Покрышкин снова в воздухе - действие первое

               

               
               
   Милый друг, перед тобой трагикомедия в двух действиях. Пьеса
 основана на реальных событиях. У нее есть другое название - "Самолетики". Не скучай!
               

               
               
               






               
               
                ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Покрышкин Александр Иванович  -   маршал
Привалов Валентин Васильевич  -   бывший летчик
Авиатехник (Гастелло)         -   парень из нашего города
Купальщица                -   девушка с пляжа










               
               
               
               

   ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

   По обе стороны сцены – два стола. За одним, который лучше виден, он и ближе к зрителям, сидит Покрышкин. На нем брюки цвета хаки с генеральскими лампасами, и только это выдает в нем маршала. На плечи накинут китель непонятного происхождения без знаков различия, под кителем майка (футболка) современной армейской расцветки типа «олива». Перед ним на столе два головных убора – обычная офицерская фуражка с синим околышем и авиационный шлем. По ходу действия он периодически меняет их местами на голове. Сейчас он увлеченно играет моделями самолетиков, поэтому на голову надет шлем. Издает звуки губами, изредка командует типа: «Прикрой меня сзади!», «Заходи ему в хвост!», «Уходи, ты на прицеле у фрица!»
 
   За другим столом в противоположном конце сцены сидит Авиатехник. На нем черный комбинезон, черные же ботинки. На голове черный берет. Под ворохом бумаг на столе спрятан такой же шлем, как у Покрышкина. Вокруг стола набросаны бумажные самолетики. Авиатехник складывает самолетики из листов бумаги. Перед ним на кулисе нарисовано окно, а в окне – мишень. Сложив очередной самолетик, он бросает его в окно-мишень, пытаясь попасть точнее. По ходу действия периодически раздаются его восклицания, вклиниваясь в диалоги персонажей, вроде того: «Попал!», «В десятку!», «Мимо, опять мимо!», «Прицел сбился!», «Сдохни, гадина!», - как бы комментируя некоторые высказывания других героев.

    АВИАТЕХНИК. Тихо! Слышите? (Вскакивает, прислушивается). Звук какой-то. На движок к МИГу похож. Говорю вам, маршал, истребитель свалился в пике. Вот! Форсаж врубил. Слышите? Пытается еще спастись. Ближе, ближе…

   ПОКРЫШКИН (притворно). Что? Ничего не слышу. (Прочищает оба уха). Какой еще самолет? Подумай своей головой хоть раз в жизни! Ну, кто к нам сюда может залететь по доброй воле? Разве что еще один самоубийца, как ты…

   АВИАТЕХНИК (кричит). Он здесь! Сейчас упадет нам прямо на голову! Братва, спасайся, кто может! (Прячется под стол).

   Затемнение. Раздается жуткий вой и грохот. На сцену падает что-то тяжелое. Сцена освещается. На сцене, ближе к столу Авиатехника, лежит груда обломков. Похоже, это фрагмент разбившегося военного самолета. Под обломками кто-то копошится, пытаясь выбраться наружу. Из-под обломков доносится голос: «Люди! Помогите! Есть там кто живой?»
   При падении самолета Авиатехник забился под стол, теперь выползает, встает и опасливо приближается к месту катастрофы, склоняется над обломками.

   АВИАТЕХНИК (громко, сложив ладони рупором). Ты сам-то живой? Тебя на том свете, наверно, уже с фонарями ищут…

   К месту аварии подходит Покрышкин. Вдвоем с Авиатехником они помогают выбраться из-под обломков упавшему летчику. Он нетвердо стоит на ногах, его пошатывает…

   ПРИВАЛОВ (ощупывая себя). Вроде живой… Вот так приземлился!
Ноги плохо держат Привалова. Он садится на сцену у обломков самолета, обхватывает голову руками и горестно раскачивается из стороны в сторону. Осмелевший Авиатехник деловито роется в обломках самолета, пытаясь найти что-нибудь ценное. С недовольной гримасой отбрасывает в сторону часть обшивки самолета.

   АВИАТЕХНИК (зло). Вот черт, в труху разбился! Ну, кто так летает?! Хоть бы что-нибудь уцелело. И починить ничего нельзя…
Все это время Покрышкин стоит перед Приваловым, заложив руки за спину и переминаясь с пятки на носок. Он явно раздражен.
ПОКРЫШКИН (с плохо скрываемым презрением). Тебя что, мама в роддоме не учила катапультироваться?

   ПРИВАЛОВ (тупо). В роддоме? Нет, я еще маленький был… (В запале). Я видел там, впереди… (Вскакивает, показывает рукой, шатается и снова садится). Клянусь, видел кусок бетонки. Да я на пятачке сяду! Не дотянул самую малость. (Горестно). Мог, мог посадить машину… А-а, понял про роддом! Ну, вы шутник! Это между ног, что ли? Головкой вперед, потом плечико наружу…

   ПОКРЫШКИН (саркастически). Ты как будто вчера из роддома. Все он помнит… про головку, плечико… Чего ж не катапультировался?! Героем себя возомнил? Еще один камикадзе… на мою голову! Ты не японец, случайно? Эй ты, смертник, как тебя там зовут?

   ПРИВАЛОВ (тревожно вскидываясь). Японец? Где японец? Я же на боевом дежурстве! Сейчас, сейчас… (Снова безуспешно пытается встать на ноги). Я его, самурая, достану! Врешь, не возьмешь…

   Привалов с трудом поднимается и бредет куда-то в сторону. За ним по сцене волочится неотстегнутая парашютная сумка. Авиатехник встает ногой на сумку, лямки натягиваются и удерживают Привалова. Он буксует на месте и начинает с силой рваться вперед, как лошадь из упряжи.
 
   АВИАТЕХНИК. Тпру-у-у! Здоровый черт, как конь. На две лошадиных силы тянет. На таких битюгах хорошо баулы с китайским барахлом на Гусинку возить. Стоять! Отлетался! Отсюда никому выхода нет…

   Привалов какое-то время буксует на месте, потом замирает, с трудом отстегивает парашютную сумку. Тревожно оглядывается по сторонам. Внезапно пригибается и хлопает себя по правому боку, потом по левому.

   ПРИВАЛОВ. Где-то у меня пистолет был… Черт, неужели потерял?!
Привалов устремляется к обломкам своего самолета и зарывается в них с головой. Спустя считанные секунды выползает из-под обломков с пистолетом в правой руке.

   Привалов занимает позицию между Авиатехником и Покрышкиным, чтобы хорошо видеть обоих. Но стоит ближе к Авиатехнику. На него и наставляет пистолет, передергивает затвор.

   ПРИВАЛОВ (контролируя себя). Так, с предохранителя снял. Если что, сразу пулю в лоб. Все, мужики! Шутки кончились! Колитесь, что это за аэродром такой? Где я приземлился?

   Авиатехник испуган не на шутку. Он стоит с поднятыми руками и украдкой делает отчаянные жесты Покрышкину. Тот демонстративно их не замечает.

   АВИАТЕХНИК (жалобно). Маршал, да скажите вы ему! Он же прикончит меня во второй раз. Он головой ударился, вы же видели. Не в себе он…

   ПОКРЫШКИН (через силу). Ты… пистолет сначала убери. Убери пистолет, я сказал! (Повысив голос до командного). Тебе маршал приказывает!

   ПРИВАЛОВ (вопросительно). Маршал? (Машинально наводит пистолет на Покрышкина). То-то я вижу: лицо мне ваше знакомо. Неужто сам Покрышкин?! Вот так встреча! Кому рассказать – не поверят. Но ведь вы же… (Осекается, трясет головой). Я ваш памятник своими глазами видел на Новодевичьем кладбище. Вот те крест! (Неумело крестится). Чертовщина какая-то! Голова кружится… Не пойму никак, на какой аэродром приземлился. На наш запасной вроде похож… (Утирая пот со лба, подносит руку с пистолетом к голове).

   АВИАТЕХНИК (мстительно). Жми на курок! Давай нажимай, скотина!

   Привалов его не слышит. Он отрешен и его лицо выражает мучительный мыслительный процесс. Наконец, лицо Привалова освещает радостная улыбка.

   ПРИВАЛОВ (удовлетворено). Ну, раз тут сам маршал Покрышкин… (Поводит руками в разные стороны). Мужики, значит, мы в раю?

   Авиатехник переглядывается с Покрышкиным, оба молчат. Привалов отнимает руку с пистолетом ото лба и вплотную подходит к Авиатехнику, вглядывается в его лицо. Авиатехника бьет дрожь от страха.

   ПРИВАЛОВ (с сомнением). Этот крендель… на ангела не похож. Нет, вряд ли. Размечтался. С такой рожей – и в рай? Там у них на фейс-контроле у врат архангел Гавриил стоит. Не какой-нибудь вышибала из ночного клуба. Мимо него так просто не проскочишь. И сотыгой баксов не отмажешься… (По лицу Привалова пробегает тень, его осеняет страшная догадка). Е-мое! Неужто в ад загремел?!

   Привалов закрывает лицо руками.

   АВИАТЕХНИК (бросив самолетик в мишень). Попал! В десятку! Заладил: где да где? Как сейчас говорят, подбери прикольную рифму. В Караганде уже не катит. Да хоть в Сольвычегодске! Какая тебе разница?

   ПОКРЫШКИН (строго). Отставить разговорчики! Я так думаю, нас тут до кучи собрали, а потом отсортируют по заслугам. Иначе я бы с этим… техником-самоубийцей (показывает на Авиатехника) не застрял здесь. Кто я и кто – он?

   ПРИВАЛОВ (тупо). А он кто?

   АВИАТЕХНИК (с опаской). Ты пистолет… подальше убери. Так всем спокойнее будет разговаривать.

   Привалов заторможено смотрит на пистолет, который был наведен на Покрышкина, как будто видит их впервые – и пистолет, и Покрышкина. Потом привычным жестом засовывает пистолет себе за спину, под брючный ремень. Ему кажется, что никто этого не заметил. Прохаживается по сцене, хлопает себя по бокам, показывая, что пистолета у него нет.

   АВИАТЕХНИК (повелительно). А ну-ка, поворотись, сынку, ко мне задом…

   Привалов нехотя поворачивается к нему спиной.

   АВИАТЕХНИК (показывая на пистолет). Нет, это близко, а я просил убрать подальше. Как говорят, подальше положишь – больше уже в жизни не найдешь…

   Привалов снова достает пистолет и, недолго подумав, бросает его в груду обломков самолета. От удара раздается самопроизвольный выстрел. Привалов и Покрышкин инстинктивно пригибаются. Авиатехник падает, как подкошенный, и катается по сцене.

   АВИАТЕХНИК (истерично). Я ранен, ранен… Возможно, даже убит! Он нас тут всех поубивает…

   Привалов подбегает к Авиатехнику, пытается оказать помощь.

   ПОКРЫШКИН (обращаясь к Привалову). Брось его! На нем нет ни одной царапины. Такой человек… Хуже бабы! Ему постоянно кажется, что его убивают. (После паузы). А ты все же будь аккуратнее с пистолетом. Надеюсь, тебе известно, что полагается за утрату табельного оружия?

   Авиатехник, видя, что его инсценировка не удалась, поднимается. Нарочито хромая, занимает свое место за столом.
 
  ПРИВАЛОВ (адресуясь к Покрышкину). Успокойтесь, пистолет я потом найду. Если понадобится… (После паузы). Кажется, кто-то тут хотел поговорить. Куда бы мне сесть?

   Привалов оглядывается по сторонам, видит, что свободных стульев больше нет.
 
   ПРИВАЛОВ (ворчливо). Летчику-ветерану даже сесть некуда! Вы тут – как социально незащищенные! Всю жизнь приходится бороться за место под солнцем!

  Привалов уходит за сцену и возвращается с венским стулом, на котором потом перемещается по сцене как бы в поисках своего места – поставит стул то здесь, то там, то в другом месте. Сразу подсаживается к Покрышкину.

   ПОКРЫШКИН (неприветливо). Не так быстро, камикадзе! Тебе еще надо оглядеться… Я-то здесь давно обосновался. Не пойму вот только, за какие заслуги этого (опять показывает на Авиатехника) тоже здесь посадили? Чтобы я, маршал, трижды Герой, приземлился на одном гектаре с этим… Гастелло. Ведь он даже не летчик!

   Привалов берет стул и отходит. Садится на некотором удалении от Покрышкина.

   ПРИВАЛОВ (вежливо). Не летчик? А кто?

   ПОКРЫШКИН. Технарь какой-то.

   АВИАТЕХНИК (сварливо, как будто продолжая давно начатый спор). Не технарь, а техник. И не какой-то, а между прочим авиационный. Причем высокого разряда. Да я любой самолет угоню за шестьдесят секунд! (После паузы). В отличие от вас, маршал, на фронте летчики хороших техников ценили даже очень высоко…
 
   ПОКРЫШКИН (перебивая). Много ты знаешь о фронте! (Обращается к Привалову). Ты бы знал, за что он здесь сидит… Наказание у него такое. Сделать миллион бумажных самолетиков и миллион раз попасть точно в окно. Не попал – снова пытайся. Потому что зловредных тещ надо таранить с первого раза. А с того света их даже не пощекочешь… за одно место.

   ПРИВАЛОВ (берясь за голову). Что-то я не пойму. Я головой ударился, когда падал. Зачем тещу… того, самолетом таранить? Других способов, что ли, нет?

   АВИАТЕХНИК. Прицел сбился!

   ПОКРЫШКИН. Пусть тебе этот… Гастелло сам расскажет. А то устроил таран средь бела дня, как будто немцы уже в городе.

