На улице патриотов. Гл. 2

 
Глава вторая

НА УЛИЦЕ ПАТРИОТОВ

    Полёт из Москвы в Аддис-Абебу прерывался четыре раза.
    Первое приземление состоялось в ереванском аэропорту, похожем на разорённый улей: многие армяне тогда, целыми семьями и с тяжёлым скарбом, улетали в Бейрут к своим родственникам.
    Вторая остановка была в чистеньком, почти безлюдном аэропорту Анкары. Здесь, в «дьюти фри», Ирина сделала свою первую в жизни заграничную покупку: расшитые золотом красные парчовые тапочки с острыми, загнутыми вверх носами. Ничего подобного в Москве не найти!
    Затем был Каир. На время пересадки в  самолет эфиопской авиалинии нас, пассажиров, собрали в большом роскошном зале ожидания, потчевали прохладительными напитками, кофе, чаем. Ирина была в восторге от аэровокзальной дамской комнаты, показавшейся ей чуть ли не салоном красоты.
    Четвёртая, по-моему, вынужденная, посадка состоялась в Хартуме. Всех попросили остаться внутри лайнера, мгновенно онемевшего, как только заглохли турбины, и одновременно ослепшего, ибо все лампочки и табло погасли, а заботливые стюардессы к тому же зашторили все иллюминаторы – от солнца.  Дверной люк открывался только раз - чтобы выпустить кого-то из экипажа на трап, в пекло: я знал уже по своей первой поездке в Африку, каким раскалённым воздухом дышит хартумский аэродром! Слава богу, в наш, кажется, наглухо задраенный салон не мог проникнуть жар суданской пустыни.
    Но вот крылатое чудо-юдо ожило: засветились лампочки и табло, загудели турбины, всё тело самолёта задрожало… Стюардесса-эфиопка, за которой я от самого Каира в тайне наблюдал (да простит мне аллах!), попросила меня, лично, «to fasten the belt» - «пристегнуть ремень». И я почему-то подумал: «Для англичан что «пристегнуть», что «застегнуть» -  всё равно «to fasten». А для нас – «две большие разницы».
    Вскоре мы уже снова летели в сторону экватора над облаками, густеющими и темнеющими тем больше, чем дальше мы углублялись в пространство над Эфиопским нагорьем.
    На аддис-абебский аэродром мы приземлялись в свинцовом тумане и буквально плюхнулись в гигантскую лужу. Когда колёса коснулись посадочной полосы, по обе стороны от корабля поднялись не брызги, а целые водяные стены, которые опускались лишь сообразно снижению скорости самолёта, подруливающего к аэровокзалу сквозь водяную мглу. Шёл настоящий, что называется тропический, ливень.
    К счастью, будто по велению свыше, он резко оборвался, стоило нам сойти с трапа и ступить на землю. И всё-таки мы окунулись… в промозглую, по-московски осеннюю, хмарь. Было не по времени сумрачно, хотя стрелки часов уже перевалили за 8 утра.
    Нас встретил невысокий молодой человек в белом свитере. Это был Владимир Масленников, стажёр посольства, временно замещавший заведующего бюро АПН. С ним я был уже знаком, заочно, по служебной переписке, которую мне пришлось вести перед командировкой.
    На таможне нас приветствовали улыбки, никакого досмотра, правда, и багаж-то наш с Ириной состоял из одного чемодана средней тяжести.
    - Таможенник – мой знакомый. Я ему заранее бутыль водки вручил. Всё как в Москве,  - заметил В.М. – А водка – из АПНовских представительских запасов. Жаль, они быстро истощились. То одному поднесёшь, то другому… Здесь иначе нельзя. Но отметить ваш приезд будет чем!
 
