Сказки Несчастливцев. Часть первая

                "ЧЕРНЫЙ ЧЕЛОВЕК" и "ГРУСТНАЯ ЛЕДИ"

Сказки, сказы, сказания. Выросшие из легенд, древних преданий и поверий, они вобрали в себя национальный колорит, характер определенных народностей. Условности, традиции, особенности языка, быта и веры – вот что заложено в глубине короткого поучительного произведения, именуемого сказкой. «Сказка – быль, да в ней – намек, добрым молодцам урок». Самая знаменитая присказка, венчающая финал большинства русских народных сказок, содержит в себе суть-формулу этого литературного жанра. Но в данной статье мы не беремся исследовать его архитектонику, стилистические и этнографические особенности, - оставим сие филологам и иным специалистам. Мы же обратимся к сказкам авторским, которые были рождены буйным, но, как показывает жизненная практика, чаще всего грустным гением тех, кого с далеких пор и поныне  мы именуем Сказочниками…      

Неблагодарное это дело, - кроить реальность по лекалу своей мечты, ибо реальность подобного отношения к себе не прощает. Но были люди, которые не хотели жить в своей современности, принимать ее такой, какая она есть. Поэтому мир вокруг себя они преобразовывали, соответственно мере таланта и воображения. Кто-то глядел вокруг сквозь зеленые очки, воздвигая на радость детишкам Изумрудные города, кто-то вдохнул жизнь в луковички, помидоры и прочий овощной народ… Благодаря неуемной фантазии других - булавки, наперстки, оловянные солдатики и стручки гороха обрели способность двигаться, мыслить, любить и страдать. А кому-то пришло в голову породить на свет целые страны и города, в которых Белые кролики выступают в роли проводников, а Чеширские коты представляются улыбающейся мистификацией. Здесь грустные ослики-философы уподобляются кантовской «вещи в себе», а веселые мужчины с пропеллерами, напротив, смотрят на мир весело и непринужденно…
Все эти люди создали сказки-ребусы, сказки-притчи, сказки-шарады. Но что двигало ими, когда они садились за письменный стол? Какие события жизни побудили Александра Милна написать книжку про мальчика Робина и его друзей? Что за тайные помыслы мучили Льюиса Кэрролла, в итоге написавшего самую зашифрованную сказку, - да и не совсем сказку, - о приключениях девочки Алисы?

ГОФМАН

«Маленький человек»

Гофман  писал не только сказки, но мало, кто об этом знает. Большинство из нас являются абсолютными почитателями его сказки «Щипцы для орехов и Мышиный Король», в просторечии именуемой «Щелкунчик». Кто попытливей, знаком с «Житейскими воззрениями кота Мура…». Но мало кто из нас задумывался над тем, что его истории, ныне именуемые сказками, изначально сказками не являлись, уж больно не сказочной была жизнь их создателя…
Эрнст Теодор Вильгельм Гофман родился 24 января 1776 года в Кенигсберге (ныне - Калининград). Его отец Кристоф Людвиг Гофман служил адвокатом при прусском верховном суде. В душе он был человеком творческим и, как знать, может, именно эта жилка стала причиной его беспробудного пьянства. Мать Гофмана - Альбертина Дерфер, приходившаяся отцу мальчика кузиной, была набожной и крайне нервной женщиной. Отношения в семье не складывались – отец мечтал вырваться из отупляющей обыденности, а мать ничего не видела дальше молитвослова. В конце концов, Кристофер Людвиг покинул семью, и мальчик за ненадобностью был отдан матерью в дом бабушки, где заботу о нем взял на себя суровый дядя Отто Вильгельм Дерфер. И хотя, именно благодаря ему, Гофман узнал и полюбил музыку, о годах пребывания в этом доме он вспоминал позже с содроганием.
О своей юности Гофман написал позднее в романе «Житейские воззрения кота Мура…»: «...юность моя подобна выжженной степи, где нет ни бутонов, ни цветов, подобна выжженной степи, усыпляющей разум и душу своим безутешным дремотным однообразием». Эти слова он вложил в уста своего «альтер-эго» - Крейслера.
В любви Гофману активно не везло. Его первая любовь -  замужняя Дора Хатт, которой он давал уроки музыки, не была счастлива в браке. Вскоре юный  Гофман стал называть свою ученицу именем греческой богини Коры, похищенной Аидом, владыкой подземного царства мертвых, который заставил ее проглотить гранатовые зерна - символ неразрывности брака. Когда  связь ученицы и учителя переросла в скандал, Гофман был отправлен родственниками к очередному дяде - Иоганну Людвигу Дерферу, советнику верховного суда в Глогау. Гофман начал сам зарабатывать на жизнь, но вожделенной самостоятельности не обрел - семейная опека продолжалась: дядюшка запретил ему даже переписываться с Корой, боясь судебного разбирательства.

