Часть шестая. розы для ослицы
ГЛАВА I
НАШЕЛ! 2020 ГОД
Перед Дмитрием и Вадимом в этих разговорах прошла вся русская история и они вернулись в сегодняшний мир русских. Многое вызвало чувство горечи своей исторической несправедливостью. Русский народ со своей наивной душой, народ крайностей, был не только обманут, но и оклеветан. Но была во многом и вина русского народа – слишком он любил слушать сирен, слишком был легковерен и некритичен, слишком уповал на чудо.
¬Послушай, Вадим, от моего деда архитектора Петра Ивановича Головина остались у меня какие-то записи, не очень понятные, но я обещал их хранить, – вдруг сменил тревожную тему Дмитрий.
¬Записи? Он был любопытным человеком, – удивился и обрадовался археолог. – Давай сюда! Что же ты раньше молчал?
¬Да как-то не приходило в голову. Но записи отдал Акимычу.
Дмитрий поднялся и с антресолей достал коробку из-под обуви – в ней лежали пластины.
Вадим взял коробку и стал внимательно разглядывать содержимое. Вдруг он пришел в необычайное возбуждение.
– Да это же похоже на «Велесову книгу»!
Ещё через минуту он недоуменно уставился на хозяина дома.
– Да это же свинцовые этрусские диски! – удивился Вадим.
– А чего же ты ожидал?
– Буковые! Ведь «Велесова книга» на буковых дощечках!
– Да, вот что значит показать профессионалу.
– Я должен все это изучить.
– Изучай. Я ведь вижу – ты загорелся. Изучай здесь – везти через все границы? Не знаю.
– В этой коробке можно и провезти.
– Ладно, посмотрим. Они лежали лет двадцать на антресолях.
– А, может быть, эти пластины перевернут всю нашу историю?
– Ты романтик, Вадим, за это я тебя и люблю. За изыскания и увлечения твои.
– Посмотри, они светятся на свету…вроде бы как свинец, но ярче… А это… приглядись. Словно содержат в себе частички солнца… В темноте – серые, на свету – золотые… Странный металл. Или минерал… Но легкий, легкий как титановый сплав …
……………….
РАБА ЛЮБВИ
…………….
ГЛАВА II.
ВАСИЛИСА
Русский театр, где на премьерах бывали посол Российской Федерации и мэр города, куда Россия вкладывала деньги, потихоньку терял последние русские черты. Все гэкали и хэкали, интонации были не русские. Да и если посмотреть житейски, то каждый год Академия искусств выпускала артистов – куда им идти? Молдаванам, болгарам, евреям, гагаузам, армянам и прочим? Так уж и получалось, что и на русской территории русские были в меньшинстве. Так было и в русских газетах, так было и на пошлом «Русском радио», где вообще не работало ни одного русского человека, и в газете «Русское слово» выходили статьи сплошь под псевдонимами, и в организации русских писателей, где природно русских было всего-то двое-трое значащих писателей. Все только назывались русскими, но везде была подмена…
Василиса с горечью вспоминала «Елену Прекрасную» - свою свекровь. Вот у кого было богатство русских интонаций, чудесный выговор, гибкий язык. Что бы она ни играла – свой язык. И вдохновение. А этим артистам русские проблемы, русские боли и радости были просто безразличны. Театр был не национально русским, а просто зрелише, на русском языке. И публика была такая же пестрая. Но главное для театра – она была. И репертуар такой же – случайный.
Актеры в большинстве своём были неплохие люди и среди них встречались способные, но как бы для другого театра, и, как это ни странно получалось, но она, русская актриса, выглядела на этом фоне белой вороной. Еще одной такой вороной был Руслан, актер моложе ее лет на десять, русский, которого отец назвал в честь пушкинского героя, так что ему только оставалось подыскать Людмилу. Его жену, как оказалось, так и звали. Она писала о театре, работала в газете. Обыкновенная женщина, с высоким голосом. Впрочем, довольно модно одетая и не без апломба. Василиса и не присматривалась к ней.
