Повести Белкинда 19. Жеребец по имени Нейман

19. Жеребец по имени Нейман

  Если не хотите превратиться в память
   или вовсе в ничто, не трогайте историю руками,
     и уж тем более не топайте по ней ногами.

                Мина

 Рань бодрила прохладой и требовала действий. Белкинд поглядел на закрытые двери второго домика, где, по словам всегда сексуально озабоченного Сашки Березня, горели адские угли ночной оргии.
Отгорели.
 Могильная тишина. Значит, механизмы всех механизаторов вкупе с натруженными труженицами полей ещё не потребовали пищи. А других причин для вставания вроде и не было, поскольку развлечений в воскресный этот день не ожидалось. И даже само утро воскресное едва шевелило хвостом облаков над сонным полевым станом.
Решив сбегать до речки, Володя как был в тяжёлых ботинках, так и побежал. На ещё зелёной траве лежала сентябрьская изморозь, тихонько превращаясь в росу. Ровная на всеобщий взгляд степь при детальном протопывании выделяла бугорки, буераки и остекленелые лужи. От полевого стана до речки далековато для будней. Бежал он туда впервые, потому что их пятёрку студентов прислали сюда в понедельник. Вот и выходило, что это, можно считать, воскресная экскурсия. Теоретически говоря, он бежал к речке, чтобы помыться. Для чего иначе полотенце и мыло? Но речка оказалась под крутым берегом. Нырять отсюда хорошо, но культурно помыться – увы. Не сильно огорчаясь, Белкинд повернул назад. Бах-бах руками по росистой траве, и достаточно, чтобы провести влажными руками по щетинистому лицу. С таким лицом и вернулся. Удивлять было некого.
Помятые физиономии тружеников полей излучали душевную пустоту. Все молча жевали огромные ломти круглого деревенского хлеба и запивали молоком. Его только что лениво надоили здесь же.

  Блажная мысль покататься на лошадке пришла в премудрую голову Белкинда просто так – пешком из-под замусоренного стола. Он поднял голову и обратился к главному коноводу:
– Дай покататься на лошади.
Крепкий мужичок лет тридцати посмотрел на городского парня в ботиночках и согласно махнул головой.
– Вона, видишь пегую под седлом? Садись.
 Володя так и сделал. Кляча послушно затрусила, меланхолично и неспешно перебирая ногами. Он попробовал «пришпорить», то есть врезал ботиночками в бока клячи. Она чуть ёрзнула, но тут же перешла на сонную шагоходь. Володя вернулся к стану и, лихо спрыгнув с лошади, презрительно бросил конюху:
– Я на клячах водовозных воду уже возил. У самого небось вон какой конь. Дай кого поживей, чтоб скуку растрясти.

