КЛАД

Леночка опаздывала, как всегда.  Я пыталась сделать вид, что мне это безразлично. Наталья скучала и разглядывала узор на скатерти.
Мы решили встретиться в кафе «Диканька», чтобы обсудить некоторые вопросы, появившиеся накануне Натальиного юбилея. Оставив за порогом шум уличного движения, мы наслаждались звуками живой природы, доносящимися из динамиков.
По залу между столами и скамейками, точно запорожский казак, бесшумно двигался официант в вышитой рубахе и синих атласных шароварах, подпоясанных красным кушаком. На бритой голове у него примостился длинный чуб, а усы двумя рыбками опускались на широкую грудь.
Пластиковая зелень тянулась вдоль плетеной изгороди. В искусственном водоеме плавали бутафорские утки.
Я подняла голову и увидела Леночку. Она была ослепительна.
- Прошу прощения, я задержалась в парикмахерской! – взмахнула рукой младшая сестра.
- Вот это да! Прекрасная прическа! – воскликнули мы.
Ухоженными ручками с безупречным маникюром, она достала мобильник и, активно жестикулируя, поговорила с одним из своих конкурентов. Отняв у нас ещё несколько драгоценных минут и убедившись, что мы слушаем каждое её слово, со своим обычным напором Леночка представила свой план предстоящего мероприятия. И мы согласились, иначе бы  капризам не было конца. 
Пока мы ожидали заказ, её телефон чирикал несколько раз.
- Можно подумать, что не понял с первого раза, - фыркнула Леночка.
В кафе становилось шумно, из динамиков послышались песни Верки Сердючки. Официант принес наш заказ.
- Ну, за встречу! – изрекла первый тост Наталья.
Алкоголь приятно расслабил тело, а затем мозг. И полилась приятная беседа, сотканная из обрывочных воспоминаний.
- В жизни не бывает ничего, что произошло бы случайно, - заговорила Наталья. – Наши предки родом из Украины, - поэтому я назначила нашу встречу именно здесь.
 - После отмены крепостного права, они отправились на поиски призрачного счастья в далекую Сибирь. Многие погибли от болезней и от лихих людей на дорогах. Выжили только самые сильные. Они добрались до Ново-Николаевской губернии (ныне Новосибирская область) и начали вырубать тайгу, расчищая место для строительства жилья, - продолжила Леночка.- Недавно мы с мамой съездили туда, повидались с родственниками и прогулялись по памятным местам. Были даже возле родильного дома, где родилась наша мама.
- А почему я об этом ничего не знаю? – возмутилась я. И чтобы восстановить равноправие, добавила:
- Зато мне бабушка в детстве рассказывала удивительную историю, о которой вы, кажется, ничего не слышали.


***
Над зелеными полями, вышитыми гладью, звенят птичьи трели. Пшеница подступает прямо к домику тетки Федосьи. В небе полыхает солнце и отражается в теплых лужах, по которым топают босыми ногами её ребятишки в коротких рубашонках.
Петруша со всей серьёзностью детского ума рассматривает образовавшуюся в луже зеленую тину. А Сенька шлепает, что есть мочи, прутиком по воде, и радужные брызги летят в разные стороны.
Федосья открывает окошко и кричит им:
- Эй, сорванцы, если испачкаетесь, выпорю, так и знайте!
 В ту же минуту Сенька падает в грязь, увлекая за собой Петьку.
- Вот уж я вам трепку задам! – сердится мама.
Но ребятня, пригнувшись, с разбегу  врезается в самую гущу  хлебного моря и исчезает из виду. Только им одним известными тропками  выбираются к речке, которая петляет  между пологих берегов, и плещутся в теплой воде, смывая с себя остатки грязи.
Потом неторопливо и степенно шагают по тропинке к дому, где мать уже ждет с прутиком.
Петруша худенький и голенастый, а Сенькино круглое лицо сплошь усыпано веснушками.
- Мам, а мам! Расскажешь нам, как ты в просе тонула? – спрашивает Сенька, и на его лице цветёт озорная улыбка.
Сенька похож на маму. Он знает, что мама не умеет долго сердиться и благополучно отвлекает её от обещанного наказания.

