Командор Кощей
Фантастическая сага в сокращении
Полную версию можно приобрести в интернет-магазине ОЗОН, Амазон, Литпресс
Однажды с хорошо известной нам планеты полностью
исчезла целая страна…Впрочем, не будем забегать вперед. Тем более что к падению хорошо известного нам всем Советского Союза история этой великой страны никакого отношения не имеет. Разве что кое-какие мелкие артефакты, едва напоминающие о жизни в той загадочной стране, на территории бывшего СССР сохранились тоже. Но исчезла эта страна, во-первых, не формально, как Союз Советских социалистических республик, а физически, почти со всем её населением и культурными ценностями. А во-вторых, произошло это столь печальное событие ещё в ту пору, когда даже не то что Греции – Египта не существовало. Ибо катастрофа, погубившая великую страну наших общих с другими народами предков, произошла задолго до описанного в Библии Великого Потопа…
Это присказка, не сказка. Сказка будет впереди
***
Сначала была огромная страна. Настолько огромная, что другим странам в мире места не оставалось. Она жила одна, одним большим народом. И был в ходу в этой стране всего один язык. Все в этой стране, от мала до велика, общались меж собой на том едином языке.
Хорошо они жили, просто: никаких межъязыковых барьеров, никаких международных распрей. Даже имени эта страна в ту счастливую пору не имела. Лишь спустя эпохи её назвали Отрантурией. И не её даже, во всяком случае не ту древнюю страну единого народа. Отрантурия фактически являлась всего лишь маленьким осколком той грандиозной державы – единственной в мире, всепланетной, по-волшебному могучей. Граждане же Отрантурии были всего лишь потомками тех, кто когда-то процветал на планете единым народом. Потомками жалкими, переродившимися, не перенявшими от дальних предков ни красоты особой, ни ума, ни даже веры. По крайней мере в то, что возвышало над планетой великий дух прародителей, указывало им дорогу во Вселенную.
А та страна… О! В ту пору так она и называлась – Страна. Или даже ещё ярче – СТРА-На. Потому что все этой страной гордились. И всегда хотели подчеркнуть, что они живут не где-нибудь, а на СТРА. То есть на сестре Великой и Могучей РА – богини и звезды их путеводной.
Почему богини? Да потому что так издревле повелось. Так же как и Ра: богиня РаРрРа
она – и все. И никто из тех, кто поселился на сестре Ра, уже не знал, почему дальние-дальние предки, канувшие в вечность, богиню эту и звезду путеводную назвали таким кратким и сочным в звучании именем – Ра. Ра – и всё тут. Богиня. Это уж потом, спустя тысячелетия, она превратилась в бога, Египетского бога Солнца.
А вот почему звезда путеводная – это разговор особый. Разговор таинственный, волшебный. И он – далеко впереди. Одно можно сказать сейчас открыто: Ра – это, по сути, имя звезды. Ну, к примеру, наша звезда, та, что греет нас издалека, называется Солнце. А та, далекая-предалекая звезда, называлась Ра. Почему называлась? Трудно сказать. Наверное, потому что теперь никто не знает, где на небосводе она располагается. И жива ли она вообще, не взорвалась ли случайно как сверхновая…
Ну да, разумеется, жители СТРА-ны (правильнее было бы не склонять) в определении своей родины были весьма патетичны. Жили-то они вовсе не на сестре Ра. Сестра Ра, по-видимому, это наше щедрое на любовь (и ненависть, увы, тоже) Солнце. Жили-то они на планете, которая вокруг сестры Ра обращалась. До сих пор, слава Богу, обращается. И, надеемся, будет обращаться ещё многие миллионы, а может и миллиарды лет…
Жаль только что великая страна – с одним народом и одним языком – с этой планеты однажды исчезла. Правда, была попытка восстановиться. Сотни лет спустя в одном месте планеты возникла та самая Отрантурия. Которую тоже называли страной, даже государством. Но уже слово «страна» старались не выпячивать, произносить скромнее. Наверное, столь маленький клочок территории, на котором бедные потомки древнего народа попытались взять у судьбы реванш, называть по-старому, гордо – СТРА-на – было стыдно. А может, просто забыли, что когда-то страна была такая огромная, что весь мир от края до края занимала…
Вы скажете, а причем тут, собственно, Кощей Бессмертный? Какое он имеет отношение к той древней, гипотетичной стране, говорившей на одном языке и занимавшей всю планету? И я отвечу: самое прямое. Ведь он – один из потомков. Да-да! И не просто потомков, то есть тех, кто родился потом, после гибели Страны. Он из особых потомков. В первую очередь из тех, кто память о себе в веках оставил. Ведь сколько воды утекло с тех пор, как ушёл с земли Кощей. А сказки о нём, о господине Бессмертном, до сей поры в народе известны. В народе ли? Может, в народах?
Впрочем, начнем эту грустную, но захватывающую до ушей историю – романтическую, волшебную, детективную, приключенческую, фантастическую, драматическую. Историю любви и ненависти. Историю правды и кривды. Историю, искаженную людьми до неузнаваемости. Но вечную историю, историю повторяющуюся – на спиралях времени, на ступенях рода человеческого. Историю доисторическую. Историю нашей цивилизации…
***
Глава первая. Находка Иванасия
Всё в этой сказке поначалу развивалось как давно известно. Истерзал Кощей проклятый города и сёла наших предков: дома огню предал, мужчин мечу, а молодёжь цветущую в полон угнал. Многие богатыри грозились одолеть Кощея, да ни у кого столь непростое дело не получилось. Отправился тогда искать Кощееву погибель простой пастух, которого мы знаем как Иванушку. Дошёл он до Кощеевой горы и встретил под горой одну бабусю. На этом всё. Потому что дальше старая сказка заканчивается и начинается
новая. Точнее даже и не сказка вовсе начинается – предание. Быль, о которой давно уже никто не помнит. А напрасно…
***
В открытой степи, сплошь усеянной массой цветов и зелёных трав (потому - то и летом, в жару, у предгорья красиво) одинокого путника видно издалека. Вот он, как на ладони – простой парень в домотканой рубахе длиной до колен, в каких-то непонятных шароварах, заправленных в козьи сапожки, по щиколотку высотой и с непременно загнутыми кверху носками, в бесформенной шапке, тоже, скорей всего, козьей, с грубым отцовским ремнём на поясе, кинжалом украшенном, и с простецкой котомкой за плечами. По статной фигуре понятно, что парню лет тридцать, не больше. Куда он бредёт? Что ищет тот парень вдали от жилья человеческого? Ради чего прошагал он пешком столь далёко и долго? Наверное, то даже Солнцу неведомо.
А парень идет. Под пеклом степным – на небе ни тучки, ни облачка лёгкого – движется путник. Хорошо что от сочной травы лёгкой свежестью веет. Лето ещё начинается. Когда ж оно в самом разгаре – тяжеленько идти целый день по открытой степи.
Парень, конечно, устал и мечтает свалиться в траву. Но не сделает этого он до тех пор, пока вовсе не обессилит. Он знает ведь: заснуть на солнцепёке – все равно что умереть. А вечером, когда светило свалится за самый света край (ему, поди, ведь тоже отдохнуть потребно хотя бы пару часиков), в степи ночевать одинокому путнику просто опасно: гиены и шакалы сонную добычу издалека чуют. И как они успевают из края в край степное поле перебежать? За столь короткую ночь…
А кроме гиен (что там шакалы!), знал Иванасий, есть хищники пострашнее. Гиены что! Сомкнут на шее жертвы пасти – и здравствуй мир иной, благодатные кущи райские. Проснуться не успеешь, боли не почувствуешь.
А эти другие, двуногие… О! От этих всякого ждать можно. Слышал Иванасий от купцов и путников бывалых, нынче, мол, в степи немало всякого отребья в поисках добычи шастает: и конные сыны Уйтархатуга, степного шайтана (в которого, впрочем, пастух Иванасий не верил), и разные воры, от правосудия удравшие. И хуже того – волчицы выродки – уроды, скачущие по степи в звериных шкурах, да не на конях, а на громадных, огненного цвета, гиенах, наверняка волшебных. А если и не скачущие, то бок о бок мчащиеся с приручёнными волками, свирепыми, как тигры…
Сыны Уйтархатуга одиноких путников безумно любят забивать в колодки, чтобы таскать несчастных всюду по своим кочевьям. Убить, конечно, не убьют, но и житья пленённому у них не будет. В колодках этих и состаришься. Ну, разве что их извращенный язык со временем освоишь. Да только много ли в нём проку, в этом тарабарском языке, который в Отрантурии никто, кроме самих шайтановых детей, не знает?!
Но выродки волчицы, как говорили знающие люди, гораздо хуже. Считалось, с ними лучше вовсе не встречаться. Ведь что они способны с пленным сотворить – даже Всевышний этого не знает. Могут, например, отдать на растерзание своим гиенам. А могут просто и волками затравить.
Хуже, конечно, когда издеваться начнут: то волкам отдадут на секунду, то раны залечат, чтобы снова терзать и терзать. Бр-р! В холодный пот бросает от одной лишь беглой мысли о пытках выродков волчицы. Уж лучше с воем броситься на них, чтоб сразу пасть от их ножей, нежели к таким уродам сдаться в плен.
Меньше всего, пожалуй, страху вызывали тогда обычные бродяги. Хотя они, как правило, грабители и воры (а чаще подлые убийцы), но с ними повстречаться было всё-таки не так уж страшно. Иванасий лично знал таких людей. Мотив для нападения у них, как правило, всегда один и тот же – корысть. Но мучить жертву просто ради удовольствия бродячие разбойники привычки не имели. Что с Иванасия возьмёшь?…
«Впрочем, - думал Иванасий, - ну их всех к шайтану. Тати очень разные бывают. К примеру, могут ничего не сделать, даже еды предложат. А могут ведь не только отобрать последнее, но и донага раздеть беднягу. Встречаются среди станичников такие, которым всё подряд годится. Дырявый грязный носовой платок – и тот отнимут: очередной жертве рот заткнуть». Единственное, что утешало Иванасия – навряд ли захотели бы они убить и даже просто покалечить подобного ему. Он знал: разбойные бродяги держат зло лишь на богатых, упитанных, наряженных по-королевски.
Оно понятно, что такие толстосумы без охраны по степи не ездят. Однако, мелким татям в Отрантурии всегда имелся повод для поживы. И среди богатых объявлялся скряга, который, пожалевши денег на охрану, задумывал рискнуть. Сам, мол, с усам. И с караваном в степь без воинов. Тут-то его и цап-царап…
И всё же Иванасий остерегался больше не разбойников. И не сынов Уйтархатуга, и не выродков волчицы. Он знал, что самые опасные места им уже пройдены. Все вражьи души из тех, что нападают на путников, обычно держатся поближе к жилым массивам. Там выше вероятность подстеречь добычу. Что им в глухой степи, так далеко от человечьего жилья? Друг друга что ли грабить? …
Но там, где брёл, шатаясь от усталости, упрямый Иванасий, существовал ещё один серьёзный фактор безопасности от всех известных в Отрантурии разбойных элементов. И был он, этот фактор, пожалуй самым важным из всех других. Да, именно его-то и страшился Иванасий более всего. Из-за того, что так устроен мир: от всех напастей разом защищает гораздо более опасная напасть, та, что будет пострашнее всех прочих вместе взятых. Да-да. Что там какие-то гиены и шакалы по сравнению с…
Вспоминая про них, Иванасий зябко поёжился – несмотря на жару. Чёрные крыланы, слуги Змея Горыныча – вот кто вселял в одинокого путника ужас. Они и днём, и ночью над степью дозорят. И укрыться от их зоркого взгляда невозможно. Единственное средство уберечься от крыланов было – не останавливаясь, поскорее пересечь пространство, что отделяло дикое Большое поле от гор Кощеевых владений.
Да, Иванасий шёл пытать счастья. Так в Отрантурии именовали «глупую» идею убить Кощея, самого главного и злого волшебника Отрантурии, а то и всего мира. Именно он поселил в душах подданных Сорока Королевичей великий страх, сделав человеческую жизнь похожей на жизнь коровы. Ест она траву, нагуливает молоко и мясо – чтобы потом хозяин сделал с нею все, что посчитает нужным.
Правда, коров своих человек защищает от дикого зверя. А Кощей только забирает что получше. И нужны ему оказались не богатства человеческие: золото, меха, зерно, вино, украшения, молоко и мясо разного скота. Нет, на это Кощей не зарится. Нужны ему оказались сами люди. Да не просто люди, не все подряд. А молодые и здоровые, самые красивые и добрые, самые плодовитые и работящие. Что это за жизнь – миловидные лица девчат и ребят чем ни попадя мазать, а на шею амбарный замок скрытно вешать, чтоб горбатым и страшным казалось дитя постороннему глазу?!
Но не все ведь так могут. И долго вот так никакое дитя не выдержит. Ведь растут, поднимаются отроки-девицы, силой рода всё быстрее наполняются – души их наружу рвутся. Как ни строй из дитяти дурнушку – всё одно сыновья с дочерями отмоются, скинут с себя весь хлам портящий, друг перед другом предстанут в красе писаной – глаз не оторвать. И не захотят более ни за что, ни под каким страхом скрывать природную пригожесть свою. Только тем родителям и утешение, у которых дитя неказистое да больное родилось. Или глуповатое. Недоумков Кощей тоже невзлюбил – не потребны они ему с самого начала оказались…
Слухи разные ходили, один другого страшнее. Вот, мол, Кощей потому и бессмертный, что соки живительные из молодых да пригожих выпивает. Или проще в своей деревенской грубости: жрет, мол, Кощей всех, кого ворует – этим и живет. Ходили слухи и глупые: Кощей, мол, омолаживается тем, что спит, окруженный молодежью – и девицами, и отроками. Забавляется, мол, старый колдун, ох как забавляется.
Но не верил этим слухам Иванасий. И не особенно задумывался он над тем, что делает Кощей с ворованными девицами и парнями. А вот насчет бессмертия Кощеева… Рассказала как-то деревенская колдунья, из его, Иванасия, деревни, что скрывает злобный царь Кощей на острове каком-то, на Буяне, иглу какую-то волшебную. Никто из людей, мол, об этом не знает, а если бы и узнали, то в голову бы не приняли. Ну прячет колдун иглу – что с того? Мало чего ли колдуны прятать имеют обыкновение!
Ан нет, шалишь – говорила колдунья Иванасию – просто так чародей злобный прятать ничего не будет. Чую, мол, я – знать смерть Кощеева в той игле затаилась. И прячет ее Кощей, чтоб никто ненароком не сломал ту иглу. Ибо стоит лишь иголке этой пополам переломиться – и конец Кощею придёт во веки веков. Вот бы добрался какой добрый человек до смерти Кощеевой! Уж тогда бы вернулись бы в мир покой да любовь – как в светлые древние времена, когда люди каждому встречному в пояс кланялись, с первым встречным хлеб пополам делили и первого встречного на ночлег пускали…
Только вот неведомо, где этот остров Буян, на каком море-окияне стоит. И на море ли, на реке – одно Солнце, наверное, ведает…
Долго вынашивал Иванасий сумасбродную идею. Был и на его деревню Кощеев набег Почти всё тогда в деревне повыгорело, а те зрелые мужи, что защищать кинулись, почти все оказались порублены до смерти. Но Иванасия – ему тогда около двадцати было – Бог миловал. Решил тогда он, что не приглянулся кощеевым набежникам, не тем, стало быть, оказался, из которых Кощей своим татям вязать в торока повелел. И радоваться бы парню, да осознанье неказистости своей для парня молодого горше самой горькой доли.
Понял тогда Иванасий: ему не семью заводить на роду написано, не любовные ласки иметь от жены, а в жертву себя принести – во имя рода человеческого. И некому стало тогда разуверить его в той убежденности – мать после набега померла вскоре, отец ещё раньше в степи сгинул, дед с бабкой давно уж в могиле лежали, а сестричку любимую, Гларьюшку, да многих других девчонок пригожих Чёрные Крыланы уволокли.
Десять лет Иванасий овец пас, немым прикидываясь. А и с кем ему говорить-то осталось… Поверил он в то, что от жизни ему больше нечего ждать. Разве в другую деревню пойти да на старой вдове какой жениться? Иногда и об этом думал Иванасий. Думал – да раздумывал. Нет – какая женитьба! Ни сестриного, ни материнского одобрения, ни любви в сердце, ни веры в возможность детей иметь…
Время пришло – думу думать невмоготу стало. Решился Иванасий. Понял, что терять ему уже нечего. Пойду, решил, в гости к злодею поганому. Авось, Бог даст, отомщу ему за все страдания, что доставил он роду человеческому. Разузнаю, где остров Буян, доберусь до иглы – сломаю её с наслаждением. А потом и смерть не жалко принять.
Старая колдунья долго отговаривала Иванасия. Что, мол, ты, дурачок, удумал! Ты ведь молод ещё – какой ты бобыль! В город пошёл бы – ремеслу какому обучился у старого мастера. Глядишь, и невеста найдется. А там дети пойдут – желание мстить Кощею само собой пропадёт.
«Ну а кто же тогда Красу Ненаглядную из Кощеева плена вызволит?» - пытал колдунью Иванасий.
«Тебе-то что за печаль! Кому суждено, тот и кокнет Кощея!» - отмахивалась бабка.
А потом устала, собрала Иванасу в дорогу припасов, трав лечебных, порошок, вызывающий чих – на всякий случай. «Ступай, знать, раз дело такое. Иди, подставляй бестолковую голову, коли надоело жить!».
И пошёл Иванасий.
Долго идти пришлось – по первым тропкам ушёл из деревни парень, а Кощеевы горы далеко впереди завиднелись лишь к самому лету. И вот теперь, когда осталось поднажать, крыланам в лапы попадаться Иванасу до смерти не хотелось.
Впрочем, ни одной чёрной точки на небе Иванас не видел, как ни вглядывался в горизонт. Одна только мысль покалывала потихоньку: крыланы, де, могут и сзади налететь, и в невидимок оборотиться. Размышляя в таком ключе, укреплял себя Иванас духом. Дескать, была не была, от судьбы не уйдешь. Чего мучиться страхами, коль от главной-то самой напасти всё одно не увернёшься.
«На худой конец испытаю на крыланах бабкин порошок, - усмехнулся он про себя. – Она заверяла, любой лютый зверь, окромя человека, от ентого порошка изойдётся чихом. Ежели они, конечно, живые – крыланы эти». И ускорил шаг. Мало-помалу и жара спадать начала, и сосание под ложечкой, мучившее с утра и ещё долго после пополудни, притупилось. Неуклонно, хотя и медленно, надвигался на предгорье летний вечер.
тло
- Ну хватит, бабка! Только и знаешь род людской чернить! – рассердился Иванасий, да, похоже было, по-настоящему. - Да и что с тебя взять! Ведь ты кто на самом деле?! Баба Яга, костяная нога! Костяная ляжка ты, ядрёна вошь! Чего ржёшь, как лошадка! И голос у тебя какой-то странный стал – теперь уж, вроде, не лошадка ржёт, а нежно колокольчики звенят! Опять за колдовство своё взялась!
А и действительно помолодел-похорошел вдруг голос у хозяйки.
Отошла старуха в темноту и совсем другой оттуда голос подаёт, мягко так говорит, чисто, мелодично, словно и не бабка она вовсе, а девица:
- Ну и какой же у меня голос, Афонюшка? Чего же ты оторопел?
- Не пойму, - еле выдавливает из себя Иванасий, - теперь как будто чистый горный ручеек журчит.
Внезапно темноту в избе прорезал снова яркий свет «холодного» огня. Но падал сверху он на этот раз каким-то конусом. Зажмурился Иванас. И скорее не от света, а того, что в нём увидел: не было нигде горбатой бабки, а стояла в этом конусе, среди кромешной тьмы, красивая девица с длинными, едва ли не до пояса, густыми волосами – чёрными, как будто просмолёнными, и вьющимися. Груди – будто налитые силой шары, загляденье! Ноги – как у козочки горной. И одета столь пригожая молодушка была в красивый белый сарафанчик с кружевами.
- Ну, Афонюшка, свет ясный Иванасьюшка, какова я теперь? Нравлюсь тебе или нет?
- Чур, чур меня, –вяло бормочет Иванасий, жмурится, трёт глаза, – это колдовством своим меня ты хочешь заморочить. Так знай же – не поддамся я нечистым чарам. Тёртый я калач, перепечённый!
А молодка вдруг вздохнула – тихо так, печально:
- Что же, Афонюшка. Насильно мил не будешь. Я ведь не из вашей, человеческой, породы. Мне ломаться ни к чему. Ты мне сразу по сердцу пришёлся, маску только страшную свою я не решалась снять перед тобою.
Чувствует Иванас: правду говорит красавица. А вот так просто, без сомнений, не может он поверить на слово. Да и как тут поверить! Все ведь знают, что баба Яга – старая, грязная, лохматая и… непонятно какая в душе. Захочет – накормит, подлечит и верную дорогу укажет. А нет – так и сожрать способна в три секунды.
Понимал, конечно, Иванасий: молва народная – в болоте пена. Ведь никто ещё не захотел сказать, что видел сам, как старая Яга кого-то в печь сажает – рассказчики обычно любят на кого-нибудь (не знай кого!) ссылаться. Проще ведь всего твердить, что, мол, об этом люди говорят. А кто они конкретно, эти люди – никто и не пытает. Уши только оттопыривают на сказки разные, а врёт ли, не краснея, собеседник иль дело говорит – про то, знать, и не заикается никто.
И всё-таки попробуй вот так быстро изменить сложившееся представление о бабке, которой испокон веков детей пугают, чтобы не шалили лишнего. Проще ведь подумать, что красотка эта не Яга на самом деле, а красотка озорная, что привыкла скуки ради под Ягу «косить», прохожим голову морочить. Только вот откуда у простой девицы, да ещё живущей под горой Кощея, огонь «холодный», волшебные двери, учёный медведь и прочие штучки? А кадка со светящейся водой?!
Но красавица, видать, на самом деле Иванасию в любви призналась. Непонятно, правда, было, как это она так быстро незнакомца полюбить успела, только не смогла-таки хозяйка удержаться от соблазна – обняла вдруг парня крепко, но не грубо. Коснулась нежно девушка горячими губами губ его. И поплыл Иванасий, закружилась голова у молодца. И пробудилось в нём его мужская сила…
_____________________________________
__________________________________
Глава вторая. Послание от бати
Жила - была на Земле одна разбойничья шайка-лейка. Дружные они ребята были, резвые. Грабили кого ни попадя, лишь бы на еду и выпивку хватило. Никого они не боялись – ни королевичей, ни хозяина своего. Да только и на старуху бывает проруха. Пришло время, когда и разбойники натерпелись страху…
***
...
В злобе Злой Кот смахнул выпавшие кости со стола. И тут же одноглазый шельмец резко ухватил Кота за шиворот, рывком приподнял над столом и с силой ткнул его, как далёком будущем говорили потомки, фейсом об тэйбл.
- Говнюк! – кричит, брызгая во все стороны слюнями. – Ты на кого рыпаешься, шелудивая зверюга! Да я тебя!.. Я тебе!!! – в ярости Чёрный Глаз прямо-таки собственной слюной захлебнулся.
Несколько секунд морда Злого Кота оставалась припечатанной к столу, а братки вокруг заливались диким хохотом и пускали слезу от натуги. Потом Кот вдруг ка-ак вскинется и, вырвавшись из могучих лап одноглазого, ка-ак отвалит ему увесистую затрещину. Хохот ещё пуще стал. Чёрный Глаз и Злой Кот сцепились, устроили драку с погромом, опрокинули стол-гриб, побили опустевшие бутылки. Однако длилась драка недолго.
Из клубов табачного дыма внезапно вынырнул разозленный кабатчик – полуголый геркулес с бычьими кулаками и такой же квадратной мордой (такому и секьюрити-то не нужны). Хохоту братков не стало предела. Потому что кабатчик ухватил обоих драчунов за шкирки и, легко подняв их над своею лысой головой, хорошенько встряхнул и стукнул друг о друга лбами.
- Пусти, начальник, ей богу не буду больше! – в один голос завопили драчуны.
А братки знай себе заливаются. Кабатчик злобно мычит что-то нечленораздельное – по-видимому, он вообще немой. Впрочем, это не мешает разбойникам понять, что он предупреждает их в последний раз.
- Отпусти их, Самуил – мы за ними присмотрим, - попросил кто-то из разбойников.
И в тот же миг раздался страшный грохот: кто-то большой и сильный ломился в наружную дверь кабака. Кабачок-то ведь этот, как мы уже говорили, был с секретом и открывался не для всех.
Отшвырнув забияк, Самуил исчез в одном из тёмных углов, а братва притихла и с тревогой посмотрела ему вслед. Послышался тяжелый скрип отворяющейся двери, и до ушей братков донёсся злобный рокочущий голос невидимого богатыря – понять было можно только то, что он сообщает Самуилу нечто очень важное и срочное. Слов же никто не разобрал. Затем дверь зловеще захлопнулась. Кабатчик вынырнул у стола-гриба, который разбойники уже поставили на место, и молча бросил на него какой-то чёрный кожаный мешочек размером со среднюю ладонь.
С нескрываемым страхом в глазах разбойники уставились на этот мешочек и тупо молчали. И больше всех их напугал вырезанный на мешочке знак, напоминающий старинную букву «К» в молниях, под которой были нарисованы две скрещённые иглы с набалдашниками в виде кристаллов…
Первым пришёл в себя Чёрный Глаз. Осторожно взял мешочек на заскорузлую ладонь и под тревожными взглядами братков расстегнул молнию на нем, раздвинул разрез, затем взял мешочек за край и встряхнул. Все напряженно замычали: на стол выпали человеческие уши с бриллиантовыми серьгами в мочках. Следом выпал некий кристалл величиной с бычий глаз.
Едва коснувшись стола, он зазвучал низким внутриутробным басом и прямо на глазах начал таять: «Привет вам от вашего хозяина Улана, ха-ха-ха! С того света, хах-ха! Теперь вам придется найти себе другого спонсора, хах-хах-хах-ха! А серьги из ушей умерщвленного мною Улана я дарю всей вашей шайке. Пропейте их за упокой того, кто вам платил и укрывал вас от гнева мстителей или ваших конкурентов по разбойному делу. Пока у вас ещё есть время гулять. Ха-ха-ха-ха-ха! – на тяжелом хохоте кристалл растаял полностью.
С полминуты в кабаке царила мёртвая тишина. Молчали не только те, кому было адресовано это сообщение. Молчали и все остальные бандюки, отдыхавшие в ночном кабаке от разбойничьих дел.
Наконец неуверенно хмыкнул Злой Кот:
- Ты смотри, зараза, что делает! Пугать нас вздумал, старый дуралей. Иглу ему в вену!
- Помолчи-ка, лучше, придурок! – зашипел Чёрный Глаз. – Если Кощей убрал Улана, то дело дрянь. Его не так-то просто было взять за уши. Он ведь последнее время из своей крепости не выползал.
- Кощей любую дверь способен отомкнуть! – осипшим голосом воскликнул один из братков, сухопарый мужичок с длинной чёрной бородой и замасленными волосами на редькообразной голове. В голосе разбойника звучал неприкрытый страх. – В змею превратится, комаром в щелку пролезет!
- Да ладно! – Чёрный Глаз недовольно отмахнулся. – Любишь бредни всякие городить. Купил он кого-нибудь из окружения покойника. А вернее всего, сжег Уланово поместье к ядреной матери. Поди, нанял Кудеяровых псов. Тот давненько на Улана зуб точил.
- Представляю, сколько же злата Кощей отвалил Кудеяру Кудлатому! – с завистью присвистнул Злой Кот. – Чтоб вот так запросто на Амирова фаворита попереть!
- А тебя уже и завидки берут! – презрительно сплюнул Чёрный Глаз. – Пивом тебя не пои, дай в чужих карманах золотишко посчитать.
- Такое уж наше разбойничье ремесло, - съехидничал рыжеусый.
- Да хватит вам собачиться! – просипел длиннобородый. – Кощей нам вызов бросил, а вы о ерунде какой-то спорите! Думать надо, что делать, черти вас задери!
- А может, это пушка? – робко предположил кто-то из братков. – Может, уши Кощей сфабриковал.
- Ага, - кивнул Чёрный Глаз. – В огороде вырастил. Слышал я про это. Дескать, Кощей в склянках копии человечьих частей выращивает. Допустим, он это на самом деле может. Да только станет ли он нам врать! Что, проверить нельзя?
- Дак, может Улан просто в плен попал, а
Глава третья. Опасный гость
Не успели Яга и любовник её позавтракать, как пришлось Яге Иванасия защищать. Натурально, с громом и молнией. Которыми, впрочем, Яга только слегка припугнула пришельцев…
***
Противиться Яга не стала:
- Будь по-твоему. Будешь ты, красавчик, у меня Ванюшей - милушей, - и снова рот до ушей. - Так знаешь, парень, про театр или нет?
- Угу, - Иванасий откусил полпирога величиной аж с две ладони. - Конечно знаю. Бывал я в городе. Правда, то было давно. Ещё меня отец возил – на рынок. Там балаган разбили и дурными голосами что-то кричали. Они были в обмотках каких-то, кудлатые-мохнатые. Я ничего не понял, а народ вокруг глаза от хохота пучил. И отец мой тоже веселился от души.
- Помню твой город, - Яга на время задумалась, глаза ее сделались грустными. – Тогда в нём вольготно людям жилось. И артисты бродячие частенько в него захаживали, - Яга печально вздохнула: - А теперь, Ванюша, в этот город только разное отребье и забредает: ворье всякого пошиба, насильники, грабители.
Иванасий видел, как быстро в лице меняется хозяйка дома. Нет, не черты её изменялись колдовским образом. Менялось её настроение. Только что синие глаза её грустили, и вдруг заблестели насмешкой.
- Ничего-то у вас, людишек, не задерживается. Только начинаете ладно жить, по-доброму, как тут же вам это надоедает, и полезла из ваших голов разная дурь. Вдруг судьи в одночасье продажные стали, ростовщики откуда-то возникли, будто тараканы из щелей! Торгаши вороватые место честных купцов заняли, а блюстители порядка превратились в мироедов и обдирал! Ей богу недоделанные вы создания!
Всё вроде верно говорила Яга, да только, слушая её слова, наш Иванасий рассердился:
- А ты как будто рада этим переменам, - вмиг «протрезвел» он, вспомнив, что находится сейчас не где-нибудь, а под Кощеевой горой – вполне возможно вовсе не в гостях, а в самом настоящем плену. – Только и знаешь род людской чернить. А и что с тебя взять! Нечисть какой бы пригожей не прикидывалась – всё одно на сердце у неё зло затаилось!
- Дурачок ты, Ванюша, - простодушно отмахнулась Яга. – Вроде бы взрослый мужчина с виду, а на деле – совсем ещё глупый мальчишка.
- А ты видать очень умная! Как же! Колдунья дурой не бывает. Это я дурак: силу вражью в тебе не углядел – польстился на ласку чародейскую, - закипела в парне обида на самого себя: попался, дескать, как карась на крючок, как муха в паутину – нечистую силу за доброю деву принял.
Но Яга и виду не подала.
- Может я, Ваня, и вправду колдовать умею. Только ласка моя не чародейская. По сердцу ты мне пришёлся, по душе. Да, мне на самом деле почти триста лет уже от роду. Но я не нечисть. Нечисти, Ваня, вообще нет среди таких, как я. Вся нечисть – среди человеков. И ты знаешь, о ком я говорю. А мы, коши, добры и простодушны. Может, оттого нас люди по большей части и поубивали в бессильной злобе.
- Вас перебьешь, - буркнул Иванасий, невольно теряя
- Может, ты от меня родить собралась? – подшутил Иванасий, допивая настой.
- А вот это нет, дорогой мой, - Яга ответила серьезно и даже как-то печально. – Ни зачать, ни выносить, ни тем более родить я не могу. Не только я, но и все наши бабы, кто ещё жив. Это беда нашего племени, его катастрофа. Мы ведь не от Бога столь долгую жизнь получили. Мы действительно пили эликсир молодости. И те, кто нам начало дал, тоже в себе многое, как ты говоришь, наколдовали.
- Так все-таки было колдовство!
- Было, Афонюшка, - Яга вздохнула. – Но не то, какое ты себе представляешь. И тогда это называлось научным экспериментом. Мы, те, кто родился от «наколдовавших» в себе, стали действительно очень долго расти. В твои тридцать я внешне пятилетней девчонкой была, хотя владела силой, простым смертным неведомой. В сто я стала подростком, и только в сто пятьдесят меня начали сватать, думая, что мне всего семнадцать. Нам всем пришлось уйти в непролазные чащи, дабы людям глаза не мозолить. А двадцать лет назад мне сюда пришлось переселиться. Знаю, что спросишь. Затем, что Кощей меня вызвал.
- Так ты, стало быть, Кощею служишь? – глаза Иванасия вмиг похолодели.
- Так я и знала, - лицо Яги тоже сделалось строгим, непроницаемым. – Не хочешь мне верить. Я могла бы подчинить тебя только подумав об этом. Вам, простым смертным, такая сила не дана. Да, я владею колдовством. Но не придуманным вами, людьми, а реальным, научно объяснимым. Но я не хочу тебя неволить, Ванюша. Знаю, ты заблудился – думаешь о Кощее как о великом злодее мира. А это не так, Афонюшка!
- А кто он тогда, коли не злодей! – шипит Иванасий.
Их спор прервал сигнал медведя. Он рычал отчаянно и яростно, однако же не злобно. Так обычно предупреждают о готовности защищать родное логово до последнего.
- Погоди-ка, Ванюша! Незваные гости пожаловали, - тихо, но строго сказала Яга, жестом показывая, чтоб не вставал из-за стола. – Не двигайся, тогда он тебя не разглядит. По твою душу этот враг пришел, - и заметив, как Иванасий побледнел, попыталась его успокоить: – Да не бойся, я тебя не выдам. Подожди-ка, я с ним потолкую, чтоб он тут не задерживался долго.
Солнце уже поднялось над верхушками деревьев, растущих у подножия горы. Облачившись в свой старушечий наряд, Яга колченогой походкой вывалилась из избушки и увидела… высокого двуногого кота – всё у него было человеческое, только морда оставалась кошачьей.
Поджидая хозяйку дома на каменистой тропе, гость принял подчёркнуто надменную позу, одной ногой опираясь о высокий, лежавший на склоне перед жилищем Яги, белый валун. Приглядевшись к незнакомцу повнимательнее, нельзя было сказать, что к человеческому телу прилепили голову кота: она органично вписывалась в его общий облик, даже изгиб рук и ног у него был особенный, чем-то едва уловимым похожий на котовый. Одет незнакомец был в чёрный блестящий комбинезон, приталенный точно по контуру тела. Руки-лапы же он надменно скрестил на груди, а глазами косил на висящий у пояса пистолет с ярко-белым стволом. Из-за спины котообразного существа с ехидной усмешкой выглядывал другой гость – с удивительно похожей на морду дикобраза физиономией.
Дорогу к избушке обоим загораживал медведь. Поднявшись на задние лапы, он яростно махал передними и устрашающе ревел.
Некоторое время гости и Яга внимательно смотрели друг на друга. Наконец Яга заговорила – старческим, дребезжащим, недовольным голосом:
- Ну и какого рожна ты сюда приволокся, Баюн?! Что тебе здесь надо?! Знаешь ведь прекрасно, что не любит тебя мой зверь, так ведь все одно прешься!
- Не ори, - котообразный с презрением перебил Ягу. – А тупую зверюгу свою приструни и вдругорядь сажай на цепь, да покрепче. А не то я просто выжгу ей мозги. Чтоб шкуру не портить.
- Напугал! Тоже мне, герой! Без пугача своего никуда не суешься. Посмотрела б я на тебя безоружного, как бы ты от берложника моего улепетывал. А ну, сказывай, зачем явился! – замахала Яга клюкой, в которой, похоже, был тоже замаскирован «пугач».
- Ага! – сплевывает Баюн себе под ноги. – Будто сама не знаешь!
- И знать не хочу о твоих желаниях! – кричит Яга. – Достал ты меня уже вот как, - чиркнула она клюкой над головой. – Да ещё своих говнюков на меня насылаешь! Я, мотри, вот другой раз всыплю им горячих, так и знай.
- Ты мне, старая, зубы-то не заговаривай! – повышает голос Баюн. – Где ты спрятала этого ублюдка? Небось в своей развалюхе держишь его?
А дикобразоподобный мерзким скрипучим голосом поддакнул:
- Да! Что это там у тебя в окне мерещится?
- А ты бы вообще помалкивал! Мерещится ему! Прячешься коту за спину, а туда же – мерещится! – с издёвкой передразнила Яга.
- Так все-таки где он, тот, кого ты ночью приютила?! – Баюн решил перейти на тон делового человека. – Может, поладим с тобой на этот счет? Сама подумай: на кой ляд тебе сдался какой-то человечишко? Ему все одно каюк, а ты, укрывая врага Командора, подписываешь себе приговор. Отдай мне этого мужичка, и я ничего не скажу нашему повелителю.
- Ты и так ему ничего не скажешь, - зловеще изрекает Яга. – Не в твоих интересах, чтоб Кощей узнал об этом парне.
- Так он все-таки у тебя! – ловит Ягу на слове кот Баюн, делая шаг вперед.
Медведь ревет, намереваясь броситься на незваного гостя, Яга неуловимым движением останавливает его, а Баюн выхватывает пистолет.
- Попробуй выстрели! – шипит Яга, направляя конец клюки на Баюна (дикобразоподобный при этом охает и скрывается у Баюна за спиной). Ещё шаг, и я устрою тебе горный обвал! Камни точно на тебя упадут. А ну, проваливай, пока я не рассердилась.
Остановившись, Баюн усилием воли заставляет себя спрятать оружие и шипит, злобно вращая глазами:
- Как ты мне надоела, чертовка. Сжёг бы я тебя вместе с твоей халупой, да Командор будет недоволен.
- Недоволен?! – восклицает Яга. – Не то слово! Ха-ха! Да он повесит тебя на первом же суку! За твои бесплодные яйца! – и громко, нарочито хохочет.
- Ну смотри, - Баюн разворачивает туловище, мордой продолжая смотреть на Ягу. – Найду я все-таки способ спеть прощальную стихиру на твоих похоронах. А медведя твоего береги, стерва, пуще прежнего! А не то полакомятся мои разбойники вяленой медвежатиной!
- Смотри, как бы свою прощальную песню тебе петь не пришлось, Баюн! А ну проваливай подобру-поздорову, пока пчел на вас не натравила. Мне их не жалко. На днях семья раздвоилась, так что на твою шкуру их хватит, - хихикает Яга. – А вздумаешь ещё раз прийти сюда – я устрою тебе очень теплый прием!
- Пока, - небрежно бросает Баюн через плечо, поднимаясь по склону. – До твоего приговора!
Баюн свистит. Из кустов появляется летательный аппарат, очень похожий на ступу, только вдвое большую, чем обыкновенно привыкли люди видеть у Яги. Оба прогнанных гостя залезают в эту ступу, и она с тонким свистом уносит их в только им ведомом направлении.
Иванасий тут же вышел на крыльцо.
- Ты куда! – испугалась Яга. – А ну живо назад!
Как бы в подтверждение ее опасений в козырек над крыльцом с грохотом ударил сверкающий заряд. Переломившись пополам, козырёк едва не свалился парню на голову, однако Яга успела-таки втолкнуть Иванасия в сени.
Ещё через минуту они снова сидели за столиком у окна, которое на этот раз Яга предусмотрительно закрыла ставнями изнутри.
- Нельзя тебе никуда уходить отсюда! – с жаром увещёвала хозяйка полюбившегося гостя. - Не во мне дело! Мало ли что ты мне понравился! Я, Афонюшка, боюсь за тебя. Хищник этот ведь и с неба достать тебя способен. Он-то ведь знает, что ты здесь.
- Тогда тем более мне надо уходить! – упорствовал Иванас.
- Надо, надо, милый! Но не сейчас! Долго здесь тоже оставаться нельзя. Но дня три – четыре только здесь ты будешь в безопасности. А за это время я приготовлю тебе убежище, которое ему с месяц не найти.
- Ну а дальше что? – гнул своё Иванасий, чувствуя однако, что Яга права.
Да и, по большому счёту, не хотелось парню покидать столь скоро красавицу хозяйку и уютное гнёздышко.
- Погоди, милый, я и сама пока не знаю. Но месяц – это срок! Что-нибудь придумаем с тобой.
Помолчали они, собираясь с мыслями, повздыхали, отходя от только что пережитого стресса. Наконец, уже тише и спокойнее Иванасий спросил:
- И что ж, так я и буду взаперти сидеть, впотьмах?
В ответ Яга зажгла свечку – сразу стало светлее, романтичнее, спокойнее. И продолжилась у них тёплая беседа.
Иванасий:
- Это хорошо, но… Дело-то мое стоит. Я с тобой здесь от Кощеевых легавых прячусь, а там земля людским стоном полнится. В Кощеевых подвалах пленники томятся. И среди них – Краса Ненаглядная!
Яга:
- Эх, Ванюша, не дело ты задумал. Не на верном ты пути, парень. Доброе у тебя сердце – о несчастных и убогих ты думаешь. Да только благими намерениями, Афонюшка, зло великое вымащивается. Ты людям добра желаешь, а выйдет у тебя зло. А скорее, ничего у тебя, Ваня, не выйдет. Но ежели ты сейчас отсюда уйдешь, непременно попадешь к Баюну в лапы.
- Да кто такой, этот Баюн? Зачем я ему понадобился?
- Баюн – это, Афонюшка, самый страшный злодей. Вся беда в том, что Кощей ему доверяет. Пока, во всяком случае. А он, котяра эта алчная, интриган и подлец, каких свет не видывал. Я его давно раскусила и поперк глотки ему встала. Он бы давно убил меня, да боится. Не столько Кощея, сколько меня самой и моих сестер остерегается. Я ведь, как ты понял, и одна отпор кому хочешь дам. Как вот и сейчас дала двум этим типам. А тебя, Афонюшка, Баюн хочет поймать, чтобы никто не рассказал о тебе Кощею.
Иванасий (удивленно):
- Ничего не пойму. Ежели он не хочет, чтоб Кощей прознал обо мне, стало быть он не враг мне, а друг!
Яга:
- Какой же ты наивный, Ваня. Али не знаешь пословицы «бойся незнакомца, который тебе в друзья набивается, пуще врага своего». Не могу я пока что растолковать как следует, почему Кощей не враг тебе, как и всем, кого ты жаждешь освободить от Кощея, но скажу, что Баюн – не человек. Он – кот. Но не из тех, к которым ты с детства привык. Он очень злой и коварный. А тебя он или убьет, или, того хуже, сделает подлым убийцей – будешь по его команде убивать исподтишка, на кого он тебе укажет. Поверь мне, я этого гада давно знаю.
Иванасий:
- Хочешь сказать, он меня заколдует?
- Вроде того. Хотя, не так заколдует, как ты думаешь.
Иванасий задумчиво хмыкает:
- Но пошто он не хочет, чтоб Кощей прознал обо мне?
- Недогадливый ты, Ваня, - покачала головой хозяйка дома. - Ведь ежели
…Дождавшись ночи, беглец поплыл близ берега по течению – на восток, куда рано утром ушла вместе с юными пленниками ватага лиходеев. Плыл, стараясь не шуметь, время от времени погружаясь в воду с головой. Луна была половинной, к тому же свет ее пробивался сквозь тучки, и это помогало беглецу оставаться незамеченным для погони. Впрочем, разбойники не рискнули разбиваться на малые группы. Пятеро из них с факелами в руках поехали среди деревьев по лесополосе на запад, а остальные сели в засаде, попрятавшись среди тлеющих развалин.
На пепелище было трудно дышать, но они упрямо выжидали, надеясь, что под утро беглец все-таки отважится вернуться к месту, где совсем ещё недавно стоял его дом. То одного, то другого разбойника донимал кашель, и атаман злобно шипел на них. Наконец, один из братков не выдержал и дерзко заявил командиру:
- Какого дьявола мы травимся дымом, когда и дураку ясно, что только полный кретин способен в такое время вернуться в спаленный поселок. Хорошо ещё, хоть ветерок приносит свежий воздух из степи, кха-кха. А то бы мы совсем здесь одурели от смрада.
- Идиот! – в ярости зашипел начальник отряда. – Теперь ты точно выдал нас этому бугаю!
- Перестань, Курбат, никакого бугая здесь нет и не будет, - перебил его другой разбойник. – Криворотый прав, кха-кха – нечего здесь попусту сидеть, если не хотим, чтобы нас живыми в землю закопали!
- Ладно! – командир вскочил. – Идите! Ищите беглеца! Где хотите! В реке, в лесу, в степи! Я и один его возьму, коли он сюда придет. А он придёт. И тогда можете хоть повеситься, хоть утопиться!
- Э, не пугай нас, Курбат! – прогудел третий бандит. – По твоей милости мы потеряли целый день. Могли б уже всю округу прочесать. А я так думаю: парень этот где-нибудь в камышах до темна сидел. И скорее всего у нас под носом.
- Под носом?! Что ж ты не поймал его тогда! Что ж вы вчетвером тогда рыскали вдоль берега туда-сюда! Перетрусили, вот что! – напустился на братков Курбат. – Поодиночке побоялись его искать, помня, как он у Шуваля саблю выхватил да пятерых зарубил в один миг!
- Посмотрим, как ты его в одиночку возьмешь, - усмехнулся четвертый из ватаги. – Мы пойдем на восток вдоль реки, с факелами, вчетвером. А ты сиди здесь, дыши гарью и отдыхай. Один чёрт, ходу в крепость нам нет. Не найдем беглеца, сами побежим – от Кудеяра и братков. Авось и нового атамана найдем.
- Пошли ребята, - хором кликнули друг друга четверо бандюков.
Запаливши факелы, они направились в сторону темневшего за пашней леса, где дремали, стоя, привязанные к деревьям лошади разбойников.
Курбат с досады пнул головешку, тут же разлетевшуюся тучей мелких искорок.
- Дьявол их задери, - буркнул глава погони, отправляясь вслед за братками.
Споткнувшись в темноте о чей-то труп, Курбат растянулся на земле, чертыхаясь и охая. И в тот же миг, получив по головушке, отключился.
Заслышав оханье своего начальника, разбойники остановились:
- Эй, Курбат, это ты там запинаешься?
- Что молчишь? – тревога зазвучала в голосе бандита.
- Ребята, - насторожился другой разбойник, - что-то мне это не нравится. Не покойник ли какой ожил, как тот первый?
- Посмотрим? – неуверенно сказал его приятель, выхватив из ножен саблю.
Переборов страх, братки решительно зашагали к месту, где минуту назад сидели вместе с атаманом. Факел «выхватил» из тьмы Курбата, ничком лежащего рядом с каким-то мертвецом. Ножны курбатовой сабли были пусты, а с затылка командира струйкой стекала кровь.
- Вот он! – вдруг дико заорал один из братков.
В свете факела мелькнула чья-то тень. Бородатые лица разбойников мгновенно наполнились животным страхом. Таинственный мститель пробирался посреди дымящихся развалин.
- К лошадям! Он бежит к лошадям!
Забыв о раненом начальнике, разбойники бросились в сторону пашни. Бестолково размахивая руками, они то и дело натыкались на обугленные бревна и чурбаки, рыча от ярости, тыкали впереди себя факелами, по щиколотку вязли в жирном чернозёме. Факелы снова выхватили из тьмы далеко опередившую разбойников фигуру человека. Станичники были ещё только на середине пашни, когда услышали ржанье одного из своих коней, а вслед за этим и мягкий топот копыт. И не одного коня, а всех четырех сразу. В мерцающем свете факелов разбойники увидели могучий силуэт всадника, за которым поскакали на восток вдоль пашни оставшиеся лошади братков.
Завыв точно волки, братки потянули из-за спин луки. Чтобы начать стрельбу, им понадобилось бросить факелы на пашню. И всадник тут же выпал у них из поля зрения.
- Идиоты! Да поднимите кто-нибудь свой факел, Змей Горыныч вас пожри! – заорал один из разбойников.
Три факела тут же были подняты, однако в свете их огней лишь хвост последней угнанной лошади и мелькнул. А топот копыт становился всё тише и тише. Самый меткий из братков, рыча, послал вдогонку несколько стрел, но ни одна из них не достигла цели.
- Влипли! – беспомощно махнул рукой стрелок. – И когда это он успел связать поводья?!
- Он и не связывал, - хрипло ответил один из братков. – Он точно сел на жеребца Курбата, а наши кобылы завсегда за ним скачут, если их не придержать.
- Короче, пропали мы, ребята, - третий сказал это так спокойно, словно ответ перед атаманом ничего для него не значил. – Курбат убит, а беглеца теперича не настичь. Кобылы-то, конечно, от него поотстанут – мы их разыщем. Ежели он их в степи не прирежет. Токмо нам теперича тикать надо от атамана подальше.
Постояли немного разбойники, помолчали. И отправились вслед за своими кобылами…
***
…Рассвет над степью, через которую осторожно пробирается одинокий всадник. Это тот самый голоногий воин, что похитил коня у разорителей посёлка вольных пахарей. Он скачет на восток, вслед за разбойничьей ватагой, погнавшей с пепелища здоровых, юных и красивых пленников. Всмотревшись в горизонт, богатырь вдруг натянул поводья фыркающего коня. Вдалеке в лучах восходящего солнца виднелись в небе две непонятные точки. Они быстро росли в размерах, преображаясь в гигантских птиц. Неожиданно эти птицы развернулись к одинокому всаднику боком, и парню сразу стало ясно: то не птицы, а драконы. Монстры стали медленно спускаться куда-то за поросший перелеском холм. Всадник подождал, пока драконы скроются за верхушками деревьев, и снова тронул коня, направляя в сторону лесистого кургана, когда-то выросшего посреди степи…
…Два дракона, размерами с небольшой летающий корабль каждый, барражировали над вереницей пленников, погоняемых конными бандитами. Задравши головы, дети и женщины дико визжали, а разбойники хохотали. «Ух ты!» – восклицали около десятка статных юношей из числа невольников.
В их голосах сквозил не столько страх, сколько восхищение: выходит, что не враки это – про драконов, с блестящей в лучах солнца чешуей. Чем ниже опускались чудовища, тем сильнее поднимаемый могучими крыльями ветер трепал волосы людей и одежду. Впрочем, на большинстве пленников трепать было почти нечего – разве что полупрозрачные ночнушки на женщинах и детях, да короткие подштанники на юношах. Зато чёрные плащи разбойников под этим ветром надувались точно паруса.
Не только сильный ветер, но и рвущий душу свист исходил от драконов. А из страшных, постоянно разевающихся пастей то и дело вырывались клубы пламени. Один из огненных шаров упал на траву – полыхнула полоса огня по сухому ковылю. Полыхнула и погасла, напоровшись на сочные стебли бурьяна – только пар и повалил кверху. Все пленники, кроме рослых мальчишек, со страху ничком повалились на траву. Да и всадники зашарахались, когда чудовища из-под своих могучих туловищ короткие толстые лапы выставили и, плюхнувшись на землю, вспороли плоть её ужасными когтями.
Приземлившись, звероящеры прекратили размахивать крыльями – свистящий ветер, от них исходивший, постепенно затих. На полминуты воцарилась тишина. И вдруг один из монстров заговорил – страшным, трубным голосом, пробирающим до костей, пригибающим к земле:
- Сколько пленников ты нам доставил?
Целый сноп ярчайших искр полетел в сторону разбойничьего атамана.
- Девиц детородного возраста и тех, которые к следующей зиме повзрослеют – двадцать четыре души! Парней возрастом от шестнадцати до двадцати пяти годов – восемь человек! Детушек женского пола возрастом от пяти до тринадцати годов – восемнадцать, да мальчишек от шести до четырнадцати – одиннадцать! Итого шестьдесят одна душа! – стараясь не показывать страху, громко отчитался атаман, чуть отъехав в сторону от остальных разбойников.
- И только?! – грозно и надменно вопросил дракон. – В этом поселке было больше ста особей, годных для отправки Повелителю Мрака. Куда ты девал остальных?!
- Как больше ста? Откуда больше ста? Там всего-то шесть сотен от грудных до дряхлых стариков жило! – в страхе завопил главный разбойник.
- Кто с нами спорит, тот горсть сухой травы не стоит! – торжественно протрубили монстры в один голос. – Кощей Бессмертный дал нам указание таких, как ты, уничтожать! Раз воины твои убили тех, за кем вас посылали, - чудовища надвинулись на разбойников, поворачиваясь так, чтобы не задеть ничком лежащих пленников, - умри и ты, как бесполезный червь!
С отчаянными криками бандиты шарахнулись в стороны, намереваясь ускакать. Увы - извергнувшиеся из драконьих пастей потоки плазмы одного за другим настигли братков.
- Ну и дела! Ух ты! – хором воскликнули так и не упавшие ничком пацаны, на глазах которых все разбойники превратились в жалкие кучки пепла, разбросанные по выжженной земле.
- А вы все полетите с нами! – стихами протрубил дракон в сторону пленников. – Не бойтесь, не съедим! Нам Повелитель Мрака приказал вас всех к нему доставить. Не понятно? А ну-ка встали все и шагом марш на спины к нам. Там есть где лечь, чтоб не упасть в полете.
Со спин драконов развернулись веревочные лесенки, а наверху показались две кудлатые головы. Улыбаясь, мальчишки звонко закричали:
- Скорее поднимайтесь, здесь классно! Лучше у дракона на спине, чем в пасти, ха-ха-ха!
С вершины холма, из леса, голоногий воин видел, как драконы тяжко поднялись над степью, развернулись на северо-восток и, набравши высоту, улетели прочь от места, где только что сгорела по их воле добрая сотняжка бандюков.
Постоял богатырь на месте, помолчал, обдумывая то, что увидел: верить глазам своим или как следует ущипнуть себя? И тронул коня. Туда, в бескрайнюю степь, в дикое поле, на северо-восток его путь лежал…
***
Глава пятая. Сговор
А эту главу лучше читать, ничего наперёд не зная. Так будет интереснее. Тем более что про Отрантурию нам всем уже стало более менее понятно. По крайней мере мы теперь знаем, что она возникла хотя и после Библейского потопа, но задолго до бронзового века. Аномальное явление в истории, не правда ли? Но, как говорится, слухом Земля полнилась. А что такое слухи, как не отголоски правды? Да и бывает ли дым без огня – вопрос спорный…
***
Амир Кривоглазый и Дарсин Лысый (то есть те из королевичей, что сами величали себя ясноокими да светловолосыми) дружить начали лет с пятнадцати. Хотя, по меркам самих же королевичей, дружба у них была сугубо условная. А точнее, не от души она была, их дружба. Не потому они дружили, что им это приятно было. А потому, что оба ненавидели остальных своих братьев. Другие же королевичи, в основной своей массе, даже не задумывались над тем, мил им кто-либо или не мил. И вообще не размышляли над вопросом, а чего они, собственно, в своей жизни добиться хотят. Правим, дескать, своими уделами, живём на всём готовом в своё удовольствие, дерёмся иногда друг с другом ради потехи, чужаков со своих земель сгоняем – чего ещё надо?
Разумеется, даже в этом простом неразумении братья лукавили. На самом-то деле все они очень ...
***
Про коварного кота Баюна писано-перечитано множество сказок. И во всех он выглядит как самый обычный котяра, только умеющий своими песнями усыплять прохожих. Причем в некоторых сказках нашего времени это явно не добрый котяра: усыпленных путников он ещё и сжирает.
На самом деле всё это гипербола, преувеличение. А прототип сказочного кота Баюна был существом человекообразным, но с кошачьей головой, кошачьим туловищем, только вертикальным, кошачьими ногами и… почти человеческими руками. И он действительно говорил на языке людей и соображал куда лучше многих представителей хомо сапиенс. Умел ли Баюн лазать по деревьям? Это вряд ли мы когда-нибудь узнаем. Наверное, умел. Ведь люди при желании тоже способны забраться на дерево и даже прыгать с ветки на ветку. Другое дело, нужно ли ему это было. Ведь он слыл всё-таки цивилизованным существом. Скорее даже человеком, нежели котом.
Отсюда можно предположить, что и сладко петь он вполне мог оказаться способен, почему нет? А вот кого он усыплял своими кошачьими сказками, то есть кому, грубо говоря, вешал на уши – это вопрос неоднозначный.
Трудно с полной уверенностью утверждать, будто Баюн убаюкивал разных проходимцев. (Может, было у него такое хобби, а может и не было). Но кому он вешал на уши по полной программе, это более менее определено. Да, самому господину Бессмертному, то есть своему шефу. О том, кем на самом деле являлся Кощей, речь далеко впереди. И не торопитесь об этом узнать. Какая сейчас вам разница, кем был Кощей, когда мы говорим о его фаворите Баюне. Главное, что он действительно своего шефа, то есть знаменитого Кощея Бессмертного, своим словесным мурлыканьем старался убаюкать. Ясное дело зачем – чтобы спокойно обтяпывать свои делишки. Что за делишки? Да ничего особенного.
Ведь весь смысл жизни Баюна заключался в мести… всему человеческому роду. Ну ненавидел он хомо сапиенс, что в этом странного! А и как ему было иначе к человеку относиться, если этот самый человек (пусть даже и в лице каких-то отдельных экспериментаторов-беспредельщиков) такого с помощью клонирования и генной инженерии понатворил! Кот Баюн и явился одной из жертв этих горе-экспериментаторов. Одной! В одно время с Баюном и в одном местечке с ним обитал в Кощеевых владениях человекодикобраз по имени Драдуил. Тоже несчастное создание, виновное лишь в том, что отца и мать его вылепил из «праха земного» (а точнее вырастил в пробирке) такой же вот горе-инженер. Вылепил и почил в бозе. А Драдуил на белый свет народился и в таком непотребном виде жить остался. Кабы среди себе подобных он жил, ещё куда не шло. Но жить-то стал он вынужден среди людей! Высокомерных и грубых созданий, в открытую считавших всех «недочеловеков» низшими, неестественными существами, годными только на то, чтобы прислуживать его величеству человеку.
Короче, таких двуногих «недочеловеков» осталось в мире только двое – Баюн и Драдуил. Даже выродки волчицы внешне оставались людьми, хотя по сути ими не являлись. И что прикажете делать человекообразным коту и дикобразу, если ни у того, ни у другого даже пары – семью создать – не имелось?
Откровенно говоря, только Кощей по-настоящему и понял, в какое положение оба этих зоосапиенс попали. Потому и сделал Баюна своим фаворитом, а Драдуила, как менее способного к учебе, его прислужником. Шестёркой, короче.
Войдя в доверие к шефу, Баюн стяжал себе почти неограниченное право проводить на территории Отрантурии разные эксперименты по своему желанию. Разумеется, возможности у Баюна были весьма ограничены. Кощей передал в его распоряжение достаточно крутую, нашпигованную разными волшебными штучками лабораторию, закрепил за Баюном не только уже известную нам летающую ступу, но и часть волшебных арсеналов, однако не выделил ему в помощь ни одного человека – ни специалиста в области старинной магии, умевшего чинить волшебные приборы и менять их свойства, ни простого стражника. Вот и приходилось Баюну воплощать свои тайные замыслы с одним только Драдуилом.
Впрочем, когда кощеевы планы насчет Отрантурии и всего мира созрели, он всё-таки отписал Баюну четырех драконов – ровно половину из всех в Кощеевом царстве имевшихся. Их Баюн, конечно, использовал на всю катушку. Да только не очень-то его это удовлетворяло. И не только потому что Кощеевы драконы, за исключением самого крупного и трехголового, слыли монстрами совершенно тупыми и плохо управляемыми. Прежде всего Баюну мешало то, что Кощей потихоньку (дабы не обижать своего любимца открыто) поручил начальнику своей крылатой стражи, господину Гроссу, следить за Баюном в оба.
Поначалу Гросс, конечно, старался выполнять это поручение шефа так, чтобы презираемый им Баюн ни о чем не догадывался. Куда там! Не таким простаком оказался Баюн. Но и он, довольно быстро раскусив намерения Гросса (кстати, тоже глубоко презираемого Баюном), постарался сделать вид, будто ему совершенно невдомек, чем занимается командир папашиных крыланов.
