Partisanen

Повесть значительно сокращена. Две сюжетные линии выброшены напрочь.               
                Volk und Knecht und Uberwinder
                Sie gestehn zu jeder Zeit
                Hochstes Gluck der Erdenrinder
                Sei nur die Personlichkeit.
                Goethe.
      Семенов посмотрел на фотографию жены в рамке, перечеркнутую по углу черной лентой, опустился в кресло, ссутулился, уронил тяжелые руки, с навечно намозоленными кулаками меж колен: « Умерла, схоронил. Все. Ничего не стало…»
Слышно было, как на кухне тяжело карало Ваську, который, свиненок, нажрался на материных поминках. Он тяжело скакал на одной ноге от стола к умывальнику – пристегнуть протез,  видимо, сил не было. Что-то тихо выговаривал Ваське похожий на мать Серега, наверное, заставлял пить рассол, а Васька просил водки.
     «Ничего не осталось… Два сына, дом этот в глухом и слепом, умирающем городишке, построенный еще прадедом. Анна была здесь главной. Ради нее все трое – отец и сыновья – держались. Васька, даже пьяный или обкуренный, прятался от матери в сарае …  Моталась с ним, Петром, по гарнизонам, ждала то из Афгана, то из Чечни, мечтала о своей квартире в теплом южном городе, поднимала сыновей, а умерла здесь, откуда они уехали много лет назад с планами и надеждами на счастливую жизнь. «А жизнь не вышла, мимо прошла»».
    - Хрен тебе, майор, а не квартира,- сказал генерал при увольнении в запас.- Скажи спасибо, что под суд не пошел.
     И отправили « с правом ношения формы».  Подкуренный и уже одноногий Васька посмеивался: «Зато мы тебя, батя, в мундире похороним».
     А здесь прожили всего около года. Теперь вот фотографии на стенке: дед, отец, мать, жена.
    «Интересно,- подумал вдруг Семенов,- мою фотографию Васька с Серегой где повесят?»
Шум на кухне стих. Вероятно, Васька уговорил Серегу. Серега почти на пять лет младше, а Васька его слушается.
    «Вот так, Анна,- прощался с женой Петр,- выросли, паразиты. Васька вообще с катушек съезжает. Ты радовалась, что не стали военными, не в меня пошли. А и их война не миновала…»
     Васька уже учился на третьем курсе политеха, а Сереге, который с детства интересовался только «жукарагами» - любимая книга – «Жизнь насекомых», пришла повестка. И загремел парень в морпехи, шестьдесят первая отдельная бригада Северного флота. Васька учебу бросил, пошел в военкомат, добился, чтобы в одну часть с братом попасть. А через год оба попали в Чечню, где Семенов со своей ротой отбывал уже третью командировку. Правда, сыновей он там видел всего лишь раз. На разных участках были. Серега и вытащил Ваську из «зеленки», когда тот подорвался на растяжке. На себе вынес, но из госпиталя Васька пришел инвалидом.
     Ух, как Семенов тогда рвал «чехов», не щадя, ни своих, ни чужих. Теперь он не испытывал ненависти ни к «духам», ни к «чехам». Как-то сами собой всплыли из детства слова деда:
    - Ни один солдат, ни в чем не виноват, будь он русский, немец, или вообще негр.
    - Но ты, же воевал с фашистами?
    - Это они,- дед кивнул куда-то в сторону окна,- воевали с фашистами, а мы, всего лишь, отражали нападение…
    Впоследствии Семенов сам не раз скажет:
    - Я не воюю, я отражаю нападение.
    Профессиональных военных в семье не было. Солдаты были, так они в любой русской семье были. Дед Семенова в сорок первом потерял ноги на Пулковских высотах, а отец, слава богу,  уцелевший в той войне, и даже серьезно не раненый, в сорок пятом брал Берлин. Еще успел, спустя десять лет после войны обзавестись сыном. Когда напивался, пел анчаровское: «Автоматы выли, как суки в мороз, земля всколыхнулась едва, а внизу дивизии «Эдельвейс» и «Мертвая голова…»  Может быть, эти завывания и сыграли свою роль: после школы Семенов рванул в Рязанское, теперь имени дяди Васи, училище. Впрочем, тогда многие его сверстники из-за семейной нищеты шли в военку. Дрючили тогда курсачей по полной, но и диверсантов готовили, как положено. А армейские десантуру никогда не любили. Оно и понятно: многие умения рождали много гонора.
    Семенов не то, чтобы жалел, как жизнь сложилась. Нет. Было немного обидно, что, выжив в Афгане и Чечне, вдруг, оказался выброшенным на обочину. Ну да, не он один такой.
«Анна, на ней все держалось! Если б не она, сгорел бы от спирта», - стучало в голове.
    А природа словно издевалась над Семеновым, его тягостным пребыванием в трансе. Несерьезное весеннее солнце слепило глаза, в ста метрах от дома несла последние льдины обманчиво спокойная Река, четыре сосны на задах огорода повеселели, будто тоже очнулись от зимней спячки.
    «Надо жить, надо жить.…  А как? И, главное, зачем? Женить бы сыновей, пестовать внуков. А где невест взять? Кто решится тащить на себе хомут из трех мужиков, нищих к тому же?»
    Семенов подошел к угловому столу возле окна, на котором грудой валялись не разобранные бумаги, в основном, рекламные листки и квитанции об оплате похоронных хлопот. Попытался рассортировать: газеты отдельно, квитанции отдельно …  Из толстой бумажной стопки выпал красивый конверт:
    « Городской муниципалитет извещает Вас, что Ваш дом по улице Интернациональная, 31, подлежит сносу, по постановлению городского законодательного собрания, ввиду того, что в этом районе начинается строительство по федеральной программе «Доступное жилье».