…Много лет назад такая же беленькая украинская хата чистыми оконцами доверчиво глядела на деревенскую церквушку. За околицей простиралась во все стороны зелень полей, и высоко в небе пел жаворонок.
Федосья, а попросту Дуся, могла подолгу наблюдать за птицами в облаках и придумывать названия разных стран, куда бы они могли полететь.
- Дуська, пойдем со мной в амбар, чего-то покажу, - прищурила глаза Маша. Она любила подшучивать над девочкой.

В амбаре были отсеки для зерна и для  хранения всякого хозяйственного скарба.
Маша спрыгнула в короб с просом и, схватившись за деревянную перегородку, начала нырять в него с головой.
- Прыгай, здесь неглубоко! – подзадорила она Дуську.
Глотнув побольше воздуха, она шагнула вперед и полетела в короб. Как зыбучий песок, стало затягивать её шелковистое зерно.
- Машка, я тону! – закричала девочка.
Машка усердно тянула ей руку, но коварное просо неумолимо затягивало ребёнка в темное нутро. В животе похолодело…

Просвистела плетка и обожгла то место, на котором сидят. Машка взвизгнула и отскочила. А дедушка, который вовремя заметил приоткрытую дверь, вытащил испуганную внучку из короба.
Все это время Машка стояла поодаль и наблюдала за происходящим. Убедившись, что сестренка спасена, она бросилась наутек от деда, который грозил ей кожаной плеткой. Отбежав на безопасное расстояние, Машка подбоченилась и запрыгала на одной ножке:

Дедушка – медведушка,
Дедушка – медведушка!
Погонись за мной –
Не угонишься…

Дед догонять её не стал. Негоже по двору гонять девку, которая уже почти невеста.
В ту же ночь Машка спалила в печке ненавистную плетку.

Неспешно текла жизнь в Ново – Николаевской губернии.
Голубоглазую хохлушку, как называли местные старожилы выходцев из Украины, присмотрел коренной сибиряк  Устинов Василий Семенович, а осенью прислал сватов. Брак зарегистрировали в Крутоголовской церкви Коченевского района. Федосья Михайловна получила фамилию мужа и родила ему шестерых ребятишек: трех девочек и трех мальчиков…

Пока она предавалась воспоминаниям, наступил вечер. Сейчас ночи короткие, с воробьиный коготок.

Стоит середина лета, пора сенокоса. Скошенное сено крестьяне сгребают и складывают в стога. Разнотравье медовыми ароматами дурманит голову, в полях мелькают бабьи платки. А по вечерам горят костры, и  издалека видны искры, летящие в небо. Потрескивают сучья, тьма опускается на землю. Откуда-то из-под земли поднимаются тени, и голоса присутствующих постепенно переходят в шепот.

- А вот ещё случай у нас был, - начал свой рассказ Илюшка Попов. – По деревне каталось огненное колесо. Кто-то из стариков научил парней, чтобы они продернули через него ленту шелковую. Так и сделали. На следующий день заболела одна баба. С печки не встает, не ест, не пьёт. Зашли к ней в дом, а она от людей отворачивается, одеялом прикрывается. Сдернули тогда люди с неё одеяло и увидели, что изо рта у неё торчит та самая шелковая лента. Колдунья она была, значит.

Илюшка был старше всех и уже носил сатиновую рубашку и хромовые сапоги. Чуб у него завивался, и он его поправлял, отбрасывая набок. При этом гордо поглядывал на девок, и они смущенно отводили глаза в сторону. А он продолжал:
- Сожгли ту бабу вместе с домом. Только отец её пропал куда-то. Говорят, что в тайгу подался.
Однажды, плутая по тайге, охотники обнаружили его избенку. Вошли в неё – нет никого. На стенах развешаны пучки трав и ягоды сушеные… А в красном углу на веревке висят тряпичные куколки. Неужели старый дед из ума выжил и в куклы играть начал? Взяли парни прутики и отстегали тех куколок. Да ещё и посмеялись при этом.
Вдруг загрохотало вокруг, ставни захлопали, ветер завыл, и под ногами задрожали половицы. Испугались ребята и убежали из той избушки…

