Деформатор

Я в очередной раз не сдержался. Стены в доме потрескались, осыпалась штукатурка, стекла блестели на полу хищно-острыми осколками, паркет вздыбился немыслимыми пузырями. Ирина стояла на пороге и сложив руки на груди выжидательно на меня смотрела.

   - Интересно, в следующий раз оживший шкаф и или кусок стены всё-таки прибьёт меня?

   - Прости, ты же знаешь, я не специально. Я не могу контролировать эту силу, она сама… - я виновато посмотрел на нее, мой жалобный взгляд не произвел на Иру никакого впечатления, впрочем, как и всегда.

   - Вот и я о том же. Ты ничего не в состоянии держать под контролем. Мне надоело всё это, я ухожу. – Она резко развернулась на каблуках, на солнце ярким пламенем полыхнула растрёпанная копна её рыжих волос, в коридоре громко, демонстративно хлопнула дверь.
Я смахнул ладонью с подоконника осколки стекла и уселся, свесив ноги на улицу. Хотя и жили мы на пятнадцатом этаже, упасть я не боялся, сейчас уже не имело значения, жив я или нет. Ирина ушла. В этот раз навсегда, я знал это.

Мы изначально не могли найти общий язык, я постоянно шел на компромиссы, она - изредка. Она привыкла быть богиней, чтобы ей все поклонялись и обожали её. Даже после того, как мы стали жить вместе, Иринины охапками дарили цветы, приглашали в дорогие рестораны, несколько раз её богатые обожатели великодушно заявляли что-то вроде «Братца своего возьми, что ли, пусть хоть посмотрит, как нормальные люди жить должны!», а она смеялась и  принимала всё это как должное. И ни разу я не осмелился перечить ей. Сидел и смотрел, как эти «папики» откровенно домогались до моей девушки. Не потому, что я был не гордый, а потому, что если бы я встрял, она растерзала бы меня. В прямом смысле этого слова. Она была оборотнем. Огромная огненно-рыжая тигрица с тёмно-бордовыми, почти чёрными полосами.

В тот вечер я в первый и последний раз увидел на лице Ирины удивление, страх и мольбу. Я пришел домой днем, в лаборатории затеяли какой-то мелкий косметический ремонт и всех сотрудников отправили по домам. Выйдя из лифта, я увидел, что дверь нашей квартиры открыта. Сначала я решил, что нас ограбили, потом пришла мысль, что Ирина должна быть сегодня весь день дома, и я испугался. Как всегда пространство сразу же отреагировало на мой испуг и стало закручиваться в спираль. Заскрежетала кабина лифта, и я поспешил захлопнуть за собой входную дверь. Увидев, что ничего в доме не тронуто, я постарался успокоиться. Материя вокруг пришла в норму, перестав закручивать в дуги окружающие меня предметы. В ванной послышался плеск воды, подумав, что Ирина моется, я решил пойти и помочь ей, тем более что такие игры-сюрпризы ей очень нравились. Толкнув дверь ванной комнаты, я шокировано замер. На полу, скрючившись над трупом большой собаки, в луже крови сидела моя возлюбленная в полуобращенном состоянии и рвала когтями, зубами тело несчастного животного. Потрясенный, я попытался выйти из ванной, но пространство и материя, послушные только моим эмоциям, уже начали свой причудливый танец. Кафель вздувался пузырями, потоки воды воспаряли и лопались, подобно маленьким бомбам, побелка на потолке превратилась в вязкую, склизкую массу, которая пыталась обернуть и оттащить… Ирину ли? от трупа, который та поедала. Существо с глазами любимой девушки и мордой тигра скалилось и пыталось дотянуться, ударить меня лапой, которая на уровне локтя становилась обычной человеческой рукой. Но снова и снова вязкая белая масса, свисавшая отвратительными лохмотьями с потолка, оборачивала тянущиеся ко мне лапы и пыталась утянуть тварь вверх, в свою жадную светящуюся пасть, которой стала лампа дневного освещения. Полутигрица визжала и вырывалась. Я не мог и не хотел останавливать это безумие, я был в ступоре, мои эмоции, а значит и сила жили свой дикой жизнью. Кафель перестал просто хлюпать, он начал закипать, стекая со стен на пол, кое-где он застывал, образуя островки жемчужного цвета. Не знаю, сколько бы это могло продолжаться, но создание сидевшее на единственном куске нормального кафеля, видимо решило, что рано или поздно и этот огрызок нормальной материальности тоже закипит и поглотит его также, как поглотил только что тело растерзанной собаки. Тварь на глазах превращалась, шипя от боли и испуга, в человека. В девушку, в мою девушку.