Следует заметить, что Дарсин и Амир папашей между собой называли Кощея неспроста. Эта кличка попала к ним от Баюна, с которым, как уже говорилось, два этих прохвоста в тайне от остальных братьев наладили контакт. И если для всей Отрантурии, равно как и для тридцати восьми королевичей, Кощей Бессмертный являлся самой настоящей нечистой силой, воплощающей в себе едва ли не абсолютное зло во Вселенной, то Дарсин с Амиром отлично понимали, что Кощей – враг для них далеко не самый главный. Более того, ничего толком о Кощее не зная, они оба твёрдо уверовали, что Кощей – это тайный выразитель их, то бишь Дарсина и Амира, интересов. Что с помощью Кощея им удастся выйти на верную дорогу, приводящую к полному господству во всей Отрантурии.
Естественно, что Дарсин никогда бы не пришел к такому выводу, не начни он сотрудничать с котом Баюном. А точнее, не вычисли его и не сделай на него ставку в своей игре с людишками сам Баюн. Можно себе представить, какую работу пришлось проделать Баюну и Драдуилу, налаживая скрытное наблюдение за всеми королевичами. Да и вообще за жизнью Отрантурии.
И всё-то у коварного человекокота выгорело, всё мало-помалу продвигалось к достижению намеченных целей. Только вот встала неожиданно на пути Баюна одна противная старушенция. Начала она вдруг умело обрабатывать папашу, настраивая против своего фаворита. Ты, дескать, его жалеешь, а он за твоей спиной такое творит!
Оно, конечно, папашу не так просто в ком-либо разочаровать. Он ведь никогда не очаровывается. И Ягу он послушал-послушал, да и отослал под Гору – не докучай, мол, мне больше доносами на Баюна. Папаша вообще стукачей недолюбливал. Казалось бы, заткнулась бабка, улепетнула от Кощея не солоно хлебавши – чего на неё внимание обращать?
Увы, не так просто оказалось от неё обезопаситься. Постоянно якшаясь с разбойным людом и проезжими купцами, распустила Яга гнусные слухи о злодейском коварстве кота Баюна – оборотня в кошачьей шкуре. Саму-то её, бабусю Ягусю, купцы и разбойники больше уважали, чем боялись. А от Баюна оборотня, понаслушавшись старой стервы, принялись шарахаться. Где уж тут навербовать сколько нужно агентов!
Но тут Яга ещё и чокнутого парня под защиту взяла. Совсем было выследил его Баюн, осталось только взять его ночью тёпленького. Какой бы прекрасный агент из него получился! Так, во всяком случае, полагал Баюн. Он уже место в своей игре Иванасию определил – очень важное место. Так нет же, на тебе! Яга снова влезла и всё испортила!
Откуда было знать Баюну, что влюбилась Яга в простого отрантурийского парня?! Ежели он даже не понял: не старушенция вовсе Яга, а только умело прикидывается таковой…
***
Блистающая мраком ночи сверхпрочная стена саженей двадцать высотой опоясывала ровную широкую площадку на вершине зловещей Чёрной горы. Над нею возвышался величественный ярко-белый купол с кроваво-красною пятиконечною звездою на макушке. Воздвигнут он был точно в центре площадки, и размеры его поражали воображение самого отчаянного вруна Отрантурии. Никто из простых смертных не смог бы и помыслить о строительстве столь грандиозного сооружения не то что на горе – в степи на самом ровном месте. Но что немыслимо для смертных, вполне доступно для бессмертных. И вряд ли кто бы удивился, воочию увидев купол, в котором находилась резиденция Кощея, происходившего, по мнению отрантурийцев, от самых древних магов Чёрной Силы.
В одной из башен, искусно встроенных в стену, на уровне чуть выше края стены у зловещей бойницы размещалась маленькая келья, в которой обитали Баюн и Драдуил. Осмелев, королевич подробно рассказал ей, что с ней сделает, если она вдруг захочет восстановить в замке свою власть и, упаси её Минотавр*, начнет преследовать Элию и её маму Вертранту.
Охая и размазывая по щекам слёзы, королевична поклялась, что даже мыслью не тронет любовницу Елисара, а тем паче её мамашку, только пусть королевич позволит ей остаться в замке на положении королевичны и никому ни о чём не рассказывает. Добрый королевич, конечно же, размяк и пообещал Дранбикуланте сделать вид, будто никакой размолвки между ними не произошло, просто королевич вернулся к своему законному поведению. Ведь, по законам Отрантурии, родовитый мужчина имел право держать в своём доме до сорока любовниц при одной жене или иметь до сорока жён, живущих в разных населенных пунктах.
Вертранта жить в замок так и не пошла, как её ни уговаривали. Она и дочь не хотела отпускать под одну крышу с чёрной колдуньей, хотя и потерпевшей в борьбе за королевича поражение. Можно же ведь просто встречаться, лучше где-нибудь вне замка – мало ли уютных и безопасных гостиниц в столице Елисарова удела. Но королевич остался непреклонен. Мы, дескать, всё детство и раннюю юность провели в моих законных покоях – чего это теперь-то будем бегать по чужим углам.
- И потом, - сказал королевич, - надо привыкать к мысли о том, что рано или поздно (а скорее всего очень скоро) я расторгну брак с Дранбикулантой как заранее нечестный с её стороны и женюсь на Элие.
Откровенно говоря, Элия тоже побаивалась возвращаться в замок. К тому же за несколько лет разлуки с королевичем она привыкла жить в скромной каморке на окраине города да ещё вместе с матерью. Тем не менее, дабы не обижать королевича (ещё пуще она боялась, что из-за этого он стушуется, поддастся чарам, которые на него непременно снова нашлёт Дранбикуланта, и все её тяжкие труды пойдут прахом), Элия всё-таки переехала под крышу старого замка, в котором она провела свои лучшие годы детства и юности.
Конечно же, замок ей теперь не показался таким интересным и уютным, каким она его воспринимала раньше, до появления в нём Дранбикуланты. Но она отлично понимала, что королевичу нужна поддержка. И такая, которую можно оказать, только постоянно находясь с королевичем рядом. А посему Элия постаралась побыстрее преодолеть всяческие чувства страха, дискомфорта, тревожности и научилась держать себя в замке настоящей хозяйкой. Тем более что практически все слуги и стражники королевича Элию в этом откровенно поддерживали, вызывая у Дранбикуланты приступы бессильной ярости, переходящие в уныние.
До самого лета Элия с королевичем жили в замке, пребывая в отличном расположении духа и находясь всё время в лёгкой эйфории. В окружении многочисленных подружек и дружков королевича они частенько выезжали на охоту с соколами в степь, устраивая по возвращении бурные оргии во дворе замка. Также часто Елисар и Элия надолго пропадали в покоях королевича, заново проигрывая все детские игры. И Элия снова с детским задором и энергией лупила королевича большущей подушкой, укладывала его на лопатки и усаживалась на него верхом, изображая лихую наездницу.
В радости вернувшейся любви (теперь и королевич ощутил, что любит Элию больше самого себя) они и вовсе упустили Дранбикуланту из виду. А та, пользуясь создавшейся ситуацией, спокойно съездила к своему папаше, вышла на связь с посланниками от ТОГО САМОГО и, вернувшись в замок, приступила к своим чёрным делам. Серьёзное колдовство у неё, разумеется, не вышло. Передавая ей одну волшебную штучку, посланники ТОГО САМОГО потребовали у Дранбикуланты не портить королевича ни в коем случае. Он, де, нужен ТОМУ САМОМУ в лучшем виде.
Озлобленная на королевича, Дранбикуланта хотела было наплевать на данное посланникам ТОГО САМОГО обещание, но не так это оказалось просто. Потерпев полную неудачу с заговорами и заклинаниями на кособокость королевича (и ещё на всякую дребедень типа криворотости, кривоглазости и вислого живота), Дранбикуланта повела наступление на здоровье Элии. Да только так всегда бывает – любовь партнёра искажает направление колдовства. Дранбикуланта свой удар направила на Элию, а попала по королевичу.
При этом смысл плохого воздействия на человека трансформировался настолько, что ничего особенного королевич не почувствовал. Кроме одного – однажды он заговорил с Элией не своим, красивым юношеским голосом, а каким-то хриплым, дребезжащим, старческим. Для него это был настоящий шок. Ну представьте себе: стройный, как олень, очаровательный парнишка с тонкими и нежными чертами лица, а говорит, как самый настоящий старикан. Хотел было королевич в сердцах разорвать королевичну на мелкие куски, да воевода Рикас его отговорил.
- Раз уж ты, ваша властность, позволил ей из замка улизнуть за зельем, то теперь уж следует другой тактики придерживаться. Убьешь гадину прямо сейчас – так и останешься на всю жизнь таким голосом наказанным. Надо выждать, войти к ней в доверие, усыпить её бдительность. Да и вынюхать рецепт от этой порчи. И уж только потом, восстановив свой истинный голос, чинить над ней справедливую расправу. Так что сейчас её не то что бить – пальцем трогать нельзя, окриком задевать нельзя. Терпи уж, ваше владычество.
На том, стало быть, и порешили.
Надо отдать должное Элие, девушка нашла всё-таки верные слова и тон, чтобы успокоить королевича. Ведь он по-настоящему испугался, что с хриплым стариковским голосом постепенно разочарует свою избранницу и она его разлюбит. Говорят же ведь (и тогда говорили, и сейчас говорят), что женщины, де, любят ушами. Элия хорошо о таком мнении знала и сама сильно переживала за королевича. А потому старалась не подать виду, будто столь страшная перемена в голосе любимого хотя бы каплю повлияла на её к нему отношение. Наоборот, она стала с Елисаром ещё ласковее, ещё более нежной, ещё более задорной в детских забавах.
Мало-помалу успокоившись, королевич сделал вид, будто опостылевшая законная супруга его уже вообще не интересует. Колдунья по-тихому радовалась как могла. Она поняла, что королевич заосторожничал и боится остаться с противным голосом на всю жизнь. В то же время она понимала и другое – что никакая волшебная сила (которой, к тому же Дранбикуланта и не обладала) не удержит Рикаса и других друзей королевича растерзать её в клочья, если только она посмеет навредить Елисару или обожаемой им Элие ещё раз и хотя бы самую малость.
Короче, Дранбикуланта притихла и жила в замке в своё удовольствие. За ней, конечно, внимательно следили, но свободу передвижения колдунье не ограничивали. И, как всегда бывает, бдительность охранников королевича со временем начала притупляться. Так уж устроен человек – привыкает он постепенно к тому, что враг никакой агрессии больше не проявляет и ждать от него чего-либо серьезного не приходится. Даже если и умом люди понимают, что перед бурей наступает затишье, поведение их всё равно становится более легкомысленным. А враги обычно этим свойством человеческой натуры и пользуются.
Терпеливо выждав пару месяцев, Дранбикуланта научилась отлично заметать следы своих внезапных исчезновений из замка. Куда она ходила, никто никогда не узнал да и, честно говоря, узнать не пытался. А Дранбикуланта ходила на тайные встречи к посланникам ТОГО САМОГО…
***
Ну что, дорогой читатель, настало время вернуться в роскошные покои королевича? Может, стоит ещё раз прочитать самое начало этой главы – вспомнить, как в его палате белокаменной красиво?
Потому что сейчас наши прекрасные влюблённые наслаждаются друг другом под шатровым пологом в покоях Елисара. Они нежно смотрят друг другу в глаза и говорят красивые слова, снова уверяя каждый своего любимого в том, что лучше и краше его никого на свете нет.
А в то же время во мраке ночи к замку Елисара зловеще подбираются какие-то тени.
Замок возвышается над степью, словно неприступная гигантская скала.
И освещается настенными факелами. Правда, толку от этих факелов стражникам никакого: слишком слабо их сияние, чтобы можно было разглядеть кого-нибудь под стенами. Зато дремлющих на стенах у бойниц стражников снизу видно отлично. «Вж-жик!» – пролетела снизу вверх стрела. И тихо застонал пронзенный стражник. Застонал и тут же замолчал. Только мягкий удар под стеной снаружи и раздался. «Вж-жик!» – и другой стражник неподалеку ойкнул и затих навеки.
- Эй, Барбадос! Ты слышал что-нибудь? – испуганно окликнул своего напарника караульный.
Прикрываемые каменным частоколом, оба медленно бредут по стене. В свете факелов доспехи стражников почти не различимы, но остроглазый наблюдатель может разглядеть, что в руках у караульных увесистые колотушки с металлическими набивками, а за спинами у обоих – арбалеты с колчанами.
- А? Что? – мотает головой упитанный воин по имени Барбадос, которого окликнули явно не вовремя: он только что сладко подремывал прямо на ходу, как давно к этому и привык.
- Хватит дрыхнуть, мечтатель! – шипит напарник. – Ты слышал сейчас что-нибудь? Ну, вроде как простонал кто-то?
- Простонал кто-то? – пучит глаза Барбадос.
И вдруг захлопали поблизости чьи-то тяжелые крылья, и филин следом
Опрокинув стол с кушаньями, чужаки разбежались по углам охваченной пожаром спальни. Пламя уже перескочило на шатёр любви, но два странных воина бесстрашно сдернули и расшвыряли по сторонам горящие пологи, раскидали ногами тигровые шкуры с покрывалами и подушками.
- Где они, твои голубчики! – трубным, явно искаженным голосом монстра прорычал самый крупный из странных воинов. – Ты солгала нам!
Старуха попыталась сбежать, но чужак, оказавшийся рядом с ней, бесцеремонно ухватил её за космы.
Королевична визжит и кашляет, задыхаясь в дыму. Не обращая на это внимания, воин с силой толкает ее поглубже в покои – в самое пекло. Она с размаху грохается о стол, вляпываясь в раскиданные кушанья.
Пока она пыталась подняться, заходясь в удушающем кашле и плаче, все чужаки быстро выбежали из покоев и захлопнули за собой двери.
- Пощадите! Я не виновата! – донёсся из-за дверей ее истошный голос.
- А нам какое дело! – злобно усмехнулся старший, жестом остановив солдат у дверей горящей опочивальни королевича.
- Откройте, ради великого Минотавра! Не дайте сгореть! Я пригожусь вам, милые вы мои!
- Чем докажешь? – уже без смеха вопрошает главарь страшной банды.
- Я знаю, где найти королевича и эту потаскушку танцовщицу! – отчаянно кричит королевична.
Помедлив несколько секунд, главарь распахнул одну створку. Вся в дыму и копоти старуха вывалилась в коридор. Полы ее одеяния уже занялись огнем, а следом за ней из опочивальни ее мужа тучей вывалил чёрный дым, сквозь который уже пробивалось пламя. Главарь снова захлопнул тяжелую створу, затоптал горящий подол старухи и, опять бесцеремонно ухватив ее за космы, потащил за собой по длинному широкому коридору с мощными каменными стенами.
Пробежав коридор из конца в конец, вся ватага вместе с королевичной под локти вывалилась в большое круглое окно. Все оказались в воздухе на высоте локтей сто двадцать, не меньше. Но вместо того чтобы полететь к земле, чужаки взмыли вверх, распустив гигантские чёрные крылья. Около минуты они парили над озаренным пожарами замком, во дворе которого отдельные группы воинов королевича продолжали яростно сопротивляться многолюдным толпам врагов. Нападающие прямо-таки «хлестали» на конях со стороны ворот, а пешими – со стен.
- Куда! – завизжала королевична. – Надо вниз, по винтовой лестнице!
И вся летающая шайка, двое из которой крепко держали старуху под мышками, нырнула назад в окно. Через мгновение они все широкими шагами поскакали вниз по длинной крученой лестнице, построенной в узкой и глубокой шахте замка.
…Елисар и танцовщица, на огромной скорости вылетев из потайной трубы под углом градусов тридцать пять, плюхнулись в воду потайного бассейна, огромного, как подземное озеро. Стены бассейна фосфорицировали прямо в воде – парню и девушке было видно, как они стремительно плывут – сначала к вымощенному мрамором дну бассейна, потом, развернувшись, также быстро вверх. Вода здесь была чистая и прозрачная.
- Питьевая! – бодрый возглас часто дышащего королевича эхом отразился от стен. – Этот бассейн выкопал ещё мой прапрапрадед – чтоб был вечный запас воды.
- Вечный?! – также часто дыша и отплевываясь, воскликнула танцовщица.
Они плыли почти в темноте, шумно плескаясь водой.
- Ага, вечный, - королевич мало-помалу выравнивал дыхание. – Здесь протекает подземная река. И она имеет выход в одно степное ущелье, - он сам не заметил, как его голос снова сделался юным, почти мальчишеским.
Несколько секунд парень с девушкой молча плыли вдоль стен бассейна в сторону от туннеля, из которого вынырнули в подземное водохранилище. Потом танцовщица с тревогой в голосе спросила:
- Долго нам плыть?
Королевич ответил не сразу. Какое-то время он только отплевывался и фыркал. Потом совершенно спокойно сказал:
- Думаю, не очень. Правда, я пока что плохо ориентируюсь в темноте. Но ты не волнуйся: когда-нибудь бассейн кончится, и мы сможем отдохнуть на платформе. Её когда-то давным давно построили, чтобы можно было черпать воду или качать ручным насосом.
Танцовщица вдруг остановилась:
- Милый! Ты не слышишь свой голос?! Мне показалось, он снова стал молодым!
Елисар удивился:
- Да?! А и вправду – исцелился как будто!
- Чудеса! Может, здесь волшебная вода?! – обрадовалась Элия.
Они снова поплыли. Немного помолчав, королевич ответил:
- Волшебная не волшебная – какая разница. Главное, что нужная нам штука откликается только на мой настоящий голос. Да будет свет! – весело приказывал кому-то Елисар.
Произошло чудо – впереди зажёгся яркий голубой фонарь. Пловцы на пару секунд зажмурили глаза. А когда привыкли к тянущемуся длинной узкой полосой свету, махах в сорока справа от себя увидели выступающую прямо из стены небольшую квадратную платформу. В воду с неё была спущена металлическая лесенка, верхним краем вмонтированная в край платформы.
- Мы спасены! – воскликнул Елисар.
Ещё через пару минут парень с девушкой заторопились вылезти на твердую поверхность.
Несколько минут они в полном молчании наслаждались отдыхом, развалившись на прохладном каменной полу платформы. Наконец до Элии дошло, что они оба остались нагишом.
- Я потеряла покрывало, - с нескрываемой досадой в голосе сказала девушка, всматриваясь в воду.
Королевич сморщился:
- Что такое покрывало, когда наши жизни висят на волоске!
В тишине поразмышляв, королевич озабоченно продолжил:
– Я вот о чем думаю. Подземная река когда-то вытекала в озеро, что заполняло ущелье. Но оно давно уже пересохло. Изменила река свое русло или также и течет в ущелье, низвергаясь водопадом? Дурак я был, что до сих пор ни сам не проверил это ущелье, ни кого другого не попросил. Ведь если мы поплывем по этой подземной реке, то у нас появится шанс хлопнуться о камни в этом ущелье.
- Эту реку ещё найти надо, - буркнула Элия.
Помолчав, она раздражёно подосадовала:
- И что мы в этом бассейне делать будем? Как выйдем отсюда?
- А! Вот ты о чем! – ничуть не рассердившись на впавшую в пессимизм подружку, Елисар улыбнулся. – Ну так это ерунда. Выйти можно и через дверь. Она у нас за спиной.
Оглянувшись, танцовщица на самом деле увидела вмурованную в стену подземного зала чугунную дверь. Сверху она была скруглена.
- Ну и как ты ее откроешь?
- Ключом, - снова усмехнулся Елисар. - Но только не отсюда, а снаружи. И не я открою, а те, кто сейчас благодаря моей бывшей супруге нас уже почти нашли.
- Как это? – девушка снова напряглась.
- А ты прислушайся, - Елисар говорил таким тоном, будто ему было все равно, поймают их неизвестные враги или нет.
Из-за двери в подземный зал проникли звуки приглушённого топота ног.
- Хочешь в гости к Кощею? – губы Елисара растянулись в лукавой улыбке. – Будем сдаваться?
Милые глазки девушки вмиг наполнились тихим ужасом. В отчаянии Элия несколько раз мотнула головой – нет! А шаги приблизились и смолкли.
- Тогда ныряй за мной! – решительно приказал Елисар, заметно понизив голос.
Танцовщица колеблется: и к Кощею смерть как не хочется, и прыгать с платформы боязно. Да только спускаться по лесенке времени уже нет. Потому что в скважину снаружи ключ уже начали вставлять.
- Ну же! – ободряет королевич. – Я прыгаю, а ты следом. Не бойся, здесь глубоко.
Ключ начинает поворачиваться. Королевич, присев на краю платформы, ныряет щучкой – только плеск воды под сводами зала расплылся. Вынырнув, Елисар машет из воды рукой:
- Давай же, смелее!
Танцовщица со страхом в глазах то смотрит на воду, то оглядывается на дверь. А она уже начинает двигаться со страшным скрипом – видимо, давно ее не отпирали.
- Скорее! – торопит Елисар.
И девушка прыгает ногами вниз, сильно оттолкнувшись от края платформы. Плюх! Дверь идет тяжело, сквозь скрип доносятся хриплые, возбужденные погоней голоса преследователей.
- Не уйдут голубчики несчастные! – просверливает воздух зала противный голос королевичны.
Голова танцовщицы вынырнула из-под воды.
- Плыви только за мной! – командует ей в уши Елисар, и, сделав несколько рывков вперед, парень с девушкой скрываются в тени платформы.
- Да будет тьма! – раздается из-под платформы повелительный голос королевича.
И прежде чем кощеевы посланцы ворвались на платформу, свет в подземном зале погас, будто и не горел он вовсе.
- А теперь набери побольше воздуху и ныряем! Как можно глубже! И не выныривай, пока не проплывешь в отверстие в стене! Через не могу!
Преследователи вбежали на платформу. Они видели только слабые отсветы фосфорицирующих под водой стен бассейна. А вокруг себя вблизи – хоть глаз выколи.
- Дьявольщина! – чертыхнулся главарь.
Но тут же снова заработали холодные фонарики под шлемами пришельцев. Подбежав к краю платформы и согнувшись в три погибели, они внимательно осмотрели бассейн. Как назло, дальние закоулки водного зала для «волшебных» фонарей остались недосягаемы. А королевич с танцовщицей, нырнув и отдавшись воле течения, быстро доплыли глубоко под водой до темнеющего на фосфорицирующей стене небольшого отверстия. Отчаянно помогая себе руками, они протиснулись внутрь (королевич пропустил девушку вперёд и с силой протолкнул её в отверстие). Из бассейна они исчезли.
- Они где-то здесь неподалеку! – неуверенно верещит королевична. – Может, внизу под нами прячутся.
Главарь улёгся на пол, опустил голову ниже края платформы и обшарил фонариком всё тамошнее пространство.
- Там их нет! – озлобленно прошипел, вскочил и повернулся к королевичне. – Если окажется, что ты нас все это время водила за нос, утоплю тебя в этом водоеме, как крысу!
- Ради могучего Минотавра! Ради самого прожорливого из всех минотавров на свете! Здесь они были только что, мой господин, здесь! – чуть не плачет королевична. – Вы же сами слышали их голоса!
- Тогда где они могли спрятаться? – рычит главарь крыланов.
- Не знаю! Может, они там в темноте сидят. А может где-нибудь есть щель в стене, куда эти мышки забились. Я здесь ни разу не была.
- Гадина! Тогда с чего ты взяла, что королевич с этой девкой сюда рванули? Как они могли сюда попасть, если открыть эту дверь даже здоровенному воину неподсилу!
- Я слышала, как он проболтался своим потешникам, что прямо из опочивальни скатывается сюда по тайному желобу, - подвывает королевична, чувствуя, что ее могут запросто оставить здесь. – Он тогда весь мокрый был!
- Ныряйте и ищите! – командует главарь.
Воины один за другим поплюхались в бассейн…
Королевич и танцовщица плыли по течению в подземной пещере. Потолок был низкий, но высунуть голову из воды и дышать они вполне могли. К тому же речка не была глубокой – время от времени девушка и королевич, ныряя с головой под воду, отталкивались ногами от дна, ускоряя тем самым движение. Река всё время извивалась. После одного из поворотов Елисар снова звонко приказал непонятно кому:
- Да будет свет!
Чудо свершилось ещё раз – где-то наверху, во многих местах одновременно зажёгся оранжевый свет. С непривычки оба на несколько секунд зажмурились. Открыв глаза, Елисар и Элия увидели, что находятся в просторном гроте с высокими сводами. Течение резко замедлилось, и юноша, который все это время держал подругу за руку, повернул к выступающей над водой кромке грунта. Танцовщица с удивлением смотрела на приближающиеся к ней ступени, вырубленные в скале. Они показались ей довольно устойчивыми. С крутого искусственного «берега» свисал канат. Через несколько секунд парень с девушкой выбрались на сушу. Кромка стены, выступавшая над водой по всему периметру грота, оказалась шириною в три-четыре шага. Юноша тут же улегся прямо на голый камень, блаженно растянувшись на спине. Элия, помедлив, устроилась рядом, положив голову ему на грудь. Оба тяжело и часто дышали. Немного отдохнув, Елисар заговорил, и по-юношески свежий голос его звонко отражался от стен:
- Какое счастье отдохнуть здесь после такого заплыва! Только, боюсь, отлеживаться нам некогда: враги могут отыскать ту дыру, через которую мы проникли в русло подземной реки. Она втекает в бассейн прямо под тем местом, где мы вылетели из шахты. А вытекает под платформой. Если человека утопить в бассейне, тело рано или поздно окажется в подземной реке.
- А этот зал откуда тут взялся? – танцовщица ещё толком не отдышалась, но любопытство взяло свое.
Королевич снова хитро улыбнулся:
- От верблюда… А вообще – не знаю. Я сюда частенько наведывался этим путем. Рискованно, а здорово! Правда, выбираться назад тяжело – из-за течения. Но я, не будь дураком, когда нашел эту дырку, на рожон не полез – принес сперва дли-и-нную веревку. Обвязал ее сначала вокруг лесенки, а потом, уже в тоннеле, нашел место, где можно было ее надежно закрепить. По ней и пробрался назад.
- А как ты из бассейна в замок выходил? – уже более свободно спросила танцовщица.
- Все сразу хочешь знать? Это мой секрет, - улыбнувшись ещё шире, королевич привстал на локтях. – Ладно, потом как-нибудь расскажу. Сейчас не до этого.
С мальчишеским кряхтением поднявшись, Елисар протянул девушке руку:
- Пошли, Элия, пора отсюда двигать.
Ухватив королевича за руку, Элия с большой неохотой поднялась и понуро побрела за возлюбленным. Ей уже ничего не хотелось – лишь бы поваляться подольше. Да разве Елисара уговоришь.
Шагов через пятнадцать королевич остановился:
- Должно быть тут. Ну, с богом. Да не отставай смотри!
Плюх! Нырнув солдатиками, беглецы поплыли к противоположной стене грота, только направо наискось. У стены, точнее у кромки выступающего из воды грунта, Елисар ободрил Элию:
- Ну чего ты раскисла! Нам ещё под водой плыть. Да не бойся, выдержишь. Как свет погаснет, сразу набирай побольше воздуха в легкие и, также как и первый раз, глубоко ныряй. Чувствуешь, здесь вправо наискось сносит? Там внизу – вход в трубу. Она пустая и широкая – проскочим. Главное, перед входом надо руки вытянуть вперед, сложив ладонями вместе, и напрячься, как струна. Вода тебя быстро вытащит в новый тоннель, где можно будет дышать.
Элия только кивнула – на большее у неё не хватало сил.
- Да будет тьма! – скомандовал королевич. – Ну, ныряем!
И тишина. Оба натужно идут головами вперед к фосфорицирующему дну. Девушка видит королевича перед собой, и это придает ей силы. Вот и круглая дыра в стене. Течение стремительно втягивает обоих в трубу. А через несколько секунд королевич резко взмывает вверх, указывая путь и девушке. Всплеск. Темно, но есть чем дышать.
- Элия, ты здесь? Что молчишь?! – беспокоится королевич.
- Ага, - запоздало отвечает Элия, тихо так, равнодушно.
- Слава богу! А теперь, думаю, немного осталось. Там, впереди, будет два поворота. Ты лучше держись за мою ногу. Примерно через две минуты течение втрое усилится, но можно будет встать на ноги…
- Там какой-то подводный путь! – докладывает один из посланцев Кощея, вынырнув у платформы в бассейновом зале.
- Сможешь показать?! – больше приказывает, чем спрашивает главарь.
Он несколько раз коротко свистит в какую-то трубку размерами с палец. На физиономии королевичны пляшут огоньки фонариков.
- Помилуйте, родные мои! Я не умею плавать! – хнычет навзрыд королевична, прикрываясь от яркого света фонариков левым предплечьем.
- А плавать и не надо, - хрипло усмехается главарь, - там как раз надо утонуть. Как топор.
Старуха успевает пронзительно взвизгнуть, прежде чем от сильного толчка главаря плюхается с платформы и пропадает под водой.
Вереница чёрных фигур быстро втягивается в подводный тоннель. Один за другим воины выныривают. Королевична никак не может надышаться. Деваться ей уже некуда, и она как миленькая плывет вместе со всеми…
***
Глава восьмая. Неожиданная встреча
О том, что произошло со столицей Елисарова удела в то время, когда он и его подруга сердца спасались бегством от посланников Кощея, уплывая по подземной реке. А также о том, что случилось с влюбленными после этого.
***
К своему счастью, Елисар и Элия даже мельком не увидели, как происходила страшная ночная битва в их любимом городе. В момент, когда они отдыхали на мраморной платформе в подземном бассейне, почти все строения за стенами замка охватило бешеное пламя – в городе стало светло едва ли не как солнечным днем. И эту столь чудовищную драку, о самой возможности которой жители столицы Елисарова удела могли бы предположить разве что в кошмарном сне, невольно наблюдал несчастный стражник Барбадос – тот самый увалень, что бросил своего напарника на произвол судьбы. В отличие от большинства его друзей, Барбадосу в тот кошмарный час несказанно повезло – ему удалось схорониться в секретной нише, замаскированной строителями городской стены на верхнем ярусе. Толстяк побледнел и скукожился. Со страхом в душе взирая на битву и пламя многочисленных пожаров, он постоянно тёр лапищами глаза, которые от дыма сильно покраснели.
- Батюшки светы, мама родная! – в отчаянии шептал этот неуклюжий стражник, сумевший таки убежать от чёрных крыланов. – И куда я же теперь денусь? Пожарище-то какое несусветное. Всех, всех пожжет – и своих, и чужих!
Кони налетевших из степи всадников и так уже начали храпеть и в ужасе метаться, не слушаясь своих хозяев. Пехотинцы от невыносимого жара сбрасывали с себя панцири и железные широкополые шляпы. До боя ли в таком аду?
И только защитникам крепости, которые вместе с семьями повыскакивали из домов, деваться было некуда.
- К воротам! Пробивайтесь к воротам, в степь, иначе мы все сгорим к дьяволу! – громко и трубно призвал вдруг воинов Елисара высокий статный мужчина с тяжелым блестящим мечом в руке, облачённый в какую-то необычную темно-синюю одежду, всю покрытую капельками воды. Это был бесстрашный воевода Рикас, успевший перед тем как броситься в бой надеть свой личный огнезащитный костюм, доставшийся ему в наследство от прапрадеда.
- К воротам! Выводите семьи! Тесните врагов! – подхватили воины повсюду на центральной площади, где бой шел ожесточеннее всего.
Многие вражеские воины, на груди которых красовались эмблемы в виде перекрещённых игл с кристаллическими набалдашниками, почти перестали сражаться. Развернувшись в сторону ворот, они пытались протиснуться сквозь толпу, только отмахиваясь и закрываясь треугольными щитами.
- Дурачье! – выпучив глаза, изрыгал из себя поток ругательств какой-то полуголый защитник крепости, вскочив на спину отлитому из бронзы слону.
Трехсаженную фигуру зверя когда-то установили в центре главной площади столицы ради красоты.
– Придурки бестолковые! Чего приперлись?! Кощею только и надо, чтобы мы все перебили друг друга! Он нас всех здесь спалит к едрене матери! Посмотрите вверх, идиоты!
Забившийся в явно тесную для него нишу Барбадос вдруг увидел над площадью сразу двух машущих крыльями драконов:
- Батюшки светы! Страсть-то какая!
Вжался в стену как смог и…неожиданно для себя куда-то загремел. Очнулся в темноте и пыли. Отчаянный шум с улицы теперь едва доносился до его ушей. Барбадос повернулся, встал на четвереньки, пополз куда-то по наитию, все время скороговоркой шепча «мама родная, мама родная». Ударился лбом о стену – «ох, нечистая», нащупал свободный проход, пополз дальше. Через несколько метров ему пришлось поворачивать и протискиваться в очень узкий лаз. К его великой радости впереди забрезжил бледный огонёк. Кряхтя, толстяк все-таки преодолел пространство до щели, через которую пробивался лучик от яркой звезды, ткнулся руками в кирпичную кладку – она немного сдвинулась. Ткнулся ещё раз – посильнее – и… кирпичи один за другим полетели вниз, на землю за крепостной стеной. Тут же на месте кладки появился большой квадрат усыпанного звездами неба. Перед стражником открылось отверстие в стене, достаточно широкое, чтобы даже он, толстый и неповоротливый, сумел через него протиснуться. Парень присвистнул и… полез, надеясь на чудо. Прямо за границей лаза начиналась маленькая металлическая терраска. Пошарив руками, Барбадос обнаружил, что может запросто на ней уместиться, и осторожно пропихнулся в лаз. Но едва он плотно улегся на этой терраске, как она вдруг начала отваливаться от стены: видать, стара была секретная площадка - «подгнила» за десятки лет.
- Ай-ай! – завопил Барбадос, пытаясь ухватиться за край лаза и вернуться в стену.
Увы – он сорвался и полетел в бездну…
Очнулся, когда заалел рассвет. Город превратился в догорающие развалины. Пожар полыхал теперь только над замком.
С ужасом в сердце бедняга стражник обнаружил, что висит на каком-то торчащем из стены крюке, непонятно откуда взявшемся. А под ним зловеще темнеет заполненный водой крепостной ров.
Тучей от огромных головешек поднимался к небу дым. К счастью, дувший из степных просторов ветерок не давал ему окутать Барбадоса. Очухавшись, стражник понемногу начал снова воспринимать земные звуки – в основном треск и гул от огня, в который вклинивались отчаянные возгласы людей. Звона мечей слышно уже не было.
Неожиданно прямо над Барбадосом с леденящим душу свистом пронёсся огромный дракон, круто взмыв из-за стены полуразрушенного замка.
- Ау-вау! Батюшки светы! – отчаянно завопил Барбадос.
Краем глаза он успел заметить, что в когтях могучих лап дракон тащил гигантскую сеть, в которой, будто рыбы, трепыхались люди.
Сильно дернувшись со страху, Барбадос сорвался с крюка, рухнул вниз и с шумом плюхнулся в гнилую воду рва. Вынырнул весь в тине, радуясь, что остался жив.
Он отчаянно искал, где можно было выбраться на твердый грунт, но скаты канавы крутыми и скользкими были везде. Предки умели строить непреодолимые преграды для врагов. Плывя вдоль наружной кромки рва, Барбадос видел только скользкий обрыв – ни травинки, ни корешка, чтобы зацепиться.
Помощь пришла нежданно - негаданно. У бедолаги стражника чуть сердце не выскочило вон: из-за стены вдруг с диким свистом вымахнул второй дракон, поменьше. Сделав в воздухе захватывающий дух кульбит, дракон спикировал на человека. Вместо сетки в лапах монстра оказалась связка крючьев. Один из них и подцепил Барбадоса за шкирку. Едва не потеряв сознание, толстяк под брюхом у дракона взмыл вверх и полетел куда-то левее солнца, всходившего над выжженной дотла столицей…
***
- Держись!!!
Вместе с шумным пенистым потоком королевич вывалился из подземного тоннеля. Летя за Елисаром, Элия испуганно визжала. Какое там держись, когда вода стремительно вместе с камнями несет тебя по склону – все круче и круче! Мириадами капель и брызг сверкает на солнце могучий водопад.
Парень с девушкой упали с шумом в образуемое водопадом озерце, достигли дна на глубине саженей в десять и, оттолкнувшись ногами от больших придонных валунов, вернулись на поверхность поблизости от водопада. И продолжали плыть от водопада по течению, причём быстрее и быстрее.
- Здесь глубоко! – часто дыша, Элия закричала, барахтаясь, точно впервые попавшая в воду девчонка. – И нас куда-то относит!
Елисар хотел было ответить, но вдруг скосил глаза вверх и резко рванулся влево, поднимая брызги целыми каскадами.
- Скорее вправо! Ныряй!
Плюх!
Элия все-таки успела увернуться от упавшей сверху туши. Это Барбадос свалился с неба в озерце и тяжело пошел ко дну.
- Елисар! Кто это? – перепугалась девушка – не на шутку.
Оба часто дышали и отплёвывались. В глазах Елисара застыло недоумение. Ничего не понимая, он покачал головой и даже пожал плечами. Но между королевичем и танцовщицей вдруг вынырнула темно-рыжая кудлатая голова с большими усами:
- Мать честная! Батюшки светы!
Хозяин этой головы был напуган, пожалуй, не меньше, чем Елисар с танцовщицей.
Барахтающуюся троицу всё быстрее относило от падающих потоков подземной реки.
- Куда это нас тащит?! – заволновалась Элия
- Приготовься! Сейчас будет второй водопад! - предупредил королевич, перекрикивая шум воды. – Только попадать в него нам нельзя: на дне ущелья наверняка торчат камни!
- Батюшки светы! – вскрикнув по-бабьи, Барбадос торпедой понёсся к почти отвесному берегу.
Королевич принялся толкать к берегу Элию:
- Поторопись, родная, ну же! Оба ведь разобьемся!
В голосе парня звучало мальчишеское отчаяние:
– Ну, давай же, давай! Наискось против течения!
Из последних сил Элия, молотя что есть мочи руками и ногами, начала продвигаться в сторону спасительного берега.
Сверху вдруг опустилась рука Барбадоса.
- Опа!
Сначала он лихо выдернул из воды девушку. Затем королевич, ухватившись стражнику за кисть, выскочил на побелевшие от солнца валуны. Все трое тут же на них и присели.
Немного отдышавшись, королевич обратился к нежданному спасителю:
- Судя по снаряжению, вы стражник из городской охраны королевича Елисара. Однако, кем бы вы ни являлись, примите мою искреннюю благодарность. Если бы не вы, мы, скорее всего, полетели бы на дно ущелья.
Барбадос кивнул:
- Вот и я подумал: полетят, мол, юные создания, как сопли из носа. Смоет, мол, их, и кранты, то бишь батюшки светы.
- Но каким образом вы вдруг очутились здесь? Более того, если я не ошибаюсь, вы плюхнулись в озеро откуда-то сверху? – разобрало Елисара любопытство.
- Ты, пацан, и девка твоя – тоже плюхнулись в озеро сверху. Я-то сюда нырнул: захотелось искупаться в чистой холодной воде. А вот вы как сюда попали?
- Как-то странно все выходит, - пожал плечами королевич. - Если вы, как говорите, прыгнули сверху, то как вы могли упасть в воду так далеко от водопада? Такое ощущение, что вы летели по воздуху и вдруг сорвались в пике.
- Ну да! Ты ещё скажи, что я с древнего орнитоптера свалился! – Барбадос уперся руками в бока. – А может я – чёрный крылан, по-твоему?!
Юноша улыбнулся:
- Уж это точно нет. Чёрные крыланы амуницию королевичевских стражников не носят. К тому же они ростом повыше и фигурой помощней.
- Что ты хочешь этим сказать, молокосос! – рассердился вдруг Барбадос. – Что я слабак?
- Вовсе нет, - мягко возразил Елисар.
Но Барбадос его не слушал.
- Я тебе сейчас покажу, кто тут самый мощный! – закудахтал он, как петух, демонстративно напрягая бицепсы.
- Подождите, что вы так забеспокоились! – Елисар попытался было его урезонить.
Однако стражник, заключив внезапно юношу в тяжёлые объятия, навалился на него всей своей массой. Елисар не успел даже сообразить, что происходит. Барбадос мгновенно припечатал юношу лопатками к широкому плоскому камню и, не дав тому опомниться, резво сел на королевича верхом, будто взобрался на лошадь. Елисару ничего не оставалось, как продолжить борьбу. Он попытался встать на мост, но стражник весил больше королевича раза в полтора, к тому же юноша устал от перехода по подземному тоннелю.
- Врешь, не уйдешь! – торжественно воскликнул стражник, сдавив рёбра парня коленками и прижав его ладони к его же груди своими лапищами.
- Как тебе не стыдно, бочка мясная! – громко возмутилась Элия.
Она попыталась столкнуть нахала с Елисара, но это ей оказалось неподсилу.
- Действительно! Вы мне весь живот отдавили – дышать нечем! – тяжело выдохнул королевич в лицо склонившегося над ним Барбадоса. – Какой же вы задира, ей богу. Что такого обидного я вам сказал?! Не пойму.
- Отпусти его сейчас же, нахал! А не то я возьму камень и дам тебе по башке! – Элия что есть силы пихнула Барбадоса в бок.
- Ой-ой-ой! Как страшно! – ерничает стражник. – Я и так уложил его на самое лучшее место. Если он считает меня слабаком, пусть поменяется со мной местами. А нет, так признай себя побежденным, молокосос!
- Ах так! – захлебывается от возмущения танцовщица. – Ну погоди у меня, - и начинает выбирать камень потяжелее.
- Я не называл вас слабаком! Вам просто захотелось надо мной поиздеваться! – пытаясь выровнять дыхание, укоряет стражника королевич. – Хорошо, я признаю себя побежденным. Вы побороли меня в честной схватке, сударь. Хотя у нас с вами и разные весовые категории.
Бац! Тяжелый булыжник хлопнулся о кудлатую голову Барбадоса. Отключившись, он рухнул на камни рядом с королевичем.
- Зачем ты его так жестоко! – поднявшись на локтях, королевич с укоризной посмотрел на Элию. – Он ведь ничего страшного мне ещё не сделал.
- Ага! – пробурчала Элия. – Он просто уселся на тебя верхом! Удивляюсь, как ты ещё смог разговаривать под такой тушей.
- Подумаешь! – королевич поднялся на ноги. – Не будь я такой уставший, черта с два он уложил бы меня на лопатки.
- Ха! – съехидничала танцовщица. – Особенно, если бы узнал, кто ты есть на самом деле.
Из ладоней королевича и танцовщицы на голову Барбадоса струйкой полилась вода. Стражник тихо простонал, потом открыл глаза, вытаращил их на молодых людей. И вдруг резко привстал на локтях:
- А? Что? Где я?
Стражник охнул и потёр выросшую на голове шишку:
– А вы кто, ребята? Надо же, совсем память отшибло. Помню, будто дрались мы там, в замке, отчаянно. Тут драконы налетели. Я одному топором как дам по башке! Но тут кто-то меня саданул, и я отключился.
Елисар и Элия переглянулись: занесло, знать, стражника от удара по головушке.
Барбадос опять повалился на камни и, закрыв глаза, притих.
- Теперь все ясно, - сделал вывод Елисар. – Его, знать, дракон подцепил на крюк – лет пять назад они так делали в одном из королевичевств – а он именно над этой воронкой сорвался. Повезло, значит, бедолаге. Только не убила ли ты его этаким булыганом?
- Оклемается, - неуверенно протянула Элия. – Я его несильно шмякнула. А башка у него дай боже. Я его помню. Он в нашей харчевне как-то ботнулся спьяну головой о ступеньки – ничего с ним не сделалось. Полежал и отошел…
***
- А я-то, дуралей, смотрю, вроде лицом и статью парень – вылитый королевич! – весело оправдывается Барбадос, подталкивая в спину Элию, которая рядом с Елисаром карабкается по крутому склону ущелья. – Но кому взбредет в голову, что сам повелитель может оказаться здесь без охраны, на рассвете да почти что голый! Ха-ха! К тому же в таком виде я королевича-то никогда в жизни и не видывал. Вот и заело меня! И занесло куда не надо!
- Меньше оправдывайся, больше помогай будущей королевичне! – резюмирует Елисар с кряхтением подтягиваясь руками на корнях растений. – За то, что ты уселся на меня верхом, я на тебя не в обиде.
- Не в обиде! – Барбадос на пару секунд замирает на крутом скате. – Хорошо сказано! Да за такую наглость мне положено минимум сотни две горячих! По голому заду! Опа! – рывком Барбадос выталкивает Элию на ровную площадку у края ущелья и помогает выбраться наверх королевичу.
Часто дыша, Елисар протягивает стражнику руку.
- Э, нет! – до ушей расплываются толстые губы стражника. – Не пристало королевичу руку простолюдину подавать. Я, ваше владычество, как-нибудь сам.
- Да ладно тебе, - кривится королевич, продолжая тянуть к Барбадосу руку.
- Йэх! – безуспешным рывком Барбадос попытался выбросить свое упитанное тело на край ущелья.
- Давай помогу! Экий ты упрямый однако! – королевич явно начинал сердиться.
- Уж простите меня, ваше владычество, - Барбадос продолжал пыжиться, снова «атакуя» край ущелья.
Парень и девушка схватили стражника за куртку и что есть силы потянули на себя.
- Благодарствую, ваше владычество! – резко выдохнул Барбадос, оказавшись на поверхности.
Бедняга явно устал и запыхался.
Королевич же выпятил грудь колесом и руки упёр в бока:
- Ну что? Отдохнем и поборемся?
- Вот ещё, выдумал! – Элия, похоже было, не на шутку испугалась.
- Ить, какая борьба! С повелителем! – воскликнул Барбадос. – Да вы меня, ваше владычество, одним только взглядом к земле припечатать способны!
- Ну что ты дурачишься, Елисар! – танцовщица говорила уже таким тоном, будто считала себя состоявшейся королевичной. – У нас времени в обрез! Того гляди, кощеевы ищейки сюда нагрянут, а ты!… До игры ли сейчас!
Елисар сделал вид, будто тон Элии его не задел:
- Ну, положим, про мой взгляд Барбадос преувеличивает. Какой я к дьяволу владыка! От государства моего, поди, одни головешки да развалины остались. Войско, поди, разбежалось кто куда. Подданных своих защитить я не смог. Какой из меня королевич?! Я – бездомный бесштанный бродяга, с босыми ногами! А ты, Барбадос, мой бывший стражник. Сейчас такой же бродяга, как и я. Разве что одетый и с кинжалом на поясе.
- Ой, ваше владычество, вы уж меня, старого дуралея, извините! – по-лакейски закудахтал Барбадос, бухаясь на землю и с пыхтением стягивая сапоги. – Они, конечно, далеко не королевичевские, к тому же для вас и великоваты. Но все лучше, чем без сапог.
- Ты что, спятил! – Елисар аж рот открыл от удивления.
- Я, оно конечно, хотя и старый дуралей, но босыми ногами запросто где хошь пройду, хоть по битому стеклу, - затараторил Барбадос, поднимаясь на ноги. – Мы ужо вам получше обувку раздобудем где-нибудь. Ежели на развалинах не всё сгорело. Да вы не волнуйтесь! Коли прикажете, я и портки свои вам отдам. У меня спальники подлиннее ваших аж на целый локоть – не замёрзну, да сейчас ещё и тепло!
Барбадос принялся распутывать ремень на штанах. Королевич сконфузился:
- Послушай, Барбадос! Какой ты старый?! Сколько тебе лет-то хоть?
- От роду тридцать пять будет. Сейчас я скину портки-то. Не гнушайтесь уж, ваше владычество, они недавно стираны. Моя…, - Барбадос вдруг будто споткнулся на словах.
- Да ты меня старше-то всего на десять лет. Ты мне даже в молодые папы не годишься! А туда же – старый дуралей. Отныне ты мой товарищ, а не слуга. Так оно лучше будет. Э? Да что с тобой, дружище?
От удивления брови Елисара полезли на лоб, потому что Барбадос по-детски всхлипнул, уткнулся лицом в предплечье и зарыдал несмотря на отчаянные попытки сдержаться.
От такой неожиданности Элия возмутилась:
- Ну вот! Такой верзила и плачет! Думаешь, у тебя одного только кощеевы набежники родных уволокли?!
Барбадос буквально взорвался рыданиями – королевичу даже не по себе стало. И в Элие что-то надломилось – она тут же перестала смотреть на Барбадоса с осуждением.
- Друг, не надо так, - королевич осторожно тронул его за плечо. – Ну что теперь сделаешь.
Барбадос вроде бы затих, но руку от лица не отрывал.
- Кто у тебя? Мама? (Барбадос мотает головой из стороны в сторону) Жена? (Барбадос молчит).
- Понятно, - вздыхает королевич.
- Она ребенка ждала, - вяло, будто безучастно двигаются вспухшие губы Барбадоса. – И сестра там осталась. На выданье девка была. А маму тот год схоронили, - он судорожно сглотнул.
- А у меня в городе кроме матери младший братишка остался. Не родной – названный, сиротка пару месяцев назад к нам прибился, - задумчиво вздохнула Элия. – Хорошо, если его драконы унесли. Сдается мне, Кощей детишек собирает не для того, чтобы убить их.
- А для чего ж тогда?! – Барбадос вдруг злобно гаркнул. – Всю молодежь, гад поганый, переловил в Отрантурии. Да покрасивее девок да парней отобрал! Чтоб ему черти по ночам иглы в вены втыкали, злодею проклятому!
- Ну, не знаю, - Элия пожала плечами. И вдруг спохватилась: – Ой, я же совсем голая перед двумя парнями стою!
Она резко присела, скрючилась, картинно обхватила себя руками. Будто до этого Барбадос и Елисар её не видели голой.
- Не смотрите на меня хотя бы!
- Ну, Элия, ты даешь! – усмехнулся Елисар. – Где ж мы тебе платье сейчас найдем! Так и придется тебе, милая моя, голой идти до ближайшего селения.
Барбадос же быстро скинул куртку:
- Вот, возьми, красоточка! Она тебя всю прикроет – не хуже платья. А мне и рубашки вполне хватит, - стражник весело набросил куртку девушке на плечи.
- Ого! – поднявшись, Элия притворно сгорбилась. – Тяжела, однако, твоя роба!
- Уж не обессудь, принцесса. В куртку железные бляхи вшиты – для защиты от сабель и стрел. Могу токмо, ежели пожелаешь, отдать тебе рубаху взамен. А куртку со штанами отдадим королевичу.
- Нет уж! Лучше пусть королевич отдаст мне свои спальники, а сам наденет штаны и рубашку…
- Что вы, принцесса, право! Пристало ли девице мужские спальники носить! – Барбадос даже опешил от такого предложения.
А королевич хмыкнул:
- Они все будто помешались на моих одеждах. Не одна Элия норовит выпросить у меня какую-нибудь тряпку из моего гардероба. Потеха да и только! Интересно, как бы мужики выглядели в бабьих нарядах?
- Так бы и выглядели – мужиками в бабской одежке, - повела бровями Элия. – Подумаешь, какая важность. Спальники – они и есть спальники. Или жалко?
Пока Барбадос в раздумье чесал затылок (чего только не бывает на свете!), юноша успел скинуть своё чрезвычайно короткое исподнее и укутался в барбадосову куртку, которая едва прикрывала наготу королевича.
- Послушай, друг, - Елисар наморщил лоб. – Похоже, Элия права. Тебе лучше в куртке остаться. Чуешь?
- А…, а вы как же, ваше владычество? – до Барбадоса с трудом доходило, что имеет в виду королевич. – Нешто голым пойдете по степи?
- Ещё раз тебе говорю: какое я к дьяволу владычество! Я и раньше-то терпеть это слово не мог, а сейчас тем более!
- Понял, ваша властность! – обрадовался вдруг Барбадос. – Вы мне назад куртку, а я вам штаны и рубашку!
Трех секунд не прошло, как Барбадос остался в одних подштанниках длиной до колен.
- Ну вот такие спальники с мужика я точно снимать не буду! – гоготнула Элия.
- Прекрати высмеивать! – строго одёрнул её королевич. – Лучше возьми рубашку, а то плечи на солнце сожжешь.
- Да и вам, ваша властность, лучше бы куртку при себе оставить. Мне-то ведь…
- Прошу тебя серьёзно: не называй меня больше ни властностью, ни владычеством! Мне это неприятно, понимаешь или нет? – рассердился Елисар.
- Хорошо, хорошо, ваша… прошу прощения, мой господин…
- И господином не называй. Что, нельзя просто по имени – Елисар?!
- Простите, господин Елисар, но я…
- Тебя не переделаешь! – машет рукой королевич. – Ну если тебе так трудно называть меня по имени, говори тогда многоуважаемый королевич, что ли… Или нет, просто – господин Елисар. Не мой господин, а господин Елисар. Неужели так трудно перестать преклоняться перед тем, кто этого не хочет?
- Будь по вашему, ва… э-э… господин э-э… Елисар. Так вот! Я к тому, что моя дублёная шкура выдержит любое солнце. А ваша спинка, боюсь, обожжётся…
- Так, всё! – отрезал королевич, которого чинопочитания стражника откровенно достали. – Изнеженных здесь больше нет, понятно! И ты наденешь куртку, а я пойду в твоих штанах. Ты и так мне делаешь большое одолжение. И никаких но! Иначе я вообще нагишом пойду!
Тон, на котором королевич решительно закончил обсуждение вопроса «кто в чем пойдет искать пристанища», и впрямь напугал Барбадоса. Толстяк только досадливо крякнул, махнул рукой и, снова напялив сапоги – уже на голые ноги – бодро зашагал за юной парочкой.
***
Возвращаться к развалинам бывшей столицы своего удела королевич отказался наотрез. Дескать, нечего душу бередить. Да и что там полезного найдешь после такого пожарища?! Зато чёрные крыланы вполне могли на пепелище устроить засаду, предполагая, что королевича вполне реально может потянуть на поиски семейных реликвий.
Спорить по этому поводу с Елисаром не стали. Элия тоже опасалась попасть в засаду, хотя и беспокоилась о матери. Девушка отлично понимала, что риск, которому её любимый непременно подвергнется на новоявленном кладбище целого города, окажется совершенно напрасным. Ведь если Вертранте удалось выбраться из ночного ада, то вряд ли что с ней случиться, надумай она искать свою дочь на развалинах. Её-то чёрные крыланы точно с собой не утащат: не в том она возрасте, чтобы для них интерес представлять. А просто так убивать людей, тем более женщин, как отлично знала Элия, кощеевы посланцы привычки не имели. Ну а маленького сиротку по кличке Уголёк (так его прозвали горожане за вечно чумазые щеки и выпачканную сажей одежду)… Как бы жалко его не было – разве за ним уследишь. После того, что ребенок пережил в эту кошмарную ночь, если он выжил и отбился при этом от спасшихся горожан, то вряд ли вернется туда, где едва не сгорел заживо или не оказался затоптанным на смерть. Тем более, что ребенка, даже не очень привлекательного с виду, крыланы не поленятся забрать с собой…
Больше всех тянуло на развалины Барбадоса. В глубине души кляня себя за непростительную трусость, проявленную им во время ночной битвы, стражник всерьез полагал, что, тщательно осмотрев развалины города, он хоть как-то искупит свою вину перед женой и сестрой, которых позорно бросил на произвол судьбы. Он даже распалял себя мыслью, что, встретив на пепелище крыланов, придумает, как отомстить им за всех погибших соотечественников разом. Но при всём при этом перечить королевичу Барбадос не решился. Возможно именно потому, что глупость идеи задать перцу кощеевым посланцам, имея при себе один лишь кинжал, была уж слишком очевидной – даже для Барбадоса. А жена с сестрой… И он хорошо понимал, что живым им там делать нечего, а мёртвые – они наверняка превратились в пепел. В такой ситуации оставалось только надеяться на лучшее. В том числе и на то, что, если родные оказались в числе спасшихся (Барбадос почему-то верил в это без колебаний), то с ними ему удастся когда-нибудь встретиться…
Словом, Барбадос решил для себя прежде всего исполнять свой государственный долг – долг королевичевского стражника. То есть повсюду следовать за Елисаром и при первой же необходимости закрыть королевича собственной грудью.
***
Елисар, Элия и Барбадос босыми шли по открытой степи. Свои тяжелые сапоги рыжеусый стражник, не выдержав, скинул и тащил в руках, по-прежнему семеня в длинных, ниже колен, подштанниках и куртке. Танцовщица «щеголяла» в барбадосовой рубашке и елисаровых трусах, королевич – в одних только барбадосовых штанах, которые он крепко стянул ремнем, но они все равно с него сползали и юноша был вынужден всё время их подтягивать. Все трое сильно устали. Барбадос без конца вытирал с лица обильный пот, Елисар с трудом волочил ноги, Элия же и вовсе была готова в любую минуту свалиться без чувств.
Королевич вдруг остановился и, усевшись на желтую от солнца траву, принялся сосредоточенно закатывать штанины по ногам как можно выше. Воспользовавшись случаем, Элия с криком «Й-эх!» растянулась на спине, прикрыв глаза растрепавшейся прической. Груди её высоко и часто вздымались.
Барбадос, крякнув, тоже уселся на траву, скрестив свои мощные волосатые ноги калачиком.
- Проклятое солнце, - проворчал он, ероша свои волосы на голове. – Так я, пожалуй, из красного превращусь в желтого, задери меня шайтан.
- Солнце нельзя ругать, - на полном серьёзе откликнулся Елисар. – Оно – наш царь и бог… А вот как вы, бедные стражники, в полуденную жару такие штаны на себе таскаете? А куртки какие, а! Я бы, честно говоря, лучше б в своих спальниках остался – в них хотя бы идти легко.
- И не проси – не отдам, - как во сне протянула танцовщица. - Хотя ты в них гораздо лучше смотришься, чем в этих веригах, всё равно – что с тебя упало, то на мне пропало.
- Тебе ж рубашку дали, - игриво укоряет королевич. – Она тебе в аккурат по колено. Зачем же тебе ещё и трусики?
- Как? Как ты их назвал?! – с живым интересом в глазах Элия приподнялась на локтях. – Трусики? Почему трусики?
Королевич нехотя встал:
- Они прячутся под штанами, то есть как бы боятся, трусят показываться людям на глаза. Потому и трусики.
- Ха-ха! – гоготнула танцовщица. – Так смешно и так мило! Трусики! Пожалуй, и я буду так называть все свои коротенькие спальники.
- Поднимайся давай-ка! – ласково прикрикнул королевич. – Нельзя под солнцем долго лежать. Надо искать селение. Или хотя бы воду.
- Ваша властность, разрешите обратиться! – затараторил Барбадос. – Похоже, это место я припоминаю. Скоро мы наткнемся на деревню. Она там, - стражник указывал рукой на горизонт, - под яром у озера. Шагов с тысячу – и мы дойдем.
- А как это ты узнал место? Ведь никаких особых примет здесь, по-моему, нет, - недоумённо протянул королевич. – И не называй меня больше, пожалуйста, вашей властностью или вашим владычеством. Сколько раз можно повторять это?
- Как неохота вставать, - Элия захныкала.
- А вот взгляните-ка, - ткнул рукой под ноги Барбадос.
Королевич увидел слегка заросший травой след от колес арбы.
- Это не кочевая телега, - с видом знатока пояснил Барбадос. – Хотя и степные бестии здесь, наверняка, тоже шастают. Но это точно не их телега. Слишком уж широкие обода у этих колёс.
В раздумье помолчав, королевич махнул рукой:
- Пойдем, пожалуй.
Элия с ворчанием встала на ноги, и троица снова двинулась на северо-запад…
Примерно через час перед ними внезапно открылась низина. Шагах в пятистах от гребня холма, на который они незаметно для себя поднялись, заблестела водная гладь. Озеро оказалось не очень большим – локтей восемьсот в длину и пятьсот в ширину. Питалось оно, по-видимому, донными родниками, а от степного ветра охранялось густым камышом, буйно растущим вдоль берега. Сразу за озером начиналась деревня – убогие мазанки и клети, плетеные заборы вокруг огородов, узкие кривые улочки. А у берега на той стороне болтались на воде привязанные к вбитым в берег колышкам чёрные лодки-долблёнки. Между ними лениво плескалась детвора, а кое-где пили воду коровы.
- Глядите-ка, оазис! Настоящий рай среди степи! – воскликнул Елисар, указывая на озеро.
Лицо королевича озарилось искренней мальчишеской улыбкой.
