Исповедь

Вам  когда-нибудь приходилось испытывать чувство стыда по прошествии многих-многих лет после содеянного, сказанного или не сделанного? Если вы обычный, нормальный человек, то, безусловно. Вот и я причисляю себя к таковым.

Возможно, для  ребенка   верующего  достаточно было бы  сходить на воскресную  (или какую там…)  исповедь, получить отпущение грехов, наставление  духовника типа: «Ай-яй-яй, молодая леди, так поступать не хорошо»,- и с умиротворенной совестью нестись дальше по жизни вдогонку за своими менее замороченными сверстниками.  Но середина семидесятых мало располагала  к такому решению  проблемы совести.  И вот спустя  почти  сорокалетие воспоминания о поступках не совсем  праведных до сих пор   затуманивают светлый образ детских лет.

                Эпизод первый. Содеянное.

 Жили мы  с семьей  тогда на окраине  Архангельска, в районе, практически сплошь застроенном двухэтажными восьми -двенадцати квартирными деревянными домами  без удобств. Каждый двор образовывали  несколько домов так или иначе замкнутых в каре. Ну и дружили соответственно девчонки и мальчишки больше дворами, не особо напрягаясь из-за разницы в возрасте.

 Вот и в нашем дворе сложилась  такая дружная компания: три подружки одногодки, пацаненок на пару лет младше нас и заводила Женька, взрослый мальчишка, аж на два года старше девчачьей части «банды». И было ему тогда лет двенадцать.

Уж не знаю, почему он возился с нами «малолетками», может, нравилось, что мы заглядывали ему в рот и с энтузиазмом подхватывали все его идеи, а может просто скучал без младших братьев и сестер (они жили вдвоем с матерью).  Хороший был парень. Хотя, почему был? Надеюсь, и сейчас живет и здравствует, избежав участи среднестатистического  мужичка из глубинки. Никогда не обижал  нас, не гордился своим старшинством и вопреки, может быть сложившемуся у вас мнению, никогда не подбивал на дела неправедные.

Трудно сказать, считать ли наш поступок летом  семьдесят четвертого  порочным, тут уж судите сами.

Делать было нечего, дело было  утром в выходной.  Компания  сидела  во  дворе на бревнах, ожидающих своей очереди улечься  в соседнюю поленницу, вяло поглаживая своих домашних любимцев – дворняжек собачьего и кошачьего происхождения, и подумывала, как  не скучно провести  день. Как всегда гениальной идеей  беседу оживил Женька. 

- А знаете,- сказал он - тут не далеко  в поселке за котлованом  (наша Бакарица плавно переходила в   поселок сельского типа, уж, правда, не помню, как он назывался - прим. Авт.) ферма есть, там  сегодня выходной, а у нескольких коров телята маленькие. Пошли, посмотрим, а если повезет, то и подработать можно будет, сторож добрый, за тележку убранного навоза  капустой  иногда расплачивается (капустой, в смысле  той, которая в поле растет,  блатной терминологии мы тогда ещё не знали).

Сказано, сделано. Наскоро, предупредив родителей, что мы пошли купаться на котлован (котлованом  называли  искусственный водоем, когда-то выкопанный при строительстве железнодорожной насыпи), сами  с  оптимизмом  двинули знакомиться с малолетними парнокопытными. 

Компания наша состояла, как я уже сказала, сплошь из кошатников и собачников, то есть была влюблена  во всякую живность, отличную от двуногих прямоходящих.  Поэтому детские глаза  распахнулись от восторга, когда и вправду совсем не злой мужичок, охраняющий пару десятков коров и телят, запустил нас  в «детское» отделение за обещание вычистить стойло как минимум у трех   самых маленьких красавцев, появившихся на свет не более месяца  назад. 

Уж   как мы старались!  Навоз вычистили, сено поменяли, но и наигрались  с  ласковыми коровьими детенышами от души. Когда же пришло время  уходить, никому  и в голову не пришло попросить плату за свой детский труд, а сторож, видимо   посчитал, что сполна выполнил уговор - развлечение в обмен на  работу.