    На стоянке возле аэровокзала нас ожидал горбатенький Фольксваген. Единственным достоинством этой невзрачной, явно потрёпанной «божьей коровки» был её дипломатический номер.
    - По всем официальным адресам лучше ездить на ней, - сказал В.М. – Вторая офисная машина – «Рено-16» - с обычным, гражданским, номером, зато она новенькая. Её купил Миша незадолго до своей высылки. А вот дом, куда мы поедем, купил я! Точнее – арендовал. Тоже новый! Надеюсь, вам понравится.
    Перед фасадом аэровокзала простиралось грандиозное поле желтых цветов, издали похожих на ромашку.
    - Это цветы Мэскаля, - пояснил В.М. – Они зацветают как раз перед эфиопским новым годом и праздником Мэскаля, то есть Креста. Скоро вы сами увидите всю эту экзотику.      
    От аэропорта ровная асфальтированная трасса – Боле-роуд –  тянулась по открытому плоскогорью. Только в районе площади, названной в честь Креста, появились первые здания, причём, сразу самого модернового облика. Таких и в Москве не так уж много - стекло и бетон! Но за фасадом этих новостроек виднелись пустыри и развалины бывших жилых хибар.
    Можно сказать, отсюда, от Мэскаль-сквера, до центра эфиопской столицы, по московским меркам, рукой подать. А центром, наверно, по праву считается площадь, названная именем основателя Аддис-Абебы - императора Менелика II.
    Продолжив свой путь по Пэйтриотс-стрит («Это наша улица, - сказал В.М. – Патриотов!»), мы сразу попали в район уже явно не «центральный», то есть неблагоустроенный. Дорога без тротуаров резко сузилась, трафика – почти никакого, справа – редкие одноэтажные домишки, слева – довольно крутой каменистый склон с виднеющимися вдали погостами и беспорядочно разбросанными строениями. Да и люди, шедшие по грязным обочинам, внешне далеко не соответствовали представлениям о столичных жителях.
    Вот идёт убогая пара… Нищие?.. Он, чернокожий, – в истоптанных кедах, чёрных от грязи, в серых дырявых шортах и накидке-шамме неопределённого цвета; на голове чёрная измятая шляпа. В одной руке – старый чёрный зонт, в другой – рука его спутницы, закутанной в тряпьё. У неё – пустые глазницы…
    Дождь кончился.  Солнце всё чаще выглядывало из-за туч, прогревая мокрую землю, над которой поднимались испарения и неприятные запахи дыма, прогорклого масла и, похоже, мочи. «Это – от жжённых эвкалиптовых веток, - продолжал комментировать В. М. – А также… Сами догадаетесь. Я поеду медленнее, а вы внимательней смотрите по сторонам».
    Вон за высоким валуном сидит кто-то на корточках. Он с головой укутан в заплатанную мешковину. Едва виднеется его (или её?) маленькое, чёрное, измождённое лицо. Кажется, что это прячется какой-то ядовитый гриб…
    Наблюдения из окон Фольксвагена показали, что некоторые из прохожих, - и мужчины, и женщины, - почти не отходя от обочины, чуть приподняв свои юбки и шаммы, тут же приседают к земле… чтобы справить свою малую (а может, и большую) нужду.
     - Куда ты меня привёз! – вырвалось у Ирины, дотоле больше молчавшей.
     - Не спешите с выводами, - ответил В.М. за меня, уже видавшего Африку нищеты и, мягко говоря, дисгармоний. – Не всё так плохо. Скоро доедем до дома и вы окажетесь в совершенно ином мире, мире комфорта и благополучия… А дожди с каждым днём будут всё реже. Ведь в Аддисе весна!
    Дорога от Мэскаль-сквера всё время шла вверх, а это значит, что город, который мы пересекли с юго-востока на северо-запад, располагается на горных склонах.
    В.М. притормозил и резко свернул вправо. Ещё один подъем, метров 20, и худой старик в белых одеяниях, услышав сигнал нашей машины, резво растворил перед нами высокие железные ворота. Мы въехали во двор и остановились между цветочной клумбой и парадным подъездом двухэтажной виллы.
    Первое, на что я обратил внимание, выйдя из Фольксвагена, были фигуры двух эфиопов, молча стоявших с покорно опущенными головами. В.М. отрекомендовал их: «В белой шамме - наш сторож-привратник Мохаммед, а тот, помоложе, в серых штанах, -  дворник Абабуля. Прошу любить и жаловать. Они всегда под боком. Мохаммед живёт в будочке у ворот, Абабуля – в одной из комнатушек флигеля. Послезавтра, в понедельник, я представлю вам всех остальных сотрудников бюро – его творческий состав, так сказать. А сегодня в доме… Вот и она. Моя супружница Оксана».
    На пороге показалась дородная молодая женщина с миловидным, приветливо улыбающимся лицом.
    - Пока я буду готовить завтрак, - сказала она после соответствующих приветствий, -  вы осмотрите свои новые владения.
   