Проблески счастья

И все-таки в жизни Гофмана была отдушина. Музыка. Путешествуя из одного заштатного городка в другой в чине мелкого судебного чиновника, Гофман мечтал о созвучии нот. Он приблизился к своей мечте лишь в 1805 году, когда стал заведующим и цензором варшавского «Музыкального общества». Здесь он  меняет свое третье имя Вильгельм на Амадей, в честь великого Моцарта, затем становится капельмейстером и композитором. За несколько лет до этого он обрел преданную и терпеливую супругу в лице  Михалины Рорер-Тшщиньской, хоть и женился на ней без особой любви.
Его более-менее налаженную жизнь прерывает война, - французская армия входит в Варшаву, и Гофман опять остается без работы. Белая полоса сменилась черной, очень жестокой и затяжной. В результате бесконечной нужды и отсутствия денег на лечение умирает его двухлетняя дочь – Цецилия. Он едет в Берлин, чтобы хоть как-то прокормить себя и жену, но ни одна из его творческих ипостасей, - музыкант, живописец, юрист, - не оказалась востребована в разоренной Наполеоном Пруссии. Только в 1808 году он, наконец, получает место      капельмейстера в Вамберге. Он возвращается к своему любимому занятию - сочиняет музыку для спектаклей городского театра, приобретает влиятельных друзей (один из них, виноторговец Карл Кунц, будет первым издателем его книг и биографом), становится завсегдатаем популярного ресторанчика «У розы», куда жители приходят посмотреть на господина Гофмана,  как на местную знаменитость.
Музыка ему не дает успокоения, его постоянно что-то терзает изнутри, обыденность сводит его с ума, отношения с женой не складываются. И тогда он начинает писать ночами. Только, чтобы не свихнуться от бесчисленных повторений и ритуалов.  Не было у него далеко идущих честолюбивых помыслов о литературной славе. Длинные тоскливые вечера, переходящие в ночи,  он делил между пассажами на скрипке и беглым записыванием бредовых мыслей, возникавших в голове. Постепенно бредовые мысли трансформировались в причудливые немного страшные, но романтичные сказки.
У Александра Герцена находим живописное описание «творческих загулов» Гофмана: «Всякий Божий день являлся поздно вечером какой-то человек в винный погреб в Берлине, пил одну бутылку за другой и сидел до рассвета... Тут-то странные, уродливые, мрачные, смешные, ужасные тени наполняли Гофмана, и он в состоянии сильнейшего раздражения схватывал перо и писал свои судорожные, сумасшедшие повести».