Дорога домой лежала мимо колхозного поля, засеянного капустой. Уставшие и счастливые, что не потеряли зря такой замечательный день, мы весело  шли по тропинке вдоль  зарослей созревших капустных кочанов. Не помню, кто первый вспомнил Женькины слова про  капустный эквивалент стоимости детского труда, но решение пришло спонтанно и было реализовано без раздумий.  Колхозное поле  в тот день потеряло  килограммов десять отличной белокочанной капусты, а наши руки  отяжелели ровно на то же количество  овощной продукции сельских тружеников.

В общем-то, если помните, в недавние советские времена советские же граждане вполне спокойно относились к подобной экспроприации  колхозной собственности. Но не забывайте, что мы-то  были ещё не совсем гражданами, да и воспитывались  честными пионерами в семьях со строгими нравами.   Но не сам факт  хищения соцсобственности мучает меня иногда  при воспоминаниях о тех далеких и славных годах, а совсем  другое, пожалуй.

Вернувшись домой, я с детским восторгом рассказала маме об увиденных телятах, о трудной, но  с честью выполненной работе и … о вознаграждении за неё  злосчастной капустой. Вот. До сих пор помню глаза мамы, с гордостью смотревшие на меня, маленькую, хоть и не совсем, но …  лгунью.  Эти глаза и не дают покоя до сих пор. Так до самой её смерти я и не призналась  ей, что соврала, пускай совсем немножечко и из-за детской боязни увидеть в её глазах вместо гордости разочарование.  Но ведь от этого ложь не перестала быть ложью, правда? 

В моей детской  жизни был ещё только один случай, когда  я по-настоящему соврала, но это эпизод третий. С тех пор  патологическая правдивость  частенько  мешает мне (а, может, помогает, как знать) жить.

                Эпизод второй. Сказанное.

На протяжении всей своей взрослой  жизни  я часто слышала от окружающих, какой я чуткий и отзывчивый человек. Очень надеюсь, что это  говорилось искренне. Потому что, всю жизнь стараюсь исправить  ужасный, как мне тогда в семьдесят пятом  показалось, поступок.
На протяжении всей учебы я всегда была спортсменкой, отличницей,  примерной ученицей, разве что не красавицей. Но первые три качества  обязывали состоять как минимум в составе совета дружины школьной пионерской организации.

Как – то раз  школьная  пионервожатая поручила нам, пионерским активистам, собрать сведения  о всех ребятах из своих дворов, по каким-то причинам, избежавшим  участи  всеобщей пионеризации .  Кто родители,  есть ли братья и сестры,  мечтают ли они присоединиться   к дружной и счастливой пионерской семье… В общем, обычная  такая общественная нагрузка, которую, я тут же бросилась выполнять добросовестно и с энтузиазмом, как и любое другое дело, за которое бралась. 

Вот тут-то мне и подвернулся  под  руку  наш друг Женька. Уж не знаю почему, он в свои тринадцать до сих пор не удостоился чести носить пионерский галстук.  Это показалось мне очень неправильным, и я  с детским садизмом  устроила ему настоящий допрос  с пристрастием.

До сих пор не понимаю, как ребенок, прочитавший к своим одиннадцати годам кучу жалостливых историй про людскую жестокость и несправедливость, МОГ задавать ТАКИЕ вопросы.  И этим ребенком была я.

Видели бы вы  Женькины глаза, глаза огретой плетью собаки, когда я с чудовищной бестактностью стала допытываться, кто его отец (помните, они  жили вдвоем с матерью).  Вот уж поистине, поручи дураку богу молиться…, особенно если этого дурака (дурочку) благословили на святое дело увеличения пионерской организации.

Меня тогда, как молнией ударило, ударили  Женькин взгляд и его  молчаливый  уход  из нашей детской компании.  Мы ещё, конечно, общались, как-никак жили в одном дворе, но «банда» потихоньку распалась сама по себе.  Возможно, просто стали помаленьку  взрослеть, Женька превратился  в угловатого  подростка,  я  все чаще улице предпочитала книжку, да и у девчонок появились какие-то свои личные интересы.