    Дом, в котором нам предстояло и работать, и жить, был собственностью генерала Тамрата Йегезу, губернатора провинции Бегемдыр и Сымен, богатого лендлорда и собственника земельных участков в столице.
    Первый этаж состоял из просторного парадного вестибюля и двух комнат с окнами, смотрящими на клумбу и ворота с будочкой. Мраморная лестница из вестибюля вела в большой зал, отгороженный от него невысоким парапетом, за которым находился камин,  за камином - ещё одна лестница, деревянная, ведущая на второй этаж, а далее, за лестницкй, – вход из холла на кухню.
    Противостоящая   зальная  стена  (из стеклянных рам  и двух  дверей)   выходила  на площадку,  защищённую  от солнца  и дождя  навесом,  а точнее - скатом крыши.
    Площадка  с  дренажным кюветом во всю длину дома переходила в поросшую травой заднюю часть двора. Там стоял одноэтажный флигель с общей, являющейся частью фундамента, платформой. На неё выходили окна и двери выстроившихся в ряд клетушек. Вся территория виллы была обнесена высоким каменным забором.
    Мы вернулись в зал, который, согласно оригинальному архитектурному замыслу,  как бы  прикрывал с тыла переднюю, основную часть дома, его два этажа.
    В кухонных дверях, что напротив стеклянной стены, показалась Оксана с подносом: она выносила приготовленный ею салат из тропических фруктов.
    - Я уже накрываю на стол, - сказала она.
    Но мы решили завершить свою «инспекцию», осмотреть  второй этаж. Там размещались три комнаты с фасадными окнами, общим балконом и всеми удобствами (по обоим концам коридора). Первая комната (слева направо) - спальня; вторая – кабинет. Третья – «святая святых» офиса: здесь стояли два телетайпа (один из них запасной). В субботу и воскресенье буквопечатающий аппарат молчит, но остальные дни недели стрекочет с раннего утра до полудня, принимая из Москвы срочную информацию (не очень срочная присылалась по почте).
    Из зала донёсся голос Оксаны: «Срочно к столу!» Но прежде чем мы спустились вниз, В.М. спросил: «Ну как? Понравилось?..»
    Что я мог ему ответить?.. После московского полуподвального клоповника эта новостройка Тамрата Йегезу не могла не показаться дворцом. Но я постарался сдержать свои эмоции: «Молодец, Володя! У тебя отличный вкус. Ты снял достойное помещение… для АПН!»
    Во время утреннего застолья, выслушав комплименты за вкусную сервировку, Оксана посчитала нужным сообщить, что у них, а теперь, собственно, у нас, по штату, есть приходящая служанка, или мамита (по-амхарски), которую зовут Ворку, то есть Золото. «Но я не подпускаю её к плите, всю еду готовлю сама: в Балча-госпитале сказали, что наше золотце болеет сифилисом. Лечить её или увольнять – было не в нашей компетенции...»
    - Не пугай людей раньше времени! – запротестовал В.М., наливая себе и мне очередную порцию коньяка. – Нужно ещё раз послать её на анализы. А сейчас предлагаю выпить за здоровье бюро АПН в лице его настоящего начальства!
    - Подумай и о своем здоровье, - откликнулась Оксана. – Не много ли с утра!.. Представляешь, Ирина? Только по секрету! Все мужики посольские, почти все, спиваются. Я так рада вашему приезду! Теперь наконец-то мы сможем уехать в Москву, ведь нас задержали здесь только известные вам события.
    - В таком случае предлагаю ещё по одной, - заявил я, дабы морально поддержать В.М. – За достойный конец вашей АПНовской службы, за ваше скорое возвращение на родину!
    Через прозрачную стену зала были видны на фоне золотисто-голубого неба стройные темно-зеленые эвкалипты, стоящие за нашим забором. На ствол высоченного дерева  забрался человек! Он кажется букашкой. Что он высматривал оттуда?..
    И совсем близко, за стеклянными рамами холла, искрилась всё ещё мокрая трава. Солнце только что начало заливать землю своими жаркими лучами, причём, сразу не менее интенсивно, чем это делал своими холодными струями недавний ливень.
    Глаза В.М. тоже заискрились, но явно шальным светом. Задорно улыбаясь, он искренне, без какой-либо задней мысли, произнес:
    - Вадим, поехали! Я дам тебе первый урок вождения. Тебе нужно скорее обрести независимость от Габре, нашего шофёра. Скоро ты его увидишь. Поехали?
    - Конечно, поехали! – ответил я вдохновенно. Жёны тревожно переглянулись и неубедительно запротестовали: они знали, что протестовать было бесполезно.
    Усадив меня рядом на переднем сидении, В.М. вырулил за ворота, спустился на Пейтриотс-стрит, свернул вправо, проехал метров пятьдесят и остановился.
    - Всё! Садись за руль! – сказал он довольно АВТОритарно. – Ты заметил, где газ, где тормоз, где сцепление?
    - Конечно! – ответил я АВТОритетно. – Ты уже показывал.
    - Снимай ручник, отжимай левую педаль, включай первую передачу… Вот так… Медленно отпускай сцепление, тихонечко газуй и поехали… Только на второй скорости! На третью вообще не переходи. О ней забудь.
    - Я всех забыл, я весь внимание…
    Впервые в жизни я выступил в роли водителя АВТО. (Если бы не загранкомандировка, о такой роли я и мечтать не мог бы, ибо купить в Москве, даже при моих гонорарах, даже самый-самый… АВТОмобильчик -  не реально). Не знаю, почему, за какие такие грехи, но я оказался способным АВТОдидактом, самоучкой. Правда, раза два-три мотор за всё время моего инаугурационного АВТОпробега глох. Но Фольксваген заводился легко, как и его АВТОмедон, возница.
    С каждой минутой я всё увереннее колесил по далеко не гладкой АВТОтрассе, почти не прекращая гудеть, дабы согнать с дороги беспечных АВТОхонтов, туземцев, так и норовивших со своими навьюченными ослами под колёса. Но, что самое невероятное, несмотря на эвто (почти АВТО) обоюдно беспардонное отношение к АВТОдорожным правилам, меня ни разу не посетила мысль о том, что эта субботняя АВТОпрогулка могла стать роковой вехой в моей  заграничной АВТОбиографии.
    Наша смелая АВТОвылазка, начавшаяся на ПЕЙтриотс-стрит, увлекла нас далее, за городскую окраину, неожиданно многолюдную, километров на десять по Амбо-роуд, ведущей к курортному местечку (ок.130 км от Аддисы), известному своим бассейном с горячей родниковой минералкой. Разворачиваясь в обратный путь, я подумал, что надо бы навестить этот  «ambo», амвон, может быть, даже в первую очередь, как только по-настоящему стану на ноги, то бишь на колёса.
    - Видишь могучее дерево? Вон, слева… Говорят, не так давно на нём повесили какого-то злодея, - сообщил В.М. как бы между прочим. – Повесили рядом с местом преступления. Согласно традиции… Висел несколько дней. Вполне официально… Вот ведь куда вас с Ириной занесло! Только не говори ей, а то испугается.
      …Отчаянно гудя, я приближался к воротам: успеет ли Мохаммед открыть? Ведь мы на пригорке. Как удержать машину, если?.. Успел!.. Ворвавшись на свою территорию, не теряя скорости, я начал кружить… вокруг клумбы.
      Счастливые женщины стояли у подъезда дома, недоуменно глядя на мой АВТОтанец. Абабуля молча таращил глаза.  Мохаммед, улыбаясь во весь рот, притоптывал, хлопал в ладоши и выкрикивал «Ай, геточ! Ай, геточ! Ай, геточ!..», - что значит «Ай, господин!».  В.М. давал последние инструкции:
      - Не газуй! Не кружи! Направь машину в сторону гаража…  Теперь скорее жми на среднюю педаль -  впереди стена!.. Так!.. Отлично!.. С приездом!
      И как тут не поспешить к бару с АПНовскими представительскими напитками! И как тут не поздравить друг друга с благополучным открытием доморощенной АВТОшколы, отличающейся столь стремительной скоростью обучения!..
      Для первого дня путешествий по Эфиопии впечатлений было более чем достаточно. Хотя был ещё и обед, и ужин, и бесконечные разговоры – серьёзные и не совсем.
      На серьёзный вопрос: чем всё-таки не понравился местным властям мой предшественник? - В.М. несерьёзно и, более того, двусмысленно ответил: «Своей конспиративной любовью к местному населению».
      На несерьёзный вопрос: не Сэмюэла ли Бейкера чествуют некоторые магазинчики,  повесив вывеску «Samuel Bakery» (bakery, на английском, пекарня)? - В.М. отреагировал вполне серьёзно, спросив: «А кто такой Сэмюэл Бейкер?» (Английский путешественник, предпринимавший поиски истоков Нила; глава южно-суданской военной экспедиции, имевшей место ровно 100 лет тому назад, в 1869 году).
      Поскольку речь зашла об истоках Нила, вдохновитель рисковых АВТОприключений посоветовал:
      - Как только позволят обстоятельства, немедленно отправляйтесь с Ириной на водопад Тис-Ысат. Я так считаю: кто не видел истоков Голубого Нила, тот в Эфиопии не был!
               