- Что-то мне не нравится эта идилия: слишком уж тихо здесь, - в голосе Барбадоса застыла бойцовская настороженность. – Не ловушка ли это?
- Ага! Именно для нас! – съязвила Элия. – Ты, наверное, пока стражником в дозоре ходил по крепостной стене, по-другому мыслить разучился Всё-то тебе кругом враги мерещатся.
Барбадос мотнул головой:
- Бр-р-р! Бабу слушать – только проблем наживать.
- Ой-ой-ой! – покривлялась Элия.
- Да хватит вам, - отмахнулся Елисар. – Кто бы там нас ни ждал, а деваться нам некуда. В конце концов семи смертям не бывать. Как говорится, была не была.
И пошел в низину первым, руками поддерживая закатанные выше колен штаны. За ним в припрыжку побежала танцовщица. А Барбадос, хмуро покачав головой, вздохнул и тоже двинулся вперед. В конце концов, он стражник королевича, хотя и в подштанниках.
На той стороне их уже заметили. Откуда-то из кустов вынырнул мужик с чёрной козлиной бородкой – тощий, в рваных портках по колено и вылинявшей безрукавке на голое тело. Прикрикнув на болтыхающихся между лодками мальцов, от чего они выскочили из воды и прыснули в деревню, мужик отвязал длинную смоленую лодку, вытащил со дна лодки длинное плохо струганное весло и повел долблёнку к противоположному берегу.
Троица гуськом двигалась уже по тропинке, протоптанной к озеру местными жителями.
- Смотри-ка, нас встречают! – покривлялся королевич.
- По мне пусть хоть охрану к нам приставят. Лишь бы воды напиться вдоволь, – устало изрекла Элия. – Эй, Барбадос! Ты все знаешь. Вода-то в озере хоть пресная?
Стражник настороженно сверлил глазами камыши, через которые вела тропинка. Заметив рядом с камышами весело журчащий ключ, все трое, сдерживая радостные вопли, упали на колени и кинулись жадно пить, ладонями черпая воду из образованной ключом лужицы. А через пару минут они уже сидели в лодке, которую мужик с козлиной бородкой, действуя одним веслом на корме, лихо гнал к деревне.
- Мы ещё вчера ночью дымку от пожара заметили, - увлеченно болтал перевозчик. – Знать, думаем, что-то большое горит. А что большое недалече отсюда? Вестимо - королевичевский замок.
Немного помолчав, перевозчик посетовал:
- Да, жизнь нынче непростая пошла. Вроде и большой войны давно не было, а неспокойно в Отрантурии. То одна, то вторая вотчина вдруг заревом заполыхает… Нас вот, вроде, бог миловал. Озеро только год от года все мельче становится – рыбы все меньше вылавливаем. А так… тьфу, тьфу!
Все угрюмо молчали. Но Барбадос не выдерживал – спросил перевозчика:
- И никто не нападал на вас?
- Как видишь, целы пока что, - не сразу откликнулся мужик.
- Ни степняки, ни тати не нападают? – не верится Барбадосу.
Мужик смутился – не ожидал такого вопроса. Молчит, а сам усерднее толкает веслом, как шестом, в озерное дно. Наконец, лодка уткнулась носом в берег.
- Прибыли, - оживился перевозчик. А глазами по сторонам – «зырк-зырк». – Айда ко мне на постой. Я рядом с берегом живу. Третья мазанка в ряду по правую руку от нас.
И повел их по травянистой тропинке. Впереди королевич, за ним – девушка, после нее – Барбадос, а местный – позади всех.
- Домишко у меня хотя и не городская гостиница, а все одно уютный. Я ноне один живу: жена тот год померла, а детишек – двое было – кощеевы крыланы уволокли. Ушли оне без спроса в степь – только их и видели.
После маленькой паузы Барбадос тихо поинтересовался:
- А что, крыланы часто к вам наведываются?
- Да нет, - спокойно ответил мужик, водя глазами по сторонам. – Не так чтобы очень. Последний год вот как-то больше стороной нас облетают. На что мы им? … Ну вот и дошли, - он усиленно делал свой голос веселым и гостеприимным.
- Сюда, гости дорогие, вот в эту халупку, - указывает мужик на заросшую чертополохом и покосившуюся на петлях калитку. – Вы уж извините, я долго не пропалывал тут. Мы как-то к энтой бесовой траве привыкли. А гости у нас редко бывают. Глушь ведь.
Мужик со скрипом отворил калитку и быстро прямо голыми ладонями повыхватывал из слежавшейся земли чертополох.
- Милости прошу к нашему шалашу!
Первыми прошли во двор гости – королевич, танцовщица, стражник.
Барбадос неожиданно для всех уселся у калитки со стороны двора и напялил на ноги сапоги, которые он до этого все время тащил связанные за спиной.
- Ты чего это? – удивился королевич. – У самого дома решил обуться!
- Да я это, тут колко, - неуверенно пробормотал Барбадос.
- Ты как будто не в себе, - посочувствовал Елисар.
- Небось ноги озябли, - усмехнулся хозяин жилища (а сам, улучив момент глазами кому-то в глубине двора зырк-зырк). – Ничего, бывает. В мазанке солома на полу – сам разуется. А вы-то, ваше высокородие, проходите – уж не гнушайтесь.
Двор как двор – кривые низкорослые яблоньки и каштаны, арбузные плети между ними, кусты малины. И, конечно, много крапивы и чертополоха – целые заросли высотой чуть ли не по грудь. Сразу видно, что двор запущен. Перед низкой скособоченной мазанкой, к которой от калитки вела заросшая травою тропка, валялись кучки разного хлама – обломки какой-то телеги, не струганные доски, мотки проволоки, черенки от лопат и грабель и прочая рухлядь. Вместо крыльца у входа в мазанку примостилась почерневшая от времени деревянная приступка. Зато дверь – беглого взгляда хватало, чтобы понять, насколько крепка она была. Не иначе как из дуба сделана была да ещё железными полосами укреплена.
Мужик заторопился вперед, с силой нажал на дверь всем своим тощим телом – она со скрипом отворилась. Вход зазиял темнотой.
- Вы уж не взыщите, господа! – притворно расшаркался хозяин. – Там хоша и темновато, зато уютно и прохладно. Да и темень токмо в тамбуре. А в горницу-то божий свет из окошек льется.
- Окошки у вас какие-то странные. Очень уж маленькие, - хмыкнула Элия, снисходительно оглядывая два задрапированные рыбацкой сетью овальных отверстия в стене мазанки. – Точно дупла в дереве.
- На тюремные похожи, - бурчит Барбадос.
- Да что вы, ей богу! – хозяин будто напугался.
Но вдруг словно взял себя в руки и, стараясь быть как можно развязнее, грубо отшутился:
- Конечно на тюрьму. Сейчас вот запру вас туточки и не выпущу, пока не скажете, где золото свое зарыли.
- На что оно тебе-то, золото? – во взгляде Барбадоса возникла враждебность. – Ты что ли ходишь куда на базар?
- А то нет! – мужика немного передёрнуло, но он решил упереться, выпучив на Барбадоса глаза.
- Да ладно вам! – махнув рукой, королевич перешагнул через порог. – Темно, но вроде чисто, не как у дома, - донёсся из коридора его снова посвежевший голос.
Скрипнула вторая дверь, в сенцы из горницы проникла слабая полоска света.
- О! Хоромы прямо! – в голосе парня прозвучало неподдельное уважение к деревенскому быту. – Чего встали? Заходите. Честно говоря, я впервые в таком жилище. Ни разу ещё не видел, как живут мои подданные за пределами столицы.
От этих слов у хозяина мазанки аж правый глаз дернулся, да не единожды. Однако он сделал вид, будто не понял, о чем только что сказал юный гость.
Барбадос вдруг пристально посмотрел на чернобородого и резко буркнул:
- Сам сперва топай в свою халупу. Покажи гостям, где что.
Опустил глаза, хозяин боязливо пробормотал:
- Сейчас, сейчас. Все покажу.
И прошмыгнул вслед за танцовщицей, которая уже успела догнать королевича – разве может она его одного бросить.
Оставшись один, Барбадос с тревогой озирался по сторонам. Заметив рядом с кучей хлама тяжелую суковатую дубину, широким шагом подскочил к ней, взвесил дубину на руке, продолжая в то же время что-то высматривать в куче хозяйского хлама. Взгляд Барбадоса внезапно наткнулся на прислонившийся к поленнице топор. Барбадос прибрал и его. С виду это был явно не бытовой, а боевой топор – сам в форме полумесяца, острый и блестящий, а топорище идеально цилиндрическое с набалдашником на нижнем конце. Такой в руке воина как влитой держится. Косясь на дверь, Барбадос тихонько подошёл к входу в мазанку и дубинку с топором запрятал за дверной косяк. Едва он это сделал, выскочил чернобородый.
- Ну вот, разместил господ, беспорточная твоя душа! – весело бросил он Барбадосу. – Давай и ты размещайся. Там свежая солома – хорошо выспитесь. А я сейчас ключевой водички вам принесу, а потом и рыбки зажарю – покушать гостям. А может и ещё знаешь что? – мужик лукаво подмигнул, поднося свой рот к уху стражника и сложив ладони у губ домиком. – Клюкнуть немного раздобуду!
Хохотнув, чернобородый дружески шлёпнул Барбадоса по плечу и умчался – только калитка за ним и скрипнула.
Стражник зло посмотрел ему вслед. Потом осмотрелся ещё раз. Постояв у порога, Барбадос решил присесть у открытой двери.
- Барбадос! Ну чего ты там встал, будто пень? – послышался из мазанки веселый голос Елисара. – Не стесняйся, иди сюда. Здесь хорошо.
- Как в чистом хлеву! – звонко вторит королевичу Элия. – Так хорошо соломой пахнет! Аж в сон клонит.
- Барбадос! Чего не отвечаешь? – кричит королевич. – Иди поспи немного.
Помолчав, стражник откликнулся:
- Я тут покараулю.
- Да ладно, друг, отдыхай! От кого здесь караулить? – королевич начинал уже зевать. – Съесть бы что-нибудь, да спать хочется.
Калитка скрипнула снова – ввалился хозяин с двумя деревянными бадьями воды.
- Ты чего это, гостюшко дорогой! – мужик поставил ведра у двери. – Воды ждёшь али не по нраву тебе моя халупка пришлась? Ну ладно, не буду вам мешать. Отдыхайте, а я обед пойду приготовлю.
И снова убежал. Барбадос покосился на воду, потом прислушался к деревенской тишине.
Юная пара уже в полутьме на соломе, равномерно наваленной прямо на пол, во всю целовались – из окошек во двор доносились их томные вздохи и сладкие стоны.
Барбадос улыбнулся: хорошо быть молодым, особенно когда рядом умелый стражник. Но тут же нахмурился и давай стрелять вокруг себя глазами. Барбадосу и самому хотелось улечься. Но, чуя ловушку, стражник заставил себя остаться у входа.
А в это время двое дюжих парней в разбойничьем обличье разглядывали Барбадоса в щелку забора. Оба были одеты в бараньи безрукавки, вывернутые мехом наружу. Волосатые руки они предварительно чем-то размалевали, на поясах широких полотняных шаровар, за кушаками – чёрными – кривые острые кинжалы притаились. Головы же у братков были по-разбойничьи лохматые.
А чуть подальше, у заросшего крапивой и обвешанного паутиной старого сарая взволнованно шептались другие двое – тот, что встретил Елисара с Элией и Барбадоса, и какой-то лысый, длинный, размалеванный раскраской. И главным элементом в этой, явно боевой, раскраске были человеческие ноги до колен, забитые в колодки.
- Точно я тебе говорю! Истинно это наш королевич! Елисар и двое его личных слуг! – божится чернобородый, недобро выпучив глаза. - Зачем я тебе врать-то буду!
- Ты уверен? – с прищуром смотрит на чернобородого лысый. – Это сам королевич?
По тону лысого ясно, что ему вроде и хочется поверить, и оснований для этого он не видит.
- Не веришь! – шипит чернобородый. – Я хоть когда тебя кидал?!
После паузы, во время которой оба буквально сверлили друг друга глазами, сомнений в голосе лысого поубавилось, однако недоверие в нём пока что задерживалось:
- Королевичи в чужих портках ходят, да? С голым торсом по степи. Пешком. И с какими-то дурнями.
- Да я те клянусь королевич это! Он сам проболтался! Никогда, говорит, не видел, как живут мои подданные в деревне!
Снова пауза. Потом лысый спрашивает уже более спокойно:
- Точно слышал? Он это сам сказал?
- Нет! Я придумал! Чтобы потом ты мне голову снёс, ежели окажется, что это никакой не королевич, а просто дешёвый проходимец! Мне что, делать нечего?!
- Ладно! – лысый кивает. – Поверю! Теперь скажи, кто может дать за него хороший выкуп?
- Ну ты даешь! – кривится чернобородый, качая головой из стороны в сторону. – Я тебе его привел, поймал, можно сказать! Дак ещё и покупателя тебе найди!
- А все-таки! – в голосе лысого неумолимая разбойничья строгость. – Твое мнение! Я легко продам его? Сыны Уйтархатуга взяли бы?
- Тебе их лучше знать – ты с этим отродьем дружбу водишь!
Во взгляде лысого сквозит угроза. Чернобородый смягчился:
- Что твои уйтархатуги! Много ль у них золота! А тебе нужно оружие, зимняя одежда, овес для лошадей, солонина, мука, зерно, вино, масло! Разве степные дьяволы дадут тебе все это? Ты отдай королевича кощеевым крыланам! Они уж с тобой расплатятся!
- Но-но! – с выраженной злобой в движениях и взгляде лысый ухватил чернобородого за грудки.
- Ну ладно, не ерепенься! – чернобородый всеми силами пытался показать, что не боится. – Хрен с ними, с этими крыланами. Отдай королевича любому из его братьев. А лучше всего – Дарсину Лы… ой – Светлоголовому. Я слышал, он давно на него глаз положил. И деревни королевича потихоньку уже давно никому грабить не дает.
Лысый задумчиво кивнул, отпустив чернобородого. Тот куда-то ушёл, а лысый свистнул, и около него как из-под земли выросли трое очень похожих на него братков, только по лицам их можно было понять, что это не копии. В руках братки сжимали кнуты на коротких рукоятках, а за поясами у них торчали длинные кривые кинжалы.
- Тарбу та хик! Гамса торда! – тихо приказал лысый своим подельникам на тарабарском языке, и те, злорадно ухмыльнувшись, медленно кивнули…
… Елисар и Элия в полутьме рыбацкой хижины занимались любовью. Они увлеклись настолько, что сначала никак не среагировали на шум борьбы и поднятую Барбадосом ругань, внезапно раздавшиеся во дворе. А там вовсю шёл бой.
Застичь Барбадоса врасплох разбойникам не удалось. И теперь один из них лежал на дровах с разбитой головой, а другие яростно стегали стражника кнутами. Барбадос было выхватил из-за пояса кинжал, но кнут разбойника выбил его из ладони стражника. Однако за хлыст второго нападавшего Барбадос успел-таки уцепиться. Резкий рывок, и не выпустивший кнут разбойник оказался прямо перед Барбадосом. Могучим кулаком стражник тут же засадил разбойнику в физиономию. Браток опрокинулся навзничь, однако кнут его приятеля начал опоясывать Барбадоса все яростней - на лице стражника появились яркие рубцы.
- Ах вы твари! – истошно и зло закричал Барбадос, ухватываясь за второй кнут.
Елисар резко оторвался от Элии.
- Что там! На нас напали!
Королевич в чём мать родила выскочил на помощь Барбадосу. Увидев абсолютно голого юнца, разбойники захохотали, показывая на Елисара пальцами.
- Чего ржете! Хватайте его! – заорал чернобородый, выглянув из-за калитки.
Тут же забор перемахнули два лохматых бугая, что наблюдали за Барбадосом в щелку. Барбадос успел отступить к двери мазанки, повернулся к врагам спиной и схватил королевича в охапку. Хохочущие разбойники принялись от души хлестать Барбадоса по спине.
- Вяжите его, придурки! – вопил чернобородый.
Однако Барбадос сумел ввалиться в тамбур мазанки и захлопнуть тяжёлую дверь прямо перед носом у лохматых бугаев, намеревавшихся было, напав на Барбадоса со спины, заломить ему руки. Разбойники попробовали выбить дверь с разбега, но она не поддалась.
- Хватит! – прикрикнул на них чернобородый. – Эту дверь для того и ставили здесь, чтоб добыча не ускользнула. Запрем ее снаружи, и пусть сидят, пока сами не сдадутся.
Королевич и стражник тяжело дышали. Они остались в тамбуре за дверью, готовые в случае чего подпереть ее собой. Снаружи громыхнули ломом, отрезая пленникам путь к побегу.
- Эх, в окна не пролезть! – кипятился Барбадос. – Как чуял, что ловушка это! Но вы, ваша властность, не изволили ко мне прислушаться.
- Ещё раз тебе говорю! Никакая я тебе не властность! Я просто твой друг! Неужели не ясно?! – с придыханиями, возбужденно и сердито крикнул Елисар.
- Друг не друг – теперь, знать, все равно! Хрен ты выломаешь эту дверь!
- Что случилось? – голосом Элии донеслось из горенки. – Разбойники? Да?
Стало ясно, что девушка забеспокоилась по-настоящему.
- Как видишь! – ядовито усмехнулся Барбадос. – Пока вы тут занимались любовью, они чуть было нас не повязали.
- Это ты нас спас? – Элия и удивлялась, и восхищалась одновременно.
- Ха, спас! – желчно выкрикнул стражник. – Ни воды, ни еды! Ни по нужде сходить! Спас, ага!
Королевич положил ему руку на плечо:
- Не кипятись. Ты действительно совершил подвиг – закрыл нас своей грудью. У тебя все лицо разбито, а мы – целехоньки. Могло бы и хуже быть.
- Да уж куда хуже! – сокрушался Барбадос. – Похоже, они знают, кто вы, ваше высокородие…
- Ты опять за своё! Говори со мной на «ты», будь проще. Пожалуйста.
- Эй, вы там! – за дверью раздался грубый голос. – Лучше сдайтесь! Мы вам бросим в окно веревки, а вы свяжите друг друга. Точнее, пусть королевич всех свяжет, а сам так выходит. Долго вам здесь все равно не просидеть.
- Пошел ты знаешь куда! - рявкнул Барбадос.
- Сами свяжите себе руки за спиной! – дерзко крикнула Элия.
За дверью воцарилось молчание: по-видимому, разбойники пришли в лёгкое замешательство. Но уже через минуту пленники услышали изрядно оробевшего чернобородого:
- Вы уж извините, гости дорогие, такое уж наше разбойничье ремесло – заманить в гости, а затем повязать. Вы не бойтесь! Ничего мы вам не сделаем. Просто продадим за хорошие деньги. Да не степному сброду, а Дарсину Светлоголовому. Королевич будет у него на усадьбе жить – только и делов-то!
После длинной паузы, во время которой разбойники злорадно дышали за дверью, Елисар, стараясь делать голос как можно строже, звонко заявил:
- Я тебя, изменника, в гнилой канаве велю утопить! Скоро за мной моя гвардия придет! Ты подумай наперед, что делать будешь и куда побежишь прятаться, кусок собачьего дерьма, помет куриный!
- Не дури, королевич! – трубным басом вклинился в разговор один из кудлатых бугаев. – Замок твой сгорел, гвардия твоя разбежалась! Степняки нынче окружат всех твоих беженцев и закуют в колодки! Никто тебя не спасет! Лучше отдайся на нашу милость, и мы гарантируем, что тебя и твоих слуг в целости доставим тому, кто даст за тебя хороший выкуп. Больше нам ничего не надо!
В переговорах с разбойниками снова возникла пауза. Королевич лихорадочно думал, чем бы ещё можно было припугнуть братков, Элия, выглянув в сенцы, напряженно кусала губы, а Барбадос тяжело и злобно сопел, демонстрируя разбойникам назревающую свирепость. Братки же за дверью тихо переговаривались и время от времени хохотали. Наконец они снова заставили чернобородого говорить с пленниками.
- Ваше высокородие! Эй, там, господин бывший королевич, - преодолевая мужицкое смущение и стараясь выглядеть как можно более развязным, хозяин мазанки окликнул Елисара. – Я вот что думаю: стоит ли Вам, такому молодому и красивому, так неразумно переживать-то?
- Заткнись, кусок дерьма! – не выдержал Барбадос, но королевич жестом остановил его.
Раздался взрыв разбойничьего хохота. А чернобородый противным голосом захихикал:
- О! Наш доблестный страж без порток, хи-хи-хи, надумал голос подать! Прокукарекал королевича, а теперича желает выслужиться перед ним! Будто бывший королевич может разжаловать его из стражников в чёрные слуги, хи-хи-хи!
Разбойники захохотали ещё громче.
- Гад поганый! С козлиной бородой! – зашипел Барбадос.
Но королевич остался невозмутим.
- Я-то пока ещё королевич! – с вызовом бросил через дверь чернобородому развязным господским тоном. – Это ты уже, считай, бывший рыбак!
Снова взрыв хохота, но уже не столь оглушительный.
- Ба-а-а! – весело и желчно протянул чернобородый.
Но королевич тем же тоном продолжил:
- И бывший разбойник! Я не прощаю изменников. И если тебе не удастся сегодня же прикончить всех нас – а на это у вас, дуралеев, кишка тонка – то через пару - тройку дней я прикажу поймать вас и подкинуть на дорогу выродков волчицы! Ты понял, чернобородый козёл?!
В ответ неожиданно для всех не раздалось ни звука кроме редкого кашля и шмыганья носом. Разбойников больше не тянуло смеяться. То ли весь свой запас хохота они уже израсходовали. То ли уверенный тон королевича испортил им настроение.
Спустя минуты три чернобородый снова прохихикал:
- Короче, робяты, хи-хи, посидите пока что взаперти, посправляйте нужду у себя под носом, потерпите без воды и королевских кушаний, хи-хи-хи! А мы покудова хорошенько поужинаем, винца отменного хватим как следует. Нам терпеть ни к чему. Мы, хи-хи, хоша люди и не родовитые, однако есть - пить сладко любим. У нас, чать, хи-хи, молоденький барашек на вертеле томится, свеженькая рыбка на угольках допекается, пироги в печке бабы пекут нам – с крольчатиной и грибами, хи-хи-хи! Одумаетесь можа, так и вам, всем троим, глядишь, что-нибудь перепадет с нашего мужицкого стола. Ну, покедова, господа родовитые!
Приглушенные голоса явно уставших и голодных разбойников начали удаляться в сторону калитки. А ещё через четверть часа в окошки хижины потянуло сладким дымком от костра, на котором, по-видимому, жарилось сочное мясо.
- Аж кишки наизнанку выворачивает, - пожаловалась Элия. – Гады, какую пытку придумали.
Королевич промолчал, только судорожно сглотнул слюну.
К счастью, подувший внезапно ветерок начал уносить от окон сладкий аромат жареной баранины. Пахнуло сухой травой, и всем троим стало легче переносить подавшее о себе знать ощущение голода.
Постепенно надвинулся вечер.
В хижине стало темно. Пленникам ничего не оставалось, как задремать на соломе – так было легче голодать. Однако заснуть ни один из пленников не сумел. Попробуй засни, когда в желудке будто черви ворочаются.
- Да, ребята, - тяжело вздохнул вдруг Елисар. – Навязался я вам на голову! Какой из меня к дьяволу королевич! Простофиля я, возомнивший себя царьком, вот кто!
- Елисар! Хватит, а! И без того тошно, - понуро отмахнулась Элия. – Надеешься этим разжалобить нас?
- Ваша властность! – Барбадосу явно хотелось завыть. – Разреши мне выйти да накостылять им как положено! Ведь пить до смерти хочется! Уж кто простофиля, так это я! Мог ведь бадейку с водой, что гад этот бородатый приволок, сразу в сенцы затащить – так нет же тебе, придурок!
Элия:
- Второй выискался нытик! Что ж ты сразу им не накостылял!
Барбадос яростно подскочил. И сразу же ойкнул, втянув рефлекторно голову в плечи:
- Чертова халупа! Это ж надо такой низкий потолок сделать!
Елисар:
- Ну и чего ты вскочил? Побузить захотелось?
- Э, ваша властность, не время сейчас морали читать! Сейчас я как выскочу да как насую им… топором боевым по мордам!
- Ты опять за своё! Какая я тебе властность?! И ты ещё разрешения у меня спрашиваешь? – устало протянул королевич.
А Элия, не поднимая головы, желчно подтрунила:
- Давай, валяй! Чувствуешь себя мужем грозным – делай дело, а не грозись!
- Ну вот и делаю! Сделаю я их! Будто не делал! – взорвался Барбадос.
- Не советую, - в голосе королевича сквозило равнодушие, вызванное усталостью и жаждой. – Вряд ли что у тебя получится.
- А мы посмотрим! – Барбадос ломанулся в сенцы и, шумно ругаясь и кряхтя, попробовал вышибить дверь
- Гады! Вонючки проклятые! Ломом железным снаружи заперли нас! Трусы! – заорал он в бессильной ярости, по инерции продолжая биться о дверь всем свои упитанным туловищем. – Если вы воины, а не бабы трусливые, отоприте и поговорим как мужчины с мужчинами! Что, от страха в штаны наложили, голодранцы вонючие!
- Чего орешь! – со двора вдруг донёсся развязный голос чернобородого. – Сам ты не голодранец часом? Без порток сюды явился. Пропил их небось по дороге, - тонко захихикал хозяин.
- А! Объявилась гадина болотная! – Барбадос обрадовался и грозно рявкнул: – Открывай, мать твою через колбан! Я тебе сейчас покажу, лягушачья твоя душа!
- Хорошо, - спокойно кивнул хозяин. – Выпущу вас. Только ты топор, что слямзил у меня во дворе, выброси в окошко. А не выбросишь, сидеть вам тута до полусмерти. Снова костры разожжем! – в голосе разбойника аж стальные нотки зазвенели. – А когда от угара вы все в бесчувствии валяться будете, выволокем мы вас на воздух тепленьких, свяжем да и отправим степнякам в подарочек. И уж очнетесь вы на свежем воздухе в их колодках! Лучше делайте, как я вам добром говорю.
- Ах ты, ах ты… гнида! – от ярости и бессилия Барбадос едва не задохнулся.
- А ведь он прав, - обреченно вздохнул королевич. – Пожалели они нас – дали немного отдышаться. Что им стоит снова заморить нас дымом?
Пораздував немного ноздри, Барбадос подошёл к окну с топором в руке. Собрался было со злобою во взгляде вышвырнуть оружие на двор, но замешкался, покосился на королевича:
- А ведь надует он нас, ваша вла…, Елисар то есть. Как пить дать надует. Топор заберет, а воды не даст. Да и не выпустит ещё к тому ж.
Королевич отвернулся к стене и молчал. Элия тупо смотрела в низкий закопчённый потолок. Со стороны могло показаться, что обоим ребятам уже ничего не нужно. Именно это и заставило Барбадоса смирить гордыню.
- Эй, ты, ворожья душа! – окликнул он чернобородого.
Выждав паузу, хозяин хижины вальяжно откликнулся:
- Ну чего тебе, толстобрюхий?
- Как чего? Вопрос к тебе есть.
Со стороны озера вдруг долетели отчаянные мальчишеские вопли. Чернобородый помолчал, прислушиваясь. Но, решив, что мальцы раскричались просто от скуки, тревожиться не стал.
- Что за вопрос? – развязно ответил он Барбадосу, сморщившись, как будто гадости какой попробовал.
- Вот я тебе не верю. Выкину я топор, а ты ни воды нам не дашь, ни дверь не отомкнешь.
Барбадос пытался поймать его глаза своим сверлящим взглядом, но садившееся солнце светило из-за спины разбойника.
Крики мальчишек становились все громче:
- Шайтан степной! Уйтархатуг идет сюда!
- Сам посуди, - чернобородый по-прежнему не обращал внимания на эти крики. – Ну чего мне тебя безоружного опасаться? Ну, здоровый ты бугай, ну и что с того, когда нас цельная дюжина с топорами да кинжалами, а ты безоружный. Впрочем, - спохватился вдруг мужик. – Вспомнил! Ты тогда кинжал из-за пояса выхватывал. Его вместе с топором отдай! И выходите. Мне, честно говоря, вы дороже незаморенные: больше дадут за вас за здоровёхоньких, - последнюю фразу чернобородый произнёс громче, пересиливая вопли подростков.
Ребятня в тот момент пробегала по улице мимо его двора.
- Чего это они раскричались? – даже Барбадосу сделалось любопытно.
- Шайтан их знает, - зевнул чернобородый. – Мальцы – они и есть мальцы. Короче, выходите или как?
И кашлянул пару раз для пущей важности.
Поколебавшись, Барбадос обернулся к Елисару:
- Ваша… извините… В общем, ребята, что скажете, то и сделаю, - едва ли не просипел Барбадос пересохшим от жажды горлом.
По всему было видно: пить ему хотелось так, что кроме воды ничего больше в голову не лезло. И не ему одному – королевич с танцовщицей даже сил уже не имели что-либо советовать. Королевич только махнул рукой и сам закашлялся. Его горло было ещё полно дыма, хотя костер уже более не горел под окнами.
Торг закончился. Из рук в руки передал Барбадос чернобородому топор и кинжал, чтобы взамен получить целых три плошки воды.
- Пейте, ребята! – радостно захрипел Барбадос, пододвигая плошки королевичу и танцовщице. – Сдержал-таки слово этот негодяй!
- Ух ты! – нашел в себе силы порадоваться Елисар, хотя и губы-то его еле шевелились.
Элия же вообще только к воде губами жадно припала. Один Барбадос, традиционно утерев усы, просиял улыбкой и радостно крякнул.
А чернобородый уже и ломом загремел:
- Выходите, ежели желание есть – подышите воздухом.
Но тут же выскочить сил хватило только у Барбадоса. Королевич с Элией на пару минут замешкались, никак не могли отдышаться, напившись воды.
Чернобородый сделал вид, что ничуть не беспокоится по поводу пленников, самый опасный из которых разминал свои ноги во дворе, босиком прошагивая почти до калитки и обратно. Неожиданно с озера долетели гневное ржанье лошади и отчаянные вопли каких-то мужчин.
- Что это там за драка началась? – дружелюбно поинтересовался Барбадос у чернобородого.
Испуганно озираясь по сторонам, мужик пожал плечами:
- Пес его знает!
- Не твои ли степняки нагрянули? – неприкрытая тревога зазвучала в голосе Барбадоса.
Чернобородый молчал. Беспокойно сощурившись, он с топором в руке подошёл к калитке, сквозь кусты попытался разглядеть, что происходит на улице.
- Эй, хозяин! – Барбадос пошёл за ним следом.
Чернобородый резко обернулся, взмахнул топором:
- Чего ещё тебе! А ну, коль такое дело заварилось, иди-ка обратно в клетку и сидите там тихо!
- Не дури! – Барбадос остановился в от разбойника в трёх шагах. – Отдай мне оружие, хотя бы мой кинжал. Если враг на село напал, лишний боец не помешает!
- Прочь! Назад в клетку! – надрывно завопил мужик, замахиваясь топором.
- А ну брось топор на землю! – неожиданно раздался властный голос королевича. - Я пока что ещё господин твой, рабская твоя душонка!
Мужик опешил, вылупил на королевича глазюки. Барбадос одним скачком достиг чернобородого, вместе с ним упал на землю, заломил мужику руку и вскочил с отнятым топором в руке.
- Братки, братки! – во всю ивановскую завопил чернобородый, продолжая валяться под ногами Барбадоса. – На помощь! Рыбка из сети выскальзывает! Скор…
Увы – обозленный Барбадос заткнул ему рот своей пяткой. Правда, дабы тот не пустил в ход свои зубы, стражник тут же и убрал ногу, а вместо этого замахнулся на мужика топором:
- Заткнись, гад! А то до помощи братков своих не доживешь!
- Брось его, Барбадос! Ничего он нам не сделает, - с мальчишеским вызовом изрёк Елисар.
Юноша снова был в своих элегантных спальниках. Свернутые жгутом барбадосовы штаны он держал в руке на манер оружия.
Элия в барбадосовой рубашке выскочила из хижины и подхватила валявшуюся на траве палку. А по кривой улочке мимо двора чернобородого с дикими визгами пронеслись чем-то напуганные мальчишки.
Встав на колени, Чернобородый в страхе затарахтел:
- Помилуйте, ребята! Не до ссоры сейчас! Пацаны от озера как сумасшедшие бегут! Знать, сильный враг на село напал! Огородами в овраги уходить надо! Позвольте, я выведу вас!
Боевые кличи, что доносились со стороны озера, резко сменились на вопли побитых и напуганных людей. По тому, как вопли разносились по сторонам, можно было понять, что жители поселка разбегаются от врага кто куда.
- Ну, чего ждём! – отчаянно зашипел чернобородый, боязливо косясь на застывший в руках Барбадоса топор. - Тикать надо, пока не поздно!
Сморщившись, Барбадос жестом приказал мужику замолчать, а сам напряженно прислушался. Елисар и Элия, взявшись за руки, тоже напряглись, ожидая услышать мнение стражника. Увы – кроме воплей местных рыбаков со стороны озера никаких других боевых кличей не доносилось. Только один раз послышался густой бас рассерженного богатыря:
- Пошли вон, поганцы! Научитесь драться сначала!
Барбадос ухмыльнулся:
- Что-то странные враги пришли сюда. Разбойников местных разогнали, а сами ти-ихо себя ведут.
- Дак ето ишо хужее враги! Й-ет-то же, мотри, кощеевы крыланы обнаковенно так себя ведут! – снова громко зашипел мужик.
Стражник с королевичем переглянулись: а вдруг прав этот чернобородый. Но послышался топот копыт богатырского коня, и Барбадос обрадовался:
- Что-то не слышал я, чтобы черные крыланы на лошадях ездили. Зачем им лошади, когда крылья есть!
- Што ты, батя, што ты! – замахал чернобородый ладонями. – И крылья у них есть, и лошадьми оне не брезгуют! Говорю те тикать надо!
На королевича и танцовщицу слова мужика, пожалуй, произвели впечатление. Они снова напряглись, в глазах у них беспокойство заиграло. А тут ещё и совсем близко от них густой бас раздался:
- Королевич! Королевич Елисар! Где вы, ваше владычество! Подайте голос, если можете!
Звучал голос по-доброму, с приятным бархатом. Однако чернобородый снова зашипел, махая на Елисара ладонями:
- Молчите, сударь, молчите! Оне кем угодно могут притвориться, лишь бы сыскать вас! Слыхали мы, будто большущую награду Кощей назначил за вашу голову! Хотели спасти вас! И сами бы без серебра не остались, и вас бы под надежную защиту пристроили! Так вы не поняли! Ентот вон, рыжий, особенно!
- Заткнись! – шёпотом прикрикнул на него Барбадос. – Лучше покажи дорогу в твои овраги!
Стражник явно колебался в выборе:
- Так и быть, спрячемся в оврагах, а там посмотрим, кто приехал за королевичем.
- Королевич Елисар! Где вы? Подайте голос! Не бойтесь, я друг ваш! – снова долетело до двора чернобородого.
Судя по уменьшившейся звучности богатырского баса, всадник направил коня на другую улицу.
- Что-то голос у этого врага больно добрый да мужественный, - неуверенно заметил Елисар.
- Э, шайтан степной тоже, будь здоров, как мужественный! И добрый, когда сытый! – шипит мужик. – Говорю же, бежим скорее за избу, через огороды, пока он сюда не догадался завернуть.
- Тебя слушать, - Барбадос в сомнениях отмахивается от чернобородого. – Что ты нам первый враг – то мы уже точно на своей шкуре испытали. А что ты нам в оврагах припас – ещё неизвестно.
- Ну, товды давайте, выходьте к нему! – взорвался чернобородый, по-местному коверкая слова. – Мне што! Он вон всю братву разогнал, а ищет-то королевича! Вы двигайте с моего двора товды порасторопнее! Авось без вас я целее буду!
- Ладно, не ерепенься! – отмахнувшись от мужика, Барбадос повернулся к королевичу. – Лучше все-таки, ваша властность, покуда спрятаться да об этом богатыре выведать побольше. Ничего этот дуралей со своими дружками нам не сделают, - грубо кивнул он в сторону чернобородого. – Сейчас это не в их интересах! Ну что, ваше владычество?
- Ты опять за свое! – кто о чем, а Елисару главное – без чинопочитаний общаться. – Ну ладно уж, прощаю на этот раз. А вдругорядь обижусь!
- Извините уж, ваша.…Ну, не буду больше, не буду. Так идем в овраги или нет?
Точку в вопросе поставила Элия. Точнее, не она сама, а то, что она первая заметила. Посмотрев куда-то в небо, девушка вдруг резко побледнела.
- Что с тобой, родная?! – Елисар по-настоящему испугался, схватил ее за руки, с тревогой посмотрел в глаза. – Тебе плохо, да?!
Слабым движением руки Элия указала в небо. И все, включая чернобородого, машинально последовали глазами за ее рукой.
В багровых лучах заката, ровно и жестко работая жуткими крыльями, в сторону рыбацкого поселка двигался дракон.
Все оцепенели. Первым пришел в себя королевич:
- Вот это да! Впервые в жизни вижу такое зрелище!
- Впервые, не впервые – уходим! – взвизгнул чернобородый и припустился бегом от калитки, в сторону виднеющихся за хижиной огородов.
- Уходим, королевич! – решительно схватил Елисара за локоть Барбадос. - Теперь гадать нечего – где дракон, там обычно и крыланы появляются. Поспешим, друзья!
Троица припустилась вслед за разбойником – за хижину, через ягодные кусты, по грядкам во всю прыть, снова через кусты, под ветками деревьев, в густую, по пояс, траву и…Перед ними распахнулся глубокий овраг. Первый – чернобородый, за ним Елисар с Элией и Барбадосом – гуськом покатились по крутому неровному склону, заросшему густой крапивой и чертополохом. И как в вечернем полумраке разобрать, куда несёт нелегкая упавшего в траву?! Лишь бы в пропасть не сорваться. К счастью, тут её и не было. Чернобородый знал, куда бежать.
А дракон уже над самой серединой поселка завис, страшный свистящий ветер над крышами хижин поднял своими крыльями. Тут же отделились от его спины штук шесть крыланов – десантом на деревню. Опустились и давай шастать по дворам, холодным светом вокруг поливая. Дракон же повисел, повисел и, то ли от скуки, то ли у него задание такое было, полыхнул из пасти пламенем на ближайшую халупу.
Истошными воплями зашлись бабы и дети, выбегая из домов на озаренную пожаром улицу. Рассвирепевшие от безысходности мужчины, вынырнув из убежищ, принялись метать в дракона копья. А чье-то длинное тяжелое копье с глухим треском ударило в грудь одному из крыланов. Десантник завалился на бок. Увы, попытки жителей деревни оказать сопротивление ни к чему не привели. Все их отчаянные потуги по сути лишь напоминали истерику людей, чьи карты были биты заранее.
В суматохе пожара дракон принялся ловить кого ни попадя, хищно клацая зубищами. Сытный ужин был у него в этот вечер!
Но крыланы явно просчитались. Их начальник не планировал потерь. Но они случились. Никто в тот миг не заметил могучего, почти полностью обнаженного богатыря, укрывшегося за большой копной соломы. Каким-то чудом искры от пожара не попали на нее. И едва один крылатый враг с этой копною поравнялся, возникла перед ним внезапно зловещая фигура воина. Бьющий из-под драконообразного шлема холодный свет выхватил из мглы его свирепое лицо. Больше крылан ничего не успел увидеть – только холодное пламя клинка полыхнуло перед глазами последний раз в его жизни…
Чернобородый, Барбадос и королевич с танцовщицей лежат в лопухах на склоне оврага, надёжно прикрытые повсюду растущим кустарником. Сверху до них долетают отблески пожара и вопли несчастных жителей поселка.
- Что же они не прячутся в овраге, как мы? – с надрывом в голосе недоумевает Элия.
- Тише ты, дуреха! – прикрикивает Чернобородый. – Кто успел, тот уже в надежном месте! Остальных, знать, не спасти, пока эта змеюка не нажрется до отвала, - и откашлявшись, поясняет: - Давненько, знать, его у нас в гостях не было. Последний раз, как щас помню (мне товды годов с десяток от роду было) полдеревни этот гад спалил, а сожрал только пару волов да с полдесятка овец – людей не тронул. Вот теперича дождались – человеков хавать стал, поганец проклятый – туши свет!
- Хватит трепаться! – злобно перебивает его Барбадос. – Ты только что вякнул, будто те, кто успел, спрятались в надежном месте. Ну-ка вспоминай, поганка, где это место!
- Но-но! Не командуй мне давай! – огрызается чернобородый. – Пога-а-нка! Сам-то хто! Если хошь знать, кабы вы с королевичем сюды не заявились, кощеевы крыланы на спине этой гадины сегодня бы здесь не были! Бьюсь об заклад, они Елисара ищут!
- Щас я пришибу тебя туточки, как таракана! – злится Барбадос, хватая чернобородого за шиворот. – А ну веди нас в убежище, дурачина!
Чернобородый пытается вырваться, пихает Барбадоса в грудь кулаками и ворчит:
- Кабы не я, ты бы, жирный боров, уже поджаренный был дракону на ужин! А вместо благодарности ты меня за шиворот лапаешь, бродяга бесштанная!
- А ну-ка прекратите! – тихо, но решительно приказывает королевич. – Нашли время!
В спор Барбадоса и чернобородого внезапно вклиниваются дикие вопли и шорох кувыркающихся тел.
Трех секунд не прошло, как Барбадоса, королевича и мужика накрыли кубарем скатившиеся сверху люди. На каждого из невезучей троицы улёгся, к счастью, лишь один незваный гость. Элие же и вовсе подфартило: совсем такого «покрывала» не досталось.
Первые секунды разбойник, стражник, юный королевич и растянувшиеся на них люди, опешивши от такого поворота событий, не шевелились. Потом раздался хриплый и развязный бас какого-то пьяницы:
- Эт на что меня угораздило! Кум, ты слышишь? Где ты, Кум?
Достойно выдержав паузу, Кум откликнулся:
- Ктой-то подо мной сопит… Да тяжело вроде сопит-то!
Переживая за Елисара, Элия навострила уши. Вслед за возней и кряхтением послышались тихая ругань Барбадоса и недовольное шипение чернобородого.
- Черти што! Шмякнулись, мать вашу за ногу, прямо на человеков да ещё сползти не торопятся! Чать не матрас я тебе, сквалыга жирная! – шёпотом буквально «провизжал» чернобородый.
- Едрена тебя через колбан! – сердито отдуваясь, басил Барбадос. – Слезай с меня подобру-поздорову, елдак ты пустоголовый, пока я не спихнул тебя вниз!
Королевич подозрительно молчал, и это больше всего беспокоило Элию.
- Елисарушка! Ты жив? Откликнись, милый!
- Э! Да тут какой-то молодяк подо мной валяется, как подстилка! – зло засмеялся третий чужак. – Тощий, но горячий, с ребячьим дыханием. Вот я его сейчас переверну. Ба, да он голый, ха-ха!
Забыв тот час же о кощеевых крыланах, Элия закричала во весь голос:
- Не смей! Слезай с него немедленно! Ну я тебя сейчас, гад разбойный!
- Тише вы там, разорались! – зашипел один из непрошеных гостей. – Жить надоело! Горынычу на ужин захотелось! Й-эх! – чужак вдруг охнул, и стало слышно, как две человеческие туши катятся под откос в глубину оврага, кряхтя и слабо сдерживая возгласы протеста.
- Доигрались, - ворчит наконец-то освободившийся чернобородый, - слетели, куды не след, добро бы головы не сломали!
- А я на каком-то мальчишке голом отдыхаю! – бубнит усевшийся верхом на королевиче. - Однако мягкий у него живот, ик-ик, - заплетающийся язык нахала убедительно показывал, что его хозяин изрядно пьян.
– Ну, ну! Отстань, кабарга! – отмахнулся мужик от навалившейся на него Элии. – Он и подо мной одним-то еле дышит, а тут ты ещё наседаешь. Ах, ты царапаться, кабарр-рга!
С яростью хлеща разбойника по морде, Элия что есть силы пыталась столкнуть его с королевича, которого нахал уже успел перевернуть на спину.
- Шо ты ко мне, стерва, прицепилась! – бубнит пьяный. – Можа он и не живой вовсе. Мотри, не шевелится лежит.
Королевич вдруг простонал и с гневом в голосе изрек:
- Сам ты неживой, придурок! Оглушил меня камнем, когда падал, да ещё и всей тушей верхом уселся!
- Хватит дурить, Колдоба! Выдашь нас крыланам! – рассердился вдруг товарищ оседлавшего Елисара пьяницы. – Слезай с его превосходительства – он и так никуда от нас не денется теперя!
- Опа! – едва не завопил от радости чернобородый. – Вот вы, ваше владычество, и опять влипли! Боров ваш слетел в овраг, и никакой Горыныч нам теперя не помеха!
- Вау! – истошно вдруг завопил Колдоба.
И как отрезало. Лишь девичью фигуру во весь рост увидел в сумраке чернобородый. Тонкие ручки с трудом удерживали над головой здоровущий булыган. Однако, не дождавшись очередного удара по кудлатой башке, разбойник мешком свалился с королевича. Елисар облегченно вздохнул.
- Стерва! – зашипел чернобородый, намереваясь наброситься на девку сбоку.
И в тот же миг отчаянный драконий рев взлетел над горящим поселком. В жуткий визг на высоких тонах превратился этот наизнанку выворачивающий душу рёв... И тут же ярко вспыхнувший над посёлком свет заставил чернобородого крепко зажмуриться.
Могучее трёхглавое чудовище взмыло над поселком, бешено махая огромными крыльями. Головы дракона дергались в конвульсиях. Левая крайняя вдруг отвалилась, подрезанная бьющим откуда-то снизу мощным лучом. Пасти оставшихся голов изрыгнули напалм. Но вражеский луч перекинулся на драконову грудь, отчего чудовище едва не опрокинулось прямо в воздухе. Ценой огромного напряжения Горыныч выравнил свое положение в пространстве, резко в воздухе «отпрыгнул» в сторону от смертоносного луча и, круто развернувшись, помчался от поселка прочь. Словно на прощанье, его правая голова изогнулась кзади и злобно плюнула огнем. Напалмом обдало как раз то место, где укрылись королевич, Элия, оглушенный Колдоба, его приятель Кум и чернобородый хитрец. К счастью, огонь воспламенил траву на краю оврага, но людей не достал, хотя змеёныши огненные и побежали вниз по склону. Все находившиеся в тот момент неподалёку от бухнувшего сверху пламени, включая оглушённого Колдобу, клубками покатились вниз и, как мешки с навозом, повалились в заросшую чертополохом яму…
А наверху, в посёлке, во всю сатанинскую мощь гудел пожар. Жители деревни, все, кто оставшись наверху, смогли каким-то чудом уцелеть (а среди них сумели сохраниться и женщины с детьми дети), притихшей горсткой собрались у озера и обреченно наблюдали за тем, как безвозвратно погибает их кров и жалкое имущество. В сплошной и гигантский костёр превратился зелёный когда-то посёлок…
***
Глава девятая. Пахарь Финист
Пока Елисар со товарищи убегали от преследователей,
скитались по степи, переживали плен и спасались от дракона с крыланами, беженцы из павшей елисаровой столицы попали из огня да полымя. На их счастье, поблизости оказался тот самый могучий воин в одних лишь спальниках и с двумя саблями за лукою седла…
С вершины пологого холма воин настороженно вгляделся в то, что заметил в низине. Сквозь клубившуюся тучу пыли далеко в степи он рассмотрел, как мечутся на поле боя конные и пешие.
Всадник замер, задумался. И, поколебавшись, принял решение. Растёт перед ним клубящаяся масса народа. И вот он уже чётко различает, чем заняты эти люди.
В степи бурлит сражение. Всадники на низкорослых мохнатых лошадях нападают на пеших, прикрывающих собой женщин и детей. С виду конные – явно кочевники: на мускулистых волосатых торсах – грубо скроенные из бараньей кожи безрукавки, головы бойцов покрыты войлочными колпаками с острым верхом, их ноги – в сыромятных сапогах, у седел приторочены арканы, наполненные стрелами колчаны, бурдюки с питьём. Среди множества всадников маячат знаменосцы. На полотнищах из тонкой выбеленной кожи, что приторочены под остриями копий, выжжены железом человеческие ноги от колена до низу, забитые в колодки.
Вид противников этих свирепых конников выдавал погорельцев. Хотя среди них виднелось и много явно профессиональных воинов в панцирях, со щитами и мечами в руках, по их потрепанному виду было ясно, что все они откуда-то бежали в поисках пристанища. Многие, в том числе женщины и дети за спинами воинов, вообще были раздеты до кальсон и спальников, а то и просто обёрнуты тряпками. Кое-как построившись в круг, пехотинцы отчаянно отмахивались от конников, которые со злобным улюлюканьем и смехом наседали на противника со всех сторон, обильно посыпая стрелами. То и дело падали на землю пронзённые беженцы. Увы, и дети тоже…
А в это время в лаборатории кота Баюна в отверстие под тумблером с красным мигающим огоньком рука дикобразоподобного Драдуила вставляла некий блестящий стержень.
И словно незримые молнии заиграли вокруг голоногого всадника. Выхватив оба меча из-за луки седла, на полном скаку воин врезался в толпы кочевников. Орда буквально взорвалась воплями, в которых выражались одновременно удивление и ярость. Конь под явно спятившим бойцом затормозился, но продолжал упорно двигаться сквозь массы воинов.
Сыны Уйтархатуга попытались сомкнуться на одиноком богатыре, нацеливая на парня копья, топоры и сабли, однако воин непреклонно пробивался сквозь вражеские толщи, оставляя за собой дорогу из кровавых тел.
При этом широко раскрытые глаза воителя словно застыли, уставившись куда-то в одну точку. Из них глядела полная сосредоточенность на истреблении врагов и хладнокровие, с которым обычно рубят на продажу коровьи туши мясники. Обезумевшие от столь невиданного зрелища, кочевники пустили в незнакомца стрелы, но они попали в их же воинов.
Доскакав до круга обороны беженцев и яростно вздыбив коня, богатырь развернулся и снова будто нож по маслу прошёл сквозь массу всадников. И вдруг на их глазах побагровел, налившись кровью.
- Демон! Демон степи! Уйтархатуг! – с явным страхом в голосе вопили кочевники.
- В атаку! – один из пехотинцев поднял над головой тяжёлую секиру.
Круг обороны разомкнулся – пехотинцы дружно повалили на врага, крича во всю мощь боевые кличи.
- Хватит! Ты его сожжешь, дуралей! – закричал в лаборатории Баюн.
И стержень вышел из отверстия под огоньком, который тут же поблек и, несколько раз мигнув, погас.
«Джинн» внезапно упал с коня – со звоном стукнулись о землю сабли. Однако, сыны Уйтархатуга этого уже не видели. С великим ужасом в глазах ударившись в бегство, кочевники с позором обронили боевые стяги прямо под копыта собственных коней. А упавшего ничком и перевернувшегося на спину воителя тут же закрыли собой пехотинцы, которые, снова тесно сомкнув ряды, принялись пускать вдогонку степнякам тяжёлые чёрные стрелы из арбалетов. Появились и воины с громоздкими ружьями в руках. С грохотом, дымом и свистом неслись вслед кочевникам пули, вышибая из сёдел тех, кто умудрился ускакать от быстрых арбалетных стрел. На поле осталось множество убитых и раненых. А вокруг неподвижно лежащего спасителя опустились на колени женщины и дети. На багровое лицо богатыря заструилась вода из вражеских бурдюков, оставшихся на луках седел захваченных горожанами лошадей…
Большой телекристалл, в котором только что отражалась битва, неожиданно потускнел.
- Все! – злобно выдохнул Баюн. – Ты сжег его!
Драдуил молчал, втянув свою коническую голову в плечи.
- Ты спалил мой лучший чип-кристалл, придурок! – Баюн ухватил Драдуила за шкирку. Рыча, как настоящий хищник, он принялся трясти его. – Теперь мы слепые! По твоей милости!
Отшвырнув дикобразоподобного в сторону, Баюн отчаянно копался в кнопках ручного, прямоугольной формы, пульта дистанционного управления.
- Лешак тебя задери, ничего не выходит! – с остервенением швырнул он пульт прямо в голову Драдуилу.
Бедняга ещё больше втянул голову в плечи и жалобно пролепетал:
- Но у нас ещё остались люди, которых мы можем сделать нашими ушами и глазами.
- Какие люди, дурак! Откуда они возьмутся?! – рвет и мечет Баюн.
- Они сегодня к ночи будут здесь. Это те бандиты, которым папаша посылал звучащий кристалл с предупреждением. Зэрг же воткнул им под шкуру в головах зомбирующие капсулы. И я их все время веду по нужной нам дороге.
- Веду-веду! – передразнивает Баюн, понемногу успокаиваясь. – Что проку в этих профанах! Воин, которого ты перенапряг, стоял сотни, двух сотен таких дуралеев, как твои бандиты! Эх, такой эксперимент сорвался!
- Я не мог отпустить его раньше: они могли его убить, - пытался оправдаться. Драдуил.
- Авось не убили бы. Впрочем, теперь ничего не изменишь.
Сосредоточенно подумав, Баюн приказал:
- Разбойников запрограммируй на полное бесстрашие и агрессию. Отправишь их на большую сходку королевичей. И не одних. Покумекай, кого послать лучше, да так, чтобы папашины крыланы не успели им сесть на хвост. Их главарь Гросс нам с тобой здорово мешает. И смотри, чтобы всё вышло как надо, - схватив Драдуила за грудки, Баюн притянул его испуганную физиономию почти к своей. – Они должны разбудить их ярость в ту же ночь. Чтоб рассудок затмился. Ты понял, Друдуил? – угрожающе прошипел он помощнику прямо в лицо.
Скукожившись от страха, тот медленно кивнул…
- Как тебя зовут, богатырь? – искреннее восхищение звучало в голосе лидера беженцев.
Голоногий воин уже очнулся и отрешённым взглядом смотрел на небо. Его везли на сильно обгоревшей повозке, уложив на тюки с каким-то скарбом.
- У тебя, наверное, имя подстать богатырскому!
С обеих сторон пластом лежащего парня окружили пешие люди. Их лица аж сияли радостью. По колонне шелестел восторженный шепот:
- Он открыл глаза! Открыл глаза!
И тут же спросивший у незнакомца, как его зовут, то есть рослый воин в черном обтягивающем комбинезоне - подобного больше ни у кого в колонне не было, одернул людей:
- Тише! Дайте ему прийти в себя.
Пробившиеся к повозке женщины сразу же залюбовались лицом богатыря:
- Какой красивый!
Оно широкое и простоватое, обрамленное щетиной. Парню на вид можно было дать лет сорок, может даже чуть меньше. Вряд ли его лицо отличалось какой-то особой красотой, однако оно подкупало достаточно ровными чертами и человеческой открытостью больших синих глаз.
- Интересно, откуда он? Женат или убежденный холостяк?
- Да за такого любая будет счастлива, - завистливо вздохнула женщина с очень молодым, прямо девичьим, голосом. – А вот у меня муж погиб ещё в городе.
Кто-то из женщин постарше язвительно хмыкнул:
- Ишь ты, раскатала губы!
А другая ворчливо добавила:
- В городе! Не наступала б лучше на больную мозоль! Что за молодежь пошла!
- Ничего, Малка, не горюй! Ты молодая – найдешь себе мужика! Это нам, старым ведьмам, теперя вряд ли обломится. А тебе-то переживать…, - с веселой грустью в голосе поддержала молодую вдову женщина средних лет с полуседыми растрепанными волосами, одетая во что-то похожее на рогожу.
- Тише вы! Развели базар! – негромко прикрикнул воин в черном комбинезоне.
Впрочем, даме в рогоже возражать никто и не собирался: знали, что в жизни ей досталось больше, чем кому бы то ни было. Все как-то разом замолчали, и лица людей снова сделались угрюмыми.
Молча плетется усталая колонна беженцев по выжженной солнцем степи. Повозка у них только одна, и та того гляди развалится. Вся масса народу – тысячи три, наверное – бредут почти налегке, ведя за руки детей да кое-кто на поводу уцелевшую чудом козу или овцу. Среди людей затесалась даже пара коров. Время от времени они протяжно мычали, требуя воды. Но люди сами едва не падали от жажды: бурдюков с водой, что забрали у поверженных врагов, оказалось немного – по несколько глотков на каждого и можно было выделить за день при такой прорве народа. Детям и воинам приходилось давать побольше – опять же за счет женщин. Потому они, хотя и обрадовались, что их распрекрасный спаситель жив, долго улыбаться не могут.
- Финист! – вдруг выдохнул из себя голоногий воитель.
Женщины тут же снова оживились. Лаская незнакомца взглядами, они тихо переспрашивали друг друга:
- Что? Что он сказал?
К нему опять подошел воин в чёрном облегающем одеянии. Слегка наклонившись над его лицом, он заботливо поинтересовался:
- Что-то случилось?
После недолгой паузы незнакомец снова выдохнул:
- Финист!
Женщины опять легко загудели, что-то друг с другом обсуждая.
- Что такое «финист»? – полюбопытствовал предводитель колонны.
Вместо ответа богатырь выдавил из себя то же слово – «финист». И закрыл глаза…
***
Лысый Дарсин и кривой Амир ели и пили в том самом неказистом домике на усадьбе Дарсина. Как всегда, оба были снова озабочены.
- Видишь ли, друг мой, - Дарсин, по старой привычке, говорил, икая и жуя одновременно. – Этот мальчишка, (ик!) Елисар – ну ты понял, о ком я говорю, да? Так вот - ни я ни ты его, (ик!) не хотели ни разорять, ни тем более убивать.
Амир фыркнул:
- Ещё чего! Чем нам может досадить или навредить этот молокосос?! Только с чего ты взял, что он убит? И вообще, каким образом ты так быстро получаешь вести откуда бы ни было?
- Это мой секрет, - хитро прищурившись, Дарсин противно хихикнул. – Да ладно, не боись – с папашей я не сотрудничаю. И с его служками тоже. Что, заподозрил? – глаза его мгновенно стали злыми.
Амиру от этого взгляда стало не по себе. Скукожившись, он боязливо отмахнулся:
- Да нет, что ты! Просто интересно.
- Ах интересно! – кобенится Дарсин. – Ну раз интересно, так скажу. У меня связные птицы есть – раз, скороходов человек пятьдесят (бешеные деньги им плачу!) – два! Костровые всегда условный сигнал по воздуху передадут за четверть суток на десять конных переходов – три!
- Это все и у меня есть, - ворчит Амир.
- У тебя-то есть, да не про вашу честь! – Дарсин явно зубоскалит. – У тебя гонцы, а не скороходы. А это, как говорят у нас в Залесье, две большие разницы!
- Да что ты взъерепенился, ей богу! – возмутился Амир. – Заело тебя что ли, что спросил я? Откель ты знаешь, может я подумал, будто ты волнограф древний в подземельях раскопал.
Дарсин осклабился:
- Гляди ты! Волнограф! Слово-то какое мудреное вычитал. Да ладно уж, - и лицо его снова сделалось серьезным и сухим. – Так вот, о деле, - старший брат разлил вино в бокалы, один протянул Амиру, другой взял сам. – Что мальчишка погиб – это на самом деле не доказано. Как, впрочем, не доказано и обратное. Мои люди поискали вокруг сгоревшего дворца – он почти полностью выгорел, хотя стены и крыша устояли – труп королевича не нашли. Ничего, чтобы напомнило о Елисаре, не раскопали. Возможно, он успел улизнуть. Но это маловероятно.
Оба молча выпили и закусили. И Дарсин продолжил:
- Признаться честно, я был бы рад, если пацан каким-то чудом сохранился. Этот парнишка мне всегда нравился. Я уже дал цэу своим – найдут случайно живого Елисара, чтоб целехонького доставили ко мне. Пущай бы жил у меня – я б его не трогал.
- Ага, - злорадно улыбнулся Амир. – После того, как мы с тобой и ещё четверо братанов лишили парня королевства.
Отвечая, Дарсин показательно чавкал:
- Во-первых, не королевства, а только замка, крепости то бишь (ик!). А это, как говорят у нас в Залесье, две большие разницы. Во-вторых, парень сам виноват (ик!). Его предупредили, что с отщепенцами у нас разговор короткий. Но он, понимаешь, самым сильным и самым умным себя возомнил. И вообще – ты-то чего так переживаешь, будто он твой любовник.