Жизнь, как мистификация

Первым опубликованным произведением Гофмана оказалась повесть «Кавалер Глюк», позже получившая определение «литературной мистификации». И хотя она была написана Гофманом исключительно ради заработка, в ней уже ясно наметился его писательский почерк и «чертовщинки», в качестве авторской коды. Эта же «манера письма» свойственна и его недетским сказкам:  «Щелкунчик и мышиный король», «Крошка Цахес по прозванию Циннобер», «Песочный человек» и т.д. По большому счету, это были не сказки, а страшные повести для нехороших детей. Однажды сам Гофман невольно выдал свой секрет: «Я ничего не придумываю, просто записываю свои сны…». Вот и получается, что все путешествия его героев из реальности в мир призраков, ночных кошмаров и потаенных пространств – своего рода реальность. Ведь уже почти доказано, что во время сна мы переносимся в иное измерение.
В 1811 году Гофмана настигает вторично любовный удар - шестнадцатилетняя ученица Юлия Марк, коей он давал уроки музыки,  не пожелала стать его Галатеей и вышла замуж за богатого торговца из Гамбурга. Неразделенная любовь еще долго будет метаться неприкаянным призраком из одной его повести в другую. Но не всю же жизнь жечь золу, - вскоре Гофман переезжает в Берлин, где и находит свое кратковременное счастье – литературную славу и любовь к юной певице Иоганне Эунике, которая исполнила главная вокальную партию в его опере «Ундина». К тому времени в немецкой литературной среде он уже заслужил звание «последнего немецкого романтика», и, став завсегдатаем  винного погребка Люттера и Вегнера, подпал под меткое перо любознательного писателя Герцена, который и оставил нам довольно характерные описания «демонического гения».
К этому времени казалось, что Гофман выстрадал все, что вообще по силам человеку. Нужда ушла, на смену ей пришли признание и покровительство влиятельных людей. Верная супруга его, никогда не осуждавшая мужа за кратковременные «вспышки желания» к юным воспитанницам, оставалась с ним до конца. Ей он адресовал свое последнее письмо, по сути ставшее завещанием:  «Мы... прожили двадцать лет в истинно согласном и счастливом браке... Бог не оставил в живых наших детей, однако в остальном подарил нам немало радостей, испытав и в очень тяжких, жестоких страданиях, которые мы неизменно переносили со стойким мужеством. Один всегда был опорой другому, как и надлежит супругам, любящим и почитающим друг друга...»
Но за несколько месяцев до кончины судьба решила вновь подложить ему горькую пилюлю: тяжело больной писатель, прикованный к постели в результате жестокого паралича, вынужден был заочно судиться с министерством юстиции, которое подало на него в суд из-за его сатирической пародии – сказки «Повелитель блох». Будучи почти без движения, он диктовал санитарам свои последние произведения, чередуя их с оправдательными речами в суд.
Он умер 25 июня, Когда паралич достиг шейных позвонков, боль прекратилась, и окрыленный Гофман писал жене, что пошел на поправку. Он умер на следующий день - 25 июня.  Ему было 46 лет…
 
ЛИНДГРЕН

Репетиция счастья…

Знатоки литературы утверждают, что если весь тираж книг этой женщины поставить в вертикальную стопку, то она будет выше Эйфелевой башни в 175 раз. За всю свою жизнь она получила столько наград, сколько не получал ни один шведский писатель. В то же время  шведская государственная комиссия по детской и учебной литературе долгое время не признавала ее книги, как ценность. Она прожила очень долгую, одинокую, несчастливую жизнь и даже в редкие периоды счастья ей казалось, что все хорошее в ее жизни – ошибка…
В холодной суровой стране, в краю фьордов и хмурых крестьян на хуторе Нес 14 ноября 1907 года родилась девочка. Родители назвали ее Астрид Анна Эмилия Эриксон. В отличие от всей последующей жизни, ее детство было счастливым.  Кроме нее, в семье было еще трое детей – брат и две сестры. Отец, Самуэль Август, не просто любил, но обожал  их мать – Хану. Сама же она была намного сдержанней в чувствах, чем отец, и этому учила детей. По сути, главной в семье была она, никто не смел ослушаться ее в чем-либо. И все-таки у детей была необходимая свобода, которую они тратили на игры – все детство Астрид прошло под знаком игры. «В этом было какое-то странное упоение, почти волшебство, когда ты понимаешь, что в любой момент волен стать кем или чем угодно…». Позже, став писательницей, Астрид сделала  страсть к игре, переодеваниям, и различным забавам непременным элементом поведения своих героев. Как известно, детская игра – это репетиция взрослой жизни, но чаще всего, репетиция и реальность оказываются далеки друг от друга…
Детские забавы и лазание по деревьям сменили кино, джаз и бунт. В шестнадцать лет Астрид коротко остригла волосы. Отец был в шоке, весь хутор шептался у нее за спиной, те, кто посмелей, подходили и просили снять головной убор, чтобы лишний раз посмотреть на диковинную стрижку. Но то, что было воспринято как бунт, на самом деле являлось проявлением характера и стремлением к самостоятельности. Пришла пора любви, но некрасивой худой девочке было бесполезно мечтать (как ей самой казалось) о прекрасном принце. Может, поэтому в Астрид было гораздо больше естественности, нежели в ее хорошеньких подружках, мечтающих о запретном поцелуе в темном сарае… Странный парадокс, - дурнушка познала любовь быстрей, чем ее подружки-красавицы – в семнадцать лет она забеременела. Воспитанная в традициях строгого протестантства, Астрид сама выбрала себе участь – покинула единственное место, где она была счастлива, дабы не позорить семью и уехала в Стокгольм…
    