   - Игорь, пожалуйста, сделай что-нибудь!!! Что происходит?! Мне страшно! Игорь, ну пожалуйста!!! - Звуки ее голоса привели меня в чувство, я несколько раз глубоко вдохнул неожиданно ставший прохладным, кристально чистым воздух, и укротил разбушевавшуюся материю. Кипящая жижа под ногами и на стенах снова стала бледно-розовым с алыми прожилками кафелем, белый склизкий монстр со светящейся пастью снова стали побелкой на потолке и лампой. Всё стало прежним, только тварь превратилась в Ирину, и исчез труп собаки на полу, вместе с лужей крови.

   - Я не понимаю, что произошло вокруг, но я умоляю тебя, Игорь, не говори никому, что ты только что видел…

Я попятился из ванной, держась за стенку. Ступор прошел, осталась только опустошенность и равнодушие. Сзади подошла Ирина, кутаясь в мой махровый халат, села напротив меня, и умоляюще произнесла:

   - Игорюнечка, я не трогаю людей, только кошек и собак. И то, очень редко, когда совсем невмоготу… Ну прости меня, пожалуйста. Ну Игорёчек, ну пожалуйста, я правду говорю, честно-честно… - она сама была похожа на собаку, побитую дворняжку, которая очень хотела, чтобы её взяли под крышу, а потому притворялась жалобной и пугливой, но всё таки тварью.

В тот день я ушел из дому. Пошел к приятелю, другу детства, который всегда был рядом, и когда мне было плохо, и когда мне нужно было разделить с кем-то радость. Парнем он был хорошим, но пьющим. После того как его жену нашли в дальней лесополосе растерзанной, как сказал патологоанатом, собаками, он запил по-черному. Тогда, стоя на пороге его квартиры, я понял, что это происшествие в жизни Ильи приобрело для меня новый смысл. И по сей день, глядя на Ирину, с аппетитом поедающую полусырое, с кровью мясо я задавался вопросом, а собаки ли это были? Быть может, в гибели Арины виноваты вовсе не бездомные дворняги, которых и не водилось-то никогда в нашем районе? И вновь  старался прогнать от себя эти мысли.

Но сейчас, когда рыжая грива Ирины последний раз полыхнула в лучах предзакатного солнца, я понял, что лучше бы позволил тогда потолку и лампе сожрать мою возлюбленную. Я тешил себя мыслью, что это любовь ко мне заставляла Иру сдерживать животные позывы её тигриной сути. Но сердцем знал, это не так, она никогда не любила меня. Просто ей нужен был рядом верный пёс, который бы обожал её не как красивую куклу и безупречное тело, а как человека, со своими капризами, страхами. Дорогая шлюха в ней была сильнее человеческих слабостей и всё тех же страхов и капризов. Одно время ни я, ни она не работали, живя только на деньги, которые давали ей «на карманные расходы» её воздыхатели-толстосумы, когда нам хотелось шикануть и купить себе что-нибудь «эдакое», мы продавали одну из нескольких десятков подаренных ей шуб. Буквально за полгода мы, таким образом, обзавелись собственной квартирой с евроремонтом (подарок Ирине на день рождения от одного из «фаворитов», так она называла самых состоятельных и щедрых своих поклонников), накупили дорогой мебели, аппаратуры и бытовой техники. Потом я всё же настоял на том, чтобы устроиться на работу, она упорно сопротивлялась этому, но я отвоевал это право, разнеся полквартиры в крошево. Она не знала, что я могу контролировать свою силу, я намеренно ей этого не говорил. Только страх, что мои сильные эмоции пробуждают какую-то страшную силу, способную уничтожить её, заставлял Ирину быть покорректнее со мной. Я смог спокойно жить, не беспокоясь, что мне могут закатить истерику без всякой на то причины. Меня избавили от своих песнопений и настырности её поклонники, я мог спокойно прийти домой, не беспокоясь, что застану Ирину кувыркающейся с каким-нибудь богатым жирным ублюдком в нашей постели. Я терпел её блудливость, потому, что любил. Она была моей слабостью. Она сломала меня, сломала мою гордость и самолюбие. Я престал быть собой с того момента, как она появилась в моей жизни. И сейчас, когда она ушла, я понял, что это последний и единственный шанс, вернуть мне себя.

