В. Рязанцев В кильватерном строю за смертью. Отзыв

В. Рязанцев «В кильватерном строю за смертью». Отзыв

Один из уважаемых авторов Прозы.ру посоветовал мне прочитать книгу вице-адмирала В. Рязанцева «В кильватерном строю за смертью». Не часто приходится читать столь откровенно написанные книги авторами, занимавшими высшие посты в военно-морском флоте.

 Книга грифа секретности не имеет, адресована не узкому кругу высокопоставленных лиц, а всем читателям, потому и своё мнение вправе высказать каждый. Разумеется, лучше говорить о том, что знаешь, и в чём разбираешься.

Гибель атомной подводной лодки «Курск», так же, как и другие трагедии мирного времени в советском и российском флоте, навсегда останутся в нашей истории. Понятно, что крайне важно знать точную причину катастрофы, чтобы не допустить её в дальнейшем. Именно об этом и пишет вице-адмирал. Он предлагает свою оценку трагических событий.

Правительственная комиссия сделала вывод, что подводная лодка погибла в результате взрыва практической торпеды 65-78 ПВ. Взрыв торпеды произошёл из-за утечки окислителя сквозь некачественные сварные швы. В общем, как в английском стихотворении в переводе Маршака: «Не было гвоздя – подкова пропала, подкова пропала – лошадь захромала, лошадь захромала – командир убит …».

В. Рязанцев в своей книге рассматривает множество аспектов бедственного состояния российского флота, и, не взирая на лица, ни на кого не оглядываясь, откровенно говорит о том, что думает. Книга его вызвала яростную дискуссию, одни моряки поддерживают автора, другие клеймят позором, и, как у нас часто бывает, не стесняются в выражениях, доходя до оскорблений.

 Попробую и я внести свой скромный вклад в дискуссию. Не собираюсь присоединяться ни к какой стороне в оценке деятельности флотоводцев, не буду обсуждать вопросы организационные, боевую подготовку, техническое обслуживание.

Считаю, что у нас на Прозе.ру немало подводников, которым есть, что сказать по этому поводу. Кроме того, я никогда не придерживался мнения, что каждая кухарка должна управлять государством, а если и высказывать своё суждение, то о том, в чём досконально разбираешься.

Считаю, что вице-адмирал совершенно правильно написал о взаимоотношениях между высшими чинами флота и такими же фигурами в промышленности, потому что подобные отношения складывались и на уровне директора с руководителем военного представительства.
Но попробую высказаться по порядку. Сначала о торпеде. Комиссия, сделав свой вывод, на этом закончила работу. Торпеду сняли с вооружения, и таким образом посчитали проблему закрытой. Почему на флот попала торпеда, которая погубила подводников и атомную подводную лодку, никто разбираться не стал.

 И здесь я целиком на стороне автора книги, который настаивает, чтобы расследование было доведено до конца. Разобраться с этим совершенно нетрудно. Начнём с того, что есть на флоте должностные лица, которые обязаны были, не дожидаясь, когда негерметичность будет выявлена на четырёх торпедах, уже после первого случая забить тревогу.

Существует отлаженный механизм, как это делается. Если бы всё было сделано, как того требуют руководящие документы, то до выяснения причин дефекта, его устранения и принятия мер на будущее, дефектная торпеда никак не могла бы попасть на атомную подводную лодку.

Однако правительственная комиссия не стала с этим разбираться. Более того, к разбирательству не были привлечены изготовители торпеды. Судя по всему, это сделали умышленно, и тогда, возможно, прав В.Рязанцев, высказывающий своё мнение о причинах гибели подводной лодки, не совпадающее с мнением комиссии.

 Дело в том, что такие ответственные сварные швы всегда подвергаются жёсткому контролю на соответствие конструкторской документации. Рентгеноконтролем выявляются дефекты сварных швов, оцениваются на допустимость в соответствии с нормами, приведенными в чертежах.

 После сварки, когда корпус готов, он обязательно проходит испытания на прочность и герметичность. Мне довелось несколько лет принимать корпуса морских баллистических ракет для атомных подводных лодок, и я знаю, о чём говорю. Кроме того, на заводе существуют технологические процессы и технологические паспорта, в которых за выполнение столь ответственных операций расписываются исполнитель, работник ОТК и военного представительства. Поэтому определить, кто и когда выполнял эту работу, труда не составляет.

Однако я не помню случая, чтобы, назовём безлико, «изделие» было выполнено в точном соответствии с конструкторской документацией. Могу совершенно обоснованно утверждать, что у нас вообще не существуют серийные изделия. Каждый военный образец только называется серийным, а на самом деле, он уникальный по тем отступлениям от документации, какие имеет.

 Любой дефект допускается совместным решением представителей предприятия, конструкторского бюро и военного представительства. Иногда, если речь идёт о дорогостоящем изделии, или поджимают сроки, а военпред категорически отказывается подписать разрешение, вопрос решается заказывающим управлением в Москве и соответствующим главком министерства, а чаще всего с директором завода.

За время службы в военном представительстве давно пришёл к выводу, что главные соглашатели сидят в Москве. Любой начальник военного представительства знал, что в споре с директором завода он обязательно потерпит поражение, потому что его московское начальство – предатели, цепко держащиеся за свои кресла, и которые хотят получать ордена и премии, а это зависело от руководителей промышленности.

 Такие конфликты назывались москвичами «неумением работать с промышленностью». Покочевряжившись для вида, московские начальники на самом высоком уровне подписывали очередное совместное решение, и изделие с дефектом получало путёвку в жизнь. Если подписывал зам. главкома, то единственное, что считалось самым важным, был уровень подписывающего со стороны промышленности.

 Всё это разлагающе действовало на офицеров в военных представительствах. Я не говорю уже о разных московских начальственных просьбах – приказаниях, с которыми приходилось военным представителям идти на поклон к директору завода,  и от которого, естественно, поступала контр-просьба, связанная с продукцией.

 Точно так же происходило и при создании новых видов вооружения. Чему удивляться, что было столько неудачных пусков «Булавы». Никогда цикл отработки нового изделия не выполнялся полностью от сих до сих, всегда что-то совмещалось, сокращалось. В. Рязанцев абсолютно прав, когда говорит об этом.

 Когда-то, в далёкие времена, я вёл для себя статистику отказов продукции, которую выпускал наш завод. Так вот, бывали периоды, когда ни на одном флоте, ни на одном корабле, где находились эти установки, они не работали.

 После службы мне довелось поработать с датчанами по созданию совместного российско-датского промышленного предприятия. Увидев их техпроцессы, и ознакомившись с работой датских рабочих, инженеров и конструкторов, я был просто потрясён. Ни о каком отступлении от конструкторской документации речь вообще не шла.

Прав вице-адмирал, что расследованием аварий на флоте занимаются заинтересованные стороны, заинтересованные в том, чтобы, как говорится, не оказаться крайними.
Совершенно прав он и в том, что никогда, ни один корабль, и ни один комплекс вооружения не принимались в эксплуатацию без последующих доработок.

 Ярким примером для меня была передача флоту ракетно-артиллерийского корабля «Современный» с невероятным количеством недоделок и недоработок.

Свою книгу вице-адмирал В. Рязанцев заканчивает словами: «Уверен в том, что Россия возродит свою былую морскую славу». Присоединяясь к этому пожеланию, добавлю: «А ещё хорошо, чтобы войны не было».

На снимке: американская торпеда Mark 48