Железо

  Джулия заметила Глеба Карцева в галерее САНО – первой Станции Автономного Наблюдения и Освоения на Марсе. САНО возникла здесь недавно, с началом планомерного приобщения чужого мира к владениям человечества. Джулия узнала Глеба сразу, но решила для начала, как учили прославленные мэтры и акулы пера на факультете журналистики, слегка задеть его самолюбие. Подогреть.
– Эй! Вы не в курсе, как мне найти здесь начальника десантной разведгруппы комендантства? Ну, этого, как его... Карцева...
– Карцев – я, – просто ответил Глеб. В его голосе не было ни тени самодовольства, ни, напротив, возмущения наглостью молодой русоволосой особы со значком «PRESS» на груди. И Джу в первый раз смутилась. Впрочем, только внутренне. Голос журналиста не имел права дрогнуть на работе.
– Я Джу Хэйт, корреспондент «Деловой Земли». Вы не будете против интервью? Буквально пара вопросов.
– Оперативно работаете. Хорошо. Интервью с побежденным... Ну что ж... Не знаю насчет вопросов-ответов, но кое-что я вам расскажу. Пойдемте. Не стоять же нам на проходе, право!
Глеб сделал шаг в сторону, пропуская возмущенно повизгивающий груженый багажом робокар.

Космодесантник Карцев не любил журналистов. Слишком легко все получалось в их статейках и репортажах. Гладко. Слишком просто поддавалось Внеземелье напору героев-землян. Даже не поддавалось, а скорее отдавалось – как дешевая уличная девка. Все понятно – человечеству нужны положительные эмоции. Человечество нельзя нервировать. И если что-то идет не так, нужен конкретный виновник. Так ему! Ату его! Чтобы не мешал человечеству вкушать радости жизни конца ХХI века.

Вот и освоение Марса не шло семимильными шагами из-за кого бы вы думали? Как раз из-за недальновидных тупиц – десантников. Из них репортеры стали делать то ли комических персонажей, то ли козлов отпущения, то ли вовсе преступных глупцов. Ведь, судя по сводкам новостей, «бесстрастным» репортажам и язвительным фельетонам по их вине сходили с ума кибер-буровые в Аркадии, тонули в зыбучих песках сухой реки Нергал танкетки, разбивались в Большом Каньоне автоматы-электропланы. По их вине (а по чьей же еще?) до сих пор не выявлены на Марсе залежи железной руды и освоение планеты застопорилось. Одного не хотели замечать в своем злом сарказме корреспонденты, теле- и радиокомментаторы и обозреватели – эти самые «тупицы-десантники» погибали чаще, чем люди любой другой профессии Внеземелья. Никто, уходя в рейд, не был уверен в удачном возвращении. Но человечеству были нужны только положительные эмоции...