Стало тихо. Все боялись пошевелиться. Казалось, что сейчас из-за деревьев покажется страшный старик-колдун с бородой и схватит того, кто сидит с краю.
- В такие ночи только клады искать, спрятанные в лесу, - сказал Илюшка и подмигнул девчонкам. – Кто со мной?
Девки прыснули от смеха.
- За костром темь такая, что хоть глаз коли. Новолуние. То есть одна луна кончилась, а другая не народилась, - прошептала Аксинья, когда он прикоснулся к её рукаву.
- В эту ночь деревья переходят с места на место, и травы разговаривают между собой. Тот, кто понимает их язык, многого сумеет достичь в жизни. В полночь расцветает цветок папоротника. Если сорвать его, можно отворить двери в любую сокровищницу или овладеть любовью самой неприступной красавицы, - улыбнулся Илья.
- Скажешь тоже, - ответила Аксинья и отвернулась.
- А вот ты, Аксинья Васильевна, подумай хорошенько и выходи за меня замуж, - горячо зашептал  он.
- Как родители скажут, так и будет, - смиренно ответила девушка.

С той поры Илья потерял покой. Днем и ночью он вспоминал Аксинью. Её слова пульсировали в сердце, и от этого душа взлетала в небо.

Осенью Поповы прислали сватов к Устиновым. За сватовством  последовали смотрины хозяйства жениха, и, удовлетворившись результатами, родители невесты  назначили день рукобития.
Определили день свадьбы. В доме Устиновых начали собираться  девушки на вечерки, играли, пили чай, пели песни.
Накануне свадьбы Аксинью помыли в бане, поплакали, прощаясь с девичьей волей, расчесали ей русую косу.
Утро свадебного дня началось с причитаний невесты. Пока её наряжали во все новое, матушка  приговаривала:
- Плачь, плачь, милое дитятко. Не наплачешься за столом, наплачешься за столбом!
Перед отъездом к венцу молодых благословили иконой и хлебом. Отец вложил правую её руку в руку жениха и сказал:
- Пои, корми, обувай, одевай, на работу посылай и в обиду не давай!
Старшую дочь он любил за кроткий нрав, за трудолюбие и расторопность в делах. Поэтому любому обидчику готов был дать достойный отпор.

Свадебный возок  во дворе жениха был приготовлен ещё с вечера. Тяжелые дуги украшены цветами и лентами, на сбруе поблескивали медные бляшки. Кони нетерпеливо били  копытами, вздрагивая всем телом.
К венцу ехали с ветерком под гармошку и возвращались с веселыми песнями.
У дома сына с невесткой встречала мать, осыпая молодую пару пшеном и желая им богатства.
На крыльцо вышел отец жениха, коренастый мужик с бородой, стриженой полукругом. Глаза под насупленными бровями до того пронзительно-внимательные, что смотреть в них тяжело и отвернуться смелости не хватает. Он сдвинул фуражку, придавившую стриженые в кружок русые волосы, и они вдвоем с матерью благословили молодых и проводили за свадебные столы.


В определенный момент пира молодую закрыли от глаз гостей пологом и разделили волосы надвое, заплели две косы, уложив их на затылке «корзиночкой» и покрыли женским головным убором. А затем молодых проводили на покой.
- Если потеряна девичья честь, то родителям девки – позор, а ей перед мужем - вечный покор, - шамкали беззубые старушки.
Гости  еще долго пили, плясали и пели песни. Разошлись они глубокой ночью.
На второй день столы были накрыты пирогами и блинами.
Молодая жена доказала свою невинность, и теперь потчевала гостей. Они же её одаривали подарками.