В соответствии с существующим законодательством Вам, как одному из собственников жилья, положена компенсация, которая, с учетом износа строения, составляет десять тысяч рублей…»
    - Что за бред? – Семенов потер глаза.- Это что же, выселяют что ли? Серега,- позвал он младшего сына,- ты вот это видел?
    - Нет, батя, не видел. А что это?
Внутри медленно поднималась слепая ярость, сродни той, что поднималась, когда со своим взводом бросался в атаку под Гератом, или шел на прорыв с остатками роты в окрестностях Ведено. Считается, что ярость мешает. Возможно. Но тогда выручала. А спокойствие и разум, вообще делают человека неспособным к действию.
   - А, похоже, парень, нас совсем списывают с учета на этом свете. Жилья лишают, мать их…
    Серега прочитал муниципальную бумагу:
    - Надо к толковому юристу идти. У нас же всех ветеранские льготы какие-то, Васька вообще инвалид…
    - Пошлют они нас, с нашими льготами по известному адресу. Нашли время, падлы.
    - Да, ну, батя, ерунда, наверное. Ошибка.
    - Угу. Вы-то оба до армии по общагам зарегистрированы были. Туда и отправят. Мы с вами среди бюрократов, как слепые кутята, лыком шиты, в поленнице найдены. Ладно. Не время сейчас об этом. Как там Васька?
    - А, ничего, почти в норме.
    - Не давай ему больше, и косяки набивать не давай.
    - Хорошо.
    Семенов еще посмотрел в окно на Реку, немного успокоился и решил подняться на чердак, в каморку, где много времени проводил когда-то в далеком детстве. Он не был там очень давно, а от Анны знал, что туда перетаскали многие старые вещи. А вещи тоже умеют утешать. Да и сама комнатушка вносила в душу умиротворение.
    Он ожидал увидеть там свалку старья, но в каморке был порядок. «Анна постаралась,- отметил Петр. И еще слышался сладковатый запах анаши.- А это Васька уже сюда добрался. Интересно, как это на протезе?»
    У глухой стенки, напротив небольшого окошка, стоял огромный прадедовский сундук. Семенов на память знал, что в нем, поэтому открывать не собирался, а просто присел на него покурить. В памяти всплыло, как маленький Васька здесь спрашивал:
    - Папа, а почему музыка бывает толстая и тоненькая?
    Наверное, это и было счастье.
    Неловко зажатая в руке зажигалка выскользнула и упала за сундук. Петр сунул руку в щель, пытаясь достать зажигалку, но вместо нее привычные пальцы нащупали металл затвора и дерево приклада. О-па-на! На божий свет извлеклась старенькая, но ухоженная «драгуновка». Отдельно, в потертом футляре, там же лежала оптика.
    - Вот ведь, паразиты,- вслух выругался Петр,- достали же где-то. Наверняка, Васькина работа. У него, засранца, тяга к снайперкам, снайпер одноногий…
     Первым желанием было немедленно спуститься вниз и вломить сыновьям так, что б мало не показалось, но он снова закурил, посидел на сундуке, погладил винтовку по цевью и положил туда же, откуда взял.
    День уже перешел на вторую половину. Умолкли голоса вездесущих ребятишек на Реке. Семенов еще подумал, что теперь детей стало мало, раньше было больше. Над берегами вставал туман, и сосновый бор, Лес, на противоположном берегу из зеленого стал темно-синим.
   - Эх, Петр Васильевич, Петр Васильевич… - вздохнул вслух Семенов,- пустота и суета…
Над окном, на самодельной полочке стояли несколько картонных папок, пыли на которых не было. Он потянулся и достал первую попавшуюся, раскрыл: какая-то тетрадь, с выцветшими до иодистого оттенка чернилами, несколько листочков прикрепленных к ней с текстом, отпечатанным на старой машинке жены. Поднес к свету, отнес от глаз почти на вытянутую руку, ничего не поделаешь – дальнозоркость пришла с годами, начал читать:
   « 17 ноября 1916 года. Здравствуй, мой голубчик, родная Верочка. Не вини меня, что не пишу – нет времени, то чисто военные занятия, а в промежутки канцелярская работа, а там починка одежды и т.п.
   Я  тебе открываю тайну, письма мои избегают военной цензуры, я ухитрился отсылать их через почту в городе. Мой официальный адрес: Действующая армия, 253-й пехотный полк, 2-я рота, 1-й взвод».
   - Да-а, - опять вслух сказал Семенов,- почти сто лет прошло, а солдат все тот же.
   « Боже мой, как изболелась душа, как хочет она тихой, светлой жизни, спаянной той любовью, которую завещал нам Христос. Как мне тяжело при жизни, что я вас уже больше никогда не увижу…»
   Перевернул страницу:
   « Получили более подробное описание Володиной смерти – это сплошной ужас. Он погиб 12 ноября, в тот же день, как он тебе писал. Было наступление наше, Володя был в первой цепи атакующих, болгары осыпали их страшным огнем, цепь сразу поредела, и приказано было бежать обратно в свои окопы, что Володя, и сделал с остатками своей роты, но упал, не добежав десяти шагов до окопов. Пуля дум-дум разнесла ему голову, глаза вышли из орбит, весь он был обрызган мозгами и обезображен до неузнаваемости. Прислали фотографический снимок с его могилы, он и другой прапорщик похоронены рядом, возле церкви в ограде. На могиле большой дубовый крест и черная доска с надписью…»
   Дальше Семенов читать не стал. Все было знакомо. Может быть лишь язык другой, непривычный, несовременный. «Любопытно,- подумал он,- Серега, что ли у нас архивами занялся…» Но папку решил прихватить с собой, потому что следующий листок был новый. На нем Сережкиным крупным и разборчивым почерком было написано:
   Зло огрызались автоматы: Что за дела? Что за дела?  В селе за мостиком горбатым зачистка только что прошла. Все было тихо …  Но за взгорком вдруг простучал гранатомет - у нас «двухсотый» и « трехсотый», и хорошо, что недолет.