Стокгольмская блокада

Здесь она поступает на курсы машинописи и стенографии. Голодает, болеет, беспрестанно ищет любую работу, только чтобы выжить. Она делает все, что может сделать семнадцатилетняя девушка с ребенком под сердцем, только на одно она не способна – попросить денег у семьи. Она считает, что предала священную родительскую любовь, и наказывает саму себя. Семья бы ни за что не отвернулась, и мать и отец, невзирая на строгость и религиозную мораль, не бросили бы падшую дочь, но она сама бичует себя за допущенный грех. Огромный, чужой, равнодушный Стокгольм, самый главный ее палач. После крохотного городка, где все, словно члены одной семьи,  город-глыба выглядел пугающе…
Единственный, кому писала тогда вечно голодная Астрид, - брат Гуннар: «Я одинока и бедна. Одинока, ибо так оно и есть, и бедна, ибо все мое состояние — одно датское эре. С содроганием жду зимы». Не сойти с ума от одиночества и страха ей помогли книги – сразу по приезду она записалась в ближайшую библиотеку, в которой проводила большую часть времени. Книги помогли ей заполнить ту пустоту, что окружала ее постоянно в Стокгольме, книги дали ей пищу для будущих писательских экспериментов.
4 декабря 1926 Астрид родила сына Ларса. Но воспитывать его самой у нее не было возможности, малыш остался в роддоме. Его усыновили приемные родители из Копенгагена, правда Астрид поклялась вернуть сына, как только возникнет возможность. А для этого надо было построить свою жизнь. Стартовой ступенью стала должность машинистки в крохотной конторе. Ее шеф - Торстен Линдфорс, милый ворчун, оказался снисходительным и сердечным человеком. В отличие от большинства, он не стал осуждать молодую маму, но наоборот постоянно ободрял ее, убеждая, что все в ее жизни сложится хорошо. Совсем скоро этот добрый человек оказал Астрид самую главную услугу: дал ей рекомендацию в Королевское автомобильное обществе, которым руководил Стуре Линдгрен…