Отшумела свадьба, и начались будни. Аксинья перешла жить к мужу в соседнюю деревню, и постепенно уже начала привыкать быть покорной чужим людям.
Свекровь осторожно спрашивала её:
- Ну, как он, ласковый хоть?
- Не знаю, - потупившись, отвечала Аксинья. И, спохватившись, чтобы не обидеть свекровь, добавила, - конечно, ласковый.

Дом Поповых славился  коленчатым крыльцом в виде открытой террасы, и резными наличниками. На заднем дворе были построены хлева и широкий навес, под которым в летнее время стояли лошади и телеги, висела конская упряжь. Все это  сторожила цепная собака. Родители Ильи жили богато.
Молодым была выделена отдельная комната, пристроенная к дому совсем недавно.
В комнате  в красном углу находилась божница, уставленная иконами.
В углу стояла деревянная резная кровать, на которой возвышалась гора пуховых подушек. Вдоль стен крепились вешалки для одежды. У двери поставили кованый сундук, в котором хранилось приданое Аксиньи:  праздничные наряды, платки и украшения. Сюда же положили и выходные ботиночки на шнуровке. 

В доме было три комнаты и большая кухня.
В углу кухни красовалась русская печь. Над входом, от печи до противоположной стены, на один аршин от потолка тянулись полати, настланные из досок.
В зимнее время на полатях спали, а летом – хранили одежду.
Около печи  находился залавок, на котором готовили еду. Здесь же стоял самовар. Между  окон висело зеркало с двух сторон украшенное полотенцами с вышитыми петухами.
В переднем углу  стоял стол, за которым собиралось все многочисленное семейство Поповых. 
В обычный день они ели постную и скромную пищу. Варили уху, щи из квашеной капусты, подавали картошку с солеными огурцами. По воскресеньям пекли пироги с ягодной начинкой  или жарили яичницу, которую в  летнее время украшали мелко порезанной зеленью. Зимой же готовили пельмени.

Первые дни Аксинья присматривалась, как свекровь управляется по хозяйству, а она, как бы, между прочим, рассказывала:
- Вот и начали снохи тесто месить, а свекор промеж ними ходит да все примечает. Потом велел им руки показать и похвалил ту, у которой они чистыми остались. «Как же так, - удивилась другая. – Я старалась больше, чем она!» А свекор ответил: « У тебя руки в муке по локоточку, а у нее – по персточку! Вот и смекайте, коли голова на плечах!»

Шесть недель до рождества Поповы постились, а потом наступили рождественские святки и масленица.

Деревенские парни построили высокую ледяную крепость с воротами, в которые можно проехать только  на коне, и мальчишки с оглушительным криком устремились на осаду крепости. Встреченные снежками, они отступили и снова бросились на приступ. Спустя несколько минут, удальцы разнесли крепость до основания, и, извалявшись в снегу, побежали кататься с горы, возле которой уже собралась толпа народа.

Аксинья вместе с Ильей тоже ходили на гору.
Летели хлопья снега, вокруг было белым-бело. Лучи солнца, преломляясь на снегу, отражались волшебными огнями в голубых глазах Аксиньи. Золотистые пряди выбивались из-под платка и ресницы дрожали от яркого света.
Со смехом и прибаутками молодых окружила толпа парней и девушек. Они разъединили их, и закопали Илью в сугроб, так что торчала только одна голова.
- Выкупай, выкупай теперь своего мужа, - кричали «зарывальщики» и требовали, чтобы Аксинья его целовала. Она смущалась и стыдливо отводила глаза.
Тогда Илья, взял жену за руки и притянул к себе. Она попыталась вырваться, но он крепко сжал  её в своих объятиях и с силой, которую придавало ему сознание прав над ней, поцеловал. Она затрепыхалась  в его руках, но кричать не решилась. Она смущалась и до сих пор не понимала: любит она его или нет.