Дарсин тут же увернулся от увесистой затрещины, которую сгоряча отвесил ему Амир, гневно зашипев:
- Зараза! Ты сам всё время умничаешь – даже на прошлой сходке говорили об этом. Решил сам верховенство в королевствах взять? Обожжёшься мотри!
- Брось ты, - миролюбиво хлопнул Дарсин Амира по плечу. – Нужно мне это верховенство. А насчёт любовника – так это шутка. Хотя, парнишка соблазнительный. Такого вместо бабы поиметь не грех. А? Амир? – сделав показательно лукавые глаза, старший брат захохотал.
Амир отвернулся, налил себе ещё вина и залпом, нервно, выпил. Светлоголовый навалил себе на тарелку мяса и, по-животному чавкая, снова перешёл на деловой тон:
- Что мальчишка! Может, мы с тобой скоро всех тут поимеем. Но ближе к делу. Елисара мы здорово наказали, но посягнуть на его деревни никому более не дадим. Меня беспокоит другое. Мои люди видели там драконов и чёрных крыланов папаши. А главное – на груди у многих нападавших красовались две иглы. Скажи мне честно, Амир, твои воины не могли напялить эти ксивы поверх одёжи?
Амир сердито пропыхтел, нарочито громко захрустев зелёным яблоком.
- Ну-ну, не ерепенься. Мои тоже не могли. Значит, то были люди кого-то из четверых союзников – Курбата, Златоуста, Кирпатого Буя или Дернинога. Который из них, по-твоему? Впрочем, без разницы. Вопрос – Баюн опять вмешался или сам папаша?
- Да, - пробурчал Амир, - загадка.
…В тот вечер братья-заговорщики остались в откровенно дурном расположении духа. И каждому впервые показалось, что брат его подозревает в двойной игре. А главное, Амиру было очень жалко пропавшего без вести Елисара. Ведь в глубине души Амир действительно любил братишку, в котором, в отличие от Дарсина, он видел вовсе не живое украшение своих палат, а просто безобидное, родное чадо. Да, да. Даже отъявленный разбойник иногда осознает, что чисто человеческие родственные чувства ему не чужды и всё время мешают оставаться холодным чурбаком, живущим только выгодой и жаждой власти…
***
Догоревшие было костры в стане беженцев из бывшей елисаровой столицы ожили снова. Наступало утро, и женщины, проснувшись, торопливо свежевали тушки сусликов. Их за ночь отловили мужчины с подростками. Больше добыть в степи без специальных инструментов нечего. А без коней животных покрупнее не загонишь. Однако и эта еда заметно прибавила людям сил и улучшила настроение.
В котелках, висящих над кострами, игриво булькала кипящая вода. Ко вчерашнему вечеру колонна успела добраться до маленькой речушки, ещё не пересохшей от жары – детишки сумели даже освежиться после сна. Хотя купание девчонок и мальчишек походило больше на сеанс приема лечебных грязей.
Богатырь, внёсший во вчерашнюю битве с сынами Уйтархатуга победный перелом, сидел у одного из костров в окружении нескольких воинов. Парень был по-прежнему с голыми ногами, но уже в накидке, которую беженцы всё-таки навязали ему.
- Меня зовут Рикас, - парень в черном комбинезоне, присев рядом с голоногим богатырём, протянул ему широкую мозолистую ладонь. – А ты вроде как назвал вчера свое имя? Ну, когда три раза подряд сказал «Финист».
Богатырь кивнул.
- Ну вот и познакомились, - удовлетворенно улыбнулся Рикас. – Теперь, думаю, можно и потолковать. Все мы, как ты, наверное, уже понял, остались без крова. До этого жили в столице Седьмого королевичевства – под доброй рукой молодого Елисара, - на последнем слове воевода вздохнул: – Хороший был монарх, хотя и неопытный. Даже женился, бедолага, на старой ведьме – ловко она его провела. А потом наколдовала ему старческий голос. С виду юный красавец, а как скажет что-нибудь – сердце кровью обливается. Словно дряхлый старик в маске.
- А что с вашим королевичем? – приглушенно спросил богатырь, наморщив лоб. – Елисар. Что-то припоминаю. Кажется, будто я был в вашей столице – проездом. А вот куда ходил – убей не помню.
- Видел, значит, нашего королевича? – обрадовано загудели воины.
А Рикас мрачно добавил:
- Жив ли он – не известно. Но если его нет с нами, значит либо наш монарх погиб, либо… его унес дракон…
- Мне почудилось, - после минутной паузы медленно проговорил Финист, нахмурив брови, - Елисар жив. И где-то не очень далеко отсюда.
Приглушенный гомон удивленных воинов побежал от костра к костру. С полминуты все напряженно смотрели на Финиста.
Один из воинов молча снял с огня котелок и начал разливать по отнятым у кочевников пиалам, глиняным скорее всего, напар из степных трав. Финист подул на дымящийся напиток, осторожно прихлебнул. Потом решительно заявил:
- Я поеду искать Елисара.
- Я с вами! – выкрикнуло одновременно несколько молодых парней, выдвигаясь из круга воинов на полшага ближе к Финисту.
Гомон у костра тут же стих. Всё внимание людей сфокусировалось на голоногом богатыре. Финист задумчиво отхлебнул несколько маленьких глотков травяного отвара, посмаковал немного и поднялся с шерстяной подстилки:
- Одному мне сподручней. Да и здесь – каждый боец на учете.
Богатырь неторопливо пошёл мимо сидящих у костра мужчин. Некоторые вскочили, чтобы идти за ним, однако Рикас строгим жестом их остановил. Сам же повёл гостя к его жеребцу, дремлющему у речки в сторонке от других лошадей.
- Подожди, Финист, - тронул он его за плечо, когда богатырь уже собрался вскочить в седло. - Как же ты один отыщешь королевича? Степь ведь!
Заняв седло, Финист молча тронул коня. Рикас пошёл рядом с ним.
- А ежели поранят тебя, кто тогда поможет?… Возьми хотя бы огнестрел со свинчаткой. Да и куда ты так торопишься? Отдохнул бы ещё до завтра, подлечился…
Финист молча ехал. Со всех сторон смотрели на него мужчины, женщины и дети, и почти во всех глазах читалось откровенное недоумение: куда это спаситель наш направился? Неужто не понравилось ему среди людей?
Внезапно перед Финистом, как из-под земли, возникла молодая женщина с распухшим от слёз пригожим лицом. Она была в растрепанном платьице и с коротко обрезанными волосами – знак недавней потери мужа.
- Сокол мой, Финист ясноокий! – вдова упала на колени прямо перед жеребцом богатыря. – Ради Всевышней Богини путеводной, продолжательницы рода человеческого, останься с нами! Ноги коня твоего целовать буду! Богатыря рожу тебе и любви взамен не потребую, господин ты наш, спаситель, гроза степных шакалов в человеческом обличье!
- Что ты! Ты что! – замахал на нее Рикас.
Фразы недовольных женщин донеслись со всех сторон:
- Совсем сдурела девка! Ни стыда, ни совести! Будто получше неё для такого красавца никого не осталося в миру. Молодежь нынче пошла!
- Влюбилась, влюбилась! Гляньте, пацаны! Малка в чужого богатыря влюбилась! – звонко захихикали мальчишки.
- Умоляю тебя, сокол ясный! Не ходи в степь! Не бросай нас бандюкам степным на растерзанье! – снова залилась слезами женщина.
Рикас подскочил к ней, подхватил под руки, поставил на ноги:
- Не сердись, могучий воин. Юна она, дитя ещё совсем. Сиротой осталась, да ещё вдовой – в такие-то годы! Вот разум-то и помутился у нее.
Финист улыбнулся, но ничего не сказал. Помолчал, мило поглядел на рыдающую в объятиях Рикаса девицу и снова тронул коня.
- Срам-то какой! – послышалось сзади Финиста. – И начальника нашего подставила. Чать он женатый человек. И как только не стыдно ей?
Финист резко остановился. И тут же все смолкли. Богатырь немного помолчал, словно раздумывал над чем-то. Потом через плечо, не шибко оглядываясь, нежно сказал:
- Не переживай, Малуша. Я королевича найду скоро. Сюда доставлю. А детям степей ваши воины и без меня отпор дадут. Они сильные.
И, с места рванувши в карьер, ветром помчался в открытую степь…
***
Настала пора сделать небольшое отступление – поведать кое-что о степняках, с которыми совсем недавно сражался отважный Финист. Дело в том, что когда он отъехал от лагеря беженцев десятка на два перелетов стрелы, сыны Уйтархатуга приступили к традиционной церемонии сожжения павших в бою. Правда, сжигали они в то утро вовсе не тех, кто погиб от руки Финиста и воинов Елисара. Тех они предали огню в тот же вечер, накануне новой, куда более страшной битвы, о которой Финист и его новые друзья из Седьмого королевичевства даже и не подозревали. Да и откуда им было знать об этой битве, если она разгорелась как раз в то время, когда весь лагерь беженцев из бывшей елисаровой столицы крепко спал. К тому же стойбище сынов Уйтархатуга тогда расположилось верстах в пятнадцати к востоку от лагеря беженцев. Не близко, если взять во внимание, что одна отрантурийская верста того времени равнялась примерно одной тысяче конских шагов.
А происходило там в ту ночь вот что.
Степной кошмар
- Чудом мне удалось остаться незамеченным, - Чёрный Глаз затянулся снова, стряхнув предварительно пепел на большой медный поднос, затем, выпустив из носа несколько сизых колец, неторопливо продолжил рассказ: - Возвращаться в казарму мне не улыбалось. Да и что я там забыл?
- Это точно, - хитро усмехнулся хан, дородный человек лет сорока на вид с полуазиатским лицом, со слегка раскосыми прищуренными глазами, с гладко выбритым подбородком и короткими косыми усами, идущими вниз.
Одет повелитель кочевого племени был в отличного качества красный шёлковый халат китайской работы, обут – в богато убранные драгоценным бисером весьма удобные для ног и очень крепкие воловьи сапоги. На ярко-синем поясе хана, сидевшего на мягких подушках поджав ноги калачиком, висел превосходный кинжал в оправленных жемчугом ножнах.
Деловито дымя из кривой длинной трубки, изготовленной, скорее всего, из слоновьей кости, вожак сынов Уйтархатуга, лениво слушал своих гостей, сидевших рядом у шатрового костра.
По правую руку от хана, ближе к входному пологу, уселся на бараньей кошме тот длинный и лысый, что помогал чернобородому разбойнику захватить королевича Елисара. На нем была всё та же безрукавка и шаровары. По левую руку от хана с удобством расположился уже известный нам разбойник по кличке Чёрный Глаз. Оба гостя тоже курили трубки, по оформлению заметно более простые, чем была у хозяина.
- Короче, выбрался я наружу, дождался утра и пошел на восток. А потом угнал в одном селе кобылу и встретил в степи твой дозор, - закончил Чёрный Глаз историю о своих приключениях.
Его собеседники согласно кивнули.
Какое-то время вся троица баловалась кольцами, потихоньку переваривая рассказ Чёрного Глаза. Он был на самом деле удивительным и загадочным.
Оказалось, что всю шайку, с которой мы с читателем простились сразу после того, как Чёрный Глаз предложил браткам наняться на службу к Кощею Бессмертному, разом схватили пограничники Амира Кри… простите, Ясноокого. Разумеется, как следует обыскав каждого из братков, ищейки Амира нашли у одного из них злополучные уши амирова любимца по имени Улан. Зная, насколько их владыка уважал и ценил этого разбойника, ищейки несказанно обрадовались. Ещё бы! Они поймали самих убийц Улана Златогривого. В сладостных грёзах гадая, какую же награду отвалит Амир им за столь ответственный и своевременный поступок, ищейки всю захваченную на границе шайку потащили прямиком в покои королевича. Увы, на месте их ждал полный облом: ищеек не допустили не то что в покои Амира – во двор его замка. Всю славу себе тут же захотел перехватить начальник королевичевской стражи по прозвищу Дурында. Он и препроводил арестованных душегубов на внеплановую аудиенцию Амира. Однако и Дурынде не обломились ничего, кроме оскорблений – за то, что испортил его властности завтрак. Тем более, что, как выяснилось при встрече арестантов с королевичем, Улана они вовсе не убивали и уши у него тем более не отрезали, ибо их отрезал кто-то из слуг самого Кощея. Хитрый Чёрный Глаз на всякий случай кисет с вышитой на нём старинной буквой «К» в молниях – истинно кощеевым знаком – припрятал глубоко за голенище своего сапога. Это-то алиби и убедило Амира окончательно в том, что в смерти Улана эти разбойники не виновны. Да и не хотелось Амиру верить, что столь сильный и острожный Улан смог поддаться таким прощелыгам, как эта безродная братва, живущая грабежом слабосильных караванов и скупыми заказами разных королевичей.
Конечно, для порядка Амир пригрозил разбойникам, что смахнет им головы за предательство. Дескать, раз вы пробирались к самому Кощею, нечистому врагу всей Отрантурии и человеческому роду, стало быть вас следует немедленно казнить. Но Чёрному Глазу удалось, рассмешив Амира прибаутками, убедить его в том, что живые покаявшиеся разбойники ему гораздо полезнее, нежели мёртвые. На том, стало быть и порешили. Короче, принял Амир арестантов на службу – всех скопом. Отправил в казарму для дружины – пожрать и выспаться как следует.
А ночью в барак, где заснули приятели Чёрного Глаза, бесшумно впорхнула какая-то жуткая птица со змеиной головой. Чёрный Глаз, к счастью, не спал – ему удалось остаться незамеченным. Из своего угла он видел, как птица что-то впрыснула его друзьям под шкуру на затылках, после чего минут через двадцать все, кроме Чёрного Глаза, встали и без единого звука пошли вон из барака…
***
…Полная луна отлично осветила сгорбившиеся фигуры братков Чёрного Глаза. Гуськом они шли по заднему двору казармы таким странным шагом, будто кто-то невидимый и могучий вёл их всех на длинном поводке. Только Чёрный Глаз крался за ними совершенно по-шпионски, бесшумно перебегая от угла казармы к поленице дров, от поленницы к одиноко растущему дереву, от дерева к завалу из разного хлама.
У старой шершавой стены в самой глубине заднего двора сонные братки вдруг один за другим начали протискиваться в какой-то лаз, находившийся прямо в земле. Когда последний из вереницы братков исчез в этой зловещей густой черноте, Чёрный Глаз ползком приблизился к дыре и, свесив голову, осторожно заглянул внутрь. Увы – лунные лучи пропадали в дыре, не находя там абсолютно ничего. Лишь острое ухо Чёрного Глаза уловило шорохи, производимые только что спустившимися под землю братками. Потыкав в отверстие руками, Чёрный Глаз нащупал довольно твёрдую лестницу. «Была не была», - подумал Чёрный Глаз, разворачиваясь к лестнице ногами. В последний момент он заметил, что рядом с круглым отверстием лежит нечто круглое, плоское и тяжёлое. «Крышка от входа в подземелье», - мелькнуло в голове разбойника.
Он протиснулся через дыру, смелее задвигал руками и ногами. Дно оказалось не глубоко – всего локтях в двадцати от поверхности. В нос шибануло сырой затхлостью и отвратительным запахом плесени. Однако Чёрный Глаз уверенно ступил на грязную тропинку подземелья и поспешил вдогонку за далеко ушедшими вперёд братками…
…Сгорбившиеся фигуры гуськом движутся в кромешной тьме, натыкаясь друг на друга и шаря по шершавым стенам. Догоняя братков, Чёрный Глаз ударился лбом о свисающий с потолка камень. Охнул: «И какого рожна я поперся за этими недоделанными!». И продолжал упрямо пробираться вслед за ними.
На его удивление, братки, расшибая лбы о разные выступы в стенах коридора и ломая ноги о валявшиеся на тропинке железяки, ни издавали ни звука.
Узкий и низкий тоннель петлял, постоянно обнажая новые проходы самого настоящего подземного лабиринта. То и дело из-под ног идущих людей с писком выскакивали крысы. Впрочем, на братву это ни производило впечатления. Ведомые таинственной волшебной силой, разбойники будто совсем ничего не замечали рядом с собой и ничего не чувствовали.
Внезапно шагах в тридцати впереди зажёгся красный огонек. Он становился все ближе и ближе к браткам. И вдруг перед самым первым из идущих словно из ничего возникла дверь, обитая ржавой жестью. Первый, ни на миг не затормозившись, налёг на нее плечом, и дверь со зловещим скрипом подалась назад. Красный огонек по-прежнему горел впереди, но уже выше, чем раньше, потому что за дверью начинались крутые ступеньки наверх. Вереница братков, ни на миг не затормозившись, молча приступила к подъёму. Чёрный Глаз, согнувшись в три погибели, шёл последним, держась от братков на приличной дистанции. Теперь его дорогу освещал не только красный огонь, но и лунные лучи. Ещё с десяток шагов наверх, и он с наслаждением вдохнул свежий воздух. Прямо над головой Чёрного Глаза звездами засияло небо. Однако Чёрный Глаз не стал торопиться наверх, а вместо этого осторожно поднялся к зияющему над головой люку и высунул из него голову на уровне глаз. И тут же услышал фырканье лошадей. В свете Луны ему было отлично видно, как братки влезают в седла и срываются с места галопом. Ему нестерпимо захотелось вылезти наружу, как вдруг он заметил неподалеку от люка две высокие фигуры в длинных плащах с капюшонами. Незнакомцы что-то высматривали поблизости от себя. Внезапно до Чёрного Глаза долетели странные фразы, произнесенные хриплыми, не по-человечески строгими голосами. Незнакомцы говорили на искажённом языке, но Чёрный Глаз с удивлением поймал себя на том, что отлично понимает незнакомцев. «Тебе не показалось, что одна лошадь ускакала пустой?». «Может быть. Надо осмотреть выход».
Едва разбойник рефлекторно слетел по ступенькам вниз и спрятался за дверью, на ступеньки буквально свалился яркий сноп желтого света. Стоя за дверью ни жив ни мертв, Чёрный Глаз зажмурился и снова услышал мысли незнакомцев: «Похоже, здесь нет никого. Вряд ли кто-то остался по своей воле», «Да если кто-то и остался, то, скорее всего, где-нибудь покалечился и валяется в подземелье. Невелика потеря». Свет внезапно погас и до ушей Чёрного Глаза донеслось приглушенное шарканье ног этих незнакомцев. К счастью Чёрного Глаза, это шарканье удалялось от выхода из подземелья…
***
- Короче, выбрался я наружу, дождался утра и пошел на восток. А потом угнал в одном селе кобылу и встретил в степи твой дозор, - Чёрный Глаз уверенным тоном бывалого мужа закончил рассказ.
Одобряюще помолчав, хан кивнул направо:
- Теперь скажи ты, Бахыст. Что новенького ты мне привез?
Поклонившись до ковра, лысый разбойник прижал к сердцу ладонь своей правой руки:
- Я хочу просить тебя, великий пахан, дать мне надежную охрану.
Хан недоуменно поднял брови.
- Мне нужно доставить груз в королевичевство Лысого Дарсина. Я хорошо заплачу за охрану.
Чёрный Глаз навострил уши, отведя свой взгляд куда-то в сторону. Хан же нахмурился, сделал ещё одну длинную затяжку и недовольным тоном поинтересовался:
- Что это за груз? Почему тебе понадобились мои воины? Разве у тебя нет своих?
Бахыст потупил взгляд и слегка покраснел:
- Есть, великий пахан. Но их только трое. А время нынче неспокойное. Братки дерутся между собой – забыли старые заветы.
Лицо пахана пренебрежительно скривилось, а Чёрный Глаз усмехнулся себе в усы.
- Э-е-е! – недоверчиво протянул хан. – Братки всегда меж собой дерутся. Таков закон жизни – властвует сильнейший, но его силу можно оспорить. Ты лучше не скрывай от меня, что и зачем везёшь к Дарсину.
Тяжёлое молчание воцарилось в шатре на несколько минут. Затем хан, презрительным жестом стряхнул пепел на руку Бахыста:
- Ты хотел скрыть от меня. Почему? Боишься, что заберу твою добычу себе? Ай-ай-яй! Нехорошо…
- Прости, отец! – лысый постарался сделать вид, будто сожалеет о случившемся. – Утаил я от тебя. Юного королевича мы поймали - недалеко от твоего стана.
- Во как! – не удержался Чёрный Глаз.
- Ай-ай! – притворно воскликнул хан. – Це-це-це! И как же вы поймали Елисара? Ведь у него лучшая армия Отрантурии!
Он явно валял дурака, притворяясь, будто ничего не знает о последних в Отрантурии событиях.
- Да какое там! – подыграл хану Бахыст. – Он голый пришел в деревню! С одним стражником и девкой. Да и стражник-то был в спальниках, без штанов.
Все трое раскатисто захохотали. И вдруг в шатёр совсем некстати ворвался остервенелый лай собак, затем долетели тревожные крики сторожевых.
- Что там такое! – насторожился хан, чуя большую беду.
И как бы в ответ ему издалека донёсся жуткий вой огромной волчьей стаи, такой, что внутренности выворачивало наизнанку.
Лай собак и ржание лошадей буквально взорвались в резко вспыхнувшей боевой ярости и отчаянии. Но волчий вой будто насквозь прорезал злобный лай, вонзаясь в уши тысячей парализующих иголок.
Трое в шатре словно окаменели. Однако через несколько мгновений хан пришёл в себя. Вскочив на ноги, он крикнул стражника. Степняк с обезображенным татуировкой и боевыми шрамами лицом немедленно вбежал в шатер, бухнулся на колени и возбужденно отчитался:
- Выродки волчицы окружили стан, великий пахан! Много! – и, в боевом запале вскинув руку вверх с зажатым в кулаке копьем, торжественно воскликнул:
- Уйтархатуг!
- Подлить масла в костры! – решительно скомандовал пахан. – Всем воинам стать кругом! Первому кругу сомкнуть щиты! Остальным – луки к бою! Пусть женщины принесут к лучникам котлы с ядом! Лошадей, женщин и детей собрать в центре стана! Собак на волков не спускать!
И топнув ногой, торжественно провозгласил:
- Уйтархатуг! Уйтархатуг!
Стражник пулей вылетел из шатра.
- Уйтархатуг! – звонко прокричал он снаружи.
- Прикажи, великий хан! - откликнулись в один голос гости.
И выхватив из-под халата в отблесках костра сверкающие сабли, хан резко бросил их гостям. Чёрный Глаз и Бахыст с одинаковой ловкостью поймали сабли на лету и встали рядом с ханом.
А за пологом шатра уже спешно строились воины. Ритмично ударяя копьями в щиты, они также ритмично кричали:
- Уйтархатуг! Уйтархатуг! Уйтархатуг!
Костры разгорались всё ярче и ярче. За спинами воинов, между кибитками, без лишней суеты сновали женские фигуры – к кострам подтаскивались котелки с маслом и вязанки хвороста. Долбя копытами сухую землю, истошно ржали, сбившиеся в кучу лошади. Помогая матерям подтаскивать камни и стрелы, дети криками подражали воинам:
- Уйтархатуг! Уйтархатуг! Уйтархатуг!
А лица воинов первого, ещё не успевшего уплотнится и замкнутся для боя круга уже исказились гримасами страха. Из тьмы внезапно вынырнули десятки необычных, жутких всадников – в волчьих шкурах, с настоящими головами этих зверюг, натянутыми на собственные головы вместо шлемов, с длинными копьями и факелами в руках. Все они были верхом на крупных гиенах с жутко горящими глазами. Спереди рост этих тварей достигал крупа средней лошади, а из усеянных кинжальными зубами пастей стекала пена.
Шарах-шарах! По щитам сынов Уйтархатуга ударили незнакомые им бумеранги. Часть этих страшных орудий с леденящим душу свистом пролетели за первую линию обороны и насмерть поразили нескольких лучников. Горестно завыв, обороняющиеся вскинули луки и натянули тетивы. Забухали в глубине стойбища тяжелые барабаны.
Атакующая сторона ответила грохотом и звоном множества бубнов, воем и рычанием зверья, ревом бойцов. В прыгающем свете огня костров и факелов мелькали наступавшие с холма зловещие фигуры. На стойбище сынов Уйтархатуга надвигались люди в волчьих шкурах, оседлавшие гиен, и пешие, вперемежку с огромными волками.
Навстречу выродкам волчицы сыпанули тучи стрел. Воины бок о бок с волками вышли также из речки и валом хлынули к стойбищу сынов Уйтархатуга. Противоборствующие стороны смешались. Из тьмы на свет огня беспрестанно выныривали оскаленные пасти, горящие животной злобой звериные глаза, мёртвые головы волков, покрывающие людские вместо шлемов. Сверкал беспощадный металл: серпообразные сабли, узкие длинные и короткие широкие кинжалы, тяжеленные топоры и палицы, коварные бумеранги, стрелы и копья. Татуированные лица сынов Уйтархатуга были страшны не меньше, чем хищные пасти зверей.
Многие сражались конными, и лошади, отчаянно защищая свои жизни, яростно дубасили копытами ненавистных гиен и волков. Некоторых лошадей звери уже вовсю терзали, судорожными движениями жадно глотая кровь и вырванную из тела ещё живой лошади плоть. Гиены и волки также рвали на куски и воинов, и женщин с детьми.
- Семьи свои берегите! Смыкайте ряды! – пробивался сквозь грохот и вопли боя решительный голос пахана.
Пронзительно засвистели вдруг деревянные дудки, захрипели костяные рожки. Сыны Уйтархатуга тут же отбежали в сторону, откуда донеслись призывы военных дудок и рожков, сомкнув щиты, в копья встретили набегающие оравы врагов. Из-под ног воинов вырвались сторожевые собаки стойбища. Крупные волкодавы отважно атаковали волков и гиен – чудовищная грызня развернулась по всему периметру битвы. Обкусанные, проколотые и порубленные, обожженные трупы людей, лошадей и зверей повсюду валялись под ногами дерущихся.
В горячке битвы вал сражающихся воинов и монстров накатился на ханский шатер. Пахан и его гости поджидали врагов у входа. Губы хана были сомкнуты в хищной улыбке. Топоры и сабли мелькали перед самым его лицом, но даже лёгкой тени страха на этом лице не возникло. В торжественном настрое застыл великий вождь сынов Уйтархатуга на пороге своего шатра, ожидая момента истины.
И он, этот момент, настал. Сразу четверо стражников, упорно заслонявших хана и его гостей от выродков волчицы, внезапно пали под ударами коварных бумерангов.
Два наряженных волками человека, лохматый всадник на гиене и два гигантских волка бросились на хана, Бахыста и Чёрного Глаза, в то время как другие стражники схватились с целой кучей пеших воинов.
- Спасайте пахана! – донёсся из толпы сражающихся отчаянный хрип.
Со стороны казалось, что великому вождю сынов Уйтархатуга не избежать расправы. Однако хан даже в лице не изменился. Уверенными жестами обеих рук он из-за пояса выхватил какие-то странного вида изогнутые трубки, вскинул их перед собой. Две яркие вспышки, трах-бах! Дым тянется от концов этих трубок. А всадник и первый пеший здоровенный враг с размаху хлопаются о землю.
И тут же обе трубки полетели прямо в пасть гиене, с которой только что свалился воин. Гиена попыталась перекусить их, но захлебнулась.
Волки прыгнули на хана, но он успел схватиться за висящие на поясе кинжалы и распорол зверюгам обнажившиеся брюха. С визгом раненые волки грохнулись под ноги затормозившейся гиене, а два пеших врага вынужденно сели, пронзенные саблями Бахыста и Чёрного Глаза.
Гиена выплюнула наконец-то горячие и жёсткие предметы, но тут же получила саблями по морде. Истекая кровью, хищница бросилась наутёк. А у хана в правой руке возник какой-то чёрный и тяжелый мячик. Выхватив у сзади стоящего воина факел, хан осторожно поднёс его к торчащему из мячика стержню – стержень вспыхнул. Широко и резко размахнувшись, хан что есть силы бросил «мячик» в толпу набегающих выродков волчицы. На глазах Бахыста и Чёрного Глаза свершилось колдовство – в толпе врагов на миг возникло пламя, раздался страшный грохот. Сразу четырёх гиен вместе с всадниками, а также с полдесятка волков и пеших выродков волчицы разметало по сторонам. Чёрный Глаз и Бахыст рефлекторно отшатнулись, закрывшись руками.
- Уйтархатуг! – грозно воскликнул хан, вскидывая над головой левую руку с зажатым в кулаке кинжалом.
- Уйтархатуг! – радостно подхватили приободрившиеся воины.
Нападавшие же злобно завизжали. Многие из них шарахнулись прочь от ханского шатра. И битва разгорелась с новой силой…
Увы, никому из участников той ночной битвы и в голову не могло прийти, что за происходящем в стойбище сынов Уйтархатуга лениво наблюдали из далёкого далека, пребывая в тёплом и уютном месте, два странных с виду существа. В то время, когда выродки волчицы и сыны Уйтархатуга остервенело гробили друг друга, Баюн и Драдуил сидели перед кристаллом, который показывал им прямую трансляцию с места кровавых событий.
Изображение было весьма скверным – картины всё время плясали, а из-за факелов отдельные фигуры воинов различались с большим трудом. Однако, кощеевы спецагенты всё-таки смогли понять, что в битве наступил перелом – выродки волчицы начали отступать, а хозяева стана приободрились.
- Хватит, Драдуил, - зевнул Баюн, отворачиваясь от экрана. – Погаси его и активируй чип в одном из зазомбированных идиотов. Они сейчас должны быть на подходе к месту большой сходки. И так ясно: битва протянулась достаточно, чтобы они прошмыгнули незамеченными.
Изображение вдруг погасло само по себе.
Драдуил хихикнул:
- Ну вот. Ещё один чип сгорел. Кто-то рубанул этого воина как раз в то место, куда был имплантирован чип.
Баюн отмахнулся:
- Пёс с ним. Мне уже нет нужды за ними наблюдать. Это вшивое племя всё равно считай подохло. Тем более что гиены запрограммированы на уничтожение своих хозяев. И время скоро придёт.
- Боюсь, гиен у них осталось мало, а с волками они хорошо научились управляться, - робко возразил дикобразоподобный.
- Это их счастье. Мне-то что с того! Да и тебе тоже. Свою задачу для нас они выполнили, и хватит с нас. Вот уйтархатугами чуть позже - займемся, - Баюн снова зевнул.
Кристалл снова зажёгся изображением. На фоне алеющей зари по степи скакали девять укутанных в плащи с капюшонами фигур. Одна из лошадей вдруг остановилась, припала на задние копыта, резко вытянула шею и… жутко проревела.
- Терпеть не могу мороков. Обязательно им надо повыть в самом неподходящем месте, - проворчал Баюн.
Теперь было видно, что вся девятка диверсантов скакала верхом на… шестиногих ящерообразных созданиях, головы которых были чем-то похожи на драконьи, с прямыми рожками.
- Обычные лошади для такого перехода не очень хороши. К тому же вы просили, чтобы внешний вид наших посланцев не оставил у братков сомнения в папашиных происках, - начал оправдываться Драдуил.
Но Баюн грубо оборвал его:
- Знаю!
И, снова широко зевнув, лапой помахал перед пастью:
- Пора отдохнуть. Часа через два включи этих паршивцев снова. И по пустякам не беспокой меня!
Драдуил озабоченно кивнул…
Рассвет в степи. В сторону зари катится вал людей в волчьих шкурах вперемежку со зверьем. Многие люди прихрамывают, некоторые в изнеможении падают. Волки и гиены часто останавливаются и, высунув языки, тяжело дышат.
Внезапно из оврага, мимо которого должна вот-вот пройти отступающая орда выродков волчицы, появляются шесть высоких чёрных фигур – кощеевы крыланы.
- Выкормыши Баюна, - презрительно изрекает старший в адрес выродков волчицы. – Они подлежат сокращению в численности.
Толпы людей и зверей достигли линии оврага со вставшими на краю обрыва крыланами и, ничего не подозревая, продолжили путь.
- Огонь из всех излучателей! – скомандовал старший.
Вынув из-под плащей блестящие темные трубки толщиной с человеческую руку, крыланы словно по команде вскинули их перед собой, направив раструбы на двигающиеся мимо толпы. Ярко-красные вспышки бесшумно прорезали утренний сумрак. На тёмных фигурах людей и зверей заплясали жуткие огненные зайчики. Волки и гиены в страхе метнулись в разные стороны. Люди же поначалу замешкались. А через секунду – другую пространство у оврага взорвалось воплями людей и животных.
Наконец орда сообразила, куда следует убегать, и шарахнулась от оврага в степь. На земле остались обугленные, съежившиеся трупы людей вперемежку с павшими волками и гиенами …
Утром, когда солнце встало над горизонтом, сыны Уйтархатуга, сложив своих убитых в большую поленницу, закидали тела сухими ветками. Трупы врагов и их зверей к тому времени дымились по всему лагерю: на них просто навалили побольше кизяку.
Женщины и дети встали на колени вокруг будущего погребального костра
Хан и его гости расположились неподалеку, в сторонке от основной массы племени.
- Много, ой много хороших бойцов потеряли, - сокрушался хан, цокая языком и качая головой из стороны в сторону. - Почти вдвое больше, чем в битве с воинами из столицы Елисаровых владений. Но там сам Уйтархатуг послал им на помощь своего шайтана! И грохочущие огнестрелы у елисаровых бойцов были. А здесь! – хан с досадой махнул рукой.
- А здесь гиены с огромными волками на нас этакой оравой навалились! – воскликнул Бахыст. – Чтоб им всем провалиться!
Седой шаман между тем приступил к обряду отпевания. Нахлобучив косматую шапку с бычьими рогами, он принялся с бубнами в руках скачками двигаться по периметру братского погребения, что-то надрывно голосил, подпрыгивал как можно выше, вертелся вокруг себя и неуклонно скакал вперед, чтобы обежать с таким исполнением обряда целый круг. Вернувшись на место, с которого начал погребальную пляску, шаман извлёк откуда-то из складок своего пыльно-серого балахона пучок сухой травы. Упал вместе с ней наземь, также из складок выхватил два куска кремния и, лежа на животе, метким ударом высек искру. Тут же вскочил, с разгорающимся пучком в руке и с дикими воплями «уйтархатуг, уйтархатуг» прыгнул к застывшему у поленницы из мертвых тел молодому воину, выхватил у него из руки ожидающий своей очереди факел и торжественным жестом воспламенил его от священного пучка. Потом воздел факел над головой как можно выше, ухватившись за конец обеими руками, потряс его над головой, пружинисто попрыгал на обеих ногах, повертелся вместе с факелом, наконец, швырнул его на ветки, прикрывающие мертвых. Со стороны могло показаться, что факел погас. Однако, спустя всего лишь несколько мгновений пламя вспыхнуло, разгорелось с необычайной силой, разбежалось по всему погребению. И все припали лбами к теплой земле. Даже хану и гостям пришлось для этого встать на колени…
***
…Финист неторопливо едет по залитой жарким солнцем степи. Куда ни посмотри, кажется, будто совсем пустая степь – только ковыль мало-помалу колышется под ветерком. Но кроме глаз у бывалого путника в степи работает ещё и чутье. Не только нос в этом чутье играет важную роль. Ведь просто так с большого расстояния не то что от костра дымок – дымище от пожарища в степи учуять невозможно. А вот когда тревога в душу заползла вдруг ни с того ни с сего. Тогда и нос тут как тут.
Ехал Финист спокойно и вдруг для самого себя нежданно поводья натянул, замер на месте, задумался. Потом повертел головой и, сфокусировав глаза по зову сердца, осторожно принюхался. Постоял ещё немного, напряженно всматриваясь вдаль, и тронул коня. И разогнал его постепенно, переменным аллюром направляя по нужной дороге…
… Вскоре Финист сидел под деревом у ручья рядом с белобородым незнакомым старцем, одетым в длинные, до самых пят, бесцветные лохмотья. И вряд ли бы кто понял, что на старике за платье: плащ ли с шароварами, изношенные до неузнаваемости, или же просто обёрнутый вокруг туловища кусок полотна?
Старец сам по себе был совершенно не приметный – сухонький, низенький, остролицый. Костлявой и морщинистой рукой старик сжимал довольно лёгкий суковатый посох, совершенно белый от солнца. За левым же плечом его дремала пропитавшаяся пылью полотняная котомка.
Они оба обедали. На траве перед старцем лежали полковриги круглого хлеба и пара вяленых рыбёшек. Незнакомец сухо жевал губами, но при этом посторонний наблюдатель вряд ли разглядел бы, что старик действительно жует свою скромную снедь. Финист же лениво пережевывал холодное мясо суслика. Ещё вчера животное в степи поймали ловкие мальчишки, а запекли под вечер над костром девицы из беженцев.
- Я, богатырь, мясо уж давно не ем – грешно мне, старому, есть его. Рыбку вяленую, вот, иногда, пососу, чтоб хлебушек аппетитнее казался. А так, - покашливая, рассказывал старец шамкающим голосом. – Ты эту-то мою еду с собой забирай (кивнул он в сторону хлеба с вяленой рыбой). Ты, чать, молодой – тебе есть много надо. А у меня, кха-кха, в такую жару и аппетита нет. Мне уж, сынок, почитай годов семьсот будет, кха-кха. Скоро и честь пора знать.
- Сколько, сколько! – Финист аж шею вытянул, как у гуся.
- Чего сколько? А! Лет-то? Да уж я и говорю – семьсот мол, а то и больше – последний век не считал года-то свои.
- Отец! Ты чего это? Может, ты лунными годами человеческую жизнь меряешь?
- Нет, - старик снова покашлял, стараясь улыбнуться. – От бега мира вокруг сестры нашей великой звезды путеводной и богини Ра меряю я свои годы. Да, почитай семьсот раз уж Гея наша обежала вокруг Солнца с того момента, как я из чрева матери своей на свет божий появился.
Какое-то время Финист и старик молчали. Финист даже есть перестал. Наконец, старик продолжил свой рассказ:
- Я ведь не того человечьего рода, к коему ты, богатырь принадлежишь. Хотя, судя по твоим глазам, ты полукровка.
Финист удивленно нахмурил брови.
- Да, похоже, ты полукровка. Кто-то из родителей твоих из нашего рода, а второй – не ведаю отец то или мать – из простых людей. А наш род, сынок, это великий род! Правда, он был великим да весь вышел, - старик обреченно махнул рукой. – Одна жидкомозгая шваль из него в живых и осталась ноне, да и то ей недолго уже осталося ходить-то по земле - матушке.
- Да кто ж ты, отец! – не выдержал Финист. – Откуда путь держишь, что ищешь в степи один?
Старец вдруг нахмурился, пристально глянул Финисту в глаза. И почудилось богатырю, будто от этого взгляда рассудок у него слегка помутился: вроде уже и не старец седой, а чернокудрый воин в сияющей волшебным блеском кольчуге сидит перед ним у ручья. Однако не отвел Финист взгляда, только строже начал смотреть.
Старец же скользнул глазами куда-то в степь, вздохнул с облегчением.
- Выдержал ты испытание, не опустил глаз. А простые смертные моего взгляда не выдерживают. Эх, - вздохнул старик ещё раз – печально так, тяжело вздохнул: – Сошла на нет волшебная сила, которой с молоду я награждён великими учителями был. Видать, уж близок мой смертный час. Но, - голос старца вдруг неожиданно окреп, и еле уловимые стальные нотки зазвучали в нем: - Мы поживем ещё! То, что для простых смертных долго, для нас коротко. И ты, богатырь Финист – не удивляйся: прочел я имя твое в твоих мыслях – проживешь много дольше века простого смертного. Конечно, не восемь-девять сотен оборотов Геи вокруг Солнца тебе отпущены. Однако, два, а то и три столетия у тебя в запасе есть.
Забыв о пище, Финист слушал старца с открытым ртом.
- Я, пахарь Финист, из того же рода, что и враг отрантурийцев нынешних – Кощей Бессмертный. Хотя слаба во мне уж стала сила проникновения в помыслы людские, а я сумел-таки понять, что ты не доверяешь молве народа о Кощее. Ты, богатырь, похоже, сомневаешься в его существовании. А посему и не считаешь Кощея своим врагом. Что ж. Может, ты и прав. Да токмо правда у каждого своя. Так знай же, пахарь Финист! Из нас из всех Кощей единственный бессмертие себе стяжал. Я был его советником, одним из приближённых. Но когда утратил силы, он перестал во мне нуждаться. И вот уже полсотни лет скитаюсь я по свету неприкаянный. Тяжело осознавать свою беспомощность, а главное – ненужность. Но просто так на свете не бывает ничто. Тебя я встретил, а значит послужу ещё немного человеку дельному. Запомни, пахарь Финист: тебя ждет дело очень важное для человечества. И дело это велико и трудно. Что и говорить: племя сильных людей возрождать – не землю плугом ворошить.
Многие себя нынче называют пахарями. Да только настоящих пахарей среди них – единицы.
- Почему это? – Финист аж лоб наморщил в желании понять загадочные фразы.
- Да потому, что пахарем в старину называли не тех, кто землю под посевы готовил, а тех, кому их племя доверило трудную работу пахом совершать – семя свое сильное и благородное в чресла роженицам отдавать. Оттого и пахарь. Так вот ты, Финист, избран судьбой и природой для этого дела. А час же твой пробьет, когда в руины превратится бастион Кощея и все долгоживущие погибнут. Тогда и вырвется из темных тайников болезнь смертельная и множество твоих сородичей погубит. Когда-то был потоп великий, до него богиня Гея трижды в тартарары сметала проклятых людишек со всеми городами их. Ну а теперь придет погибель не для всех людей – лишь для отрантурийцев. Без грохота небесного и вод жестоких. Для многих в Отрантурии найдется возможность, чтобы спастись. Мужчин погибнет много больше, чем женщин. А ещё их больше плодить способность потеряют. Так Гея гнев проявит свой, чтоб наказать народ, столь сильно измельчавший в делах своих и генах, - выговорившись почти стихами, старик зашелся кашлем.
Откашлявшись, он зачерпнул из ручья пригоршню воды, поднес дрожащими руками ко рту, отпил, отдышался.
– Тебе, Финист, сразу не внять, чего я тебе тут наплёл. Но встретишь парня того, что Кощееву смерть сыскать задумал, и многое поймешь. Думаю, тебе вместе с ним на остров Буян путь держать. Там вы и сыщете в тайной пещере ту самую иглу, которая Кощеево бессмертие прервать способна. А место, где она закопана, ты, Финист, по наитию определишь. Ведь ты же полукровка всё ж. Ну а покамест, парень, двигай вон туда, - старец рукой указал на восток. – Тот дым, что ты учуял чуть раньше, тебе не нужен. Там степняки справляют тризну по погибшим в бою с заклятыми врагами. Да и от многих кострищ ныне дым до тебя доносится: добрый десяток сел степных сгорело нынче ночью. Из-за Кощея совсем не стало житья в Отрантурии. В других же странах жизнь пока что хилая. Ты строго на восток иди, кха-кха. Или по руслу этого ручья: он петляет. Выйдешь к озеру, за ним найдешь деревню рыбаков. А там и сам почуешь, кого негодяи местные, кха-кха, из избенки выкурить пытаются, хе-хе. Ну, пора тебе в дорогу, Финист. Не поминай лихом, - закончив, старик прилег на траву и моментально заснул.
Тревожить старца Финист не стал – посидел под деревом немного, подумал над словами незнакомца. Да, видно, сразу смысл их до него не дошел. Усвоил только богатырь, что сказал ему этот удивительный старик нечто очень и очень важное.
Напившись как следует из ручья, собрался в дорогу. Хотел было оставить хлеб и рыбу нетронутыми, но побоялся обидеть старика. Сложил эту снедь в сумку, свистнул коня. А перед тем как вскочить в седло, вдруг что-то вспомнил, улыбнулся и… вынул из сумы своей берестяную бутыль.
- Оставлю-ка я тебе, дедуля, кислого молочка в дорожку. Оно крепких зубов не потребует.
И поехал в сторону, куда недавно старик указал. Бутылка осталась рядом с храпящим стариком.
К вечеру пахарь Финист на самом деле добрался до степного озера, за которым уютно примостилась небольшая деревенька. Пока он вместе с конём форсировал озеро, у берега собрались местные мужички. Встретили они Финиста весьма неучтиво – высмеяв голого всадника от всей души, на полном серьёзе попытались «купить» у него лошадь за связку карасей, а самого прогнать. Разумеется, всех их ожидало жестокое разочарование. Финист явно не понял их юмора: наверное, очень устал с дороги. А посему разозлился и как следует отделал всю встретившую его процессию. Разогнав же братков по своим домишкам, Финист принялся разыскивать Елисара. Однако, к этому моменту на деревню налетел трехглавый Змей Горыныч, который на своей спине принёс десант кощеевых крыланов. Чудовище слопало добрый десяток местных жителей и спалило почти всю деревню. Возможно, оно истребило бы на этом месте всё живое, но некий богатырь волшебным луч-мечом, отобранным у одного из вражеских крыланов, смахнул Горынычу левую голову и чувствительно ранил чудовище в грудь. Этим воинов, как читатель уже догадался, и был отважный пахарь Финист…
***
.
Глава десятая. Внеплановая сходка
Увы, не нашёл Елисара Финист в ту жуткую ночь.
Что с ним случилось – об этом мы узнаем позже. Но события в Отрантурии
начали развиваться в не очень мирном направлении. В конечном итоге
в них оказались втянуты все уже известные нам герои.
И в первую очередь – братья-заговорщики…
В то роковое утро, когда жители рыбацкого поселка пребывали в шоке после нападения Горыныча и чёрных крыланов, в одной одиноко вставшей посреди степи деревянной крепостице шло собрание хозяев Отрантурии. Или, как его любили называть королевичи, большая сходка.
По крепостным стенам, захмелевшие с вечера, лениво гуляли стражники, арбалеты которых мирно покоились за спинами хозяев. Во рву дремали на цепях огромные сторожевые псы. А в знатно освещённом тереме, в одной из просторных палат, сидели за похожим на лесной гигантский гриб столом, все тридцать девять братьев королевичей. По заведенной здесь ещё при короле - отце традиции, одеты братья были одинаково, по крайней мере, с первого взгляда. На каждом красовался длинный, до пят, чёрный кожаный плащ с капюшоном, надвинутым едва ли не на самые глаза. В самом центре стола, в большом подсвечнике горела ровным пламенем гигантская свеча. А вокруг неё – много других свечей поменьше. И если бы не капюшоны, лица друг друга королевичи бы видели отлично.
- Ну что, братья! Не пора ли нам выбрать главного судью меж нами? – хриплым басом вопрошает один из братьев. – Какие будут предложения?
В палате повисло тяжкое молчание. Выждав паузу, ведущий собрание продолжает:
- Что, предложений нет? Или все обдумывают?
И снова молчание, только хищные глаза ведущего «стреляют» из-под капюшона.
Перед каждым участником сходки стоят чёрные фишки размером с палец. Один из братьев вдруг выдвигает фишку ближе к свечкам. Тридцать восемь пар глаз внимательно взирают на этого королевича. Он начинает говорить, и тембр голоса выдает в нем Амира Кривоглазого:
- Разве подошел срок выборов нового верховного судьи? Разве Горшей Сизый более не судья меж нами? – голос Амира слегка дрожит, выдавая робость.
Снова тяжкая пауза. Затем включается в беседу третий голос – очень низкий и густой бас, весьма тяжелый на слух:
- Брат Горшей сегодня досрочно сложил с себя полномочия.
На этот раз пауза длится меньше.
- Вот как! – выдыхает чей-то недовольный голос, судя по тембру, ещё совсем молодой. – И кто это решил?! Когда это решение утвердили большинством голосов? Что-то я не слышал от самого Горшея о том, что он больше не хочет быть верховным судьей.
Братья начинают потихоньку переговариваться между собой, в палате постепенно нарастает напряжение. В это время в разговор вступает Дарсин.
- Ты слишком горяч и недальновиден, Алан, - его голос, как всегда, звучит надменно и саркастично. – Если ты не слышал, это не значит, что не слышали другие. Брат Горшей! Подтверди о твоем решении.
- Подтверждаю, - доносится от одного из братьев монотонный голос.
- Слышал, Алан?! – Дарсин едва сдерживает усмешку.
- А что мне слушать! – голос молодого Алана звучит гордо, вызывающе. – Все знают, что ты, Дарсин, последнее время заимел привычку все решать сам. Вот пусть брат Горшей скажет внятно, что именно он подтверждает, и убедительно разъяснит, почему он складывает свои полномочия главного судьи. А тогда и посмотрим.
Слова Алана словно разбудили в братьях чувство уважения к самим себе.
- Алан дело говорит!
- Пусть Горшей выступит. Почему он не хочет быть судьей?! А?!
- Ему ещё полтора года! С чего это вдруг, а?!
- Пусть объяснит нам Горшей! Пусть сам скажем по-человечески!…
Дарсин выжидает с полминуты, потом, громко кашляет. Мало-помалу братки успокаиваются, и Дарсин вновь берет слово:
- Я согласен. Пусть не думают братья, будто я хочу один за всех решать. А Горшей, что ж… Пусть скажет… Если сумеет, - на последнем слове Дарсин делает голос особенно мрачным.
И снова все молчат, как заговоренные. Пауза. Потом Дарсин обращается к Горшею. Голос Дарсина звучит приглушенно и зловеще:
- Скажи всем, брат Горшей, ничего не утаивай (пауза). Поведай, о чем вы с Баюном договорились? Что совместно порешили? (пауза)… В тайне от нас…
Тягостное молчание знаком шока повисает в палате. Слова Дарсина у всех вызвали оцепенение членов, даже у Алана. А Горшей продолжает играть в молчанку.
- Итак, брат Горшей молчит, - зловеще тихо резюмирует Дарсин. – Он не может говорить. Ясно, отчего. Баюн втер ему под шкуру на затылке ма-аленький такой кристаллик! – снова зловещая пауза, после которой Дарсин взрывается. – И следит теперь за нами глазами и ушами Горшея! Все видит и слышит, что мы делаем, о чем беседы ведем, к чему готовимся! Так это или нет, Горшей! Отвечай, скотина, коль братья требуют! – Дарсин с силой грохает по столу кулаком, отчего несколько малых подсвечников подскакивает, едва не опрокинувшись.
Но Горшей по-прежнему молчит. Братья снова начинают ерзать:
- Колдовство! Опять колдовство это проклятое!
- Доколе терпеть будем!
- Опять Кощей нам поперек шеи становится, братья!
Дарсин незаметно для братьев под столом наступает на ногу Амиру. Незаметно для всех лысый хитрюга завладел вниманием всех королевичей.
- Что будем делать, братья? – строго вопрошает он, снова устанавливая гнетущую тишину в палате.
И вдруг резко поворачивается к сидящему слева от него Горшею и замахивается у того над затылком, намереваясь ударить прямо под затылочным бугорком.
- Остановись, презренный! – изо рта Горшея тут же начинают вылетать чужие фразы, произносимые чужим голосом, по интонациям и тембру здорово напоминающим голос кота Баюна. – Если ударишь моего слугу, у тебя отнимется рука! (на этих словах Дарсин машинально отдергивает руку от затылка Горшея). Ха-ха! - презрительно усмехается некто, сидящий внутри Горшея. – Испугался, неотесанное полено, недочеловечишко! Запомни! Я далеко отсюда, но тебя в любой момент достану! Это говорю тебя я, великий и могучий царь Кощей!
Братья снова в оцепенении.
- Что, столбняк хватил! – злорадно восклицает неизвестный через Горшея. – Ха, ха, ха-ха-ха! – прокатывается по палате его жуткий раскатистый хохот. – А теперь, козявки, смотрите, что с вашей халупой сейчас станется!
Горшей вдруг отрывает руку от стола. Она дрожит. Горшей пытается сопротивляться чужой воле, однако сил у него не хватает. Несколько секунд правая рука Горшея в напряжении висит над столом, потом молниеносно бросается в сторону большого подсвечника. Пару раз Горшей всем туловищем пытается удержать руку, но она против воли хозяина вытаскивает его, согнувшегося пополам, на стол, дотягивается до большой свечи, обхватывает ее пальцами, выдергивает из подсвечника и с силой швыряет в дубовую стену. Освещение в палате на несколько секунд резко теряет яркость (по-прежнему горят только маленькие свечки). Кажется, что, ударившись о голую стену, большая свеча потухла. Но узкая полоска на стене вдруг вспыхивает – огненные змейки начинают разбегаться по стене в разные стороны.
- Тушите! Чего застыли истуканами! – истошно кричит Дарсин, бросаясь к очагу возгорания.
На ходу сорвав с себя плащ, он начинает яростно махать им на огонь. Но вдруг с улицы в палату доносятся вопли отчаяния. С трудом можно разобрать слова «Вражья сила! Неизвестные враги напали!». И в момент возникшей в палате суматохи, расталкивая вскакивающих из-за стола королевичей, Горшей под влиянием неведомой силы прорывается к одному из закрытых ставнями окон и ударами обеих ног выбивает ставни наружу. Тут же отпрянув от окна, Горшей сломя голову бежит к входным дверям. Двоих братьев, повисших у Горшея на руках, он нечеловеческими движениями подбрасывает в воздух и тут же уворачивается от летящего в него клинка. Ещё одно нечеловеческое движение, и сбросивший с себя капюшон Алан, молодой парень с гладко зачесанными назад чёрными длинными волосами, падает на пол, едва не поразив себя зажатым в кулаке мечом. Горшей же вдруг бросается на стену и, с размаху впечатавшись в неё, стекает на пол. Чужая злая воля, по всему видать, покинула Горшея. Зато в распахнутое им окно вместе с ветром один за другим влетают несколько объятых ярким пламенем комков. Во все стороны от них по полу разбегаются огненные ручейки. Братья пытаются их затоптать, однако пожар в палате разгорается по-настоящему. Сообразив, что так можно и пропасть за здорово живешь, королевичи бросаются к выходу. На счастье, двери оказываются открытыми. Резко распахнувшись под навалившимися на них королевичами, они выпускают братьев на свежий воздух вместе с клубами дыма.
Во дворе терема светло почти как днем: во многих местах крепостицы полыхает огонь. С разных сторон до ушей ошалевших братьев долетает звон боевого железа, боевые кличи и вопли стражников. Дарсин первым обнажает меч.
- За мной, братья королевичи! Не осрамимся перед нечистой силой! – призывно кричит он, потрясая мечом над головой.
«Вжик-вжик» - перед глазами королевичей просвистывают куда-то чёрные стрелы. И королевичам опять везет: все стрелы летят мимо них. Словно нападающим заранее приказано оставить королевичей в живых всех до одного.
Сзади королевичей пылает их терем, впереди, у ворот – куча мала. В ярком свете пожара невозможно разобрать, кто кого побеждает: стражники налетчиков или наоборот. Но Дарсин и Амир своими острыми глазами вдруг выхватывают из толпы странных воинов, сражающихся верхом на крупных шестиногих чудовищах. Все воины закутаны в темные плащи с капюшонами, точь в точь похожими на сходочное одеяние королевичей. Чудовища жутко воют, поднимаясь на дыбы и хватая передними когтистыми лапами подвернувшихся стражников. Повсюду в лужах крови валяются порубленные и растерзанные защитники крепостицы.
- Мороки! – со страхом в голосе выдыхает Дарсин.
- Это он! Кощей проклятый, изверг, душегуб! – по-бабьи вскрикивает Амир.
- Воины! Вперед! – раздается громкий голос Алана. – Разделаемся с кощеевыми ублюдками! Не посрамим рода человеческого!
Амир и Дарсин пропускают впереди себя Алана, прыжками бегущего к воротам. Лихо развевается на ветру плащ молодого королевича, грозно сверкает его длинный меч. Десятка два братьев толпой бегут за храбрецом. А из-за других теремов крепостицы выворачивают толпы копьеносцев и лучников.
Дарсин вдруг бросает свой меч и, помедлив, выхватывает из-под плаща что-то очень странное, какую-то трубу с загнутым сзади концом и ручкой спереди. Припав на колено и вскинув эту штуковину перед собой, он что-то делает. Раздается треск, похожий на гулкую барабанную дробь. Штуковина подпрыгивает у Дарсина в руках, а из раструба вылетает огонь. И вдруг Алан, вскрикнув и взмахнув руками, падает навзничь.
Освещённые огнём глаза Дарсина, откинувшего назад капюшон, открыто блещут радостью предателя. Однако насладиться картиной низвергнутого Алана ему не удается: два крупных морока с победно сидящими на них чужаками, вынырнув из темноты, останавливаются рядом с павшим от руки брата королевичем, загородив его от взора Дарсина. Их тут же окружают стражники и королевичи – взлетают в небо раскаленные страстью боя вопли дерущихся, резко усиливается звон сталкивающихся в воздухе клинков. И вспышки сатанинского оружия чужих на миг ослепляют королевичей и стражников.
Рефлекторно отшатнувшись и закрыв глаза руками, Дарсин роняет свою огневую трубу.
- Дарсин! – достигает его ушей чей-то хриплый зловещий голос. - Я давно мечтаю вырвать тебе кишки, да батька не велит! Так что живи пока, недокоронованный вожак ублюдков! Мы ещё встретимся! А пока прощай, ха-ха-ха-ха-а-а-а!…
Яркий огненный комок бухается Дарсину прямо под ноги, рассыпаясь множеством ослепительных брызг. Дарсин автоматом шарахается в темноту. А на месте упавшего на землю огнестрела Дарсина остается оплавленный комок металла.
- Держите кощеевых гадов, не дайте им уйти! – отчаянно кричит кто-то из королевичей.
Но все девять мороков, сбившись в плотный живой таран, без особых задержек прорывают окружение, выбегают из объятых пламенем ворот и растворяются в предутренней мгле, унося на спинах посланцев Кощея…
Кристалл в лаборатории Баюна гаснет. Алчный котяра хищно потирает лапы:
- Дело сделано! Теперь они точно пойдут на шефа, - и, повернувшись в сторону дикобразоподобного: - Бери ковровый магнитоплан, лети им навстречу – захваченного юнца немедленно доставь сюда. Возможно, мы ещё сумеем его спасти. Пригодится, - на последнем слове Баюн зевает. Потянувшись, он радостно резюмирует: - Операция завершена в требуемые сроки и без потерь! Отлично поработали!
На фоне багрового неба Драдуил мчится над степью на ковре-самолете. Волшебный аппарат, или, по-научному, ковровый магнитоплан, легко и ровно скользит на высоте двух перелетов стрелы, слегка подрагивая в потоках воздуха…
***
Глава одиннадцатая. Волшебная книга
О том, как Яга показала Иванасию
одну из страшных страниц истории,
и как её воспринял Иванасий
Мы оставили нашу любимую парочку – Иванасия и Ягу – в ущелье неподалеку от Кощеева Бастиона. Причем оставили в момент, когда Яга при помощи своей волшебной клюшки убила Зэрга. Баюнова шпиона то есть.
Яга решила спрятать Иванасия понадежнее и постараться уговорить его не ходить на Кощея. А где самое надежное место как не у злодея под носом?
Вот и повела Яга Иванасия в потайную кладовку древних кошей, в которой хранились старые реликвии и разный древний хлам в виде полуистлевших картин, разваливающихся статуй и каким-то чудом уцелевшей кухонной утвари. Всё это старьё хранилось в тайной кладовой скорее по инерции, чем из желания оставить для потомков. Однако находилась тут одна довольно-таки крупная в размерах вещь, которая на самом деле была очень и очень дорогой. Во всяком случае для Яги и…, разумеется, главного хозяина кладовки – его величества Кощея Бессмертного. Догадались, о чём идет речь? Надеюсь, понятно, что не о той злополучной игле. Стал бы Кощей прятать смертельно опасную для себя вещицу в хранилище, ключи от которого самолично вручил Яге!
Но давайте вернемся к нашей сладкой парочке.
Спустя пару часов после геройской гибели Зэрга Яга привела Иванасия к маленькой, заваленной тяжелыми камнями пещерке в почти отвесной стене ущелья. Уже светало, и Яга торопилась, напряженно раскидывая камни, чтобы освободить проход. Иванасий принялся было помогать ей, однако Яга строго приказала ему «не мешаться под ногами». Стой, мол, тихо, будто тебя здесь и вовсе нет.
