Предназначение. Глав 13 Оскал судьбы

Уж так устроен человек – в самые, казалось бы, прекрасные и удачливые моменты нет-нет, да где-то внутри шевельнётся червь сомнения и беспокойства. Только идиоты ничего никогда не опасаются, потому и счастливы. Любой же нормальный человек, имеющий маломальские аналитические способности, вдруг призадумается над тем, почему ему сейчас так хорошо, откуда взялось этого благоденствие и не чревато ли это какими-нибудь неприятностями в качестве компенсации за нынешний успех.
     Лёжа рядом с мужем и приходя в себя после его восхитительных объятий, Светлана грустно прошептала:
- Я постоянно чего-то боюсь, Лерка. Не может быть, чтобы всё время было так хорошо!
- Чего ты боишься, глупенькая? Почему мы не можем быть просто по-человечески счастливы? Разве мы не заслужили этого всеми своими предыдущими переживаниями и лишениями?
     Он повернулся к ней и залюбовался её правильным точёным профилем, прекрасной очень женственной фигурой, всё ещё возбуждённо вздымающейся грудью с круто торчащими небольшими, но аппетитными сосками.
- Ты понимаешь, у меня всё не выходит из головы та авария на шоссе, а потом ещё эта неисправность машины, когда мы ехали после свадьбы. Это явная охота на тебя. Кто-то завидует тебе. Кому-то ты как кость поперёк горла...
- Да перестань ты! Простое совпадение. Нечего беспокоиться. Ко мне приставили ещё одного охранника, так что я теперь хожу с двумя телохранителями как важная персона.
- Случайность – не познанная закономерность, - пробормотала она фразу, услышанную от него же, поудобнее устраиваясь на его плече. – Ладно, давай спать, уже поздно, опять не выспимся.
     «Всё-таки как хорошо, когда есть такое удобное, уверенное, надёжное плечо», - последнее, что подумала она прежде, чем провалиться в сладкую дремоту.

     Утро наконец-то выдалось солнечное и безмятежное. От шедших последние несколько дней нудных бесконечных дождей остались лишь неприятные воспоминания, да небольшие лужи на асфальте и сверкающие в лучах солнца бриллиантовые россыпи на газоне. Сразу потеплело, и Светлана пожалела, что напялила на себя этот тёплый плащ. Настроение было великолепное. Хотелось петь и смеяться! Она бы с удовольствием сейчас скакнула на шею своему любимому мужу и расцеловала его, но их сопровождало два охранника и следовало вести себя солидно.
- Вот и ваше лето пришло!
- Какое «наше»? – не поняла Светлана.
- Бабье, - рассмеялся Валерий.
- А-а... Да, только оно, к сожалению, очень короткое.
- Как, в сущности, и вся наша жизнь, - пожал он плечами.
     У подъезда стоял огромный бункер с какими-то строительными материалами (видимо, в доме собирались производить косметический ремонт), и машину пришлось оставить поодаль – в «кармане» для частников. Валерий Иванович взялся за ручку дверцы автомобиля и вдруг отдёрнул руку, как будто обжёгся.
- Чёрт, - всплеснул он руками, - моя папка с документами! Ты меня лишаешь последних мозгов, Ветка, - притворно нахмурил он брови и тут же рассмеялся:
- Придётся возвращаться!
- Макаров, - обратился второй охранник к Николаю, я пойду с Валерием Ивановичем, а ты остаёшься со Светланой Ильиничной.
- Есть, - по-военному ответил Макаров и направился к машине.
- Коль, дай мне проехаться по двору, - жалобно попросила Светлана у водителя, как ребёнок просит у родителей мороженое перед обедом. – Ты обеща-а-л...
     Николай не успел ответить – подошли два парня с картой в руках, и Светлана, воспользовавшись моментом, уселась на водительское место.
- Командир, - обратился к нему один, - подскажи, будь другом, как выехать отсюда на МКАД. Пятнадцать минут уже крутимся в этом районе. Никто толком объяснить не может.
- Да, тут не просто, - Николай склонился над картой, - вот смотри: эта улица с односторонним движением и эта, поэтому тебе надо выехать сюда, потом тут развернуться и на первом светофоре – направо, потом ещё раз направо и уже больше никуда не сворачивать.
- Хм, а мне говорили, что надо в этом направлении...
- Туда тоже можно, даже короче, но на выезде там постоянные пробки – минут пятнадцать простоишь – верняк, а этот съезд мало кто знает, и там всегда свободно.
- Во, спасибо, друг. Дай Бог тебе здоровья!
     Парни сели в стоящие неподалеку «жигули» и уехали.
- Коль, ну дай, пожалуйста, ключики, - вновь захныкала Светлана. – Я только вон до той хоккейной коробки и обратно. На улицу не буду выезжать. Честное слово!
- Вам невозможно отказать, - улыбнулся водитель, - только, пожалуйста, осторожнее, а то меня Ваш муж убьёт!
- Клянусь! – радостно взвизгнула Светлана и, подскочив к Николаю, буквально вырвала у него ключи от машины.
     Умильно покачав ей вслед головой, как на неразумное дитя, Макаров повернулся и направился к дверям подъезда. Он успел сделать всего несколько шагов, как сзади раздался страшный грохот, его взрывной волной отбросило на газон рядом с подъездом, и он потерял сознание…

