос, - начинайте уж!
- Тише! – долен Тиреми грозно вскинул руку, - кому невтерпеж – может убираться домой!
Живерока сообразил, что затягивать это дело нельзя, как бы он ни желал обойтись без убийства.
- Свидетель кто? – спросил он, кашлянув.
Толпа заволновалась, затем вперед выпихнули троих: высокого молодого парня, мужичка лет сорока, с сивой бороденкой, и бабу в цветастом платке.
- С кого начнем?
- С его начните! – мужичок бойко ткнул пальцем в сторону оробевшего парня, - он все видел, и делу заводчик.
Парень живо поклонился полусотнику, и всем видом изобразил готовность отвечать на любые вопросы.
- Рассказывай, да не привирай, - внушительно произнес долен Демшан, - на лже поймаем – рядом с ней встанешь.
- Истинным Свезом клянусь, - пробасил тот, - все как есть обскажу…
- Как звать?
- Венькою отец назвал, долен.
- Ну и что там случилось-то?
- Пошли мы с Риньшею к реке прогуляться. Думали искупаться разок, на жаркий-то денек глядя. Самое оно…
- К делу ближе! – коротко сказал полусотник, зная, что стоит дать парню волю – будет битый час соловьем заливаться.
- К тому и веду, - обиделся Венька, - вышли на берег, а там она…
- Кто она?
Парень мотнул головой в сторону Руты.
- Она вон, в камышах плескалася.
Долен Тиреми коротко хмыкнул за спиной. Как же – купаться они пошли.
- Мы сперва думали – русалка. А потом глядим – выходит из воды, девка.
- А вы и рады поглазеть, - скучным тоном обронил долен Демшан.
- Да не глазели мы, клянусь… - парень замялся, не решаясь призвать Свеза в свидетели, - сразу отвернулись и стороной пошли! А она как вылезет, как завизжит, как кинется! Риньша сразу за живот схватился, скрючило его. Потом упал, а я к нему бросился. Гляжу – а у него из ноздрей кровища хлещет, как из ведра прохудившегося…
В толпе сердобольно заохали женщины. Мужики принялись целовать скрещенные пальцы, кидая на привязанную к столбу девушку кровожадные взгляды. Ободренный сочувствием односельчан Венька вдохновенно продолжил:
- Я приподнял его, трясу, по щекам хлещу со всей мочи – нет, глаза закатил и лицо белое-белое, как простыня…
- А она что? – спросил, нисколько не проникшийся сочувствием, полусотник.
-  Тряпье свое напялила и змеей на меня зашипела, - плаксивым басом ответствовал Венька, - и язык раздвоенный показывала…
Кто-то в толпе не выдержал и коротко хохотнул.
- Всё?
Парень замялся, сосредоточенно пытаясь выжать из себя дополнительные подробности, потом развел руками.
- Всё вроде. Я кричать начал, на крик Таракош прибежал с женкой своею. Они на самой окраине живут, им до речки недалеко…
- Таракош – это я, милостивый долен! – мужичок, названный свидетелем мелко закивал, и принялся кланяться в пояс. – Так и есть, ближе меня к речке никто не живет. Польза несказанная – в поливные дни водовозу платить не надоть…
- Про ведьму рассказывай, - потребовал долен Демшан.
- Так про неё я и рассказываю! – Таракош не знал, как и угодить недовольному полусотнику, - женка вот моя – Агланья…
- Ведьма?! – коротко отрубил Живерока.
В толпе снова плеснуло смешком, уже гораздо шире. Мужичок сделал заискивающее лицо, залыбился:
- Да оно, по правде сказать, что иногда и за ведьму сойдет…
Тут уже и Вакстайн не выдержал, хохотнул себе в усы. Долен Демшан поморщил губы, что в отдельных случаях выражало у него улыбку.