Так хорошо, а то б от взвода, считай, осталась только треть. И начинается работа, и взвод почти успел залечь. Они мелькают по зеленке. Мы бьем короткими, у нас, почти у каждого остался лишь небольшой боезапас.
   И молим бог Бога: вертолетов! Ну, пусть успеют долететь! А не успеют? Что ж? От взвода не досчитаются и треть. 
   Со двора послышался грохот, словно упала и развалилась поленница. Точно. Так оно и было. Только развалилась она не сама по себе. Это сделал Васька, возлежавший теперь среди дров. А Серега, умело действуя поленом, гонял по двору троих здоровых парней, под аккомпанемент Васькиного крика: «Урою, падлы!»
   Отец, чертыхаясь, поспешил на помощь сыновьям.
   За те несколько секунд, что Семенов потратил на спуск с чердака, Васька сумел приподняться на здоровое колено и теперь метал поленья в незнакомцев.
   В общем, Семенов не успел вмешаться. Посетители ретировались, это, если говорить корректно. Ну, не цитировать же гневные речи Василия.
   - Так, в чем дело? Что за шум? – начал разбор полетов Семенов, когда все трое вернулись в дом. – Что за драка? Не успели мать схоронить, а… Кто эти парни?
   - Погоди, батя, все потом,- Васька шумно дышал, вытирая сочившуюся из носа сукровицу.
   - Не потом, сейчас. Колитесь, паршивцы, а то… А то, я не знаю, что с вами и сделаю.
   - Чего колоться, вот Васька уже накололся: долги выбивать приходили. За наркотики. Он у нас гурманом оказался, на кокаин перешел, а кокаин дорог.
   - Т-а-к! – Семенов тяжело вздохнул,- дожили. С чего отдавать будем, с каких шишей?
   - А не будем ничего отдавать, я не собираюсь,- поднял тяжелый взгляд Васька,- достали, пусть на себя пеняют.
   - Это ты насчет своей винтовочки, так я ее нашел. Вещь, конечно, хорошая. В хозяйстве не лишняя, но, что ты один можешь против кодлы? Убьют тебя, не успеешь и уйти после первого же выстрела.
   - Убьют, так убьют. Надеюсь, что на тот свет не один пойду. А жить больше так не могу, и не хочу, и не буду. Тебе, батя, меня не переубедить. Повеселюсь напоследок. А вы уезжайте отсюда…
   Семенов обругал Ваську и вновь поднялся на чердак.
   - Сядь и трезво подумай,- отдал приказ сам себе,- что произошло? О чем ты боишься размышлять? О том, что твоя жизнь прожита! Плохо ли, хорошо ли, но прожита. Васькина жизнь сломана – наркомания в нашей стране не лечится, а если и лечится, то за такие деньги, которых у меня не было и не будет. Серега? У него есть шанс вырваться из болота, но захочет ли он?
   Конечно, денег срубить можно, обеспечить Серегу. С их боевой подготовкой открыта прямая дорога в криминал. Что греха таить, по этому пути пошли многие из таких, как он. И некоторые ушли далеко. Говорят, что деньги – обуза для умных, забава для глупых. Отчасти, правда, но это когда избыток. А когда их нет? В общем, это не было решением. Скорее это походило на внезапное открытие. Оправдывало Семенова то, что он был русским, а Россия страна анархических традиций.
   Прошло три дня. Общими усилиями кое-как прибрали дом, перетаскали вещи к катеру, единственной ценности, что осталась у Семенова с прежних времен. Петр не поленился – повесил на ворота записку, даже в рамочке и под стеклом:
   « Господа бандиты! Долги моего сына мы вернем, слово офицера. Сжигать дом надобности нет, его все одно сносят, а вам на хрена лишнее уголовное дело. Деятельность вашу, после возвращения долга – пресечем! Майор Семенов».
   Ушли ранним утром. Японский тридцатисильник бодро тянул вниз по течению и перегруженную «Казанку», и, взятый на буксир, двухкорпусный «Байкал». С детских лет помнил Семенов показанную еще отцом охотничью заимку, на которой, впрочем, мужики больше самогон гнали, чем использовали ее по прямому назначению. Но, конечно, и охотники туда забредали, те, что не из ленивых – далековато все же.
   «Наша страна устроена так, что жить в ней неудобно,- размышлял в дороге Петр.- А за удобства надо платить. Вот было бы чем…»
   Там, где река делала широкий поворот вправо, заливая низкий левый берег, и, подмывая крутой, поросший соснами правый, пора было останавливаться. Но Семенов молчал, не обращая внимания на сыновей, думал:
   «Времена бывают подлые, как сейчас. Значит ли это, что и мы должны стать подлыми? Люди не меняются тысячелетиями, а откуда столько дерьма?»
   - Стой! Глуши мотор, Серега!- опомнился Семенов.- Васька, весла на воду, левым табань! Серега помогай! Проспали…
   Справа притоком в Реку впадала речушка, в нее и следовало войти, чтобы потом притопить «казанку» и унести с собой «Байкал». Заимка была за болотами, на озере, и надувная лодка могла понадобиться.
   Утро давно вступило в свои права, но в лесу все еще было сумрачно, на траве и деревьях оставалась роса, на пригорках, облитых солнцем, стелился легкий прозрачный пар. Не думалось о грехах. В конце концов, само учение о «грехе» основано на том, что человек имеет свободную волю или право свободного выбора. И пусть каждому придется отвечать за свои деяния…
   По лесу нужно было пройти километров двадцать. Оставили Ваську у места швартовки, а сами двинулись в путь, основательно нагруженные. Петр помнил дорогу не очень хорошо, но все-таки надеялся, что не собьется, не заплутает. А заблудиться было опасно: в нескольких километрах от Реки бор кончался, начинались болота. Весь путь решено было разбить на  три отрезка, с тем, чтобы сделать схроны, а потом помочь Ваське дойти до заимки, да и не спеша перенести вещи и снаряжение.