   АВИАТЕХНИК (с готовностью). Да я маршалу уже сто раз рассказывал. Надоело!

   ПОКРЫШКИН (проницательно). Ты же хотел поговорить… с новым человеком. (Показывает на Привалова). Ладно, не вредничай! Знаю, любишь ты это дело…

   АВИАТЕХНИК (дав себя уговорить). В общем, драма семейная, семейная драма… (С жаром). Достала меня теща! По самое не могу! Хоть в петлю лезь. Ушел из семьи. А ей все мало - перед детьми последним алкашом выставила. Прикинь, такое гонит родне про меня, дипломированного техника… Короче, мол, на работе у этого паразита полно технического спирта. Променял ваш батя семью на халявную выпивку! Это я-то?! Да я детей своих любил! Такая вот драма семейная, семейная драма…

  ПРИВАЛОВ (сочувственно). Да-а-а… Много нашего брата полегло от зеленого змия. Понять надо вовремя своей башкой, что весь шнапс не выпьешь, всех барышень не перетанцуешь…

   АВИАТЕХНИК. Ты дальше слушай!.. И ведь не хочет, мол, этот ирод на другую работу переходить! Куда ему идти? Там-то он под своими самолетами насосется – каждый день в дымину бухой… (В злобе колотит кулаком по столу). После этого меня вообще… на порог перестали пускать. Ультиматум поставили – смени работу!.. Такая вот драма семейная, семейная драма…

   ПРИВАЛОВ. Да-а-а… С такой работы трудно уйти. Но раз вопрос поставлен ребром – куда деваться…

   АВИАТЕХНИК. Ты дашь сказать?.. По-честному, я уже начал новую работу искать. А пока у лучшего другана на его хате кантовался. Проснулся как-то в воскресенье. Само собой, с жуткого бодуна. На душе поганые кошки скребут. И сам чувствую себя бездомной собакой. Пришел на базу. А я работу свою любил… по-настоящему. Не только из-за спирта… Короче, охране зубы заговорил: мол, обещал одному летуну движок починить… Да, такая вот драма семейная, семейная драма…

   Авиатехник замолкает, делает вид, что смахивает слезу – горе у человека! Привалов хочет вновь вступить в разговор, но не решается. Пауза затягивается.

   ПРИВАЛОВ (осторожно). Да-а-а… Дела!

   Авиатехник продолжает неожиданно бодрым голосом.

   АВИАТЕХНИК. Угнал я этот «кукурузник» к чертовой матери! Охрана по мне даже стреляла. С тех пор мне и кажется, что любой выстрел – это в меня. И полетел я к теще на блины. Прямо в окно хотел ей въехать. Да не рассчитал – вот столько (показывает на пальцах), буквально самую малость. На одно окно ошибся. Потом полгорода сбежалось посмотреть, как зять к теще на блины слетал… Такая вот драма семейная, семейная драма…

   ПОКРЫШКИН (встает из-за стола, надевает фуражку). На одно окно он, видишь ли, ошибся. Это же грубая промашка! На летчика надо было переучиваться. Тогда точно… поразил бы цель.

   АВИАТЕХНИК (вяло). Да пытался я. Даже рапорт начальству написал.

   ПОКРЫШКИН (возмущено). Пытался он! Сорок четыре рапорта! Я говорю, сорок четыре рапорта! Ты слышал, Гастелло, я подал сорок четыре рапорта, чтобы из авиамехаников меня послали учиться на летчика!
 
   АВИАТЕХНИК (затравлено). Не называйте меня Гастелло. Я-то думал – отомщу за всех нас, мужиков… И этот ваш летун (показывает на Привалова), хоть и летчик, а тоже гробанулся. (Передразнивает). Бетонку он впереди увидел! В бреду, наверно…

   ПРИВАЛОВ (машет руками). Стойте, стойте! Я думал, это прикол такой. Типа розыгрыш. Он что (показывает на Авиатехника)… на самом деле хотел убить тещу самолетом?! Ну, ты красавец! Просто нет слов…

   АВИАТЕХНИК (оскорблено). Тебе человек душу открыл. А ты! Красавцем обзывается. Я тебе не педик какой-то! Тут драма семейная, семейная драма…

   ПРИВАЛОВ (недоверчиво качает головой). Нет, это ж надо… такое отчебучить! Какой пилот для Аль-Каиды пропал! Ты бы это… к бен Ладену подавался, в террористы воздушные. У них дефицит с кадрами… после каждого вылета…

   АВИАТЕХНИК. Я даром не полетел бы. Мне вера не позволяет. Я, может, из вас тут один… православный. Слышь, летун, а деньги у него есть? У этого твоего… как черт от Ладана?

   ПРИВАЛОВ. У Ладена-то? Куры не клюют…

   АВИАТЕХНИК. Видать, поторопился я тогда… с «кукурузником». (Горюет, стучит кулаком по столу). Подождать, подождать надо было! Не зря слетал бы! И денег срубил бы влегкую…

   ПРИВАЛОВ (раздумчиво). Ну, это вряд ли. В том обменнике кошелек только на жизнь меняют. Без сдачи! А я от твоей тещи просто тащусь! (Уважительно). Это какой зверюгой должна быть женщина, чтобы ее самолетом сбивать?! Нет, меня бог пронес. Теща у меня была – милейший человек. Таких женщин вообще на свете мало.

   АВИАТЕХНИК. Скажи лучше, таких тещ вообще в природе нет…

   ПОКРЫШКИН (обращаясь к Привалову). Ты самого интересного не знаешь. В результате тарана этого Гастелло… то есть, я хотел сказать пилота, теща осталась жива! За кефиром в магазин как раз вышла…

   Привалов непроизвольно хлопает тыльной стороной руки по раскрытой ладони. Раздаются другие звуки, которые обычно свидетельствуют о неподдельной досаде. Покрышкин крякает. У Привалова вырывается восклицание вроде: «Вот невезуха!» От стола Авиатехника доносится: «Живучая, гадина!»

   ПРИВАЛОВ (беря себя в руки). Тогда как летчик-снайпер, хоть и в отставке теперь, должен заявить этому пилоту, который просил не называть его Гастелло: взялся протаранить цель самолетом, надо попадать. Во всем должен быть глазомер и расчет.

   ПОКРЫШКИН (с похвалой). Грамотно рассуждаешь. Вот и я говорю: надо бить… в цель, а не посторонних людей убивать!

   ПРИВАЛОВ (хмуро). Там что, были посторонние?

   АВИАТЕХНИК (тоскливо). Откуда я знаю? Какие-то гости к соседям пришли. А теща, будь она неладна, все кефир этот в магазине караулила. Только подвезут – она первая в очереди. Говорила, очень полезно для пищеварения в ее возрасте. До ста лет хотела дожить… Лучше бы водку пила! Живешь хоть и недолго, но весело… Я ж говорю, драма семейная, семейная драма…

   ПРИВАЛОВ (рассудительно). Ну, брат, это вообще воздушный терроризм! Ни в какие ворота! Еще и люди погибли… согласно законам гостеприимства. Представь, сидишь ты в гостях, чаи с халвой распиваешь. Халва – это я так, к примеру. Сам с детства люблю халву. А еще египетские финики такие продавали, как бы в сахарной смазке. Вку-усные! Мы их пацанами с прилавка незаметно тырили, когда продавщица отворачивалась… (Показывает, как смахивал финики с прилавка себе в карман).

   ПРИВАЛОВ (продолжая). Сидишь ты, значит, в гостях. Никого не трогаешь. А тут в окно со всей дури влетает самолет… своим рылом. Хоть и не очень большой, как твой «кукурузник», а все же неприятно. Теперь кто в тещином доме будет добровольно в гости ходить?

   АВИАТЕХНИК. Это у тебя юмор такой? Издеваешься, да? А я вот думаю – недорабатывают рекламщики в нашем городе. Такую фишку прошляпили! На их месте я бы давно открыл в том районе забегаловку под названием «Приют для тещ». Или запустил бы рекламную кампанию типа: «Кефир за углом – напиток жизни», «Ушла за кефиром – осталась живой», «Кефир – жизнь без запоров и зятьев»…

   ПРИВАЛОВ. Вот, теперь ему кефир не угодил! Полезный, между прочим, напиток! Не только для тещ…

   АВИАТЕХНИК. Пойми ты, контуженый, не надо мне, чтобы теща у себя гостей принимала! (Глумясь, вскакивает на стул). Пирожные жрала и чаи распивала с этой… твоей халвой и египетскими финиками! Задолбали уже нотациями! (Оборачивается, хлопает себя по заду). Уважаемые товарищи египтяне, не могли бы вы все поцеловать меня в задницу! Пока не слиплась от халвы и ваших фиников…

  ПОКРЫШКИН (морщась, как от боли). Ну все, слетел с нарезки! Вот и поговори с таким… культурно. Уйти бы куда-нибудь в лес, спрятаться в пещеру! Лишь бы не слышать этот бред… (Передразнивает). Драма семейная, семейная драма… Скажи лучше, поймал «белочку»! Допился до чертиков! (Закипая гневом, обращается к Привалову). Вот ты сказал, что летчик-снайпер. А въехать самолетом  через окно в отдельно взятого человека и тебе слабо. Не та у вас выучка. Слабаки! Оба!

   Привалов не ожидал такого наскока, разводит руками. Он явно обескуражен.

   ПРИВАЛОВ (с обидой). Обижаете, маршал. Ну, я бы, конечно, прежде замерил все до миллиметра. У меня глаз-алмаз, глазомер то есть. Это еще с морской авиации. Там море от неба часто не отличить. Все сливается в сплошное марево. Так что головой надо крутить во все стороны. И высоту полета постоянно контролировать. А то запросто залетишь…
 
   АВИАТЕХНИК (подхватывая). И обратно уже не вылетишь. Это вам не на аборт сбегать… по залету…

   ПРИВАЛОВ (отмахиваясь). Какие-то похабные у тебя сравнения, Гастелло. Не летчицкие. Озабочен, что ли? (После паузы). Знаете, сколько я плавал под вашим коммунальным мостом, прежде чем под ним пролетел? Пока мои товарищи на пляже загорали, я все и замерил. Рулетки у меня, правда, не было. На выпуклый глаз - там расстояние между «быками» 50-60 метров (говорит 50 тире 60 метров). А высота просвета между водой и потолком моста около 15 метров.

   АВИАТЕХНИК (зло). Да когда летом Обь мелеет, там под мостом на фанере пролететь можно. Не то что на самолете. Тоже мне, герой… с дырой! Сравнения ему мои не нравятся…

   ПОКРЫШКИН (живо интересуясь). Так это ты сделал? Никак не вспомню фамилию. А ну-ка, офицер, доложись по форме!

   ПРИВАЛОВ (становится по стойке «смирно», отдает честь). Товарищ маршал, летчик-снайпер в отставке, подполковник запаса Привалов прибыл для дальнейшего прохождения службы. (Требовательно). Мне кто-нибудь скажет, где мы? В аду или в раю?

   АВИАТЕХНИК. Мимо!

   ПОКРЫШКИН. Считай, что это чистилище. Мы здесь не навсегда. (Желая уйти от дальнейших объяснений, меняет тему). Послушай, Привалов, а с какой скоростью ты летел?

   ПРИВАЛОВ. Точно помню, сбросил до 700 километров в час.

   ПОКРЫШКИН (с укором). Но ведь ты, кажется, сказал, что начинал в морской авиации. Тогда должен про это все знать. (Берет в руки самолетик и показывает над столом). Когда летишь у самой земли или воды на такой скорости, под самолетом образуется разряжение воздуха, и самолет как бы притягивает к воде…

   АВИАТЕХНИК. Сдохни, гадина!

   ПРИВАЛОВ. А вы думаете, что я под мост нырнул, как в омут с головой? Нет, так не пойдет! Знаете, маршал, сколько я тренировался? (Возмущенно). И что вы на меня накинулись? У вас ведь своего боевого опыта – выше крыши. Вы же не просто Герой, а трижды! Вам что, сказать нечего? Посоветовали бы вот… товарищу Гастелло…

   ПОКРЫШКИН. Я на свою родную тещу, между прочим, не охотился. (После паузы). Но если бы пришлось… А дом какой высоты был? Этажей, говорю, сколько? Не пятиэтажка, точно знаешь?

   АВИАТЕХНИК (твердо). Семь этажей. Я считать умею…

   ПОКРЫШКИН. Какой-то нетипичный дом. Как вы не поймете, я же истребитель, а не бомбардировщик. И в академиях, которые я, между прочим, прошел с блеском, этому тоже не учили.

   Углубляется в бумаги на своем столе, ворошит сложенные карты, заглядывает в планшет, смотрит какие-то чертежи, потом листает свою книгу «В небе войны».

   Привалов подсаживается к столу Покрышкина.

   ПРИВАЛОВ (проникновенно). Про академию вы сами заговорили, маршал. Простите, никто за язык не тянул. А тогда народ вас не понял. Вы же были для нас… как Бог! Вас же сам этот… Рузвельт, американский президент, считал лучшим истребителем второй мировой войны. Вам ведь была прямая дорога в Академию ВВС. Там бы вас на руках носили! А вы зачем-то выбрали этот… гадюшник. То есть рассадник генштабистов. Не скучно вам там было?

   АВИАТЕХНИК. Прицел сбился!