Как-то Руслан стоял рядом с Василисой перед доской, где вывешивали объявления и список с распределением ролей. Она уже просмотрела, надев изящные очки, ясно – второй состав, играть старуху. Василиса согласна бы играть и старух – были же «великие старухи» Малого театра, жившие по сто лет и умиравшие на сцене.
Руслан тоже смотрел на список исполнителей, и бледнел. Там ему во втором составе выпала совсем незначительная роль. Впрочем, для его русской фактуры этот репертуар и не годился. Этот новый театр и самой Василисе Федоровне был непонятен, а временами и неприятен.
Алиса вспомнила, как несколько лет назад ставили «Вишневый сад» Чехова и молодой режиссер из Москвы очень старался поставить Чехова «по-своему». Это был странный Чехов, вывернутый наизнанку. Да и что такое для современного зрителя был вишневый сад? Что он значил? В натуральном виде? Пока она росла, это были колхозные сады, а потом фермерские. Какая тут поэзия? Она сама играла барыню, которая продавала вишневый сад, чтобы на эти деньги провести свои последние годы с каким-то ничтожеством в Париже или Ницце. Василиса совершенно не понимала свою героиню, она не понимала, как можно служить ничтожному обманщику, принести себя в жертву, в ее представлении жертвовать всем можно было только искусству. Благодаря ее внешности, таланту, этим чудесным интонациям и неповторимому тембру голоса, публика и пресса приняли ее восторженно в этом спектакле. Именно в «Вишневом саду» блеснул и Руслан. Он играл Лопахина, нового человека, русского человека из низов, из нового времени, наступающего на пятки старому дворянству, и что-то в этом образе оказалось созвучным тому времени, когда ставился спектакль. Само время внесло свои нюансы, блестки, текст зазвучал по-новому. Все эти вишневые сады стали давно мифом, и тоскующие и их проедающие барыни – тоже, а вот этот человек – реальность. Впервые у него была большая роль, и она удалась. Впервые они были партнерами – она, ведущая артистка театра и он – работающий в театре уже пять лет, но ничем особенным себя не проявивший. И вот с того времени прошли годы, она играла – в сказке! – ведьму, а он прозябал на маленьких ролях. И сдерживался, и смирялся. Знал, что в театре бунт бесполезен. Только насмешил бы всех. Как-то на очередной совместной пьянке он оказался рядом с ней и, подвыпив, сказал:
– Скоро буду играть тень отца Гамлета.
– Не волнуйтесь, Руслан, Шекспиром здесь не пахнет. А что вы такой невеселый? Этого не надо.
Она знала, что он мотается, ведя самодеятельный театр на заводе, выступая – все реже – на радио и телевидении.
;– Да знаете, Алиса Федоровна, жена, ребенок, теща…
А-а… Упрекают в бедности. Понятно. Отравляют последние годы молодости. Не щадят. Она впервые посмотрела на него с материнской нежностью.
Да, тогда она играла в «Вишневом саде», не чувствуя глубоко своей героини. Она вообще никак не могла понять, почему смертельно больной Чехов писал комедии.
Но теперь больше и больше она понимала его, ведь Чехов – молодой, озорной, – начинал как юморист, вот он – умирающий – и вспомнил это счастливое время бедной молодости. Но уже не мог вернуться, как ни хотел, к тому молодому юмору. Писал драму, подписывал " комедия".
Стоя у доски объявлений, Алиса Федоровна смотрела во все глаза – менялась ее жизнь. Вот ей и предложили уже не роль героини, красавицы, разбивающей сердца мужчин, а Ведьмы. И то во втором составе. Правда, в сказке. Но это намек. Еще какой. Мол, не прежняя.
Она вдруг поняла, что оказалась сейчас на месте своей свекрови «Елены Прекрасной» – из дома эта шутка ее мужа Михаила Петровича перекочевала в театр, который тоже был для нее домом – обжитым, родным, понятным. Народная артистка республики, украшение труппы, милая, слегка взбалмошная, чуть-чуть, для шарма. И вдруг ее отправили на пенсию. Она – здоровая, задорная, желающая растить внуков, вдруг умерла.
………………
ПРОЩАНИЕ
Свидетельство о публикации №211032101098