Через тернии – к сказкам…

  К этому моменту Астрид, заработав денег достаточно, чтобы содержать себя и своего малыша, забирает его из приемной семьи. Но это было преждевременно – большие города не щадят никого, даже детей. Сразу по приезду на родину, Ларс тяжело заболел, мать металась в безысходности, где достать денег на лекарства. В порыве отчаяния она расплакалась прямо в кабинете у нового шефа. Расплакалась без женского кокетства и особых надежд, но эти слезы перевернули всю ее жизнь. Вскоре она становится госпожой Линдгрен и полноценной матерью для своего сына. Отныне она не работает, отдает себя дому, хозяйству и Ларсу. Когда намного позже журналисты спрашивали ее: была ли она когда-нибудь влюблена, она отвечала: «Я никогда не была влюблена в общепринятом смысле этого слова. Любовь к детям всегда значила для меня больше, чем любовь к мужчинам».
В 1934 году у нее появляется дочь Карин. Кажется, все наладилось. Она не страдает больше от одиночества, родительские сердца смягчились, более того, время от времени, мать с отцом забирают внуков к себе на хутор. Да и сама Астрид чувствует, что искупила свою вину…
Но долгими зимними вечерами ей вспоминается собственное счастливое детство, которое она противопоставляет тем четырем годам, которые ее сын провел в чужой семье. Синдром сиротства будет преследовать ее долгое время, до тех пор, пока однажды по странному внутреннему велению она не возьмет в руки ручку и листок бумаги, - да не один, а стопку, - и не напишет историю про некую «Бритт-Мари, которая  изливает душу...». В тот период Астрид было 37 лет, и она, как всегда, ни на что не надеялась. А зря…
Книгу опубликовали, но перед этим она получила второе место на конкурсе детской и юношеской литературы. Жюри было крайне разочаровано тем фактом, что ее автором оказалась какая-то домохозяйка… Вслед за Бритт-Мари шведскую общественность эпатировала рыжеволосая девочка-хулиганка со странным именем - Пеппи Длинныйчулок. Этот Питер-Пэн в юбке произвел фурор не только в читательской среде, но и среди писателей-профессионалов.  Дочь пирата и ангела всколыхнула в шведском обществе того времени невиданные волнения. Против девочки, которая всего лишь не хотела взрослеть, выдвинулись целые армады противников, обвинявших ее «маму» Астрид Линдгрен в антивоспитательной тенденции. И почти такое же количество читателей встало на ее защиту. Нашлись даже те, кто в одиноком озорстве ребенка усмотрел феминистическую суть.      
Когда возник вопрос о переиздании «Пеппи Длинныйчулок» в Германии, то даже здесь разгорелся скандал – несколько крупных издательств отказались печатать книгу. Только пройдя через мощную цензуру, книга увидела свет в одном не самом престижном издательстве. Но на самом деле это уже не имело значения. Слава о необычной шведской писательнице облетела весь мир.

Потаенное

Сегодня общий тираж всех ее книг – 80 миллионов. Пожалуй, только Андерсен и Кэрролл могут тягаться с Астрид Линдгрен. Вообще-то считается, что сказочник – сугубо мужская профессия, но  Линдгрен удалось привнести свой особый колорит в этот жанр. Все ее сказки заканчиваются счастливо, но в шведской прессе Астрид окрестили «грустной леди». Может, потому, что главными героями ее книг, чаще всего, были сироты или одинокие дети, которые больше походили на взрослых, чем на детей. Мио, мечтающий найти своего отца-короля, Пеппи Длинныйчулок, живущая взрослой жизнью, Малыш, единственным другом которого становится чудак Карлсон, малышка Червен, любящая своего пса Боцмана, как брата…
Мотив сиротства и одиночества для Линдгрен был важен потому, что слишком часто в жизни она испытывала чувство покинутости, никчемности и безысходности. И лишь став матерью, она смогла написать свою первую книгу. А написав эту книгу, она поняла, в чем смысл ее существования. Это не значит, что Астрид Линдгрен была слабой, нет-нет, ни в коем случае. Она ведь родилась 14 ноября под знаком мятежного, могущественного, властного Скорпиона. Но ее имя переводится как «страсть» (один из вариантов перевода), а люди страстные подвержены душевной маете и депрессиям. Вдохновение приходит к ним из «сумеречных зон», куда человек неодаренный не решится ступить. Ведь талант – это своеобразный оберег.
Еще один вариант перевода имени Астрид – «блеск». Ее имя оправдало себя. Никогда не мечтая о славе, она добилась ее в том возрасте, который для женщины считается кризисным. В 37 лет ее имя обрело новый смысл. Астрид Лингрен рассказала взрослым о детях всю правду, объяснив им, что их чада –  более совершенные существа, чем они сами…. 
                продолжение следует…