Через несколько минут Яга обнаружила узенький лаз в пещеру, снова уложила камни на место, просунула в лаз клюку, что-то пощупала. И вдруг Иванасий остолбенел. Из узкой щели лаза, в которую едва можно было протиснуться не очень упитанному человеку, посыпались искры. Яга крепко выругалась, извлекла оттуда клюку, затем вынула из привязанного к поясу мешочка какую-то торбочку, сняла крышечку, взяла пальцами щепотку непонятно чего, растёрла это что-то между пальцами и легким движением ладони швырнула порошок в щель. Внутри что-то как будто лопнуло, что-то яростно прошипело и шлёпнулось о камни. Прошептав слова молитвы, Яга буркнула «подожди меня здесь» и, просовывая впереди себя клюку, осторожно пролезла в щель. Пяти секунд не прошло, как из щели полыхнуло светом. И тут же снова вернулась темнота. Следом из щели высунулась рука Яги. От неожиданности Иванасий отпрянул, однако ладонь мягко зацепила его рукав.
- Ну чего ты! Трусливый какой. Пролезай сюда скорее, - недовольно прошипела Яга.
Облегченно вздохнув, Иванасий протиснулся между рядами уложенных друг на друга валунов и оказался в ещё более густой темноте.
- Теперь не бойся: он спит и не опасен, - ободрила Яга.
Она что-то делала, но глаза Ивана привыкали к темноте с трудом. Звякнули друг о друга камни. Иванасий понял, что Яга закрывает лаз, возвращая камни на место.
- Ни одна живая душа не должна обнаружить лаз открытым, - строго пояснила Яга, укладывая последний камень на самом верху лаза. – Особенно ребята из команды Гросса.
- Кого? – сморщился Иванасий.
- Тебе пока что знать не обязательно, - буркнула Яга. – Впрочем, ты о них знаешь. Поди весь горизонт глазами просверлил, пока через степь шёл. А Гросс – начальник их.
- Чёрные крыланы что ли? – озаботился Иванасий.
- Пошли, - приказала Яга.
Иванасий начал было препираться: дескать, не видно, куда идти – того гляди лоб обо что-нибудь разобьёшь. Но Яга бесцеремонно потянула его за собой:
- Опять перетрусил.
- Сама ты…, - начал было Иванасий да раздумал: какая же она трусиха, ежели первая сунулась в эту бесовскую щель.
Так и семенил он, ожидая удара о камень, влекомый Ягой, которая смело, ничего не страшась, шагала куда-то вперед, уцепившись левой рукой за рукав Иванасия.
- Что ты всё упираешься, будто теленок какой. Нечто животное ты, что темноты боишься! – не выдержала Яга через минуту. – Тяжело чай бабе мужика за собой тащить!
- А ты не тащи, не тащи! – вскипел в ответ Иванасий. – Я, может, и упираюсь оттого что ты тянешь меня, как жеребца какого!
- Ну тогда не отставай. А то влипнешь куда-нибудь – выручай тебя, - проворчала Яга, отпуская парня на свободу. – Это ведь не просто коридор. Это секретный коридор. Простому смертному проход через него заказан.
- Что, холодный свет зажечь нельзя? Замуровала же ты за собой эту щель в стене, - огрызнулся Иванасий.
- Нельзя ничего зажигать! – Яга прямо-таки зашипела от негодования. – Здесь всё на этом построено. От самой мелкой вспышки проснутся эти зубастые сторожа. А там впереди любая искра вызовет вспышку прямо в воздухе. Так что иди за мной и не дергайся.
Слава богу, скоро коридор повернул налево, потом направо. Наконец Яга остановилась, постояла немного и загремела ключами.
- Пришли что ли? – тихо спросил Иванасий, боясь разозлить Ягу,.
Вместо ответа заскрежетала замочная скважина, пару раз что-то тонко дзинькнуло, и дверь легонько заскрипела. На удивленье Иванасия, оттуда потянуло свежим, как будто настоянным на сушёных травах, воздухом.
- Прошу, - хихикнула Яга.
Она была снова радостной и смешной.
Вдохнув, словно перед погружением под воду, полную грудь, Иванасий деланно перешагнул через порог: вдруг он на самом деле высокий.
За ними никто не гнался, однако Яга недовольно подтолкнула его в спину:
- И как ты, Ваня, собираешься Кощея победить, ежели всё время тормозишь.
Наконец Яга плотно затворила за собой дверь, громыхнула тяжелой задвижкой и зажгла холодный огонь. Впереди Иванасий увидел ещё один коридор – с выложенными какой-то светло-коричневой плиткой стенами и полом. Ровными рядами висели вдоль стен охапки сушёных трав и веники из еловых веток.
Критика Яги задела Иванасия. Он не стал дожидаться приглашения, а просто двинулся вперёд по коридору за кругом света от холодного огня, резво пляшущим на полу. Шагов через пятьдесят они снова уперлись в дверь, которая, как и дверь в избушке Яги, тихо въехала в дверной косяк, едва только Яга дотронулась до неё концом своей клюшки.
Когда же дверь за ними вернулась на место, Яга провещала какие-то заклинания, и по периметру на стыке стен и потолка возникли яркие светящиеся полосы другого холодного огня. Комната, в которую они попали, увидел Иванасий, была хотя и небольшая, всё равно гораздо более просторная, чем находившаяся у Яги в избушке. Стены и пол в этой комнате ему показались по-настоящему дощатыми. Кроме расставленного и наваленного по углам разного хлама в комнате находились круглый обеденный столик с двумя табуретками, какая-то тумбочка, полки с каменьями, куклами и запылёнными горшками, просторная двуспальная кровать на низких деревянных ножках.
- Ну вот и пришли, слава тебе, господи, - обрадовалась Яга.
И вдруг правой рукой начертила в воздухе перед собой какой-то странный знак – никогда ничего подобного Иванасий не видел. Вроде как будто крест Яга нарисовала, тремя соединенными вместе пальцами коснувшись сначала своего лба, затем середины живота, потом правой и левой ключицы.
- Чего это ты? – недоумённо спросил Иванасий, едва ли не вытаращив на Ягу глаза, которые от света вначале зажмурил. – Раньше ты, о Всевышнем говоря, священный круг перед собой делала. А теперь как-то по-другому руку повела…
Яга вздрогнула, безумным взглядом уставилась на Иванасия. Со стороны могло показаться, будто она усиленно соображает, о чём её спрашивает этот парень. Но вдруг Яга пришла в себя, что-то вспомнила и, промычав вначале нечто нечленораздельное, мрачно пробормотала:
- Я и сама пока не знаю, что за знак мои руки вывели. В этой пещере всегда какие-то странности происходят. Почудилось мне, будто некий лик вижу я перед собой на стене. Мужчина твоего возраста, чуть постарше, а взгляд – как у настоящего бога.
Покачал Иванасий головой – ну и ну, дескать. А Яга сперва вроде как забыла про только что произнесенное и указывает Иванасу на койку:
- Ты, ежели притомился, упади на кровать эту. Она, Ваня, крепкая и уютная, даром что древняя.
И давай из сумки своей на стол харчи выкладывать – даже пыль не стёрла.
Ваня падать на кровать не стал, сбросил только подле неё котомку. Она изрядно потяжелела: Яга в неё тоже припасов набила. Бухнул котомку Иванас на дощатый пол и машинально присел на кровать, которая, на удивление, совсем не заскрипела.
- Есть поди хочешь? – дежурно спросила Яга.
Она нестерпимо медленно развязывала узелки, разворачивала упаковки, извлекала на стол еду и питье в плотно укупоренных берестяных бутылях. Ужин, а точнее ранний завтрак, состоял из пирожков с грибами, пирожков с клевером, твердого, будто камень какой, сыра, огурцов больших с «бабкиного» огорода, кислого молока (и где только Яга корову прятала?), дикого мёда и какой-то крепкой травяной настойки, приятно обжигающей нутро и разливающей тепло по всему телу. Эту настойку Яга наливала на самое донышко берестяных стаканчиков. Говорила, дескать, много пить её нельзя: голова, мол, может кругом пойти, точно от доброй кружки вина. Но если чуть-чуть этой настойки принять, придаст она сил и бодрости, печаль и тоску прогонит.
Только вот не всем её и пробовать-то можно, объяснила однажды Яга. Дескать, иному зелье это так в голову ударит, что заставит его ещё и ещё принимать настойку. До тех пор, пока не пропадёт человек от злого дурмана, в настойке таящегося.
Иванас тогда не понял: каким же это образом в целебном зелье может зло таиться? А Яга ответила как всегда – со своей мудрёной придумкой: в любом добре, мол, заложено зло, и когда добра делается слишком много, да ещё для людей, добра не заслуживающих, добро в конечном счёте во зло превращается.
Иванасий спорить не стал. Не потому, что согласился с Ягой. Просто знал он к тому времени: переспорить Ягу – всё равно что пламя маслом загасить пытаться.
Яга аккуратно нарезала сыру, расставила стаканы, выложила на берестяное блюдо пирожки, капнула в стаканчики крепкого зелья:
- Присаживайся к столу давай, паря.
А когда уже перекусили, задумчиво сказала:
- Я насчёт креста того, который рука моя сама по себе в воздухе сотворила. Честно сказать, сама не пойму, что сей знак означает. Вроде бы это тоже что и солнечный круг, который мы обыкновение имеем сотворять перед собой, в жилище входя и на дело себя благославляя. Но что тот крест обозначает, пока не возьму в толк. Ты, Ванюша, не обращай внимания. Я ведь ведьма прежде всего. А глаза ведьмы, не те глаза, что из-под бровей сверкают, а те, что глубоко в голове внутрь глядят (опять мудрёное Яга изрекла, подумал Иванасий), так далеко вперед смотрят, что разум не объемлет. Коши порой в далёкое будущее заглядывают, непонятные словечки и знаки оттуда вытаскивают. Да так, что против своей же воли людям их показать норовят. А что показывают – редко когда понимают.
Доели в тишине, при свечах, в романтичной обстановке. Иванасий хотел было спросить о загадочных охранниках пещеры, что не опасны в темноте, но при малейшей искре набрасываются на непрошеных гостей. Но решил пока на эту тему не заморачиваться. Да и Яга вроде как носом клевать начала.
Короче, улеглись они на кровать, задремали. И странное дело – только что в сон Иванасия тянуло, а как улегся на кровать, сна как не бывало, наоборот – заряд бодрости почему-то накатил. Вполне могло быть, так настойка подействовала – Ягу от неё разморило, а Иванасу сил прибавило.
Поворочался парень, попытался, расслабившись, незаметно провалиться в сон. Какое там! В голову вдруг полезли мысли о злодее, глаза сами собой открылись, даром что темень кровать окутывала, всего лишь один маленький холодный огонек сиял из дальнего угла, будто чей-то глаз волшебный. Мало того, Яга ещё и всхрапывать начала.
Не выдержал Иванасий, аккуратненько растолкал Ягу.
- Что, храплю? – озаботилась Яга спросонья. – Ты уж прости меня, милый. Работаю я много, вот и устаю. Ваши деревенские бабы, чаю я, после тридцати тоже храпака дают, чисто мужики зрелые.
- Да ладно уж, - мягко протянул Иванасий. – Разве я виню тебя в этом? Просто скучно мне одному-то не спать.
- Так а кто же тебе спать-то не даёт, - бурчит Яга себе под нос. – Боишься что ли кого? Не боись, паря. В этой кладовой никто нас с тобой не сыщет и не достанет. Разве что сам Кощей. Но и он дверь не отомкнет, когда я её щеколдой замкнула. Да и зачем ему в кладовую самому тащится, когда он, если что понадобится, меня пошлёт. Так что спи давай, паря, не колготись, - на последнем звуке Яга сонно присвистнула, и получилось это так, словно змея прошипела.
Иванасий аж вздрогнул: не превращается ли Яга на самом деле в гадюку? Присмотрелся к ней, прикрытой старой медвежьей шкурой. Яга, чтобы не мешать парню храпом, повернулась на правый бок, спиной к Иванасию. Вроде ничего подозрительного.
Полежав ещё немного с открытыми глазами, Иванасий принялся опять ворочаться и опять растолкал Ягу, теперь уже нечаянно.
- Ты уймёшься или нет, - ругнулась Яга, не поворачивая головы.
- Да я это, - начал было Иванасий, слегка смутившись. – Я хотел только, вроде того…
- Ну что ещё? Постель не нравится? Колко что ли? Солома из тряпья торчит?
- Ягуся, а он вправду бессмертный! – спросил внезапно Иванасий удивительно проникновенным голосом.
- А? Что? – всё также сонно откликнулась Яга.
- Спрашиваю, на самом ли деле он бессмертный. Или только притворяется, - в голосе Иванаса звучал по-настоящему неподдельный интерес к тому, о чём он спрашивал.
Яга молчала, и парня это понемногу начинало задевать.
- Вот ты сказала, будто не терпишь, когда зверей бьют. Пуще всего своего Потапыча бережешь. А сама под медвежью шкуру залезла и дрыхнуть собралась!.. Молчишь! Нечего сказать! А туда же – защитница животных!
Яга вдруг огрызнулась:
- Представь себе, защитница! – как не бывало сонливости в голосе Яги. – Знал бы ты, сколько зверей с моей помощью от вашей, человечьей, стрелы увернулось, сколько в капкан не попалось, сколько из силков вырвалось – не вякал бы что ни попадя!
- Однако шкуру с медведя содрала! – дразнит Иванасий.
- Шкуру, шкуру! Если хочешь знать, вовсе не я сняла ее с берложника! Мне ее один лешак подарил. Да и то – он выкрал ее у людей. Медведь тот поди сам издох – от старости. А людишки нашли его в лесу и обрадовались. Что ж теперь – добру пропадать?!
- Ну ладно, раскудахталась! Ишь – обидели добрую Ягу, что ты! Поговорила б со мной перед сном, я б тебя не беспокоил, только погрел бы собой, и дело с концом. А ты на мой вопрос – храпака.
- Эх, Афоня, бедовый ты парень! – Яга нехотя приподнялась с постели. – Всё-то тебе неймется. Всё-то знать тебе надобно. Ну давай, спрашивай.
- Я уж и спрашиваю. Говорю, бессмертный ли он, Кощей этот? Или на пушку этим людей берет?
Расставшись на время со сном, Яга встала с тахты, подошла к столу, начала на крышке что-то колдовать. От пассов Яги, подивился Иванасий, стол как бы раскрылся, будто бутон цветочный.
- Иди-ка сюда, Ванюша, - машет Яга ладонью.
Там была книга. Огромная, больше локтя в ширину, полутора локтей в высоту и с пол-локтя толщиной, оправлена эта явно волшебная книга была в оклад из какого-то не известного Иванасу, явно старинного и чрезвычайно редкого, металла. И обложка книги сотворена была вроде бы из кожи, да не понятно чьей и как выделанной. Но красиво сработали тёмно-фиолетовую обложку древние мастера - глаз не оторвать! Особенно поражали глубиной старинной тайны волшебные неведомые руны, высеченные на обложке настоящим золотом. Иванасий сразу понял, отчего книга эта оказалась прикованной к столу цепями. А стол – словно в землю врос – просто так и не вытащишь, не оторвёшь от пола.
- Ну что, парень, оторопел?
Осторожным движением, словно боясь повредить, Яга открыла книгу. Со стороны обложка показалась Иванасию на удивленье лёгкой. На обратной же стороне он увидел мелкие кристаллики, выложенные какими-то загадочными фигурками – бисер искрящийся, да и только. А титульная страница? Она по-настоящему отсвечивала голубизной небесной. Сверху на ней – пронзающий копьем дракона человек в сияющем шеломе и верхом на лошади изображён. А под ним, точнее, под поверженным змеем, лежали ровными рядами руны, приятно отливающие серебром.
- Ты спросил меня о бессмертии, Ваня, - чарующе вкрадчиво прошептала Яга, с тихим шелестом перелистывая удивительные страницы.
Буквы сменялись картинками, картинки буквами. Представали перед взором Иванасия и величественные купола высочайших башен, и красочно расписанные стены древних городов, и парящие в небе повозки крылатые, и гигантские ступы, в которых люди, как понял Иванасий, летали над землею, правда, низко, почти над крышами домов и башен шпилями. И звёздами усеянное небо в этой книге было. И ещё довольно много из того, о чём Иванасий совсем не ведал.
- Этой книге, Афонюшка, уже без малого три тысячи лет, - войдя в какое-то странное, похожее на транс очарованной состояние, говорила Яга. – Пережила эта книга великое наводнение, сровнявшее с землей почти все страны мира. Её пытались сжечь и после потопа. Её бросали в воду, держали в сырых подземельях, напускали на неё полчища крыс. А она жива. И будто вчера народилась на свет. В этом, Ваня, и есть её, этой книги, бессмертие.
Пастух был удивлен и восхищен одновременно. Однако и дух противоречия в нем не убыл.
- Да, книга эта волшебная, не иначе. Да только причем тут Кощей? Я ведь про него спрашивал, а не про книгу…
- Смотри, Ванюша! Эту книгу Кощей написал. Хочешь, покажу тебе кое-что? Не испугаешься?
- Да уж не из пугливых, коли в одиночку на Кощея пошёл.
- Ну так гляди, Ванюша, в оба!
Яга вернулась к обратной стороне обложки, ладонями что-то проделала с кристалликами, торжественно и тихо провещала странные, почти неразличимые для уха человечьего, слова.
И вдруг Иванасий с Ягой словно прочь унеслись из убежища. Завертелись вокруг них как будто горы да долы, леса да овраги, степи да реки, моря и океаны. Увидели они вокруг себя цветущие сады, на сотни верст раскинувшиеся по земным просторам, ломающиеся от разных сочных фруктов ветви. Миг – и вкруг Яги с Иванушкой могучие колосья злаков на неохватных взглядом человека полях затрепетали на ветру, широченные, от горизонта к горизонту простирающиеся плантации огромных корнеплодов и овощей из тех, что Иванасий никогда нигде не видывал.
От облака к облаку по синему небу летали металлом сверкавшие птицы, внутри которых, сразу догадался Иванасий, сидели в креслах люди. В мгновенье ока взмывая в голубизну небесную, исчезали среди звезд невиданных размеров корабли, похожие скорее на котлы, по верху и по низу сплюснутые, или волчки, вращающиеся непомерно быстро. Легко и резво по морским волнам бежали белоснежные суда под парусами и без оных.
- Вот так они и жили, Афонюшка! Предки наши! - голос Яги прорывался сквозь шум кораблей и повозок, без всякой упряжи мчавшихся быстрее ветра по дорогам и над ними. – У нас с вами, Ваня, одни предки были. Это уж потом они разделились на простых людей и тех, кого вы называете бессмертными.
И вдруг вокруг Яги с Иванасом взметнулось в небо, завертелось языками пламя страшное. И падать-рушиться пошли дома высокие из камня синего блестящего, великолепием до этого сиявшие. Охваченные ужасом, без памяти и без ума спасались бегством люди. А над городами воспарили вестниками смерти тёмно-фиолетовые корабли и созданные человеком птицы, из чресел коих гибельными ливнями посыпались на головы людей и кровли храмов жуткие снаряды адские. В степях, в горах и посреди охваченных огнём развалин валили друг на друга, грохоча, стальные чудища, огонь из страшных хоботов плюющие. И как из-под земли внезапно появлялись друг перед другом цепи воинов, в тупой и беспощадной ярости метавших друг во друга смертоносные лучи, огонь и просто стрелы, разрывающие человека надвое. Сверкали среди чёрного густого дыма волшебные мечи и копья. А светоносные щиты магические отражали от себя не только удары боевого, страшного металла, но и лучей, которые, мгновенно возвращались пославшему их воину, чтоб либо насмерть поразить его, либо таким же способом назад вернуться. Чудовищные, сатанинские дуэли развернулись всюду на полях сражений – безумных, не постижимых ни умом, ни чувствами, баталий идиотов, владеющих какой-то сверхъестественной волшебной силой.
- Хватит! – закричал Иванас. – Верни меня скорей в твою подземку, Яга! Не могу больше смотреть на это! Дьявольщина какая-то!
А пожары и битвы уже прекратились. И осталась вокруг Иванаса с Ягой изуродованная развалинами городов, развороченная и опаленная, усыпанная пеплом земля… И вдруг исчезло, испарилось мгновенно наваждение. Увидев стены убежища и красивую книгу на столе, Иванас облегченно вздохнул.
- Всё-таки ты испугался, Ванюшечка, - ласково погладила его по руке Яга. – Да и мне не по себе стало… Но ведь видели мы с тобою далёкое прошлое. Это – наша история, быль. От неё никуда, Афонюшка, не деться.
Иванасий понуро побрёл к кровати:
- Да Кощей-то, оказывается, ещё больший злодей, чем я думал. Это ж надо! Такую красоту сгубить!
Яга бережно закрыла книгу, «пассами» убрала её в стол, затем повернулась к Иванасу:
- Больной ты, Афоня, истинно больной. Зря я тебе показала это. Не созрел ты ещё. Не возьмёшь в толк, что не Кощей ту войну меж людьми развязал. Он её при всем желании развязать не сумел бы: кишка у него тонка для такого. Да и не было его тогда на свете, Кощея твоего. Он уже после потопа родился.
- Только что ты мне сказала, будто книга эта тот потоп пережила, а написал её – Кощей. И он же после потопа родился! – зло уличил Иванас, в бессилии усаживаясь на кровать.
- Прости меня, Афонюшка. Всё-то я забываю, что ты, хотя и здоровый мужик, а всё-таки ещё дитя малое, неразумное, - тихо подойдя к сидящему на кровати парню и усевшись рядом, Яга ласково обняла его за плечи. – Не обижайся, дурачок. Я же тебе помочь хочу. Чтоб ты сам правильный выбор сделал.
Яга помолчала. Иванасий тупо уставился в одну точку на еле освещённом полу комнаты.
- Да, именно эту книгу про жизнь и гибель наших с тобою, Ваня, общих предков, кои звали себя отрантами, написал и сотворил Кощей. Но он не первую такую книгу написал. Были книги и до Кощея написанные. Они все погибли в огне и в воде. А Кощей уже спустя тысячи лет старые записи по крупицам собрал и возродил эту книгу. По всему миру собирал эти крупицы – сотни лет на это потратил. Чтобы сохранить на сей раз память о прошлом.
- Да, такая память! Лучше вообще никакой! – бурчит Иванас, продолжая «плыть» под впечатлением.
- А вот тут ты не прав, дорогой мой Иванушка. Помнить надо любое прошлое. Хотя бы для того, чтобы не повторить эту жуть, которую мы с тобой только что видели. Вот в этом и кроется бессмертие Кощеево…
Ещё немного помолчав, Яга легко и нежно провела ладонью по голове Иванаса.
А сейчас, Ванюша, сон я на тебя нашлю. Хороший, дивный сон, - мягко ероша волосы парня, она монотонно что-то прочитала на неизвестном Иванасу языке.
«Заклинания бормочет», - сквозь пелену в сознании подумал Иванасий.
Он попытался было побороться с колдовством, но не сдюжил – тихо лёг на бочок и спокойно заснул. Яга встала с кровати, задула свечу и улеглась рядом с Иванасием, которого воспринимала уже едва ли не как родного коша…
***
Глава двенадцатая. Панкратидар Справедливый
Королевичи пошли на Кощея всеми своими ратями. Но пока они дойдут до Бастиона Зла, произойдет немало интересного в развитии событий без королевичей. А главное – встретятся два могучих витязя, два воина Света, из тех, что в народе прозвали Крыланами Белыми…
Три грозных колонны зловещими змеями ползли по степи, заливаемой солнцем. Рыцарская конница, латная пехота, запряженные могучими быками колесницы с установленными на них баллистами и катапультами. Вооружение бойцов было незатейливым: длинные копья, алебарды, мечи и сабли, щиты, топоры и палицы, арбалеты и луки, пращи с камнями и свинчаткой. Широкие прямоугольные знамена синего цвета и с золоченой бахромой были развернуты всегда: в Отрантурии их давно закрепляли рамками, подобно огромным картинам, одной гранью рамки каждая из которых крепилась к длинному пикообразному древку.
В центре каждого полотнища сверкал рисованным величием ярко-желтый круг солнца, увенчанного короной. А вокруг него располагались десять белых звезд. Возможно, то был символ Солнечной системы – мира, в котором жила Отрантурия. И хотя вряд ли кто из королевичей интересовался древним смыслом этого символа, держать свои знамена полководцы требовали высоко и ровно…
Сформированные по родам войск (конница, пехота, колесницы), колонны двигались параллельно друг другу на расстоянии одна от другой шагов примерно в сто. Между всадниками и пехотой расположилась плотная ватага особо заметных по внешнему виду наездников. Нет, они не были разукрашены всякими блестящими побрякушками, разноцветными султанами и прочей напускной дребеденью типа рогов и павлиньих хвостов.
Вся эта мишура присутствовала как раз-то на простых рыцарях из верховой колонны. А всадники из отдельной ватаги одеты были неярко – в тёмное и серое. И главное – на каждом примостился какой-то особенный жилет, с первого взгляда непонятно из чего сфабрикованный. При этом головы свои бедовые эти ребята оставили почему-то обнаженными – полупрозрачные, отливающие чёрным, шаровидные шлемы бойцов легкомысленно болтались у них позади затылков. Но что самое интересное – прямоугольные выпуклые шиты, висевшие у правого колена каждого тёмно-серого всадника, начищены были до невероятно яркого блеска.
На груди же у каждого странного воина на перехватывавшем шею ремне покоился старинный быстрострел. Или, как назвали его спустя тысячелетия далекие потомки, автомат.
Кортики у этих доисторических спецназовцев, разумеется, тоже имелись. Холодное оружие, что ни говори, надёжнее всяких волшебных штучек, хотя и гораздо слабее.
Позади этой грозной ватаги шло гуртом больше полусотни точно таких же пехотинцев, вооружённых в дополнение ко всему ещё и прикрепленными к поясам бумерангами. А в самом центре конных спецназовцев устало сидел на большущем двугорбом верблюде (кто бы вы думали?) Амир Кривоглазый. Простите, Ясноокий – собственной персоной. Амира плотно окружали отлично защищённые сверхпрочной «волшебной» броней телохранители. Однако толстый королевич всё равно предпочел париться сразу аж в двух непробиваемых жилетах, с трудом напяленных один на другой. Пот с бедняги катился градом. Но он держался изо всех сил, даже шлем не снимал. Хотя забрало этого шарообразного шлема и приподнял на лоб.
- Эт-то что там ещё?! – вдруг удивлённо поднял брови Амир, натягивая поводья верблюда и останавливая тем самым всё своё воинство.
А легко вооружённые лучники впереди уже с грозным гиканьем поскакали навстречу каким-то возникшим на пути, словно из-под земли, пешим воинам.
Амировы лучники вытянули уже было стрелы из колчанов, как вдруг разглядели воткнутую древком в землю хоругвь с точно таким же символом, как и у их хозяина, только с ярко-красной бахромой.
Пехотинцы впереди стали уже отлично различимы – такие же спецназовцы, как и у Амира, только головы их прикрывали какие-то кепки, а форма под жилетами была не серая, а цвета хаки, пятнистая.
***
- Стоять! – один из пограничников, самый с виду мощный, взмахнул рукой, ладонью уверенно как бы припечатывая воздух. – Кто такие и куда идёте?! – бас его прогудел грозно и вызывающе.
Лучники натянули поводья:
- Тпру! –
- А вы, я вижу, люди Дарсина Светловолосого! – дерзко ответил юный блондин, возглавлявший конную сторожу Амирова войска.
В воздухе повисла на минуту полупрезрительная пауза. И начальник заставы, тот самый сильный с виду спецназовец, прищурив глаза, демонстративно сплюнул перед собой:
- Если знаешь, чего орёшь, дубина зеленая!
Пешие спецназовцы показушно заржали, театрально обнажая зубы. Белобрысый всадник нервно натянул поводья жеребца, коего, видать, рассердило столь наглым образом продемонстрированное неуважение к своему хозяину. Белоголовый покосился на своих. Лица лучников были откровенно хмурыми.
- Один на один! – крикнул он мальчишеским тенором, выпячивая грудь: – Без оружия?
И снова взрыв хохота.
Красивое лицо блондина мгновенно побагровело. Наверное, от этого он ещё больше разозлился и, по-видимому, потерял над собой контроль.
- Ну так как? – юноша изо всех сил старался показать, будто глупые шутки его не трогают.
Ядовито сплюнул под копыта коню:
- Выясним, кто из нас дубина?
Деланный хохот взорвался ещё раз. После чего глава заставы желчно изрёк:
- Ты разрешения спрашиваешь или советуешься с нами?
Глядя на всадников, пограничники издевательски щерились, стараясь снова унизительно захохотать, но это у них уже не получалось. Овладев собой, белобрысый гарцевал перед ними в горделивой позе, снисходительно улыбаясь. Со стороны весь этот спектакль казался каким-то дурацким ритуалом, давно придуманным и внедрённым в жизнь неизвестно кем и непонятно зачем.
- Ну так будем драться или как? – победно прозвенел высокий голос белобрысого.
И, словно успокаивая, парень с усмешкой добавил:
- Без оружия.
- О! – подчёркнуто хрюкнул самый сильный на заставе. – И без одежды! Чтобы оружие нельзя было спрятать!
- Принимаю, - равнодушно кивнул белоголовый, спрыгивая с коня.
Со стороны пограничников Дарсина раздался возглас одобряющего удивления:
- О-о-о! Молото-о-о-к парень, нечего сказать!
Лица воинов аж вытянулись в знак уважения к противнику, а самый сильный передал свою «пушку» одному из подчинённых.
Под хмурыми взглядами товарищей, явно не одобрявших поведения своего начальника, белобрысый невозмутимо повесил на луку седла арбалет и кинжал. Затем, спокойно скинув с себя длиннополый запылённый плащ, остался в одних коротеньких тёмно-синих спальниках, из тех, что далёкие потомки назвали плавками.
- Молото-ок! – уважительно пробасил его противник, машинально засучая рукава по локоть.
- Смельча-ак! – весело поддакнули другие погранцы.
- А ты можешь не раздеваться! – надменно сплюнул под ноги блондин. – Я не такой трус, чтобы бояться одетого противника.
- Что? – начальник заставы аж лоб наморщил. – Это уже далеко заходит. Послушай, дружище. Я, конечно, твой вызов принимаю, но это уже чистой воды самодеятельность. Может, хватит придуряться?!
- Что я слышу? – белобрысый принялся кобениться, делая руками унизительные жесты. – Самый сильный трусит! Обозвал меня дубиной, а сам юзом пошел!
Как ни странно, самый сильный не взорвался в гневе, а всего лишь нахмурился:
- Я от своих слов не отказываюсь. Ты зелёная палочка! Да к тому же неучтивая! Но драться с тобой я не буду!
- Тогда ты трус! Трус и пустозвон! – победно крикнул парень, намереваясь снова надеть плащ.
Однако прикрыть наготу ему больше не пришлось.
- Я сказал, что не буду с тобой драться, - спокойно ответил начальник заставы. – Это правда. Потому что я тебя просто отлуплю, как нашкодившего щенка.
И под дружеский хохот и тех и других почти голый белобрысый, как петух, налетел на не успевшего раздеться начальника заставы. Тут же они оба грохнулись наземь, затем вскочили, замолотили друг друга, причем одетый больше закрывался, чем наподдавал противнику, затем снова упали…
***
- Чего они там застряли? – Амир нетерпеливо справился у лучника, вернувшегося к войску. – Кто там стоит?
- Ваше владычество! Мы у границ владений вашего брата Дарсина Светловолосого! Это его пограничные стражи. Как водится по старому обычаю, начальники отрядов меряются силой. Думаю, они долго не затянут.
- А! – машет рукой Амир. – Такая жара, а они этот дурацкий обычай соблюдают.
Немного подумав, Амир вдруг спохватывается:
- Ты знаешь что, друг ситный! Скачи-ка назад. Скажи этому, как его…
- Беляном его кличут! – подсказал воин.
- Короче, - Амир поморщился, - передай ему мой приказ – не дурить. Всё равно ему этого качка не одолеть – нечего позориться!
- Есть, ваше владычество! – крикнул воин, пришпоривая коня.
- А то, скажи, в рабство победителю его отдам! – крикнул Амир ему в след.
И, помолчав, недовольно бросил своему окружению:
- Что я, Кирпатого не знаю! Он троих как этот Белян уложит враз!
- Ничего не поделаешь, - осмелился заметить один из генералов. – Обычай есть обычай.
Амир снова поморщился, будто принял противное зелье. Но приказывать войску продолжить движение торопиться не стал…
***
Меж тем Кирпатый, то есть начальник заставы, уже оторвал белобрысого Беляна от земли, поймав его в замок под левую ногу. Грамотный рывок – и задиристый юноша на лопатках. Рванувшись, Белян вскочил. Но Кирпатый тут же опрокинул его снова. Пару минут они шумно возились в партере, заставив зрителей, затаив дыхание, ловить взглядом каждое движение борцов. Наконец картина приняла стабильную форму: юный блондин плотно лежал на спине, упираясь стопами в землю и пытаясь встать на мост, а силач в пятнистой форме всей своей массой прижимал его к земле, плотно усевшись на парня верхом и перехватив его левую руку на излом через своё колено.
- Ну что, дружище, может, хватит? – дружелюбно предложил Кирпатый, левым коленом не давая Беляну пустить в ход свою правую руку. – А то ведь, по обычаю, я должен буду тебе либо руку растянуть, либо кулаками тебя отключить. Поборолись, и хорош!
- Сдавайся, голоногий! – насмешливо крикнули подчинённые Кирпатого. – Из-под нашего начальника тебе не уйти.
- Прекрати ломать комедию, Белян, - проворчал кто-то из лучников. – Хватит позориться.
Да и самому Кирпатому возня эта, похоже было, успела надоесть.
- Кончай, молодой, - победитель начал потихоньку проводить болевой прием, и Белян натужно закряхтел, пытаясь согнуть левую руку в локте, а правой прорваться к шее Кирпатого.
Юноша ещё раз попытался встать на мост, прогибаясь как можно сильнее.
- Если сдамся, - с кряхтением выдавил он из себя, - ты меня в рабство возьмёшь на три года!
На борцов вдруг наехала тень от наползавшей на небо тучи.
- Попрохладнее стало, - пошутил Кирпатый, балансируя на побеждённом и спокойно перемещаясь своим мощным задом тому на грудь, чтобы легче было сделать больно.
- Сам виноват, нечего было рыпаться, - донеслось от недовольных лучников.
- Заткнитесь вы, предатели! – надрывно крикнул Белян, судорожно пытаясь уйти с болевого приёма.
До его ушей вдруг донёсся топот копыт, а затем громкий голос гонца:
- Беляну приказано самим его владычеством сдаться на милость победителя! В противном случае хозяин обещал отдать его в рабство королевичу Дарсину! Навсегда!
- Ну что? – озаботился Кирпатый, не ослабляя хватки. – Мне сдашься или Дарсину? Да не бойся, я издеваться не буду. Поработаешь у меня навроде борцовского мешка, ну, оружие за мной потаскаешь малость. Годика через полтора отпущу, - и для убедительности нажал парню на руку, подбивая локоть коленом.
- Есть! – не в силах терпеть боль и унижение, завопил Белян. – Сдаюсь!
Кирпатый мгновенно ослабил хватку, и, облегчённо вздохнув, Белян свободно раскинул руки по траве. Какое-то время он покорно ждал, когда наконец победитель отпустит его окончательно. Тяжело и часто дыша, юноша пытался сделать вид, что ничуть не расстроен, нахально смеющимися глазами глядя на Кирпатого, который по инерции продолжал сидеть верхом на поверженном противнике, по обычаю победно выпрямившись.
- Короче, парни, все свидетели! – по-детски радостно провещал начальник заставы. – Эта зелень мне сама сдалась, и я по закону беру его к себе рабом. Как зовут? – деланно строгим тоном он снова обратился к побеждённому. – Не поднимусь, пока не назовёшься!
Но тут огромные капли дождя часто забарабанили по земле, и уже через две-три секунды после этого на головы парней обрушился дикий ливень.
- Чёрт с тобой, потом назовёшься! – заорал Кирпатый, вскакивая на ноги и натягивая на голову куртку.
Не дожидаясь, пока их бывший начальник поднимется, амировы лучники резво развернули коней. Белян же остался лежать на спине, широко разбросав свои руки и ноги, словно надеясь дождём смыть позор столь сухого проигрыша. Лошадь его вместе со всей амуницией лучники увели за собой. Таковым был старый закон потешной борьбы – побежденный отдавался в рабство только с тем, что было надето на нём во время схватки.
- Войску Амира путь свободен! – вслед удаляющимся лучникам Амира Ясноокого прокричал Кирпатый, правой рукой с зажатым в ней кинжалом указывая направление движения.
- Пошли! – хмуро скомандовал Амир, недовольно понукая верблюда. – Вперёд!
В потоках дождя амирово войско торопливо зашагало по степи в сторону слабо виднеющихся вдали пригорков, обходя справа заставу Кирпатого.
***
В лаборатории Баюна вспыхнул большой кристалл внешней связи. Зажмурившись от яркого света, человекокот нехотя спрыгнул с широкой и длинной кушетки, где он только что дремал, свернувшись калачиком:
- Кого ещё черти в неурочное время копытами лягают!
Недовольно ворча, Баюн дотронулся лапой до встроенной в кристаллический монитор панели настройки. Помигав, кристалл выдал неровное, постоянно ломающееся изображение Гросса, начальника крыланов. В лабораторию ворвалось громкое шипение, бульканье и волны других неприятных звуков. Прошло ещё несколько весьма неприятных для Баюна минут, прежде чем какофония настраивающейся передачи оформилась в грубую человеческую речь.
- Дрыхнешь?! – угрожающим басом провещал Гросс. – Заварил кашу и в нору?! И делаешь вид, будто тебе ничего неизвестно! Почему меня не предупредил, задери тебя минотавр!
- Послушайте, господин Гросс, - по-кошачьи мягко и вкрадчиво откликнулся Баюн, предварительно покривлявшись в сторону от кристалла. – Какого дьявола вы изволите наезжать на меня, не поздоровавшись! И почему это вы такой взъерошенный? Досталось за что-нибудь от шефа?
- Извини, Баюн! – Гросс едва не сорвался на крик. – Да, я бываю не сдержан! Но ты бываешь просто нечестен со своими коллегами! И последнее время всё чаще и чаще! Может, ты принимаешь меня за идиота, способного только поджаривать из бластера других идиотов? Так вот, многоуважаемый кот! В этом ты ошибаешься! И хочу тебя, между прочим, обрадовать! Папаша не далее как сегодня утром подписал ордер на твой арест!
- Мур-мур! – с явным презрением в движениях Баюн принялся потягиваться прямо перед кристаллом, чтобы кристалл в апартаментах Гросса показал это как можно явственнее. – Можете ли вы мне наконец объяснить, что всё-таки стряслось и какая муха вас укусила, любезнейший Гросс.
- Я тебе объясню! Я тебе как надо объясню! – всё-таки заорал Гросс. – Я тебе все расскажу! О чём ты знаешь и о чём не знаешь! Но прежде ты у меня посидишь в клетке! И поголодаешь денёк-другой! А потом предстанешь перед учёным советом и как миленький расскажешь обо всём, что ты самовольно спакостничал, дружище!
- Вау, как страшно! – как ни в чём не бывало Баюн продолжил кривляния. – Только в чём я виноват?
- Посидишь в клетке – узнаешь! – рубанул воздух Гросс. – И приготовься! Через пару минут за тобой прилетят! Только без глупостей у меня! А то я на самом деле подпалю твою поганую шкуру!
- Вау! – Человекокот состроил из себя незаслуженно обиженного. – Это просто возмутительное поведение господина, которого до сих пор я по-настоящему уважал! Заметьте, я даже не требую показать мне этот ордер! Я продолжаю уважать господина Гросса, нашего лучшего блюстителя традиций, лучшего бойца и настоящего профессионала! И он просто не представляет, как мне не хочется менять свое мнение о господине Гроссе!
Начальник крылатой полиции Кощея на какое-то время замер перед кристаллом, потом вдруг громко и нарочито усмехнулся:
- Ну и ловок же ты дифирамбы петь! Аж заслушался! Ну, зараза! Настоящий кот, ничего не скажешь. Но я не такой простак, как это тебе кажется, хитрюга! И вообще – можешь меня не уважать! Мне-то что с того…
- Возможно, это действительно вас не трогает, господин Гросс, - Баюн снова перешёл на вкрадчивый тон. - Но вас обязательно тронет кое-что другое. А вот что именно, это пока известно только мне, господин начальник крылатой полиции.
- Чего? – скривился Гросс, правда, уже не так уверенно и нагло, как вначале разговора. – Чего там тебе может быть известно насчет меня, придурок!
- И между прочим, господин Гросс, - тон Баюна стал вдруг резким и зловещим. – Согласно правилам, под которыми вы подписались лично, до того момента, пока подозреваемому не предъявлены обвинения, ордер на арест является условным и действует только в случае, если обвиняемый трижды игнорирует вызов на малый ученый совет или предпринимает какие-либо действия, направленные на явный уход от ответственности. Так вот, господин Гросс!
- Я имею полное право не впустить ваших хапунов в свои апартаменты до тех пор, пока вы не соизволите письменно через специального посыльного уведомить меня о причинах ареста и ответить также письменно на все мои возражения по пунктам обвинения. А если ваши посланцы нарушат это правило и попытаются арестовать меня силой до того момента, когда это станет законным, я имею полное право применить оружие. И вы прекрасно знаете, господин Гросс, что я это сделаю, и что оружие у меня получше, чем у ваших шестёрок! Да-да! – резко выдохнув, Баюн отвернулся от кристалла и прошипел: - Чтоб тебе пусто стало, лупоглазый король мышиный!
Несколько секунд Гросс озадаченно молчал. Вероятнее всего, столь неожиданный отпор Баюна его и впрямь обескуражил.
- Баюн! – позвал вдруг Гросс. – А ты, оказывается, ещё и псих (голос Гросса стал насмешливым, в нем пробудились фальшивые нотки дружелюбия). Насчёт клетки я захотел тебя просто припугнуть. Ну ты и разъярился. А вообще, если на то пошло, то ордер на твой арест мне нужен для проформы – брать я тебя и не собирался. Хотел пригласить на доверительную беседу, да ведь просто так ты не пойдешь. Дай, думаю, наеду на него. А ты, знать, хвост поджал, когти выпустил, спину выгнул, дуралей…
- Ещё бы не выгнуть! – желчно хмыкнул Баюн. – Ты ведь приятелем-то мне даже и не притворялся. Всё время на меня бате стучишь, всякую чушь мелешь ему. А сам что делаешь?! У тебя, братец Гросс, рыльце-то, знать, тоже в пуху. Да поди поболе моего!
- Ну-ну! – Гросс усиленно делал вид, будто плевки Баюна его не задевают. – Ладно, котяра, давай мириться. Сам знаешь: если надо будет, мы с тебя всё одно шкуру спустим – и шефу не доложим. Ну что? Жаловаться ему побежишь? (пауза). Не побежишь: не посмеешь. Но я хотел с тобой вместе серьёзное дело сделать, а ты… Впрочем, без тебя обойдусь...
- Ф-ф-фи…, - кот презрительно сморщился.
- Однако ты мне скажи, - Гросс вдруг перешёл на строгий деловой тон. – Королевичей ты науськал против командора?!
Кот снова презрительно усмехнулся.
- Зачем ты это сделал? – Гросс снова начал заметно нервничать. - Что ты этим хочешь доказать? И давай признавайся, друг – танки и пулеметы ты им продал?! Ведь ты, - он с трудом сдерживал ярость. – Ты думаешь, мы не докажем?! Ошибаешься! Надо будет, изобличим тебя тёплого! Только пока не потребно это. Прошу лишь одно сказать: тебе что – эффектного зрелища захотелось? Или ты козни против нас всех плетёшь за спинами у коллег?!
- Всё может быть, достопочтенный Гросс, - кривляется Баюн, делая перед кристаллом поклон. – Только тебе никогда не узнать истины! А сейчас я отключу питание монитора, и спокойного вам отдыха, господин охотник на…(с ядовитой усмешкой) душевно больных погонщиков гиен.
Баюн тут же извлёк из кристалла длинный светящийся стержень, и передача оборвалась.
- Пошёл вон, говнюк! – прошипел Баюн напоследок, направляясь к кушетке. – Разбудил, поганка синюшная…
Большая пещера с высокими сводами, обустроенная под спортивный зал. Под вершиной пещерного купола, на полу, разместились массы молодёжи. Все они были почти полностью обнажены – и юноши, и девушки. Каждый щеголял только в лёгких, очень коротких, спальниках (трусиках, как их назвал Елисар). При этом на грудях у девушек ловко примостились выпуклые кожаные щитки.
Молодёжь в самом центре под куполом занималась доисторической йогой – одни медитировали, поджав ноги под себя, другие сплелись между собой в неестественных позах кверху ногами, тоже переплетёнными между собой, третьи замерли на своих животах, доставая пятками затылка.
А вокруг этой группы парни вперемежку с девицами оттачивали боевое мастерство – кто в строю отрабатывал разные каты, кто в быстром темпе повторял приемы с напарником, кто спарринговал с учебным оружием в руках: палками, саблями, палицами.
За всем происходящим в зале, находясь в сторонке от массы спортсменов, наблюдал мало заметный с виду человек довольно высокого роста и весьма загадочной наружности. Одет этот человек был в длиннополый чёрный плащ с капюшоном, причем на груди человека висел на цепочке какой-то кристаллический шар величиной с два средних кулака.
Неожиданно этот странный шар прерывисто засиял. Человек склонил к нему голову и раскрытыми ладонями изобразил вокруг него магические пассы. И тут же на кристаллической поверхности шара появилось рваное изображение лица другого человека в чёрном капюшоне. Говоря точнее, лица-то на кристалле и не возникло, поскольку капюшон у этого зловещего в своем виде субъекта наезжал ему буквально на глаза.
- Я слушаю, Командор! – негромко, но отчётливо учтиво проговорил хозяин кристаллического шара, внимательно разглядывая возникшее на нём изображение.
Между обоими субъектами произошёл короткий диалог. Однако никто из присутствовавших в зале не услышал ни слова. Дело заключалось не в том, что все были поглощены тренировками, а голоса у затянутых в чёрное чужаков звучали еле слышно. Беседу этих двух субъектов вообще нельзя было услышать - при всём желании. Потому что голос того, которого наблюдавший в зале человек назвал командором, поступал этому человеку прямо в сознание:
«Мой друг Рэй! Я вижу, твои подопечные делают успехи. Все ли они адаптировались в новой среде? Впрочем, можете не отвечать. Сейчас я хочу провести эксперимент. Здесь, на Луне, я нашёл схему управления пси-взаимосвязью второго уровня на сверхдальних расстояниях. Сейчас этот прибор включён. Мне интересно выяснить, насколько эта связь эффективна при прямой передаче психофизических импульсов. Короче, вы, Рэй, сейчас возьмёте одного из учеников и проведете с ним лёгкий бой. Но я попрошу вас лично ничего не делать – просто настройтесь на внутреннюю связь между нами и от всего отрешитесь. Главное – не допускайте какого-либо сопротивления со своей стороны. Я буду действовать вашим телом».
«Я вас понял, Господин», - также мысленно ответил Рэй.
Помедлив, Рэй сделал несколько шагов в сторону тренирующихся парней и девчат. Взмахом правой руки он подозвал к себе сенсея. Невысокий, совершенно не спортивный и неказистый с виду человек неопределенного возраста, одетый в серый длиннополый халат, подвязанный кушаком, шагнув к учителю, приветственно поклонился, левую руку прижал к груди, а ладонь правой руки положил себе на затылок. Выпрямившись, сенсей внимательно посмотрел в глубину капюшона Рэя. Тренеру не требовалась словесная команда. Через несколько секунд, дважды хлопнув в ладоши, он освободил большое круглое поле для боя. Юные бойцы замерли в ожидании.
Сенсей хлопнул в ладоши ещё три раза. На арену вышли два парня лет восемнадцати - двадцати. Каждый держал в руках точно прямую, отшлифованную палку длиной со среднего человека. Сенсей снова хлопнул в ладоши.
Парни разошлись шагов на двадцать, перехватили палки для ведения схватки. Они свободно держали их в полусогнутых руках под небольшим углом к земле. Глаза парней были прищурены в полном сосредоточении.
Откинув капюшон, перед будущими бойцами справедливости Рэй предстал с коротко подстриженной темноволосой головой, на висках которой пробивалось серебро. Лицо Рэя не выглядело старым, хотя по застывшему в его глазах глубокому спокойствию любой тот час же догадался бы, что годами этот человек давно уже пересёк черту зрелости, характерную для простого смертного.
Шагнув навстречу партнерам, Рэй словно погрузился в дрему. Возможно, юным наблюдателям, большинство из которых без капюшона Учителя видели впервые, со стороны казалось, что Рэй совершенно расслаблен и не готов сражаться. И только в глазах сенсея застыла сосредоточенность знатока. Он внимательно следил за каждым, даже самым незаметным непосвященному, телодвижением Учителя. Только сам сенсей умел выстоять с ним в поединке. Однако сейчас и он почувствовал, что бой будет не с самим Рэем, что непревзойденный мастер предоставил для поединка лишь тело.
Остановившись перед парнями, он, как сомнамбула, взял протянутую ему сенсеем палку. И замер, будто жизнь в нем полностью парализовалась.
Понаблюдав за противником с полминуты, бойцы решили перейти к делу. Оба вдруг, как один, молниеносно перекатились через головы и нанесли короткие, но чрезвычайно сильные удары с двух сторон. Зрители ахнули: парни едва увернулись друг от друга, потому что палки прорезали пустоту. Рэй также отрешенно стоял за их спинами. Он успел сделать такой же кувырок, в два раза легче и быстрее пройдя между нападавшими и развернувшись на пятках.
Парни сменили тактику – нападали по очереди, делая острожные, но весьма опасные выпады. Полуспящий Учитель уворачивался по-прежнему легко, словно это был не бой, а всего лишь танец, в котором всё поставлено так, чтобы на самом деле ненароком не задеть партнера. Скорее всего, управлявший телом Рэя Командор искренне боялся испортить лучший человеческий материал. Однако, предоставив им возможность выложиться как следует, он внезапно перешёл в контратаку, выбросив при этом палку, как ненужный хлам.
Секунды хватило, чтобы, вынужденно крутанувшись в воздухе, парни оказались распластанными под ногами Рэя, который каким-то чудным образом ровно встал на груди одновременно у каждого из них и концами обеих палок, незаметно отобранных у парней в горячке боя, касался горла того и другого. Постояв несколько секунд, он отпустил побеждённых. Вскочив, парни тут же бухнулись на колени. Только после того, как Учитель смиренно подержал ладони своих рук на их затылках, бойцы смогли уйти с арены.
Рэй встретился взглядом с сенсеем. Тот снова хлопнул в ладоши, теперь уже несколько раз кряду. И тут же вокруг Учителя образовался непрерывно вращающийся круг из полутора десятков юношей без палок в руках. На этот раз Рэй сам кинулся в атаку. Он двигался резкими, почти нечеловеческими зигзагами, постоянно меняя вектор броска своего могучего тела.
Парни кувыркались, норовили обойти Учителя с тыла и осуществить приём сдавливания, когда круг постепенно сужается до последнего, не оставляя одинокому бойцу ни малейшей возможности маневра. Однако еле уловимыми, необычайно лёгкими движениями использующий тело Рэя Командор одолел всех, постепенно выведя из игры каждого из нападавших. Скоро все они остались лежать на ковре нокаутированные.
- Неплохо, сенсей Ли, очень даже неплохо! – явно не своим голосом пророкотал учитель Рэй, спокойно направляясь к выходу.
Ли замер в почтительно поклоне, напряжённо глядя ему вслед. За его спиной медленно поднимались с ковра ошеломленные бойцы.
Едва учитель Рэй скрылся в темноте одного из пешечных тоннелей, сенсей снова несколько раз подряд хлопнул в ладоши. Глаза его недобро сверкали, когда он глядел на учеников: они осрамили его. Хотя сенсей и понимал, что выстоять против Рэя способен только он. И то – для этого нужно специально готовиться…
На хлопки на этот раз откуда-то из глубины зала вышли парни в серых кимоно с короткими рукавами. Слегка согнутые в локтях руки демонстрировали неброские, даже суховатые, но по-настоящему сильные бицепсы и трицепсы. На лицах парней были надеты плоские серые маски – очевидно, этих бойцов голоногая молодёжь с обнаженными торсами не должна была знать в глаза.
Сенсей хлопнул ещё несколько раз, сделав витиеватый знак правой рукой – напротив каждого одетого бойца в маске встал голоногий юноша. Ещё один хлопок сенсея, и показательная схватка началась. Впрочем, вряд ли ее можно было рассматривать как схватку. Бойцы в масках, все, как один, почти мгновенно уложили на ковер противостоявших им полуобнаженных – каждого на спину – и уселись на них верхом, при этом каждый перехватил поверженному партнеру правую руку на излом, а свое колено поставил на горло, показывая, что убить лежащего в таком положении – дело одной секунды.
- Подойдите и посмотрите все! – грозно скомандовал сенсей. – Вот так же должен научиться делать каждый из вас! Иначе все вы – мусор, который закапывают глубоко в землю!
Серые освободили побежденных. По следующему хлопку сенсея началась массовая отработка движений. Помедлив, сенсей снова громко заявил:
- И помните! Когда-то эти бойцы так же, как и вы, были лишены одежды. Но они не задержались в поясах целомудрия долго. Потому что очень хотели стать настоящими воинами и получить бойцовское платье. Станьте достойными этих воинов, и вами перестанут помыкать, словно глупыми детьми!
… Учитель Рэй снова общается с Командором на расстоянии. На этот раз Рэй находится на уютной высокогорной площадке, камни которой густо поросли темно-зеленым мхом. Плащ Рэя весело треплет горный ветер. Кристаллический шар, по–прежнему висящий на груди учителя, снова ярко сияет, а в голове Рэя звучит ни для кого не слышимый голос Командора:
- Похвально, похвально, Рэй! Ты очень умело отдаешься на волю стихии. Надо сказать, лунная аппаратура действует неплохо – всё, что проделывал я на лунной базе, мгновенно вызывало в твоём теле соответствующие реакции. Но если бы ты не освободил своё тело и подсознание от личного контроля, вряд ли мне удалось бы передать команды с такой точностью. В следующий раз, господин Рэй, я испытаю вас в экстремальной ситуации, - на последней мысли Командор ядовито засмеялся.
- Благодарю за доверие, Командор, - сухо отозвался Рэй.
- Ты чем-то озабочен, - помолчав, Командор вернулся к телепатическому общению. – Я давно замечаю твою отрешённость. Ты не уверен в успехе задуманного? Ответь, мне, Рэй. Ты слышишь меня?
- Связь отличная, Командор, - также сухо подтвердил учитель Рэй. – Но они, эти мальчишки… Они так слабы и хрупки…Сенсей делает всё, что может, но простого смертного не возвысишь…
- Бедный сенсей, - Командор явно ехидничает:
– Вы меня так и не поняли – ни ты, Рэй, ни твой трудолюбивый и твердолобый сенсей. Я и не собирался их возвышать. Да, простого смертного не сделаешь бессмертным. Но ведь и мы далеко не бессмертны. Мы можем восстанавливать и сохранять свои тела, но нам никуда не деться от усталости ума. Чтобы жить вечно, я имею в виду, вечно радоваться жизни и жить с удовольствием, необходимо хотя бы раз в тысячу лет забывать обо всём, что с тобой произошло за это тысячелетие – напрочь, забывать даже, кто ты есть вообще. Твоим хрупким парням и девчатам, которых ты жалеешь прямо как мать с одним единственным ребёнком, дано то, от чего в своё время отказались мы.
- Но мы-то хотим сделать их сильными, безжалостными, хладнокровными! И в то же время справедливыми! – мысли Рэя едва не перешли на телепатический крик.
- А! Вот ты о чем! – непонятно было, продолжал ли Командор ехидничать, или же просто понимающе осуждал Рэя: – А что, по-твоему, справедливость? Можно ли установить справедливость, не применяя силу?
Рэй промолчал.
- Не уверен? – мысли Командора снова стали ровными, даже жёсткими. - Последнее время магистр Рэй увлёкся сомнениями. У него, наверное, развивается синдром неуверенности во всех своих начинаниях. А причина проста – магистр Рэй пробудил в себе жалость, самый большой порок человеческой расы.
Пауза на какое-то время в беседе этих двух странных людей возникла снова. Рэй застыл без движения, словно обёрнутая куском материи статуя. И под горным ветром материя эта билась и трепетала, как знамя.
- Друг мой, - телепатический голос Командора снова смягчился: – Я тоже стар и последнее время всё чаще замечаю в себе черты сентиментальности. Может быть, от этого никуда не деться. Но если уж нам с тобой выпало жалеть этих детей, то надо идти до конца. Что делает мать, которая из жалости лишает сына возможности по-настоящему испытать себя, мешает стать настоящим мужчиной и воином? Как это ни жестоко по отношению к матери, но такая мать невольно помогает врагу. Прежде всего помогает врагу стать сильнее. Чтобы он рано или поздно прикончил её дитя, дитя этой несчастной плакальщицы, решившей однажды по своей природной глупости, что делать ребёнка жёстким слишком для него жестоко…
Рэй промолчал. Он не смог возразить Командору…
И снова зал для медитаций. Десятки почти полностью обнаженных юношей и девушек – цвет человечества – приняли самые трудные позы, развивающие мышечную крепость и выносливость, укрепляющие силу духа. А под сводами зала звучит завораживающий голос:
- Мы, дети Геи и Гелиоса, Земли и Солнца, жизнь плодоносящих, становимся высшими существами, готовыми взять на себя великую миссию очищения – очищения мира от скверны и грязи…
Другой зал – спортивный. Десятки таких же почти обнаженных юношей и девушек, на торсе каждого из которых верхом сидит одетый в серое кимоно боец из старшей группы, синхронно, по команде невидимого из угла тренера отжимаются в стойке на мосту.
Другая картина в этом же зале. Старшие лежат у молодых на спинах, а те отжимаются от пола.
Картина третья. Старшие сидят на плечах у молодых. Те синхронно по команде приседают и выпрямляются.
Ещё один зал – со стенами, украшенными разными мечами и копьями. Десятки юношей и девушек, облаченных в тяжелые доспехи, отрабатывают удары мечом, по команде сенсея нанося их по одетым в серое кимоно старшим. Попасть никому не удаётся…
***
В сгущающихся сумерках вдоль горной гряды мутным потоком двигалась лязгающая металлом объединенная армия Сорока королевичей. Впрочем, уже не сорока, а тридцати девяти: войско Елисара в эту армию точно не входило.
Резво скакали, понукая коней, вооружённые тяжелыми пиками и мечами латники рыцарского типа, лихо проносились вдоль рядов, обгоняя другие части, легковооруженные разъезды лучников и арбалетчиков. Понуро брела уставшая пехота – копейщики, мечники, алебардисты, карабинеры. Все были в шлемах, латах и кольчугах, даже у карабинеров за плечами висели длинные щиты…
Объединенная армия вошла в горное ущелье. Впереди, как всегда, легкоконные разведчики. Зато сразу за ними, поотстав на полмили, с лязгом и урчанием двигались громадные, явно неуклюжие, но весьма внушительные для простых воинов танки. Их было всего-то дюжина машин. Зато из круглых башен каждой грозно торчали аж по шесть расположенных по периметру пушек. Королевичи вывели в поход всё, что у них было в запасе, даже секретное оружие…
Амир и Дарсин сидели в тесных, явно неудобных, вращающихся креслах перед маленьким экраном перископа. В башне, конечно, имелись и смотровые щели. Но по требованию Дарсина их плотно закупорили, чтобы ненароком кто-нибудь не подслушал секретную беседу двух друзей. Да только что можно было услышать при таком грохоте и лязге гусениц, находясь вне башни? Другое дело – тишина внутри. Через глухую броню и плотно закрытые щели звуки почти не проходят – слышно только монотонное гудение двигателя да звук от вибрации стен.
Дарсин:
- Ну что, друг ситный? Каковы тебе мои колесницы? Танки, брат, это вам не мишень для стрелков. Даже твои гранатомётчики лопнут от натуги, прежде чем хоть чем-нибудь навредят этакой махине. А уж пули для них – вообще горох.