     Валерий Иванович уже спускался по последнему лестничному пролёту вестибюля здания, когда услышал сильный хлопок, почувствовал лёгкое сотрясение и увидел, как из входных дверей вылетают толстенные стёкла и разбиваются вдребезги на полу.
- Ничего себе дети петарды взрывают! – обернулся он к телохранителю, но тот, ни слова не говоря, бросился опрометью наружу.
     Ничего не понимая, но, уже предчувствуя что-то страшное, Валерий так же быстро последовал за ним. Картина, которая предстала их глазам, была ужасна. Вокруг валялись какие-то доски, осколки стекла и куски битого кирпича. От их машины остался только горящий остов, над которым поднимались клубы чёрного дыма. Из окна около водительского места выглядывала обгоревшая до кости рука с изящным перстнем. Три крохотных бриллиантика ярко и нелепо светились на солнце среди этого мрака и дыма. Валерий узнал этот перстень – он подарил его Светлане в знак их первой близости там, в стогу. Сердце его остановилось. Ничего не соображая, он кинулся к машине, но охранник, всё уже давно понявший и оценивший, буквально повис на нём.
- Нельзя, не пущу, - орал он в самое ухо начальнику, с трудом удерживая его, - там может ещё взорваться бензобак, а ей Вы уже ничем не поможете...
     И действительно, в тоже мгновение раздался новый взрыв, и огромный язык пламени взметнулся вверх. Валерий Иванович обмяк и рухнул наземь...

     Очнулся он оттого, что кто-то водил у него под носом ватку с нашатырём. Ему казалось, что он отсутствовал всего несколько мгновений, но с удивлением увидел, как всё вокруг неузнаваемо изменилось. Мозг медленно восстанавливал события, предшествовавшие потери сознания, и вдруг разом оценил и происшедшее, и настоящее во всей своей ужасной действительности. Это был не сон и не галлюцинация. Их машина, вернее то, что от неё осталось, тлела, поливаемая пожарным из брандспойта и источая тошнотворный запах гари. В стороне от неё стояли две машины «скорой помощи» и милицейская машина ПМГ, около которой на земле лежали носилки с обгорелыми останками какого-то человека, по-видимому, его самой лучшей на свете женщины. Рядом с носилками на корточках сидел мужчина в штатском и, рассматривая их содержимое, что-то время от времени записывал в свой блокнот. Сам он лежал почему-то на земле без пиджака и галстука с расстёгнутым воротом рубашки и закатанным одним рукавом.
     Валерий Иванович попытался привстать, чтобы лучше разглядеть то, что лежало на носилках, но тот, кто приводил его в чувство (только теперь он рассмотрел – это была молодая женщина в белом халате), зацокал языком, мягко, но твёрдо и настойчиво укладывая его обратно на землю:
- Ц-ц-ц, тихо, тихо, тихо. Вам нельзя вставать. У Вас гипертонический криз – очень высокое давление, запредельно высокое. Вы вообще гипертоник?
- Да нет, вроде. Не замечал...
- Вот видите. У Вас в любой момент может лопнуть какой-нибудь сосуд. Вам нельзя вообще двигаться. Сейчас принесут носилки, и мы Вас отправим в больницу.
- В какую больницу?! Вы с ума сошли! Я прекрасно себя чувствую! Там моя жена!..
     Он опять попытался приподняться, но сзади железной хваткой его удержал за плечи охранник, говоря спокойно, но очень серьёзно:
- Валерий Иванович, надо слушать доктора, иначе я надену на Вас наручники.
- Саша, скажи, они оба погибли? – подчиняясь, упавшим голосом спросил Валерий Иванович.
- Коля – жив. Ему повезло – его взрывной волной отбросило на газон. Он приземлился головой буквально в сантиметрах от асфальтовой отмостки дома и отделался лёгкой контузией и небольшим сотрясением. Ещё бы чуть-чуть – и его бы размозжило о цоколь здания.
- А Света?
- Светлана Ильинична...
     Александр подал знак врачу, которая уже протирала спиртом внутреннюю часть предплечья Алексеева, и только после того, как она сделала ему укол, продолжил:
- Примите мои глубочайшие соболезнования. Светлана Ильинична погибла.
     Валерий закрыл глаза, и из-под его век скатились две крупные слезы. Доктор схватила тонометр и стала судорожно мерить ему давление.
- Так, хватит разговоров, - решительно заявила она, и, обращаясь к Александру:
- Пойдите лучше, поторопите санитаров с носилками. Куда они, чёрт их возьми,  запропастились?!
- И позови, пожалуйста, Колю, если он может ходить, - тихо, срывающимся голосом попросил Валерий Иванович.