   Память Семенова не подвела, дорогу он вспомнил довольно легко. Другое дело, что идти приходилось очень осторожно – гати во многих местах были подпорчены временем. Хорошо еще, что большая часть тропы все-таки шла посуху, по взгоркам, покрытым ельником. Жаль, что все этой красоты хватит всего еще лет на пятьдесят. Потом планета облысеет. Правда, во многих странах пытаются с этим бороться. В Китае, то-то они от нас лес вывозят, введен мораторий на вырубку леса на полстолетия. В германии, Прибалтике, Финляндии приняты законы, согласно которым восстанавливать лес нужно в пропорции три к одному.
Избушка снаружи выглядела вполне прилично. Внутри тоже было чисто, только пахло затхлостью, прелью, и еще каким-то характерным запахом для помещений, в которых давно не бывали люди. В ней было даже довольно большое окно, заколоченное, правда, но Серега мигом сбил сгнившие горбыли.
   - Затянем пленкой, будет светло и тепло,- сказал он.
Не мешкая, отправились обратно. Скарба было немного, но за один раз не унести, тем более что из Васьки носильщик никакой. Хорошо бы сам добрел на своем протезе.
    Высоченные сосны гудели на низких тонах, ели шептали баритонами, остальной подлесок шумел несерьезно. Семеновы остановились перекурить перед последним переходом.
   - Что, парни, определимся,- первым прервал затянувшуюся паузу Петр.- Мои команды выполнять беспрекословно. С сегодняшнего дня я для вас сначала майор Семенов Петр Васильевич, а потом уже отец. А мы с вами, в первую очередь, боевое подразделение.
   - Да ясно, батя,- ответил Сергей.- Мы давно не дети.
Васька выпустил длинную струю дыма и пропел:
   - От границы мы землю вертели назад, было дело – сначала, но обратно ее раскрутил наш комбат…
   Семенов рассердился, хотел заорать, но сдержался и проговорил спокойно:
   - Отставить. Ты лучше, морпех, как придем, винтовку свою почисти, а то, носишься с нею, как с писаной торбой, а в стволе скоро мокрицы заведутся.
   Сторонний наблюдатель, увидев троих мужиков, добровольно покинувших мир и переселившихся в лес, наверное, подумал бы: а только ли от беспросветной жизни бежали они? И был бы прав. Но были еще два понятия, столь свойственные многим русским – воля и удаль, ценимые народом как добродетель…
   Переход от реки к зимовке к вечеру все же закончили. Вымотались все, особенно Васька, открыто, при отце, закуривший набитую анашой беломорину. Но в избушку все же не зашел, не захотел осквернять ее сладковатым запахом.
   Люди, ладившие зимовку, хорошо потрудились в свое время. Срублено было на долгие годы, глинобитная печка была ухожена, не чадила и не дымила. В избушке было по-своему уютно.
   Да и кому может быть неуютно в лесном жилище? Разве что арабу-бедуину, в генах которого сидит пустыня. В русских генах сидит лес. Он давал кров и пищу, он защищал от набегов кочевников. Лес был вселенной. Русские не знали более надежного и безопасного места.
   Петр долго не спал в ту ночь, но, вопреки ожиданию, не воспоминания были тому виной. Вояка, заточенный на поиск выхода из экстремальной ситуации, он бесконечно считал варианты, решал, как поступить лучше, и физическая усталость не мешала этому. Напротив, Семенов словно очнулся от тяжелых раздумий последних дней. Мысли приходили четкие и ясные, в голове просветлело, в нем самом рождалась та абсолютная собранность, что приходит солдату перед атакой.
   А сыновья спали, потому что молодость брала свое. Тихо сопел Серега и беспокойно ворочался Васька.
   «Главное, вытащить младшего,- думал Петр.- Пусть мы сгинем, а он должен остаться. Аня не осудила бы меня,- поправился,- не осудит. Нас научили воевать и выживать, но нам не позволили зарабатывать. Хотят, чтобы мы как бараны на заклание пошли? А Сереге нужны деньги, чтобы жить и учиться, и продолжать род. И мы их возьмем, если не сдохнем! Кто бросит в меня камень? Моралисты? Государство? Новые русские? А хрен им в глотку! Кто нас остановит? А пусть рискнут! Страна проиграла две последние войны, но я лично не проиграл ни одного боя. Когда сказать нечего, мне впаривают вечные разглагольствования про добро и зло. Прощение и примирение хороши со стороны, а зло не нуждается в оправдании, оно естественно. Те, кто воевал в Афгане, кто вернулся из Чечни, сожгли мораль там».
   И смех и грех: ничего нового Петр Васильевич не выдумал. Тысячи и тысячи рассуждали так вчера, сегодня и будут думать завтра, особенно в России. Закон и порядок у нас в умах не царствуют, а воля и справедливость, потому что человек лишен достоинства.
Проснулись рано. От вчерашней усталости не осталось и следа. Лес лечит все, даже души. Еще можно было отработать назад, но, посмотрев на лица сыновей, Семенов говорить об этом не стал. Вне леса места для них не было.
   - Что, парни?- спросил Петр, когда был съеден приготовленный Серегой завтрак.
   - Все и так понятно, командир,- ответил Васька.- Обговорили уже. Мы с тобой свое по буфету отгуляли, а малой пусть поживет еще. Поэтому,- он повернулся к Сереге,- поперек нас не встревать, маску не снимать.
   - Я тут малость помозговал,- прервал его отец.- Долго нам не продержаться, большой куш взять – это тоже вряд ли, значит, главное, не повторяться, действовать не только неожиданно, но и неординарно.