  Ух, Белкинд! Одна кляча водовозная недёшево ему досталась. Дело было в селе под названием Бырка – это центр колхоза, там их поселили. И потребовалось воду подвезти к дому своему временному. Нормальное такое дело, обычное. Дали ему маленькую, почти как пони, монгольскую клячу, запряжённую в тележку, на которой лежала бочка вёдер на тридцать. И нет сказать ему: «Увольте, ребята, не умею я». Авантюрный ли характер не позволил, любопытство ли, как всегда, одолело, или струсил марку настоящего мужчины уронить. Он же себя все с мечом двуручным мыслил, на богатырском коне. А тут кляча и упряжь. В общем, дом их на горе, а колодец внизу на главной улице. Потопал он туда. Накидал 30 вёдер в бочку и назад. Кляча послушно тянет тележку. Мысли привычно бегут вперёд. Добрели они с клячей до склона, на котором дом их стоял, и начали с дороги поворачивать. Да, видно, круто взяли. Оба передних колеса уже в ложбинку, что дорогу окаймляла, въехали, а бочка ещё вдоль дороги стоит. И стоп. Вперёд-вверх не по силам кляче. А назад – колёса выворачиваются так, что бочка перевернётся. Надо бы бочком-боком и вывернуть оглобли вдоль дороги, но не умела кляча вбок двигаться. Не цирковая, простая крестьянская лошадка. Чтобы вывернуться, её распрячь надо, а значит, потом запрячь. В Бохане, мальчишкой одиннадцатилетним, учился Вовец запрягать лошадей, но уж больно мало учился, да и сколько всякой науки приняла его голова за прошедшие семь лет. Пригляделся он к упряжи, распряг бедную клячу и давай оглобли выворачивать на дорогу. Ан нет, не хватает в нём лошадиных сил. Вылил из бочки воду, развернул тележку, запряг с большими сомнениями клячу, и всё по новой. Обратным путём развернул лошадку посреди дороги и опять застрял. Не может кляча полную бочку на гору тащить. На сей раз он выплеснул пару вёдер и... довез, в общем. Чудом, потому что лошадь по дороге распрягаться начала. Не так он что-то закрепил. Намотал какую-то ремешковину на кулак, и так докатились. А едва он эту ремешковину отпустил, кляча спокойно из оглобли вышла. Снял он с неё хомут, чтобы не смешно было, и тут Валька Петухов выходит.
– Ух ты, сам даже и распряг. А я думал, ты теоретик чистый.
Хвастаться тем, что он же и запряг, Володя не стал, только рукой махнул, мол, чего уж там. Но, видно, гордыни в нём прибавилось. Вот и вырвалась гордыня эта. Коня-скакуна потребовал.
 Конюх, услышав такую просьбу, чуть оживел и, видно, решил и сам скуку растрясти.
–А пожалуйста, на моего и садись, коли смелый.
 Володино сердце предупредительно чуть защемило. Красивый рослый породистый жеребец был заметно выше местных лошадок – монгольских родственниц лошади Пржевальского. Жеребец этот покосил лихим своим глазом и, видно, тоже приготовился повеселить хозяина. Но мало того, что покосился он на наглого горожанина насмешливо, он ещё зачем-то чуть согнул задние ноги. Если трезво подумать, то ведь Белкинд последний раз верхом скакал треть жизни тому назад. На бурятском празднике сухарбане на приз проскакал по кругу на лошади без седла. Но это если трезво, а в разгорячённой голове Белкинда будто вчера это было. И руки вспомнили, и ноги, и сердце вспомнило летящее счастье скачки. Под взглядом ждущих развлечения глаз Белкинд нужным образом озверел. Вошёл то есть в спасительный кураж. Он не взял поводья и не поставил ногу в стремя, а лихо, как положено джигиту, прыгнул прямо с земли. Левая рука вцепилась в гриву, правая в полукружие передней части седла, называемое «лукой», видно, по сходству с луком. И тут конь показал, зачем чуть подогнул задние ноги. Его прыжок отстал от прыжка Белкинда лишь на долю секунды. Конь опоздал просто потому, что не ожидал такого. Он, видимо, хотел, чтобы нахал сделал сальто со стремени. Белкинд же вознёсся и на мгновение завис на руках почти горизонтально и смог подтянуться лишь настолько, чтобы не сесть под копыта задних ног. В общем, прилошадился он сзади седла. Но именно эта нелепая позиция спасла его в следующее мгновение. На полном скаку конь уперся ногами у самого забора типа плетень. Тот ещё тип. Вершина его двухметрового величества – это помесь кольев древесных вершинок с колючей проволокой накосо срезанных мелких веток. Грохнуться спиной об этот забор сверху – верная смерть. И крепкий захват рук не помог бы Белкинду, если бы конь догадался опустить голову. Захват не мог остановить движение к забору, даже наоборот, именно через стойку на руках оно б именно сверху о забор и пришлось. Но конь, чтобы самому не врезаться мордой в забор, задрал голову.
 