     Вместе с санитарами, прихрамывая, подошёл и Николай. Лицо у него было землистого цвета, осунувшееся, всё в грязных подтёках и ссадинах.
- Как Вы, Валерий Иванович? – склонился он к начальнику.
- Да нормально. Неужели это правда... со Светой?
Николай скорбно опустил голову.
- Какой ужас! За что?!! – Валерий Иванович закрыл лицо руками и глухо взвыл как раненый зверь – с невыносимой тоской и болью, раздирающими душу.
- Так, всё, несите, - скомандовала врач санитарам.
- Сейчас, пожалуйста, ещё одну минутку, - встрепенулся пациент, - очень важно! Коля, пожалуйста, как можно быстрее поезжай к Галине Георгиевне – маме Cветы, и как можно тактичнее извести её о случившемся… Прежде, чем она узнает это от кого-либо другого... Я на память её адреса не помню – заскочи по дороге ко мне домой: в прихожей на тумбочке, возле телефона лежит алфавитник. Найди в нём её адрес, либо на «Г» - Галина Георгиевна, либо на «С» - Селиванова…
Его аккуратно положили на носилки и понесли к карете «скорой помощи».
- Пожалуйста, очень тактично и осторожно, - добавил он, трогая за руку идущего рядом с носилками Николая. -  И запасись заранее валокордином – у неё очень больное сердце!
     Николай кивнул, коротко пошептался с врачом «скорой», что-то ей сунул в руку и  исчез.

     Долго ехали по Москве, несмотря на периодически включаемую сирену то и дело застревая в пробках. Врач «скорой» тем временем куда-то звонила по мобильному телефону, долго о чём-то договариваясь. Валерий Иванович не слушал. Мысли его крутились вокруг одних и тех же вопросов: что произошло? Почему Ветка? Как вообще такое могло произойти? Случайность? Какая к чёрту случайность! Это же настоящий теракт! Но почему? Какая сволочь всё это устроила? Кому это было нужно? И почему Ветка? Неужели Николай был прав? Охотились за ЕГО машиной, а в этот момент в ней оказалась Светлана?! Но кому он дорогу перешёл? Кто-нибудь из конкурентов? Или этот чёртов «Кондор»? И как всё это произошло?.. Вопросы, вопросы и не на один нет ответа... А ведь Ветуля, говорила ему... Она что-то чувствовала, а он отмахивался, подтрунивал над ней... Боже…
     Переложили на каталку и повезли в приёмный покой. Долго чего-то ждали. Наконец, опять куда-то повезли...
    