– Железной руды нет,– без всякого вступления начал Карцев, – и вы знаете об этом не хуже меня. Я доказывал обратное, я стоял на своем до последнего, я проиграл. Это уже в прошлом и об этой истории вам лучше расскажут мои оппоненты – Дмитриев, Соррели, Джованьоли, Кашкин. Я же хочу рассказать вам о другом. О цене нашей работы. Только это не сухой газетный материал. Думаю, что об этом никто и никогда не сумеет написать.
– Я попробую, – Джулия приняла вызов. «Или это не вызов? – мелькнуло в ее юной головке, – А что тогда? Что угодно, только не бравада проигравшего...»
– А я и не прошу. Я просто рассказываю. Здесь, на Марсе, за восемь с половиной месяцев в штурмовых группах я потерял половину своих друзей. Сережа Рыков, Томас Румаускас, Володя Горбачев, Христо Миличин, Эдгар Шелленберг, Джимми... Все они тут. Многих, Джу, даже похоронить по-человечески не пришлось. Глеб на секунду задумался, тряхнул рано поседевшей челкой, прикрывавший рассеченный старым шрамом лоб, и спросил:
– Вы слышали о взрыве на Никс Олимпика?
– Да, ваши десантники там, кажется, не предусмотрели...
– Нет! – сверкнул глазами Карцев, – Нельзя предусмотреть все! Даже в вашей уютной квартирке, где вы знаете каждый сантиметр, где живете много лет, любимая кошка может нечаянно сбросить вам на голову вазу со шкафа. А мы были первыми на Никс Олимпика. Первыми! Вы знаете, что вообще такое Никс?
– Высочайшая гора в Солнечной системе, – блеснула Джулия эрудицией и, украдкой дотронувшись до шрама на виске, подумала: «Откуда ему известно про историю с кошкой?» Покопалась в памяти и добавила – Высота двадцать километров.
– Двадцать четыре километра и сто метров. И еще – марсианская стратосфера. По меркам земным – открытый космос. Мы ползли по скользкому склону, покрытому тонким налетом углекислого льда. Мы мечтали. Да-да, грубые и тупые десантники умеют мечтать! Мечтали, что здесь, где кипящая лава рвалась на волю из недр еще живой планеты, мы найдем железо для освоения. Ведь на Земле, под Курском, Брянском и Белгородом, железо появилось именно благодаря огромным вулканам...
– А, помню! Об этом то ли Маяковский, то ли Высоцкий писал. Ну в общем какой-то дядя из старых классиков. Что-то про железные куски и узкие двери в славу… – Джулия осеклась, виновато заморгав, а Карцев продолжил.
– Так почему бы курской истории не повториться на Марсе? Я не о славе. Я   о железных кусках. Ведь мы все считаем Внеземелье огромным слепком с нашей родной планеты, даже не подозревая, насколько чужой и чуждый мир нам открывается... Пятеро наших, наконец, сумели спуститься с оборудованием на дно расщелины в лавовом поле кратера. Я был на полпути к ним, когда начала работать буровая. Кто мог знать, что в пористой лаве окажется полость, заполненная сжатым газом? Мне повезло – меня просто бросило на скалы. Ни одного перелома. А Сережа падал вниз несколько километров, вмятый ударом в ферму буровой. На Марсе это намного дольше, но в конце – такой же безжалостный удар. Он не кричал, не проклинал, он только прощался. Все сорок секунд.
...Карцев замолчал. Джулия тоже молчала. Она вдруг представила себе весь этот ужас безысходности, когда знаешь, что время еще есть, но уже ничего нельзя изменить. Сорок секунд смотреть в лицо неотвратимой смерти... Глеб что-то уловил в ее изменившемся взгляде и, покачав головой, продолжил:
– А вы могли бы предполагать, что под равнинами Аркадии залегают километровые слои трансурановых руд? Ведь на Большой Земле все консультанты в один голос кричали о том, что это невозможно. Обзывали нас недоучками-дилетантами. А потом, когда стало ясно, почему заклинивает мозги у кибер-буровых, опять обвинили во всем моих ребят. Двое уже похоронены – их отвезли на Землю в свинцовой упаковке. Чтобы не облучать экипаж. Восемнадцать человек из ста сорока до сих пор с острой формой лейкемии... А вы могли бы...
– Слишком мрачные тона, – перебила вдруг Джулия, заводя себя – У вас в избытке черной краски. Но посмотрите с другой стороны. Ведь были моменты удачи. Помните находку ископаемой флоры на плоскогорье Эллада? А в вас говорит обида. На все человечество. А обижаться надо на своих коллег и на себя самого. Слабый должен уйти с дистанции!
– Да что вы знаете о нас? Что?! Вы, путешествующая от Земли до САНО в экстра-классе и в уютном кабинетике редакции пописывающая пасквили о космодесанте!
– Никто ваших любимых десантников не обижает и не обвиняет. Просто вы привыкли побеждать, привыкли, что вам на шею кидаются пачками симпатичные девочки – как же! Герой Космоса! Покоритель Внеземелья! Супермен! Только пора бы уже прозреть: романтика всем начала надоедать! Внеземелье нужно сделать продолжением Земли, в этом главная задача. А вы вместо этого смакуете трудности с гордостью и горечью напополам в голосе! –
Джулия даже задохнулась, выпалив эту тираду. Чтобы не успеть самой разувериться в сказанном. И на секунду стало легче на душе. Как до встречи с Карцевым. Но Глеб парировал тут же.
– Вот этот ваш значок, что он значит? Журналист? Представитель одной из древнейших профессий? А мне кажется есть еще и некий сакральный смысл: ведь PRESS – это еще и давить, жать, утюжить... Нет, не меня. Слабо вам это сделать со мной. Вы утюжите мозговые извилины большей части доверчивого человечества. Вы почти век назад создали красивую игрушку – Теорию положительных эмоций. И сами стали теперь ее рабами. Вы учите всех, но вы не желаете видеть и понимать реальность. А я – я понимаю. Я вижу. И помню. В том числе я помню и день находки на Элладе. Только помню еще и то, что на следующий день погиб Джимми. Такая нелепая смерть – короткое замыкание в цепях скафандра! – Карцев досадливо взмахнул рукой, – Все, все смерти здесь глупы и нелепы! Только и слышишь каждый день: смерть, смерть, смерть! Лишь праздные гости вроде вас этого не замечают, отбивая поклоны сияющей звездной иконе. Опомнитесь! Внеземелье – злое божество. Ему нужны жертвы. Оно отбирает лучших и ничего не дает взамен. Вы считаете, что я обижен на весь свет за то, что проиграл войну с этим миром? Да я наплевал, слышите, наплевал на этот мир! Он чужой мне – со всеми своими вулканами, пирамидами, песчаными реками в красных пустынях, кратерами и ярдангами. Но я вижу теперь, что за него не стоило отдавать жизни моих друзей. Вот моя главная ошибка! Красивые внеземные игрушки на друзей не меняют... А для вас все просто: нет на Марсе железной руды...
– А вы, лично вы, свою жизнь готовы отдать за Марс? – спросила Джулия, вдруг поняв главное чувство, которое мучает этого человека. Это была... любовь. Неразделенная любовь к чужому, непохожему на все остальное, непокорному и неизведаннному, но именно поэтому такому притягательному для него миру.