На праздничной неделе на расписных санях поехали в гости к родителям Аксиньи. Под дугой зазвенели бубенцы, напомнив молодоженам свадебные колокола.
Мать с отцом встречали гостей на пороге. Из саней поднялся Илья, а затем сошла на тропинку Аксинья.
Тут же, откуда ни возьмись, прибежали братья и сестры, и в морозном воздухе зазвенело многоголосое приветствие:
- Сина приехала!
- Сина с Ильёй!
Они обступили Илью и Аксинью со всех сторон и что-то кричали, целуя и обнимая их.
Родительский дом радостно принял супругов. Теща готовилась к приезду зятя и уже с утра напекла гору блинов. Поэтому пировали до самых потемок. Нагостившись, они пригласили Василия и Федосью в гости с ответным визитом.
На прощанье тесть положил им в гостинец мешок муки.

Ночь была ясная, в небе светила луна. Лошадь, окутанная белым облаком пара, неспешно бежала рысью. В небе плясали звезды. Душа замирала, и сон мягкой рукавичкой прикрывал веки.

Только после Масленицы свекровь стала нагружать невестку работой.
Аксинья старалась приносить пользу семье, да и свекровь её подхваливала:
- Как я люблю, твои блинки, доченька! Как же ты так быстро управляешься сразу с двумя сковородками?
Блины действительно у нее получались румяные да пышные. Подавала она их на стол сразу с пылу с жару и радовалась, что едят с аппетитом. Поэтому с удвоенной энергией хлопотала по дому.



К новой семье она почти привыкла и была рада, что муж не пьяница и не драчун.
Она вышила занавески, на окна поставила горшки с цветами, нашила холщовых рубашек, которые украсила вышивкой по вороту, груди и рукавам. Рубашки продали на базаре. Они принесли неплохой доход, но деньги сразу же забрала свекровь и спрятала подальше.

Отец  Ильи был скорняком и шил людям на заказ шубы, за которые хорошо платили. Сидя у печи на подлавке, он попыхивал самокруткой и удовлетворенно улыбался.
В деревню стали доходить известия, что в стране поменялась власть, ввели новые денежные знаки, а старые аннулировали. Отец загоревал:
 - Собирали крохами, а пропали наши денежки ворохами!
 Илья, по примеру мужиков, недовольных новой политикой, примкнул к колчаковцам, и, оседлав коня, наскоро простился и уехал.
- Как плетью настеганный, - обронила печально свекровь и заплакала, - даже не оглянулся…

Аксинья готовилась стать матерью. Первым узнал об этом свекор, который относился к ней с особым вниманием и сердечностью. Слегка прикоснувшись к еле заметной округлости живота, он спросил:
- Есть что ли там кто-то?
Аксинья молча кивнула и опустила голову. Она была готова провалиться сквозь землю от чувства стыда и сознания своей незащищенности. Глаза обожгли непрошенные слезы.

Вечером, когда бушевала гроза, в окошко осторожно постучался Илья. Порыв ветра налетел и захлопнул раму. Качнулись и зашумели вершины сосен. Аксинья бросила вязальные спицы и, накинув на плечи платок, выскочила в холодные сени.
- Илюша, сокол мой ясный, - вскрикнула она и прижалась к плечу мужа. - Как я без тебя скучала!
- Люблю тебя, с самой первой встречи люблю, - эхом отозвался он.
Мать засуетилась, накрывая на стол. А Илья шепнул располневшей Аксинье:
- Ты только сына мне роди, наследника! Тогда нам все невзгоды будут нипочем!

В назначенный день и час закричал в доме ребенок. Окрестили новорожденную  Софьей.
- Ничего. Сначала - нянька, потом – лялька, - подвел итог дедушка, и жизнь пошла своим  чередом.

Наступило голодное время, повсюду свирепствовал сыпной тиф. Дочка заболела и плакала:  в её крошечную ладошку Господь не вложил ни счастья, ни здоровья.
Аксинья совала ей  пустую грудь, но никак не могла успокоить ребенка, и прятала Сонечку на печке, пока в избе пировали беляки, пришедшие вместе с её мужем.

С начала войны Илья очень сильно изменился. Он не разрешал Аксинье видеться с родственниками, потому что её отец поддерживал  красных. Иногда Илья пытался заглушить душевную боль самогоном, и шумно требовал, чтобы ребенок замолчал и дал ему отдохнуть.