  Неизвестно, был ли у коня опыт кувыркания силой инерции, но у Белкинда был. Случилось это в Иркутске, через год после того как Протасов выбил ему глаз. На хорошо укатанной глинистой дороге от Красных казарм к трампарку зачем-то вырыли яму точно по размеру колеса велосипеда. Вовка заметил её за секунду и напряг руки. Чудесным образом он сделал тогда в воздухе целое число оборотов и приземлился на ноги с падением на колени. Даже испугаться не успел. На этот раз успел. Плетень заметней, чем яма. Он уже приготовился скользнуть с коня вперёд торпедой. Тогда удар примут мощные руки, а не беззащитная спина. И тут конь задрал голову. Левая рука уперлась между лошадиными ушами, а правая чуть ниже. Тело пронеслось вперёд и опустилось впереди седла. Но, по счастью, ненадолго. Пока конь гасил свою инерцию и разворачивался, Белкинд успел перебраться в седло и вставить ноги в стремена. Одного не успел он сделать – подхватить повод. Это орудие управления, уж конечно, улетело вперёд и болталось под конской мордой. А конь вырвался на степной простор.
 В стремительном галопе Белкинд получил пару раз седлом по мягкому месту, пока не вспомнил, что жокеи не сидят в седле, а стоят на стременах. Прилаживаясь к ритму галопа, Володя и не заметил, как конь вынес его к крутому берегу реки, где он уже побывал сегодня утром. Мгновение казалось, что конь в ярости готов кинуться с кручи… Нет, он повторил номер с резкой остановкой, НО уж теперь на полном скаку и опустив голову. На эти лошадиные НО у Белкинда нашлись свои ТПРУ. Скорость была куда выше, и голову на сей раз он опустил, но времени на сообразительность у Белкинда было существенно больше. Он выставил вперед ноги в стременах, а сам почти лёг назад. Может быть, и это бы не спасло, если б конские копыта, оставляя в траве чёрную борозду голой земли, не проскользнули еще на полметра, да так, что обвалился кусок берега. С изумительной осторожностью конь как-то отвернул от берега, но что-то в его самонадеянности сломилось. Белкинд подхватил повод. И только теперь началась для него радостная скачка. Он ещё не натягивал повод и никуда не направлял своего почти объезженного коня. Он просто с наслаждением им владел, жалея, что нет вокруг ничьих девичьих глаз. Победа пьянила его, и спьяну он слишком поздно заметил табун кобылиц. Потянул жеребца в сторону, но тот продолжал нестись прямо на табун. И полетело над миром хриплое ржание жеребца. Начались дикие прыжки. Вот тут-то Володе стало по-настоящему страшно. Удержаться на жеребце, встающем на дыбы, взбрыкивающем ногами, яростно рвущем повод из рук, и профессионалам наверно не просто. Он бы и спрыгнул, но куда – под ноги юным кобылицам, готовым его растоптать? Откровенные намерения жеребца довели спокойно пасшихся кобылиц до последней степени экстаза. Таких лошадиных прыжков Белкинд не видел ни разу в жизни. Даже в кино. Где ты, Вовочка Белёк? Вот она, смерть твоя. Сколько раз ты бездумно, безумно рисковал. Вот и иссякло дармовое золото удачи.
Но проходили минуты, он бросал своё изрядно тренированное тело то вправо то влево, ускользая от летящих на него копыт, и унизительное чувство страха сменилось багровой яростью.
«Вовочка Белёк? Ну уж нет! Разве хоть на день нарушил я клятву свою, разве бросил тренировки? Утром сквозь туман природной слабости разве не вставал на зарядку? Разве весенний бег Маугли – мечта недостижимая, разве он не стал буднями? И разве бег по Индии тёплой не детский лепет по сравнению с многочасовым зимним бегом по снежной целине?...» Но вот уже срывается дыхание коня, а Влад Белкинд, Владеющий Миром, чёрт возьми, только в ритм вошёл. Прав был не раз Феликс Семенов. В борьбе побеждает бегун на очень длинные дистанции. И вот уже замедлились движенья кобылиц, и жеребец почувствовал безнадёжность усилий.
«Борец я, резвенький мой, очень вольного стиля борец. Не ты первый пытаешься выкинуть меня из седла, и уж наверно не ты последний. Ах ты, огорчённый мой, я ведь и акробатикой успел позаниматься. На восемнадцатом году жизни поздно браться за акробатику. Верно. Ну, это для титулов поздно, а для такого вот случая в самый раз. А уж зачем я хатха-йогой занимался, не знаешь? А чтоб думать телом быстрее такого жеребца, как ты».
Свирепо натянув повод, Белкинд заставил коня заплакать от боли и выскочить из табуна кобылиц подальше от позора. Отскакав метров пятьсот, Белкинд отпустил повод. И началась настоящая скачка. Наверно, конь спешил высушить свои слёзы. Ветер ли был встречный, или скорость была такова, но Белкинду пришлось даже пригнуться, чтобы лохматую его голову не тянуло расстаться с плечами. Седло в яростном галопе лупило его по заднице, поделом наказывая за нахальство. Сообразительный Белкинд пустил коня на поле озимых, чтобы тот скорее устал и перешёл хотя бы на рысь. Рысь лесная с ушками при чём тут, неизвестно. Может, и она так бегает. Мы, люди, уж точно бегаем так – вынося руку, противоположную ноге, вперёд летящей. Пусть кто-нибудь попробует иначе бежать А конь может и иначе. За то и ИНОходцем называется. ИНОходь это такая ходь со всех левых на все правые, а со всех правых на левые. Трясёт меньше, но болтает, понятное дело, из стороны в сторону, чтоб не свалиться, надо с ноги на ногу переминаться. Но и это куда легче, чем двумя ногами прыгать на стременах…
Эти рассуждения отвлекали Белкинда от боли.
Хорошо отлупленный зад умолял его слезть и идти пешком, но насмешливый ум намекнул ногам, что до стана уже километров двадцать. И не очень-то известно – в какую точно сторону.
И вот уже направил Белкинд коня вверх по склону сопки, едва выпячивающейся из степной «долины ровныя». Конь, скакнув раз двадцать, перешел на шаг.
– Вот чего не знаешь ты, конь. Человек не только умнее, он ещё и выносливее. С обменом веществ не поспоришь, а он у нас эффективнее.
Конь в ответ добродушно кивнул головой. Мол, приходи завтра, и посмотрим – успеет ли твоя задница отдохнуть.
 Белкинд на это лишь горделиво выпрямился и вывел коня на дорогу. И тот вдруг опять помчался, радуясь непонятно чему. Гнедой красавец будто стлался вдоль дороги, непонятным образом держа спину почти горизонтально.
– Ах ты, плут и мерзавец. Ты же, оказывается, высшее конское образование имеешь. А передо мной больше часа дикаря разыгрывал!
Но слова эти до ушей Гнедича не дошли. Так по ветру и улетели. Он тем временем, плавно сбавив ход, поравнялся с идущей по дороге девушкой. Девушка эта будто сошла со страницы альбома китайской живописи. Нежное румяное личико, тонкие брови над китайскими глазами.
– Привет, Нейман! – прозвенел китайским колокольчиком её голос.
– Прошу прощения, прекрасная незнакомка, но моя фамилия Белкинд, а зовут Володя.
Девчонка, а это была именно девчонка вряд ли старше пятнадцати, рассмеялась.
– Это коня твоего Нейман зовут.
– Это почему же так: по-еврейски или по-немецки? Какой же он «новый человек», если он конь?