   - Ты, батя, прямо Суворов!
   - Отставить! Я – майор, ты – сержант! Ясно!
   - Так точно!- не так чтобы уж очень шутливо ответил Васька.
   Серега лишь посмотрел серьезно и промолчал.
   Если взять зимовку за центр дисклокации, то позади, на севере, была Река, по противоположному берегу которой проходила дорога. Впереди, неподалеку от избушки, находилось небольшой круглое озеро. На востоке Река поворачивала, приближаясь почти к озеру, а перед поворотом был мост, имевший в планах Семенова первостепенное значение.
Рекогносцировку Петр провел сам. Они отсиживались в лесу уже больше двух недель, многое успели, но решиться на разбой все еще не смогли.
   Озеро позволяло легко доставить Ваську к дороге. Для этого и тащили с собой надувной «Байкал». Вышли ближе к ночи. Возле моста Васька и сел в засаду со своей «драгуновкой». Машины здесь притормаживали, и влепить пулю в колесо было значительно легче. Чуть дальше, учитывая тормозной путь, по обеим сторонам дороги расположились Петр с Сергеем.
   Одинокая машина показалась неожиданно. Видно было, что это джип, и стрелок решил: самое то! Выстрел щелкнул сухо, звук ушел в придорожную низину и постепенно затих. Попасть было несложно, почти лето, ночи уже светлые. Машина юзом пошла по дороге, встала.
Семеновы с двух сторон бросились к ней, стараясь не дать пассажирам покинуть салон. Удалось. Дверцы открыть успели, выйти нет. Петр сунул стволы двустволки внутрь. В машине было всего двое.
   - Руки за голову, выходим медленно!- скомандовал.
В машине зашевелились. К Петру вылез испуганный толстячок, дисциплинированно держащий руки на затылке. Со стороны Сергея, из-за руля, появился молодой крепкий парень. Он мгновенно оценил обстановку, увидел, что у Сереги в руках оружия нет, кенгурячьим прыжком скакнул в сторону и ломанул в лес. Серега лишь растерянно развел руками. «Главное, чтоб на Ваську не нарвался,- подумал Семенов.- Тот сразу пристрелит».
Толстяка отвели в сторону, завали руки в обнимку с деревом. У него же во внутреннем кармане нашли восемьсот долларов и пару тысяч рублей, а в джипе был облом: он под завязку был набит коробками с черной икрой. Несколько банок, конечно, взяли.
Мужика не тронули, благо оба были в масках. Петр пошел к мосту забирать Ваську, а, засевший в кустах Сергей, видел, как осторожно вернулся шустрый водила, отвязал толстяка, сменил колесо, и они благополучно уехали дальше.
   В Ваське удивительно сочетался веселый нрав и сарказм. В зимовке он развлекался:
   - Робин Гуды! Следовало всю икру выгрузить и развести по окрестным деревням, как гуманитарную помощь! Представьте, старики и старухи отродясь такого не видели! Может быть, даже и закусили б …
   А Семенов вспомнил, как тот же Васька, в детстве, откусил кусок и отодвинул бутерброд в сторону, сказав: «Я думал он с вареньем!»  Вкуса икры офицерские дети тоже не знали.
   В византийском овале печки весело трещали дрова, Васька продолжал тренироваться в остроумии, Серега листал какую-то книжку с оторванным переплетом в неверном свете печки, за единственным окном тихо, но внушительно, шумел лес. Петр только сейчас обратил внимание, что все они заросли бородами, причем, у младшего, борода была неожиданно рыжей. «Интересно, кто у нас в родове был рыжим?- задумался он.- Кажется, от деда слышал, что его брат Костя, тот, чье письмо читал в каморке на чердаке. Он тоже потом погиб, в гражданскую, у Корнилова".
   - Хорош, комплексовать парни. Завтра пойдем на дорогу опять вечером, но не к мосту. Выжидать не будем. Даже, если эти,- показал в сторону озера,- сообщили ментам, те решат, что мы затаились. Да я не думаю, что сообщили. Икра-то, явно, браконьерская, в Питер, наверное, везут.
   Неожиданно его перебил почти всегда молчавший Сергей. Чуть запинаясь из-за плохого света, он прочитал: «Сумасшедшие всегда лучше, чем здоровые достигают своих целей. Происходит это оттого, что для них нет никаких преград: ни стыда, ни правдивости, ни совести, ни даже страха».
   - Это Лев Толстой в своем дневнике незадолго до смерти написал,- сказал он.
   - Тоже мне, бином Ньютона,- вмешался Васька.- Мы и есть сумасшедшие. Тебе в характеристике при дембеле что написали? Как и всем, кто был в Чечне: завышенная самооценка, неадекватное поведение, непредсказуемость, так? По Толстому – стопроцентное достижение цели. Не боись, Серега, прорвемся.
   - Побрейтесь для начала,- перебил его Петр.- Смотреть на вас противно.
   - Только после вас, ваше благородие.
   Васька был настроен пикироваться и дальше, но опять не рискнул, увидев выражение лица Семенова.
   Если б они только догадывались, какую роль в истории играет случайность, когда даже большая история лишена смысла.
Остановленные ими на трассе мужики в милиции не пошли, они пошли к местным бандитам. Были, видимо, связи.
   На этот раз мост оставили далеко позади, а засаду устроили вообще глубокой ночью. Определились по номерам. Первый, Сергей, должен был подать сигнал, а Василий с Петром стопорить транспорт.