Девочка вскоре умерла. Не смогли спасти её ни материнская любовь, ни материнские молитвы. Сморщенное личико отражало великую скорбь.
На детской могилке посадили березку, как символ чистоты и непорочности.
- Пусть весной прилетают птицы, и поют ей свои песни, потому что я не смогу быть рядом с нею всегда, - заплакала Аксинья, и в её сердце надолго поселилась щемящая боль первой утраты. Она пыталась приспособиться к  жизни, какая ей была дана, но счастье обходило её стороной.

Во время одного из налетов погиб  Илья. Его привезли на телеге вместе с другими убитыми. Юная вдова оплакивала мужа, и смертельный холод проникал в  сердце. Казалось, что она окаменеет от горя.

Рано утром, пока солнце не поднялось высоко, и не высохла роса на траве, чтобы не видели, как она плачет,  Аксинья шла косить сено.

Праздников на её улице пока не было, а новые испытания уже стояли на пороге.

В деревню, где жили родители Аксиньи, вошли белые. Они стали отнимать у хозяев домашний скот. Устиновы метались по двору, не желая добровольно отдавать свою коровушку-кормилицу. Дети, как стайка воробышков, испуганно выглядывали из-за поленницы дров. Они стали невольными свидетелями, как  беляки шашками зарубили отца и мать.
С тех пор по ночам маленькую Дашу стали беспокоить детские страхи. Она плакала, и бабушка укладывала её в свою постель. Девочка, согретая теплом,  вскоре засыпала, уткнув острые коленки бабушке в поясницу.

Страшная весть дошла до Аксиньи. Помолившись, она ушла пешком к своим родным. С семьей Поповых её больше ничего не связывало.

Русые волосы обдувал летний ветерок,  ноги купались в дорожной пыли. В руках она несла узелок, в который положила себе на дорогу ломоть ржаного хлеба.

С ребятами оставалась только старенькая бабушка.
- Горюшко-то какое, Синочка! Без отца дети только наполовину сироты, а без матушки – круглые сироты! - плакала она над горькой судьбою своих внуков.
- Слезами горю не поможешь, бабушка. С детей много не спросишь и на чужие плечи свою ношу не переложишь. Надо думать, как жить дальше, - ответила повзрослевшая внучка.
Она возглавила семью и теперь отвечала за судьбу близких людей.  Жаловаться ей было некому, да и не привыкла она прятаться от проблем. Молодая женщина старалась загрузить себя работой, чтобы отвлечься от грустных мыслей.

Закончив домашние дела, Аксинья вышивала рубашки для продажи. Не зная грамоты, она успешно справлялась с хозяйством, да и бабушка вовремя помогала советами.
Аксинья научилась жить в страдании, как в неизбежности, почти на ощупь, прозревая предназначенный только ей путь.

Река щедро одаривала их рыбой, которую бабушка, зайдя с берега в воду, ловила фартуком. Рыбу варили и тушили, запекали в печи, вялили. В тайге собирали ягоды, грибы и орехи.
Это помогло семье  выжить.
Однако без мужской помощи было трудно, особенно когда в семье большинство составляют женщины.

Дни медленно, тягуче заполнялись разговорами, новыми знакомствами. Но они не отвечали на главный вопрос: в чем смысл жизни? Ощущение бессмысленности существования остро пронзало душу Аксиньи.

Отставной рядовой - Алексей Селезнёв вошёл в её жизнь, когда все, казалось, обрушилось окончательно.

Незадолго до предложения стать его  женой она, проснувшись ранним утром, вдруг почувствовала, как по комнате разливается аромат весенних цветов.
За окном трещал мороз, цветы расцветали только в ледяных узорах… и таяли от теплого дыхания …
Родные поддержали предложение Алексея, и убедили Аксинью, что мир для неё не потерян.