 Девушка не ответила, и Белкинд задал вопрос куда более интересный:
– А тебя, прекрасная китайская принцесса, как зовут?
– Я не китайская, я – данская. Шура меня зовут с утра до вечера, а вечером Шара. Потому что днём я как все девчонки, а вечером – хозяйка дома.
– Это на каком же языке Шара – хозяйка дома? – спросил Белкинд, смущённый странным фактом, что такая соплюшка уже и хозяйка дома, то есть замужем.
– На данском. А Нейман на нашем языке значит Верный. Он вишь как мне верный. Я его растила. Смотри, Нейман хочет, чтобы ты меня до села довёз.
«Ничего она не замужем. Просто хвастается тем, что хозяйство ведёт. А может, матери нет уже», – решил Володя, оценивая её слова как заигрывание девчонки с ровесником. Очень мило и приятно, но верховой конь транспорт одноместный. Куда же её посадить? Получалось, что к себе на колени, да ещё и обнять, иначе свалится. Казалось бы, что за проблема, если тебе именно этого и хочется, но он долго и тупо молчал. Опыт, как известно, – «сын ошибок трудных». А если нет опыта и «ошибок трудных» совсем не хочется?
– Ладно, городской, я и сама дойду.
– Ну, не обижайся. Я просто первый день в седле и не могу сообразить – куда тебя посадить.
– Болтуны вы все, городские. Первый день в седле. Как же? Нейман таких и близко не подпускает. Сдвинься чуть назад, я впереди сяду.
Она протянула свою нежную ладошку к морде жеребца, и тот осторожно её поцеловал.
Села она не столько на седло, сколько ему на колени. Белкинд поплыл в розовом тумане. Скажем, не часто девочки садились ему на колени, а точнее, случилось это в первый раз.
Нейман издал переливчатое ржание и полетел ровной иноходью. Село почти мгновенно выдвинулось из-за поворота дороги, бегущей вокруг холма. Они проскакали молча минут пять, и Шура неожиданно спрыгнула.