     Палата оказалась одноместная и очень уютная. Да и больница, как выяснилось потом, - современная и оснащённая по последнему слову техники. Теперь Алексеев понял, о чём шептался Николай с врачихой.
     Вошла молоденькая симпатичная сестричка. Сразу же стала мерить давление.
- Простите, как вас зовут? – осведомился Валерий Иванович.
- Юля.
- Юленька, Вы не могли бы мне дать мобильный телефон? Он в кармане моего пиджака.
- Его отобрал Ваш лечащий врач Борис Самуилович. И категорически запретил сегодня и завтра пускать к Вам каких-либо посетителей. Вам необходим абсолютный покой, если не хотите серьёзных неприятностей.
- Юленька, миленькая, мне нужен только один звонок – сказать несколько слов своему помощнику. 
- Помощника зовут случайно не Николай?
- Да, - оживился Валерий Иванович, - а Вы откуда знаете?
- Звонил Ваш помощник только что. Просил передать, чтобы Вы не беспокоились. Значит так, - Юля подняла глаза к потолку, как обычно школьники вспоминают вызубренный урок, - Г-Галину... Григорьевну...
- Георгиевну...
- Да, Галину Георгиевну известили...
- И как она это перенесла?
- Не знаю... Раз он ничего не сказал, значит нормально... На работе тоже все в курсе. Руководство фирмой взял на себя Ваш заместитель... Санин... Славин...
- Савин...
- Точно. Обещал послезавтра, если разрешит доктор, заехать. Похороны ориентировочно назначили на 20 сентября...
- Надеюсь, на похороны вы меня отпустите?
- Это будет зависеть от Вашего поведения... Ого, давление у Вас так и не снижается. Сделаю-ка я Вам укольчик. И больше никаких разговоров! Постарайтесь поспать.

     Два дня к Валерию Ивановичу применяли интенсивную терапию: ставили капельницу, кололи два раза в день – утром и вечером, пичкали таблетками. В среду Борис Самуилович милостиво разрешил пустить к нему посетителей.
- Какие посетители? – удивился Валерий Иванович, - я буду собираться домой – завтра похороны.
- Собираться Вы никуда не будете, - отрезал эскулап, - похороны перенесли на пятницу.
- Как? Почему?
- Точно не знаю. Николай Петрович сказал, что-то там с экспертизой. Сегодня придут Ваши сотрудники и всё Вам расскажут.
     Ни с какой экспертизой перенос похорон не был связан. Дело было в другом. В тот злополучный день, когда погибла Светлана, Николай, посланный Алексеевым к своей тёще, чтобы попытаться, как можно мягче оповестить её о страшном горе, свалившемся на их семью, опоздал буквально на несколько минут. До него это уже успел сделать следователь, занявшийся расследованием происшествия и каким-то образом отыскавший её телефон. Коротко без всяких сантиментов, деловито, не щадя пожилую больную женщину, он доложил ей о трагедии и попросил как можно быстрее прибыть в морг на опознание, добавив:
- Труп так обгорел, что только Вы одна, как мать, можете по каким-то одной Вам известным нюансом, идентифицировать его.
     Можно представить себе, как восприняла это известие Галина Георгиевна. Забыв обо всем, она сломя голову помчалась на опознание, в глубине души надеясь, что может быть это какая-то чудовищная ошибка. И когда она увидела обгорелые останки своей ненаглядной дочери, с ней случился удар – не выдержало больное сердце. Два дня пролежав в коме, она скончалась, не приходя в сознание. Конечно, Валерия Ивановича в те дни ставить в известность о второй потери было нельзя, чтобы не потерять и его. Николай и Анатолий, взявшие на себя все хлопоты по организации похорон, решили мать и дочь похоронить вместе в один день на одном кладбище рядышком, почему и вынуждены были несколько отсрочить процедуру.
    
     В среду Борис Самуилович разрешил Савину навестить больного, но при одном условии: говорить только на производственные темы, категорически обходя все вопросы, связанные с гибелью Светланы и смертью её мамы.
- А как же, - удивился Анатолий, - если он увидит это внезапно на похоронах, будет ещё опаснее.
- Скажете осторожно утром в день похорон. К пятнице я постараюсь окончательно стабилизировать его кровяное давление, а в пятницу с утра напичкаю его транквилизаторами.

     Так и поступили. Анатолий подробно информировал шефа о ходе монтажных работ и о текущей деятельности фирмы, а на все иные вопросы отвечал очень уклончиво и неопределённо. В конце концов, Валерию это надоело, и он вскипел:
- Скажи, Толь, это эскулап тебе запретил говорить со мной о предстоящих похоронах и всём, что связано с ними?
- Да, - честно сказал Анатолий, - потерпи два дня. В пятницу всё узнаешь.
- Ну, скажи хоть – следствие-то идёт? Продвинулись хоть немного?
- Кое-что есть. Всё – в пятницу! – и, пожав другу руку, Савин быстро удалился.