Карцев не ответил. Он молча смотрел через огромное стекло на морозную красную каменистую пустыню, тянущуюся до самого горизонта. В наступившей вдруг тишине было слышно, как он тяжело дышит.
«Почему так хочется попросить прощения? – подумала Джулия, – Ведь моей вины в его проигрыше нет ни капли. И почему, почему мне начинает казаться, что это мой проигрыш?» И неожиданно для себя спросила вслух совсем другое:
– А откуда вам известна история про вазу и кошку?
– А? – Карцев вздрогнул, – Ах, кошка... Да само как-то пришло на язык. А что, это с вами было на самом деле? – Карцев удивился – И любимая кошка, сидящая на шкафу?.. Так-так... – Глеб на миг взглянул в огромные глаза юной журналистки и, кажется, что-то для себя решил. Что-то очень важное. А потом вдруг взял Джулию за запястье и попросил:
– Пройдемся вместе по равнине? На прощание. Завтра комендант бригады «Арес-Конкиста» подпишет мое прошение об отставке. Хватит. Уйду на Землю. Насовсем. Кошек на шкафах разводить. Проигрывать действительно надо уметь...

...Двое в легких скафандрах шли по морозной красной каменистой пустыне, накрытой розовым куполом неба. Молчали. Красный песок поблескивал под ногами в лучах заходящего Солнца. На безоблачном небосклоне висела щербатая картофелина Фобоса. На севере, над самым горизонтом переливался радужными лучами бриллиант в тысячи карат – порт «Гармония», висящий на ареостационарной орбите. Вдруг в глазах Глеба мелькнуло озарение. Он встал на месте как вкопанный, потом быстро наклонился, зачерпнул перчаткой горсть ржавого песка и радостно закричал: – Красная ржавчина! Окисленное железо! Кругом, по всей красной планете прямо под ногами! Красная ржавчина! Красная ржавчина!..
Джулия испуганно отшатнулась, а Карцев зашелся в крике:
– Дураки!!! Господи, какие же мы все ду-ра-ки!!! 

======= Примечание: Все названия марсианской географии и термины, использованные в рассказе, абсолютно реальны. Так, «ярданг» – выдутая пустынными ветрами длинная котловина, зажатая между гребнями, Большой Каньон – гигантская рифтовая долина, глубиной свыше километра и т.д.