 – Всё, спасибо.
Краска залила Володино лицо. Ему показалось, что Шура проникла в его далеко залетевшие мысли.
– Какой ты, однако, городской?
– Плохой, да?
– Почему? Хороший. Жалко, чужой.
– Тебе стыдно будет со мной в село въехать?
– Слепой ты, что ли? Видишь – наши собаки метнулись сюда. Они не посмотрят, что ты на знакомом коне. Чужой ты, и мне их не остановить.
Белкинд только сейчас понял, что не стадо баранов там впереди, а стая серо-белых собак и бежать им десяток-другой секунд до него осталось.
– Да, принцесса Шура, я действительно слепой. До встречи.
Дальнейшие разговоры решительно прервал Нейман. Он рванулся назад по дороге галопом, снова больно ударяя Белкинда по непутёвому заду. Продлись скачка на минуту дольше, Володя бы свалился. Но и конь изрядно устал и перешел на шаг уже через полминуты. Так бы шагом они и вернулись к стану. Но Белкинду через полчаса стукнуло в голову чуть пришпорить коня. Не иначе как видение китайской принцессы затуманило ему голову. Бабах – получил он удар по обмякшему в мечтаниях месту. Пришлось снова привстать и лететь галопом. Только перед самым въездом в стан Нейман чуть сбавил темп. Белкинд успел ещё лихим джигитом слететь с коня на скаку, и оба замерли картинно. Да только некому было восхищаться. Конюх покачал разочарованно головой и пробурчал:
– Ну, загонял ты коня, однако, весь в мыле.
А Вася Марков тряхнул кудрявой богатырской головой и изрёк насмешливо:
– Я уж думал, живым не вернёшься. Непонятный ты человек, Владимир. Жизнью рисковал. А чего ради?
 – Да ну тебя, уже и на коне покататься нельзя. Тебе-то в деревне это приелось давно, а мне всё вольные мустанги снились. Я люблю всего досыта наедаться, чтоб потом не тянуло.
– Наелся?
– Не зарекусь, что на всю жизнь, но завтра точно не сяду на коня.
– Думаю, и на твёрдый стул не сядешь.
Белкинд такую обидную фразу пропустил мимо ушей.
– Вась, ты же местный. Скажи, кто это такие Данские?
– Казаки, конечно, ты чего?
– Так не донские. Данские.
– Всё равно казаки.
– Какие там казаки, на китайцев похожи?
– А ты сам, думаешь, на японца не похож? И что? А казаки триста лет китаянок умыкают. Тут чудес никаких.
– Но Данскими почему зовутся?
– Это ты на истфаке спроси. Село такое Дано есть. Может оттуда они, вот и Данские? Но, по чести, не знаю.
Почти целую жизнь спустя довелось Белкинду прочесть историческую байку о том, как двигались аж до Японии колена Израилевы. И вот, оказывается, какой след оставили копыта коней племени Дан. А имя Дан-зан, весьма распространенное у бурят, ведь на иврите значит «Вскормленный Даном». Буквально: «Дан кормил».