     Но в пятницу утром Валерий Иванович наотрез отказался делать укол и пить какие-либо лекарства.
- Я провожаю в последний путь самого дорого для меня человека и не хочу на её похоронах быть бесчувственной сонной мухой, - парировал он все требования врача. Единственно на что он согласился – взять с собой несколько таблеток «на всякий случай»
     Пришёл Николай, принеся ему необходимые вещи.
- Ну, Коль, - обрадовался Валерий Иванович, - хоть ты мне расскажи, какие там дела, а то ни от кого ни чего не добьёшься.
- Дела плачевные, Валерий Иванович, - без обиняков начал Николай, - но я Вам всё расскажу, если Вы выпьете хотя бы эту таблетку, которую мне дала медсестра.
- Задолбали вы меня, - в сердцах выругался Валерий Иванович, - ну ладно, одну таблетку так и быть – выпью, - сдался он, глотая лекарство. – Так, а теперь давай рассказывай. И поподробнее.
     И Николай рассказал всё. И о том, как опоздал с оповещением Галины Георгиевны, и об опознании ею тела, или вернее того, что от него осталось, Светланы, и о болезни Галины Георгиевны и её смерти. Валерий слушал молча, сжав до побеления костяшек пальцы рук, уставившись помертвевшим взглядом в одну точку. И вдруг он встрепенулся:
- А как же Полюшка? Где она? Как она одна?
- Она не одна. Я её отвёз к Вам на квартиру, и за ней ухаживает Ваша домработница. Извините, что без Вашего согласия, но Борис Самуилович...
- О чём ты говоришь?! Какая ты умница! Я всегда знал, что на тебя можно положиться. Спасибо тебе большое! Ты настоящий человек!
     И Валерий Иванович с чувством пожал Николаю руку.

     На гражданской панихиде народу присутствовало немного: все те, кто был на свадьбе Алексеевых, да пара каких-то дальних родственников, не известно чьих. На таких мероприятиях всегда находятся какие-то родственники, которых никто никогда не видел раньше. Вообще на кладбище к любой похоронной процессии примыкают обычно три категории людей: первая – просто любопытные (кого это так красиво хоронят?), вторая – надо же, покойник моложе меня (вызывая огромное внутреннее удовлетворение у старых, уже страдающих маразмом, людей) и третья – после похорон будут обязательно поминки, а на них, как правило, стол ломится от напитков и закусок, почему на Руси эти скорбные собрания нередко заканчиваются песнями и весельем.
     Службу проводил молодой священник, прочитавший удивительно мудрую для его возраста проникновенную проповедь о предназначении человека на земле. У каждого на этом свете свой путь, был смысл его слов, и этот путь, разумеется, неисповедим. Человек приходит сюда, чтобы, кроме продолжения рода, оставить о себе потомкам память – великую или просто хорошую. И не так важно, сколько он жил, важны величие и значение памяти, оставленной им. Недаром говорится: о покойнике либо хорошо, либо ничего. Самый отъявленный негодяй, умирая с покаянием, прощается Богом. Так вправе ли мы его осуждать или проклинать? А чистые и светлые люди, уходя, оставляют после себя в наших сердцах и душах чувства, которые материализуются в чудесные помыслы, славные дела, благостное терпение. Зёрна добра и света, попав на благодатную почву душ дочери и возлюбленного покойной, дадут мощные ростки и расцветут цветом необыкновенной красоты, постоянно напоминая о её нетленной душе. Это самое ценное наследие, а потому не надо убиваться и кручиниться, а провожать её благоговейно в предначертанный  ей Господом путь, свято веря, что попадёт она в рай, где ей воздастся полной мерой за всё прекрасное, что она совершили на земле…
     Валерий Иванович слушал и чувствовал, как сердце его вновь начинает разрываться от горя и тоски. «Не то он говорит. Что значит не важно, сколько живёт человек?! Если Боженька действительно такой всевидящий и справедливый, то почему он позволяет жить долго подлецам и чернушникам и не убережёт таких незапятнанных людей, как Ветка? Господи, почему она? Почему именно она?! Ведь это наверняка было предназначено ему!.. Она спасла его! Она своей жизнью сохранила его жизнь. Но зачем ему такая жизнь? Зачем ему жить без неё!!»… Пред глазами плыли разноцветные круги, в ушах стоял какой-то монотонный, противный звон…