      Третий день пребывания в Эфиопии, понедельник, начался шумно. Я проснулся будто в заводском цеху, где одновременно плавят, льют, штампуют и режут железо… За окном грохотал ливень вперемежку с  громовой канонадой и вспышками молний, озарявших небо, тёмно-серое, словно  старая, к тому же сплошь испачканная чёрной тушью, холстина.
      К этому буйству природы вскоре прибавился металлический перестук пишущей машинки, правильней будет сказать – машины, потому что, судя по её грохоту, такая могла принадлежать лишь великану. И всё-таки соотношение этих шумов – естественного (за окном) и по сути рукотворного (из соседней, телетайпной  комнаты) - было такое, как между большим водопадом и жужжащим вблизи жучком.
      После экзотического завтрака с бананами и папайей, Оксана повела Ирину к телетайпу, дабы научить общению с этим громко пишущим роботом. А В.М. начал звонить в посольство, договариваться о времени, когда новоприбывших работников бюро АПН сможет принять Его Превосходительство Посол СССР. Наступали трудовые будни…
      Моё знакомство со своими эфиопскими кадрами, творческая часть которых уже сидела на первом этаже за рабочими столами, началось со встречи,  хотя и не творческой, зато чрезвычайно важной.
      …Из вестибюля по белым мраморным ступенькам в холл величаво поднималась молодая эфиопка в белом национальном одеянии с узорчатыми каймами. Вид у неё был как с рекламного буклета: с первого взгляда можно смело сказать «Красавица!». Её большие глаза,  припухлые губы, груди были столь же выразительны, как и её «творческая часть», что со спины. Это была мамита, то бишь  наша служанка.
      - Да! – сказал я. –  Она опасна со всех сторон. Оксана права.
    В.М. в ответ лишь многозначительно улыбнулся… Кадровые вопросы нужно было решать незамедлительно.
      Через Лакеч, нашу машинистку амхарского и английского языка, я объяснил мамзель Ворку, что, согласно новым требованиям, ей необходимо принести из Балча-госпиталя справку о здоровье: может ли она работать по дому и, в частности, на кухне. Получив от меня соответствующую сопроводиловку, «Золотце» гордо удалилась.
      Забегая вперёд, скажу: в конце недели мамита появилась вновь. Очаровательно улыбаясь, она самоуверенно протянула бумажку с печатью, подтверждающей тот факт, что у неё действительно сифилис да ещё с тремя крестами, то есть третьей степени. Как говорится, не отходя от кассы, она, по своему требованию, получила приличную денежную компенсацию (за что – не знаю)  и покинула нас навсегда. Дай Бог ей здоровья!.. С моим первым кадровым распоряжением Ирина была согласна полностью.