   Петра накануне в очередной раз мучила совесть: «Может быть, напрасно я все это затеял? Первое внутреннее побуждение чаще всего неверно. Но что делать? Бомжевать? Влачить полускотское существование под присмотром зажравшегося чиновника? Так и хочется крикнуть в их сторону: господа, перестаньте мыслить глобально. Не докричишься. Вот и выбирай – либо против совести, либо против чести. Грехи наши тяжкие…»
   Средств связи у Семеновых не было. Мобильники здесь не брали, а о ракетах, не упоминая рации, своевременно они не позаботились. Но Серега эту проблему решил. В его рюкзаке нашлась пара пачек новогодних бенгальских свечек. Пучок из них закрепили на верхушке здоровенной елки, а вниз, он него, пустили пропитанный смесью масла и бензина шнур.
   Два пенсионера из тридцати семи миллионов российских пенсионеров сидели в секрете, вооруженные вполне боевой снайперской винтовкой и старенькой вертикалкой, но двенадцатого калибра. Васька как-то обмолвился:
   - Если уж пенсионеры в атаку пошли, стране не устоять.
   Яркий всполох бенгальских огней они увидели одновременно. Василий прильнул к прицелу. Из-за поворота на приличной скорости выскочил светлый «Сааб». Выстрел… Еще выстрел… С левой стороны автомобиля пробиты оба колеса.
   Подходили осторожно. Семенов старший чувствовал опасность. К этому времени подтянулся и Серега, а Василий поднялся на придорожную высотку, контролируя своей «драгуновкой» дорогу.
   Из лежавшей на боку машины показался не миролюбиво настроенный индивидуум, к тому же, вооруженный внушительного вида пистолетом, с выраженной готовностью стрелять. Эту готовность старые вояки чувствуют тем местом, которое в приличном обществе вслух называть не принято.
   Парень действительно открыл беспорядочный огонь, но в своем начинании не преуспел: винтовочная пуля вошла ему точно в горло.
   С другой стороны машины раздались автоматные очереди. Еще кто-то сумел выбраться из машины. Петр с Сергеем залегли, попытка с «ижевкой» идти на АКМ могла закончиться плачевно. И боец попался довольно опытный, из-за укрытия особо не высовывался. Да и один ли он был?
   «Гранату бы?- подумал Семенов, а Сергей вдруг начал отползать в сторону.- Зачем?»
Младший Семенов знал зачем. У запасливого парня в личном хозяйстве нашлась толовая шашка, да еще и с вставленным в нее взрывателем. Нужно было лишь подползти поближе, чтобы забросить ее за, потерявший надменность, «Сааб».
   Рвануло вполне качественно. Петр, не мешкая, кинулся вперед, но Серега оказался проворнее и придвинулся к сдвинутому взрывом автомобилю первым. За машиной была небольшая воронка, а неподалеку лежали двое без признаков жизни. Здесь же валялся автомат, с почти пустым магазином. У первого подстреленного был «Стечкин».
Трупы оттащили в сторону. Петр, стараясь не встречаться с сыном глазами – было стыдно, сказал:
   - Посмотри в машине, есть что, или опять пустышка?
   Сергей влез в салон, а через мгновение появился с неприметным рюкзачком в руках. Скорее, он был даже похож на школьный ранец.
   - Вот, больше ничего нет, еда какая-то, минералка и все.
   Прихромал, опираясь на винтовку, Василий.
   - Что? Посмотрим начинку?
   Но рюкзак был не просто закрыт. Замки молний были намертво вшиты прочнейшей ниткой в ткань, а сам зиппер тоже прошит для страховки. Пришлось подпарывать.
   Действительно, случай правит всем. На этот раз удача улыбнулась Семеновым – рюкзак был полон долларов. Потом, когда посчитали, оказалось ровно четверть миллиона.
   - Не переживай, батя,- без обычной веселости в голосе заметил Василий.- Я узнал автоматчика. Он из тех, кто контролирует наркотрафик. Так что, мы сделали даже полезное дело.
   Больше суток на месте воронки копали яму под «Сааб». Она же стала и могилой для погибших. Устали, как черти. Не было ни радости, ни горечи, одна тяжелая усталость. Немытые, в одежде, спали в зимовке, забыв обо всем, в том числе и о собственной безопасности. Все мы сделаны из одного теста.
   В городке сообщение пассажиров джипа не стало, конечно, событием заметным. Ну, шустрят какие-то дикари на дороге, и хрен с ними. Но все-таки, местные криминальные круги были слегка озадачены: любое происшествие привлекает излишнее внимание, а кому это надо?
   К мосту была отправлена группа.
   История не оставляет следов, она оставляет последствия. Возможно, этот заметил кто-то из философов, и, к удивлению, заметил верно.
   Неугомонный Васька потребовал устроить баню, безропотный Серега взялся таскать воду и греть избушку, а Семенов отправился осматривать окрестности, так, без умысла, на всякий случай. Неподалеку от зимовки он наткнулся на какое-то сооружение, похожее на погреб или ледник, с узким, полуобвалившимся лазом внутрь, заваленным крупными замшелыми валунами. Раскопал и полез.
   В низком, но абсолютно сухом помещении, стены были выложены из аккуратно подогнанных камней, под потолком, из распиленных вдоль стволов лиственницы, сделаны небольшие продухи. Кто-то очень давно и весьма основательно подготовил схрон. Внутри было почти темно, но возле входа торчала из стены пара берестяных факелов, не тронутых временем, один из которых Семенов и запалил. Огляделся с любопытством.
   В углу стоял довольно большой деревянный ящик зеленого цвета, со странными, даже по виду старыми защелками. На земляном полу валялись истлевшие тряпки. Ящик Петр вскрыл. В нем, в задубевшей от времени смазке, стоял пулемет «Максима». В боковом отделении лежали матерчатые пулеметные ленты, как оказалось, две. «Интересное кино?- механически удивился Семенов.- Откуда такая роскошь? Как-то в училище, помнится, смотрел тактико-технические характеристики сего агрегата: создан американцем Хайремом Максимом, в России выпускался с 1910 по 1943 год, калибр 7,62 мм, скорострельность где-то больше пятисот выстрелов в минуту, лента на 250 патронов. Откуда он здесь? Исправен? Стоит посмотреть».