     Когда опустили гроб в могилу, кто-то тихо сказал ему: «Бросьте в могилу щепотку земли. Так положено…» Валерий Иванович наклонился, звон в ушах резко прекратился, как будто лопнула струна, и он потерял сознание…
     Николай, не сводивший глаз с Алексеева, заметил, как тот, наклонившись, вдруг как-то обмяк и начал заваливаться в сторону могилы. Проявив недюжинную реакцию, он подхватил своего шефа над самой ямой и, едва не соскользнув туда вместе с ним, оттащил его в сторону к ограде соседнего участка.
     - Валерий Иванович, Вам плохо? – вопрошал он, слегка похлопывая по побелевшим щекам своего подопечного и, не видя никакой реакции с его стороны, сунул ему в рот  таблетку, данную Борисом Самуиловичем, и сделал знак смотревшим на них с тревогой Анатолию и Фёдору.
     Вчетвером вместе с присоединившимся к ним ещё одним охранником они понесли его к машине, стоящей у самого входа на кладбище.
   
 … Валерий Иванович недоумённо открыл глаза. Только что он стоял у гроба Ветки и слушал проповедь отца Димитрия, а теперь почему-то лежит в машине и куда-то едет, да не просто едет, а мчится, призирая все ограничения скорости движения. Он попытался приподняться, но чьи-то сильные руки его удержали.
     -  Лежи, тебе нельзя вставать, - услышал он встревоженный голос Анатолия.
     - Почему? Да что происходит? – возмутился он и вновь попытался сесть, но Анатолий по-прежнему твёрдо удерживал его в лежачем положении.
     -  Прошу тебя, не бузи, если не хочешь оказаться рядом со Светланой.
     - Это было бы лучшим вариантом, - недовольно буркнул Валерий Иванович. – А куда мы едем?
     - К Борису Самуиловичу, - коротко ответил Анатолий, - он нас уже ждёт. И молчи, боюсь, что тебе и разговаривать нельзя.
     В этот момент противный давешний звон в ушах возобновился. Валерий Иванович хотел сказать, что не стоило бы беспокоить занятого человека по пустякам – он прекрасно себя чувствует, но язык вдруг перестал его слушаться, а на веки навалилась какая-то тяжесть, он их закрыл и вновь отключился…

     Только через неделю Борис Самуилович разрешил Алексееву вставать и прогуливаться по палате.
     - У Вас был микро инсульт, - говорил он пациенту, но если Вы не будете следовать моим рекомендациям, может разразиться настоящее кровоизлияние в мозг, а это, в лучшем случае, тяжёлая инвалидность на долгие годы.
     Лёжа один в палате с закрытыми глазами, Валерий Иванович осмысливал слова эскулапа. «Следовать его рекомендациям!.. Не нервничать, не переживать, не переутомляться, больше бывать на свежем воздухе, не менять климат ближайшие несколько лет, не испытывать резких перепадов температур, избегать сильных эмоций… Приём пищи по расписанию, соблюдать диету – ни кислого, ни горького, ни острого, ни солёного… Сказал бы лучше – ничего вкусного… И так далее, и тому подобное. Да это же не жизнь!.. А впрочем, зачем мне жить? Для кого?..
 
     Дверь в палату тихонько приоткрылась, и кто-то шёпотом спросил:
- Вы спите?
     Валерий Иванович открыл глаза и сел на постели.
- Нет, нет, Коль, входи.
     Дверь распахнулась полностью, и рядом с Николаем Валерий Иванович увидел Полину.
- Полюшка, счастье моё! - радостно воскликнул он, широко раскрывая объятья.
     Полина с разбегу бросилась ему на шею и крепко прижалась своей щекой к его лицу.
- Меня к Вам не пускали... Я так боялась… Я думала, что Вы... Что ты... тоже...
Худенькое тельце девочки мелко затряслось.
- Можно я буду называть тебя папой? – услышал он её приглушённый всхлипами ставший таким родным голосок.
     На глазах Валерия Ивановича навернулись слёзы. Жить стоило! Хотя бы ради этого чудесного ребёнка.

                Конец 1-ой части.