- Да ведь не про женку мою речь, а про енту ведьму…
- Я те дам – ведьма! – прервала его, до глубины души оскорбленная жена, - люди добрые, при всем честном народе жену ведьмой обзывает! Я вот с тобой дома поговорю, такое тесто скалкой замешу – месяц будешь на печи отлеживаться!
- Не балаболь, баба! – гаркнул полусотник, - дома будешь болтать, что ни попадя! К делу речь веди – что у реки произошло?!
- Что ты, милушка, - робким голосом возразил Таракош, - я ж тебя любя…
- Я тебе за такую любовь сторицей-то отплачу, - зловещим голосом пообещала жена, - забудешь, с какой стороны на меня залазить, а уж про корчму и подавно!
- Милушка, а корчма-то причем?! – потрясенно завопил Таракош, воздевая руки к небу.
- Хватит! – терпение долена Демшана истощилось вконец, - ещё раз не по делу заикнетесь – обоих к вестовому столбу велю привязать!
- Так я ж и по делу, - свидетель смачно чмокнул свои скрещенные пальцы, - истинным Свезом клянусь, что по делу! Прибежали мы с женкой моей, глядим – Ринька валяется, морда в крови. Рядом Венька воет, что твоя собака. Мы уж подумали, что подрались парнюки до увечья…
- Риньша белый весь был, - вставила Агланья, - как мукой обсыпанный, а Венька ревел со страху. А ведьма ента стояла, и на богомерзкое дело рук своих поганых любовалась!
- Так и было, добрый долен полусотник, - подтвердил её муж, - Аглашка сразу в деревню побежала, а мы с Венькой ведьму споймали, чтобы не сбежала! Правда, пока вели – люди набежали, помяли вот её чуток…
С этими словами, мужик потупился вроде как стыдливо: вот мол, незадача какая – побили слегка преступницу люди, недоглядел…
- Ладно, с этим ясно, - кивнул Живерока, - стало быть, единственный, кто видел, как ведьма колдовала – Венька. Ну, так расскажи, что именно девица сия вытворяла?
Парень растерянно оглянулся на стоящих сзади липничан, словно ища подсказки. Не дождался, вильнул взглядом вбок:
- Ведьмовство творила она, самое что ни на есть смертное!
Толпа удовлетворенно рыкнула, словно зверь, решивший напоследок поиграть с пойманной добычей.
- Чародейство поганое!
- Погибель людская…
- Сжечь ея!
Долен Демшан мученически закатил глаза.
- В чем чародейство гибельное выражалось-то, парень?
Ободрившийся Венька закивал согласно головой:
- Выражалась, есшо как выражалась ведьма! Я даже таких слов не слыхивал…
Рычание липничан незамедлительно перетекло в сдавленное хрюканье. Парень, сам того не ведая, смягчал гнев людской, и возможно облегчал участь девушки. Что долену Демшану на руку было, поскольку заимел дальновидный полусотник на эту несчастную ведьмочку кое-какие планы. И в эти планы сожжение девушки никак не входило. Другое дело, что свидетель совершенно не хотел говорить по существу, чем действовал Живероке на нервы. Долен Демшан позволил парню вилять и вправо, и влево, напрягая скудное воображение, но дальше так продолжаться не могло. Времени у полусотника было в обрез, да и деревенским могло наскучить затянувшееся следствие. Сметут стражников в сторону, и девку на костер мигом определят. Не саблями же порядок восстанавливать? Ни доларю, ни кнеху это не понравится, особенно в свете предстоящего государского дела.
- Как именно ведьма колдовала? Руками водила, порошками сыпала, или бормотала что?
Теперь уже Венька поднял глаза к небу, не понимая, каких ещё разъяснений требует от него долен. Ведь и так все ясно – чародейство налицо – Риньша лежит ни жив, ни мертв…
- Да вродь ничо не сыпала, - неуверенно сказал он, наконец, - завизжала только, словно режут её. Недотрога.
- Так прямо уж и недотрога? – усомнился долен Демшан.
Парень утвердительно закивал.