   ПОКРЫШКИН (сдержано). Я и тогда говорил, и сейчас повторю: авиация мной была освоена в основном на войне. А вот что касается взаимодействия с наземными войсками, тут я мелко плавал…

   ПРИВАЛОВ (иронично). Знаем, знаем! Очень характерное для вашего юмора словечко – в основном. Всем бы так – в основном. Все бы давно ходили в трижды Героях!

   ПОКРЫШКИН. Не жалею, что пошел к фрунзенцам. Я там многому научился. (Запальчиво). Да вот хотя бы (встает, идет строевым шагом)… чеканить шаг по брусчатке, как строевой офицер. Я ведь у них три года подряд на всех парадах был знаменосцем колонны. А то военного летчика на земле сразу видно, как пьяного матроса…

   ПРИВАЛОВ (сдержано). Почетно, не спорю. (Копирует манеру дикторов в репортажах с Красной площади). Как всегда, очередной парад Победы у стен Кремля по традиции открывают стройные ряды курсантов Академии имени Фрунзе. А впереди прославленной кузницы сухопутных кадров – летчик Покрышкин, с флагом в руках… (Продолжает обычным голосом). Не находите, звучит немного странно?

   ПОКРЫШКИН (с сомнением). Думаешь? То-то я не пойму, почему дикторы в репортажах с Красной площади как-то быстро об этом забыли! Ни слова обо мне!

   ПРИВАЛОВ. Да не о том вы горюете! Рожденный летать не должен сбивать каблуки на плацу, хоть и кремлевском. (Встает, идет, шаркая подошвами, – пародия на строевой шаг). Мы же выросли на вашей тактике воздушного боя. (Берет один из самолетиков Покрышкина и показывает). «Высота – скорость – маневр – огонь». Я-то думал, вы разовьете ее в целую науку…

   ПОКРЫШКИН (слегка смутясь). А что тактика? Я ее породил, я ее и… шлифовал дальше. Все правильно. (Забирает у Привалова свой самолетик и показывает сам). «Высота – скорость – маневр – огонь». Только не дали мне защитить диссертацию. А ведь вполне тянула даже на докторскую! И потом беззастенчиво, нагло и неоднократно крали придуманные мной новшества в войсках ПВО. (Махнув рукой). Да что теперь об этом
вспоминать…

   ПРИВАЛОВ. Насчет диссертации я могу вас сразу успокоить. Сейчас бы такого промаха не допустили. Да вы и сами не стали бы мараться… с какой-то там докторской. Берите выше! Академик, никак не меньше!

   ПОКРЫШКИН (с сомнением). Академик? Не по чину берешь. Я всегда знал, где мое место. Это же воинское искусство, а не драка с бомжами из-за пустых бутылок! Стратег! Мыслитель! Полководец! Вот кто такой академик!

   АВИАТЕХНИК. Ну, чисто Александр Македонский!
 
   ПОКРЫШКИН. Между прочим, близко к истине. В войну будущие академики командовали фронтами…

   ПРИВАЛОВ (настойчиво). А я вам говорю, что целый десяток разных академий тащили бы вас к себе за оба рукава. Причем, даром! Еще бы! Такой человек, живая легенда…

   АВИАТЕХНИК. Ага! И денег бы еще на вашем имени наварили. Без всяких там стратегий… Ребята, давайте к нам до кучи, у нас тут сам Покрышкин тусуется…

   ПОКРЫШКИН. Не могу поверить! Неужели так обесценилось научное познание мира?!

   АВИАТЕХНИК. Я этих... доцентов с кандидатами столько насмотрелся за свою жизнь! На работу как раз мимо кладбища ходил. А если опаздывал, то случалось и прямо… по могилкам. Куда ни плюнь – везде ученые. Прости Господи! (После паузы). Или, к примеру, напишут на памятнике: «Доктор наук, профессор», - это считалось почетным. А сейчас напиши такое – засмеют. Несолидно как-то. Как будто взял деньги в долг и не вернул…

   ПРИВАЛОВ. Не слушайте вы его! Гастелло, как всегда, перегибает, маршал. Не настолько обесценилась наука, чтобы стесняться докторской степени. Просто в духе времени она приобрела, так сказать, соответствующий денежный эквивалент. Некоторые поначалу тоже сопротивлялись – да! Ну, там медики, математики, ботаники всякие… Старались не пускать в свой круг чужаков и явных шарлатанов. Но потом коммерция одержала полную победу…

   АВИАТЕХНИК (как бы поднимая тост). За Победу! За нашу Победу, господа-товарищи! Мы всех сделали! (После паузы). Факт из жизни. Ну, послушайте! Это в тему. В нашей поликлинике молодая докторица из крутой семейки собралась в декрет. А из декрета выходит… досрочно и с готовой диссертацией! Где, когда, за какие заслуги – уже кандидат наук! И это с дитем-то у сиськи?! Наверно, из второго декрета вернетесь уже с докторской. А если соберется рожать третьего, то выйдет уже академиком…

   ПРИВАЛОВ. Как говорят, деньги есть – ума не надо! А чего зря время терять-то? Подумаешь, младенец! Можно няньку нанять…

   ПОКРЫШКИН. У них что, мода теперь такая – рожать диссертации вместе с детьми?

   ПРИВАЛОВ. Мужиков это тоже касается, между прочим. Мода у них другая – лепить себе за деньги или пока ты при власти ученые степени. По крайней мере, докторскую – это кровь из носа! Потом сами себе не простят. Но и рожать сейчас тоже модно…

   АВИАТЕХНИК. А ведь сработал секретный план Путина!
 
   ПОКРЫШКИН. Разве был такой план? А в чем, собственно, секрет?

   ПРИВАЛОВ. Наша баба пуганая. Она так просто не родит. Она сидит и ждет сигнала от государства. Когда Путин ей скажет: ну, давай, раздвигай коленки, уже можно… Собственному мужу не верит, а Путину верит!

   АВИАТЕХНИК. Наших баб только помани, они тебе столько будущих солдат нарожают…

   ПРИВАЛОВ (ворчливо). Не больно-то они в солдаты рвутся, когда вырастают. Сейчас столько всяких отмазок от армии придумано!

   АВИАТЕХНИК. Класс! Вспомнил! У меня друган в военкомате лямку тянул. Ну, тот… Я у него еще на хате кантовался… перед залетом к теще. Проговорился как-то по пьяни, сапог военкоматский…

   ПРИВАЛОВ. Ты осторожней! Это не военная тайна?

   АВИАТЕХНИК. Если мне известно, значит, уже не тайна… Короче, надоело военкоматским делить бабло с врачами. Эти люди в белых халатах совсем оборзели! И военкоматские придумали свою отмазку от армии. Заносит парень взятку, и через пару дней ему выдают настоящий военный билет. Все чин чинарем – как будто был призван и отслужил в какой-то дыре. Где-то в тайге честно два года кирзу топтал и перловку жрал. Кажется, под Читой или Благовещенском… Страна-то большая!

   ПРИВАЛОВ. Так это можно легко проверить. Послал запрос в архив: служил такой-то или не служил? И пожалуйте, господа офицеры, в тюрьму - мотать срок…

   АВИАТЕХНИК. Поди проверь! Фишка в том, что военную часть ту вскоре расформировали к едрени-фени! У нас ведь сокращения в армии идут постоянно. Да и кто станет копаться в архивах несуществующей части? И сам тот архив надо еще поискать. Я даже зауважал военкоматских… за проявленную смекалку! Сколько таких не нюхавших портянок «дембелей» закосили от армии – одному Богу известно. И никакой тебе медицинской бодяги, всяких там энурезов и плоскостопий. И бабло все в свой карман! Обломались врачи…

   ПОКРЫШКИН (мрачно). Ты по-русски говорить умеешь? Что это за бабло такое? И почему у врачей переломы? А тот военкомат… я бы в полном составе довел до ближней стенки. Во главе с военкомом… И по законам военного времени… За измену Родине…

   ПРИВАЛОВ. Не будьте таким кровожадным, маршал! Мне это тоже не по душе. Но теперь к таким штукам принято относиться…э-э (ищет слово) с пониманием. У каждого свой маленький бизнес. Каждый подворовывает, как может… Желательно - на своем рабочем месте, чтобы далеко не бегать…

   ПОКРЫШКИН (категорично). Торговать Родиной – это не бизнес, а предательство!
 
   АВИАТЕХНИК. А почему нет? Если другого бизнеса не предвидится. Хотите, чтобы все опять сидели на одну зарплату? Хватит, насиделись! Кончилась ваша власть! Дайте и народу пожировать…

   ПРИВАЛОВ. Не всем же повезло оседлать нефтяную или газовую трубу. Или жениться на угольном разрезе… (Показывает на пальцах треугольник).

   ПОКРЫШКИН (с недоумением). Как можно жениться… на угольном разрезе? (Повторяет на пальцах треугольник). Если ты про женщин, то разрез у них бывает, кажется, на платье. То есть вырез… Нет, чего-то я точно не понимаю в этой вашей жизни! А меняться мне уже поздно. Уж какой есть, извините!

   ПРИВАЛОВ (меняя тему). Кстати, о женщинах. Тогда, простите, вернемся к упомянутой теще…

   ПОКРЫШКИН (с недоумением). К теще? Какой теще?

   ПРИВАЛОВ. Ну, у Гастелло теща была. Вы обещали помочь с ней разобраться…

   ПОКРЫШКИН (вспомнив). Ах, да! Но в своей военной тактике я что-то не вижу места для тещи Гастелло. Мне что, в скорости с ней надо было соревноваться? Вжик! (Берет в обе руки самолетики и показывает разные маневры). А потом биться с тещей на вертикалях? Как ты себе это представляешь? (Покрышкина осеняет идея). Значит, так – бери один самолетик. (Отдает модель самолета Привалову). Ты будешь тещей Гастелло, а я тебя попробую прищучить. Полетели!

   Покрышкин пытается атаковать самолетик Привалова. Но тот, взяв самолетик в руки, начинает выписывать в воздухе фигуры высшего пилотажа – «горку», «бочку», «мертвую петлю». И, наконец, показывает «кобру». Ее могут делать только новейшие истребители семейства «Сухого», - задрав нос почти вертикально, самолет как бы зависает в воздухе и при этом движется  «задом вперед», что очень напоминает повадки раздувшейся перед броском кобры.

   ПОКРЫШКИН (с интересом). Что, и так теперь могут летать? (Повторяет своим самолетиком фигуру «кобра). Я о чем-то таком думал. (С горечью). Отстал я тут в тактике воздушного боя! Надо бы освежить… с учетом новых возможностей боевой техники. Но и ты не перегибай! Давай играть по-честному!
 
   ПРИВАЛОВ. Виноват, товарищ маршал! Так (показывает самолетиком «кобру») только новые «сушки» могут летать. Фигура называется «кобра»…

   ПОКРЫШКИН. А что, похоже. Очень похоже на кобру перед броском. Правильно назвали. Бывают же совпадения! Ведь я воевал на «Кобре». Был в войну такой самолет… Надеюсь, это (снова повторяет фигуру «кобра») без намека на тещу Гастелло?

   ПРИВАЛОВ (раздражаясь). Давайте уже оставим тещ в покое! Всех! Ведь мы же с вами интеллигентные люди. Знаете, сколько дурацких анекдотов на эту тему? И ведь какие-то отморозки постоянно их сочиняют, потом рассказывают в компаниях. И все хохочут! Просто закатываются от смеха! Гы-гы-гы! А вот про свекровей таких анекдотов практически нет. А чем они лучше? Такие же… старые стервы! Стыдно это, товарищи! И несправедливо!

   АВИАТЕХНИК (цинично). Ну, если хорошо вспомнить… Я бы мог и про свекровей и свекров. Как говорят, ради красного словца не пожалею ни мать, ни отца!

   ПРИВАЛОВ (жестом прерывая Авиатехника). Не надо грязи! Я так думаю, что теще в нашей стране уже давно надо поставить памятник…

   Авиатехник потрясен таким заявлением, он притворяется, что падает в обморок и сползает под стол. Покрышкин стоит, как громом пораженный.

   ПОКРЫШКИН (сдавленным голосом). Позволь, а как ты себе это представляешь? Мы что, все тут должны деньги пожертвовать… на памятник теще?

   АВИАТЕХНИК (вылезая из-под стола, скандально). Ага, давайте денег дадим и еще медаль ей на грудь повесим. И назовем: «За победу… над зятем-козлом». Заслужила, мать жены ее!

   ПОКРЫШКИН (строго). Все! Закрыли тему! О тещах или хорошо, или ничего! (Обращаясь к Привалову). Мы о чем с тобой договорились? Играем по-честному…

   Со скучающим видом Привалов барражирует своим самолетиком над столом Покрышкина строго по прямой линии, без всяких виражей.

   ПОКРЫШКИН (оживляясь). Захожу я, значит, своим излюбленным маневром ей, теще, в хвост. (Пристраивается в хвост самолетику Привалова). И из всех пулеметов по ней – тра-та-та! А потом из пушки как шандарахну! (Торжествующе). Ну, тогда стопудово Гастелло остался бы без тещи! От меня живым мало кто уходил…

   Привалов дергается всем телом, как будто попали в него самого. Его самолетик сваливается в крутое пике. Привалов издает губами звук, как при падении сбитого самолета. Самолетик падает все ниже. Вдруг Привалов зажимает модель самолета в кулаке и со всей силы разбивает ее об сцену. Самолетик разлетается на мелкие кусочки.

   ПРИВАЛОВ. Бабах! Бум-бум! Тра-та-та!

   АВИАТЕХНИК (в полном экстазе). Сдохни, гадина! (Вскакивает со стула и танцует грязный танец на осколках самолетика).