И ещё возникла байка о казаках (хазаках – сильных на иврите), которые тысячу лет охраняли пути еврейских, а потом и нееврейских купцов из Китая в Европу. Такие вот Данские Хазаки. Такой вот случай превращения должности в национальность.
Их, данских, на третье тысячелетие, может, и не сохранила судьба, может, и нет уже на свете никаких данских. Один поэт Григорий Данской и остался, сотню страниц в Интернете занимает. Хороший поэт, славная память. Впрочем, он и родился Данским. Один – как памятник народу. Второй такой – великий скульптор Эрзя. Нефедовым родился, а назвался Эрзя. Иначе кто бы и вспомнил, что был такой народ – эрзи.
А Нейман – это на иврите Верный. И так именно звали любимого боевого коня Чингисхана. Интересно, где знаменитый Василий Ян это вычитал и почему нарисовал этого супермонгола рыжебородым и зелёноглазым, ведь монголы, сколько их видел Белкинд, черноволосы и вовсе безбороды? И почему вдруг открыли, что яса – основной закон Великого Кагана Темучина, так похожа на монотеизм еврейский? И почему его второго коня, не знавшего седла, который, считалось, возил скрытого бога, почему этого белоснежного коня звали Сэтер, что на иврите и значит «скрытый»?
Вон сколько вопросов бросил к ногам Белкинда жеребец по имени Нейман.


Рецензии
Владимир, добрый день!! Сколько же испытаний для Белкинда поместилось в одну главу!! И с каким достоинством он все преодолел!!:))) Так что, наверняка, очаровал "китайскую" принцессу!:)))

"...И даже само утро воскресное едва шевелило хвостом облаков над сонным полевым станом..." - прелесть!

"...Блажная мысль покататься на лошадке пришла в премудрую голову Белкинда просто так – пешком из-под замусоренного стола..." - :)) такие чудесные обороты!!:))

"...Она чуть ёрзнула, но тут же перешла на сонную шагоходь..." -:))

"...– Ух ты, сам даже и распряг. А я думал, ты теоретик чистый.
Хвастаться тем, что он же и запряг, Володя не стал, только рукой махнул, мол, чего уж там. Но, видно, гордыни в нём прибавилось. Вот и вырвалась гордыня эта. Коня-скакуна потребовал..." - :)) да уж, гордыня... А не будь ее, разве проверил бы,на что способен?!:))

"...Под взглядом ждущих развлечения глаз Белкинд нужным образом озверел. Вошёл то есть в спасительный кураж. Он не взял поводья и не поставил ногу в стремя, а лихо, как положено джигиту, прыгнул прямо с земли..." - ух ты!!

"...«Вовочка Белёк? Ну уж нет! Разве хоть на день нарушил я клятву свою, разве бросил тренировки? Утром сквозь туман природной слабости разве не вставал на зарядку? Разве весенний бег Маугли – мечта недостижимая, разве он не стал буднями? И разве бег по Индии тёплой не детский лепет по сравнению с многочасовым зимним бегом по снежной целине?...»..." - до чего замечательно упорный парень!!!

"...– Вот чего не знаешь ты, конь. Человек не только умнее, он ещё и выносливее. С обменом веществ не поспоришь, а он у нас эффективнее.
Конь в ответ добродушно кивнул головой. Мол, приходи завтра, и посмотрим – успеет ли твоя задница отдохнуть..." - :)))

Спасибо!! Такое удовольствие от Вашего слога!!

Поздравляю с Великим праздником Победы!! Мира и добра!!!

Ольга Малышкина   08.05.2015 21:54     Заявить о нарушении
Оля , прелесть моя, ну просто счастье читать такие отзывы.

Владимир Гольдин   09.05.2015 20:28   Заявить о нарушении