Но почему мне до сих пор кажется, что  прояви я тогда хоть чуточку больше такта,  и  наша дружба могла продолжиться гораздо дольше?   Женька, ПРОСТИ!

                Эпизод третий.  Не сделанное.

Была  в Советском Союзе  такая очень неплохая вещь, как забота об оздоровительном отдыхе подрастающего поколения. Правильно, пионерские лагеря.  А какие  из них прославились не только на всю страну, но  на весь социалистический и не только мир? Правильно, «Артек» и «Орленок». Попасть в них  было не только  престижно, но  и просто здорово для большинства советских пионеров-комсомольцев. Всесоюзные детские здравницы  были мечтой мальчишек и девчонок всей страны.  Но не для всех.
 
Моей старшей сестре повезло, когда ей было лет  двенадцать,    районный комитет  комсомола посчитал  гордость  нашей школы  достойной высшей награды – летней поездки в Артек,  помню, сколько было восторженных рассказов  о  куче  замечательных впечатлений от той поездки. Я по-малолетству  ( а разница в возрасте у нас пять лет)  слушала их, разинув рот, и  гордилась сестрой, поставив её разве что не на пьедестал. Поверьте, она это заслужила.

Прошло лет семь. Сестра давно окончила  школу и уехала постигать высшие науки в другой город. Мы с мамой остались практически одни. Отец, как и многие мужчины нашего города, был моряком дальнего плавания и появлялся дома  раз в году на  месяц- другой  заработанного отпуска.

Каково же было моё удивление, когда к  моему  четырнадцатилетию  из рук долгожданного папы  на стол  легла  путевка в … Орленок!

Мама всегда старалась  дать нам все самое лучшее, в том числе и летний отдых.  Я дважды была в пионерских лагерях.

 Первый раз в десять лет  меня отправили в спортивный лагерь в Молдавии аж на целых 45 дней.  Помню огромную палату человек на десять, хождение строем по городу,  в бассейн, на экскурсии, столовую, тихий час по расписанию, в общем, все прелести казарменного бытия, потрясшие мое детское воображение. Впечатления были настолько сильные, что  ещё года три  подавленная в тот год индивидуальность категорически отбрыкивалась от любой попытки насильственно организованного  коллективного оздоровления.

Второй раз, я, скрепя сердце, поддавшись на мамины уговоры, согласилась на месячное пребывание в одном из пионерских  лагерей  неподалеку от дома под Архангельском. Две  недели, проведенные в том лагере, были настоящим подвигом для ребенка, обожавшего все свободное время проводить с книжкой в руках в каком-нибудь  уютном уголке СОБСТВЕННОЙ  комнаты.

И вот -  Орленок, в сентябре. Четырнадцать лет уже вполне взрослый возраст, чтобы самой собрать все необходимые документы, пройти медкомиссию, в общем, приготовиться в заманчивое путешествие в загадочную детскую страну. Срока было  на все целых две недели.
Как бы поступили вы в этой ситуации? На одной чаше весов- престиж и возможность всю оставшуюся жизнь хвастаться неожиданно подвалившим счастьем  быть избранной, на другой-  ненависть  индивидуальности ко всякому  коллективно- организованному  времяпровождению. Я выбрала  второе. 

За  три дня до предполагаемого отъезда меня выловила пионервожатая с требованием срочно отнести  оформленные документы в комитет комсомола района. Видели бы вы её лицо, когда  Я СКАЗАЛА, ЧТО МЕНЯ НЕ ПУСКАЕТ МАМА. Теперь представьте удивление   мамы, услышавшей от пионервожатой все, что та думает по  этому поводу. И это  была совсем не оправданная ЛОЖЬ.

Мама, конечно, простила меня, ведь она была ОТЛИЧНОЙ мамой и знала, КАК я не хотела ехать. Но ЛОЖЬ! Это то, что я не могу простить себе до сих пор. Ведь это была клевета на самого любимого, заботливого и дорогого мне человека!

              Эпизод четвертый. Покаяние.

ПРОСТИТЕ!