Они поженились в первой декаде мая, когда в воздухе разлился дурманящий запах цветущей черемухи.
Навстречу им степенно вышагивал утиный выводок. Старый селезень покосился в их сторону и что-то прокричал на птичьем языке.
- Одобряет наш брак, - пошутил Алексей.
- Он говорит, что моя фамилия ему нравится! – отозвалась Аксинья.

Алексея приняли в семье как хозяина, и он сразу же заслужил уважение и доверие, к его мнению стали прислушиваться. Особенно полюбила Алексея старенькая бабушка, которая стала звать его «Оленька». Она уже не могла видеть глазами, но сердцем чувствовала, что с внучкой рядом находится надежный человек. По вечерам Алексей разворачивал газету и читал вслух новости:
- Одной из важнейших задач является борьба с неграмотностью. В связи с потребностью промышленности в грамотных кадрах  необходимо  провести повышение образовательного уровня у населения, - он задумался на минутку и продолжил. – Тебе, Аксинья Васильевна, учиться надо.
- Да какая ж я ученица с дитем на руках? – улыбнулась Аксинья, поправляя распашонку маленького сына, сидящего у нее на коленях.
- Эту задачу ставит перед нами партия и правительство, поэтому мы должны её выполнить, как бы трудно нам не казалось.

Аксинья с мужем не спорила и по вечерам, с ребенком на руках, проходила курсы ликбеза. Валик, так назвали первенца, сердился, вырывал из рук матери карандаш и бросал его на пол.
Конечно, толку от такой учебы было мало, и Аксинья, освоив азы грамотности, прекратила свои занятия.

- Где же моя смертонька заблудилась? - сетовала старенькая бабушка, которой было уже далеко за девяносто лет. – Устала я от жизни такой…Сама мучаюсь и вас мучаю.
И бабушкин смертный час наступил. Вся семья собралась возле неё, но она настойчиво просила позвать Алексея.
Пока бегали за ним, она молчала.
- Бабуленька, расскажи нам, где спрятан черный чайник? - Осмелилась спросить Дарья.
Все знали, что в чайнике бабушка хранила что-то. Но она ждала и звала только Алексея. А когда он появился на пороге, бабушка с именем «Оленька» рассталась с жизнью и унесла тайну с собой.
- Раньше чайник был в погребе, но бабушка его перепрятала. Слепенькая, она не могла  схоронить его далеко, - произнесла Даша.
Весной вся семья добросовестно перекапывала огород, в надежде, что чья-нибудь лопата звякнет, и откроется клад. Пусть небольшой, но свой. Постепенно все успокоились и про клад забыли.



    ***

Уже стемнело, и мы поспешили разойтись по домам.

Только сняв сапоги, я почувствовала облегчение. Приняв душ, я включила телевизор и прилегла на диван.

Резкий звонок в дверь заставил меня встрепенуться. На пороге стояла бабушка.
Как я соскучилась по ней!
В руке она держала тяжелую сумку, от которой пахло топленым молоком и ватрушками с творогом.
- Милая моя! Как же ты добралась до меня? – спросила я и повисла у неё на шее.
Мы пили чай в кухне и вели неторопливую беседу. А потом бабушка сказала:
- Я не могу долго  задерживаться у тебя, мне необходимо вернуться.
- А зачем же ты приходила?
- Я принесла вам… семейную реликвию, которую нам передала моя бабушка, - ответила она и поставила на стол черный чайник. – Возьмите его и передайте своим детям. А я пойду.
И бабушка, тихо шаркая тапочками по линолеуму, вышла из квартиры.

Под крышкой чайника я обнаружила свернутый вчетверо листок пожелтевшей от времени бумаги.
« Живитя дружно» - было старательно выведено неизвестным писарем.

Проснувшись, я долго не могла поверить, что это был сон. Встреча с бабушкой Аксиньей меня потрясла. Сквозь годы она давала нам наставления, чтобы мы, живя уже в двадцать первом веке, помнили, что важно не приспособиться к жизни, а научиться трудиться, хранить обычаи предков, любить и жить без уныния и отчаянья. Ведь недаром говорится:

                Не нужен клад, когда в семье лад!