- Так уж и горох, - Амир мрачно покосился на Дарсина, стараясь не отрывать взгляда от экрана перископа. – Пуля пуле рознь. А у меня и покруче гранат штучки-дрючки имеются.
Дарсин дружески усмехнулся, хлопнул Амира по плечу:
- Да ты не переживай! Не против твоих людей эти адские колесницы. А про гремучие стрелы твои, то бишь ракеты, мне известно. Кстати, - с ядовитой улыбкой Дарсин наклонился к уху брата, хотя в этом не было ни малейшей необходимости: в башне они сидели только вдвоем: - хитрожопый Баюн и мне ракет подбросил.
Амир снова покосился на Дарсина, плохо скрывая волнение.
- Да не переживай ты! – Дарсин снова усмехнулся. – Две из них оказались негодными. Я их против колымаг Дернинога хотел испытать. Разумеется, по-тихому. Если бы они громыхнули на стоянке этих деревянных колымаг, коими Дерниног всегда кичился, пряча туда своих стрелков – каково бы полымя под небеса взлетело! Как на празднике – закачались бы мы с тобой от удовольствия. Ан нет – шиш. Эти ракеты зашипели было, оторвались – да тут же и навернулись. Хорошо хоть не рядом с моей заставой рванули. А ведь по десятку молодых да сочных девиц отдал хитрожопому за эти бесполезные болванки. Твои-то, поди, действуют.
- Поди, - ворчит Амир, понимая, что Дарсин тонко издевается над ним. - Как узнать, действуют ли гремучие стрелы, ежели их ещё и не испытывали? А что ж он, гад полосатый, мне ни одного танка не предложил! Я чать не поскупился бы! Последних бы ему парней да девок отдал бы за такие крепости ходячие.
Дарсин сморщился:
- Ладно, брат, чего переживать попусту! Зачем тебе танки? Они, знать, не лошади – травой да зерном их с места не сдвинешь.
- А что? Ты знаешь, чем их сдвинуть, а мне бы он не сказал энтих заклинаний?! – недоверчиво буркнул Амир.
- Тю-ю-ю! Какие тут тебе заклинания! – проворчал в ответ братец. – Тут волшебные пластины потребны. То ли кумуниторы, то ли аккуляторы называются – не помню точно, как мне этот прихвостень Баюнов, с мордой дикобраза, говорил. Помню токмо сказал он, будто энтого аккуратора хватит на пять суток непрерывного хода на малой скорости. Вот мы уже трое суток идем. А запасных кумуниторов у меня только на три машины. А ты – заклина-а-ания!
Амир сконфузился, промолчал. Тогда Дарсин снова заговорил, на сей раз деловито, строго:
- Так вот, Амир. Я тебя не для хвастовства звал. У меня к тебе дело очень серьезное.
Амир буквально впился взглядом Дарсину в глаза.
- Да, да! Дело очень важное, - медленно кивнул Дарсин. – И заметь: доверился я исключительно тебе. Ни кому-нибудь из братьев, а только тебе. Тебе! Ты понял?! – хищно сощурившись, Дарсин принялся сверлить Амира взглядом.
Тщательно маскируя свой страх, Амир вылупил глаза и понимающе кивнул.
- Ну вот, - выдохнул Дарсин, - стало быть, ты не продашь. А и продашь, так душу свою даром отдашь.
- Не тяни, - забормотал Амир. – Всё одно ближе меня тебе никого нету. Разве что Дерниног, - хмыкнул он, откровенно злорадствуя.
- Глупая шутка, - отмахнулся Дарсин. – Так вот, к делу. Короче, танки эти нужны мне, как ты понял, не для победы над папашей.
- Что? – голос Амира стал хриплым.
- Не пукай раньше времени! – проскрипел Дарсин. – Папаше от этих танков ни горячо ни холодно. Думаешь, он доверит Баюну доступ к оружию, опасному для себя? Чёрта с два! Папаша не дурак. И Баюн не простак! Он сбыл нам разное старьё, всякую рухлядь, оружейный хлам. То, что у чародеев мёртвым грузом лежит. Ежели Баюн захочет, вмиг нас с тобой в этом танке поджарит, как в котелке! Какой бы он подлец не был, а нам с ним ссориться опасно! Понял?!
Амир изменился в лице, испугавшись, видимо, по-настоящему.
- Только ты, ещё раз говорю тебе, не трясись на манер осиновой колоды. Запомни! Нам с Кощеем никогда не справиться, даже если мы поднимем на бойню весь народ – от малолеток до стариков! И ему даже не надо бить нас будет. Он просто нашлёт на всех оцепенение в членах, и кранты! Никакие танки, а тем паче пугачи, которыми ты и другие дураки снарядили своих охранников, в прямой битве с папашей и его выродками не помогут. Молчи! Я знаю наперед все твои глупые вопросы! Да, да! Танки и прочая огневая белиберда нам с тобой нужны против… догадался?
Втянув голову в плечи, Амир вымученно кивнул.
- Пойми! Нам некуда деваться, - продолжил Дарсин в том же духе. – Карты уже брошены. А если бы мы с тобой их не стали бросать, они бы всё одно выпали! Только сидели бы в этих танках не мы с тобой. Чуешь, кто сидел бы сейчас здесь и пялился в перископ заместо тебя? То-то!! Уж Дерниног или Обмерман-то нас с тобой точно не пожалели бы!
Под глухой броней волшебной машины повисла гнетущая тишина. Испытующе оглядев Амира, Дарсин назидательно изрек:
- Мы с тобой теперь главари! Хотя нас пока никто и не выбирал! Кого надо мы с тобой свалили, а кого надо – убили!
- Так это ты шлепнул Алана?! – неприкрытый ужас прозвучал в осипшем голосе Амира.
И Дарсин презрительно хмыкнул:
- Будто ты не был там в тот момент. Разумеется я – не эти отродья верхом на мороках!
С нескрываемым страхом в глазах пялился Амир на брата, не соображая, что сказать. Но Дарсин снова сделал вид, будто ничего в поведении Амира его не настораживает:
- Чего ты испугался?! Алан – глупый мальчишка. У него обостренная спесь. Ты от его справедливости будешь сыт? И я нет. Но он всегда всё портил – чтобы мы с тобой ни затевали. Он и тогда подбивал братьев не ходить на Кощея, а послать посольство к нему. Глупец! Принял бы папаша это посольство – как же!
- Но ведь это подло! – с хрипотцою в голосе проскрипел Амир. - В спину брату, да так, чтоб все на врагов погрешили!
Дарсин умело сдержал закипевшее было в нем презрение к амировым «соплям».
- Брось, - насмешливо хлопнул он Амира по плечу. – Что мне было делать – на рыцарский бой вызывать Алана? Дурь это… Зато теперь среди братьев одним смутьяном меньше, а у нас с тобой – самые сильные армии!
- У нас с тобой! – страх перед коварством старшего брата вдруг трансформировался у Амира в неприкрытую злобу.
– У нас с тобой! – осипшим голосом закричал он: - Это твоя армия самая сильная! Это тебе Кощеев ублюдок отдал эти адские машины! Хотя и у меня хватило бы на них товару! Но он продал их только тебе! Тебе и больше никому! Почему так?! А?! – неприкрытой ненавистью налились глаза Амира.
- Не ори! – Дарсин перебил его тихо, но внушительно: – Никогда на меня не ори. Если твоя башка не разумеет моих действий, это твои проблемы. Но знай одно: кабы я хотел один править страной, на кой ляд я звал бы тебя в партнеры. Одному трудно. Вдвоем – в самый раз. Но только если ты мне будешь полностью доверять. Полностью! Понял? - он сделал многозначительный жест указательным пальцем правой руки. – Иначе ничего не выйдет. И ты первый выйдешь из игры. Кому ты нужен кроме меня?
Изложенные столь хладнокровным тоном, слова Дарсина возымели действие – по густо покрасневшему лицу Амира и внезапно отупевшему взгляду можно было понять, что гнев его в отношении брата резко пошел на убыль.
Дарсин понял: Амир теперь жалеет о том, что высказал брату. Поэтому снисходительно похлопал его по плечу:
- То-то же! Я тоже никому из них не нужен. Они – слабые. Видел, как они обосрались тогда на сходке?! И про Алана забыли – каждый о своей только жопе думал. Но против тебя и меня они непременно объединятся. Говно всегда объединяется против самодостаточных лидеров. Уразумей это, Амир!
С напряжением в глазах Амир, плохо соображая, о чем ему говорит оказавшийся как всегда правым старший брат, медленно кивнул…
В сгустившихся сумерках медленно двигался по ущелью поток вооружённых людей. Впереди колонны вибрировали и тихо гудели двенадцать необычных с виду танков…
***
Ночная степь. Истинно тихо – лишь цикады и сверчки как будто на одном дыхании поют однообразную и ровную мелодию. То ли поют, то ли свистят, то ли трещат – кто как слышит. Скорее, и то, и другое в их перепевах звучит. И кажется под эти равномерные степные звуки, что жизнь по-прежнему течет спокойно, мирно, сонно. Как в Раю, покинутом когда-то Адамом с Евой, родоначальниками всех отрантурийцев…
В степи, в кромешной доброй тьме, сияет огонек. Он пока что далеко от силуэта всадника, легонько освещённого Луной. И люди, что собрались у костра – немного поболтать, погреться, взбодриться травяным настоем, чтобы ненароком не задремать в дозоре – таинственного всадника пока не замечают.
Привычно фыркнул конь, и всадник замер, прислушиваясь, о чём это ведут беседу любители степных ночевок, кто они такие – лихие бродяги или честные люди? Но с расстояния, откуда глаз сидящего у костерка его не замечал, расслышать полностью вполголоса произносимые слова наезднику, увы, не удавалось. Немного постояв, он тихо тронул своего коня, бесшумно подобрался ближе и расположился так, чтобы его увидеть прямо от костра было никак нельзя. Маневр удался, и теперь наездник слышал абсолютно все слова и фразы, что тихо исходили из уст беседующих воинов.
Да, это были пограничники. Вокруг костра ютились четверо. Даже из темноты и с расстояния локтей в пятьдесят всадник отчетливо видел, что это крепко сбитые, мускулистые молодые парни.
Одежда их несколько отличалась от привычной для простых отрантурийцев одежды воинов. Разве что один из них, по-видимому самый молодой, лет двадцати трех – не старше, сидел в накинутом на голые плечи дорожном плаще, скрестив голые ноги калачиком. На остальных (честно говоря, двоих сидевших с той стороны костерка, видно было не очень отчетливо) наездник разглядел вместо панцирей и кольчуг приталенные по форме тела рубашки с закатанными до локтя рукавами, такие же по составу ткани длинные штаны и сапоги по колено, в которые штаны были заправлены. Головы воинов покрывали не привычные стальные шлемы, а какие-то странные шапочки – приплюснутые к темени, будто на головы натянутые. Всадник никогда таких головных уборов не видел, тем более на воинах.
В этих дозорных вообще было трудно распознать бойцов: ни боевых коней поблизости, ни лежащих рядом копий или алебард. Впрочем, на коленях у одного из них, у самого с виду мощного (он, как и бесштанный в плаще, сидел, скрестив ноги калачиком) лежала какая-то странной формы палка – один конец прямой, другой загнутый и утолщенный, а ближе к прямому концу отходит некий сучок, за который удобно ухватиться ладонью. Всадник сразу догадался, что сучок этот – вовсе не сучок, а палка – совсем не деревянная. И, скорее всего, это вовсе и не палка. Он сразу вспомнил выражение «огнестрел со свинчаткой».
Не так давно ему предлагали взять его с собой. Но он почему-то не захотел. Даже не взглянул на этот огнестрел. Хотя раньше и слышал про такое чудо, делавшее, якобы, слабака, умеющего с этой штукой управляться, сильнее доброй дюжины, а то и больше, самых сильных парней, не имеющих такого огнестрела.
Вряд ли столь могучее и редкое оружие могло оказаться у простых лиходеев, остановившихся в степи на ночёвку. Да и одеты лиходеи были бы иначе. Поэтому всадник замер на месте и вслушался в разговор необычных воинов. Внутренним чутьем он догадался, что видит перед собой пограничников одного из отрантурийских королевичей.
- Что ты теперь намерен делать со мной? – сухо спросил голоногий непонятно у кого, взглядом уткнувшись в пламя костерка.
Голос у него был глухой, слегка надтреснутый, хотя и молодой. Обычно молодцы, подобные этому парню, звонко и чисто говорят, когда жизнь представляется мёдом. Когда они своё дело делают легко, а близкое будущее кажется им сытным, задорным и свободным.
Иное дело, если такой рубаха парень попадает в плен или рабство. Или просто остаётся не у дел: ни крыши над головой, ни мелкой монеты в кармане, ни самого кармана – голодный, без порток и платья, без оружия, без каких-либо надежд на лучшую долю. В сей пессимистический момент такие парни мигом теряют голос, внутренне превращаясь в дряхлых стариков.
- Что делать? – насмешливо пробасил сидевший напротив голоногого самый мощный. - А что мне с тобой остаётся делать, а? Белян? Сам подумай-ка, - голос у говорившего был густой, сочный, уверенный, какие обычно бывают у воинов не просто сильных, но в первую очередь умелых и знающих себе цену. – Для чего пограничнику раб? Копать канаву, чтоб было где от набежников прятаться?
Воины хрипло засмеялись, один только Белян ещё больше нагнул голову к земле.
- А и то правда, Кирпатый! – посмеиваясь, предложил один из погранцов. – Пусть покопает. Нам ведь секреты нужны в степи – на всякий случай. Вот ему и работёнка найдется.
- Какие ещё секреты! – добродушно отмахнулся Кирпатый.
- Кто в них сидеть-то будет? – возразил третий пограничник.
- Вот Беляна и посадим в секрет. Пущай сынов Уйтархатуга высматривает. Али дерниноговых наемников.
- Отчего же не кощеевых? – Кирпатый будто заступался за своего раба. – И вообще, парни! Вы моего раба к делу не приставляйте. Вот ты, к примеру, Железный Зуб. Ты хотя бы одного раба в жизни взял на шутейном поединке? То-то же и оно. Все знают про твои железные зубы. Ты ими черенок от ложки перекусываешь. А вот как ты борешься – никто не знает.
- Да ладно, чего там, - тот, кого самый сильный кликнул Железным Зубом, ворчливо отмахнулся. – Просто случай не представлялся.
- Это точно, - в спор вмешался третий пограничник. - Как может представиться случай, когда наш начальник во всех поединках первый. Где столько поединщиков набрать, чтобы простые стражи могли себе раба заполучить?
Ехидца в голосе третьего не давала возможности понять, поддерживает он своего товарища или подтрунивает над ним.
- Ловлю на слове, - усмехнулся Кирпатый. – В следующий раз предоставлю такое право тебе – вызвать начальника конной сторожи или кого другого из чужаков на поединок и взять его в рабство. До тех же пор представляю тебе возможность потренироваться на Беляне.
Голоногий вздрогнул, насторожился, внимательно посмотрел на своего потенциального противника.
- Ну что, Белян! – Кирпатый подкинул в костерок хвороста и кивнул голоногому. – Выйдешь против Сердцееда? А то он всё ребятам рассказывает, сколько девок в него влюблены были, а вот скольких силачей и где он поборол – об этом что-то от него не слышали. Не побоишься схватиться с ним в честном поединке?
Помолчав, Белян ответил таким голосом, будто у него пересохло в горле:
- Сейчас, что ли?
- А чё тянуть-то! – подзадорил Железный Зуб. – Здесь, по крайне мере, никто твой позор не увидит, окромя нас троих.
- Ну как, Белян? – ухмыльнулся Кирпатый. – Задашь этим хвастунам трёпку? Не сомневайся, я же знаю твою силу и ловкость.
- Что, против обоих сразу? – в голосе голоного проскользнула нотка обреченности.
- Зачем? По очереди. Сначала одного сделаешь, потом второго... Что молчишь-то?
Кашлянув, голоногий сухо ответил:
- Я твой раб. Что прикажешь, то и сделаю.
- Да ну! – подтрунил Кирпатый. – А я и смотрю, у обоих моих парней очко заиграло.
- Ой, не смеши народ, Кирпатый! – деланно ухмыльнулся Сердцеед. – Мне-то что. Я хоть сейчас готов шутки ради схватиться с этим красавцем. Только первый. А то ещё устанет с Зубом-то возиться.
- Послушайте, ребята! – Кирпатый вдруг сменил направление разговора. – А может лучше Беляна сделать живой куклой для борцовских тренировок? Чтоб вся застава на нем своё бойцовское мастерство оттачивала! А? Белян! Ты как? И других ловчее сделаешь, и сам станешь настоящим рукопашником.
Конь чужака в сей момент и фыркнул как следует.
- Чу! – мгновенно насторожился Кирпатый, сделав знак рукой, чтобы все притихли.
Всаднику ничего не оставалось, как подождать, когда конь его фыркнет ещё раз. И он фыркнул – на этот раз более уверенно, отчетливо и продолжительно.
- Кто идёт?! – властно крикнул Кирпатый, вглядываясь в темноту. – Стой где стоишь!
Ночной гость уже понял, что остаться незамеченным более не удастся, и легонько тронул коня. Все четверо были уже в позах готовности номер один – в сторону степи глядели стрелы, наложенные на тетивы арбалетов. Палкообразное оружие в руках самого мощного пограничника острым концом было направлено точно на место, где в темноте скрывался пришелец.
Всадник медленно пересек черту, отделяющую свет от тьмы, и в миролюбивой позе остановился. Воины заметили только две сабли за его спиной да болтающуюся на луке седла котомку. Сам воин был почти что голый, если не считать коротких спальников, которые, задравшись от сидения воина в седле, казались ещё короче.
С полминуты пограничники придирчиво изучали всадника, не говоря между собой ни слова. Всадник не почувствовал в них какой бы то ни было враждебности. А тот что был в плаще на голое тело, Белян то есть, и вовсе смотрел на гостя с добродушной улыбкой. Дескать, приятно увидеть одетого ещё хуже себя.
- Кто ты? Куда идешь? Чей подданный? Отвечай без дураков и немедленно! – деловито приказал Кирпатый.
Воин промолчал, лишь спокойно осматривал стражей, будто их оружие его вовсе не трогало.
- Ну ты, как тебя там! Ты немой? Понимаешь язык Отрантурии? Тебе говорят! – прикрикнул начальник заставы, и в его оружии что-то многозначительно щёлкнуло.
Воин продолжал прямо сидеть в седле, не принимая никаких действий. Он словно что-то вспоминал.
- Может, он действительно глухой? – робко спросил Сердцеед.
- Не колдун ли это? – опаска вкупе с уважением прозвучали в голосе Железного Зуба. – Только колдуны и способны в одиночку голыми мотаться в степи по ночам, с одними лишь клинками.
- Да, я слышал, - нарочито громко ответил Кирпатый. – Дескать, бог сынов Уйтархатуга примерно так выглядит. Может, конь у него вовсе не конь, а заколдованный человек, - воин явно подтрунивал над своими подчиненными. – Или, того хуже, морок.
- А по-моему, он просто отважный воин. Путешественник! О таких одиночках легенды из города в город ходят, - робко включился в разговор Белян.
- Заткнись, раб, тебя не спрашивают! – одёрнул голоногого Кирпатый.
На лошади незнакомца звякнула сбруя. И все снова замолчали, напряженно ожидая, что будет дальше.
А незнакомец неожиданно для всех заговорил самым обычным мужским басом, звучащим совсем не враждебно:
- Где-то я тебя видел…
Слова относились явно к начальнику заставы, но Кирпатый, наморщив лоб, переспросил:
- Кого? Кого ты видел?
Помолчав, незнакомец потер правой рукой лоб:
- Никак не вспомню твоё имя. Забыл… Но мне кажется, мы с тобой знакомы. По крайней мере, были…
В круге света вновь повисла напряжённая пауза. Стражи удивленно переглядывались между собой. Потом Кирпатый медленно поднялся и направил огнестрел на всадника:
- Вот что, дорогой, - решительно пробасил начальник заставы. – Может быть, ты меня на самом деле знаешь. Меня многие знают в Отрантурии. Да и закордонные набежники тоже (Кирпатый усмехнулся). Беда в том, что я тебя не знаю. А потому прошу добром: слезай с коня, сдай клинки и протяни руки, чтобы мои орлы могли их связать. А там разберемся, кто ты есть на самом деле.
Воин только крякнул. И было непонятно, презрение к угрозам он этим выражает или же просто проявляет недовольство. Снова звякнула сбруя на лошади. Но ни один мускул у воина не дрогнул.
- Ты не глухой, раз говоришь, - снова сказал Кирпатый, не торопясь рассердиться. – А потому я тебя предупреждаю в последний раз. Или ты сейчас же сойдешь с коня и дашь нам связать руки, или я вынужден буду свалить тебя с коня из этой штуки, - он слегка наклонил огнестрел.
Всадник помолчал ещё немного. Потом, кашлянув, спокойно пробасил:
- Меня зовут Финист. Пахарь Финист я. Неужели ты забыл меня, Панкратидар?
- Что? – лицо Кирпатого вытянулось от удивления. – Как? Как ты меня назвал?
- Да чего его слушать! И без огнестрела ссадим его с коня! – начал было Железный Зуб, намереваясь обойти всадника справа.
Однако начальник одёрнул его:
- Стоять, Железный Зуб!
- Давно мы с тобой не сидели вместе у костра, Панкратидар, - спокойно продолжал наездник. – Давно…
Начальник стражи вдруг направил на всадника луч холодного света, внезапно появившегося у него в правой руке (левой он прижимал огнестрел к своему боку). Всадник зажмурился, закрылся рукой, затем добродушно рассмеялся:
- Узнаю твои шутки, Панкратидар. Весёлые шутки.
- Будь ты степным шайтаном, вряд ли ослепил бы тебя холодный свет, - в растерянности пробормотал Кирпатый.
- Да Финист я, Финист, - по-прежнему со смешком повторил всадник. – Погляди-ка как следует. Разве не помнишь? Я и тогда имел привычку ездить ночью один.
- И голый, как наш раб! – хихикнул Сердцеед, оставаясь наготове.
- Во-первых, не ваш, а Кирпатого! – огрызнулся Белян.
- Тихо! – повысил голос начальник. И снова всаднику: - Отчего же ты в одних спальниках мотаешься в седле? Чай прохладно по ночам-то? А?
Всадник спрыгнул на землю, уверенно шагнул в сторону костра, протянул руки в сторону Кирпатого – ладонями наружу:
- Здравствуй, друг! Ты ведь Панкратидар? Или я ошибся?
- Да зовут-то меня и вправду Панкратидар, - Кирпатый слегка растерялся. – Только
ты близко-то не подходи…, - и вдруг резко вскинул огнестрел: - Стоять! Если не хочешь превратиться в решето!
Финист остановился. Усмехнувшись, покачал головой:
- Знать ты и вправду забыл меня, Панкратидар. Я-то думал, только у меня одного тогда память отшибло. Ну, там, в горах, когда трёхглавый монстр устроил нам обвал! – глаза богатыря зажглись огнём воспоминаний: – Вспомни, Панкратидар! Нас было пятеро тогда! Только двое вернулись из похода – ты и я!
Завороженные рассказом Финиста, Сердцеед, Железный зуб и Белян застыли, как вкопанные. А по лицу Кирпатого проскользнула тень воспоминаний о далеких боевых событиях. Глаза его вдруг расширились. И промелькнули в них удивительные динамичные кадры…
… Два гигантских трехглавых Горыныча ветром несутся друг другу навстречу. Между ними могучие воины в остроконечных шеломах, в кольчугах и запыленных плащах уперлись друг в друга спинами. Большие треугольные щиты навскидку, длинные мечи в замахе для удара. А вокруг повсюду горы – чёрные, зловещие, с крутыми склонами.
И два потока алой плазмы сшиблись над героями. Страшный вой, треск, грохот. Пламя вертится волчком, обрушиваясь на людей. Щиты отразили – искры во все стороны, вокруг везде земля зажглась, чёрный дым повалил. Кашель, крики:
«Держитесь, парни! Не опускать мечи!».
А монстры уже близко. Один вдруг не выдержал и взмыл в высоту, чтобы сверху упасть на бесстрашных парней. Но пока он взмывал, его друг наскочил на героев, полыхнул ещё раз огнем, захлопал крыльями, замахал хвостом, выставляя вперед
толстенные страшные лапы.
Воинов было четверо. Двое развернулись, пали на колени, приняв мечи на груди рукоятками. Двое других, сомкнув щиты, отразили пламя, скрестили мечи. И – завибрировали каждый всем телом своим, затряслись от бешеного напряжения. Потому что из мечей навстречу монстру полыхнула молния, тут же в широкий луч превратившаяся.
Ударила она трехглавому дракону прямо в середину туловища, проскочив между крыльями. «А-а-а-а!!!» - дикие вопли непрерывным потоком полились из глоток воинов. Жутко, трубно, с воя переходя на визг, закричало чудовище, опрокидываясь на спину. Иссяк широкий луч волшебного огня, прекратилась вибрация воинов. «Добиваем, Панкрат!» - победно кричит один из этой бесстрашной пары. Два меча замелькали молниями, иссекая в клочья драконовы крылья.
Тр-рах-бах! На миг парней накрывает зловещая тень, затем гигантское тулово с жуткими крыльями грохается на тех, что встали каждый на колено. И яркими вспышками страшного света заполыхало ущелье. Рубящий поверженного Змея воин резко обернулся, заслонился от вспышки рукой с зажатым в кулаке мечом. Мелькнула перед его взором страшная картина: сквозь Горыныча хлещут потоки молний, извергаемых остриями волшебных мечей, искры сыплются во все стороны, из чудовищных пастей ужасный огонь изрыгается – прямо на друзей-товарищей. И обмякают они, обугливаются на глазах, медленно заваливаются навзничь, продолжая сжимать
рукояти мечей.
«Гадина! Тварь! Уничтожу!» - в порыве безумия, в отчаянии кричит Панкратидар, бросаясь на чудовище. Из глотки монстра изрыгается металлический визг. Размахивая головами, он рвется вверх, натужно двигая оплавленными крыльями. Одна из жутких лап, в конвульсиях сжимаясь, хватает Панкратидара. Горыныч тащит человека вверх. Второй, уже в агонии, хвостом сбивает товарища Панкратидара на камни.
А с неба падает, откуда ни возьмись, ещё один трехглавый Змей Горыныч, поменьше, но зато целехонький и свежий. Отмахиваясь яростно мечом, свалившийся на камни друг Панкратидара заметил свежего врага, в отчаянии кричит Панкратидару: «Ещё один! Пикирует как коршун, тварь! Держись, иду на помощь!». Панкратидар пока не видит третьего Горыныча. Он хлестко бьет мечом, с размаху рубит лапу монстру. А третий мчится прямо на него, намереваясь пастью выхватить из лап собрата человечка. Огонь из пасти! Мимо!
Тварь плохо рассчитала траекторию атаки и промахнулась. Друг Панкратидара вскочил, упал, пополз. Лицо его от боли перекошено: дракон хвостом сломал ему бедро. Рванувшись к человеку, тварь пытается достать его зубами средней головы, но падает. Из раны в груди Горыныча фонтаном хлещёт кровь, густая, чёрная, аж как смола кипящая. Панкратидару удается вырваться из лапы израненного монстра. Он падает на камни с высоты саженей в двадцать, к счастью на ноги. Волшебные подошвы скороходов смягчили приземление, но, отпружинив от камней, Панкратидар свалился на спину и застонал от боли.
Широко раскрыв глаза, увидел приближавшуюся смерть. Раненый товарищ, крича со стоном «не поддавайся, я спешу!», пытался на карачках подползти к Панкратидару. Он не успевал. Горыныч хищно падал, выставив когтищи жутких лап. И вдруг дракону в левое крыло ударил белый луч. Монстр завизжал, накренился. И тут в него с размаху ударил кто-то непонятный – фигура человека с мечом в руке, но с крыльями, расправившимися из-за спины…
П-п-п-пах-х-х-х! Срезанное лучом крыло Горыныча зловеще хлопнуло о камни.
Второй и третий монстры рванулись из последних сил, столкнулись друг о друга, взорвались – разорванные в клочья туши тут же отшвырнуло к стене горы. Панкратидар, поднявшись на локтях, успел кому-то улыбнуться и крикнуть: «Финист! Сокол ясный пришёл на помощь!». И тут же туча горного обвала накрыла друг за другом
троих героев…
…Кончилось видение. Панкратидар, Кирпатый то есть, уронил на землю свой огнестрел, что удивительно похож был на автомат потомков. И неожиданно для всех крепко обнял того, что Финистом себя назвал.
- Сокол наш ясный! Так это ты, наш Финист! Ты спас тогда нас?! Да? Не отвечай! Я знаю, что это правда. Теперь я вспоминаю твои глаза. Когда тяжёлый камень свалился мне на голову, я только их, твои глаза, запомнил. Глаза богатыря, в которых светится божественная сила. Прости нас, Финист! Наверное, состарился я – стал подозрительным, чрезмерно осторожным, агрессивным. Любого шороха шугаюсь, таскаю всюду волшебное оружие, которым предки, как говорят предания, друг друга уничтожили.
- Мечу уже не доверяю. И силе собственной не доверяю, умению голыми руками побеждать не доверяю. Конечно, я состарился. А ты, - Панкратидар немного отстранился от Финиста и оглядел его лицо, что освещалось пламенем костра. – Да, ты такой же, как и был. Глаза всё те же, молодые, с божественными искорками.
Воины Панкратидара и Белян стояли во весь рост и ничего не понимали. Они лишь видели, что мышцы голоногого пришельца играют в свете пламени завидной силой. Но ничего божественного в этом незнакомце не замечали. По-настоящему им восхищался лишь Белян.
- Не придумывай, - улыбаясь, ответил Финист. – Божественные искорки в глазах – ведь это всё игра воображения. А то, что у меня когда-то были крылья, так это ничего не значит. Я также старюсь, как и ты, и воины твои, и юный белобрысый парень без одежды.. Просто пока что это не заметно. Да и про тебя не скажешь, что ты состарился. Всё та же мощь в руках, всё та же стать охотника за монстрами.
- Я многое забыл, отшибло память, когда на нас троих посыпались каменья с гор. Но помню, что нас было пятеро. Что вы оставили коней у входа в то ущелье монстров, а я поднялся в облака на белых крыльях, которые когда-то мне принадлежали по праву. Но кто мне выдал эти крылья и куда потом они девались, я напрочь позабыл. И ты мне не приписывай, пожалуйста, божественное происхождение. Мы все под Богом ходим и от него произошли – не только я один.
- Ну что же, может ты и прав, пришелец, - ответил Панкратидар. – Однако, в ногах ведь правды нет. Садись к костру. Железный Зуб! Там во фляжке вино ещё осталось?
Они расселись вокруг костра, подбросили поленьев – пламя заиграло, загудело, стало веселее и светлее. Кирпатый наполнил берестяной стакан вином и подал Финисту. Тот поднял бокал к лицу:
- За встречу, парни, - и залпом выпил.
Кирпатый протянул ему кусок баранины. Пока пришелец ел, Панкратидар знакомил его с ребятами своими.
- Вы такого, братки, даже во сне не видывали. Когда-то я служил у старого короля – отца. Не поверите – охотником за монстрами. Король задался целью изгнать из Отрантурии такую штуку как страх. Чтобы навечно воцарились в стране покой и безопасность – полная. Ну, всякое отребье, что сегодня шастает у нас в степях, король пришиб тогда как следует. Ходить свободно можно было в любое время года и суток между селениями без оружия особого и маленькой ватагой, а то и одному. Но в горах, что ближе к северным границам, водились всякие чудовища.
- Какие-то из них являли собой на самом деле безобидных чудищ, с виду безобразных, но для человека не опасных совершенно. Но обитали там и хищные отродья, твари будь здоров какие страшные. А страшнее всех, опаснее и вредоноснее всех были Змеи о трёх головах, огромные, как неприступные скалы. Даже самый мелкий из них способен был сожрать слона! Но что слона, когда в горах ни одного из этих животных не водилось. А жрать Горынычам надо было прорву дичи. Вот и повадились они летать в ближайшие уделы Отрантурии – охотиться на быков.
- Людей, правда, старались не трогать. Наверное, мы им слишком мелкой дичью казались. Но скота в северных уделах перевели боже мой сколько. Вот король и создал специальную бригаду богатырей – охотников за этими самыми змеями. Сначала в ней было семь воинов. Разумеется, король выдал из тайных арсеналов волшебные мечи, убивающие не только остриями своими, но и молниями, хранившимися в чудо-рукоятях.
- Молнии, хранившиеся в рукоятках мечей?! – в один голос воскликнули Сердцеед и Железный Зуб.
- Да, братцы, молниями, - со спокойной улыбкой ответил Панкратидар. – Вам это трудно представить. Честно говоря, я сейчас тоже плохо представляю, как эти молнии в рукоятках мечей хранились. Помню только, что на рукоятке каждого такого меча-кладенца была какая-то волшебная кнопка. Стоило нажать на неё ладонью, ну, сжать рукоять покрепче что ли… И меч начинал светиться изнутри. А если воин раза три ладонью резко нажимал на кнопку ещё раз – от рукоятки до острия пробегала волна белого пламени (не поверху, конечно – как бы изнутри клинка). И тут же полыхала молния! Точно в сторону, куда было направлено острие.
- Вот эт-то ор-ружие! – от неожиданного прилива чувств у воинов Панкратидара (они продолжали восклицать одновременно) перехватило глотки. – Нам бы такие мечи!
- Чего захотели, - спокойно усмехнулся Кирпатый. – Вы бы, может, ещё и не справились с этими клинками: такая от разрядов этих молний отдача вызывалась! Аж плечо заныло, как вспомнил.
Панкратидар на самом деле расправил плечи, напрягся, дабы мышечным напряжением унять возникшую было снова боль в ключице:
- Эти мечи обычным воинам даже подержать в руке было запрещёно. На то они и волшебные. К тому же молний в рукоятке хранилось не так уже и много: выпустишь их мимо врага – только зря волшебство истратишь.
- Ничего себе! – продолжали удивляться Сердцеед и Железный зуб.
Видимо, задел за живое рассказ начальника о славных страницах прошлого. А когда Панкратидар в подробностях поведал им об одном из последних рейдов той славной бригады охотников за монстрами, пограничники обалдели сильнее, чем от вина, оставшись под впечатлением как минимум суток на пять. Впрочем, об этой славной битве наш дорогой читатель уже знает…
… - Мы думали тогда: последнюю троицу Горынычей извели. А цену-то какую заплатили! Вся, вся бригада наша славная погибла к концу этой долгой и тяжёлой охоты за монстрами. Только мы с тобой уцелели волею великой богини нашей и звезды путеводной. И думали: жаль товарищей, но не зря они погибли – нет больше проклятых змеюк на белом свете. Как жестоко мы ошибались! – в печальной задумчивости подвел итог рассказу Панкратидара пахарь Финист.
На несколько минут в компании друзей повисло молчание. Только цикады продолжали звенеть спокойно и ровно.
Наконец, Панкратидар нарушил тишину:
- Да, Финист. Не до конца мы тогда задание короля-отца выполнили, видать. Хотя таких ребят положить пришлось… Однако, до сих пор я считал, что Горынычей больше не осталось в живых. По крайней мере трёхголовых и в Отрантурии. Драконов одноглавых ещё навалом – это точно. И все они, по-моему, как-то связаны с Кощеем Бессмертным. Но Горынычей, мне казалось до сих пор, мы порешили всех до одного. Или ошибался я, выходит?
Выждав паузу, Финист отхлебнул из берестяной кружки разбавленного кипятком вина и ответил:
- Совсем недавно я смахнул боковую голову ещё одному Горынычу. Мне показалось, он много крупнее любого из тех, что истребили мы во время большой охоты.
- Но их же не было с тех пор как минимум лет пятнадцать! – воскликнул Панкратидар. – Финист, мы с тобой тогда были такие же зелёные, как вот эти! – кивком головы он указал на своих бойцов и Беляна. – Только мы помощнее были да посноровистей.
- Молодежь матёрым воинам всегда кажется слабее, чем якобы раньше была, - хмыкнул Финист.
- Я не о том! – с жаром продолжил Панкратидар. – Пусть даже и так. О них я к слову сказал. Но ведь сам подумай! Полтора десятка лет люди не видели в небе Отрантурии ни одного дракона – ни одноглавого, ни трёхголового, ни о двух пастях! Где же тогда этот, как ты говоришь, самый крупный из них, обретался? Ему ж ведь жрать надо было что-то!
- Во-первых, - сухо ответил Финист, - крупные драконы так устроены, что спать могут не то что несколько десятков – несколько сотен лет. И тогда еда им не требуется. А во-вторых, дорогой Панкратидар, вполне возможно, что это был детёныш, который все эти годы подрастал.
- Ну, это ты загнул! – засомневался Панкратидар. – Чтобы дракону вымахать намного крупнее папаши с мамашей, должно лет триста пройти, не меньше. За полтора десятка он ничуть и не изменится. Я скорее поверю в то, что твой Горыныч где-то в пещере все эти годы томился.
- Стоп! – Панкратидара вдруг осенило. – Я ж тебе говорил насчёт Кощея Бессмертного! Сдаётся мне, это он держал монстра на цепях в своих казематах! Держал и человеческим мясом откармливал! Признайся, Финист! Тот, с которым ты сразился вчера-позавчера, жрал отрантурийцев на твоих глазах?
Финист поморщился: вспоминать ему об этом было неприятно. Немного помолчав, он тихо кивнул:
- Да, жрал. Не меньше полдесятка схватить успел, прежде чем я подсёк его луч-мечом.
- Тогда и думать нечего! Тогда всё ясно! – страшной догадкой загорелись глаза Панкратидара. – Помнишь? Раньше эти монстры людей старались не трогать, по крайней мере в посёлках, на которые налетали. А над городами они и вовсе не появлялись. Если только мимо шли на большой высоте, так, что их за странных птиц можно было принять. Так вот, Финист! Если раньше они питались только крупной добычей: быками там, кабанами в крайнем случае, а нынче их собрат накинулся на людей – объяснение этой перемене вкуса может быть только одно! Кто-то приучил дракона человечину жрать!
Снова у костра повисла пауза. Догадка Панкратидара у каждого задела за живое. Ведь если по большому счёту, не только пахарь Финист сомневался в существовании могучего злодея по имени Кощей Бессмертный. С улыбкой скептика обычно рассказы о волшебных пакостях Кощея воспринимали и Железный Зуб, и Сердцеед, и Белян, даже сам Панкратидар Справедливый. Не единожды он говорил своим друзьям, что за происками так называемого господина Бессмертного скрываются жестокие и подлые делишки самых обычных разбойничьих банд, которых королевичи, ненавидя друг друга, специально за большие деньги напускают на уделы своих же братьев. Что в сущности так и было.
Разумеется, многое в этих тёмных историях не было известно Панкратидару и его друзьям, включая Финиста. У здравомыслящих отрантурийцев (а Финист, Панкратидар и все иже с ним несомненно относились к здравомыслящим людям), по сути, не хватало оснований поверить в Кощея и вообще в какое бы то ни было волшебство – светлое ли, чёрное. Поэтому мысль Панкратидара о подозрениях насчёт связи Змеев Горынычей с пресловутым чародеем Железный Зуб и Сердцеед восприняли с большим удивлением. Знал и нарочно высмеивал эту тему? Или раньше не верил, но вдруг уверовал?
- Дела-а-а…, - выпучив глаза, протянул Сердцеед.
А Железный зуб задрожавшими от волнения руками извлёк из-за голенища трубку и принялся сосредоточенно набивать её курительной смесью из смолистых трав*. Спустя полминуты примеру Железного зуба последовали и все остальные. Молча затянулись дымом, покашляли.
Финист вдруг вернул трубку Панкратидару, всегда державшему при себе запасной прибор – для нечаянного гостя:
- Спасибо, друг. Много лет подряд пробую глотать этот дымок и никак не пойму, что хорошего нашли в нём так много людей. Ну ладно сыны Уйтархатуга и выродки волчицы дымят – они, народ тёмный, ко всякой ерунде, изображающей магию и колдовство, с детства приучены. Но отрантурийцы-то чего к этому удушливому обряду пристрастились? Никак не возьму в толк.
- Ты мне вот что лучше скажи, - Панкратидар умело ушёл от спора. – Как думаешь, на кого королевичи объединенным войском нынче двинулись? Нам сказали – да и всем говорят – будто решили провести совместные учения. На случай, если вдруг сильный враг нагрянет из-за кордона. Ты вообще-то знаешь об этом? Ну, о том, что королевичи хотят в Кривом ущелье, что Чёрную гору как бы надвое делит, учения свои провести и силы друг другу показать открыто?
Пограничники и Белян с нескрываемым любопытством в глазах смотрели на Финиста. Тот, пожевав сухую былинку, покачал головой:
- Откуда мне знать? В городах я уже давно не был – чем живут и что задумали королевичи, меня мало волнует. Да и чего бы они ни задумали, меня это пока что касается только одним – гарью и кровью.
- О как! – брови Кирпатого изогнулись едва ли не в полукольца.
- Вы сами-то знаете, что на днях произошло в Прилесье? – угрюмо спросил Финист.
Кирпатый выпустил изо рта большущий клубок сизого дыма и закашлялся. Будто по команде зашлись хриплым кашлем и остальные бойцы, включая Беляна, запасную трубочку которому из личной симпатии одолжил Сердцеед.
- Стало быть, до вас такие вести не доходят, - буркнул Финист. – А между тем великое зло свершается в земле нашей. Избы мирных оратаев полымя полыхают, хозяева их под ударами сабель разбойничьих кровью обливаются… А девицы красные и вьюноши крепкие навечно с землей родной расстаются.
- Это правда? – нахмурился Панкратидар. – И куда ж они, девки да мальчишки, кем угоняются?
Финист молча покусал губы, задумался, уйдя на несколько минут в себя.
- Жаль, вина больше нет. А то бы выпили ещё, душу отвели, - вздохнул Панкратидар. – И друг наш Финист поведал бы нам всю правду. Где нам, пограничным людям, знать о том, что делается в Отрантурии?
- Что мне вино! – сурово пробасил Финист. – Я и без него скажу. Да не знаю уж, поверите ли вы мне…
- Ты скажи, не томи душу. А там и увидим: поверили мы тебе или не поверили, - улыбнулся Панкратидар.
Помолчав ещё с минуту, словно собираясь мыслями, Финист наконец поведал о том, что давно наболело у него на душе:
- Видел я с десяток дней тому назад, как два одноглавых дракона спалили напрочь целую шайку. Из тех, что из сожжённого поселка вольных пахарей Прилесья угнали всех девиц и краснощёких парней. Бандюков спалили – не кого-нибудь!
- Что? – у сидящих вокруг костра бойцов аж шеи вытянулись подобно лебединым.
И засверкало в их глазах неверие, хотя и доброе.
- Я ж знал, что не поверите, - вздохнул Финист. – А вообще, как знаете. Моё дело сказать. Так вот, спалили драконы братву, а детёнышей человеческих, всех разом, взвалили на свои спины, живых и здоровых. Разумеете? И потащили куда-то на северо-восток.
Сказанное Финистом, видать, настолько взволновало ребят Панкратидара (да и самого его), что несколько минут они только пыхтели дымом да кашляли. Глядя на них, Финист ещё раз усмехнулся:
- Эх, братва пограничная, дыму да гари вам, знать, не хватает в жизни. Давненько, поди, в огне набега не коптели, раз с жадностью глоток удушья ловите.
- А ты, знать, прокоптился уж как следует, раз такие речи ведёшь? – насупился Кирпатый. – Что ж, ежели так, поделись с нами долей правды горькой. Мы ведь на самом деле месяцев семь уже в боях не были. За полгода – ни одной пограничной стычки не произошло. Разве что ватагу бродяг каких-то пару раз спугнули.
Финист рассказывал медленно, не очень охотно. Не любил он в принципе языком-то молоть, особенно когда дело его лично касалось. Тем не менее он всё-таки поведал кое о чём своим новым-старым друзьям. Скупо, но точно описал недавний набег на посёлок вольных пахарей, предельно коротко упомянув о том, как сам обманул разбойников, притворившись мёртвым. Не забыл сказать и о своём участии в степной битве, и о том, как встретили его в одной деревеньке, что притаилась посреди степи у озера.
- Теперь понятно, почему ты без порток и рубахи по степи шатаешься с двумя саблями за голой спиной, - уважительно протянул Панкратидар. – Только тебе паря, повезло: кое-какая одёжка у меня имеется – в аккурат на твой богатырский стан. Вот к утру отправимся на заставу…
- Спасибо, друг. Только ты же знаешь, о себе я в последнюю очередь думаю. Ежели имеется у тебя одёжка, приодень за меня вот этого бедолагу, - Финист кивнул на Беляна. – Я-то вроде как и привык уже. К тому же за седлом я плащ приторочил – воины Елисара Доброго наделили. А этот парень, хотя с виду и крепкий малый, но слишком уж юн, чтобы прохладу степную выдержать долго.
Белян аж прямо засиял от счастья, услышав, как великий воин проявляет о нём отеческую заботу.
- Да ладно, - махнул рукой Панкратидар. – Он и приехал-то на заставу без порток, в одном плаще только. Видать, любит нагим по степи шнырять – лучник всё-таки лихой, дозорный. К тому ж костюмчик, что я на заставе в схроне таю, ему великоват будет – утонет он в нём, право. Но если ты настаиваешь, я тебе обещаю: как только своё отдозорим и в город вернёмся, я тут же справлю ему штаны и рубашку, а то и плащ тёплый. Всё-таки о рабах заботиться надлежит, - усмехнулся Панкратидар на последних словах.
- Что? – нахмурился Финист. – Так он на самом деле раб твой, да?
- Вестимо, раб, - насторожился Панкратидар. – А что ты так забеспокоился? Я ж в честном поединке шутейном взял его. Да он и сам напросился, хотя прекрасно видел, что не справится со мной.
- Ну знаешь ли, Панкратидар, - недовольно пробурчал Финист. – Я думал, ты остался воином света и чести. Парень юный совсем, глуп в таких делах. Не захотел перед товарищами трусость показать. А ты, знать, обрадовался. Разве ровня он тебе в поединке, пусть и потешном?
Услышав про воина света и чести, Панкратидар сконфузился:
- Да знаешь, я это… Я ведь и не хотел. Но обычай этот дурацкий…, - и заговорил вдруг возбуждённо, горячо: - Ты прости меня, Финист. За всех товарищей наших прости. Я, конечно, опустился, с мальчишкой разделавшись на глазах у его же подчинённых. А что мне делать-то было? Я ж не хотел. Ну, может, ляпнул что лишнего, обидел парня, он и наскочил, как петух молодой. А там, понимаешь, рефлекс сработал. Не мог же я при всех поддаться ему. А ежели бы не я его в рабство взял, Амир пригрозил отдать его Дарсину навечно в рабы. Думаешь, я унижать его буду? Да он мне как ученик, оружейник словом! Он, может, и сам от меня уходить пока не хочет.
- Это правда, - вклинился вдруг в разговор Белян. – Уходить от Панкратидара, даже если он сам отпустит, мне не в жилу. Куда пойду? Осрамился, так теперь дома мне не житьё.
- Во-во! – улыбнулся Кирпатый. – И я про то же. И потом, сдаётся мне, при нас парнишка целей будет. Кто знает, на какие такие учения королевичи свои армии повели.
- Да это верно, - согласился Финист. – На заставе нынче спокойнее. Быстрострел, поди, не только у тебя, Панкратидар. А это оружие колдовское бродяги боятся пуще луч-меча. Только держать парня рабом такому воину, как ты, Панкратидар, не пристало как-то.
- Да вы не беспокойтесь, богатырь Финист, - снова заступился за новоиспечённого хозяина Белян. – Я, чать, поди сам виноватый в этом. Но при Панкратидаре быть мне полезно будет. Глядишь, по-настоящему бороться научусь.
- Ладно, Белян, - мягко одёрнул парня Кирпатый. – Я тебе не гоню. Хочешь служить под моим началом – служи. Я за тебя у самого Дарсина попрошу. Только насчёт рабства Финист прав – пора завязывать с дурацким обычаем. Короче, отныне ты не раб мне, а боевой товарищ.
И протянул Беляну свою открытую ладонь, пожал смутившемуся юноше руку, похлопал его по плечу.
- Поздравляю! – протянул ему руку Железный Зуб.
- Поздравляю! Теперь ты наш друг, парниша! – Сердцеед шутейно ткнул растерявшегося юношу в плечо. – Эх, и поборемся мы с тобой на досуге! Никуда ты теперь от меня не денешься, красавчик! Уложу-таки я тебя на обе лопатки.
- Не хвастай, Сердцеед! – Кирпатый добродушно урезонил бойца. – Все знают, что только баб ты и горазд на лопатки укладывать.
Какое-то время пограничники шутили, весело спорили. Лишь Финист сидел, призадумавшись. Забыл он уже и про усталость, и речи о Змеях Горынычах. Чуяло его сердце: великая беда в Отрантурии назревает. Только что за беда, кто её виновником станет – понять великий воин не мог. Да и королевич потерявшийся из головы не выходил…
***
Глава тринадцатая. Волшебная стена
***
Светящаяся стена в кладовой Кощея отражала зал с хрустальными колоннами. На этот раз наш Иванасий, затаив дыхание, во все глаза глядел на то, как юноши и девушки – почти нагие, в одних лишь белых и совсем коротких спальниках, а может быть и вовсе в узких поясках, лежали на полу вверх лицами. И не просто лежали, а, как объяснила чуть раньше ему Яга, медитировали, готовя себя к очень серьёзному занятию.
Полностью расслабившись, молодёжь монотонно повторяла за чьим-то доносившимся откуда-то из-под высокого купола завораживающим голосом:
- Мы, дети Солнца и Геи, лучшие из людей, отобраны для великой цели возрождения могущества древних. Мы готовимся к великому и прекрасному акту творения себе подобных. И силы для этого дают нам могучие отец и мать наши – освещающее наш путь и дающее тепло Солнце и щедрая на жизнь Гея. Мы готовимся к соитию, и тела наши скоро переплетутся между собой, чтобы материнское и отцовское начала слились в одно целое и произвели на свет нового человека. Он будет лучше своих родителей. Вместе с другими себе подобными он очистит мир от скверны, построит на теле Геи лучший дом и сумеет защитить его от разной нечисти. Мы, лучшие дети Солнца и Геи, могучих отца и матери наших…
- Это что же, - вдруг рассеянно пробормотал Иванасий. - Это те самые отроки и девицы, коих крыланы Чёрные уволокли на Кощееву Гору?
- Да, Иванушка, - тихо подтвердила Яга. – Они самые. Только они уже не отроки. Уже лет пять прошло с тех пор, как они попали в кощеев замок.
- Стало быть, злодей не убил их? – выразил недоумение Иванасий, не понимая, радоваться сему факту или печалиться. – Не обман это, нет? Не видимость чародейская?
Яга только хмыкнула желчно:
- С чего Кощею эту видимость делать? Для кого, ежели он и не подозревает, что мы с тобой подсматриваем в его замке?
Иванасий промолчал. Яга поняла: плывёт, мол, парень под впечатлением. «Худо ему бедному, - подумала она, слегка укоряя себя за то, что не утерпела показать ему истинную картину жизни в плену у Кощея. – Я ему на правду глаза хочу открыть, а он, бедняга, умом трогается от лицезрения очередного чуда волшебного. Эх, дура я, дура!».
- А что же они, дети-то наши, пластом лежат? – снова спросил Иванасий, будучи не в силах оторвать свой взгляд от столь дивной «замочной скважины».
Парню очень трудно было понять, что происходит в кощеевых казематах. Вопреки его ожиданиям, многочисленные пленники злодея не были ни истощены, ни, наоборот, раскормлены на съедение. И никаких следов издевательств на их обнажённых телах, которыми можно было только любоваться, Иванасий не заметил, как ни старался это разглядеть – настолько юноши и девушки были хороши собой, на редкость гармоничны и привлекательны внешне.
- А те, что боролись в другом зале? Ну те, которых какой-то ловкач во всём чёрном всех скопом повалил на ковёр? Они – тоже наши, отрантурийские ребята? – в голосе пастуха прозвучала надежда на отрицательный ответ.
Однако Яга и на этот раз сказала своё беспристрастное «да».
- Чего делать-то с ними злодей собирается? – как зачарованный продолжал спрашивать Ягу Иванасий. – Не в крыланов ли чёрных намеревается оборотить?
Яга лишь грустно вздохнула: «И сказать-то нечего в ответ. Всё равно ведь не возьмет в разум. Дитя он, ей богу. Все они дети ещё глупые. Может быть, таковыми и во веки веков останутся». А вслух добавила:
- Неужто не видишь ты, Ваня, чем ребятня эта заниматься собирается? Не слышишь, что ли, какие слова повторяют они, как заведенные, в один голос! Детей они делать будут сейчас – вот что! Чтобы войско Кощеево лучшими из лучших пополнить!
- Что ж это? Бесстыдство великое, не иначе! – тихо возмутился Иванасий. – Ведь этак даже овцы не спариваются! Уделал он детей наших, как есть уделал! В чурбаков безголовых превратил, изверг проклятый!
Изображение на стене вдруг померкло – «скважина» закрылась, вместо зала кощеева замка восстановилась перед Иванасием стена кладовой.
- Давай-ка, Ванюша, я тебе кое-что другое покажу, - сухо сказала Яга. – Кое-что поинтереснее.
- Да-а-а, - протянул потрясенный Иванасий. – Никогда не думал раньше, что с волшебством с таким когда-нибудь встречусь.
- Волшебства-то здесь, Ванюша, как раз и нет, - Яга не сдержалась, чтобы снова не поучить «детёныша». – Хотя, что понимать под волшебством. Только чего ты разомлеваешь так от волшебства этого, коли сам напросился к волшебникам в гости.
Яга покопалась в какой-то коробочке, которую до этого извлекла откуда-то из потайной щели в стене. Стена мало-помалу вновь начала светиться изнутри. Потом вдруг чародейская «замочная скважина» перед Иванушкой вторично развернулась во всю ширь.
И вновь от живой картины, представшей перед ним и Ягой, у парня захватило дыхание…
- Ты поймал сигнал с Проксимы? – глухой и низкий, словно от кого-то таящийся голос прозвучал под сводами большого пещерного грота, отражаясь от расставленных по всему пещерному пространству гигантских сталактитовых фигур
.
Постороннему было бы трудно понять без подсказки, что или кого олицетворяют эти скульптуры. Но по очертаниям можно было всё-таки увидеть в них искажённые формы людей, собак, кошек и других животных.
В зале висел полумрак. Однако часть фигур неплохо освещались огнями факелов, кем-то предусмотрительно вставленных в «руки» или «лапы» гигантских статуй.
В глубине зала между фигурами квазичеловека и квазикота медленно гуляли два реальных высоких человека в долгополых тёмно-фиолетовых плащах со звёздами. Почти по самые глаза были надвинуты на их головы глухие капюшоны.
- Нет, командор. Я настроил все датчики, причём на разные длины радиоволн – приёмник ловит только шепот астр.
Двое медленно брели по начищенному до волшебного блеска полу. С минуту, может быть больше, незнакомцы молчали. Наконец один из них, что был повыше ростом и пошире в плечах, заговорил снова – низким, сочным, слегка пугающим голосом:
- Это молчание меня беспокоит, профессор Гарди. Последний раз они выходили с нами на связь, если мне не изменила память, тридцать три больших и сто двадцать два малых оборота назад.
- Сто три малых оборота, - собеседник первого незнакомца уточнил глухим, но подчёркнуто учтивым голосом. - С тех пор я регулярно посылаю им двойные сообщения с задержанным эхом каждые пол-оборота и каждый цикл корректирую вектор направления как механических, так и биологических локационных установок.
Будучи не в состоянии что-либо понять из этой, до передела человеческих возможностей странной, беседы, Иванасий то умоляюще смотрел на Ягу, то, как зачарованный демонами, снова впивался глазами в раскрывшуюся перед ними стену кладовой.
«Слава Всевышнему, хоть не боится, что те двое его заметят и заколдуют», - мимоходом подумала Яга. Но объяснять Иванасию ничего пока не стала.
- А ментальный уровень? Что говорят кристаллы мудрости и ведения? – продолжил высокий, которого Иванасий однозначно принял за главного.
- Увы, они молчат. Такое ощущение, что там никого нет, - после угрюмой паузы ответил второй.
Главный тоже помолчал, на минуту уйдя в себя. Потом вернулся к беседе:
- Возможно, у них просто нарушился канал связи. Не исключено, что они нас слышат, но ответить не в состоянии. (Пауза). Как вы думаете, профессор Гарди, будет ли целесообразно послать на Проксиму гонца?
Иванасий не выдержал:
- Куда послать?
Яга не ответила, только глазами строго указала на тех двоих: смотри, мол, внимательно и слушай.
Какое-то время Гарди раздумывал над вопросом главного «чародея». Иванасию даже показалось, будто этот колдун более низкого ранга боялся вопроса, который задал ему начальник. Поэтому, прежде чем ответить прямо, он осторожно уточнил:
- Кого вы имеете в виду? У нас, насколько мне известно, не осталось ни одного достаточно опытного навигатора.
- Хм, - главный чародей остановился. – Не послать ли нам, скажем, Баюна?
- Баюна? – с явным страхом в голосе воскликнул Гарди (а пастух при этом, выпучив глаза, уставился на Ягу). – Но ведь это совершенно непредсказуемая личность! (Пауза). И потом, следует помнить, что это наш последний корабль! – в тарабарщине колдуна звучал неприкрытый страх перед возможным будущим: - Все гипермодули, что оставались у нас после великой катастрофы, безнадёжно испорчены! Можно ли последнюю нашу надежду доверить Баюну?! К тому же, этот корабль досветовой и будет лететь до Проксимы несколько больших оборотов…
- Опять до Проксимы сказал…, - растерянно пробормотал Иванасий, взглядом упрашивая Ягу объяснить, о чём речь.
Яга отрезала жестом, жёстко поставив перед Иванасием в воздухе открытую ладонь: потом, мол, узнаешь.
- Ладно, Гарди, оставим этот разговор. У нас ещё есть время подумать, - главный чародей снова побрёл среди гигантских фигур. – Хотя, в любом случае, ни нам, ни им эвакуироваться нет смысла. Наша карта почти проиграна. Но мы обязаны оставить после себя такой след, чтобы о нас помнили и слагали легенды ещё тысячи и тысячи больших оборотов… По сути дела, Гарди, нам некуда уходить: это наш мир.
- Те, кто сотворил нас, высших отрантов, пришли сюда издалека, - тихо уточнил Гарди.
- Слепив нас из этой биомассы, они тем самым утвердили себя здесь, в этом мире! В наших телах! – резко остановившись, неожиданно повысил голос главный.
- И в телах простых смертных, - Гарди вновь осмелился перечить.
- Да, и простых смертных тоже – кто с этим спорит! – голос главного чародея внезапно уподобился голосу жреца, призывающего к повиновению целую толпу народа:
- Мы и все остальные, то есть низшие отранты-арии, продолжаем наших создателей в этом мире! Он наш – этот мир! И пока мы живы, никто более не должен захватить его! А для этого мы обязаны! Понимаете, профессор? Обя-за-ны! Вывести новую породу людей! Из того сырого, с огромным количеством гнили, материала, что имеется сейчас в нашем распоряжении на этой планете, нам предстоит вылепить существ, которые будут достойными получить от нас зёрна древней мудрости и понесут дальше во времени пламя эстафеты – нашей эстафеты возрождения могущества великих предков! – на последних словах чародей словно споткнулся:
- Увы, погубивших себя из-за чрезмерных претензий на жизнь
И сделав в полном тягостном молчании ещё десятка два шагов, с ядовитой усмешкой бросил в сторону Гарди:
- А вы говорите «это наш последний корабль»…
Стена снова стала глухой и непрозрачной. Иванасий тяжело дышал, опустив голову на грудь. Яга забеспокоилась:
- Ну чего ты раскис, дурачок, - ласково тронула она парня за плечо. – Не видели они нас – правду я тебе говорю. Мы действительно за ними подсмотрели. Я ведь, честно говоря, и не знала, что они сейчас там. Так совпало. Хотела дивные фигуры тебе показать, а эти двое там прогуляться вздумали… Ну же, успокойся, милый ты мой мальчик, дитя прямо совсем, о, боже, - не выдержав, Яга принялась читать древнюю молитву богини Гее.