Я слез с подоконника, стоило моим ногам коснуться пола, как паркет тихонько поскрипывая, вернулся в привычное состояние, и даже снова обзавелся лаком. Дотронувшись кончиками пальцев до стены, я приказал материи вернуться в прежнее состояние, и она послушно срастила трещины и снова сделала обоями обрывки бумаги, беспорядочно свисавшие то там, то сям. Обломки кровати и тумбочек я просто обратил в цветы, теперь комната стала похожа на оранжерею. Стены оплели лианы, а по диагонали от окна к углу комнаты, между двух пальм растянул гамак, в который превратилось постельное белье. Милый получился гамак, в большую голубую ромашку на темно-синем фоне. Лампа стала небольшим, но от этого не менее настоящим тропическим солнцем. Ирина ненавидела цветы в любом виде, лишь лилии и розы по ее мнению имели право на существование, всё остальное считалось сором. А я обожал ромашки и васильки, и вообще всякую травку-муравку, и пытался отвоевать у Иры право сделать одну из комнат моим маленьким садом, но она даже слышать не хотела об этом. Ломать пространство и создавать еще одно помещение я не хотел, это бы с головой выдало меня, да и такие эксперименты могла не выдержать конструкция дома. Ведь ломая и растягивая пространство, я мог пусть и не намного, но все же сместить опоры и несущие стены здания. Поэтому о садике и огороде я мог только мечтать. До сегодняшнего дня. 
О том, что она может вернуться, я не беспокоился, всё тот же «фаворит» подарил ей еще одну квартиру, где они и встречались. Он один знал, что я Ирине не брат, и сказал ей, что чувствует себя виноватым передо мной и не хочет со мной когда-либо сталкиваться лицом к лицу. В ответ на это она рассмеялась и сказала ему, что я совершенно безобидный зверёк и не причиню ему вреда.

Все эти и многие другие подробности своего общения с другими мужчинами Ирина рассказывала мне сама. Она была уверенна, что я псих, но считала меня не опасным, скорее забавным домашним любимцем, именно так она меня воспринимала. Я ненавидел её за это. И любил просто за то, что она такая и за то, что она есть.

Таким образом, я сам себя обрёк на некое подобие рабства. Рабства скорее морального, нежели физического. Она позволяла себе практически любые вольности.
Как-то раз, когда я стоял перед зеркалом в спальне, она бросила в меня флакончиком с дорогими духами. В меня она не попала. Зеркало брызнуло мириадами осколков, но ни один из них не коснулся пола, я заставил материю воспротивиться законам физики. Дождь острого стекла обрушился на постель, в которой лежала Ирина. Изобразив на лице ярость, я несколько раз закрутил кровать вместе со стеклом и Ирой в воронку. Потом она сказала, что ей просто захотелось сделать какую-нибудь мелкую пакость, похулиганить, и ничего лучшего в голову ей не пришло. А меня назвала «несдержанной истеричкой» и обиженно не разговаривала со мной три дня.

Последнее время я не знал, как быть. Жить прежней жизнью я не мог. Но и Ирину по-прежнему любил. Сегодня утром я проснулся со жгучим решением покончить с прошлым. На работу я не пошёл, валялся на диване и смотрел телевизор. Ближе к обеду проснулась Ира и пошла на кухню, варить кофе. Когда я зашел на кухню, она разговаривала с кем-то по телефону. Ничего не значащий разговор. Явно с мужчиной, и с кокетством какого мне никогда не адресовывали. Почему-то это вывело меня из себя. Сжав кулаки, я весь мелко затрясся от едва сдерживаемой ярости. У кофейника, который Ирина держала в руках, внезапно выросли щупальца, которые потянулись к трубке мобильного телефона. Они оплели и вырвали мобильник у нее из рук и с громким хрустом раздавили его. Последним звуком, который издал несчастный телефон, был душераздирающий вопль, принадлежавший собеседнику Иры.

   - Кто это был? – и без того до смерти перепуганная Ирина побелела. Кофейник помимо щупалец обзавёлся довольно мерзкой рожей, которая требовательно смотрела маленькими красными глазами на любовь всей моей жизни. Я действительно не контролировал этого монстра, он подчинялся моему подсознанию, задавая вопросы, которые меня давно мучили.