      Визит к послу превзошёл наши ожидания. Алексей Дмитриевич произвёл впечатление человека поистине интеллигентного. Ни капли высокомерия, столь свойственного людям его ранга, особенно, если они  бывшие парт-аппаратчики. А.Д. – не из них, он – дипломат профессиональный. Когда-то я, будучи студентом МГИМО, мечтал о подобной карьере. Да вот Молотов не дал доучиться. Сколько раз потом атукал на него! А может быть, стоило сразу сказать спасибо?..
      В заключение нашей беседы в итальянском дворике (сердцевина посольского здания), после вежливых расспросов о том, о сём, после должностных и даже где-то отеческих наставлений, А.Д. на некоторое время умолк – стал листать какую-то папку, а затем, внимательно заглянув мне в глаза, сказал: «Ваш предшественник слишком ретивым был. Лез не в свои дела пропагандист эдакий! Контактировал не с теми, с кем надо… Не повторяйте его ошибок!.. Да Вас наверное достаточно подробно проинформировали…»
      Увы, не достаточно. С первых же дней мне лично пришлось кое в чём и кое в ком разбираться на месте. Кроме мамиты, был ещё один человек, «опасный во всех отношениях», – Гетачеу. Изгнанный из университета за «агитацию», он нашёл себе покровителя в лице М.Н., который и взял его на работу в бюро в качестве англо-амхарского переводчика.
      Студенческие волнения в Аддис-Абебе послужили одной из причин высылки советских журналистов, в том числе М.Н., из Эфиопии. А Гетачеу попал за решётку. Ко времени моего приезда он уже был на свободе и стал нерегулярно появляться в бюро, доверительно намекая В.М. о своей занятости в студенческих, чуть ли не марксистских, кружках.
      О, нет! Держать «революционера» у себя под боком я, конечно, не собирался. Потому как не хотел идти по стопам М.Н., ведущим к преждевременному отъезду на родину. Через полтора месяца после знакомства с Гетачеу я уволил его – за систематические прогулы и появления на рабочем месте в нетрезвом состоянии.
   