Потом вдруг, словно опомнившись, убежала куда-то в глубину кладовой, вынырнула оттуда сей же час с каким-то пузырьком и маленькой склянкой в руках, быстро накапала в склянку какого-то зелья и мягко протянула его Иванасию:
- На-ка, милый, выпей не поморщившись – пройдет испуг твой быстро, снова мужчиной станешь храбрым.
Иванасий машинально выпил зелья, постоял с отрешённым взглядом ещё пару минут и, вроде, пришёл в себя.
- Ты мне скажи, Ягуся, - снова ровным мужским голосом спросил он наконец. – Мы с тобой кого только что видели? Что это чародеи были, я сразу понял. Но вот тот, что вроде как за главного промеж них – кто это? Он тоже Кощею служит?
Яга радостно улыбнулась:
- Ну вот и славно! Отошёл мой соколик. Слава те, господи!
- Я тебя ведь спросил, не самого себя, - с укоризной посмотрел на неё Иванасий. – Тот высокий, важный. Кто он? Против Кощея или за него?
Яга пристально посмотрела Иванасию в глаза, помедлила. Потом мягко спросила:
- Тебе это очень важно знать, милый?
- А чего ты боишься? – прищурился Иванасий, пристально глядя на Ягу. – Нешто я дитя какое-то болезное?
«Дитя! Ох, дитя ты, Ванюшечка!» - с болью в сердце подумала Яга. Но вслух сказала как можно спокойнее, с доброй усмешкой:
- Ничего я, Ванюшечка, не боюсь. Разве может бабуся Ягуся чего-то бояться? Это меня, старую ведьму, бояться должны. Правда, - Яга лукаво подмигнула, - не такие мужчины, как ты, дорогой мой.
- Ну так скажи мне тогда, кого мы видели сейчас, не утаивай, раз такое дело, - строго глядел на Ягу Иванасий.
Яга помедлила, покривлялась для порядка (для пользы дела, как она считала), потом вздохнула:
- Что мне утаивать, Ваня? Я же добра тебе желаю. Добра, понимаешь?
В глазах Яги светилась истинная, неприкрытая любовь. Другой бы сказал: не может быть такого взгляда у бабы Яги. Но Иванасий, видно было, попривык уже. Твёрдо усвоил, что той Яги, о которой слухом полнилась земля-матушка, нет более на белом свете. Есть лишь Яга, с которой Иванасий самолично дело имеет…
- Ты же, небось, милуша мой родный, сам уже догадался, кого я тебе, дура старая, показала ненароком.
Иванасий слегка побледнел. Только тут же взял себя в руки и виду не подал. Строго поглядел Яге в глаза, осторожно обхватил её обеими ладонями за голову, посмотрел ей в очи ещё пристальней. Потом мягко поцеловал её в губы:
- Он?
Яга в ответ поцеловала Иванасия по-настоящему, страстно, будто в последний раз. И выдохнула грустно, едва не плача:
- Он, Ванюшечка, родненький мой. Он это был. Кощей проклятый! И лучший советник его Гарди, очень умный чародей.
Так и не понял Иванасий, почему это из синих глаз Ягусиных горючие слезинки вдруг закапали …
***
Глава четырнадцатая. Профессор Золтус
***
- Как там этот мальчишка? – манипулируя с большим кристаллом связи, как бы между прочим спросил Баюн.
На самом деле он толком и не представлял, для чего ему понадобился Алан, предательски сражённый лысым Дарсином. Возможно, отдавая Драдуилу приказ найти и доставить в лабораторию этого «человечка», Баюн просто испытывал подсознательную тягу к спасению себе подобных. Ведь всё-таки он относился к высшим, цивилизованным существам, хотя и к озлобленным на весь человеческий род. К тому же благородный Алан даже у подобных Баюну вызывал симпатию. Прежде всего такими качествами натуры как честность и храбрость.
- Я подключил его к системе искусственного кровоснабжения, предварительно удалив две пули из его груди и одну из толстой кишки, - учтиво сложив перед собой лапы, пробормотал Драдуил, выглянув из операционной. – Сильными препаратами мне удалось затормозить развитие перитонита. Но, боюсь, положение парня слишком серьёзно, чтобы обойтись без помощи профессора Золтуса.
- Ты выжил из ума, Драдуил! – не отрываясь от пульта, воскликнул человекокот. – Золтус дружит с проклятым Гроссом. Он тут же донесёт ему о том, что мы посмели притащить в институт низшего человека, хотя бы и королевича, без разрешения Командора.
- Но, господин…
- Никаких но! – отрезал Баюн.
Однако, покопавшись минуту в пульте, он вдруг нервно заворчал:
- Минотавр меня пожри! На кой ляд сдался мне этот человечишко! А ведь не выходит из головы.
Драдуил за спиной хозяина радостно напрягся, надеясь на перемену решения. Он тоже не понимал, почему ему так хочется, чтобы доставленный им с поля боя королевич выжил. «Может быть, мною, как и Баюном, движет свойственное разумным существам стремление к совершенству, - подумал дикобразочеловек. – Смерть – это торжество энтропии, хаоса, примитивизма. Стало быть, спасение жизни – это шаг к совершенству, к торжеству порядка». Если бы на морде дикобраза могла возникнуть улыбка, рот Драдуила наверняка растянулся бы до ушей – настолько приятно ему сделалось от убедительной мысли.
«Красота мышления – это и есть торжество интеллекта!» - внутренне возликовал Драдуил, ощущая себя истинно высшим существом, умеющим постигнуть истину.
Для него это действительно являлось наслаждением – найти причину проявления высоких чувств в истинно рациональном поведении мыслителя.
- И опять же этот проклятый Гросс! – Баюн едва ли не зарычал. – Всюду он стоит у меня на пути. Не-е-ет! Хва-а-атит! Пошёл он к Горынычу в задницу, этот господин Гросс, лупоглазый командир гигантских летучих мышей!
А спустя ещё несколько минут Баюн прямым текстом отправил Драдуила за помощью к профессору Золтусу. Правда, потребовал у своего помощника держать язык за зубами до того момента, пока могущественный лекарь сам не увидит раненого Алана. На всякий случай человекокот решил придумать легенду, будто Алан – тайный связной Папаши. И его случайно ранили во время обычной пьяной свары, которая нередко происходит во время большой сходки королевичей.
Золтус прибыл очень быстро, Баюн толком не успел оформить эту легенду в стройную и убедительную версию. Однако, увидев умирающего юношу, Золтус не стал тратить время на расспросы, а сразу приступил к реанимации.
По меньшей мере часа два профессор не выходил из операционной, попросив Драдуила ему ассистировать.
- Что же вы, болван игольчатый, так долго продержали парня на вашей дурацкой аппаратуре, когда надо было немедленно звать меня! – кричал Золтус на Драдуила из-за плотно закрытых дверей подземной операционной.
Баюн хихикал, представляя, как бледно выглядит сейчас его помощник. Он не сомневался в медицинском могуществе профессора, который с одним лишь чемоданчиком в руках творил чудеса, порой недоступные даже целой бригаде реаниматоров, вооружённых громоздкой аппаратурой.
Но, провозившись с раненым довольно долго в полной тишине, Золтус вдруг строго изрёк:
- Как бы вы оба того ни хотели, господа зверолюди (так он называл Баюна и Драдуила, когда был на них чрезвычайно сердит), но если вам угодно, чтобы парень вернулся в строй, я вынужден забрать его в свою лабораторию!
«Чёрт побери! - мысленно воскликнул Баюн, с помощью самого крупного кристаллического монитора наблюдая за передвижением объединённого войска королевичей. – Этого ещё не хватало!».
- И никаких возражений! – повысил голос профессор. – Я понимаю, что вам не хотелось бы делать королевича Алана объектом внимания всего центра. Я тоже этого не хочу. Но вы должны давать себе отчёт в том, что любое укрывательство в стенах нашего бастиона недопустимо! Наше общество и так деградирует быстрее, чем ожидалось. Не хватало ещё, чтобы мы все начали разбиваться на враждующие группировки!
Баюн слышал, как его помощник жалким тоном пытается в чём-то убедить Золтуса, но тот, по всему было ясно, оставался непоколебим.
Сосредоточившись, Баюн попытался мысленно внушить профессору убеждение в необходимости молчать про Алана. Увы, в этом деле человекокот оказался слишком самоуверен. Профессор даже не реагировал на тупые, назойливые телепатемы Баюна. К счастью «зверолюдей», Золтус устал спорить с Драдуилом, который, Баюн отдавал ему должное, умел своим лепетанием, как много позже говорили потомки, «влезать без мыла» кому угодно. За это качество сам Командор не желал с ним общаться, дабы назойливый недочеловек его не «жалобил». Однако профессор Золтус об этом качестве Драдуила всё время забывал. Поэтому без задней мысли включался с ним в жаркий (со своей стороны) спор и, естественно, в этом споре «выдыхался».
Разумеется, он не допускал и мысли «сдаться» какому-то «зверочеловеку» да ещё прислуживающему Баюну, терпеть которого не мог, по сути, весь руководимый Командором Коши (такой была его академическая фамилия) Институт экспериментальной биологии, биоинженерии и социопсихологии.
Не удивляйтесь, господа земляне далёкого будущего. И не пожимайте в недоумении плечами. Командор Коши среди обычных, то есть, по сути, неграмотных потомков переживших катастрофу людей действительно запомнился как Царь Кощей. Именно о нём на протяжении многих веков и тысячелетий слагались легенды, одна другой туманнее и загадочнее. Другого Кощея Бессмертного не было! Во всяком случае не было другого Царя Кощея, который жил в отдалённом горном замке, страшном, как чёрная скала, якшался с Бабой Ягой и всякими кошами (ведь всех этих странных созданий, в общем-то, так и назвали-то из-за его академической фамилии). Да, именно этого Кощея, то бишь Командора Коши порешил в конечном итоге любимый нами Иванушка, преломивши пополам волшебную иголку.
А то, что бастион Царя Кощея какими-то его обитателями назывался Институтом экспериментальной биологии, биоинженерии и социопсихологии, так это исключительно из-за присущего учёному люду консерватизма. Сам Доктор Альбу Де Мар Варон Коши (ну такие длинные имена у них были в далёкой древности – что поделаешь) к описываемому в этой саге моменту давно уже называл себя просто Командором.
А когда где-нибудь на базарных площадях городов, что иногда он тайно посещал как наблюдатель, слышал слова «Кощей Бессмертный», обильно сдобренные эпитетами типа «изверг проклятый, душегуб, язва мировая, злой волшебник» и тому подобными, то сразу понимал: речь-то идёт о нём, сердечном. И, будем думать, не волновало его в ту пору, что именно «лепят» о нём простые смертные. Ибо не считал он их равными себе, не ставил в один ряд ни с кем из своих подчинённых. Были тогдашние люди для Командора Коши всего лишь «материалом» для работы. А работал он, надо отметить, как одержимый. Не важно, бесами или ещё кем.
Главное – весь смысл его существования свёлся в ту пору к выполнению программ и планов, выношенных, разработанных и утверждённых им самим же. И он так увлёкся своей работой, так вошёл в образ злого волшебника, что и на самом деле стал таковым себя считать. Он-то как раз свой бастион институтом не называл. Наш замок, мой дворец – эти названия стали для Кощея, говоря на языке потомков дальних, родными, естественными, привычными. А не просто поэтическими.
Ну и, конечно же, в старых, официальных документах, оформленных в то время, когда этот институт только-только появился на свет, именовался он всё-таки иначе. Сейчас трудно сказать, как именно его полное первоназвание звучало. С одной стороны, язык в ту далёкую, пылью запорошенную пору, хотя и делился на сотни диалектов, всё же считался единым. Он был чем-то похож на большинство из языков земной культуры, восстановившейся в течение примерно двенадцати тысячелетий после Потопа.
Романо-германские языки, как оказалось, впитали в себя основную часть того древнего праязыка. Но более менее точно перевести название чудом сохранившегося после Катастрофы института, наверное, невозможно. Да, видимо, и не нужно. Может быть, слова «институт» тогда вообще не существовало, а учреждение типа научного центра с множеством лабораторий и полигонов именовалось словом, похожим, к примеру, на «собор». Или что-то типа «храм ведения, знания, мудрости». Что это меняет в нашей истории?
Но вернёмся в лабораторию Баюна.
Золтус в конечном итоге смягчился. И, дабы не подавать виду какому-то там Драдуилу, уверенно заявил, что в отношении пациента он вполне допускает своего рода средний вариант. Доставить погибающего королевича, сказал профессор, к нему в стационар придётся однозначно, и он не собирается предпринимать какие-то специальные меры для засекречивания этой операции. Но разносить информацию о несанкционированном пациенте по всему институту – лично он, уважающий себя профессор Золтус, не будет: это явно не его стиль поведения.
- Разумеется, - добавил он жёстко, - о вашем подопечном я обязательно доложу господину Коши. Но, во-первых, я это сделаю исключительно при личной встрече и, как говорится, с глазу на глаз. А во-вторых, вначале я выполню свою миссию как врач, а уж потом как добропорядочный… коллега и член нашего научного общества.
«Слава Создателю!» - радостно подумал Баюн, одновременно прикидывая, сколько времени у него осталось на сочинение версии о попадании в его лабораторию раненого Алана, причём он рассчитывал убедить Командора отдать королевича ему под опёку.
Молодой, красивый и сильный Алан, как отлично понимал человекокот, если Золтус снова окажется на высоте, непременно вызовет интерес у самого шефа. В связи с этим возникала проблема запудрить Командору мозги, чтобы у него не проснулось раньше времени желание адаптировать Алана в Армию Справедливости. Её формирование Командор Коши последние три года заметно форсировал, требуя от профессора Рэя всё большего и большего.
У читателя, наверное, давно уже зреет вопрос, зачем Кощей Бессмертный создавал эту самую Армию Справедливости, формируя её, как вы уже поняли, из похищенных юношей и девушек. Об этом мы узнаем с вами немного позже. Хотя уже сейчас можно кое о чём догадаться. Но не будем забегать вперёд, ведь вся сладость слежения за историей преподобного Кощея именно в постепенном развязывании узелка из тайн и намёков.
А пока человекот вяло наблюдал за осторожным продвижением королевичевских войск по Кривому ущелью, профессор Золтус всерьёз боролся за жизнь и здоровье королевича Алана. Даже самые крупные специалисты древней медицины, многократно превосходившей по своим возможностям современную, заявили бы, что жизнь этого бедного парня висит буквально на волоске. И что спасти его – шанс один из тысячи. Чёрта с два бы профессор Золтус сдался при таком заключении. Как он обычно любил изрекать в подобных случаях, авторитеты авторитетами, а дело делом. Спасать даже самого обреченного пациента, дескать, святая обязанность человека, объявившего себя целителем.
Погрузив юношу в состояние полного оцепенения, мало чем с виду отличавшегося от смерти, Золтус мастерски извлёк из Алана целых четыре металлических пули. Одна из них застряла почти у самого сердца. Другая, пройдя почти рядом с мозгом, успокоилась в лобной доли черепа. Третья едва не вызвала сильнейший перитонит, сразу в трёх местах пробив кишечник. Последняя пуля засела в правом лёгком. К счастью для Алана, он имел чрезвычайно сильный организм, а у Золтуса сохранился запас операционных микрозондов, способных проникать в самые труднодоступные места организма, не повреждая даже оболочки органов.
Выполняя команды опытнейшего врача, эти волшебные штучки творили чудеса. Но и они, не будь Золтус другого нрава, не сумели бы внести перелом в битве со смертью, непрерывно атакующей ослабевшего королевича. Дудки! Костлявой старухе с косой так и не удалось утащить Алана с собою. Храбрый и справедливый красавец-богатырь временно остался ничей. То есть смерть отступила, но не потеряла интереса к своей несостоявшейся жертве. Для окончательной победы, то есть чтобы вернуть королевичу жизненные силы, профессору требовалось немало попотеть.
И главное – Алану нужно было как можно скорее произвести переливание крови, а найти необходимое количество доноров среди сотрудников института, не предав дело Алана огласке, Золтус никак не мог. И потом, больше всего его тревожило другое. Он отлично знал группу крови каждого сотрудника института. Девять человека из десяти при всём желании не смогли бы помочь очаровательному, с их точки зрения, дикарю.
Только люди Гросса, больше половины из которых происходили из так называемых простых смертных с удлинённой жизненной программой, обладали кровью, годной для переливания Алану. Но именно начальнику крылатой полиции, выпестованной Командором Коши за целые столетия упорного труда, Золтус рассказывать об Алане и не хотел. Не потому, что в вечном противостоянии Гросса и Баюна держал сторону «зверолюдей». Просто профессор по жизни с предубеждением относился к любым профессионалам шпионажа, похищения, наказания и уничтожения живых существ. К тому же Гросс был полукровкой. И этот фактор делал его в глазах Золтуса ещё более ненадёжным и неприятным существом.
Алан, по сути, находился в тяжёлой коме. Древнейшие препараты Золтуса могли удерживать его в таком, промежуточном между жизнью и смертью, состоянии довольно долго. Профессору, в сущности, незачем было торопиться. Однако как великий врач и целитель он не мог себе позволить сидеть сложа руки, выжидая, когда же наступит (и наступит ли вообще) подходящий момент для проведения пациенту решающей операции. Помозговав над во все времена актуальным вопросом «что делать», он решил-таки отправиться на рандеву к господину Бессмертному.
***
Глава пятнадцатая. В Кривом ущелье
Рано или поздно, а в любой истории приходит время битвы лютой. Дело, как говорится, известное. Как бы ни хотелось добрым людям про бойни жестокие потомкам через века рассказывать, ничего тут не поделаешь. Бились с Кощеем сорок королевичей не единожды. Бились и были биты во всех сражениях с дьяволом этим. Но только битва в Кривом ущелье, что надвое делило Гору Чёрную, оказалась самой позорной и… самой глупой для рода человеческого…
***
- Смотри-ка, Ванюшка, что изверги эти треклятые затеяли! Ах, паразиты! Столько людей зараз погубить собрались! – Яга не удержалась – разбудила Иванасия, тихо, но отчётливо воскликнув из тёмной ниши каморки, в которую они перебрались на третьи сутки после виртуального «свидания» с Командором Коши.
В древнем хранилище (в том, где Иванасий увидел потрясшую его до глубины души волшебную книгу с её живыми страшными картинками) они задержались всего на сутки. Яга, конечно же, хотела побыть там подольше. Хотя бы с недельку, как она ворчала, выполняя непреклонное требование Иванасия немедленно уйти «отсель». Ведь на самом деле там было безопасно, тепло и достаточно комфортно, чтобы всласть поспать и отдохнуть. Увы, душа Иванасия, напуганного показанным книгой зрелищем, рвалась на простор.
- Ты как хочешь, а я должон к этому извергу пробираться. Иначе нет мне места средь людей, - непререкаемо заявил он Яге к следующей ночи.
Пришлось смириться бедной ведьме. И она, чертыхаясь и причитая, не зажигая более холодного огня, к утру перевела его в другую кладовую, ту, что имела волшебную стену. Шли они, правда, другим путём – не назад через тоннель с притаившимися во тьме загадочными стражами, способными любого незнакомца разорвать в куски. Яга вывела Иванасия потайным ходом через раздвижную дверь в полу, вначале Иванасием не замеченную.
Долго они шли, спотыкаясь, впотьмах. С трудом разбирала дорогу Яга после того, как миновали они длинный спуск по винтовой лестнице, потом длинный, петляющий коридор с полуобвалившимися стенами. Пока они шли, как догадался Иванасий, «внутри» горы, Яга без страху освещала путь холодным огнём. Стоило им выйти на свежий ночной воздух, огонь она тут же загасила. Только половинная Луна и освещала им дорогу. Хотя, какая там была дорога, если двигались они даже не по ущелью, а по влажному и грязному дну какой-то трещины. Даже в этом дьявольском месте по уровню ниже дна Кривого ущелья Яга опасалась зажечь огонь.
- У самого логова Баюна ведь мы пробираемся, милый, - шёпотом объяснила она, хотя Иванасий открыто её ни о чём и не спрашивал.
Вход в кладовую с волшебной стеной, сквозь которую они увидели внезапно Кощея в компании некоего Гарди, оказался на уровне той же самой трещины в дне каньона. Также как и в первый раз, Яга сначала долго и усердно, отдуваясь и пыхтя, искала заложенный камнями вход, потом медленно разгребала его, также бросала в открывшуюся щель усыпляющий порошок. И снова они шли по узкому и страшно неудобному тоннелю впотьмах, опасаясь тех же самых загадочных стражей. Пока, наконец, не уткнулись в очередную тяжёлую дверь и Яга опять не зазвенела ключами.
- Да пауки это большие – мохнатые, зубастые, злые, как исчадья недр земных, - не выдержав нудной просьбы Иванасия описать этих пещерных охранников словами, недовольно буркнула Яга. – И что с того, что теперя ты знаешь это, паря! Без меня ведь, ежели куда не надо попрёшься, всё одно тебя слопают они. Не подавятся – не надейся.
В другой кладовой они отдыхали двое суток. И дёрнул же чёрт Ягу показать Иванасу священный колонный зал, выдолбленный предками тысячелетия назад прямо в скальных породах горы. Для чего этот зал вообще создавали, потратив на это невероятное множество сил и средств, - Яга не знала. Но ключ для входа в него, открыла она Иванасию тайну, Кощей никому не доверяет – носит его исключительно у себя на поясе. Да и простой смертный ни за что не сможет повернуть вставленный в замочную скважину этот ключ.
- Тут, паря, заклинания особые надобно знать, - многозначительно пояснила Яга. – Я это заклинание не ведаю. Зато (на этом слове она желчно усмехнулась) знаю, как включить волшебную стену, чтобы издали увидеть этот зал во всей красе. А Кощей-то как раз и не знает, как это сделать. Он будет бродить по этому залу, а я запросто за ним прошпионю. И ничего-то он, бес этакий, не узнает про мои проделки, хи-хи-хи.
Попалась Яга, стало быть. Прицепился к ней Иванасий – покажи, мол, да покажи эту волшебную стену и как она работает. Не удержалась Яга. Разве удержишься, когда любимый просит?
- С ума схожу – не пойму, с чего это я так в тебя, дурачка грешного, втрескалась, - пожимала плечами Яга, собираясь делать стену прозрачной. – Это ж надо до такого дойти! Что ни потребует – всё-то я ему, дура, выполняю. Что ни проканючит – всё я ради него стараюсь сделать. Эх, Яга, Яга. Старая, стало быть, ты стала, раз капризы смертного удовлетворять начала. Быть беде великой! Ох, Ванюшечка, быть беде!
И доигралась. Посмотрели они не только Кощея, но и тренировки молодых людей, похищенных кощеевыми набежниками. Сделался Иванасий неуправляемым. Вновь сорвались они с места. На этот раз вела его Яга горными тропами. Пока, наконец, не привела в секретную свою каморку, умело замаскированную в глубине непроходимой с виду пещеры. И в этой вот каморке, едва Иванасий заснул (очень ведь сильно от переходов таких устал, сердешный), потянуло Ягу поглядеть на волшебный кристалл, спрятанный в затянутой паутиной нише.
Или, как читатель уже догадался, кристаллический телеприёмник, получающий информацию от такого же телетранслятора, только очень маленького и внедрённого под шкуру какого-нибудь животного. Или человека. Вызвала Яга этой кристалл к действию и не удержалась – воскликнула от вспыхнувшего резко негодования.
Иванасий вскочил – спросонья лохматый, помятый, ничего не понимающий. Вылупил глаза, как последний глупышка:
- А?! Что?! Горим, что ли?
Увидев такое чудо-юдо, Яга невольно рассмеялась:
- Горе ты моё луковое, ей богу! Ну как можно злиться на тебя, простоватого такого! Дитя ты, Ванюшечка, как есть дитя.
- Стало быть, нет пожара, - пробурчал Иванасий, хлопая глазами. – Опять, что ли, в кадку свою любуешься? Чего кричала – не уразуметь…
- Да спи уж, милый, спи, - отмахнулась Яга. – Не хотела я тебя будить, да на мой ведь роток не накинуть платок.
Однако, поворочавшись с боку на бок, Иванасий всё-таки встал. Подкосолапил к Яге, глянул из-за плеча её в кадку, покашлял сердито.
Сквозь замутненную воду проступали скопища воинов в тяжёлых доспехах, лес пик, знамёна королевичей. Войска чего-то ждали под яркими лучами солнца, поскольку было уже зрелое утро.
- Это что же? Рать Отрантурийская в Кривом ущелье? – удивился Иванасий. – Никак королевичи силы объединили? Не супротив ли проклятого идут?
Лёгкими пассами Яга загасила светящиеся кристаллы.
- Зря ты встал, Ванюшечка. Больше там всё равно смотреть пока нечего.
- Чего ж тогда звала! Я же разобрал, как ты кричала. Смотри, мол, что изверги удумали, - разворчался парень. – Это королевичи изверги, да?
Яга молча встала и направилась к кровати.
- Давай-ка вместе поспим, Ванюшечка. Вряд ли там что-то интересное произойдёт. Как бы твои королевичи на бой Кощея ни вызывали, не будет им потехи. Постоят-постоят под горой и уйдут восвояси, - зевнула она, укладываясь на старую кошму, покрывавшую широкую двуспальную кровать.
Иванасий двинулся было к кровати, но вдруг на полпути остановился, нервно заходил по каморке туда-сюда.
- Ну что ты, паря, не угомонишься никак, - ещё слаще зевнула Яга, надеясь таким образом его успокоить. – Точно я тебе говорю: не выйдет Кощей на битву. Зачем ему время зря терять? Ежели королевичи и взаправду его рассердят, он просто сирен своих злобных заверещать заставит. Так, что у всех воинов уши враз позаложит. Не выдержат они этого писка, как есть не выдержат. И побегут восвояси, как миленькие.
Яга говорила монотонно, с томными придыханиями. Голос её и впрямь убаюкивал. Однако Иванасий помотал головой и спросил:
- А ежели не побегут. Ежели, скажем, уши они заранее воском пчелиным залили? (пауза). Чего молчишь-то? Думаешь, поверю я притворству твоему? Дудки. Ты, чай, сама того не желая, кое-чему научила меня.
Помолчав для пущей важности ещё немного, Яга отмахнулась:
- А что тебе, Ваня, с этих дураков? Залили уши воском, так им же хуже. В прошлый раз Кощей даже внимания на них не обратил. А они, знать, всё одно не остановились.
- Слыхал я раньше, будто битва та в чистом поле проходила, не в ущелье. И крови немало пролилось. Люди говорили, будто выпустил на королевичей Кощей свою дружину крылатую, армию пеших латников в броне неуязвимой и двух Горынычей с тучей мелких змеёнышей. А ты мне заливаешь, будто не было никакой битвы, - злобно пробурчал Иванасий, машинально сжимая кулаки.
Яга не выдержала, встала. Точнее, села на кровати, пристально посмотрела Иванасию в глаза. И заговорила таким голосом, что Иванасия оторопь разобрала. Побледнел парень, скукожился, голову в плечи втянул. Но не отворотил взгляда от Яги.
- Так, так, дорогой мой, - тоном настоящей ведьмы начала Яга. – Стало быть, ошибалась я в тебе, дурачке человеческом. Думала: зло в тебе напускное, слабое. А ты вона какой. Боишься меня, а сам наброситься готов, удавить. Что бледнеешь? Знаешь ведь: Яга не то что мысли невысказанные читает – по глазам понимает всё, чего самому человеку толком ещё не ясно. Опять полезла дурь из тебя. И перестал ты отличаться от других отрантурийцев. И вообще людей.
- Дети вашего глупого племени так за любовь и заботу обыкновение благодарить имеют. Ну-ка скажи, что бы с тобой сталось, не найди я тебя на тропе раньше Баюна? Неужели ты думал, я тебя случайно встретила и влюбилась? Дескать из-за того лишь тебя приютила, что как самца использовать хотела? И не стыдно тебе такие мысли допускать в свою голову? Да, я, дура старая, втрескалась в тебя, злодея, по уши. Я и сейчас тебя люблю. А что? Ежели добрый конь брыкаться начинает, его сразу в расход списывать надобно? Или собака озлилась на хозяина? Её уже и любить нельзя?
- Только я надеялась: ты на самом деле добрый, честный, справедливый, верный. А ты такой же, как и все. Так и не стал мне доверять, как самому себе. Ты и себе-то, я вижу, не доверяешь. Всё, что ни скажу тебе – всё, по-твоему, ложь заведомая. Хочешь, стало быть, знать, как тогда на самом деле всё происходило? Что ж, поведаю тебе. Не хотела тебя в твоих же собратьях разочаровывать. Да напросился ты, видать. Слушай, коли так тебе хочется правды.
- Да, действительно выходили супротив твоих королевичей воины Кощея. Были там и Горынычи, и крылатые стражи Гросса, о котором я тебе уже рассказывала. Кощей от них потребовал одно – разогнать, не убивая. Но прежде поговорить с ними, попытаться убедить в глупости их затеи. Он догадывался, что Баюн специально королевичей травит на него. Но виду не подавал, надеялся сам с королевичами разобраться. Да только ошибся Кощей. Люди ведь так устроены, что, ежели пришли на бойню, без кровопролития не уйдут. И понимаете вы только силу. Физическую силу, не волшебную.
- Сколько фокусов вам ни показывай, пока пинка хорошего в зад не получите, не уйметесь. Да пинка-то одного мало! Вам как следует надо морды порасквасить, юшку из носов пустить. Иначе вы сильного за слабого почитаете. Скажи вам «не хочу я войны, не желаю крови человеческой», так вы радуетесь, что сдрейфил враг, пощады, мол, просит заранее. Не будет ему пощады! И пошла вся орава королевичевская на Кощеевых посланцев. Не надейся – не услышишь от меня, как людей убивали стражи Гросса вместе с теми, кого ты латниками называешь, и Горынычи.
- Гросс хотя и подлец, каких свет не видывал, а приказ Кощея – не убивать – и он не осмелился бы нарушить. Не убивали они, а только пугали вспышками в лицо, жутким звоном и грохотом. Даже когда крылану одному стрелой в глаз умудрились попасть, Гросс сдержался. Но люди не унялись, принялись вовсю мечами размахивать. Гросс на них призраков выпустил бестелесных. Так людишки, мечами размахивая, через видимость пустую своих же рубили. Но главное – твой любимый Дарсин с братцем своим поганым, Амиром…
- Хватит, - громко простонал вдруг Иванасий. – Пожалей! Не в силах слушать я такое про Дарсина, хотя давно догадывался, что он злодей! Но не убивай меня словами! Веру последнюю во мне не убивай, умоляю тебя, Яга!
Яга остановилась. Иванасий был бледнее бледного, а из глаз его синих капали слёзы. Яга понимала, что не перевоспитался он. Разве правдой одной перевоспитаешь? Но понимала она также, что не выдержит его бедная головушка этой правды. Подошла к нему Яга, обняла, хотя и пытался он отстраниться, даже слёзы ему утёрла:
- Ладно, Ваня, не будем о грустном. Я ведь люблю тебя, милый, на самом деле люблю. Но удерживать не могу тебя. Можно ли насильно милой стать? Тебе меня не полюбить. Жалеть, что встретил меня, ты не будешь. Но и любви ко мне в тебе не вызреет. Такова уж моя доля земная, - вздохнула она. – Да я и не прошу ответной любви. Это даже лучше, что я одна только люблю, а ты всё это время вынужден терпеть меня был. Тело моё, может, тебя и устраивало. Да только душа твоя разум мой не приемлет.
Помолчала бедная ведьма с минуту, постояла с Иванасием в обнимку, потом ласково прошептала ему в ухо:
- Не хочу чародейским способом укладывать тебя. Не хочешь со мной рядом спать – я в нише на мешке с соломой усну. Отдохни, Ванюшечка, перед последней дорогой. Чую, скоро пред очи его предстанешь. И кажется мне, будто после разговора с ним куда-то ты опять направишь стопы. Не один, вас целая команда будет. Кто они – в упор не вижу… А срамная битва это в Кривом ущелье раньше чем на следующее утро не начнётся. Поверь мне, Ванюшечка…
Иванасий поверил. Но Яге сказал, что спать с ней рядом он не то чтобы хочет, но и неприятности от этого не испытывает. Ложись, мол, и ты на этой же кровати – не спали, что ли, мы с тобой вместе. А любовь…Какая, говорит, у меня сейчас любовь может быть, хоть к самой Красе Ненаглядной, которую он спасать из кощеева плена идёт. Не до любви, мол, сейчас.
Яга согласно кивнула. И снова улеглись они рядышком, стараясь друг друга не тревожить. Поворочался Иванасий с боку на бок. И уснул, как убитый.
***
- Ну что, братец, потеха начинается? – злорадно усмехнулся Дарсин, расталкивая Амира.
Последние трое суток похода они ночевали прямо в танке. Даже стоявшая в боевой рубке невероятная духота их не вытолкала наружу.
Читатель, поди, думает: и почему это в таких совершенных машинах древние конструкторы не предусмотрели кондиционер или хотя бы элементарную вентиляцию. Всё это там, разумеется, было. И когда-то отлично работало. Но, во-первых, танки эти простояли в скрытых от человеческого глаза ангарах как минимум три тысячи лет. И никто их за это время даже не осматривал. Во-вторых, продавая эти танки братьям-заговорщикам, Баюн совершенно не думал сделать их нахождение в танках приятным душе и телу. А в-третьих, Дарсин просто понятия не имел о том, что воздух внутри волшебной боевой колесницы можно очищать и охлаждать – в принципе.
Поначалу-то они время от времени покидали надёжные утробы этих колесниц, даже ночевали, как и все остальные королевичи, в своих шатрах. Но стоило войскам войти в Кривое Ущелье, как Дарсин и Амир капитально укрылись в одной из крутобоких ходячих крепостей и наружу не показывали носов. Спали они в креслах боевой рубки прямо перед перископами. Кресла, на их счастье, легко откидывались спинками назад и оказались достаточно удобными для походного сна.
И вот настал момент, когда Дарсин, проснувшись, как обычно, первым, увидел в перископ вожделенную чёрную башню Кощеева замка. Зрелище оказалось поэтическим. Полированная, как изумительный чёрный мрамор, башня возвышалась в тот миг на ровном, мощёном огромными плитами плато на фоне восходящего Солнца и пурпурной зари. Мало того, вся она по контуру – снизу до верху – переливалась разноцветными огнями прожекторов. Впечатление на людей, пришедших биться со злым волшебником, это зрелище вызывало необычайно сильное. Дарсин, сидя под защитой волшебной брони, и тот немало струхнул. В голову ему даже полезли дурацкие мысли типа «и как такую громадину штурмовать».
Но Дарсин вовремя взял себя в руки, вспомнив, что он-то уж пришёл сюда не Кощеев замок на копьё брать. И тут же злорадно про себя ухмыльнулся: «Вся эта бойцовская свора, поди, в штаны уже наложили, завидев башню. Куда им, придуркам, этакую махину приступом брать?! Сидели бы уж дома на печи да с бабами своими веретёнами фехтовали».
Однако, тут же Дарсин своих насмешек и устыдился. Дескать, я же ведь сам всю эту комедию устроил. А для чего? Ясный перец – войска своих братьев деморализовать. Да до такой степени, чтобы большинство из горе-бойцов под страхом смерти не захотели больше взять оружие в руки.
По плану Дарсина выходило, что основная масса войск союзников бросится в неудержимое бегство, едва папашины орудия сделают пару лёгоньких залпов поверх голов. И только его воины, веря в волшебную мощь самодвижущихся крепостей Дарсина, останутся на высоте. А если учесть, что больше половины своих бойцов Дарсин припрятал – кого в своих городах, кого в горах, кого в степи – то в итоге у него должна была остаться сила, способная напугать всех братьев одновременно. «Если только, - приходило время от времени Дарсину в голову, - хитрый Баюн не кинул меня заранее, продав тайно танки и кому-нибудь из королевичей».
Баюн же в тот момент всё ещё сладко дремал, свернувшись калачиком на своей кушетке. С завистью поглядывая на своего хозяина из угла лаборатории, Драдуил иногда начинал думать, будто до собравшейся под бастионом рати Баюну нет никакого дела. Честно говоря, он и сам был не прочь как следует выспаться. Но такой у них уж был с Баюном уговор – пока спит Баюн, Драдуил бодрствует. А когда Баюн не спит, Драдуил… тоже бодрствует.
Нет, конечно же, возможность выспаться он имел. Иначе просто не смог бы Баюну помогать. Но таким уж сложился жизненный ритм Драдуила – время на сон ему всегда недоставало, спать он хотел постоянно, и его мечтой номер один была мечта однажды выспаться всласть. То есть получить возможность спать до одурения, столько, чтобы от сна затошнило.
Но вернёмся к королевичам и их дружинам, которые ни свет ни заря поднялись в боевом порядке перед бастионом Командора Коши и его подчинённых.
Когда, наконец-то проснувшись, Баюн соизволил взглянуть на кристалл-монитор, он буквально ахнул от изумления – какова картина! И тут же вместе с Драдуилом они перебрались на секретную наблюдательную площадку, располагавшуюся прямо в теле высокогорного плато, на верней плоскости которого размещался Замок и все относящиеся к нему сооружения. Довольно широкая и длинная, но при этом снаружи практически незаметная смотровая щель в стене этой наблюдательной площадки глядела прямо в глубину Кривого Ущелья – на мощёную когда-то и утрамбованную за сотни лет дорогу, искусно проложенную по дну ущелья мастерами глубокой древности.
Теперь эту широченную дорогу перекрывали многочисленные ровные ряды отрантурийских воинов. Красиво блистали на восходящем Солнце металлические доспехи и разномастные шлемы – высокие с пикообразными верхами, широкие покатые без каких-либо излишеств, шлемы в виде островерхих восьмигранников и вообще с какими-то завитушками, здорово напоминающие возложенные на голову гигантские улитки.
Всеми цветами радуги переливались разнокалиберные разноформенные щиты и всяческие прибамбасы на шлемах – от павлиньих перьев и султанов до бараньих рогов, человеческих рук и каких-то символических штучек-дрючек в виде вращающихся ромбиков, треугольников и вообще непонятных финтифлюшек. Но больше всего поразили воображение Баюна и Драдуила прикреплённые высоко на шлемах многих передних воинов древние магические зеркала, сотворённые древними предками людей из особо секретного металла.
- Ишь, собаки, что удумали – слепить противников лучами Солнца! – воскликнул то ли в радости, то ли в неудовольствии Драдуил.
- Ты так кричишь, будто никогда не знал об этих зеркалах, - желчно хмыкнул Баюн, стремясь показать своему «шестёрке», что сам ничуть не удивлён.
На самом-то деле этакая нежданная с его стороны выдумка людишек поразила его до глубины души. И где они раздобыли столько редких зеркал? Баюн точно помнил: он продал им всего два десятка таких круглых штучек. Здесь же, в Кривом Ущелье, люди демонстрировали магических зеркал во много раз больше. Выходило, что, либо отрантурийцы не настолько глупы, как полагал Баюн (то есть, их умельцы умудрились накопировать зеркал, каким-то непостижимым для Баюна образом раскрыв секрет особо редкого металла), либо кто-то из сотрудников Института тайком ото всех снабдил отрантурийских королевичей столь ценными приборами.
Баюн, конечно же, сразу принял к сердцу вторую версию. «Хитёр, гадёныш, интриган!» - злобно подумал он про Гросса, продолжая любоваться перегородившим ущелье рыцарским войском. Всё получилось почти, как он и задумывал. Беглого взгляда ему оказалось достаточно, чтобы понять: на битву с Папашей стянуты самые отборные силы Отрантурии общим числом не менее ста тысяч воинов.
Если две трети из них вывести из строя навсегда (Баюн не любил думать об уничтожении каких бы то ни было существ, наивно надеясь на то, что их всех можно просто хорошо напугать, то есть сделать заиками и трусами до конца их жизни, в крайнем случае кое-кого из особо ретивых покалечить, и этого будет вполне достаточно), королевичи останутся почти беззащитны против разного рода дикарей, кочующих за рубежами страны. А главное – в стране ещё останется огромное количество разрозненных разбойничьих шаек. Стоит королевичам серьёзно ослабеть, и они тут же обнаглеют донельзя. Вот тогда начнётся в Отрантурии настоящая потеха! Вот тогда можно будет порезвиться по-настоящему.
Баюна несколько смущали планы Папаши вырастить могучую Армию Справедливости и Чистоты (так обозначал её своим коллегам господин Коши). Выходило, что, если Кощею на самом деле удастся создать такую армию из похищаемых отрантурийцев, она несомненно в считанные годы переведёт в Отрантурии и на просторах за её пределами всяческое гнусное отродье, кровожадное и неутомимое в битвах, но чрезвычайно, по мнению Баюна, тупое. И тогда Папаша начнёт строить новое единое государство людей на всей Земле, новую Стра-Ну.
Вроде бы, что в этом плане плохого? Как бы нам того ни хотелось, но Баюн видел в таком итоге всей папашиной кампании – по возрождению могущества древней расы – только плохое. Воплощение планов Командора Кощея в жизнь перечёркивало все планы Баюна – планы жестокой мести всему человеческому роду. Или хотя бы отрантурийцам. А именно ради осуществления этих коварных планов двуногая кошка с именем Баюн и жила на свете, не имея никакой возможности что-либо создать на планете по своему образу и подобию. И, дабы не вводить себя в уныние, Баюн старался о планах Папаши не думать. Говоря откровенно, он не очень-то и верил в саму возможность создать из измельчавших людишек что-либо путное, даже из лучших их юнцов.
Поэтому главным противником воплощения своих замыслов Баюн видел господина Гросса. Противостояние этих двух, загадочных для всякого сотрудника Института, субъектов длилось уже лет пятьдесят. Баюн пытался досконально изучить повадки и логику поведения начальника крылатых «дураков» (по мнению Баюна, разумеется).
Он всей душой стремился разглядеть в господине Гроссе самого обычного охранника, уровень интеллекта которого мало чем отличается от уровня интеллекта хорошей сторожевой собаки. Но для безоговорочной убеждённости в этой версии Баюну всегда не хватало данных, эффектно её подтверждающих. Гросс всё время менял свое поведение – вывести из него какую-либо жёсткую логику оказывалось просто невозможно. Больше всего озадачивало Баюна то, что никогда нельзя было заранее вычислить, какой ход во всей этой, затеянной Баюном шахматной игре, сделает Гросс. На предыдущей битве в чистом поле, к примеру, Гросс повёл себя совершенно, с точки зрения Баюна, не логично. Не прийти в ярость, потеряв от действий людишек своего лучшего бойца! Это на Гросса было совсем не похоже.
С одной стороны, Гросс охотился на выкормленных и до поры до времени опекаемых Баюном тварей типа выродков волчицы. И никогда при этом не покушался на свободу сынов Уйтархатуга, ревностно защищавших Отрантурийские степи от конкурентов из-за пределов страны. С другой стороны, какого рожна они тогда вломился в замок к этому телку Елисару, которого Баюн не считал для своих планов сколь-нибудь опасным?
В сущности, Баюну было безразлично, что сталось с безобидным королевичем. Его мучил вопрос, для чего Елисар понадобился Гроссу? Доставить Папаше? С какой целью? Смешно же ведь было бы предположить, что из этого любвеобильного, роскошного молодого самца Командор вознамерился сделать бойца своей «мутной» армии.
А загадок с господином Гроссом выходило ещё много. И вот сейчас, когда заведённая Баюном игра приближалась к самому интересному моменту, начальник Чёрных крыланов запросто мог пустить всё, как говорится, коту под хвост. Баюн непременно хотел, чтобы перед его взором разыгралась настоящая современная баталия – без глупых лучей смерти, инфразвука и психотропных вещёств. Уже несколько месяцев подряд он предвкушал сражение по всем правилам рыцарского искусства далёкого будущего (эти правила ему смоделировал супермощный жидкокристаллический компьютер Папаши, исходя из логики развития опустившегося после Катастрофы человечества).
Ему снилось по ночам, как сходятся, звеня доспехами, плотные толпы пеших и конных воинов, как рубят они друг друга мечами, пронзают копьями. «Много их при такой потешной битве всё равно не погибнет», - успокаивал свою совесть Баюн. Наивный человекокот почему-то полагал, что заметные потери в живой силе возможны исключительно во время применения чудовищного оружия древности, когда одна лишь маленькая бомба, разорвавшись у людей над головами, в одно мгновенье выжигает всё, что оказалось в радиусе не меньше сотни шагов от эпицентра взрыва.
Даже пули из «бешеных пукалок» (так Баюн прозвал автоматические ружья) он не считал за средство, способное наносить противнику заметный урон. Что с кота возьмёшь? Он же никогда не участвовал в настоящих сражениях, всё время ограничиваясь ролью стороннего наблюдателя.
Но оставим пока что мысли и чаяния Баюна. Пускай его глазеет на отрантурийское воинство из своей уютной башни. Тем более что кроме Баюна подошедшую к бастиону Командора Кощея рать увидел наконец-то и сам хозяин.
Разумеется, он тут же пришёл в неописуемую ярость. И начал, как принято сегодня говорить у людей, метать громы и молнии. Но не в адрес «обряженных в железки идиотов», как он нередко называл королевичевских латников, а в адрес всех своих коллег, в обязанности которых с давних пор входило поддержание в степи относительного порядка. Особенно досталось Гроссу.
- Какого минотавра ты допустил этакое сборища прямо перед замком?! – брызгал Кощей слюной в сторону Гросса, застывшего перед ним со склонённой головой. – Если мозги твои и мозги твоих людей заплыли жиром от безделья, и поэтому всей вашей своре не удаётся расстроить планы королевичей на стадии их созревания в их коровьих умах, то почему ты не попытался рассорить их по дороге сюда?
Гросс хотел было что-то ответить, но Командор не позволили сказать ему даже полслова.
- Молчать! – кричал он из-под надвинутого на брови капюшона. – Не желаю слушать твоих тупых объяснений! Ты даже не попытался рассеять эти потешные войска перед тем, как они, подобно идущим в логово дракона овцам, вползли в долину! Как выродков волчицы истреблять, так ты первый летишь! За мальчишкой-королевичем гоняться – попробуй останови тебя! Конечно! Это же интересно, азартно, весело! А знаешь, почему последнее время ты допускаешь такие проколы в работе?
От последних слов Кощея Гросс даже вздрогнул. Если Командор заговорил о проколах во множественном числе, это могло означать лишь одно – проклятый Баюн переиграл Гросса по всем статьям. «Не иначе, как настучал он бате про мой вчерашний наезд на него, скотина полосатая!» - злобно подумал Гросс, испытывая одновременно с этим чувство страха перед папашей.
И, словно прочитав его мысли, Кощей вдруг хищно прошипел:
- Зато я знаю, почему ты последнее время упускаешь возможности роста! Ты слишком много времени – слишком, понимаешь? Тратишь на борьбу с Баюном!
Всё! В голове у Гросса перевернулось. Папаша однозначно принял сторону полосатой твари. Во всяком случае так решил Гросс. И это буквально захлестнуло его в обиде на господина, которого он одновременно в высшей степени уважал, боготворил и… ненавидел всеми фибрами своей души.
Но выругавшись по полной программе, Кощей смягчился. То есть, не сорвал с Гросса знаки отличия, к чему готовился начальник чёрных крыланов, не разжаловал его в простые стражники, а приказал ему любыми средствами раз и навсегда «проучить эту наглую свору людишек, возомнивших себя вершителями судеб мира», как выразился Кощей в конце профилактической беседы с одним из своих бывших фаворитов.
Руки у Гросса теперь были развязаны. К тому же он до сих пор не забыл стрелу в глазу своего подчинённого, самого, по его мнению, безобидного среди его молодчиков. Забыл ли Командор Коши сказать священное слово «не убивать» или не сказал его преднамеренно – для Гросса это теперь не имело никакого значения. Едва не лишившись всего, чего он достиг за сотни лет упорной службы у Командора Коши, Гросс по-настоящему рассвирепел на королевичей.
Не обрушься на него с такой массой упрёков и угроз сам хозяин Замка, Гросс, вполне возможно, сам себя сказал бы, что согнанные королевичами парни, в общем-то, не виноваты и, стало быть, кары не заслуживают. Но поскольку Коши предельно его напугал и разозлил, мысль о человечности, которая иногда посещала голову Гросса, он выбросил из неё напрочь.
Глава шестнадцатая. Битва
***
Вернувшись в свои пенаты, Гросс тут же распорядился готовить к бою все имевшиеся в замке орудия и орнитоптёры. Но когда оружейники сообщили ему, что многие пушки требуют серьёзной наладки, а аккумуляторы орнитоптёров разряжены, пыл Гросса несколько поугас.
«Минотавр меня пожри, чем же я рассею эту орду, среди которой затесались ещё и танки?» - с подступающим к горлу страхом подумал Гросс, представив, как дико визжащие оравы воинов взбираются на стены окружавшей замок цитадели.
Разумеется, его пугал не сам возможный приступ королевичевских войск – даже исправно работающие орудия древних танков оказались бы бессильны против столь мощных стен института. Ведь не зря же он пережил самую страшную из войн, разыгравшихся в далёком прошлом на территории могучей некогда СТРА-ны. Гросс боялся, как уже мы с вами поняли, очередного приступа ярости Командора. Допустить саму попытку штурма в глазах Гросса выглядело равнозначным полной дисквалификации.
Он лихорадочно соображал, что делать. Ему было ясно, как дважды два, что пришедшие расправиться с Кощеем «идиоты» не будут ждать, пока неторопливые наладчики систем силового контроля подготовят защитные средства к работе. Можно было, конечно, наброситься на оружейников с угрозами и руганью, но, Гросс это знал отлично, номер не прошёл бы. Начальник службы технической поддержки орудий и орнитоптёров сразу бы сказал в ответ, что угрозы разрушения замка со стороны расположившихся в ущелье «толп фанатиков» не наблюдается – вполне реально обойтись простыми средствами защиты, орудия в число которых явно не входят. Это Гроссу было очень хорошо известно.
И потом, для наладки орудий, включая лучевые, всё равно потребовалось бы несколько часов. И в случае конфликта между ним и службой технической поддержки ему всегда заявили бы, что о подготовке орудий к бою следовало бы позаботиться заранее, а не когда уже войска королевичей подошли к институту почти вплотную.
Пришлось начальнику крылатой стражи соображать, каким же образом столь многочисленную и морально готовую биться до последнего свору людишек напугать, чтобы они всем скопом побежали прочь. А пока он подсчитывал свои реальные силы, королевичи решали, с чего начинать расправу над «Проклятым».
В сущности, все они прекрасно понимали: подступаться к стенам Кощеева замка с мечами и копьями – бессмысленно. Добро бы изверг выпустил на них свору тёмных воинов – можно было хотя бы устроить в ущелье настоящую рубку. Но никого перед войском отрантурийцев не наблюдалось, и, стало быть, требовалось подступать – сначала к обрыву высотой локтей в пятьдесят, над которым возвышались стены Кощеева замка, а потом и к самим стенам, ровным, как полированное стекло.
Но что толку лезть на обрыв с помощью примитивных лестниц и канатов (которые следовало ещё и закинуть на стены, за что-то там их зацепить), если все без исключения отрантурийские ратники слепо верили в сильное злое волшебство, которым «изверг», несомненно, охранял своё пристанище.
В то же время воины понимали: для чего-то ведь они пришли сюда, что-то во имя победы над врагом всего человечества они должны сделать. А поскольку Дарсин, уговаривая братьев выступить против Кощея «всем скопом», уверенно обещал разнести стены вражьего замка в пыль с помощью волшебных орудий (при этом Дарсин с хитрым прищуром в глазах ссылался на некоего предателя из числа фаворитов «Папаши»), то все терпеливо ждали выполнения Дарсином своих посулов.
Дарсин же буквально млел, осознавая тот факт, что всё отрантурийское воинство теперь находится, по сути, под его началом.
- Глянь-ка на этих дурней, - желчно хмыкнул он Амиру, снова приглашая к перископу. – Пооткрывали пасти и глазеют на неприступные стены. И есть отчего глазеть. Без меня они здесь – бессильная пустоголовая толпа ряженых, не более того. Здесь они могут хоть поселиться – Папаше от этого ни горячо, ни холодно.
- Ну и чего мы медлим, - недовольно буркнул Амир, не отрывая голову от внутреннего ока перископа.
- Чего - чего, - сменил вдруг Дарсин тон на откровенно злобный. – Такое ощущение, будто ты не со мной, всё никак выбор не сделаешь, братец.
- Ежели бы не сделал, не сидел бы тут, - огрызнулся Амир.
- Да ладно, - от поступившей к нему ярости Дарсин прямо-таки скривился, - ты-то меня в два счёта продашь. Только пока не выгодно тебе. Да и никто из братьев тебя особенно не жалует. Ежели со мной что случится, будь спокоен – растерзают твой удел на мелкие клочки. А тебя самого в шута превратят.
Амира, конечно, слова брата задели, что называется, до самых костей. Однако страх перед Дарсином заставил его промолчать. К тому же видел Амир и правду в его словах.
- А не начинаю я, - спокойнее продолжил Дарсин, - потому как специально им напомнить хочу, кто здесь главный. Они, вишь ли, мне тогда ещё посмели условия обозначить: ты, мол, выполняй обещание насчёт стен, но командовать мы будем каждый своим войском. Так вот пусть покомандуют. Я, можа, вообще встревать не буду (на этих словах Дарсин ядовито усмехнулся). Пока не попросят.
Амир захотел было Дарсина усовестить – как, мол, тебе не стыдно, ведь это ты всех сюда вытащил, ты условие братьев принял, ты клялся им в том, что снимешь проклятые чары со стен Кощеева замка – только придите. Но Кривоглазый вовремя себя сдержал, а вместо слов о честности вдруг выкрикнул:
- И правильно! Пусть придут и в ножки нам с тобой поклонятся! А то ишь чего из себя выказывают!
«Поди ты, как заговорил. Нам с тобой в ножки!» - с долей некоторого презрения подумал Дарсин. Амир его последнее время раздражал своими оглядками на братьев. Тем не менее, в ответ на эту явно лукавую реплику Дарсин широко улыбнулся и радостно хлопнул Амира по плечу.
Дарсин приготовился сидеть без движения, пока наконец Баюн не подаст ему знака, как было с ним заранее условлено. Братья же в это время уже вовсю спорили, какого содержания депешу отправить Светлоголовому. Одни хотели в ультимативном порядке потребовать от зачинщика этого похода пустить его танки в дело, чтобы они хотя бы как следует покорежили стену обрыва. Мол, воинам станет полегче подобраться к замку.
Другие же считали, что ультиматумы в данном случае не пройдут – зачинщика следует вызвать на общевойсковой совет, где и заставить его выполнить обещанное. Третьи, к примеру Обмерман Камнеглавый и Дерниног, вообще предлагали по-тихому увести войска назад, то есть за пределы Кривого Ущелья, а Дарсин с Амиром, дескать, пускай остаются в своих колымагах.
Нашлись и такие, кто предлагал пообещать Дарсину корону Всея Отрантурии в обмен на обеспечение войскам прохода в Кощеев замок. На них, разумеется, сразу зашикали: ишь чего удумали! Ума, что ли, рехнулись? Корону ему! Как бы не так!
Многие из королевичей в глубине души жалели, что с ними нет больше Алана. Все считали его погибшим и большинство при этом воспринимали сей факт как самый большой недостаток их объединённых сил. Вроде того, уж Алан точно что-нибудь путное придумал бы, и мало кто не послушал бы его.
Пока королевичи спорили, рыцари и простые воины прели под солнцем, обливались потом и ворчали на королевичей, которые, по мнению многих бойцов, право, не знали, что делать. Часа через три такого стояния перед замком войско начало недовольно гудеть, напоминая сборище семейств сердитых диких пчёл.
И вот когда уже терпение рыцарей стало откровенно лопаться и многие из них собирались уже было устроить откровенный бунт, в тылу отрантурийской армии вдруг, словно из ничего, возникли скопища каких-то воинов. Их было, конечно же, в десятки раз меньше, чем воинов королевичей. Но, во-первых, как донесла разведка, выглядели они весьма внушительно – все в плотно пригнанных доспехах чёрного цвета, на вороных высокогрудых конях, сами по себе крупные и мощные. А во-вторых, они не просто закрыли выход из ущелья – они уверенным шагом шли в атаку под вызывающий сосание под ложечкой глуховатый барабанный бой.
Ритмы этого боя звучали для отрантурийцев чуждо, они напоминали больше удары в магические бубны, вызывали оцепенение членов. Отрантурийцы с богатым воображением наверняка потом решили, что выход из Кривого ущелья в тот момент блокировали древние рыцари-исполины, с помощью чёрной магии поднятые Кощеем из могил.
Какое-то время все королевичевские ратники в паническом молчании взирали на юго-запад, развернувшись к Замку затылками. Только частые удары жутких барабанов гулко разносились по ущелью. А неизвестные всадники неумолимо надвигались на отрантурийцев с тыла, на рысях сбиваясь в плотный клин и поднимая впереди густую тучу пыли.
Кто-то вдруг истошным голосом что-то закричал, тыча вверх указательным пальцем левой руки. Немедленно задравши головы, бойцы вдруг увидели пикирующих с большой высоты крылатых чудовищ. Дожидаться, когда глаза разглядят их отчётливо, смыслы никто не видел.
- Горынычи! Горынычи атакуют с неба! – истерично и звонко прокричала чья-то глотка.
И, прежде чем огнедышащие монстры показались во всей красе, отрантурийцы, прикрывая головы щитами, кинулись кто куда. Будь их не очень много, не выстройся они такими плотными рядами, обязательно бросились бы врассыпную. На самом же деле получилось так, что отдельные подразделения монолитными толпами сшибались друг с другом, толкались и давились в свалке, матерясь, проклиная друг друга и надрывно визжа.
Но те, кто сумел сохранить бойцовское спокойствие, всё-таки успели перегруппироваться и встретить падающих с неба монстров тучами тяжёлых стрел с вибрирующими наконечниками. Отлитые из древнего металла по рецептам древних колдунов, такие наконечники были способны глубоко входить даже в толстые брёвна, не говоря уж о костяных панцирях.
- Фьюить, фьюить! – засвистело над головами бойцов.
Подразделения бойцов с огневыми быстрострелами в руках принялись палить навскидку, не дожидаясь команды королевичей. Толку такая стрельба, понятное дело, не приносила, зато свои же воины могли запросто пострадать от свинцовых пуль.
Но вот Горынычи приблизились к людям на расстояние не более двух десятков локтей. Они, наверняка, намеревались выйти из пике и, поливая под собой напалмом, промчаться прямо над головами королевичевских ратников. Однако десятки вонзившихся в драконов специальных стрел спутали им все планы. Вместо того, чтобы выправить курс движения, монстры судорожно замахали крыльями, поднимая вокруг себя тучи пыли и разгоняя в разные стороны огненные «плевки».
Многие воины дико заорали от попавших на кожу и в глаза огненных «брызг», те же, кому повезло больше, принялись в панике шарахаться по сторонам, стремясь избежать участи своих невезучих товарищей, но затмевающая обзор пелена из пыли заставляла их спотыкаться и грохаться друг другу под ноги, точно мечущихся в ужасе поросят.
Монстры же с грандиозным шумом приземлились головами вперёд, и наблюдавшему за ними из укромного места Баюну даже показалось, будто шеи обоих Горынычей переломились пополам. «Всё! И рубить не надо! - с внутренним содроганием подумал Баюн, мысленно проклиная себя за то, что не удосужился накануне приказать Драдуилу как следует полить мостовую перед замком. – Минотавр меня пожри – ничего не разглядишь из-за этой пылищи!».
На радость Баюну Горынычи вдруг приняли горизонтальное положение, поднявшись с земли на свои мощные когтистые лапы и выпрямивши над туловищами свои безобразные рогатые головы. Драдуил захлопал было в свои шероховатые ладоши, однако Баюн сердито зашипел на него.
- Дурацкая аппаратура! – проворчал вдруг Баюн, начиная широко зевать и махать перед пастью лапой. – Ничего толком не разглядеть. Слушай, Драдуил, ты когда последний раз настраивал око наблюдения над нашей платформой?