   - Сколько их вообще? Этих фаворитов и просто поклонников? Зачем тебе я? Почему ты не оставишь меня в покое? Какого дьявола тебе ещё нужно, когда у тебя в жизни всё есть?! Сколько ты ещё будешь подстилкой? Да и за что, за побрякушки и шмотки. Шлюха. Больше ничем ты не являешься. – Кофейник задумчиво, и абсолютно моим жестом! почесал то, что у него было вместо затылка. – Ах да! Ещё ты – оборотень и жрёшь ни в чем не повинных собак. Вчера маленькая Алиса из третьей квартиры плакала: пропала недавно подаренная ей Кнопка, щенок овчарки. Не знаешь, куда могла подеваться малышка Кнопка? Или может, именно ты помогла ей потеряться?!

Кофейник просто трясло от ненависти. Горячий кофе плескал во все стороны, иногда попадая на Ирину и заставляя её негромко, но отчетливо взвизгивать от боли. Когда монстр вкрадчиво поинтересовался у неё о судьбе Кнопки, Ира заплакала. Её хрупкое тело сотрясали рыдания, глаза покраснели, и мне показалось, что она тихонько подвывала.
Где-то в глубине души всколыхнулись жалость и стыд, кофейник, уже спрыгнувший на пол, но еще державший Ирину, неуверенно покачнулся на своих ногах-щупальцах, но потом схватил её за волосы и потащил к двери, ведущий в коридор. Ира не издавая ни звука, упорно сопротивлялась, тогда это чудовище просто спеленало её и потащило дальше. Я как зомби последовалал за этой парой. Кофейник приволок мою возлюбленную в дальнюю комнату, служившую нам спальней.

   - Вон видишь дети в песочнице играют? Может спустимся и закусим парочкой? Кого ты обманываешь?! Думаешь я поверю, что ты «только кошек и собак, и то когда совсем невмоготу»?! Кровожадная шлюха, чудовище! – Монстр отшвырнул её к двери.

   - Это не я чудовище! Это ты чудовище! Игорёк, уйми его, пожалуйста, сделай из паркета болото, чтобы оно там сгинуло…

Я медленно повернулся к ней лицом и когда наши глаза встретились, кофейник превратился в лужицу расплавленного металла, по стенам поползли трещины, обои вздувались пузырями, паркет вздыбился волнами, мебель стало закручивать в штопор, во все стороны полетели щепки.

   - Кто это был?! – я повторил недавний вопрос кофейника. Ирина побледнела и бросилась вон из комнаты. Стоило ей исчезнуть из поля зрения, ярость мгновенно улеглась, глубоко вздохнув, я стабилизировал материю. Оглянувшись, я ухмыльнулся, прикидывая, что же сделает теперь моя любимая. Я обернулся, Ирина  стояла на пороге и сложив руки на груди выжидательно на меня смотрела.

   - Интересно, в следующий раз оживший шкаф и или кусок стены всё-таки прибьёт меня?
Наши взгляды вновь встретились, и меня захлестнуло чувство вины и стыда. Как я мог так вести себя с любимой женщиной?! Пусть она и заслуживает этого, но это не дает мне права спускать на нее своих псов. Я же мог её ранить, покалечить, или что самое страшное – убить.

   - Прости, ты же знаешь, я не специально. Я не могу контролировать эту силу, она сама… - я виновато посмотрел на нее, мой жалобный взгляд не произвел на Иру никакого впечатления, впрочем, как и всегда. Она презрительно выгнула тонкую бровь, покачалась на каблуках вперед-назад, словно что-то обдумывая.

   - Вот и я о том же. Ты ничего не в состоянии держать под контролем. Мне надоело всё это, я ухожу. – Она резко развернулась на каблуках, на солнце ярким пламенем полыхнула растрёпанная копна её рыжих волос, в коридоре громко, демонстративно хлопнула дверь. Я смахнул ладонью с подоконника осколки стекла и уселся, свесив ноги на улицу.
На улице смеркалось, за углом противоположного дома мелькнула и скрылась навсегда копна огненно-рыжих волос. Она никогда уже не вернётся, я это знал. Теперь моя жизнь полностью принадлежала мне.