- Делов-то всего – полапали бы, да отпустили. Развизжалась на всю округу. Риньшу и скрутило.
Толпа возроптала. Дело оборачивалось совсем не так, как рассчитывали липничане. Причем исключительно по глупости и недомыслию свидетеля.
- Тихо! – гаркнул полусотник, упреждающе поднимая руку, – значит полапать девку хотели?!
Венька стушевавшись, робко промолвил:
- Да шутки ради, не по злобе…
- А девка чаровницей оказалась, и отпор дала, - улыбка долена Живероки ничего хорошего не сулила. Стражники, когда им полусотник улыбался таким вот образом – ходили тише воды, ниже травы. И самый незначительный приказ бросались выполнять рысью – не дай Свез промедлить хоть на миг…
- Если честно, я не понимаю, долен полусотник, - тихо сказал Вакстайн, наклонившись к нему, - к чему вы устроили тут следствие и затяжное судилище. Разве дело не ясное? Минутное дело – вынести приговор, и сжечь эту ведьму. Порядок в деревне мигом восстановится, и мы сможем приступить к делу, по которому прибыли.
- Терпение, долен Вакстайн, - пробормотал Демшан, - всему свое время.
- Эй, вы! – крикнул он солдатам, - развязать ведьму!
Толпа уже явственно вознегодовала.
- Что творишь, полусотник?! Свеза на тебя нет!
- Почто ведьму отпускаешь?!
- Зачем развязываете?! Беды натворит теперь по злобе!
- Всю деревню погубит!
- Стой, не пущай! А ну парни, за кольями мухой!
Долен Демшан мигом взбеленился.
- Молчать! – заорал он, вскакивая на ноги, - никому с места не двигаться! Кто двинется – на месте зарублю! Не окончено ещё судилище!
Стражники с трудом удерживали напирающую толпу. На помощь пришел долен Тиреми.
- Стойте, люди! – громко воскликнул он, - не отпускает долен полусотник ведьму! Допросить её он хочет, для того и развязывают, а то не дай бог помрет! Тише, тише! Не напирайте! Староста, успокой людей!
Житор, до того – молчаливо взиравший на происходящее, с неудовольствием вздохнул и громко сказал:
- Тихо, мужики! Бабам рты позатыкайте тож! Долен Живерока дело знает, все правильно делает! И долен Вакстайн правду говорит – не кончено ещё ничего!
Порыв толпы наполовину ослаб, подсеченный таким авторитетным предательством, как речь Житора Нердяги. Но пяток парней все же направился к избам, в поисках подходящих кольев. Мужики ворчали недовольно, бабы подзуживали, но уже не в полный голос, полушепотом.
Тем временем, Руту развязали, и девушка тихо рухнула прямо на руки солдатам, которым волей-неволей пришлось поддержать её и усадить там же, у столба. Она слабо застонала, начиная приходить в себя.
- Воды ей дайте… - отрывисто сказал полусотник, глядя в сторону.
Один из солдат, покачал головой, глядя на поникшую девушку, и отстегнув от пояса фляжку, поднес к её губам. Девушка непроизвольно отдернула голову и раскашлялась. Солдаты, в силу своей профессии, проще относившиеся к колдунам да ведьмам, одобрительно засмеялись:
- Лангер, а во фляжке-то не вода у тебя! Все знают, что ты обычно туда наливаешь!
- Не иначе как опоить девку решил!
- Так не время, и не место нынче!
- А что, она вроде ничего…
- Так Лангер – бык здоровый, его не выдержит!
- Ну, а если сверху залезет?
- Тогда дело другое, конечно…
- Тише! – сердито воскликнул долен Демшан. Не хватало ещё из судилища посмешище сделать. – что у тебя там?
Солдат, которого назвали Лангером, примирительно осклабился и сообщил:
- Не извольте волноваться, долен полусотник – чистая жженка. Для женщин самое оно.
- Откуда ж у тебя, Лангер, жженка-то во фляжке оказалась, если в последний раз там самогон был? – недоверчиво поинтересовался Живерока.