   ПОКРЫШКИН (сдерживая Привалова). Ты в раж не входи!.. Может, теща у тебя и вправду была хорошим человеком. Но зачем же самолеты ломать? Потом играть будет нечем… (Заботливо оглядывает и трогает руками свое игрушечное авиационное хозяйство).

   Привалов ползает на коленях вокруг танцующего Авиатехника и собирает со сцены в ладошку, как ягоды, мелкие осколки разбитого самолетика. Подходит к столу Покрышкина и высыпает сверху горсть найденных осколков.

   ПРИВАЛОВ (виновато). Вот все что осталось… от тещи Гастелло.

   ПОКРЫШКИН. Ладно, не переживай! Может, Гастелло еще починит. Он тут от скуки на все руки… (Перебирает осколки на столе). Хотя вряд ли. Вот ведь как сильно можно любить свою милейшую тещу…

   АВИАТЕХНИК. Попал! В десятку!

   Привалов не знает, куда себя деть. Ему стыдно. И ему срочно надо чем-то заняться. Он подходит к столу Покрышкина, берет целый самолетик и начинает самозабвенно играть.

   ПРИВАЛОВ. Я всегда восхищался вашей формулой боя! Высота… Скорость… Маневр… Огонь!!!

   ПОКРЫШКИН. Осторожно! (Забирает из рук Привалова самолетик). Еще и этот разобьешь. Ты скажи-ка лучше, как тебя угораздило под мост залететь? Ругал тут Гастелло за невинно убиенных людей, а сам… тот еще террорист!

   АВИАТЕХНИК (зло). Ну, я же просил… не называть меня так! Тем более что я очень смутно помню, кто такой был этот ваш Гастелло. Вроде летчик какой-то… А то приклеили кличку и погоняют в четыре руки, как придурка. (С неожиданным грузинским акцентом и воздеванием рук). Обидно, да?

   ПРИВАЛОВ (не веря своим ушам). Ты это серьезно сейчас сказал? Ваш Гастелло… Какой-то летчик…

   Авиатехник виновато молчит. Привалов идет решительным шагом к нему. Авиатехник съеживается от страха. Но Привалов, дойдя до своего стула, передумывает и делает разворот на месте, как по команде «кругом!», и подходит к столу Покрышкина. По-хозяйски опирается на край стола и делает картинный негодующий жест в сторону Авиатехника.

   ПРИВАЛОВ. Вот, полюбуйтесь на своего Гастелло! Он даже не знает, какая честь ему оказана этим прозвищем. А ведь парень, кажется, из вашего города?

   Покрышкин сидит за столом, обхватив голову руками. Его поза и лицо выражают крайнюю степень огорчения.

   ПОКРЫШКИН (убито). Ты… в какой школе учился, олух?

   АВИАТЕХНИК (запальчиво). Как и вы, в обычной, советской. От звонка до звонка. У меня, между прочим, полная десятилетка за плечами, а не семь классов и три коридора. Вы из меня идиота не делайте! У нас в школе историчка часто болела. Мог и сам урок пропустить… из-за ангины…

   ПОКРЫШКИН. Да пойми ты, неуч, не знать про Гастелло – это все равно, что не знать, кто такой Александр Матросов, Зоя Космодемьянская или Олег Кошевой… Лучше бы ты умер от ангины! Вместе со своей учительницей истории…

   АВИАТЕХНИК. А вы не пугайте нас разными Козьмо…тьфу, пардон, Космодемьянскими и всякими Кошевыми! Зато я про Матросова знаю. Загадка еще такая есть: сам не стреляет и другим не дает. Кто такой?
   ПРИВАЛОВ (обращаясь к Покрышкину). Вот урод! Руки чешутся морду ему набить…

   АВИАТЕХНИК (распаляясь). И не надо обвинять нас в цинизме! Вот даже вы, маршал, сильно заблуждаетесь… насчет своих подвигов. Это раньше пацаны вашим именем бредили. А сейчас спроси о Покрышкине любого, даже взрослого, причем в вашем родном городе. И хорошо еще, если один из пяти вспомнит, как вас зовут. В лучшем случае скажут: «Был когда-то давно такой летчик». И все! У них сейчас другие герои – олигархи, шоумены, спортсмены…

   ПРИВАЛОВ (скептически). Скажи еще, киллеры и путаны!

   АВИАТЕХНИК (со знанием темы). Это уже ретро, вчерашний день. А сегодня главный герой другой. (Загибает пальцы на руке). Успел навороваться – раз. Не сел в тюрьму – два. Спрятал деньги за границей –три. (Мечтательно). Купил себе там у теплых морей шикарную виллу, пару яхт, гарем девчонок… И нежишься в гамаке под солнцем и пальмами, поплевывая издалека на бывшую родину. Вот такой он (показывает на себя), трижды герой капиталистического труда! (Раскланивается, как на аплодисменты).

   ПОКРЫШКИН (холодно). Насчет «трижды героя» в данном случае я бы аккуратнее выражался. И вообще помолчал бы о ваших новых героях. Придет и их черед… ответить перед Родиной. А то бизнес они развели! Если не предательство, то вредительство. Если не вредительство, то обман… Пользы для народа – ноль! (После паузы). Даже не знаю, как тебя теперь называть… Парень из нашего города, что ли? Много чести! Привалов, ну хоть ты объясни ему про Гастелло…

   ПРИВАЛОВ (обращаясь к Авиатехнику). Читай по губам, дебил! (Артикулирует). Га-сте-лло. Геройски погиб в начале войны. Направил свой горящий самолет в скопление танков противника. За что был удостоен звания Героя Советского Союза. Посмертно. Повторяю для особо одаренных. Первый из советских летчиков совершил огненный таран. А теперь повторяй за мной, гений! Ради маршала. Чтобы ему спокойнее было за историю авиации…

   АВИАТЕХНИК (сбивчиво). Первый… из летчиков, который… за таран… посмертно…

   ПРИВАЛОВ. Молодец! Уловил главное. Он – в таран и ты туда же. Только вот цели на земле у вас были разные.

   ПОКРЫШКИН (устало). Оставь его, Привалов! Сбили меня с мысли. Я давно хотел спросить… А ты-то зачем так рисковал? Нет, ты ответь. И ладно бы только своей жизнью. Ведь там, у моста, могли полечь десятки, а то и сотни людей! А если бы не справился с управлением, врезался в мост – это же катастрофа для всего города! Часть моста ты бы точно унес на себе на тот свет. И разбил бы все коммуникации. Просто взял в руки топор и разрубил бы город пополам. (Строго). Я спрашиваю, зачем?

   ПРИВАЛОВ (собираясь с мыслями). Так сразу не расскажешь. Сложно это. Придется всю жизнь рассказать.

   ПОКРЫШКИН. А ты не усложняй. Ты по-военному, короче. Нам, служивым, рапорт написать, как два пальца… (После паузы). Нет, я хочу понять: как у тебя ума хватило на такое? Там же несколько секунд для истребителя - от первого моста до второго, железнодорожного. Зацепи ты его, и встал бы весь Транссиб… до Владивостока! Нам что, катастроф на железной дороге мало? Повторяю вопрос: зачем?

   ПРИВАЛОВ. Заводной я был по характеру. Мог нырнуть под мост и на спор. И из-за женщины тоже мог. Тогда ведь ходили слухи о какой-то красивой купальщице с обского пляжа. (Мечтательно). Эх, лихой был летун! И прозвище в полку у меня было соответствующее – «Валет»!
 
   ПОКРЫШКИН. Мы тут не в карты собрались играть. Ты от вопроса не уходи. Может, сыграть хочешь? (Достает из-под вороха бумаг на столе колоду карт, тасует и выбирает три карты. Смачно шлепает их об стол одну за другой). Тройка, семерка, туз…

   ПРИВАЛОВ. Спасибо, я один раз по наивности сыграл в электричке «на интерес», пока ехал на дачу. Чуть без штанов не остался. Еще немного, и пустили бы голым… гулять на свои шесть соток. Хорошо, вовремя к Сходне подъехали – там у меня дача, и я сбежал от этих жуликов. Так что вы без меня, пацаны, ладно?

   ПОКРЫШКИН (кривясь от «пацанов», но, явно скучая, раскладывает на столе пасьянс). Ну, как хочешь, пацан! Силой заставлять не буду. А то с Гастелло играть неинтересно. Выиграть не может, и потому постоянно жульничает. А драться с ним мне статус не позволяет…

   ПРИВАЛОВ (горячо). Александр Иванович! А ведь я все ваши книжки читал. Да! А потом пришел к вашему надгробию на Новодевичьем кладбище. Хороший памятник получился – без лести говорю. А знаете, что там выбито в бронзе? От своих слов, надеюсь, не откажетесь: «Подвиг требует мысли, мастерства, риска». Помню, стоял перед бюстом и в мыслях непочтительно спорил… с самим Покрышкиным. Зачем риск на
последнем месте?

   ПОКРЫШКИН (невнимательно, по-прежнему раскладывая пасьянс). А ты… куда бы риск поставил? Все вы только на словах смелые. А как сделать маленькую ставочку в очко – вам слабо!
 
   ПРИВАЛОВ (горячо). Я серьезно поговорить хотел! Мне-то всегда казалось, что храбрость русского человека, как тесто у хорошей хозяйки, - растет на дрожжах риска, на нашей российской безоглядности. Ну, а все остальное уже потом. По крайней мере, мысль - это точно. По себе знаю. (После паузы). Вот вы (показывает пальцем) зажали себя в тиски такой суровой самодисциплины. А ведь и с вами был грех! Кто под конец войны сбил фашиста из положения «вверх ногами»? Не вы ли? И ведь явно ради похвальбы перед молодыми пилотами. Выходит, не одному мне лавры Чкалова спать по ночам не давали…

   ПОКРЫШКИН (угрюмо). Не было этого! Писака какой-то, мемуарист из отставных старперов, придумал. Запомни и внукам своим передай: на фронте я выжил только благодаря жесточайшей дисциплине. Старался воевать по правилам, которые сам и придумал. (Въедливо). Ты же сказал, что книжки мои читал… (Берет со стола свою книгу «В небе войны» и листает). Здесь, как в уставе, - каждая строка кровью моих погибших товарищей написана. А Чкалов… не стал бы Чкаловым, если бы только хулиганством в воздухе занимался.

   АВИАТЕХНИК. Мимо, опять мимо!

   ПРИВАЛОВ (осторожно). Не горячитесь вы так. Читал я ваши книжки, читал. И даже очень внимательно. Кстати, не подпишите одну? (Показывает на книгу в руках Покрышкина). Сейчас так принято на распродажах. Любой может получить автограф автора. И потом гордиться им до пенсии. Людям приятно, и продажи растут. Ну, уважьте, маршал, подпишите... На добрую память о нашей нечаянной встрече. Типа: «Асу – от аса…»

   Покрышкин растерянно вертит в руках свою книгу.

   ПОКРЫШКИН (листая книгу). Любому… я подписывать не стану. Не бывал я на ваших распродажах. Не приучен. А если подписывал, то только близким людям. И таким подарком действительно гордились! Хотя как автору мне, конечно, приятен читательский интерес. Но здесь у меня нет лишнего экземпляра. А этот нужен для работы… над тактикой…

   АВИАТЕХНИК. Полный атас! Я думал, у него с головой совсем плохо (показывает на Привалова), не поправится уже. А он чуть не развел нашего маршала на понты! Чего захотел?! «Асу – от аса»! Ты летать сначала научись, дурило! А то сверзился с небес нам на головы… как коровья лепешка. Так все летать могут: низенько-низенько и камнем вниз! Не подписывайте ему ничего, маршал!
 
   ПОКРЫШКИН (убирая книгу). В другой раз, может быть, подпишу. Если честно ответишь на вопрос…

   Привалов пожимает плечами – он не помнит, о чем его спрашивали.

   АВИАТЕХНИК. Забыл? Тебя спросили, как человека, ты зачем наш город чуть на куски не раздербанил?

   ПРИВАЛОВ. Больно нужен мне ваш город! Тут, может быть, гусарский спор. Может, прелестная женщина. Так даже романтичнее! Уж больно летать я любил. (Расплывается в улыбке). Радостно мне леталось! В воздухе не мог сдержаться - затягивал песню. На земле со мной такое случалось разве что после литра спирта. Мне медведь на оба уха разом наступил. А потом еще на горле потоптался. (Прочищает горло и чудовищно поет песню «Нежность»). «Опустела без тебя земля, как мне несколько часов прожить…».
А тут поймаю в радиокомпас какую-нибудь станцию (чаще других попадался «Маяк») и разливаюсь, как соловей-разбойник. (Поет басом). «Так же пусто было на земле, и когда летал Экзюпери. Так же падала в садах листва, и не верила земля…». (Пускает петуха, кашляет).

   АВИАТЕХНИК. Услышишь такое в темном переулке, со страху все ценное без ножа отдашь…

   ПРИВАЛОВ (на подъеме). Любил я, братцы, полетать и попеть! В минимум погоды - даже больше. Заранее предвкушал этот момент: вот сейчас, сейчас... Истребитель стряхивал с крыльев клочки облачности, и душа очищалась, яснела вслед за небом. Небо, только небо дарило освобождение от всего…

   ПОКРЫШКИН (бросает карты на стол, сварливо). Нам как-то не до песен было с фашистскими асами. Тоже все, - как из карточной колоды… Разрисованы. Короли да тузы. Валетов не помню. Видать, мелкая карта была для фрицев…

   ПРИВАЛОВ (с обидой на намек). Хорошая карта, мне нравится.

