рукопись

Она была его ручкой. А он был ее бумагой.
Он отдавал ей всего себя, впитывал все ее строки, А она рассказывала ему все тайны своей чернильной души.
Она оставляла на его бумажной коже шрамы, а он терпел, потому что знал, что с каждой новой ее отметиной на нем, она теряет часть своей жизни. И был благодарен ей за то, что она дарит эту жизнь ему.
Он был их плоскостью. Плоскостью отношений и чувств. А она была творцом. Создавала эти чувства-слова. Они впитывались в его плоть вечными знаками. И ничто не могло их стереть.
Если на их общую жизнь попадала вода, они еще сильнее въедались друг в друга. Она не давала ему размокнуть и порваться, а он не давал ей растечься темными слезами на клетках его пространства.
И даже огонь не мог побороть их волю к жизни.
"Рукописи не горят", - всем давно известная истина.
Бывали моменты, когда автор их судьбы разлучал их. Она не оставляла на нем слов, а он не слушал ее крики души.
Тогда она писала на другой бумаге. Он знал об этом, но не мог ничего поделать, пока автор-жизнь не довел эту ручку до того, что она нигде, кроме как на линиях его души писать не могла. 
А на нем оставляли следы другие чернила.
Другим почерком, цветом, толщиной. На нем оставались части других душ.
Ей все реже удавалось коснуться его бумажного сердца, а он все больше привыкал к другим. Она все меньше доверяла ему свои чернильные слезы, а он все меньше ее слушал.
Но она все еще надеялась. Все еще верила и ждала, что когда-нибудь он снова научиться читать ее и забудет о других ручках. По не позволяла чувствам-кляксам выбраться наружу. Она писала все меньше и все ровнее.
А он все больше убеждался в ее фальши и рукописной лжи.
Просторы его клетчатой души кончались, а ее прозрачная вена истощалась. И до сих пор не известно, она ли поставила последнюю точку на его теле, и он ли впитал последнюю каплю ее чернильной крови.