Липничане недовольно загудели:
- Чиво там устроили?!
- Видано ли дело, ведьму самогонкой поить?!
- Што мешкают?! Не иначе по нраву солдатам пришлась?
- А мож пусть себе её и забирают – все меньше хлопот?
- Дурень, а жечь тада кого?
Кто-то более смелый, выкрикнул, обращаясь к Живероке:
- Долго ты ещё, долен полусотник, будешь лясы точить? Может хлебом-солью ещё ведьму угощать будешь?!
- Кто это сказал?! – взревел долен Демшан, хотя – более для формы, чем в самом деле разозлившись. Его солдаты, точно так же, демонстративно оглядели толпу, как бы говоря: «Вот покажись только – мигом скрутим!». Мужики притихли, незаметно отступая друг за друга. Никому в ответе быть не хотелось. Виновника – рыжего задиристого Михрютку, собственный отец ухватил за патлы да пригнул пониже спины. От беды подальше.
Полусотник уловил этот момент, и приподнявшись со стула, шагнул вперед.
- Дело мной установлено, - провозгласил он. – Хотя ведьма и колдовала, но на то её вынудили. Нечего было охальничать – девок мало вам в Липницах? Посему, ведьму подлечить, и пусть чары свои с парня пострадавшего снимет. А потом мы её ко двору доларя доставим, ибо такое дело только доларь Бальбак решить может.
Толпа молча наливалась недовольством. Но долен Демшан понял, что зажигательное настроение мужиков уже сломлено, осталось лишь успокоить их в справедливом решении.
- А уж сожгет он её или на кол посадит – на то его доларева воля! – развел он руками. Мол, все что могу – делаю.
- Так что расходитесь по домам и занимайтесь своими делами! – подытожил Вакстайн, скорее всего поняв замысел полусотника. Хотя очень долен Демшан в этом сомневался. Липничане, растерянно почесывая в затылках, начали расходиться.
- Сбежит ведьма! – запоздало взвизгнула какая-то бабенка, – а допрашивать её кто будет?!
- Не сбежит! – уверенно возразил полусотник, - стражу к ней приставлю. А как оправится – тогда и допросим подробно. Виданное ли дело – девку чуть не до смерти уходили. Случись чего – кто ответ за смертоубийство держать будет?
Последняя вопрос заставил липничан расходиться быстрее. Лишь родители Риньши упрямо остались на месте.
- Да что же это деется? – причитала мать, - люди добрые! Ведьму оправдали никак, а Риньша помирает лежит!
Отец Риньши, невысокий плотный мужик, одернул рубаху, и несмело подошел к Живероке.
- Как же так, долен, с Риньшей нашим-то…? – робко спросил он.
Полусотник вытаращил глаза. Много про парня сегодня говорили, а про самого и забыли. Как уложили в сторонке на траве, так и лежал все это время. Вакстайн махнул рукой стражникам:
- Эй, сюда!
Подбежавшие солдаты, осторожно приподняли парня.
- Показывай, куда нести! – обратился долен Тиреми к мужику. Мать Риньши первой бросилась показывать дорогу.
Больше всего долена полусотника изумило поведение липницкого святника. Ведь тот по роду своей деятельности, обязан был вмешаться, суетиться больше всех и призывать к сожжению ведьмы. Но здешний святник помимо того, что сена вокруг столба насыпал – никаких активных действий не предпринял. Более того, благословив на судилище доларьскую стражу, скромненько отошел в сторонку и затерялся среди солдат, предоставив самому полусотнику решать судьбу пришлой девки. Совсем светское дело получилось, оттого и закончилось так, как хотел долен Демшан. Живерока оглянулся, поискал глазами святника – тот словно испарился. Все это очень заинтересовало полусотника, но сначала надо было разобраться с пострадавшим Риньшей и с девкой этой, как её там…? А потом уже и к святнику заглянуть – вызнать, что за человек этот Иллирей…