   Покрышкин достает из колоды одну карту и протягивает Привалову.

   ПОКРЫШКИН. На вот, возьми. Крестовый валет. Как раз твоя масть. Ты же брюнет. (С сарказмом). Налепи себе на лоб (хлопает себя картой по лбу) и так ходи, раз тебе нравится…

   Привалов выхватывает карту из рук Покрышкина и в гневе рвет ее на мелкие кусочки. Хочет бросить их в лицо маршалу, но спохватывается и подбрасывает кусочки в воздух, как конфетти.

   ПРИВАЛОВ (примирительно). Я тут ни с кем ссориться не хочу. Вы здесь от скуки совсем с колес слетели, что ли? (После паузы). Вы и меня поймите. Когда еще с живым маршалом… вот так запросто потолкуешь?

   ПОКРЫШКИН (с сожалением прячет карточную колоду в бумаги на столе, вполголоса). Похоже, этот играть не будет. А то бы я его раздел… (После паузы, громче). Ну, что у тебя там? Докладывай…

   ПРИВАЛОВ (воодушевляясь). Знаете, я всегда завидовал тем, кто воевал. Я до войны не то что самолета, но и паровоза-то в глаза живьем не видел. Хотя рос не в глухомани, нет, а в Подмосковье. Можно сказать, под боком у столицы. Там рядом с нашей деревней - Истринское водохранилище. Теперь зона отдыха для богатых. (С внезапным ожесточением). Ползут туда со всех сторон, как змеюки какие-то. А потом Москва будет воду из-под них пить! Там же водозабор рядом! Люди потравятся… фекалиями! Войну прошли, а эти… нашей выделки, еще хуже фашистов оказались…

   АВИАТЕХНИК. Сдохни, фашистская гадина!

   ПОКРЫШКИН. Отставить! Нельзя попусту бросаться такими ярлыками. Фашист – это серьезно…

   ПРИВАЛОВ (успокоившись). Ладно, ладно! Видел я настоящих фашистов.
 
   АВИАТЕХНИК. Так ты предатель? Сотрудничал с оккупантами?!

   ПРИВАЛОВ. Слушай, у тебя в Смерше никто из родни не служил? Тебе бы только людей пытать! Прикинь, мне всего шесть лет было, когда война началась. Мать говорила, наша деревня месяц была под немцами. Как-то ночью к нам пробрался из Подмосковья отец. Вырыл для нас к утру в овраге земляную нору и с рассветом ушел. А в 42-м на него пришла похоронка. Пока не вернулись наши, мать с нами тремя так и пряталась в овраге.

   АВИАТЕХНИК. Все равно предатель! Считается, что был на оккупированной территории. Враг народа!

   ПОКРЫШКИН. Уймись! Не может быть ребенок в таком возрасте врагом своего народа!

   АВИАТЕХНИК. Плохо вы наш народ знаете! Врагом такого народа может быть любой…

   ПРИВАЛОВ (вдохновенно). А еще помню… Цветные облачка шрапнели – она красиво так рвалась позади двух наших истребителей. Прямо как салют! Не знал тогда, что это были разведчики И-16. Их ведь сбить могли! А я скачу козленком несмышленым в своем овраге и машу им рукой! Наши, наши! Они совсем недолго покружили в полдень над деревней. А вечером того дня в село ворвались танки с автоматчиками в белых полушубках. Ваши земляки-сибиряки подоспели! Я думал, еще успею повоевать. Пацаном побежал записываться в аэроклуб. И свой первый учебный вылет совершил раньше, чем закончил школу. Жаль, не успел…

   ПОКРЫШКИН (ворчливо). Без вас, сопливых, скрутили фашистам хвосты.

   ПРИВАЛОВ (пропустив реплику мимо ушей). Я даже курсантом не испытывал обычной «трясучки» перед полетами. Со мной ничего не случалось в воздухе. А когда случилось, не поверите, я даже обрадовался. Перегонял истребитель в часть после ремонта. Машинально тронул в полете ручку управления - нет ответа. Самолет не слушается рулей высоты!
 
   АВИАТЕХНИК. Попал!

   ПОКРЫШКИН (рассудительно). Ну, получил бы приказ катапультироваться. А если бы сел и не угробил самолет, то, может, и орден.

   ПРИВАЛОВ. Свой орден я получил. Но не тогда, а позже. Как говорят, по совокупности эпизодов – за освоение ледовых аэродромов в Заполярье. Красную «звездочку».

   ПОКРЫШКИН. А тогда чем дело кончилось?

   ПРИВАЛОВ. А тогда я ничего диспетчеру не сказал. Молчу, как партизан на допросе. И сам себе удивляюсь. По радио сказал только, что буду заходить на посадку за 100 километров. Диспетчер не среагировал, хотя норма была 20. Дотянул до полосы на голом пилотаже. Но сел все же грубо. Ткнулся в бетонку сразу на три «ноги». Ну, тут механики подошли узнать, в чем дело. Углядели болт – он намертво заклинил руль высоты. У всех глаза полезли на лоб. Тем все и кончилось.

   АВИАТЕХНИК. Мимо, опять мимо!

   ПОКРЫШКИН (иронично). Загадочная русская душа! Так, значит, ты еще тогда не умел катапультироваться? Э-хе-хе, плохо у тебя с дисциплиной! Не службист ты, Привалов, не ходок по чинам. А так называемая загадочность ваших русских душ – это утешение для слабаков. Надо же, променял свой первый орден на какой-то болт! А как же ранец, в котором каждый солдат должен носить маршальский жезл? Я вот свой через всю войну пронес…

   ПРИВАЛОВ (горестно). А я и не скрываю, не шла у меня служба. В штрафбате, и то, наверное, скорее двигался бы по служебной лестнице. Эх, сука-служба! Кто-то любовь клянет сучьим именем. А я вам так скажу: служба – вот настоящая сука!

   ПОКРЫШКИН (задет за живое). Да что ты знаешь про сучью службу?! Вот я, к примеру, звание генерала мог получить… на целых десять лет раньше. И надо для этого было немного: всего-то выждать несколько часов в приемной Василия Сталина. В ту пору он в большой силе был, командовал авиацией Московского военного округа. И звал меня к себе первым замом. Но не в отца пошел, не в отца…
В назначенный день являюсь в приемную, жду. А барина все нет. Василий Иосифович никогда не отличался пунктуальностью. А тут, как назло, с утра уехал на свою ведомственную конюшню - устроил смотр новым лошадям. А после уехал к футболистам. Была у него еще одна любимая «игрушка» - футбольная команда.

   АВИАТЕХНИК. Ну, чисто вылитый олигарх! Ему в Англии жить надо было! Перекупил бы у Абрамовича «Челси» или хоть «Арсенал» взял бы. Говорят, если вовремя подсуетиться, то могут отдать по дешевке…

   ПРИВАЛОВ. Уже купили. Говорю, нашелся уже покупатель на твой «Арсенал». Скоро наши олигархи скупят всю их премьер-лигу. Там хоть на футбол можно посмотреть!

   АВИАТЕХНИК. Да у них этих команд – как грязи! На всех хватит. Кто следующий? Звоните прямо сейчас! Первые двадцать дозвонившихся получат бонус… в виде бесплатной надувной женщины. То есть, я хотел сказать, конечно, футбольного мяча…

   ПОКРЫШКИН (ворчливо). Балаган какой-то… Я могу продолжить? Прождал я так в приемной… больше двух часов. Потом со всего маха хлопнул дверью. Чуть с петель не слетела. Знаете, как Василий отреагировал на мой визит, когда явился? Махнул рукой и бросил вдогонку: «До чего не люблю я этих фронтовых героев! А этот к тому же – трижды!»

   АВИАТЕХНИК (злорадно). А все ж таки унизили себя, пропарились в приемной больше двух часов! Уж, замуж, невтерпеж… Так хотелось стать генералом!

   ПРИВАЛОВ (зло). Молчать! Что ты знаешь о службе, тюфяк гражданский?! Загнали бы тебя после Калининграда в Сибирь, в зачуханный гарнизон под Канском. В общем, зачитали перед строем приказ: таких-то пилотов, как более молодых, направить во вновь создаваемую армию ПВО. Дан приказ ему и – в жопу!
 
   Покрышкин делает протестующий жест.

   ПРИВАЛОВ. Прошу прощения, маршал! Служба такая. Все разговоры, даже по рации, через мать-перемать, и оттого становимся грубыми. В общем, приезжаем, а там, в вашей любимой Сибири, только что медведи по гарнизону не ходят. И не происходит ровным счетом ни-че-го! Тоска зеленая! Не служба, а простокваша! Под Калининградом веселее было. Там натовские летчики постоянно в наше воздушное пространство совались. Как говорят, не догонишь, так хоть разогреешься!

   АВИАТЕХНИК. А тебе надо, чтоб каждый день был цирк? Так шел бы в клоуны, а не в летчики!

   ПРИВАЛОВ. Не понимаешь ты, Гастелло! Народ не любит жить скучно. От скуки он дуреет. Или начинает сам себя развлекать. Как умеет. Средства известные. Чаще всего в пьянку да гулянку ударяется. Пойми, людям хочется, чтобы в их жизни происходило что-то значительное…

   АВИАТЕХНИК (скандирует, как футбольную «кричалку»). Хлеба и зрелищ! Хлеба и зрелищ! «Спартак» - чемпион! Россия – вперед! Оле-оле-оле… Тебе этого надо?

   ПРИВАЛОВ. Опять не то! Слов в голове много, а собрать в кучку нужные не могу…

   ПОКРЫШКИН (сочувственно). Ты двигайся ближе… к мосту. И меньше отвлекайся на разговоры с Гастелло. Он любого заболтает. А про скуку я тебе так скажу. В армии скуку хорошо лечить гауптвахтой и карцером… Я слышал, сейчас дисбаты опять вернули – куда без них в армии? Там любого развеселят…

   ПРИВАЛОВ (нервно ходит по сцене, жестикулирует). Не хотят понять меня здесь! Это же так просто! Должен быть… праздник для души! Вот!

   ПОКРЫШКИН (ворчливо). Ты сначала мозги себе вправь. Слабак! Я еще тогда, когда ты вовремя не катапультировался, все про тебя понял…
               
   АВИАТЕХНИК. Ага! И народные средства от скуки ему не нравятся. На тебя не угодишь! Пил бы себе потихоньку да погуливал от жены, как все нормальные люди…

   ПРИВАЛОВ (обрадовано). А все-таки, мужики, был и на моей улице праздник!

   АВИАТЕХНИК. Запой, что ли? Или шикарный левак?

   ПРИВАЛОВ. Тю-ю на тебя! Когда в часть приходила новая техника, вот это и был настоящий праздник! Омрачало его только одно обстоятельство. В соседний полк техника всегда приходила раньше, чем к нам. И новые «сушки» тоже к ним сначала пригнали. Народ там стал переучиваться… для полетов на сверхзвуке. Такого шороху всем задали! Ведь переход звукового барьера – это как взрыв. А если еще лететь низко…

   ПОКРЫШКИН (перебивая). Тут не ты один летал на сверхзвуке. Знаем! На малых высотах можно человека или кто там попадется не только оглушить, но и ушибить до смерти воздушной волной. Я своих стервецов в полку драл за это нещадно! Пока не отучил летать по головам…

   ПРИВАЛОВ (со смехом). Там… рядом с частью стадо коров паслось. Так они повадились над ним переходить на сверхзвук… Потом председатель колхоза приезжал… жаловаться. Чуть не плакал. Коровы от страха доиться перестали, а пастух бросил кнут и отказался выходить на работу. И на почве стресса спился окончательно. Мы тогда просто посмеялись… А потом один хмырь из соседнего полка спикировал как-то на наши казармы. Спящих после дежурства в караульной роте пришлось лечить от заикания. А кое-кого и от энуреза. На этот раз все было по правде, без медицинской липы. Наши этого аса потом нашли и отметелили хорошенько за казармой… Долго еще писал кровью…

   АВИАТЕХНИК. А мы-то думали, почему у нас сельское хозяйство никак не поднимется?! Почему коровы не доятся? Вот в чем причина! Они их на самолетах пасли…

   ПРИВАЛОВ. Ты не передергивай! Это эпизод. И вообще я не о том хотел сказать… Нас, конечно, завидки брали. Но скоро и к нам эти истребители пришли. Тут нас всех на медосмотр потащили. Продула мне уши врачиха и говорит ангельским голоском (передразнивает): «Не разрешаю вам переучиваться на сверхзвук». Нашла какой-то дефект… барабанной перепонки, сука!
 
   Привалов испытующе смотрит на Покрышкина. Покрышкин вроде бы пытается протестовать, но потом машет рукой.

   ПОКРЫШКИН (философски). Из песни… суку не выкинешь! Но впредь, офицер, держи себя в руках. Выражайся пристойно! Это приказ.

   ПРИВАЛОВ (с готовностью). Так точно, маршал! Поганый мой язык… (После паузы). И что мне оставалось? До конца жизни летать на МИГ-17? Да я его знал уже, как свой велосипед. На велике я выделывал в гарнизоне такие пируэты, что у посторонних людей дух захватывало. А жена, конечно, хваталась за сердце. (Простодушно). Кстати, не пробовали кататься на велосипеде по гимнастическому бревну? Очень полезно для тренировки вестибулярного аппарата! Не скрою, падал пару раз с бревна, один раз сломал руку. Жена велосипед спрятала, но я его нашел. Куда он денется в охраняемом гарнизоне? Там же – как на подводной лодке…

   ПОКРЫШКИН (понимающе). Не договариваешь ты, офицер! Это многое объясняет. Похоже, после запрета врачей ты впал в отчаяние, не видел перспективы в дальнейшей службе. Отсюда, думаю, твои выверты с велосипедом – пацаном не накатался, что ли? Да и под мост ты ухнул ради себя одного. Чтобы переступить рубеж в себе самом. «Ты никто и звать тебя никак», - по одну сторону этого рубежа. «Я могу!» - по другую. Сознайся, не было никакой красивой купальщицы с обского пляжа. И спора тоже не было. Нехорошо врать маршалу!

