Лили
Ради него лилина мать забросила религию, ну не совсем, конечно, праздники в семье были праздниками, бриты и бар-мицвы справлялись, как положено, но не было страха перед грозным богом иудеев, который увидит все и воздаст каждому по деяниям его. И хотя отец так и остался необразованным и всю жизнь проработал маляром, а подраставшие дети искали и находили себе работу, любовь не выветривалась из дома, дети росли красивыми - в отца и гордыми - в мать.
Бабушку, папину маму, звали Сарина. Она вдовела много лет и достойно несла это состояние, которое, как в туринской плащанице, проступало в ее одежде, прическе и походке. Приблизившись к ней, самые безбашенные мужчины почтительно снимали шляпы и мяли их в руках в течение краткого обмена любезностями, который - и только - позволяла гверет* Сарина. У Сарины была сестра, Жанин, годом младше, и тоже вдова. Она каждый день приходила к Сарине, тщательно одетая, еле приметно седеющие волосы собраны в узел с подколотой на куксу кружевной вуалькой, оставленные по бокам пейсики накручены спиралью с помощью раскаленной рукоятки стального ножа.
Две грандессы сидели рядом, попивая кофеек из фарфоровых чашек, вели неспешный разговор под звон быстро-быстро двигающихся спиц, из-под которых разрасталось что-то цветное-пушистое или кружевное-белое, в зависимости от того, какому внуку или внучке готовился подарок. Лили и ее братишка Даниэль крутились рядом, играли с кубиками, спорили из-за красивых стеклянных шариков и таскали миндальное печенье со стола. После кофе приходил черед отдыху с сигаретой, курящейся в тонких пальцах, и неизменной ссоре. Дети, хорошо знавшие эту особенность бабушкиного общения, все-таки всякий раз заново были поражены внезапным сверлящим мозг первым визгом савты* Жанин и первым грохотом в сердцах отодвигаемого савтой Сариной стула.
- Уходишь? Уходи, уходи!!! Ни минуты не пожалею! - Кричала Сарина . Жанин, нервно, дрожащими руками собирала вязанье и принесенные ею финиковые шарики. - Ты всегда была маджнуна*, как и твой идиот-муж, о Дио, прости мне, грешной!
Деланное спокойствие изменяло младшей и она взрывалась визгом и брызгами слюны.
- Ты всегда отиралась возле Виктора, думала, он на тебя клюнет! А когда не добилась своего, так он стал маджнун! Закрой свой рот, пута*! - Она выскакивала, хлопнув дверью с такой силой, что сыпалась штукатурка.
Лили и Даниэль стояли у столика, раскрыв рты. Сарина смотрела на них и начинала хлопотать.
- Деточки мои, завтра Пурим (Ханука, Песах, Шавуот)* . Савта приготовила для вас пурим динеро*! - Она совала каждому в потную ладошку по лире и мягко подталкивала их к двери.
В те времена иерусалимским детям удавалось зарабатывать гораздо больше, а главное, веселее, чем сегодня. На Пурим ряженые ребятишки стайками ходили по Ромеме*, стучались в знакомые и незнакомые двери, пели куплеты и требовали подачки. И добрые иерусалимцы подавали. Кто горсть конфет, кто мешочек засахаренного миндаля, а кто и денежку вынесет:" Нате, деточки, на здоровье!"
А хитрые деточки бежали домой, переодевались - и делали еще кружок-другой.
Когда Лили исполнилось 15 лет, она нашла себе чудную работу - уборку у Фортуны. Фортуна была бездетная небедная женщина, скучавшая целыми днями в ожидании, когда муж, важный чиновник, вернется со службы. Общаться с соседками она, видимо, считала ниже своего достоинства, потому, когда ладненькая шустрая девушка приходила убирать и без того светящуюся чистотой квартиру, Фортуна втягивала ее в долгие разговоры, выспрашивала о новостях Ромемы, поила какао и платила за все это хорошие деньги - 15 лир!
15 лир были большие деньги. Проезд на автобусе стоил 13 грошей, потом подорожал до 14. Мать давала Лили на проезд каждый день 50 агорот - путь от дома до школы Слисберг был неблизкий, но Лили экономила, назад шла пешком через весь город, впитывая в себя его подъемы и спуски, дворики , мощеные мостовые, разноцветный и разноголосый рынок Махане Ехуда, на котором и спускала сэкономленные грошики на сладости или переводные картинки.
В понедельник, 5 июня 67 года, рванула шестидневная война. В 10 часов утра, когда иорданцы начали палить из пушек по зоопарку, который тогда был рядом со школой Слисберг, отец Лили бросил кисти и олифу и как был, в рабочей одежде, побежал за дочкой. Первый и единственный снаряд, упавший на улице Яффо*, остановил его бег. Рабочая правая рука была прошита осколками вдоль и поперек.
Мать Лили в те дни кормила грудью своего младшего, Рони. И вдруг - звонок. Эстер, твой муж ранен...
Где? Как? Что? Бомбежка продолжается, всем находиться в убежищах...Эстер поцеловала малыша, оставила его на соседку, и под свист снарядов побежала в Шаарей Цедек*...
7 июня наша армия захватила Восточный Иерусалим. Старый город наш! Стена плача - в руках евреев! Эстер рыдала - какой роскошный подарок! Можно сходить в Шейх Джерах*, найти дом, где она росла, вспомнить заветные слова древней молитвы, и у Стены плача попросить Бога, чтобы ее любимый выздоровел. Маленький Рони улыбается в коляске, Лили и Даниэль справа и слева прижимаются к матери, и семейство отправляется в путь, чтобы припасть к корням в первый же день освобождения.
И это ничего, что приходится пробираться через горы зловонного мусора, и ошибаться дорогой несколько раз - еще не изобретен GPS, и детская память подводит Эстер, это ничего. Все будет хорошо. Теперь все будет хорошо.
маабарот* - бараки для новых репатриантов
сфарадим* - испаноязычные евреи(ивр)
гверет* - госпожа (ивр)
савта* - бабушка (ив)
маджнуна* - сумашедшая (ивр, сленг)
пута* - проститутка (исп)
Пурим (Ханука, Песах, Шавуот)* - еврейские праздники
пурим динеро* - пуримские денежки (исп)
Ромема* - район в Иерусалиме
Яффо* - центральная улица в западном Иерусалиме
ШаарейЦедек* - больница в Иерусалиме
Шейх Джерах* - район восточного Иерусалима
Свидетельство о публикации №211032001590