      И всё же среди моих работников оставался ещё один, вызывавший, если не прямые опасения, то подозрения – уж точно! Но здесь я не спешил, хотел сначала присмотреться, тем более, что без него я на первых порах никак не мог обойтись. Кроме исполнения своих непосредственных обязанностей в качестве моего личного шофёра, а также офисного «курьера на колёсах», Габре   продолжил   успешное начинание В.М. в ежедневном натаскивании меня по автовождению.
      Обзавестись водительскими правами помог В.Т., наш консул. В адрес соответствующего департамента в Найроби был отправлен пакет со следующими, так сказать, документами: фотокопия чьих-то прав, но с моей физиономией, две моих же фотокарточки, консульская справка и моё заявление. Однако вся эта «ксива» не возымела бы действия, не отправь я вместе с нею пяти американских долларов.
      Через две недели из столицы Кении в мой адрес пришёл конверт с международными  водительскими правами на моё имя. А далее и вовсе без проблем: эти права я обменял на местные (operator’s licenсe) в эфиопском министерстве коммуникаций. Конечно,  неловко вспоминать, но я был вынужден провернуть всю эту «операцию». Зато с середины сентября я мог уже на законных основаниях и, кстати сказать, вполне самостоятельно (без Габре) ездить повсюду  на любом  из своих  легковых  каров (cars).

      В течение первой недели нашего совместного правления и проживания под одной крышей В.М. передавал мне дела, главным из которых было издание ежемесячного журнала «Soviet Reality» («Советская действительность»). В связи с высылкой М.Н. местная типография «Артистик принтерс» прервала выполнение наших заказов. Она возобновила сотрудничество с нами лишь после того, как эфиопские власти восстановили прежний статус-кво в отношениях с АПН. В результате, выпуск очередного номера журнала задержался на три месяца.
      Необходимо срочно войти в график! – настойчиво требовало начальство. Апрельский, юбилейный номер, посвящённый 100-летию со дня рождения В.И. Ленина, должен был выйти в срок во что бы то ни стало. Но вся беда заключалась в том, что типографские возможности не позволяли «выдавать на гора» более одного номера в месяц. Как найти выход из положения, в которое не желали входить мои московские кураторы?
      А тут ещё одна не менее ответственная «головная боль»: правление АПН запланировало издать на амхарском языке иллюстрированную биографию вождя мирового пролетариата. Выполнение этой сверхзадачи в стране, где управлял вождь эфиопских феодалов, тоже ложилось на мои плечи. Как, прежде всего, умилостивить императорскую цензуру?
      В запустении оказались и наши отношения с местной прессой и радио, напрочь прекратившие публикацию материалов АПН. Новому представителю этого советского пропагандистского агентства, то есть мне, надлежало, тоже срочно, наладить с ними былое «творческое» сотрудничество. Но мы не боялись трудностей и, уповая на волю Всевышнего, находили моральную поддержку в народной мудрости. «Кас бекас инкуляль бегеру ихедаль» - примерно так звучит эфиопская пословица: «Мало-помалу и куриное яичко встанет на ножки».
      
      Накануне отъезда Оксаны и В.М. в Москву, мы устроили небольшую прощальную коктейль-вечеринку, на которую Масленниковы пригласили своих друзей. Всё прошло на уровне.
      Вместе с гостями покинули наш новый дом и его первые «хозяева», возвратившиеся в посольское общежитие, где их давно дожидались коробки со скромно нажитым в загранице добром. Из своей тамошней комнаты следующим утром они отбыли в Боле-аэропорт. Мы с Ириной подъехали туда в должное время, чтобы окончательно распрощаться с молодой супружеской парой, с которою волею судьбы в течение последней декады августа дружно делили и хлеб, и кров, и трудовые и отдохновенные будни. Спасибо Володе и Оксане, они были настоящими друзьями! И нашими первыми гидами по Аддис-Абебе.

(Продолжение – «Аддис-Абеба – Новый Цветок». Гл.3)