   ПРИВАЛОВ (отчаянно). Много вы понимаете! Я в капитанах просидел четыре полных срока. Однокашники давно в майорах ходят. Не то что эскадрильями – полками уже командуют. А я никак со своего МИГа не слезу…

   АВИАТЕХНИК. Прицел сбился!

   ПОКРЫШКИН. Не ты один был такой. Тогда всем Хрущев в стране заправлял. Еще до кукурузы попала ему шлея под хвост… с этим разоружением! В Америку съездил, там его хорошо приняли, он и размяк. А с другой стороны ему генштабисты на мозги капали: мол, в будущей войне победит тот, у кого больше ракет. Это будет кнопочная война. А самолеты вообще надо выбросить на свалку… (После паузы). Выдавили тогда из армии без малого полтора миллиона человек. Столько боевых летчиков потеряли! А это 1960 год был. Молодые только в чины вошли после войны, начали службу понимать. А тут, как обухом по голове, - увольнение в запас. Трагедия! Для полутора миллионов человек это была трагедия. Между прочим, пора уже понять, что армия – это не полено, которое можно обтесать равномерно со всех сторон.

    ПРИВАЛОВ. Какое полено? Сейчас все привыкли считать, что армия – это полное… бревно!

    АВИАТЕХНИК. Попал! В десятку!

    ПОКРЫШКИН (страдальчески). Хоть ты не юродствуй! И то верно, что при всех сокращениях любых аппаратов у нас предпочитают метод прессовки. В меньшей степени это касается верхов. А вот середка, в данном случае от майора до полковника, прессуется до твердости каменной стены. И будешь ты, честолюбивый капитан или лейтенант, колотиться в нее потом  годами, а то и десятилетиями…

   ПРИВАЛОВ. Но лбом (стучит себя пальцем по лбу) такую твердь не прошибешь. Я пробовал. Лучше сразу мозги себе вышибить. И тонким таким слоем размазать по всей стеночке…

   ПОКРЫШКИН. Я вижу, да ты и сам все про это знаешь. Как тебя там? Подполковник Привалов, что ли? Хоть бы до полковника дослужился…

   ПРИВАЛОВ (возбуждено). Не поверите, я ночей не спал, все пытался понять, почему у меня служба не идет? И вообще - какую армию они хотят иметь? Если армию холуев и чинодралов, где нет хода настоящим профессионалам, а главным достоинством считается умение прислуживаться, то мы ее имели практически всегда. (Повысив тон). И будем получать еще не один раз – да, да! И контрактники не помогут. Они ведь за деньги рубятся. Контрактника подмять еще легче. Надо только подвесить над ним угрозу увольнения в запас. И все! Будет ходить вокруг на цирлах и лизать анус начальству. (После паузы). Нет, это какой-то сплошной сволочизм! Не дают, не дают армии залечить свои раны…

   ПОКРЫШКИН (с укором). Ты тоже хорош! Про армию он тут с умным видом рассуждает! Его позвали гостем в мой родной город, а он чуть человеческое кладбище не соорудил на Оби! Там, кстати, тоже водозабор недалеко, как на твоей Истре. И людей хоронить поблизости запрещено. Категорически!

   АВИАТЕХНИК. Сдохни, гадина!

   ПРИВАЛОВ (уязвлено). Оторвались вы, маршал, от народа. Забыли службу в захолустных гарнизонах. Какие там развлечения у рядового летчика в мирное время? Разве что выпивка и мордобой. Да еще учения в округе. А самой большой ярмаркой тщеславия тогда считались окружные сборы командиров полков. Что-то вроде выставки достижений воинского искусства. То, что нас, четверку истребителей из Канска, позвали показать себя перед всем Сибирским округом, - уже одно это было большим достижением.
Забегая вперед, скажу, что на показе наша четверка с первого захода зажгла целый десяток грузовиков – их расставили на земле в шахматном порядке и оживляли с помощью тросов. Командующий учениями от души похвалил нас: «Молодцы, истребители!» 
   Кто ж виноват, что для тренировок нам дали целую неделю? С нашей-то «слетанностью» хватило бы и одного дня. Но вы же их знаете, наших отцов-командиров? Где не надо, перестрахуются на сто раз. А где надо, наоборот, попрут с неприкрытым задом… От ратных трудов мы отдыхали на пляже. Купались, загорали. Только мне было не отдыха на речном песочке. Голова включалась сама собой при виде моста через Обь. Это было какое-то наваждение! Глянулся мне этот мост – и все тут! Замечательный мост. Под такими только и летать.

   ПОКРЫШКИН. Так сразу и решил? Как в омут…

   ПРИВАЛОВ. Нет, тогда ничего не решил определено. Хотя все замерил. Просто положил глаз на мост. И сказал себе: «Вот мост, который тебе нужен». Говорят, Бог – это случай, он и вел меня в тот день. С утра меня назначили обслуживать зенитно-ракетный комплекс. Я крутился ужом в поднебесье (берет самолетик и показывает), а зенитчики ловили мой МИГ в свои прицелы и делали понарошку «пиф-паф».
Наконец, с КП передали режим снижения. На высоте две тысячи метров я вышел из плотной облачности. И первое, что увидел, был мост. Прямо по курсу. Случай выложил мне мост на блюдечке с голубой каймой реки, словно дразнил: «Ну, Привалов, исполняй свою безумную мечту!»

   ПОКРЫШКИН. А дальше? Всегда есть выбор…

   ПРИВАЛОВ (жестко). А дальше включился характер. Сейчас или уже никогда! Так, главное держать голову холодной. Мозг работает, как компьютер. Чтобы идеально чувствовать самолет, я сбросил скорость до 700 километров. Выровнял истребитель (показывает самолетиком) точно по центру русла реки - довернул ручку управления на зеленое пятно островка, мелькнувшего внизу. Следите за руками! (Показывает маневр самолетиком). Истребитель скользит всего в нескольких метрах над рекой. Клевок носом, еще клевок. Позор! Нервы-то у аса не железные! Так можно и гробануться. А что, если резко взять ручку управления на себя и пройти над аркой? Вот тогда был последний выбор. Четыре секунды на окончательное решение. Все. Уже нельзя!

   ПОКРЫШКИН (поеживаясь). Знаешь, честно тебе скажу, не хотел бы я оказаться в тот момент на мосту или на пляже с любимой женщиной. Потом заикались бы вместе до золотой свадьбы…

   ПРИВАЛОВ (кричит). Поздно! Поздно уже было меня останавливать! (Понизив тон). Я нацелился в середину просвета под центральной аркой моста. Вопреки всем законам физики арка по мере приближения к ней не желала увеличиваться в размерах. Наоборот, она сужалась, как бы грозя захлопнуться над моей головой. (Хлопает себя руками сверху по голове).
Представьте, маршал, теперь самолет всего в метре от воды! (Показывает маневр самолетиком над столом Покрышкина). Ты, то есть вы, когда-нибудь так летали? (Кричит). Я был на волосок от гибели, когда поверил своим глазам: каменный мешок - нет выхода! Казалось, просвет наглухо закупорен сваями стоящего впереди другого моста. (Понизив тон). Я, может, высокопарно выражаюсь. Но в таких ситуациях нет ничего страшнее, чем химеры собственного сознания. Тогда я понял: нельзя научиться управлять ужасом. Но его можно переждать. И остаться в живых!

   Привалов прерывается, он обессилен. Он переживает сильный стресс от своего рассказа. Без сомнения, он снова сейчас там, под мостом.

   ПРИВАЛОВ (отбрасывает самолетик). Нет, так нельзя… Нужна привязка к местности. Мы же военные люди! Ну, хоть простейший макет соорудим для наглядности…

   Привалов подходит к груде обломков самолета и роется в них. Находит какие-то деревяшки.

   ПРИВАЛОВ (обрадовано). Гастелло, тут твоя помощь нужна!

   Авиатехник лениво поднимается со стула и направляется к Привалову, показывая, что ему это в тягость. Тем не менее вдвоем они быстро собирают из заготовленных заранее конструкций уменьшенную копию центральной арки моста через Обь. Устанавливают ее на фоне щита с узнаваемым пейзажем Новосибирска. Привалов отходит от сооружения на несколько шагов, любуясь делом рук своих. Звучит известная песня, в припеве которой есть такие слова: «В Новосибирске никогда не разводятся мосты, чего не скажешь, к сожаленью, про людей…»

   ПРИВАЛОВ (снисходительно). Ну, что, аборигены? Узнаете свой коммунальный мост?

   АВИАТЕХНИК (равнодушно). Я на левом берегу жил. Мне без надобности было – мотыляться в центр города через мост. Тогда это было целое путешествие! Пока метро не нарыли.

   ПОКРЫШКИН (ностальгически). А мне частенько доводилось ездить по мосту. Туда-обратно… И с высоты я его видел не один раз, когда домой прилетал погостить. Красивый у нас мост! Как только видел мост в иллюминаторе, - понимал: вот она, родина. Я дома, мама! Встречай сына! Как такое забудешь?

   Продолжая любоваться мостом, Привалов отходит от макета арки все дальше, разбегается и с протяжным криком «Ура-а-а!» ныряет рыбкой под арку. Пролетает под ней и ударяется головой об установленный позади арки щит, который с грохотом опрокидывается. Привалов лежит неподвижно в обломках самолета вниз лицом.

   АВИАТЕХНИК (ошарашено). Вот дурья башка! Он что тогда – упал в воду? Я плохо эту его историю с пролетом под мостом знаю… А вы?

   ПОКРЫШКИН (назидательно). Ты вообще плохо историю знаешь. Думай, что говоришь! Если б упал, то костей бы уже не собрал. Реактивный истребитель…. Семьсот километров в час… Это же верная смерть! Ты лучше помоги человеку встать. (Показывает на Привалова).

   Авиатехник подходит к лежащему ничком Привалову, переворачивает его на спину, вверх лицом, и пытается привести в чувство легкими шлепками по лицу. Очень скоро сила шлепков многократно возрастает – Авиатехник от души хлещет Привалова по щекам. У Привалова от затрещин голова мотается из стороны в сторону.

   АВИАТЕХНИК (копируя медсестру). Больно-о-ой! Наркоз закончился, проснитесь. Пора вставать… Больно-о-ой! (С силой бьет Привалова по щекам).

   Привалов, очнувшись, перехватывает на лету руку Авиатехника. Заламывает ему руку борцовским приемом, оказавшись сверху.

   АВИАТЕХНИК. Ой, больно! Пусти! Я тебе жизнь спасал…

   ПРИВАЛОВ (передразнивает). Больно-о-ой! Чуть не убила, сестричка! От такой скорой помощи скорее загнешься, чем выздоровеешь.(Оборачивается к Покрышкину, с детским восторгом). Вы видели, маршал, видели, как я летаю? (Отпускает Авиатехника).

   ПОКРЫШКИН (с сарказмом). Да уж, видел! Метко летаешь. Только вот головой часто бьешься. Ты голову-то побереги! Может, еще пригодится… (После паузы). А спасла тебя, думаю, хорошая реакция…

   ПРИВАЛОВ (сидя на полу, потирает голову). Точно! Четырех секунд, чтобы передумать, у меня уже не было. Только две с половиной. Рванул ручку управления на себя и ушел свечей в низкую облачность. (Подпрыгивает на полу, показывая маневр самолетиком. Приподнимается). Я прошел почти впритирку к железнодорожному мосту. Перегрузка была страшной! Такой победный салют… хрустом из всех косточек. Но я даже не опоздал на аэродром, сел тоже в свой график.

   ПОКРЫШКИН. Представляю, что тут началось! Я бы тебя на месте… без суда и следствия!

   АВИАТЕХНИК. Попал!

   ПРИВАЛОВ (невинно). А за что? Никаких зацепок на меня не было. Пленка в бароспидографе (он обычно пишет «картинку» всего полета) оказалась старой. Ничего не записалось. Ушел бы в глухую несознанку – ничего бы не доказали. Ну, явился утром в штаб дивизии, как обычно. Сидим мы в методическом классе вчетвером. Вся канская четверка. Гадаем вслух, какое задание придумают нам сегодня. Здесь нас и застал звонок от начальника авиации дивизии. Не помню, кто снял трубку. Но приказ доложил остальным четко: «Канских летчиков приказано арестовать. Оружие отобрать. Самолеты опечатать». И тут только до него дошло: «Так это же мы, братцы! За что?!»

   ПОКРЫШКИН. А дальше?

   ПРИВАЛОВ (невесело). А дальше, как всегда, «разбор полетов». Меня в тот же день арестовали. Только сунули на гауптвахту, опять вызывают. На гауптвахте я случайно узнал, что меня держат за сумасшедшего. Офицер инструктировал конвой и всерьез наказывал: «Смотреть за арестантом в оба!» Особенно, когда будем проезжать мост. Тот самый. Не ровен час, мол, выпрыгнет этот придурок из машины на ходу - и в реку… Тогда вместо него пойдете в штрафбат.
 
