Ради Бога! Пива!

     Дверь в раздевалку открылась, и, густо паря покрытым красно-бардовыми узорами, истомленным в желанном парильно-веничном истязании телом, тяжело отдуваясь и жмурясь от изнеможения и удовольствия, ввалился Юрка. Он швырнул на свою скамью войлочную шапку, обернул худые чресла простыней, сел к столу и, налив в стакан чаю, стал пить, медленно двигая вверх-вниз кадыком. Прилипший под подбородком и не смытый обрывок березового листа ожил и запульсировал. Потом он выдохнул, вытер немедленно отпотевший от чая лоб и с улыбкой простонал,- Хорошо-о-о!
    Замолкшие на время его явления мужики вернулись к прерванной беседе о перспективах нашей женской сборной по биатлону в этом сезоне.
     Юрка минуты три посидел молча, отдыхая от парной и слушая полубредовые околоспортивные рассуждения товарищей, отхлебнул из стакана и громко произнес,- А все-таки правильно, ребята, после парной пить чай. Как ни крути, а все прочее – не то! Квас – холодный, горло можно застудить, водка – всей бане конец. Нет, никто меня не убедит, что есть что-то лучше чая!
     Мужики на секунду замолкли, переключая мозги на новую тему, потом согласно закивали, задакали, заугукали. Седой Прокопыч вдохнул воздух, собираясь продолжить и развить юркину мысль, но тот не дал ему этого сделать.
     -В бане, конечно – чай! Но вот после бани, господа-товарищи, не знаю, кто как, а я без пива себя не представляю. И сейчас оно ждет меня!
     Представьте, мужики, захожу я домой распаренный, уставший; бросаю в угол сумку и веник и сразу на кухню к холодильнику. С замиранием сердца открываю дверь, наклоняюсь, а там! В самом дальнем углу под морозильной камерой загадочно поблескивает темным стеклом ОНА! Я протягиваю руку, беру ЕЕ за полное почти ледяное тело, вынимаю и, тут же чувствуя, как ОНА немедленно покрывается влажной испариной, ставлю на стол.
     Где, где же открывашка, черт побери?! А-а, вот она! Пш-ш-шик, звень! – пробка покатилась куда-то под стол – хрен с ней! Из горлышка поднимается тонкий парок, а в теле уже начинается легкий зуд. Так, теперь немедленно займемся кружкой - под воду ее, под холодную, пусть как следует остынет. Все, готова!
     Бу-уль, бу-уль, бу-уль – медленно, тягуче льется в кружку густая от холода золотая жидкость, волны плещутся на стенки, в центре водоворот, по поверхности узоры белоснежной пены. Полная!
     Прозрачное стекло, приняв температуру содержимого, покрывается каплями пота, которые, покрупнев, сбегают вниз, оставляя за собой извилистые влажные дорожки. Сбоку медленно сползает выплеснувшаяся с последним «булем» через край пенка.
     Истомленное ожиданием тело мелко вздрагивает. Я беру кружку, подношу ее ко рту, легким дуновением отгоняю пену к противоположному краю, закрываю от наслаждения глаза и быстро, жадно выпиваю ровно половину. Потом перевожу дух и с минуту отдыхаю, чувствуя, как чудесный, терпкий, горьковатый напиток сначала ожог холодом пищевод и желудок, а затем, остановившись внутри, медленно нагревается, отдавая телу свою неповторимую животворную прелесть...
     Юрка обвел взглядом затаивших дыхание мужиков, с удовольствием заглянув каждому в заблестевшие азартом и мечтой глаза и, когда все дружно вздохнули и завистливо и длинно сглотнули, закончил,- Ну, а оставшуюся половину я уже выпиваю не спеша.