   С трудом проталкиваясь спиной в узком проходе, вытащил ящик на свет божий. «Наверное, с гражданской остался. Здесь же всякие разные зеленые гуляли». Из пионерского детства Петр помнил памятник над могилой в центре города каким-то чекистам-латышам, погибшим в боях с «бандами зеленых».
   Принес от избушки небольшую канистру с бензином и кое-как, с помощью ножа и ветоши, почистил пулемет. Вставил в патронник ленту. Короткая очередь прозвучала неожиданно громко и раскатисто, словно изнутри большой деревянной бочки часто простучали палкой.
На шум тотчас примчались сыновья. Сергей, конечно, быстрее, но осматривал чудо-технику молча. Зато уж Васька сполна выразил свой восторг:
   - Вот это да! Батя, ты, где откопал этакое сокровище? Может быть, раньше знал о нем? Эх, патронов маловато, а то бы нам с ним сам черт был не страшен. Теперь повеселимся!
   - Ага! Так я тебя и подпустил к пулемету,- ответил отец.- Тащите к избушке, отогреть, да еще почистить как следует надо.
   Можно было сказать, что день сложился удачно. Особенно хорошо новоявленные лесовики чувствовали себя после бани, которая тоже удалась. Да и что для русского может быть лучше? Семенов даже достал из собственных запасов флягу и выделил каждому граммов по пятьдесят спирта.
   - Век не пей, два не пей, а после бани выпей,- не удержался от комментария Василий.
Мужики и не подозревали, что скоро эта благость закончится. Не так безбрежны были местные леса, чтобы о старой зимовке не знал никто. Нашлись люди, которые подсказали бандитам ее местоположение.
   Боевиков было пятеро. Они шли к зимовью от моста, от места первого неудачного налета Семеновых, шли лениво, перебрасываясь сальными шутками. Их не интересовали ни красоты весеннего леса, ни избушка, к которой их послали, они просто выполняли приказ. «Пацаны» без конца пережевывали одни и те же темы о «телках» и драках. Впрочем, и речь эту передать невозможно, потому что она состояла сплошь из ненормативных словосочетаний. Начитанный Серега сказал бы, что это ермалофия. 
   Возможно бандиты и не получили бы приказа рыскать по лесу. Но в городе уже знали об исчезновении двухсот пятидесяти тысяч долларов. А такие деньги всегда ищут, и ищут хорошо. Собственно, чему и удивляться? Все страна давно превратилась в огромный сумасшедший дом, где нормальное существование, практически, невозможно. Рации же у бандюганов, в отличие от наших героев, были.
   К зимовке незваные гости вышли к середине дня. Буквально за полчаса до этого Семенов сообразил, что расслабляться нельзя, послал Ваську патрулировать, а Сереге велел отдыхать, чтобы сменить брата через два часа. Но ждать, так долго не пришлось. Вскоре грохнул выстрел винтовки, и Семеновы моментально выскочили из избушки. Оба понимали – просто так Василий стрелять не станет.
  «Максим», предусмотрительно установленный слева от крыльца, был подготовлен к бою. У Сереги был еще и трофейный автомат, с малым количеством патронов в рожке. Выяснять, что и как, времени не было. Отец и сын легли за пулемет. Петр искал непривычным прицелом цель, Сергей держал в руках ленту. Срочно надо было прикрыть Ваську, потому что в ответ на выстрел «драгуновки» уже защелкали пистолетные выстрелы.
   Скорее интуитивно, чем прицельно, Семенов выпустил первую очередь. Бандиты залегли. Справа вновь щелкнул винтовочный выстрел. «Хорошо, жив, значит, одноногий. Теперь, посмотрим, чья возьмет? Судя по выстрелам, мы на данный момент имеем огневое преимущество»,- подумал Семенов.
   Он дал еще одну короткую очередь, но пулемет замолк. Сергей подавал ленту правильно, а вот патроны подвели, старые, частью испортились. Скорее всего, все-таки отсырели капсюля.
   - Поддержи автоматом,- скомандовал Петр.- Я перезаряжу.
Серега двумя очередями опустошил магазин и отбросил автомат в сторону. Подтянул к себе «вертикалку», но «Максим» вновь заработал. Увы, не надолго, его окончательно заклинило. Разбираться с аппаратом времени не было.
   - Отходим, Ваську поищем, пора сматываться. Покарауль, я мешок заберу.
Петр заскочил в избушку, схватил рюкзак.
   Почти сразу же слева появился и сам Василий, прикрыл отход отца и брата.
Но нападавшие и не собирались атаковать. У них уже были потери: один убит, двое ранены. Конечно, была вызвана подмога.
   Семеновы уходили к реке. Был шанс поднять затопленную лодку и уйти на ней, затеряться в поселках ниже по течению. Других вариантов не было. Не было и возможности для маневра, сдерживал Василий.
   С оружием тоже было плохо. АКМ бросили возле зимовки из-за отсутствия патронов. Оставались трофейный «Стечкин» у Сереги с пятью патронами, все еще не использованная «ижевка», да «снайперка», у которой тоже был последний магазин.
   День давно перевалил на вторую половину и был прекрасен в весеннем лесу. Весело стучал дятел, мелкие пичуги порхали с куста на куст по своим делам, высоко в небе выцеливал добычу коршун, плавно описывающий свои бесконечные круги. Лес жил полной жизнью, в нем не хватало лишь черно-бурых лис, затаившихся в кустах. Они исчезли лет триста назад.
   Нападавшие на зимовку бандиты под огнем пулемета поумнели, преследовать Семеновых не решились, но избушку сожгли, вымещая злобу на безобидном строении.