   АВИАТЕХНИК. Попал!

   ПРИВАЛОВ. Привезли на левый берег, вводят в кабинет. Глазам своим не верю: навстречу почти бежит по кабинету человек с погонами маршала! Батюшки! Неужели сам маршал Савицкий, заместитель главкома войск ПВО?! Да вы его знаете, маршал. А я не сразу узнал. Видел до этого в лицо раза два, и то не близко.

   ПОКРЫШКИН (с дотошностью). Что-то ты путаешь, Привалов. Савицкий только через год стал замом главкома ПВО. Он тогда в штабе служил. С инспекторской проверкой, наверно, приезжал. А в 68-м уже меня на это место назначили. (Сурово). Попался бы ты мне тогда!

   ПРИВАЛОВ. Мне уже до фонаря было, кто там из вас главнее… Как только ввели в кабинет, два майора из личного экипажа маршала встали по бокам, - сторожили. Савицкий на меня сильно гневался. Я что-то такое промямлил в свое оправдание: мол, хочу стать настоящим летчиком. А сам крейсер «Варяг» вспоминаю. Как там? (Поет). «Наверх вы, товарищи, все по местам. Последний парад наступает…». Насчет последнего парада – прямо в точку. После такой головомойки, думал, одна дорога - в трибунал. А там к стенке  поставят…

   АВИАТЕХНИК. Сдохни, гадина!

   ПОКРЫШКИН. Савицкий тебя, наверное, Чкаловым попрекал. У него с этим всегда было строго. За дисциплину в войсках боролся.

   ПРИВАЛОВ. Он за кобуру пару раз хватался… А на меня какое-то безразличие накатило. Ну, и пусть пристрелит на месте... Стою перед ним навытяжку и… ничего не чувствую. А знаете, где маршал Савицкий устроил воздушному хулигану, то есть, мне эту показательную порку? Меня уже потом осенило, когда везли обратно. А были мы на авиазаводе… имени Чкалова. Я как давай хохотать в машине. Конвойные пальцем у виска крутят – совсем рехнулся мужик…

   ПОКРЫШКИН (с пониманием). Это тебя отпустило… после шока. А завод тот был для меня, как родной. В ту пору - флагман боевого самолетостроения страны! Кажется, он до сих пор строит лучшие в мире боевые самолеты и носит имя…

   ПРИВАЛОВ (подхватывая). …Самого знаменитого из всех воздушных хулиганов. (Вдвоем с Авиатехником). И вы его знаете – …Чкалов!

   АВИАТЕХНИК (ликует). В десятку! Супер!

   ПОКРЫШКИН (посерьезнев лицом). Зная Савицкого, могу тебя поздравить: ты чудом тогда остался жив!

   ПРИВАЛОВ. Это еще не конец. После рандеву с Савицким со мной уже не церемонились. Видать, решили – не жилец. Бросили в машину и опять куда-то повезли. Все молчком. Откуда я мог знать, что в тот день у партийных чинуш был большой сабантуй? И главный над ними, кажется, первый секретарь… по фамилии  Горячев сказал, чтобы лётчика привезли прямо туда.
 
   ПОКРЫШКИН. На пленум обкома партии, что ли? Знакомо. Они тогда любили публичные судилища устраивать… по любому поводу. Никому не советую. Кто не испытал на своей шкуре, тот не поймет…

   ПРИВАЛОВ. Вот-вот! Военные с большими звездами в один голос требовали отдать меня под трибунал. Да что тянуть – на месте с ним разделаться... Могли затоптать своими сапожищами прямо там! (С ожесточением топчется на месте). Атмосфера грозовая: того и гляди, молния ударит! Тут я нашел глазами Савицкого, он тоже приехал. Поворачиваюсь к нему и как гаркну: «Товарищ маршал, разрешите искупить свою вину!» У него что-то человеческое мелькнуло в глазах: «И как же вы хотите искупить свою вину?» Тут я и брякнул, наверно, с перепугу: «Пошлите меня во Вьетнам!» Ну, тут все присутствующие заулыбались, подобрели. А Горячев серьезно так спросил: «Товарищ Привалов, вы хотите летать?» Я отвечаю: «Да, хочу». «Тогда поезжайте к себе в часть и ждите разрешения», - сказал мне напоследок Горячев. Вот так, решил за всех…

   АВИАТЕХНИК (с сожалением). Мимо, опять мимо!

   ПОКРЫШКИН (с похвалой). А ты не промах! Находчивый. Про Вьетнам придумал… так ловко. Как будто кто в ухо шепнул. Эх, нам бы туда побольше рисковых ребят! Нет, мы, конечно, и так задали жару агрессорам… с их хвалеными «Фантомами». Но повоевать пришлось. И потери были… среди личного состава. (После паузы). А с Горячевым тебе крепко повезло! Справедливый все-таки человек был, не людоед, хоть и партийный секретарь. Ты ему свечку не забыл поставить за спасение своей души? Поверь на слово, без него наши военные съели бы тебя с потрохами…

   ПРИВАЛОВ. Тоже мне скажете – свечку! Тогда за это голову сразу снимали. Мне бы ноги унести живым из вашего славного города. А тут еще узнал, что о моих подвигах доложили на самый верх - министру обороны СССР маршалу Малиновскому. На третьи сутки меня извлекли с гауптвахты и настрого приказали дуть в Канск, где и следовало ожидать решения своей участи на самом верху.

   АВИАТЕХНИК (наивно). И самолет вернули?

   ПРИВАЛОВ. Смешной ты все-таки человек, Гастелло. После такого громкого ЧП - кто мне самолет вернет? Его опечатали сразу, прямо там, на аэродроме. Перегнать арестованный самолет обратно в часть приказали позже другому пилоту. А я возвращался в Канск поездом…

   АВИАТЕХНИК (зевает, потягивается). Уши вянут вас слушать. Скучные вы люди! Оба!

   ПРИВАЛОВ (отмахиваясь). А ты не слушай! Дай поговорить с маршалом! Когда еще доведется… вот так по-свойски посидеть…

   АВИАТЕХНИК (навязчиво, обращаясь к Привалову). Вот ты, к примеру, знаешь хоть один анекдот про свой самолет? Ведь ты с ним разве что не целовался…

   ПРИВАЛОВ (опешив). Какие еще анекдоты о боевых самолетах?! Знаешь, как прозвали в армии МИГ того типа, на котором я летал? Самолет-солдат! За простоту и надежность в многолетнем несении службы…

   АВИАТЕХНИК. А я вот как раз анекдот вспомнил. Приезжает в часть молодой лейтенант, выпускник авиационного училища. Командир ему говорит: «Так, первым делом иди на склад службы вооружения, получи табельное оружие». Приходит лейтенант на склад, ему выдают ПМ…

   ПРИВАЛОВ (нетерпеливо). Не томи! Все знают, что ПМ – это пистолет Макарова.

   АВИАТЕХНИК. А лейтенант берет его в руки и говорит, любуясь: «Так вот ты какой, самолет МИГ-17!»

   Авиатехник заливисто смеется. Пауза.

   ПРИВАЛОВ (закипая злостью). Пошучено, не спорю. Но пошучено невпопад. И МИГ-17 сюда за уши притянут. В мое время такой анекдот не мог родиться. Потому что керосина для заправок было – хоть залейся, и летали мы курсантами до упора. А вот нынешних лейтенантов даже жалко. Что они видят в училище, кроме тренажера?!

   ПОКРЫШКИН. А я слышал, не так все плохо! Боевые летчики уже не сидят на земле. А в стратегической авиации мы вернули себе все утраченные позиции – летаем за океаны, накрываем авианосцы вероятного противника…

   ПРИВАЛОВ (мотает головой, как от боли). Умеет этот гаденыш (показывает на Авиатехника) уколоть в больное место! Я тебе так скажу: неучей везде полно. За кликуху «Гастелло» хочешь поквитаться? Тебе что, мало? Чуть до инфаркта не довел маршала со своей учительницей истории. Теперь вот меня спутал. О чем я говорил? Ах, да! Еду я, значит, в Канск поездом… (Теряет нить). Еду я, значит, еду…

   АВИАТЕХНИК (нетерпеливо). Ты уже подъезжай, долго едешь, летун!

   ПРИВАЛОВ (сдерживаясь из последних сил). У меня пистолет где-то был в обломках… (Показывает на обломки самолета). Может, мне его поискать? (Грозно). Встрянешь еще раз в разговор, пристрелю, как собаку! Так вот, маршал, (с вежливой улыбкой оборачивается к Покрышкину) не думал, что в вагонной толчее сущим наказанием окажется… парашют. Конструкторы тогда еще не додумались встроить его в катапульту. Поэтому летчики на земле часто напоминали навьюченных мулов. Куда хозяин, туда и неразлучная 25-килограммовая сумка. И попробуй брось ее, если на старые деньги это аж четыре тысячи рублей!

   АВИАТЕХНИК. Каких рублей? Для тебя какие деньги – старые? Уже столько раз нули отбрасывали, что я запутался. Грабят народ постоянно, сволочи! Живешь с оглядкой… на этот, как его… дефолт!

   Привалов быстрым шагом направляется к обломкам самолета и роется в них, ищет пистолет.

   ПРИВАЛОВ (озабочено). Куда этот пистолет задевался? Я тебе сейчас точно устрою… дефолт!

   АВИАТЕХНИК (испугано). Я все понял! Больше не буду! Молчу, молчу…
Привалов находит в обломках пистолет и возвращается. Прячет пистолет в карман.

   ПРИВАЛОВ (похлопывая по карману с пистолетом). Тогда, Гастелло, это были большие деньги, понятно? А у меня в башке (стучит себя по голове) одна мысль крутилась: неужели отлетался? И еще думал: сразу репетировать последнее слово для трибунала или немного подождать?
И вот в часть пришла телеграмма с личным позывным министра обороны СССР маршала Малиновского. Я ее наизусть помню. Разбуди меня посреди ночи, я тебе без запинки продиктую те несколько строчек. Тогда моя судьба и решилась. «Летчика Привалова не наказывать. Ограничиться теми мероприятиями, которые с ним проводили. Если не был в отпуске, отправить в отпуск. Если был, дать десять суток отдыха при части». Точка. И позывной…

   ПОКРЫШКИН (раздражено). Слышали уже, позывной самого маршала Малиновского. Сколько маршалов на себя собрал! Как собака - репьев! (После паузы). Так тебе еще и отпуск дали?! Ну, брат, ты сухим вышел из обской воды…

   ПРИВАЛОВ. Не совсем. В родной части меня мордой об стол так долбали, что будь здоров! По партийной линии влепили строгач с занесением. И телеграмма самого министра – не указ. Заодно пригрозили: или – или. Или будешь до конца жизни воздушным хулиганом, или пройдешь перековку в политорганах. Я до этого от курсов замполитов отбрыкивался двумя ногами. А тут ножки подогнул, склонил голову и пошел, как миленький.
 
   АВИАТЕХНИК. Офигеть! Из хулиганов – в политруки взлетел! А ему еще порядки в нашей армии не нравятся! Тебе только в такой армии и служить, контуженный!

   ПРИВАЛОВ. Ты бы еще вспомнил комиссаров… в пыльных шлемах. Политруки все в войну кончились, понял? Замполитом я был…

   АВИАТЕХНИК. Я и говорю, коммуняка в камуфляже. Скрытый зюгановец…

   Привалов достает из кармана пистолет и задумчиво крутит его в руках.

   ПРИВАЛОВ. Может, его (показывает дулом пистолета на Авиатехника) все-таки пристрелить, товарищ маршал? Невозможно общаться! (Вопросительно смотрит на Покрышкина).
 
   ПОКРЫШКИН. За политические убеждения сейчас как-то не принято расстреливать. Избить, конечно, могут. Это запросто! Ну, или там подкупить…

   ПРИВАЛОВ. Нет у него никаких убеждений! Знаю я эту породу людишек! Моль политическая! Жлобье! Голосуют они по приколу. Лишь бы подурачиться. Или пишут матерные слова в бюллетенях для голосования…

   ПОКРЫШКИН. Когда человек рисует рожицу в квадратике для голосования, это тоже можно назвать гражданской позицией. Особенно в отсутствие графы «против всех»…

   Привалов подступает с пистолетом к Авиатехнику, берет его за грудки.

   ПРИВАЛОВ (угрожая пистолетом). А ну, жлоб, говори, как на духу, какие у тебя убеждения? Какая твоя гражданская позиция? За какую партию голосовал?

   АВИАТЕХНИК (испугано). Известно, за какую… Мы завсегда с народом. В едином порыве, так сказать. Куда народ киданется, туда и мы…

   ПРИВАЛОВ. Кто это – мы? Ты о ком говоришь? Что-то я здесь больше никого не вижу!

   АВИАТЕХНИК (неуверенно). Ну, мы, авиатехники…

   ПРИВАЛОВ. Что я говорил?! Чуть что, у этих людишек включается стадный инстинкт. Мы, лесники… Мы, бойцы по убою скота… В едином порыве! А сам-то ты на что годен, человече?

   Привалов брезгливо отпускает Авиатехника, прячет пистолет в карман.

   ПОКРЫШКИН. Не нападай на него так! Стадность – не всегда плохое качество. На крутых виражах истории именно стадность, к слову, не один раз выручала Россию. Здоровая часть народа нутром чует, куда ей качнуться, чтобы страна не погибла. А такие, как Гастелло, инстинктивно прибиваются к большинству. Он же не поперек всех, а повдоль…

   ПРИВАЛОВ (отрывисто). Не доверяю я этим… авиатехникам, которые вместе с народом колеблются. Народовольцы! Им ведь все равно, в какую сторону колебаться. Может, еще до террора докатятся. Дорожка-то столбовая. У нас народ без кнута баловаться начинает! Учить его надо, учить! А Гастелло точно к арабам надо было подаваться! У него все задатки террориста…

   ПОКРЫШКИН. Хватит уже про арабов!