- Ох, господин, - явно боясь хозяйского гнева, проверещал Драдуил из своего угла, - я забыл вам сказать, что это око буквально вчера зачем-то сняли подчинённые Гросса. И вы сейчас можете видеть только то, что показывает наше с вами замаскированное око, которое…
- Три минотавра! – рявкнул Баюн, перебивая слугу. – Опять этот лупоглазый мышиный король!
- Может, посмотреть с ковра-самолёта? – робко подкинул идею дикобразочеловек.
И Баюн её одобрил, сказав, что это – мысль, и что наблюдение с ковра-самолёта за ходом этой «потешной» битвы, наверняка, окажется весьма щекотливым.
Уже через минуту с расположенной на крыше башни платформы взмыл ковровый магнитоплан, на котором примостились два недочеловека.
Недостатком таких допотопных летательных аппаратов несомненно являлось то, что они не могли зависать над одним местом или медленно барражировать. Ковёр-самолёт всегда носился с довольно заметной скоростью, и наблюдать с него оказывалось не очень-то удобно. Тем более что драконы, наступая на окружившие их подразделения, продолжали махать крыльями, отчего над довольно большим участком битвы поднялось плотное пылевое облако. Чтобы что-то разглядеть, Баюн с Драдуилом проносились почти над головами сражающихся. Такие виражи в опасной близости от вражеских стрелков вызывали у обоих выделение огромных порций адреналина в крови. Но если Баюн от этого получал несказанное удовольствие, то Драдуил в буквальном смысле терял в весе и бледнел от страха.
На его счастье, кто-то начал палить из быстрострела в сторону носящегося туда-сюда над головами воинов ковра-самолёта. Свистящие над головой трассирующие пули вызвали у Баюна не только животный восторг, но и страх, заставляющий, что называется, включить мозги. А тут ещё и один из Змеев случайно «выдохнул» в сторону ковра-самолёта такой клубок напалма, что Драдуил едва не свалился с магнитоплана, а Баюн едва не прыгнул вниз и не понёся стремглав куда подальше на четырёх лапах.
Вовремя нажав лапой на нужную часть панели управлении, Баюн заставил магнитоплан резко отрыгнуть далеко в сторону, и огненные брызги только слегка опалили защитные костюмы обоих горе-наблюдателей.
Ковёр-самолёт снова поднялся на более-менее безопасную высоту, и оба перевели дух. Неожиданно взгляд Баюна упал на странное чёрное воинство, напавшее на армию королевичей с тыла.
- Три минотавра! – удивлённо воскликнул он. – А это кто ещё такие? Откуда они взялись? Ну-ка, посмотрим.
- Я бы не советовал вам так опрометчиво приближаться непонятно к кому, - заверещал было Драдуил, но направляемый Баюном ковёр стремительно помчался к выходу из ущелья.
- Как плохо, что у нас нет воздушного шара! – захныкал Драдуил, едва не плача от страха и нарушения работы вестибулярного аппарата. – И зачем только мы сдали воздушный шар на склад к этой ведьме?
- Заткнись! – рявкнул Баюн, внимательно всматриваясь в приближающийся клубок сражающихся воинов. – И чтобы я больше ни слова не слышал ни о ведьме, ни о воздушном шаре, ни о том, что страшно и опрометчиво! Иначе я спихну тебя вниз!
Драдуил, конечно же, замолчал, выпучив глаза на грандиозную панораму битвы королевичевских латников с таинственными чёрными рыцарями, пришедшими, по мнению дикобразочеловека, из какой-то древней страшной сказки.
Посмотреть было на что, хотя сверху да ещё на скорости из виду пропадали самые интересные подробности. Чёрные всадники наступали важно, не торопясь, сбиваясь в плотный таран, вокруг острия которого, точно шмели и оводы, гудели и мельтешили тучи отрантурийских воинов, конных и пеших. Боевой строй отрантурийцы, было похоже, начисто развалили, лишь кое-где вне зоны боя, в основном вдоль почти отвесных стен ущелья, сохранялись ещё тонкие цепочки боевых подразделений, паника которых не победила. Да неуклюжие «ходячие крепости» Дарсина находились в недвижении, гордо задрав торчащие из крутобоких башен стволы древних орудий.
На какое-то время королевичи забыли о волшебном оружии одного из них. Кто-то едва не лопался от натуги, пытаясь докричаться до своих командиров. Кто-то буквально обмяк от неожиданно нахлынувшего страха за жизнь. Кто-то, не растерявшись, не только руководил своими бойцами, но и сам суетился в гуще битвы, размахивая мечом.
Но если Горынычи едва отбивались от назойливо наскакивающих «людишек», то таинственные рыцари уверенно теснили разом тысяч десять отрантурийцев, и те, скопом нападая, отлетали от неуклонно надвигающихся рядов врага, будто срикошетившие от каменной стены комья грязи.
- Отрантурия! Вперёд! Побьём поганцев! – то и дело над сражением взлетали бодрящие крики.
- Ур-ра! За-рр-ра! – доносилось со стороны других отрантурийцев.
С высоты магнитоплана могло на самом деле показаться, будто в Кривом Ущелье происходит азартная и весёлая потеха, что-то типа военизированного представления, боевого шоу. У Баюна от этого зрелища аж дух захватывало. Его так и подмывало опуститься на землю и занять позицию на каком-нибудь удобном для наблюдения месте. Однако чутье подсказывало коту, что этого делать не следует.
Какой бы азарт у наблюдателя ни вызывала «потешная» битва, а там, на земле, проливалась кровь и реально гибли люди. Чёрные всадники работали длинными и тоже чёрными, как тьма, мечами, словно механические куклы. Впрочем, у Драдуила сразу возникло подозрение, что это и есть куклы – неживые истуканы, управляемые каким-то злодеем из безопасного места с помощью волшебного пульта. Подобного тому, который Драдуил время от времени включал, чтобы ускорить мышечные реакции подопытного существа, находившегося далеко от их с Баюном лаборатории.
Об этом же подумал и Баюн. Однако сама битва его увлекала куда больше, чем тайна чёрных всадников. С горящими глазами взирал он с магнитоплана, носящегося почти над головами дерущихся, стремясь не пропустить ни одного мало-мальски захватывающего дух момента.
Кони таинственных всадников методично перешагивали через павших отрантурийцев, не задерживаясь ни на секунду. Все натужные попытки остановить врага для королевичевских латников оказались пустыми. И скоро Баюну стало ясно: ещё немного, и чёрные рыцари дойдут до драконов. И этот прогноз интриговал его в такой степени, что он готов был рисковать своей полосатой шкурой на полном серьёзе. Бедняге Драдуилу оставалось лишь терпеть, скукожившись на ковре в лежачем положении и едва ли не уткнувши в него свою несчастную физиономию.
Трудно себе представить, в какое состояние пришёл господин Гросс, увидев, что же творится на поле боя. Ну, драконов, он точно знал, кто направил на отрантурийцев. Это был, по сути, первый случай, когда Гросс в глубине души похвалил своего злейшего врага – кота Баюна. «Пусть покажут этим идиотам, сколько стоит разбуженное лихо, и сдохнут от ран, - злорадно подумал начальник крылатой стражи, глядя из своей лаборатории на образовавшуюся вокруг Змеев Горынычей свалку, которую частенько пронизывало свирепое пламя напалма. – У шельмы больше не останется ни одной такой твари, зато два моих одноглавых и мелких дракона – целехоньки. Но что это там за странные воины? Уж очень они похожи на нежитей. Неужели проклятый кот раздобыл где-то ключ к столь опасному древнему оружию?»
Беглая мысль о том, что Баюн докопался до гипотетических древних схронов, в которые злые колдуны когда-то прятали металлических чудовищ, способных по желанию хозяина принимать любую боевую форму, вызывала в душе Гросса неприятный холодок. Кто-кто из жителей Института, а он-то точно знал, что ничего хорошего от нежитей ждать нельзя. Своё время, когда Гросс ещё дружил с Ягой, вместе с ней они перерыли множество древних рукописей, чудом сохранившихся в старинных убежищах. Так вот в одном из ценных свитков они прочитали о запрещённом в пылью запорошенные эпохи оружии.
Древние мастера предупреждали: боевые нежити, души коих теплятся в волшебных яйцах далеко от тел, в применении чрезвычайно опасны даже для хозяина. Их создавали для применения в особых ситуациях, когда ничего другого уже не оставалось. Когда-то давным-давно армия броненосных нежитей сумела истребить кровожадных чудовищ, неумышленно созданных из древнейшей биомассы подземных глубин некоторыми горе - экспериментаторами. Эти же нежити, как свидетельствовали свитки, много раз помогали Хранителям Гармонии избавить СТРА-ну от угрозу беспредела и воцарения тирании злых чародеев. Но выпускать это страшное оружие на волю ради забавы (а именно так расценивал Гросс все без исключения действия Баюна) древние мастера категорически не советовали.
Из старинных инструкций следовало, что броненосные нежити, во-первых, не разбирают, кого следует уничтожать, а кого защищать, во-вторых, они не останавливаются до тех пор, пока закачанные в них таинственные силы не иссякают, в-третьих, даже имея на руках главный ключ управления душами нежитей, управлять ими, а тем более командовать практически невозможно. По крайней мере, без знания специальной магической формулы.
Выпуская сего грозного санитара на волю, древние мастера полагались на то, что все, кого нужно было спасти от беспощадного врага, успели спрятаться в специальные подземелья, недоступные для «глаз» нежитей. При этом нежити, как правило, ещё годами бродили по очищенным от врага территориям, без промедления уничтожая всякого попадавшегося под руку. Мало того, они устраивали ещё и облавы на разных живых существ, которые в паническом страхе пытались от них убежать.
Но чтобы питающая нежитей магическая сила покинула этих беспощадных и непобедимых латников, им необходимо было сразиться с невероятно сильным и коварным врагом, выстоять против которого оказывалось не в состоянии даже объединенное войско древней СТРА-ны. Гроссу выпал шанс прочитать даже о том, как нежити дали отпор большой орде могущественных чёрных нефилимов, спустившихся однажды в СТРА-ну из бездонных глубин Великой Ночи. То есть (и Гросс, увы, не знал этого), из Космоса.
И вот теперь Гросс видел этих нежитей воочию. И, невольно вспоминая древние предупреждения в подробностях, всё больше испытывал страх перед неопределённостью собственного будущего. Наступил момент, когда угроза Командора Коши – разжаловать Гросса в рядовые исполнители – совершенно перестала его волновать. Какое там разжалование, когда реально маячит перспектива лицом к лицу столкнуться с механическими куклами-убийцами, не останавливающимися ни перед какими преградами.
Гросс лихорадочно соображал, что делать – поделиться своими подозрениями с Кощеем или притормозить, продумав только возможные пути спасения своей собственной шкуры. А пока он раздумывал, Баюн в это время продолжал носиться над головами чёрных всадников, вдыхая ароматы грандиозной битвы, что называется, на полные ноздри. Он-то не дружил с Ягой и, стало быть, древние свитки о нежитях не читал. Ему даже удалось приблизительно посчитать таинственных воинов – в поле зрения Баюна их попало около шестисот… штук. Или человек? Увы, но для Баюна это выглядело именно так – около шестисот человек.
Чёрные всадники же, не обращая ни малейшего внимания на мельтешащий над ними ковёр-самолёт, всё глубже вклинивались в расположение отрантурийских армий, рассекая человеческое воинство на две смятенные части. Паника в окружавших их войсках уже почти достигла своего пика, и тысячи обезумевших отрантурийцев разбегались кто куда, не соображая даже, что происходит.
В это время к Дарсину вернулось реальное чувство опасности.
- Что за чертовщина, блин горелый ! – рявкнул вдруг он во всю мощь своей лужёной глотки, пристально глядя в перископ, способный обозревать на 360 градусов одновременно. – Ты видел, Амир? А? Ты видел?
Хлопая глазами, толком до сих пор не проснувшийся Амир тупо икал, будучи не в силах понять, почему это вдруг его непрошибаемый братец внезапно забеспокоился. В голосе Дарсина и на самом деле засквозил несвойственный ему страх.
- Неужели эта полосатая тварь кинула нас с тобой в очередной раз? – плохо скрывая нахлынувшую на него панику, забормотал Дарсин. – Минотавр меня пожри, никому нельзя верить, никому!
Как бы отбросив в сторону ствол перископа (на самом деле Дарсин отбросил от перископа самого себя), старший брат некоторое время выказывал младшему полную беспомощность и растерянность. Лицо его побледнело, а руки сделались чуть ли не ватными. И Амир не упустил возможность продемонстрировать братцу свою «несгибаемость».
Он тут же прильнул к окуляру перископа, увидел толпы отрантурийцев, позорно делающих ноги от каких-то грозных всадников, неуклонно рассекающих объединённое войско на две беспомощные половинки, и неожиданно для самого себя гаркнул:
- Ор-рр-руди-ййа-ааа! К бо-й-й-йу-у-у-у! Напалмом! По врагам великой Отрантур-р-рр-рии-ии-ии!!! Пли!
Дарсин не успел даже подумать, всё ли в порядке с головой у его братца. В танке не было боевого расчёта, которому следовало отдавать команды. Однако, вопреки логике Дарсина, древняя ходячая крепость вдруг мелко задрожала всем корпусом, загудела, как внезапно натянутые ветром паруса морского судна, и пушки её, немедленно развернувшись кзади, свирепым синим пламенем что есть мочи ахнули в сторону противника.
У Драдуила от сотрясшего ущелье грома тут же заложило уши, Баюн с перепугу едва ли не свалился на головы чёрных всадников. Отрантурийцы же, включая тех, кто пытался унести ноги, от шума грандиозных выстрелов вдруг замерли, как вкопанные.
На их глазах спёртый воздух ущелья стремительно прорезало с полдюжины каких-то горящих штуковин. Описав пологие дуги, они шваркнулись где-то под ногами задних чёрных рыцарей и буквально распахнулись перед вражескими воинами настоящей стеной ярко-белого пламени. От волшебного сияния многие отрантурийцы рефлекторно прикрыли руками глаза.
Но ярко-белая стена огня тут же как бы свалилась наземь, обрушившись на добрый десяток чёрных всадников, кони которых немедленно шарахнулись кто куда. Какое там! От полыхнувшего на них жара вражеские рыцари буквально потекли, словно растаявшее масло. Это мало кто из отрантурийцев увидел, зато Баюн от столь дивного с его точки зрения зрелища пришёл в неописуемый восторг. Куда-то вдруг девался его страх перед никого не щадящим оружием предков.
Бедный Драдуил! Страшное действие танковых снарядов заставило его громко икать и мелко трястись всем телом.
Орудия танка, в котором спрятались от битвы Дарсин и Амир, после произведённого залпа с громким хрустом переломились – каждое у основания на стыке с башней – и, сильно искря и дымя, с гулким стуком хлопнулись на мощёную чёрным камнем дорогу. Вместо грозных орудий теперь из башни во все стороны торчали обожжённые электроды и провода. Ходячая крепость братьев-заговорщиков перестала казаться опасной для кого бы то ни было. Однако другие одиннадцать танков, в которые Дарсин посадил кое-как обученных тайными консультантами Баюна своих людей, вдруг начали «плеваться» ослепительным огнём буквально во все стороны.
Почему такое произошло, видимо, осталось неразгаданной загадкой. Но древние пушки, прежде чем от «натуги» переломиться под самое основание, успели растопить ещё десятков пять могучих чужаков, а заодно и погубить немало «своих». И, как назло, чёрных всадников орудия танков, замерших без движения, не остановили.
Словно выйдя внезапно из оцепенения, гвардейцы Амира, Дарсина и других королевичей, обладавших хоть каким-то арсеналом древних магов, принялись палить в наступающих нежитей из всех находившихся в Ущелье стволов. Увы, в отличие от выпущенных из пушек снарядов, пули и гранаты не причиняли чёрным рыцарям никакого вреда, зато несчастных отрантурийцев косили десятками.
Неумелую стрельбу многие отрантурийцы из обычных подразделений восприняли как откровенное издевательство, сравнимое с предательским нападением. Не успели Дарсин с Амиром, как говорится, и глазами поморгать, а в Кривом Ущелье завязалось множество разрозненных драк отрантурийцев между собой, причём не на жизнь, а на смерть.
Баюн от такого поворота событий получил ни с чем для него не сравнимое наслаждение истинно картинным боем. Возможно, он погубил бы себя и своего товарища, по неосторожности попав под пули или хотя бы стрелы. Но ковровый магнитоплан почему-то вдруг резко сбавил скорость полёта, начал трястись и подпрыгивать в воздухе, постепенно снижаясь и относя сидящих на нём пассажиров в сторону от эпицентра сражения…
Глава семнадцатая. Неожиданный сюрприз
Всегда в критический момент развития событий происходит что-то неожиданное, даже, скорее, не ожидаемое, детективное. Не явилась исключением и эта битва. Так уже вышло в конце этой битвы, что казавшийся самым хитрым из всех участников этой истории Баюн влип, простите за каламбур, в историю. А Командор Коши проявил себя совсем не так, как, с нашей точки зрения, был должен проявить.
***
Господин Коши всё-таки не утерпел, чтобы не поинтересоваться происходящим в Кривом ущелье перед Замком. И когда увидел небольшую, но не менее от этого страшную армию нежитей, немедленно вызвал Гросса.
Гросс явился, со страхом в глубине души гадая, почему Папаша вызывает его на очередной ковёр так скоро после предыдущего. Но, к его удивлению, господин Коши ругаться больше не стал, а завёл с Гроссом самый серьёзный разговор по поводу атаки незваных гостей.
Во время беседы Гроссу показалось, будто несгибаемый, бесстрашный командор откровенно напуган. Он подробно расспросил начальника своей крылатой стражи о том, знает ли он о нежитях и что думает в отношении их внезапного появления у Замка.
В это же время таинственные чёрные рыцари, перестроившись лавой, которая фактически перегородила Кривое ущелье в районе Замка от одной отвесной стены до другой, ринулись на драконов. Горынычи, видимо, не сумели взлететь и отважно надвинулись на пришельцев. Отрантурийцы, сражавшиеся до этого со Змеями, каким-то чудом сообразили, что происходит, и однозначно приняли сторону своих бывших врагов.
Впрочем, чёрные рыцари от этого не смутились. Не сбавляя хода, они окружили ратников уже почти разгромленной армии вместе с монстрами, отчаянно плюющимися напалмом, и всего за каких-то полчаса навели в Кривом Ущелье мёртвый порядок. Драконы при этом дрались с небывалой яростью, но изрыгаемый из их пастей огонь оказался намного слабее огня древних танков – нежитей он почти не повредил.
Фантастическая сила Горынычей, правда, помогла им продержаться на несколько минут дольше, чем продержались попавшие в окружение люди. Чешуйчатые монстры сумели раскидать навалившихся на них нежитей несколько раз. Возможно, несколько кукол-убийц и поломались под ударами исполинских хвостов и могучих когтистых лап. Остальных чёрных рыцарей это даже не затормозило. Терзаемые десятками кукол-убийц, Горынычи рычали и выли с такой силой, что, наверное, у многих сумевших выйти из сражения отрантурийцев надолго заложило уши.
А что же Дарсин с Амиром?
А ничего. В смысле, ничего хорошего. Пушки у танков пришли в негодность, а двигавшие танки волшебные пластины к тому моменту почти полностью выработали свой ресурс. Дарсин и Амир поначалу вошли в ступор. Но неугасаемая любовь к жизни помогла обоим и на этот раз.
Каждый экипаж спасался отдельно от других. Завидев, как удирают сидящие в других танках бойцы, Дарсин вышел из оцепенения, разъярился, вспомнил, как надо управлять ходячей крепостью, и довёл свой танк почти до выхода из ущелья. Самое интересное, чёрные рыцари их не преследовали, наоборот, благоразумно расступались перед мчавшейся на них машиной.
Но после нескольких минут хода танки Дарсина, включая и который он вёл самолично, встали, как вкопанные. Не долго думая, воины полезли из танков наружу и вскоре смешались с толпами бегущих с поля боя соотечественников. Дарсин и Амир почему-то затормозились. Может, им не хотелось бежать на своих двоих среди простых бойцов. Ну представьте себе: два верховных главнокомандующих, два, по сути, монарха улепётывают, прихрамывая в толпе простолюдинов.
Они твёрдо решили подождать до глубокой ночи. К тому же Дарсин в душе надеялся, что волшебные «кумуниторы-аккураторы» (так он называл аккумуляторы) ещё включатся и заставят машину двигаться. А может и Баюн потихоньку привезёт им наполненную силой пластину.
- Посидим здесь, покумекаем. Сдаётся мне, здесь пока что безопаснее, чем снаружи, - ободрил Амира Дарсин, откидываясь на спинку кресла. – Пусть его эти трусы разбегаются, кто куда. Основные наши силы укрыты в надёжных местах. Так что мы ещё и винца хлебануть можем, и как следует подзакусить.
Не долго думая, братья достали из находившихся в салоне специальных камер свои припасы и принялись обедать. Дарсин нарочито смаковал, причмокивая, жмурясь от удовольствия и крякая. Амир же никак не мог прийти в себя – еда плохо лезла ему в горло. Он усиленно вливал себе в рот вино прямо из меха, но руки у него тряслись, и вино больше проливалось ему на одежду, чем попадало куда надо. В другое время Дарсин непременно пристыдил бы Амира за то, что тот впустую переводит драгоценную жидкость, которой, как имел обыкновение в таких случаях резюмировать Дарсин, лишнего никогда не бывает. Но в данный момент Светлоголовый решил, что терять им нечего кроме собственных душ. Вино и еду они всё равно много с собой из танка не унесут – унести бы ноги.
Наевшись и напившись, оба через какое-то время задремали. И, пока они тихо сидели в креслах танковой башни, ничего вокруг себя сквозь толстую броню не видя, события в Кривом ущелье и неподалеку от выхода из него продолжали развиваться драматически.
Спасающиеся бегством отрантурийцы, из тех, кому повезло остаться в живых, продолжали в спешке выбираться из наиболее опасного места. В узком выходе из ущелья создался шумный и крикливый поток отчаянно толкающихся людей. Сама горловина выхода тянулась локтей на восемьсот, и в течение каких-то получаса в ней скопилось не меньше тридцати – тридцати пяти тысяч воинов разных королевичей и подразделений.
Пускай читатель не пугается – это были далеко не все из переживших битву. Погибли, конечно, многие, но не шестьдесят пять тысяч человек и даже не половина объединённой рати. Во-первых, стены Кривого ущелья, хотя и казались с виду почти отвесными, всё-таки имели в себе немало довольно широких трещин, глубоких и вместительных нор и просто хорошо замаскированных корнями растений проходов.
Сотням и тысячам наиболее сообразительных воинов удалось во время битвы попрятаться и даже подняться в горы, откуда они потом сумели выбраться в степь и уйти домой. Во-вторых, огромная масса воинов, отступая, просто обошли отряд непобедимых чёрных рыцарей. Пока те сражались с драконами и наиболее отважными отрантурийцами, предпочитавшими смерть в бою позору бегства, воины с сильным инстинктом самосохранения успели добраться до котловины выхода, а чуть позже и до степи.
А в-третьих – и это для многих бойцов Отрантурии явилось своего рода сюрпризом – в наиболее горячий момент побоища неподалёку от отвесной стены, над которой возвышался Кощеев Замок, вдруг прямо в земле стали волшебным образом открываться длинные и глубокие, в человеческий рост, траншеи, уходящие глубоко под отвесную стену. Отступившие к этой стене воины вначале не поняли, что происходит, заметив, что твёрдый грунт под их ногами вдруг начал колебаться. Некоторые в эти траншеи свалились. Кто-то, видимо, даже подумал, что проклятый Кощей колдовством раскрывает дорогу в подземное царство мёртвых, чтобы таким образом не оставить у отрантурийцев ни малейшего шанса на спасение.
Однако в местах, где разверзлась земля, внезапно выросли несколько десятков странных высоких людей в длиннополых чёрных плащах с капюшонами. Расположившись в произвольном порядке на пути у наступающих чёрных рыцарей, они направили на них какие-то изнутри сияющие трубы, из жерл которых вырвались ярко-белые струи волшебного огня. Впрочем, огонь ли то был или что-то другое – об этом никто никогда не узнал. Но прямо перед валом надвигавшихся чёрных всадников белые струи преобразовались в плотную пелену волшебного тумана, и страшные беспощадные воины на чёрных конях перед ним остановились.
Спёртый воздух Ущелья прорезал чей-то громкий повелительный голос:
- Если хотите жить, прыгайте в траншеи и уходите в них под стену. Торопитесь! Долго мы не можем удерживать ваших врагов! Кто не примет помощь Командора Коши, непременно погибнет.
- Что? Что он сказал? – заволновались некоторые воины, присматриваясь к странным фигурам людей в чёрных плащах. – Командора Коши? Кто такой Коши?
- Кто-кто! Кощея Бессмертного они так называют! Это слуги его, разве вы не видите! – крикнул кто-то из наиболее сообразительных воинов.
- Либо смерть от воинов Кощея, либо плен! – закричали другие бойцы.
Отрантурийцы замешкались, не зная, что лучше – быстрая смерть от беспощадного меча могучего противника или медленная от гниения в подвалах злого колдуна. Однако над Ущельем снова прогремел могучий голос неведомого воина:
- Чёрные всадники – не воины Командора Коши! Они такие же враги для нас, как и для вас. Вас никто не собирается пленить. Мы предлагаем вам спасение. Торопитесь, иначе будет поздно!
И один за другим отрантурийцы принялись спрыгивать в ближайшие к себе траншеи. Некоторые пытались возражать, даже пробовали вернуть соратников в строй, чтобы продолжить битву с чёрными всадниками, но подавляющее большинство отрантурийцев предпочло использовать пусть и призрачный и непонятный, но всё-таки шанс остаться в живых.
***
Около двадцати тысяч отрантурийских ратников, почти все, кто оказался прижатым к плато Кощеева Замка, успели уйти по траншеям в тайные подземные убежища злого волшебника, прежде чем чёрные рыцари задвигались вновь. Что произошло с отрантурийцами в таинственных казематах, об этом мы узнаем чуть позже. Сейчас же читателю, наверное, интересно вспомнить о Баюне с Драдуилом? Или о Иванасии с Ягой? О ком больше хочется?
Иванасия и Ягу мы на время оставили в маленьком убежище неподалёку от башни Баюна. Да, они проникли фактически на территорию Института Командора Коши. Или, как он чаще называл его, Замка. Так вот, пока шла тяжёлая и позорная для отрантурийцев битва, Яга с Иванасием и носа из тайной каморки не высовывали. Более того, Яга снова сумела вовлечь Иванасия в крепкий сон, хотя и старался он остаться бодрым, чтобы ненароком не пропустить мимо глаз битву. Но разве Ягу перехитришь? К тому же, Иванасий уже привык – ночью бодрствовать, а днём отсыпаться.
Так что побоище он так и не увидел, а Яга, дабы ненароком громко выражая чувства, не разбудить парня, задала храпака тоже. То есть, задремала. Храпеть-то она тоже боялась. Даже специальным эликсиром горло себе прополоскала, чтобы не захрапеть во сне.
Короче, если Яга с Иванушкой - Афонюшкой проспали самую удивительную в Отрантурии битву из прошедших за последние несколько сот лет, почему мы должны думать в первую очередь о них?
А как поживает наш душка Елисар со своей возлюбленной танцовщицей по имени Элия и верным ему стражником Барбадосом? Разве это не интересно?
Но тогда надо спросить и о такой интересной боевой компании, как Финист, Панкратидар, Белян, Железный Зуб и Сердцеед. Ведь они, наверняка, играют не последнюю роль во всей это истории?
Ну что ж, коротко проанализируем сложившуюся к данному моменту ситуацию.
Итак, Яга с Ванюшей Милушей проспали битву в безопасном и тихом месте. Спалось им, наверняка, хорошо, поскольку горные травы, заранее натасканные в пещеру Ягой, своим ненавязчивым целебным ароматом в душе любого способны были вызвать состояние полной безмятежности.
Елисара со товарищи мы оставили в овраге в момент, когда напавший на посёлок рыбаков-разбойников Горыныч потерял одну из голов и, решив больше не искушать судьбу, откровенно удрал с поля боя. Посёлок почти полностью выгорел дотла, но вряд ли после всего, что там случилось, может что-то угрожать нашему любимцу. Тем более, когда рядом с ним Элия и Барбадос, а разбойникам теперь уже явно не до ускользнувшей добычи. Так что подождут нашего внимания, не пропадут.
Дарсин с Амиром тоже, вроде, пока в относительной безопасности – выпили вина, поужинали и отдыхают в непробиваемой башне древнего танка. Да и кто они такие, чтобы завладеть нашим вниманием в первую очередь? Перебьются, один словом.
Другие королевичи, думаю, читателя тоже мало интересуют. Разве что Алан. Так он в реанимации у Золтуса. Смерть ему во всяком случае пока не угрожает. А другие – они как и их воины. Правда, потом станет известно, что в отличие от своих бойцов, королевичи – все как один – остались в живых, большинство из них не получили даже царапины. Но битву эту запомнили на всю оставшуюся жизнь. Поделом им, как говорится в наше время.
Что стало с воинами, принявшими помощь командора Коши, об этом мы узнаем позже – не всё сразу. Вряд ли Кощей захотел бы их спасать лишь для того, чтобы в своих казематах убить или покалечить. Даже для последнего злодея такое поведение явно нелогичное. Так что живы останутся эти ребята, никуда не денутся. А вот в каком качестве домой пойдут и пойдут ли вообще – пусть это читателя немного поинтригует.
Таким образом, остаются две тёплые компании – Баюн с Драдуилом и команда богатырей во главе с двумя бывшими белыми крыланами – Финистом и Панкратидаром.
Вот о них-то у нас сейчас речь и пойдёт. Тем более, что в критических момент поражения объединённой армии королевичей две эти компании оказались практически рядом друг с другом.
Да, Финист, Панкратидар Справедливый, Белян, Железный Зуб и Сердцеед, наговорившись всласть у костра во владениях Дарсина, всё-таки отправились вслед за войсками, двинувшимися на Кощея. Всем им страшно хотелось выяснить, во-первых, куда на самом деле и с какой целью королевичи повели такую прорву вооружённого и обученного биться народа, во-вторых, что скрывается за именем Кощей Бессмертный, в-третьих, что из себя реально представляют современная Чёрная гора и делящее её как бы пополам Кривое Ущелье.
Шли они исключительно пешими (своего коня Финист оставил на постой в одном из приграничных селений), передвигались только по ночам. И догнали отрантурийскую рать уже в том момент, когда она была разгромлена в пух и прах.
Отважная пятёрка не пошла по пятам (а в данном случае получилось бы фактически навстречу) объединённой армии, а разыскала не очень лёгкий, извилистый и долгий путь в горах. Чёрная гора на самом деле – это название не какой-то одной горы, а целого района гор, который, в свою очередь, входил в довольно крупный горный массив с более общим названием «Мощные горы».
Так вот, когда ближе к закату перемешавшиеся подразделения королевичевских войск в панике проталкивались через проход из Кривого Ущелья в Предгорье, два бывших белых крылана и трое их товарищей наблюдали за этим бегущим потоком с одного из скальных массивов, расположенных на склоне примыкающего к Ущелью горного хребта.
Скалы, за которыми укрылись наблюдатели, были издавна занесены толстым слоем мягкой почвы, поэтому и поросли густым кустарником. Прикрываемые такой маскировкой, Финист, Панкратидар, Белян, Сердцеед и Железный зуб могли особенно не опасаться каких бы то ни было врагов.
Глядя на воинов, в панике удирающих из Ущелья, друзья испытывали весьма противоречивые чувства. Сердцеед и Железный зуб страшно переживали по поводу позора, каким себя покрыло, по их мнению, воинство Великой Отрантурии. Белян же (теперь он красовался в форме пограничника, как и Панкратидар со своими бойцами) в оценке ситуации сдерживался, стараясь прислушиваться к мнению своего нового кумира – богатыря со звучным именем Финист. А что же бывший белый крылан, успевший уже кое-где заслужить благородное прозвище Ясный Сокол?
Он долго молчал, хмуро взирая в сторону людского потока, пока, наконец, не сказал, что этого, дескать, и следовало ожидать.
- Думаешь, Кощей Бессмертный всё-таки существует? – также хмуро спросил Финиста Панкратидар.
Немного помолчав, полуголый богатырь (он решительно отказался взять для себя одежду у кого-нибудь из жителей селений, попадавшихся следопытам на пути) тихо, но уверенно ответил:
- Да. Тот старик, видимо, был прав. Но сдаётся мне, разбил королевичей не Кощей.
Четыре пары удивлённых до крайности глаз, не мигая, уставились на Финиста.
- Какой старик был прав? В чём? Почему ты так думаешь? – слетели с уст Панкратидара жёсткие вопросы.
Финист отмахнулся: потом, мол, расскажу про старика, а насчёт Кощея, то мне, мол, просто так кажется, что погнал отрантурийских воинов не он.
Солнце к тому времени стало большим и красным. И уже почти на две трети скрылось за верхушками, так что видимость на выходе из Ущелья становилась хуже с каждой минутой. При этом и количество убегающих людей в проходе из Ущелья в Предгорье и у горловины выхода заметно уменьшилось.
Неожиданно неподалёку от отважной пятёрки что-то зашуршало. Затем посыпались камешки, и все поняли, что рядом кто-то топчется. Воины многозначительно переглянулись. А Финист прижал к губам палец, сделал другой рукой знак «всем замереть» и, крадучись, спустился со скалы в примыкавшую к ней расщелину.
Минуту Финист не давал о себе знать, и можно было подумать, будто он ушёл куда-то глубоко в подземелье. Однако неожиданно из расщелины донёсся слабый шум борьбы, кто-то попытался отчаянно закричать, но ему это не удалось, потому что кто-то бесцеремонно зажал ему рот ладонью.
Разведчики напряглись, готовые сигануть по приказу Панкратидара в расщелину, однако вскоре раздался приближающийся шорох. Спустя несколько секунд Финист вернулся, таща перекинутого через плечо человека. У кустов на наблюдательной площадке Финист бережно положил пленника на траву – его тут же окружили сидящие на корточках следопыты.
Сумерки уже сгустились настолько, что разглядеть пленника в деталях оказалось невозможно. Финист молча кивнул Панкратидару, и тот аккуратно разжёг небольшой походный факел. Когда пламя осветило место на той части тела пленника, где обычно располагается человеческое лицо, воины едва не присвистнули от удивления. Вместо обычной мужской физиономии они увидели что-то похожее на дикобраза, только мелкого. Маленькие злые глазки испуганно таращились на людей, нависавших над странным существом.
Неизвестно, что пришло бы в головы нашим следопытам, не заговори вдруг «оборотень» человеческим голосом. То есть, весьма похожим на человеческий, только тонким и явно испуганным.
- Пожалуйста, не убивайте меня, не делайте мне больно! Я – Драдуил, ассистент кота Баюна, - плаксиво проверещало существо. – Я не монстр! Я такой же, как и люди, только другой. Я не виноват, что таким родился!
Часто моргая и удивлённо качая головами, следопыты переглядывались, не в силах быстро понять, какого всё-таки языка взял Финист. Единственное, что они поняли сразу после первых, в отчаянии произнесённых слов чужака, это что он, скорее всего, не враг, а если и враг, то нечаянный и скорее жалкий, чем сколь-нибудь опасный.
- Помогите мне, пожалуйста, могучие рыцари, я буду вам верным товарищем и отплачу, чем сумею. Я умею не так уж и мало, поверьте мне, воины, - дребезжал Драдуил, уливаясь слезами.
- Хватит причитать, - грубо оборвал его Панкратидар. – Никто не собирается тебя и пальцем трогать. Больно нужно! Ты лучше скажи, какого такого кота Баюна ты… как его, фу, минотавр меня пожри, не выговоришь, - Панкратидар от досады даже хлопнул себя по лбу.
- Ассистент я, ас-сис-тент! – обрадовано повторил название своей должности Драдуил, разбивая слово на слоги. – Ас-си-стент кота Баюна! Кот Баюн – это один из любимцев господина Коши.
- Кого? – выдохнули в один голос все пятеро разом, нахмурив брови.
- Ну это, - снова перепугался Драдуил. – Господина Коши… Хозяина… То есть, извините, командора долгожителей…
Смутившись, несчастный дикобразочеловек не знал, о чём говорить в первую очередь. Ему как-то и в голову не пришло назвать Папашу Кощеем Бессмертным.
Следопыты переглядывались ещё минуту, потом задавать вопросы начал Финист.
- Ладно, - махнул он прежде всего могучей рукой. – Командор, господин Коши, долгожители! Этим ты нас потом будешь угощать. Ты лучше не юли, а скажи прямо: почему только что просил о помощи, от кого тебя спасать, и что ты делал в расщелине у этой скалы? Только попробуй соврать! – для большей убедительности Финист подсунул к носу Драдуила кулак. – Да! И почему ты так выглядишь? Это что? Твой настоящий облик?
- Да, да! – захныкал Драдуил. – Таким меня сотворили проклятые древние чародеи этого института, который возглавляет командор Коши! Они каким-то чудом скрестили гены человека с дикобразом, и в результате получилось чудовище, которое, о, благородные воины, вы сейчас видите перед собой! Я, может, и рад бы превратиться в настоящего дикобраза, но это не в моих силах! Да! Вы даже не представляете, как я несчастен в таком виде!
- Ладно, - уже мягче перебил его Финист. – Ты же видишь: мы не собираемся поступать с тобой плохо. Возможно, мы и сможем тебе помочь. Но только при одном условии! Ты сейчас же перестанешь верещать, как больная собачонка, и расскажешь нам внятно и коротко, что с тобой недавно случилось.
- И что вообще здесь произошло сегодня, - торопливо добавил Панкратидар.
Драдуил, похоже было, действительно поверил в то, что пленивший его богатырь ни сам не обидит пленника, ни другим это сделать не даст. Мало-помалу он пришёл в себя и начал рассказывать. А чтобы он ничего не забыл, Панкратидар угостил его крепким вином, которое всегда держал при себе в металлической фляжке – на крайний случай. Видимо, он посчитал, что случай с дикобразочеловеком вполне можно отнести к разряду крайних.
Вино на самом деле подействовало на Драдуила благотворно, по крайней мере, язык у него развязался. Однако читателю вряд ли будет интересно перечитывать о том, как происходила позорная битва на два фронта, в которой отрантурийцы гибли больше от пуль и гранат королевичевских гвардейцев, нежели от огня драконов и мечей чёрных рыцарей. Зато у нашей великолепной пятёрки подробный и перемежающийся охами и ахами рассказ Драдуила вызвал не только неподдельный интерес, но и заметное волнение. А главное – когда Драдуил дошёл наконец до самого, с его точки зрения, важного, Панкратидар нетерпеливо перебил:
- Что нам твой хозяин Баюн! Ты о чёрных рыцарях рассказывай!
Да, отважным разведчикам-то было не известно, что Драдуил много из происшедшего в Кривом ущелье попросту не видел, поскольку их с Баюном ковёр-самолёт вдруг начал барахлить и отнёс их далеко за пределы Кощеевых владений.
- Помилуй, господин! – взмолился Драдуил, наивно думая, будто его сейчас же как следует отделают. – Я и рассказываю про чёрных рыцарей, будь они трижды пожраны самым злым и крупным минотавром мира! Ведь мой хозяин как раз и попал в страшные лапы ужасных злых чудовищ, которые командуют этими непобедимыми всадниками!
- Так уж и непобедимыми? – более миролюбивым, чем у Панкратидара, тоном переспросил Финист.
И, зацепившись за реплику своего пленителя, как за спасительную соломинку, Драдуил в подробностях живописал момент противоборства могучих танков королевича Дарсина с беспощадными всадниками…
Глава восемнадцатая. Смятение Баюна
Да-да, уважаемые господа читатели! Самое смешное – вы так и не поняли, что увлеклись самым настоящим детективом, только особенным – сказочность сюжета в нём перекликается с тайной интригой. Вот, вроде бы упоминался в одной из предыдущих глав некто ТОТ САМЫЙ. И все, я не сомневаюсь в этом, решили, что речь идёт о Кощее Бессмертном. Признаться честно, я и сам вначале так думал. Думал, да передумал. Точнее, не я что-то там придумал, а так сюжет развернулся. И старая, забытая уже нами Адранте-би Куланта Билибито-куникур вновь появилась на авансцене этой истории. Только в каком обличье?
Словом, читайте, господа, внимательно и раскрывши рты.
- Ну что, достопочтенный господин Баюн, ты пришёл в себя после такого удара? - на слове «такого» допрашивающий желчно усмехнулся.
Баюн ошарашенно «моргал» своими кошачьими глазами, усиленно стараясь вспомнить, где он мог видеть это жирное, отталкивающее получеловеческое лицо с грязно-зелёным оттенком чешуйчатой кожи. «Ящерица какая-то, поганая, фу, - невольно вырвалось у Баюна из подсознания. – Бывают же твари во Вселенной – не увидишь, не представишь».
Страх в его кошачьей душе постепенно вытеснялся ненавистью. В продолжавшую гудеть после недавнего удара голову вдруг проникла мысль о том, что жить-то ему, в принципе, и не зачем – какой смысл трястись от страха, уподобляясь слабовольному Драдуилу? Не собраться ли с силами, не расцарапать ли в лоскутья эту мерзкую физиономию?
Однако странный чужак вёл себя, в общем-то, достаточно миролюбиво, во всяком случае, пока он не проявлял какого-либо зверства в отношении к пленнику. И Баюну даже захотелось выведать, кто всё-таки такой этот уродливый человекоящер с такой жирной и отвратительной с виду «личностью». Интуиция упрямо подсказывала человекокоту, что в данный печальный для него момент он имеет дело не с очередным Папашиным изобретением. Более того, Баюн почему-то уверенно подумал, что Папаша об подобных тварях даже и не знает. Или знает, но не в курсе, что они где-то неподалёку от его Замка.
- Итак, Баюн, - насмешливый голос монстра звучал, хотя и неагрессивно, но всё-таки резко и хрипло – для большинства нормальных, с точки зрения Баюна, существ весьма неприятно. – Надеюсь, ты уже оклемался и можешь со мной общаться как вполне вменяемый индивид.
Баюн молча сверлил эту тварь зрачками злящейся кошки – то расширяющимися, то резко вытягивающимися вертикальными палочками.
- О! Наша киска начала проявлять норов! – хохотнул человекоящер.
Он был в тёмном, почти чёрном запылённом плаще длиной до пола, но голова у субъекта была легкомысленно открытой. Несмотря на плохое освещёние, Баюн хорошо разглядел костистый гребень, как бы разрезающий эту уродливую голову пополам.
«Первый раз в своей никчёмной жизни вижу жирную ящерицу да к тому же говорящую человеческим языком на наречии этих дураков отрантурийцев», - невольно подумал человекокот, рефлекторно начиная готовиться к тому, чтобы начать откровенно мурзиться.
- А мысли в тебе бродят нехорошие, - продолжал скрипеть незнакомец, будто заржавевшая дверная петля. – Разве подобает разумному, пусть и наполовину (он опять ядовито хохотнул) индивиду мыслить в таком ключе? Жирная ящерица. Тебе не стыдно?
«Он ещё и телепат, - мрачно изрёк Баюн внутрь себя, стремясь мысленно поставить между собой и незнакомцем довольно толстый ментальный экран. – Вот так вляпался!»
- Да, вляпался ты действительно хорошо, - не обращая ни малейшего внимания на ментальные потуги Баюна, незнакомец по-человечески кивнул безобразной головой. – Но только не думай, что в экскременты. Мне это не нравится, и это не так. Более того, - он даже многозначительно вскинул кверху свой уродливый когтистый палец на правой лапе, коротковатой, по сравнению с человеческой, и такой же, как и морда, «жирной». – Более того, ты имеешь все шансы заслужить расположение Хозяина. Что тебе твой Папаша? Он давно уже тебя не привечает, ты ему, говоря откровенно, уже как кость в горле у собаки.
«Ага! – зло возрадовался Баюн. – Сам проговорился, бесхвостая мразь! Значит, Папаша им не нравится!».
- Ты опять за своё! – зло прикрикнул на Баюна незнакомец, угрожающе выбросив в его сторону из пасти ярко-алый раздвоенный язык. – Совсем обнаглел! Я к нему на равных, с уважением, а он ведёт себя как последний невежа и нахал! Кому говорят, подави в себе дурные мысли, если не хочешь, чтобы тебя подвесили на крючок в крысиной пещере!
Баюн напряг все свои душевные силы, чтобы полностью очистить своё сознание, и попытался ещё раз сформировать перед собой ментальный экран, придав ему для верности форму тяжёлого рыцарского щита, выпуклого в сторону противника.
- Ну-ну! – добродушно кивнул незнакомец. – Понимаю тебя. Кому охота знать, что в его мозгах кто-то шарит, сколько ему надо. Только со мной такие штучки не проходят, Баюн. К тому же, ты плохо учился в подпольной школе чёрных магистов. Помнишь?
Баюн аж вздрогнул от никак не ожидаемых слов. Школа магистов! Её возглавлял какой-то урод из тех, что составляли когда-то оппозицию Папаше. Баюн ходил туда исключительно как сексот (по крайней мере, нам, далёким потомкам отрантурийцев, этот, с позволения сказать, термин понятнее, чем бытовавшие в ту пору). Папаша тайно заслал его в эту всеми средствами преследуемую им школу, умело создавши видимость полного неведения о том, что «творит» один из его любимцев.
- А что, думаешь, мы не знали, для чего ты протирал штаны за тесными партами школы, располагавшейся в одном из тесных подземелий неподалёку от Института?
Глаза человекоящера светились издевательски. «Всего прощупал, даже в подсознание влез, урод проклятый», - в сердцах крикнул внутрь себя Баюн.
На его удивление, реакции последняя реплика у незнакомца не вызвала. Или он не расслышал последнюю мысленную фразу Баюна, или сделал вид, что ничего не понял.
- Ты плохо учился, - издевательски продолжил человекоящер. – И, насколько мне известно, хуже всего у тебя шли дела именно по предмету «ментальная защита». Ты же никогда не верил в сверхтонкие энергии, а магию считал шарлатанством. И совершенно не представлял, что всё это видно со стороны. Мы раскусили тебя на третьем посещении. Но не тронули.
Ящер остановился, выждал паузу, философски сложив на груди свои маленькие толстенькие ручки. Глаза Баюна по-прежнему излучали ярость. Наверное, человекокот на самом деле не был трусом. И, не будь его нижние конечности в данный момент прикованы к полу (длины цепи хватило бы только на то, чтобы одним рывком дотянуться верхними лапами до морды незнакомца), возможно, он и впрямь набросился бы на врага со всей свойственной своенравным кошкам яростью.
- Злишься? – с угрожающим шипением вопросило существо. – Как говорят людишки, правда очи колет? А каково было нам?
Судорожно сглотнув, ящер подавил вспыхнувшее было в нём чувство ответной злобы.
- Мы, между прочим, сперва надеялись обратить тебя в свою веру. Дали тебе шанс, так сказать. И сколько раз внушали тебе: не пали людей! А ты их всё-таки спалил… Как к тебе прикажешь относиться после этого?
- Это вы-то люди! – невольно вырвалось из пасти Баюна. – Вау-мау! Людишки дураки и лгуны, но вашей дикой своре и до них было далеко! Какие же вы, минотавр меня пожри, идиоты!
Выкрикнув, Баюн от резко вспыхнувшей в нём ярости едва перевёл дух. Голова его начала усиленно вспоминать, где, когда и при каких обстоятельствах он мог видеть маячившую перед ним образину. Но из глубин памяти, как назло, ничего не выползало.
- Да, мы не люди, - пустился в рассуждения человекоящер. – Пусть будет так. Смотря за что называть существо человеком – за одну лишь внешнюю видимость или же за человеческие поступки…
Он снова выдержал томительную паузу, рассчитывая спровоцировать пленника на ответную фразу. И не ошибся.
- Что ты понимаешь под человеческими поступками? – не удержавшись, зашипел Баюн. – Человек для вашего гнусного племени – всего лишь низменное существо, способное только плодить рабов для хозяйчиков, подобных твоему трусливому господину. Человеческое для вас – это, в первую очередь, умение кроить планы тихих войн, которые вы всё время вели против человечества, чтобы заставить его выполнять ваши команды, превратить в зомби, в послушное стадо идиотов, способных плюс ко всему и шевелить мозгами.
Доброта, стремление пожертвовать собой ради спасения ближнего своего, страсть к рисованию и письму, созданию своими руками могучей техники – это для вас в человеке ничто!
- Молчал бы лучше, - презрительно прикрикнул незнакомец. – Как будут говорить потомки людишек спустя века, чья бы корова мычала…
Они оба с полминуты молча изучали друг друга. Каждый из них, видимо, выжидал, надеясь, что собеседник первым возобновит беседу. Однако Баюн однозначно замкнулся в себе и почти закрыл гордые кошачьи веки, демонстрируя презрение ко всем, кто мог бы сейчас наблюдать за ним. И двуногая ящерица снова заговорила, на этот раз глуховато и не враждебно.
- Ты ведь, в отличие от меня, создан грязными клешнями недоучек в человеческом обличье. Я-то не один в своём роде. Хотя, наша раса находится на грани вымирания. Но мы всё-таки сами по себе поднялись с грунта на две лапы, освободив передние для работы. А ты и твой слуга с набитой длинными иголками мордой непонятно кого – вы оба ни то, ни сё. Вас создали в пробирках. И мне отлично известно, как вы оба ненавидите за это нынешних людишек. Которые, кстати, никакого отношения к вам не имеют. Даже твой открытый недруг господин Гросс – и тот не обязан тебе ничем. Ну так чего тогда их возвышать в собственных глазах? Они тебе любы? Нет ведь! Разве не так? Разве ты не мечтал до сего момента насладиться зрелищем их массовой гибели?
«Врёшь, чудовище! – хотел бы воскликнуть Баюн, но ограничился отчаянным воплем внутрь своего сознания. – Я мечтал их наказать, мечтал над ними всласть посмеяться! Но видеть их гибель, пусть пожрут меня крысы, никогда не хотел! Не хотел!!!»
Но он всё-таки удержался от соблазна признаться в этом какому-то чудовищу, которое, уязвляя гордость кота-гуманоида, однозначно пыталось его завербовать.
- Да, ты нам нужен, - подтвердило опасения Баюна существо. – Ты спалил нас всех тогда, и твой жестокий и мерзкий Папаша, который, впрочем, такой же тебе папаша, как и мне дедушка, - он подло истребил почти весь коллектив нашей школы. По идее, мы, те, кто уцелел и нашёл себя в новом деле…
- Ты хотел сказать «у нового хозяина»! – не выдержал-таки Баюн, чтобы не выкрикнуть с отчаянием терзаемой ненавистью кошки.
- Хм, - усмехнулась ящерица. – Экий ты, однако… Ну ладно, пусть будет так – у нового хозяина. Так вот, мы должны были тебя подвергнуть самому суровому наказанию. Можно ли верить разумному существу после того, что оно сделало в отношении тех, с которыми сидело много ночей подряд в одном ряду?
Пленитель несколько раз кашлянул, и спёртый воздух пещеры пронзили режущие ухо чрезвычайно высокие звуки.
- Но мы решили дать тебе ещё один шанс, - отдышавшись, существо вперилось в Баюна немигающими жёлтыми глазками. – Нет, не исправиться. Ты неисправим. Но ты можешь оказаться нам полезен в обмен на собственную никчемную жизнь. Ты ведь хочешь жить, не так ли?
Баюн постарался как можно быстрее очистить сознание от каких бы то ни было мыслей и чувств. Но монстра это не привело в замешательство.
- Я знаю, ты думал о смерти, которая в первые минуты унижения и плена таким как ты всегда кажется избавлением, - как ни в чём не бывало продолжила ящерица. – Но так только кажется. И, как правило, недолго. Поверь моему опыту (а я постарше тебя раз в пять как минимум), если пленного не убили сразу, он потом хочет жить даже под невыносимыми пытками. А если мы тебя отпустим на свободу, то жизнь свою ты станешь ценить с такой силой, что окажешься готовым на всё требуемое нами. Ну так как, Баюн? Отпустить нам тебя или подвесить в крысиной пещере?
Последние слова человекоящер сказал ровно, без всякого злорадства, однако у Баюна от этого по коже побежал мороз. Он понял: чудовище говорит правду о своих намерениях, и правда эта заставляет Баюна возненавидеть самого себя – за эту дикую животную страсть к… жизни, будь она трижды неладна.
«Зачем, зачем я живу? - невольно вырвалось у него из глубины души. – Всё равно ведь одинок и никому не нужен! Зачем мне такие муки!».
- Успокойся, - притворно ласково изрекла ящерица. – Ты нужен в первую очередь самому себе. И потом – с чего ты решил, что для тебя не найдётся пары?
Баюн вздрогнул. И тут же этой реакции устыдился. Достойно ли разумного существа мечтать о самке в такой момент? Тем более, со стыдом невольно вспомнил человекокот, у него были связи с человеческими женщинами. Преступные, как он сам полагал, связи. Он тогда внушал сам себе, что проводит обычный биологический эксперимент. И одна из тех, с точки зрения здравомыслящих отрантурийцев уродок, Баюна даже полюбила. Даже! Вспомнив тот момент из прошлого, он рефлекторно усмехнулся.
- И ничего смешного в этом нет, - с лёгким укором в скрипучем голосе заметила ящерица. – Мы предлагаем тебе отличные условия сотрудничества. И поиск тебе подходящей пары для создания нормальной семьи – вполне приемлемый для нас пункт возможного договора с тобой. То есть, мы не раздумывая примем этот пункт, если ты согласишься с нами сотрудничать. А если мы принимаем на себя какие-то обязательства, то непременно их выполняем. Хочешь, я прямо сейчас покажу тебе кандидатуру на возможный брак с тобой?
В голосе чужака звучала такая непоколебимая уверенность, что Баюн даже растерялся. И эту растерянность чужак немедленно заметил.
- Ясно! – с нескрываемой сухой издёвкой проскрипела ящерица. – Ну что ж, смотри, авось эта дама тебе понравится.
Он повернулся куда-то правее и сделал какой-то знак своей когтистой лапой, затем прошипел что-то нечленораздельное. Через пару секунд до Баюна долетели звуки достаточно лёгких шагов, причём цоканье каблуков он услышал отчётливо.
В свете настенных факелов перед Баюном возникла довольно высокая фигура в тёмном плаще с надвинутым на лицо капюшоном. Ящер рядом с ней казался коротышкой. Но Баюна высокий рост не пугал: он сам был чуть ли не вдвое выше своего пленителя. И потом, всё в мире относительно. Для кого-то рост этой дамы показался бы слишком высоким, а кто-то подумал бы, что она даже и мелковата.
- Ну-с, как будут говорить далёкие потомки людишек, откройте личико, красотка, - скрежещущими звуками хохотнула ящерица.
Незнакомка поднесла к голове свои довольно тонкие руки, грациозным движением смахнула назад капюшон, и на Баюна упал прямой пронзительный взгляд какой-то злобной кошки. Он сразу же почувствовал к ней неприязнь. Лучше уж умереть холостяком!
- Но-но! – прикрикнула ящерица.- Сразу и нос воротить! Мы о тебе, понимаешь ли, заботу проявляем, а ты… Или крысиная пещера тебе больше подходит?
Баюн зажмурил глаза и молчал, прислушиваясь к ударам собственного сердца. Его кошачий ум отказывался воспринимать только что увиденное. Нет, не потому что чужая кошка показалась ему страшной. Слишком уж долго Баюн жил этой удручающей мыслью, что он один на планете и в этом виноваты люди, аборигены мира, в котором его произвели на свет с помощью чародейских формул. И вот теперь выходило, что люди не виноваты, ибо он не одинок.
Рассудок Баюна отказывался в это верить. Душа чувствовала его близость к осуществлению давно похороненной мечты, но разум упрямо твердил: это подвох, перед ним – не подобная ему двуногая кошка, а кто-то умело под неё загримированный.
- Понимаю тебя, - кивнула ящерица. – Тебе нужно, чтобы и подруга тебя хотела. Что же, давай спросим её, нравишься ли ты ей.
Баюн вздрогнул вторично, потому что так называемая подруга вдруг злобно замяукала:
- Хватит придуряться, Баюн! Мне всё про тебя известно! И ты прекрасно знаешь, что выбора нет ни у тебя, ни у меня. К тому же я моложе тебя во столько раз, во сколько командор Коши старше тебя. Да, меня специально сотворили для тебя! Чего тебе ещё надо! Ты хочешь обрести во мне лютого врага?! Кончай дурить!
- Всё! – вскинул перед пастью кошки свои короткие толстые лапы пленитель Баюна. - Теперь помолчи! Не хватало ещё, чтобы наш жених подумал, будто у тебя самый скверный характер во Вселенной.
Он сделал угловатый и резкий знак лапой, и дама, истерично развернувшись на каблуках, поцокала в темноту.
Человекоящер снова обратил внимание на Баюна.
- Не важно, полюбите вы друг друга или нет. Не факт, что вы вообще увидите друг друга вторично. Главное – ты теперь понял, что мы не шутим, никогда не шутим. И у нас имеется ещё один вариант использования тебя в своих целях. Я имею в виду вариант на случай, если ты не сумеешь подавить в себе глупые чувства и не настроишься помогать нам осознанно.
- Если ты надеешься купить меня какой-то драной прямоходящей кошкой, которая возненавидела меня раньше, чем обо мне узнала, то ты круглый идиот, - прорычал вдруг Баюн, угрожающе вскидывая перед собой руки-лапы с растопыренными когтями.
- Ты неисправим, - человекоящер в ответ даже не повысил голос. – Честно говоря, я устал с тобой возиться. Думаю, разум в тебе возобладает. Особенно после твоей встречи с Хозяином. Однако ты должен знать, что строптивых он не переносит. И если мы увидим, что ты по-прежнему остаёшься верен себе, то есть никому не верен и способен в любой момент совершить двойное предательство – мы поступим с тобой по второму варианту. Для тебя он не самый лучший. Ты просто станешь нашим орудием, управляемым на расстоянии. Да, - кивнула ящерица. – В точности как ты использовал некоторых людишек в своих целях. Так что подумай пока об этом. У тебя ещё имеется возможность выбирать.
После этих слов чудовище словно растворилось во тьме. Баюн остался один, висеть на цепях, натянутых между двумя каменными столбами в глубине таинственной пещеры.
Ему сделалось необычайно тоскливо. И страшно вдруг захотелось увидеть рядом Драдуила. В помутившейся от спёртого воздуха голове мелькнуло сожаление о том, что он вообще покинул сегодня (а может вчера, позавчера, много дней назад?!) своё уютное убежище, соблазнившись возможностями ковра-самолёта.
«Но что бы там ни произошло, - волевым усилием Баюн заставил себя настроиться на волну несгибаемости, - кого бы там эти твари мне ни показали, я всё-таки не должен ни унижаться, ни прощаться с жизнью».
Ему удалось заснуть, несмотря на не очень для этого удобное положение на цепи. И перед тем, как провалится в беспорядочный и тяжеловатый для восприятия мир отражённых образов (мир его кошачьих снов), коточеловек почему-то подумал о том, что Драдуил его не бросит. И непременно постарается каким-то образом помочь…
Глава девятнадцатая.
Ну и где же она, эта старая колдунья по прозвищу Дранбикуланта? Обещал раскрыть её страшную тайну, а ни словом в предыдущей главе о ней не обмолвился. Кто же она такая? Неужто не дочь барона-отшельника? Может и не дочь. Или дочь, но не барона. А был ли вообще этот барон? Как говорится, поживём – увидим. То есть, почитаем – узнаем. А пока что не будем слишком торопиться.
Когда Драдуил закончил, наконец, свой слезливый рассказ о том, что с ними (с ним и Баюном то есть) произошло, после того, как магнитоплан забарахлил, над горами сгустились сумерки. Стало темно, хоть глаз выколи. И отважная пятёрка решила потушить факелы – чтобы их ненароком не заметили. Мало ли кто мог наблюдать за выходом из ущелья из какой-нибудь секретной ниши.
Но без огня они тоже оказались в затруднении, поскольку перестали вокруг себя что-либо видеть.
Командор Кощей. Ч. 1
© Copyright: Роман Борин, 2011
Свидетельство о публикации №211032201721
Свидетельство о публикации №211032201721
Рецензии