   Впрочем, и преследовать отступавших необходимости не было. Засада ждала возле лодки. Вычислить отца с сыновьями было несложно – куда еще они могли двинуться с инвалидом Василием кроме реки? И место, где была притоплена моторка, местные боевики нашли быстро. Не все же они тупые!
   Майор тоже жизнью битый. Парней оставил на подходе, а сам отправился в разведку, прихватив с собой винтовку, чем вызвал большое неудовольствие Васьки. Но выбор решала оптика винтовки, через которую Петр и осматривал место, где была спрятана лодка. А с его подготовкой, конечно, бандиты сравниться не могли. Он довольно быстро разглядел фланговые секреты боевиков, в которых сидели снайпера с прикрытием, а по движению в густом перелеске определил и место сосредоточения основной группы. Засек и обе бандитские моторки, по которым посчитал, что противников может быть от десяти до двенадцати человек.
   «Плохо дело,- подумал Семенов.- В лоб нам их не взять, численное преимущество слишком велико. Перебьют как чеченцы солдат-«первогодок». Надо что-то придумать. Вернусь к парням, помозгуем».
   Он, пригибаясь, старательно обходя заросли, повернул назад.
Васька, естественно, был настроен решительно:
   - Мочить! Снайперов ты, батя, мне покажешь, и я их сниму.
   - Может и так,- Петр вздохнул.- А остальные? У них, наверно, штук восемь «трещоток», а у нас едва полтора десятка патронов на два ствола, да еще эта дура,- коснулся ружья рукой.
   - Да, гранат бы нам штук пять,- вслух подумал Васька.
   - Может ночью?- вмешался в разговор Серега.
   - Я подумаю,- ответил Петр.- Пока отойдем в сторону, замаскируемся. Не дай Бог, те с заимки, следом идут. Тогда, вообще кранты.
   Устроились в старом буреломе. Когда-то ветер хорошо потрудился в этом участке леса.   Здесь было сыро, зато безопасно. Но от избушки так никто и не подошел. У бандитов была связь, они точно знали силы противники и не сомневались в успехе.
В сумерках Семенов поднял сыновей:
   - Выходим. Будем прорываться, но постараемся тихо. Пойдем к их катерам, постараемся захватить один и уйти на нем. Если что, будете бежать вдвоем, я прикрою. Не возражать! Решение окончательное!
   Он принял это решение сразу, как только понял, что засаду им не миновать и в лоб не пробиться.  «Может, удастся отвлечь на себя»,- думал он.
Шли так медленно и тихо, как только могли. Последний километр преодолевали почти ползком.
   - Держите, мужики,- сказал Семенов, протягивая сыновьям заветную фляжку,   когда вышли на исходные.- По семь глотков!
   Противник, как и рассчитывал Семенов, к ночи расслабился: под разлапистой кривой сосной на берегу тлел костерок, метрах в пятидесяти ниже по течению, возле моторок, одиноко маячил часовой. Второго часового Серега обнаружил правее. Но главное, посты не могли видеть друг друга, отделенные тальником. И это был шанс, тот шанс, что выпадает раз в жизни.
   - Пошел я, батя,- услышал Петр шепот Сереги и возразить не успел. Сын полз к реке. Ему ничего не оставалось, как отправиться следом.
Тем временем Серега грамотно обошел часового сбоку и достал точным броском ножа. Петр бросился подстраховать. Не понадобилось – боевик хрипел тихо, нож вошел в шею около яремной ямки. Парень был молодой, сильный, его было жаль. « Лучше б на его месте оказался тот чиновник, что высели нас»,- неожиданно для себя самого подумал Петр.
Подполз Васька, кивнул на валявшийся сбоку от убитого АКМС. Семенов забрал автомат, перебросил «Стечкина» младшему сыну, показал парным жестом – вниз, к лодкам. Сам залег прямо за трупом.
   На этом их везение кончилось. То ли кто-то из бандитов все же услышал шум, то ли просто подошло время смены караула, а из-за кустов показались двое.
   - Ну, что, ребята, повоюем?- передернул затвор и короткой очередью положил обоих.
Тот час загремели ответные выстрелы от костра. Сзади бухнула «снайперка» - Васька вступил.
   Привычно вслушиваясь в звуки боя, Семенов неожиданно услышал что-то непохожее на выстрелы. Перекатился, затаился. «Черт, да это же коростель скрипит! Вот, зараза, и стрельбы не боится»,- понял он.
   Медленно, но, все же, удалось отойти к лодкам. Уже не заботясь об экономии патронов, тремя очередями опустошил магазин, бросил автомат за борт, но Серега все-таки, молодец, сумел завести мотор. Васька двумя точными выстрелами вывел из строя мотор второго катера и теперь контролировал стволом берег. Петр уже почти поверил, что удастся уйти…
   Пуля ударила откуда-то сбоку, Серега отпустил ручку подвесного мотора и ткнулся лицом в днище. Лодку развернуло поперек течения, мотор засбоил, она пошла по полукругу, пока Васька дотянулся до руля. Отец бросился к сыну, понимая, самое страшное уже случилось… Он встал на колени возле Сереги, хотел перевернуть его лицом вверх …  Второй выстрел сбоку оборвал и его жизнь. Милицейский снайпер первой категории, заработанной в Чечне, знал свое дело. И милиция тоже знала о новоявленных лесных братьях. Живыми они были не нужны. Но третий выстрел, сидящего на высокой елке омоновца, был мимо, Лодка успела уйти в глубокую тьму высокого правого берега.   
                ***
        На каменистом пляже Гудауту слева, в устье небольшой, речки по вечерам швартовался небольшой катер «Анна». По утрам катер уходил в море, увозил редких отдыхающих или курсировал вдоль берега, таская за собой прогулочный «банан» с подростками. Иногда рядом с катером швартовались абхазы-спасатели и тогда они пили холодное кислое вино с хозяином катера, который ловко передвигался по палубе на протезе.

                ***