   ПРИВАЛОВ. Не хотите про арабов, тогда, быть может, поговорим о вьетнамцах. Согласны? Не поверите, после того случая стал всерьез думать про Вьетнам. Туда ведь только политически грамотных брали. Мог высидеть себе на земле командировку… в «горячую» точку. Но в замполитах я не задержался…

   ПОКРЫШКИН. Подожди, я угадаю! Опять не хватило усидчивости?

   ПРИВАЛОВ. Мне всегда хотелось летать! При первой возможности попросился командиром звена. Потом стал замом комэска, а потом и командиром эскадрильи. Во Вьетнам я не попал, но карьера пошла в гору! Перевелся в другой полк с повышением – на должность заместителя командира полка. И стал летать на сверхзвуке. А мне, помните, врачиха верещала (передразнивает): что-то в ухе у вас не так, дефект барабанной перепонки. И ничего - летал, аж небу было жарко!

   Авиатехник оправился от испуга и давно уже скучает. Пока Привалов и Покрышкин увлечены разговором, он встает и подходит к обломкам самолета. Разбирает макет арки моста через Обь на части и раскладывает их вокруг себя, как детский конструктор. Подгребает обломки самолета и начинает собирать новую конструкцию. Работа спорится, и уже скоро конструкция приобретает очертания боевого истребителя. Авиатехник отряхивается, вытирает руки и обходит вокруг свое творение.

   АВИАТЕХНИК (ернически). Эй, летуны, не видели – тут самолет не пролетал? Я спрашиваю: чей самолет?

   Привалов и Покрышкин в замешательстве смотрят на собранный истребитель. Привалов подходит ближе, трогает конструкцию руками.

   ПРИВАЛОВ (восхищено). Как ты смог?! Мой, мой истребитель! И бортовой номер тот же. Где ты научился так классно перебивать номера? В автосервисе, что ли?
 
   АВИАТЕХНИК (гордясь собой). А вы, маршал, в меня не верили! (Передразнивает). Технарь какой-то… Пристрелить не один раз хотели, как собаку! А я, между прочим, авиатехник шестого разряда! Я, может, в генеральные конструкторы еще подамся. «Боинги» там разные изобретать буду…

   ПОКРЫШКИН (скептически). «Боинги»… Ты не возносись, сверчок! А то получится, как в присказке. Сбил, сколотил – вот колесо. Сел да поехал – ах, хорошо! Оглянулся назад – одни спицы лежат! Тоже мне, великий конструктор нашелся…

   ПРИВАЛОВ (деловито, показывая на самолет). А что, он и летать может?

   АВИАТЕХНИК (с обидой). Еще как! Давай садись, будешь за водилу. Летать не разучился? Только не до первого столба, как прошлый раз. (После паузы). Не ценят нас здесь… некоторые. Ну, все – полетели!

Авиатехник и Привалов бегают вокруг самолета с криками «Эге-ге-гей!» и «Мы им всем покажем кузькину мать!»

   ПОКРЫШКИН. Куда это вы собрались? Вас же сразу собьют без системы опознавания «свой – чужой»…

   АВИАТЕХНИК (залихватски). А мне до лампочки, кто свой, кто чужой! Бей своих, чтоб чужие боялись. Всех подряд мочить будем! Разбомбим этих сволочей в лапшу… Я с тещей не закончил. Я теперь ученый. Я теперь ее с земли дожимать буду! Привалов меня высадит, а сам пока под мостом полетает… для своего удовольствия. Да вы не волнуйтесь, маршал, вернемся потом домой…

   ПРИВАЛОВ (окрылено). Может, и вы, маршал, с нами? Проверим в деле вашу тактику боя. «Высота – скорость – маневр – огонь!» А то засиделись вы тут. Тактику воздушного боя совсем забросили.

   ПОКРЫШКИН. Я со своей страной воевать не буду! Тем более с мирными гражданами… Да и в кабине мы втроем не поместимся.

   АВИАТЕХНИК. Бросьте, маршал! В тесноте, да не в обиде. Какие они мирные, эти ваши граждане? Все эти… олигархи, шоумены, спортсмены…

   ПРИВАЛОВ (как эхо). Киллеры, путаны… Всякие там герои капиталистического труда. Покажем им всем кузькину мать!

   АВИАТЕХНИК. Вы же их не любите! По глазам вижу! Давайте вместе пройдемся по ним… пулеметом. А сверху еще из пушечки пригладим… Бронебойным снарядом – как долбанем сверху всю эту сволочь! Ударим по богатеньким, а деньги заберем себе!

   ПРИВАВАЛОВ (азартно). Жаль, Абрамовича не достанем! Он в морях на своих яхтах прячется. У него там такие системы слежения – муха близко не сядет. Понимает, буратино чукотский, что в любом месте на земле он в опасности. (После паузы). Стой! А спортсменов-то за что? Я спорт люблю…

   АВИАТЕХНИК. А надоели, хапуги! Такие зарплаты себе захапали, а играть не хотят. В стране – ни футбола, ни хоккея… Я уже думал – может, футбольные мячи им баблом набивать или шайбы в хоккее из золота лить? Догонишь – твое. Может, тогда они быстрее забегают?

   ПРИВАЛОВ. Да бегают они, бегают! В хоккее чемпионство вернули. И в футбол неплохо сыграли на чемпионате Европы. Ты последних новостей не знаешь…

   АВИАТЕХНИК (не сдаваясь). Я и говорю: раз в пятнадцать лет сыграют, как люди, а потом хапают еще больше… Налоги для них, видите ли, большие!

   ПРИВАЛОВ (отмахиваясь от Авиатехника). Решайтесь, маршал! Вы с нами? Да я бы на вашем месте ни секунды не сомневался! С вашими-то заслугами! А что вы, вот лично вы, трижды маршал авиации, получили в той жизни от родного государства? Да у вас во дворе должен был золотой самолет стоять…

   Покрышкин надевает шлем и подходит к самолету, примеривается к кабине. Колеблется, но его решение – нет. Отходит от самолета. Привалов раздосадован. Авиатехник показывает Привалову знаками, что вдвоем лететь даже лучше.

   ПОКРЫШКИН (уклончиво). Я же говорил, что втроем будет тесно в кабине…

   Покрышкин снимает шлем и надевает фуражку, нервно прохаживается, заложив руки за спину. Наконец, он принимает окончательное решение. Быстро подходит к самолету и пытается его уничтожить. Самолет неожиданно легко разнимается на составные части. Покрышкин бросает их под ноги и старательно топчет.

   ПОКРЫШКИН (приговаривая). Не нужен мне золотой самолет во дворе! Карточный домик какой-то! И вам не позволю! Шайка террористов! Угнать самолет – легко! Убить родную тещу – еще легче! Пролететь под мостом с риском для жизни сотен людей – вообще запросто! Что за люди?! Террорист на террористе сидит и террористом погоняет… Вам всем к бен Ладену надо! Разбойники!

   Авиатехник бросается на защиту своего самолета, пытается оттеснить Покрышкина. Но Покрышкин его отталкивает. Авиатехник падает. На помощь к нему спешит Привалов, но запинается об обломок самолета и тоже падает. У самолета возникает свалка из тел. Первым из нее выползает взлохмаченный Авиатехник.

   АВИАТЕХНИК (кричит). Мочи его, Привалов! Где твой пистолет?!

Раздается оглушительный выстрел. Все замирают. Привалов встает с колен и держит пистолет в руке дулом вверх. Покрышкин лежит, как убитый.

   ПРИВАЛОВ (тормошит Покрышкина). Не прикидывайтесь, маршал! Это был предупредительный выстрел! Зато следующий будет на поражение…

   Покрышкин встает и, как ни в чем не бывало, приводит себя в порядок.

   ПОКРЫШКИН (ворчливо). Ты бы сразу контрольный выстрел сделал, снайпер! Чего тянуть? В кого ты превратился, летчик?! (Передразнивает). Киллеры, путаны… Чем ты лучше? На маршала авиации руку поднял…

   До Привалова начинает доходить смысл происходящего. Он тушуется, прячет пистолет в карман, снова достает. Он искренне огорчен.

   ПРИВАЛОВ (обречено). Что мне, застрелиться теперь? (После паузы, зло). Нет, я лучше этого… (показывает на Авиатехника) Гастелло пущу в расход. Задурил мне голову, террорист тещин! Как скажете, маршал! Выполню любой приказ! (Отдает честь).

   ПОКРЫШКИН (властно). Пистолет отдай! (Подходит к Привалову и забирает пистолет). И забудь о нем. (Бросает пистолет в обломки самолета).

   Привалов провожает пистолет взглядом.

   ПОКРЫШКИН (журит Привалова). А ведь ты тоже изрядный террорист, Привалов! Только люди правды о тебе не знают. (После паузы). Наделал ты тогда шума на весь мир своим пролетом под мостом! Мне на стол ложились радиоперехваты зарубежных «голосов». Как-то особисты, посмеиваясь, принесли перехват пекинского радио. А Китай тогда считался самым вероятным нашим противником на Востоке. Так вот, по версии китайцев, твой грубый служебный проступок, Привалов, означал не что иное, как начало отработки советскими асами новой тактики уничтожения мостов и переправ - с бреющего полета.

   Сбитый с толку и замороченный Привалов мотает головой, словно пытается проснуться.

   ПОКРЫШКИН (напористо, в том же темпе забалтывает Привалова). У страха, известно, глаза велики. Но мысль сама по себе не пустая. Знаю, среди военных летчиков немало любителей «побрить между кустов». Причем, звания и должности часто не имеют никакого значения. Не всегда, к сожалению, это рискованное хобби заканчивается благополучно. Нда-а-а…  (Прерывается, думает о чем-то своем). Такие вот дела… у товарищей наших…

   Покрышкин встает, прохаживается, привлекая знаками внимание Привалова. Но тот не реагирует. Тогда Покрышкин снимает фуражку и бросает ее Привалову.
 
   ПОКРЫШКИН. Лови!

   Привалов неуклюже пытается поймать фуражку, но не успевает. Подбирает фуражку и надевает ее поверх шлема.

   АВИАТЕХНИК (веселясь). Мозги не застуди! Совсем больной на голову…

   ПОКРЫШКИН. Фуражку верни! Ну, бросай, бросай…

   Привалов снимает фуражку и вертит в руках, явно не понимая, что с ней делать.

   ПОКРЫШКИН. Дай-ка я ближе подойду… (Подходит и забирает фуражку у Привалова). Сюда смотри, офицер! (Щелкает пальцами перед лицом Привалова). Так вот, знал я одного генерала, начальника авиации Н-ской армии ПВО. Захотел он с шумом и пылью, как говорят, срезая мачты, пройтись над эсминцем. Не рассчитал дистанцию. Грохнулся в море и утопил самолет. Сам разбился… вдребезги. Вдобавок при ударе об воду от истребителя железка какая-то отлетела. На корабле зашибло матроса… Тоже шума было много. А вообще бреющий полет - это отдельная песня. Согласен, подполковник?
 
   АВИАТЕХНИК (влезая в разговор, с апломбом). Это потому, что ваши генералы летать не умеют. Думают, за них самолетом будут прошлые заслуги управлять. А наш Привалов – молодец! Хотя бы в этом мы впереди планеты всей! Ого-го-го!.. Слышь, «Валет»! А ты бы мог, как Руст? Ну, тот наш германский «друг», который перелетел через все границы и сел у самой Красной площади.

   ПРИВАЛОВ (с трудом соображая). Легко! Только мне туда не надо было. Я хотел попасть совсем в другое место. Называется… центр боевого применения. Туда приходят сразу после испытаний новейшие истребители. А оттуда их двигают дальше, в строевые части. И я попал, потому что брали только самых лучших. И летчиком-испытателем я все равно когда-то должен был стать.

   АВИАТЕХНИК (восхищено). Неужели в испытатели пробился?

   ПРИВАЛОВ (грустно). А вот и не пробился. В 42 года привез из санатория приговор сочинского врача: блокада клапана левого желудочка сердца. Госпиталь. Прощай, летная работа! Хотя врачам всегда казалось, что такого богатырского здоровья, как у меня, хватит на две жизни. Сердце, предало меня сердце! Хотя его тоже можно понять. Столько лет беспросветности! Скитания по гарнизонам. Невозможность реализовать себя как пилота…
Это - как ржа! Годами подтачивала организм изнутри. И тут раз – пробило наружу! Мне предлагали вполне достойную должность на земле. Я попробовал, но не смог… (Горестно машет рукой, опускает голову, пряча слезы). Не смог ходить, дышать, жить рядом с теми, кто летал. Уволился на гражданку… вчистую…

   Привалов подходит к краю сцены. Глядя в зал, продолжает.

   ПРИВАЛОВ (многозначительно). А на прощанье я вам так скажу: «Мост – это всего лишь случайность. Если бы не мост, то было бы что-то другое… в том же роде».

   ПОКРЫШКИН. Благодарите Бога, что это был мост! Страшно представить, что тогда могло произойти...

   АВИАТЕХНИК. Мимо, опять мимо!

                Занавес.

От автора: А ведь еще не появлялся женский персонаж – Купальщица. Там она здорово отжигает! Следите за продолжением…